Текст книги "Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура"

Свободный труд

Труд, как учит ныне либеральная экономическая теория, основные идеи которой были заложены в XIX веке, свободен и подчиняется лишь рыночным законам спроса и предложения. Людей не заставляют работать, они реагируют на стимулы. Если это должно описывать реальность, то уже для XX века требуются оговорки. Советский ГУЛАГ, его китайский аналог и лагерная система национал-социалистов были крупнейшими комплексами принудительного труда, известными в истории. Лишь за несколько последних десятилетий мир практически освободился от таких огромных систем принудительного труда, хотя в процессе глобализации набирают вес новые формы навязанной работы, иногда обозначаемые как «новое рабство». XIX век и в этом отношении был переходной эпохой. Он положил начало исторически новаторской тенденции к свободному труду. Определить «свободный» труд более или менее четко можно лишь формально-юридически. С этой точки зрения под ним следует понимать регулируемые договором отношения без непосредственного внешнего давления, при которых исполнитель передает работодателю за денежное вознаграждение, обычно на определенное время, право использовать свою рабочую силу. Эти отношения могут быть в принципе разорваны с обеих сторон и не подразумевают для работодателя никаких дополнительных прав на личность наемного работника.

Такое понимание труда к 1900 году стало для большей части мира самоочевидным. В 1800 году оно еще таковым отнюдь не являлось. То же самое можно сказать, если прибегнуть к более широкому, выходящему за рамки наемного труда определению: свободный труд – это труд без ограничения гражданской свободы и физической автономии работника. В раннее Новое время рабство (в различных его многочисленных формах) было важным социальным институтом для половины мира: в Северной и Южной Америке, включая Карибы, в Африке и на всем мусульманском пространстве. Преимущественно свободными от рабства были Китай, Япония и Европа, – последняя, однако, активно практиковала рабство в Новом Свете. Если в основу положить более общее понятие кабальной зависимости (servitude), то диапазон случаев существенно расширяется. Servitude помимо 1) рабства включает как минимум еще четыре формы: 2) крепостную зависимость (serfdom); 3) индентуру, или добровольное договорное рабство (indentured service); 4) долговую кабалу (debt bondage); 5) принудительный труд в исполнение наказания (penal servitude)199199
  Систематика приводится по: Bush, 2000.


[Закрыть]. Эти термины, несмотря на их универсальную применимость, – западные в том смысле, что в других социальных контекстах различия между категориями менее четкие, чем в Европе, которая от столетия к столетию проходила школу приучающего к однозначности римского права. В Южной Азии, например, переход от разных оттенков зависимости к открытому рабству был гораздо менее определенным.

Однако почти во всем мире присутствовала хотя бы одна из этих базовых форм. Хотя в Европе к 1800 году практически не осталось долговой кабалы (зато быстро можно было попасть в долговую тюрьму), в ней по-прежнему присутствовала крепостная зависимость. Тогда как в Индии наоборот. Австралия вначале вообще представляла собой не что иное, как каторжную колонию. К 1800 году, после высоко поднятого Французской революцией факела свободы, формы юридически санкционированной несвободы в целом отнюдь не были отвергнуты. Основные либеральные государства с конституционными политическими системами, такие как Франция или Нидерланды, отменили рабство в своих колониях только в 1848 и 1863 годах соответственно: Франция в ходе новой революции, Нидерланды же потому, что плантации в Суринаме грозили потерять прибыльность, а восполнение численности обращенного в рабство населения было сопряжено с трудностями. Извилистый, c остановками и движением вспять (например, возобновление рабства во французских колониях Наполеоном Бонапартом в 1802 году) процесс утверждения «свободного» труда оказался сложным. В европейско-атлантическом пространстве, где его реализация была особенно необходимой, этот процесс можно разложить на несколько линий.

Рабство 200200
  В иной перспективе эта тема освещается ниже.


[Закрыть]

В ранее Новое время европейцы возродили в широком масштабе уже практически исчезнувшее на Западе рабство в своих американских колониях, выстроив на этой основе чрезвычайно эффективную плантационную экономику. Обращенную в рабство рабочую силу стали брать из Африки – после того, как местное туземное население различных регионов Америки погибло или оказалось неподходящим для тяжелого труда, а эксперименты с рабочей силой из европейских низов провалились201201
  Eltis, 2000, в особенности 137 et passim.


[Закрыть]. Тропическая и субтропическая плантационная экономика занималась производством товаров для европейского люксового потребления: сахара, табака, а также хлопка – главного сырья для европейской и американской ранней фазы индустриализации. Впервые критика рабства и трансатлантического рынка рабов, к которому были привязаны перемалывавшие людскую силу плантации, возникла среди протестантских нонконформистов, прежде всего квакеров. Из нее по обе стороны Атлантики выросло широкое движение аболиционизма202202
  К противоречивой дискуссии об этом см. работу одного из основных современных исследователей рабства: Davis, 2006, гл. 12–13. В качестве живого, хотя и наивного описания: Hochschild, 2005.


[Закрыть]. Своего первого двойного успеха аболиционизм добился в 1808 году, когда одновременно (и независимо друг от друга) Великобритания и США объявили международную работорговлю вне закона. С этого момента США прекратили ввоз рабов; Великобритания закрыла свои колонии для новых поставок рабов, запретила работорговлю на британских судах и оговорила себе право применять военно-морской флот против транспортов работорговцев из третьих стран.

Однако рабство после этого не исчезло. Первым оно было уничтожено в Сан-Доминго на Гаити в ходе революции 1791–1804 годов. Во всех прочих случаях оно прекратилось не вследствие революций рабов, а под давлением либеральных общественных сил в колониальных метрополиях. Признание рабства вне закона в европейских колониях началось с 1834 года в Британской империи и закончилось в 1886‑м на Кубе. В латиноамериканских республиках рабство было отменено уже во время борьбы за независимость; однако ни в одной из этих стран рабы не составляли сколько-нибудь заметной части населения. В Бразилии последних рабов освободили в 1888 году. В США этот процесс растянулся более чем на восемьдесят лет. В 1780 году против рабства выступила Пенсильвания – первой из североамериканских колоний. В последующие десятилетия все северные штаты один за другим приняли соответствующие законы. Одновременно в южных штатах система рабовладения консолидировалась, а ее экономическая роль достигла в ходе мирового хлопкового бума кульминации. Вопрос о распространении рабства на присоединяющиеся части федерации на западе стал центральным пунктом дебатов по внутренней политике и в 1861 году привел к отделению южных штатов и началу Гражданской войны, по итогу которой рабы в США законодательно получили свободу.

Там, где миллионы африканских рабов трудились в наиболее динамичных секторах экономики, рабство никак не могло стать исчезающим реликтом раннего Нового времени. В южных штатах США, в Бразилии, на Кубе и на некоторых других Антильских островах рабство являлось базовым социальным институтом. В принципе это были рабовладельческие общества, в которых взаимоотношения хозяев и рабов определяли и все бытовые аспекты, и общественное сознание. Как бы ни понимать рабство, оно являлось всеобъемлющей формой существования; рабы не могли выразить себя как-то иначе, и то же самое относится к рабовладельцам, которые обязаны своим более или менее роскошным уровнем жизни рабству. Но в своей основе рабство в евроатлантическом мире было формой трудовых отношений и рассматривается поэтому в данной связи.

Рабы в понимании римского права, определявшего евроатлантическое пространство, – вещная собственность своих хозяев. Хозяин был вправе неограниченно по времени распоряжаться рабочей силой рабов и принуждать к этому силой. У него не было никаких обязательств по вознаграждению или питанию рабов. Общие законы страны рабов не касались вовсе или касались со значительными ограничениями. Поэтому, как правило, рабы были беззащитны перед властью владельца. Их разрешалось продавать третьим лицам невзирая на семейные связи – эта практика описана в «Хижине дяди Тома» (1851–1852), бестселлере Гарриет Бичер-Стоу, который произвел в свое время шокирующий эффект. Статус раба обычно распространялся на всю жизнь и часто переходил также на детей рабынь. Сопротивление и бегство рассматривались как преступные акты и наказывались жесточайшим образом. Это базовая модель трансатлантического рабства: необыкновенно жесткая и бесправная в контексте мировой истории форма зависимости. Историки давно спорят о том, действительно ли реальные условия жизни рабов соответствовали самым экстремальным вариантам этого статуса. Если аболиционисты из‑за нравственного неприятия и тактической необходимости представляли рабов исключительно объектами, то новые исследования продемонстрировали культурное разнообразие жизни рабов в их сообществах; по мнению авторов, даже в рабстве существовало пространство для действий и персонального жизненного выбора203203
  Первопроходцем и классиком здесь остается этот автор: Genovese, 1974.


[Закрыть]. И тем не менее остается решающий факт: в первой половине XIX века, а в некоторых случаях даже позже, на Западе (но не в Восточной Азии) миллионы людей работали в условиях, которые не могли бы более радикально отличаться от свободного труда, провозглашаемого в ту же эпоху либерализмом в качестве нравственного и экономического идеала. Эти люди были заняты отнюдь не в архаических или отсталых отраслях соответствующих национальных экономик. Сегодня можно считать доказанным, что рабовладельческие плантации и в Карибском регионе накануне отмены рабства Британией, и в южных штатах США перед Гражданской войной были эффективной, выгодной, а следовательно, экономически рациональной формой производства204204
  В качестве итога дебатов ср.: Smith M. M., 1998.


[Закрыть]. Путь в царство свободы из рабства не был коротким и прямым. Освобожденный росчерком пера бывший раб отнюдь не получал в это же мгновение новые содержательные права и средства к существованию. И де-факто рабы нигде не становились полноправными гражданами сразу. В колониях они оставались вначале политически неполноправными колониальными подданными, как и их прежде свободные соседи, хотя в британских владениях у них имелись определенные возможности легального представительства интересов. К 1870 году во всех федеральных штатах США было введено всеобщее избирательное право для мужчин без различия цвета кожи. Но на Юге с 1890‑х годов это право практически полностью обесценилось из‑за дискриминирующего особого законодательства (запутанные условия для регистрации, имущественный и образовательный ценз и тому подобное)205205
  Cooper, Terrill, 1996², V. 2, 517–519.


[Закрыть]. Должно было пройти еще целое столетие после Гражданской войны, чтобы чернокожие американцы на практике отвоевали для себя основные гражданские права. В большинстве случаев освобождения рабов бывшие рабовладельцы получили компенсации: например, в переходное время бывшие рабы по-прежнему выполняли определенную часть работ. Нередко государство собирало также большие суммы выкупных платежей.

Только в США конец рабства сопровождался военным поражением рабовладельческих элит206206
  См. также главу X данной книги.


[Закрыть]. Последствия здесь больше всего походили на социальную революцию с наказанием в форме конфискации частной собственности. Но даже в США освобожденные рабы не превратились сразу в свободных наемных рабочих в промышленности или в самостоятельных мелких крестьян на собственной земле. Крупные плантации сменились преимущественно арендованным (share-cropping) издольным земледелием, при котором плантатор по-прежнему оставался собственником земли, и экс-раб на правах дольной аренды должен был делить с ним плоды своего труда207207
  См. системный анализ: Byres, 1996, 282–336.


[Закрыть]. Таким образом, в целом плантаторская аристократия южных штатов потеряла право владения людьми, но не землю и не прочие материальные ценности. Так рабы на плантациях превратились в безземельную и к тому же дискриминируемую белыми по расовому признаку массу, едва сводившую концы с концами при дольной аренде и наемной работе. Вскоре к этой массе присоединились белые бедняки (poor whites), классовые и расовые границы перемешались208208
  Судьбы таких безземельных (rural dispossessed) белых и черных эмоционально представлены в: Jones J., 1992.


[Закрыть]. На Гаити плантации были физически уничтожены уже в ходе революции, и вся сахарная экономика ранее исключительно прибыльной колонии развалилась. До сих пор для страны осталось характерным мелкое крестьянское хозяйство на частных наделах. На Британских и Французских Карибах крупное сельскохозяйственное производство также не могло развиваться в той же форме без проблем. На некоторых островах плантаторам удалось сохранить за собой сахарные плантации, однако вместо бывших рабов там теперь трудились вновь нанятые кули из Индии. Как правило, рабы становились крестьянами-надельщиками, будучи в менее дискриминационном положении – хотя бы с минимальными гарантиями британского права – по сравнению с освобожденными рабами на Юге США209209
  Ward, 1985, 31 et passim.


[Закрыть].

В целом опыт эмансипации рабов показал, что свобода – это не вопрос «все или ничего». Свобода имела разные формы и градации. Вопрос о том, свободен человек или нет, был чисто академическим в сравнении с более реалистичным вопросом: насколько он свободен, как он может использовать свободу и чего он по-прежнему или заново лишен?210210
  Ср. замечательное сравнительное исследование: Scott, 2005.


[Закрыть] Огромная разница состояла и в том, «отпущены ли» рабы на свободу без всякой поддержки, как в Бразилии, или кто-то бескорыстно принимает в них участие. Освобожденные рабы были слабыми и крайне уязвимыми людьми без союзников в обществе, им требовалась начальная амортизация в нелегких условиях борьбы за существование в рыночной экономике.

Крепостные

В самóй христианской Европе, по крайней мере севернее Альп, рабство исчезло начиная со Средневековья. Характерной формой несвободного труда было крепостничество211211
  Мы опускаем сложный вопрос о терминологической связи с поместным землевладением (Gutsherrschaft), которое с 1570 года постепенно утвердилось в качестве господствующей формы аграрных отношений восточнее Эльбы.


[Закрыть]. К началу XIX века эта институция все еще продолжала существовать – прежде всего в России, где в XVIII веке крепостные отношения даже ужесточились. Вот примерный порядок цифр. В 1860 году в США было около 4 миллионов человек со статусом раба, это 33 процента населения южных штатов и 13 процентов от общего населения США. Доля рабов в населении Бразилии достигла своей кульминации в 1850‑х годах, составляя около 2,25 миллиона человек, или 30 процентов населения в целом; в демографическом отношении близко к Югу США212212
  Berlin, 2003, Таб. 1 (Приложение); Drescher, Engerman, 1998, 169 et passim.


[Закрыть]. Численность крепостных в Российской империи, которые, кстати, присутствовали почти исключительно в Европейской части России, была выше: к 1858 году насчитывалось 11,3 миллиона частновладельческих (помещичьих) крепостных и 12,7 миллиона так же не слишком свободных государственных крестьян. Крепостные составляли около 40 процентов мужского населения России, а если добавить государственных крестьян – более 80 процентов213213
  Kolchin, 1987, 52 (Таб. 3).


[Закрыть]. Главное демографическое различие между Россией и юными штатами США той же эпохи состояло в концентрации крепостных. В России не считалось необычным, если к одному поместью прикреплено несколько сотен крепостных, в США же плантации такого размера встречались скорее редко. Кроме того, в гораздо более урбанизированных южных штатах намного большей была доля белых, вообще не владевших рабами. Многие держали лишь несколько рабов, например в домашнем хозяйстве. В 1860 году всего 2,7 процента рабовладельцев южных штатов имели более 50 рабов, тогда как 22 процента российских помещиков в то же время владели более чем сотней крепостных214214
  Ibid., 54 (Таб. 5, 6).


[Закрыть].

Крепостные не были рабами215215
  Ср.: Bush, 2000, 19–27; Engerman S. L. Slavery, Serfdom and Other Forms of Coerced Labour: Similarities and Differences // Bush, 1996, 18–41, здесь 21–26.


[Закрыть]. В России они, как правило, опирались на определенные права на землю и могли наряду с работой в поместье вести собственное хозяйство для самообеспечения. Поскольку обычно это были местные крестьяне, типичного крепостного не вырывали, в отличие от раба, из привычного мира и не увозили на дальнее расстояние. Крепостные оставались внутри крестьянской культуры и жили собственной деревенской общиной. Работа мужчин и женщин при крепостном праве функционально разделялась более четко, чем у рабов. Крепостные имели доступ к помещичьему судопроизводству, тогда как у рабов обычно вообще не было права обращаться в какой-либо суд. В европейском правовом поле за крепостными признавались определенные обычные права, рабы такими правами не пользовались. Если резюмировать, крепостной был крестьянином, а раб нет. Воздействие двух различных систем на общество нельзя сравнивать в целом. Рабство теоретически было более жестким, чем крепостничество, но необязательно оказывалось таковым в каждом конкретном случае. Крепостных в узком смысле слова, то есть наследственных подданных по русскому обычаю, могли продать, подарить, проиграть за карточным столом. Не были они и привязаны к своему наделу (an die Scholle gebunden), то есть в принципе оставались мобильными – и, таким образом, ими можно было распоряжаться с такой же легкостью, как и американскими рабами.

Преодоление обеих систем протекало абсолютно синхронно. Поэтому их можно рассматривать как две линии общего процесса, пусть и не глобального, но обнимавшего пространство между Уралом и Техасом. Российское крепостничество также было выгодным и в экономическом отношении могло бы существовать дальше. Ни в той, ни в другой стране капитализм еще не стал настолько силен, чтобы выступить в роли главной противоборствующей силы, хотя представители нового либерально-капиталистического мышления ожидали, что способы производства, основанные на принудительном труде, вскоре достигнут потолка возможностей своего развития. В Западной Европе, в северных штатах США и в общественном мнении Российской империи, которое преимущественно ориентировалось на западные цивилизационные модели, к середине XIX века господствовало общее убеждение: в современном мире перманентное невольничество людей, не повинных ни в каких преступлениях, является реликтом ушедших эпох. Отмена крепостного права царским манифестом в 1861 году стала в российских условиях почти столь же революционным шагом, как Прокламация об эмансипации Авраама Линкольна от 1 января 1863 года, хотя манифест имел не столь явную направленность против владельцев крепостных, а условия его реализации вырабатывались при их содействии.

К моменту освобождения будущие перспективы для освобожденных чернокожих в США представлялись намного более предпочтительными, чем для крепостных в России, поскольку победивший Север провозгласил политику Реконструкции Юга, которая должна была помочь бывшим рабам обрести свое место в обществе. В сравнении с этим отмена статуса крепостного представляется скорее постепенным и медленным процессом. Она лишена радикальной простоты американской перезагрузки, основанной на общих, единых для всех принципах, и представляет собой запутанную, состоящую из малопонятных формулировок конструкцию из дифференцированных по времени и территориям обязанностей и прав, юридическое применение которых в тенденции было направлено не в пользу крестьян216216
  Kolchin, 2003, 98 et passim.


[Закрыть]. Бывшие владельцы российских «душ» получали щедрую компенсацию, а освобожденные крестьяне – целый ряд ограничений, которые по-прежнему отягощали им жизнь. Лишь в 1905 году под давлением революции манифестом было объявлено об отмене выкупных платежей, а в 1907‑м были отменены последние долги217217
  В 1906 году выкупные платежи уменьшались в два раза, а с 1907 года полностью отменялись (Лосинский А. Е. Выкупная операция. СПб., 1906). – Прим. ред.


[Закрыть].

Но из перспективы, скажем, 1900 года оба процесса освобождения отличались друг от друга меньше, чем можно было ожидать в середине 1860‑х. Они подтверждали правило: там, где отменяется рабство и крепостничество, на их месте сразу появляются не равенство и благосостояние, а новые, хотя, возможно, и не столь тягостные формы зависимости и бедности. В США задуманная с благими намерениями Реконструкция Юга через несколько лет была подорвана, и политическое господство плантаторов восстановилось. Бывших рабов не наделили собственной землей – и теперь это аукнулось, тогда как в России крестьяне добились прав примерно на половину земли, которая прежде находилась во владении помещиков. Россия, таким образом, «окрестьянилась», и на место прежнего «крестьянского вопроса» пришли новые, тогда как американские бывшие рабы шанса стать крестьянами не получили. В XX веке, начиная со столыпинской аграрной реформы, потянулась цепь экспериментов по разрешению крестьянского вопроса – как правило, не в пользу самих крестьян. Нерешительные шаги, направленные на становление средних и крупных аграрных хозяйств, резко прервала коллективизация, начавшаяся после 1928 года218218
  Kolchin, 1987, 359–375; Idem. After Serfdom: Russian Emancipation in Comparative Perspective // Engerman, 1999, 87–115.


[Закрыть]. Освобождение крестьян в 1861 году не стало также и культурной революцией. Оно не коснулось далеко не идиллических условий на селе, не смягчило жестокие нравы и мало что изменило в смысле повышения уровня образования и уменьшения потребления алкоголя в российской деревне. Так что называть реформу 1861 года «эмансипацией» в пафосном стиле западноевропейского Просвещения было бы преувеличением. На Юге США бывшие рабы после окончания Реконструкции также практически не получили поддержки в получении школьного образования.

Освобождение крестьян

В либеральном понимании русский крепостной был несвободен в двояком смысле: с одной стороны, он являлся объектом владения господина, с другой – был связан коллективизмом деревенской общины. В 1861 году разорвалась первая из этих связей, в 1907‑м – вторая. Для остальной Европы сложнее определить, от чего именно освобождали крестьян. Попытки определить типы (например, характеризуя крепостничество как российское) не должны привести к упрощенному разделению на свободный Запад и порабощенный Восток. Существовали градации несвободы, которыми нельзя пренебречь в поисках даже самых общих тенденций. Так, положение среднего крестьянина в середине XVIII века в Гольштейне или Мекленбурге и в России не имело резких отличий. Еще в 1803 году публицист Эрнст Мориц Арндт использовал для описания условий на своей родине, на острове Рюген, характерное слово «рабство»219219
  Blickle, 2003, 119.


[Закрыть]. Выражение «освобождение крестьян» в целом обозначает долговременный процесс, в результате которого к 1870‑м годам, самое позднее к 1900 году, европейские крестьяне по большей части стали теми, кем они не были столетие назад: полноправными гражданами; согласно соответствующим национальным параметрам, полностью дееспособными экономическими субъектами с неограниченной свободой передвижения; налого– и арендоплательщиками, не обязанными никому внедоговорными (и тем более неизмеренными, то есть неограниченными) трудовыми услугами. Такая свобода не обязательно связывалась с собственностью на землю. Английский арендатор жил лучше североиспанского крестьянина-собственника. Решающим было распоряжение землей на выгодных хозяйственных условиях. Это могло обеспечиваться и при долгосрочной подтвержденной аренде, но не тогда, когда землевладелец, пользуясь переизбытком рабочей силы, сталкивал мелких арендаторов друг с другом, задирая планку арендных обязательств. Такая обдираловка (rack renting) выступала, однако, в Европе или в Китае модерным методом, с которым имели дело абсолютно свободные крестьяне. Исчезновение остатков «моральной экономики» (moral economy), еще включавшей определенные патриархальные обязанности попечения, тесно связывало существование крестьянской семьи с рыночными реалиями – если только правительства не проводили «аграрную политику» в защиту крестьянства, как это до сих пор происходит в Европе.

Освобождение крестьян стало общеевропейским процессом, который с правовой точки зрения продолжался до указа об освобождении 1864 года в Румынии, а с фактической – значительно дольше. Некоторые регионы Европы из этого процесса выпали. Так, в Англии еще в результате огораживаний XVIII века, как саркастически замечал Макс Вебер, «земля была освобождена от крестьян»220220
  Weber, 1981⁴, 106.


[Закрыть]. В XIX век английская социальная структура в деревне вошла трехступенчатой: она состояла из крупных помещиков, крупных арендаторов и наемных рабочих. Похожим образом дела обстояли в Западной Андалузии, где на крупных латифундиях, отчасти существовавших еще в Средневековье, работали jornaleros – поденщики, составлявшие три четверти крестьянства221221
  Ruiz T. F. The Peasantries of Iberia, 1400–1800 // Scott T., 1998, 49–73, здесь 64.


[Закрыть]. Освобождение крестьян означало адаптацию сельского общества к всеобщим социальным и политическим ролям, которые только-только намечались. Крестьянское сословие лишилось своего особого характера. Какие силы стояли за этим процессом, более или менее понятно. В меньшей степени прояснены специфика смешанных связей и вопрос первопричин. Джером Блюм, большой знаток темы в общеевропейской перспективе, видит в освобождении крестьян, начиная с первого закона об освобождении в герцогстве Савойя в 1771 году, последний триумф просвещенного абсолютизма222222
  Blum, 1978, 373.


[Закрыть]. Неабсолютистские правительства, по его наблюдениям, инициировали и проводили освобождение лишь в исключительных случаях – например, в революционной Франции. Но именно Французская революция, экспортированная благодаря Наполеону, дала во многих случаях импульс инициативам государства. Часто военные поражения заставляли монархические режимы уделить внимание крестьянскому вопросу. Пруссия отменила крепостное право в 1807 году – после поражения от Франции. Позднее неудача в Крымской войне стала триггером программы реформ в России, в число которых входило и освобождение крестьян, а американская Гражданская война обусловила освобождение рабов.

Общий процесс освобождения крестьян подкреплялся и из других источников; прежде всего его питало распространенное задолго до Французской революции стремление к свободе крестьян, которые уже при сковывающих «феодальных» условиях разных Старых режимов отвоевывали себе пространство для свободы действий223223
  Это основная линия аргументации содержится в работе: Blickle, 2003.


[Закрыть]. Страх перед крестьянскими волнениями не ослабел и в XIX веке; он был параллелен страху американских плантаторов перед восстаниями рабов, которых можно было опасаться в фарватере кровавой революции на Гаити и которые действительно произошли на Ямайке в 1816 году и в Вирджинии в 1831‑м (восстание Ната Тёрнера). Освобождение крестьян почти всегда являлось реформаторским компромиссом. Французское радикальное решение вопроса путем отчуждения земли у помещиков-аристократов в других случаях не повторилось. Землевладельческие классы смогли пережить освобождение крестьян, и если к рубежу XIX–XX веков в национальном политическом и общественном спектре большинства европейских стран они занимали более слабую позицию, чем столетием ранее, то это было редко связано с потерей землевладельческих привилегий. Для некоторых землевладельцев пространство для действий стало более широким, а альтернативы – более определенными: заняться крупным агропромышленным производством на собственной земле или ограничиться пассивным существованием рантье. В удивительно схожие процессы европейского освобождения крестьян вплетались и другие намерения и интересы: уже до Французской революции австрийская коронная администрация пыталась расширить долю государства в крестьянском прибавочном продукте за счет дворянства. Тогда, как часто и впоследствии, подобные стратегии разрабатывали и претворяли в жизнь в основном представители не зависящего от земли чиновного дворянства. Но при особых условиях на путь реформ могли встать и члены землевладельческой элиты – прежде всего в том случае, если они искали политической поддержки крестьянства, как, к примеру, в Польше в борьбе против последствий разделов или в венгерском сопротивлении против Габсбургов.

Наконец, новые рамочные условия создавало общественное развитие. Крепостное право, особенно «второе» издание крепостничества в Восточной Европе, как и плантационное рабство в Новом Свете, было прежде всего реакцией на нехватку рабочих рук. Быстрый демографический рост в Европе XIX века устранял эту проблему. Одновременный рост городов и начинавшаяся индустриализация создавали для сельского населения новые возможности занятости. Рынки труда, таким образом, делались более гибкими и все меньше нуждались в стабилизации насильственными мерами, реализация которых становилась идеологически все проблематичнее. Благодаря освобождению крестьян в тех странах, в которых в XVIII веке все еще существовали формы «феодальной» зависимости, широкие массы сельского населения получили свободу от неэкономических обязательств перед своим господином. Результаты оказались разными. Во Франции улучшение положения крестьян было наиболее очевидным. Сравнительно неплохо обстояли дела в Австрии. Пруссия и Россия сделали для своих крестьян гораздо меньше уступок. На другом конце шкалы – Померания, Мекленбург и Румыния, где положение крестьян в конце XIX века в сравнении с его началом продвинулось несущественно. Самыми большими «неудачниками» наряду с дореволюционным французским дворянством оказались миллионы людей в Европе, которые не смогли вырваться из положения безземельного батрака. Гораздо меньше пострадали бывшие господа и владельцы людей. Выиграла бóльшая часть крестьян и, безусловно, государственная бюрократия. В финале освобождения европейских крестьян их отношения с государством стали более непосредственными, но при этом они не стали государственными крестьянами. «Старая» свобода европейских крестьян переживалась в деревне и в отношении к помещику; «новая» свобода XIX века не могла перешагнуть рамок, которые ставило регулирующее государство. Даже самые убежденные либералы со временем осознали, что ни один рынок не требует политического урегулирования в такой степени, как аграрный. Так в последней четверти XIX века родилась аграрная политика, от которой с тех пор зависит крестьянское существование в Европе.