Текст книги "Цена познания"

К чему я приплел книгу? И что он знает? Он должен что-то знать, иначе он бы не стал говорить со мной сам. Тем более так говорить.

– Ну что ж, если вы уверены в том, что эти моменты единственные, мне остается только вас поздравить. Вы, несомненно, образцовый актер.

Я стиснул зубы. Если я сейчас промолчу, то этим признаю, что в чем-то виноват.

– На что вы намекаете?

– Я? – очень естественно удивился он. – Разве я на что-то намекаю?

– Вы говорите со мной так, как будто я нарушил свои обязанности. Но я знаю, что никоим образом их не нарушал.

– Да-да, – сказал он, – конечно, вы ничего не нарушили.

– Тогда что вы имели в виду?

– А вот что, – угрожающе сказал он изменившимся голосом. – Впрочем, нет… – его голос снова стал бархатным. – Позвольте мне рассказать вам одну занятную историю. Лет пять назад один из моих исследователей пришел ко мне с очень дельной идеей. Он предлагал усовершенствовать устройство, которое мы используем для связи с актерами, и превратить его в радиомаяк. Таким образом, мы бы могли не только общаться с любым актером, но и в любой момент знать его местонахождение с точностью до полуметра.

Он помолчал.

– Несмотря на очевидные преимущества этого усовершенствования, я принял решение не использовать его. Электромагнитные волны, излучаемые подобным устройством, представляли собой потенциальную опасность для человеческого мозга. Хотя угроза эта была чисто теоретической и существование подобного вреда никогда не было доказано, мы отказались от такого подхода. И я ни разу не испытывал сожалений по этому поводу.

Тесье опять умолк. Я представлял его себе – уверенного, властного, спокойного… и готового взорваться в любой момент. И в эту минуту я ненавидел его.

– Сегодня я впервые пожалел об этом решении. Человек, пренебрегающий элементарными правилами, которым он добровольно обязался следовать… человек, который регулярно подвергает риску многолетний эксперимент… человек, который плюет на благо всего человечества… такой человек не заслуживает подобной поблажки. Вы знаете, о каком человеке я говорю?

Теперь молчал я. Меня всего распирало от злости, но я крепился. Какой пафос! Какое лицемерие! Прямо мать Тереза, а не хладнокровный экспериментатор, ставящий опыты над беззащитными людьми!

– Думаю, что знаете, – все так же холодно и спокойно произнес Тесье.

Конечно, я знаю. Но неужели ты думаешь, что я скажу? Не пойман – не вор…

– Не понимаю, о ком речь, – в тон ему сказал я.

– Я так и думал, – с каким-то едва заметным удовлетворением ответил Тесье. – Ну что ж, простите за беспокойство.

– Ничего страшного, – учтиво отозвался я, стараясь скрыть торжество. Похоже, пронесло.

– У меня к вам только одна просьба… – продолжил он. – Будьте осторожны! Поймите, что в следующий раз мы вас все-таки поймаем! Прекратите ставить эксперимент под угрозу! Не лезьте в постель к той актрисе, которая через месяц заменит нынешнюю Восьмую.

Если бы он сказал: «Постарайтесь не кричать, когда в вашу комнату пойдет иприт», мне было бы легче.

Я напрягся, как от удара. Это блеф… Им ничего не известно… Он просто пытается меня запугать…

– Почему вы говорите мне об этом? – я сам удивился тому, насколько спокоен был мой голос.

– Потому что с нас хватит одной беременной женщины. Отныне вам придется сдерживать свое либидо.

Я почувствовал, что мой лоб покрывается испариной. Этого не может быть. Та ночь? Мари была уверена, что все в порядке…

– Видимо, у вас больше нет вопросов, – сказал Тесье. Теперь в его голосе явно слышалось удовлетворение. – Спокойной ночи. Возвращайтесь в образ Пятого.

– Стойте, – тихо сказал я. – Откуда вы знаете, что она беременна?

Тесье молчал.

– Откуда вы знаете, что она беременна? – настойчиво повторил я.

Молчание.

– Откуда вы знаете… – начал я, забывая обо всем.

– Хватит! Теперь вопросы буду задавать я, – сказал он. В голосе его появились металлические нотки. – Мы знаем, и если бы вы были поумнее, то догадались бы откуда. Но в особом уме вас заподозрить нельзя. Женщина, с которой вы спали, невзирая на запреты, беременна. Обсуждать здесь нечего. Теперь нам надо удалить ее из эксперимента таким образом, чтобы ничем не нарушить его ход. С вами я говорю только затем, чтобы предупредить об этой замене и о том, что больше нарушений я не потерплю. Забудьте о Восьмой и обо всех остальных женщинах. Станьте, наконец, Пятым! И оставайтесь им. Остальное – не ваша забота. Это все.

– Я хочу знать, что произойдет с Мари, – медленно сказал я. Выкручиваться теперь не имело смысла.

– А меня не интересует, что вы хотите знать, – отрубил Тесье. – Знайте свое место. Это все, что от вас требуется.

– Что вы собираетесь делать с Мари? – повторил я, игнорируя эту грубость.

– Что будем делать? – переспросил он, – А что мы можем делать, по вашей милости? Хорошо было бы сделать аборт.

Я вздрогнул всем телом.

– Но кто-то все равно должен заменить ее во время операции, а кроме того, она вряд ли согласится. Так что нам придется срочно искать замену и готовить ее по ускоренной программе. Потом мы их поменяем, и ваша Мари отправится рожать. Денег у нее хватит на самый хороший госпиталь. Мы о ней позаботимся.

Его «позаботимся» прозвучало как обещание. Я мог только представлять себе, насколько страшной будет эта забота.

– Что касается вас, то я с радостью отправил бы вас восвояси. Но, к сожалению, это не так просто сделать. Запасная актриса на роль Восьмой была неплоха, и за месяц мы доведем ее до ума. Ваш же напарник был безнадежен, поэтому пока мы вынуждены довольствоваться вашими услугами. И имейте в виду: если вы попытаетесь хоть чем-то навредить, вы будете жалеть об этом до конца своих дней.

– Не смейте ничего делать с Мари, – повторил я, закрывая глаза. – Не смейте.

– Да что вы заладили свое? – с раздражением сказал Тесье. – Что мы с ней можем сделать? Она уйдет точно так же, как и все актеры, у которых истекает контракт. Ничего особенного ее не ждет. Конечно, она была здесь только треть срока, так что все будет пропорционально …

«Она уйдет»… «мы позаботимся»… «пропорционально»… Даже в этой гладкой лжи сквозит угроза. Как мне узнать, что они собираются с ней делать? Да какая разница, что именно они сделают. Ясно, что они не собираются выпускать ее. Что делать? Что я могу сделать?!

– Почему вам надо ее удалять? Разве вы не можете добавить одного ребенка?

– А, это будет ваш вклад в эксперимент? – саркастически осведомился Тесье. – Да, теоретически мы можем ввести ребенка в окружение подопытного. Но что вы прикажете делать, если ваш младенец заболеет и умрет? Весь эксперимент и так уже находится под угрозой в результате ваших сексуальных похождений. Только не хватало, чтобы Восьмую стало тошнить от нашей еды.

«От нашей еды»… я чувствовал, что еще немного – и я сам взорвусь.

– А если вдруг выкидыш… – продолжал он, как бы размышляя – Какая глупость! – сказал он вдруг с чувством. – Да вы представляете себе, что. вы натворили? Если что-нибудь произойдет при подопытном…

И тут у меня отказали какие-то внутренние тормоза.

– Перестаньте мне пудрить мозги со своим экспериментом! – заорал я, уставясь в стенку. – Можно подумать, мне неизвестно, что никакого подопытного не существует! Мне все равно, что вы тут делаете, но если хоть что-нибудь произойдет с Мари, вы об этом пожалеете!

И неожиданно Тесье умолк.

– Что вы сказали? – спросил он мгновение спустя.

Я перевел дух. Действительно, что я сказал?

– Я вас правильно понял: вы считаете, что подопытного не существует?

Только теперь я осознал, какие именно слова произнес. Что делать? Выкладывать карты на стол? Но ведь я не готов. Ничего толком не продумано. Детали не проработаны. Хорошей версии как таковой не существует… Тесье молчал. Выбора не было.

– Да, вы меня правильно поняли, – проговорил я. – Мне известно это и многое другое. Но даже не думайте о том, чтобы убрать меня. За мной стоит большая организация.

– Ах, вот как, – задумчиво сказал он. – Организация.

– Да, – подтвердил я, мысленно повторяя свои аргументы и содрогаясь от их нелепости.

– И вы можете привести хоть одно доказательство в пользу того, что вы не врете?

И я привел ему доказательства. Здесь было все – и радиометка, и мое специальное задание попасть на место Пятого, и постоянная слежка, и даже «нам известно все о Пьере Шенале». Эта была сумбурная и, наверное, достаточно неправдоподобная речь. Теперь, когда я произносил свои заготовленные фразы, они казались мне ужасно. неуклюжими. Но делать было нечего. По крайней мере, у них не было никакой возможности проверить, говорю ли я правду. А не зная этого, они не могли просто отмахнуться от моих слов.

– … поэтому я советую вам просто выпустить ее на свободу как можно скорее. А про все то, что происходит в вашем институте, мы еще поговорим, – закончил я на убедительной ноте.

Реакция Тесье была абсолютно неожиданной.

– Ну-ну, – сказал он и отключился.

Синий тамбур был пуст. Я закрыл дверь, ощутив под рукой легкий толчок замка, и огляделся. Даже если это ловушка, они хотят сохранять видимость правдоподобия до конца. Иначе бы здесь не стоял второй стул. Хорошо… Один спокойный взгляд на эту обновку, два уверенных шага вперед… Если за мной следят, они должны видеть только уверенного в себе агента. Правда, неплохо бы еще знать, как должен вести себя такой агент. Не книжный, а настоящий.

Я опустился на стул, храня на лице безразличие. Они меня побаиваются. Надо поддерживать в них это отношение. Во что бы то ни стало. Их боязнь – это моя единственная надежда. Прошло уже два дня, а с нами еще ничего не произошло. Мари в порядке, я видел ее сегодня. Что же до меня, то сегодня утром я проснулся в целости и сохранности, хотя им ничего не стоило сделать мой сон вечным. Значит, они боятся. Разумеется, они подозревают, что мой рассказ – ложь. Но одно дело подозревать, другое – знать. Я уверен, что уже второй день они мечутся в поисках решения, придумывая, как поступить с нами. Пока все остается по-прежнему. Каждый ведет свою игру. Однако теперь хитрый Тесье что-то задумал. «Вам ничего не угрожает… Мы предоставим вам доказательства». Верить ему, конечно, нельзя. Но не идти было бы глупо. Вполне может быть, что он просто хотел выманить меня в тамбур для того, чтобы убрать без лишних свидетелей. Но убрать меня можно и в спальне, а отказавшись идти, я продемонстрировал бы неуверенность и страх. В моей новой роли такие ошибки с рук не сходят. Поэтому я тут.

Как он пытался выведать, что мне известно! Три беседы, одна длиннее другой. Вкрадчивый голос, настойчиво бормочущий в голове. «Уверяю вас, вы не правы… Все не так, как вам кажется…» И вопросы, вопросы, вопросы. «Как вы пришли к подобным выводам? Что вам известно? Каким образом вы узнали о Шенале?» Мне известно многое, уважаемый вивисектор. А что не известно, то несложно угадать. Но неужели вы рассчитываете на откровенность? И я раз за разом повторял свою версию: мы знаем о вас все, мое местонахождение известно, не делайте глупостей… Надо отдать Тесье должное, глупостей оп пока не делал. Он вообще никогда их не делает.

А потом он отключался, и наступали тоскливые часы раздумий. Бесстрашный агент исчезал, и вместо него появлялся напуганный своими открытиями экс-журналист. Он терзался страхом за Мари, стискивал кулаки в приступах бессильной ярости и готов был выть от свинцового чувства неопределенности, охватывавшего все его существо. А за всем этим тихо звенела непривычная, не вяжущаяся с окружающим кошмаром мысль: «У меня будет ребенок…»

– О чем задумался?

Я вздрогнул. Вот так Джеймс Бонд. Даже не слышал, как открылась внешняя дверь.

– Я не…

Кто это? В проеме двери стоял совсем не тот, кого я ожидал увидеть. Я ждал кого угодно – Тесье, Луазо, Катру, бритоголового, даже профессионального убийцу в черной маске, но никак не этого человека. Если это действительно он.

– Так говоришь, тебя послали на мое место? – спросил мой двойник, усаживаясь на стул.

Если что-то и изменилось в нем, то это цвет кожи. Теперь oн был загоревший, словно пляжный спасатель. Все остальное осталось таким же: и спокойный изучающий взгляд, и уверенная небрежная манера сидеть, и это умение с первого слова завораживать собеседника.

Если бы не загар, я мог бы вообразить, что смотрю в зеркало. Но это не он. Двойников они создавать умеют. Хотя нет. Это может быть именно он. Ведь я не знаю, что они делают с актерами.

– Как тебя зовут?

– А ты стал неприветливым.

Он зевнул, прикрывая рот кулаком.

– Извини, перемена часового пояса. Так вот, раньше ты был гостеприимнее. Я бросаю все, лечу десять часов, не высыпаюсь – и все из-за того, что у кого-то разыгралась подозрительность. А в результате ты со мной даже не здороваешься.

– Ты тоже не поздоровался, – я уже полностью взял себя в руки.

Он улыбнулся.

– Ну что ж, привет, тезка. Давай выкладывай, что у тебя произошло.

– Как тебя зовут? – повторил я. Загоревшее отражение, сидевшее напротив, стало серьезным.

– Меня зовут Пьер Шеналь. А теперь скажи мне, каким образом ты узнал мое имя и вообще что все это значит.

Я усмехнулся.

– Тесье решил, что таким образом он добьется большего успеха? Можешь передать, что ему надо направить свои усилия в другом направлении.

– Ты не веришь, что я – Пьер Шеналь? – задумчиво спросил он.

– Нет, – ответил я. – Ты либо не он, либо человек, который когда-то был им. В любом случае, ты не тот Шеналь, который пришел сюда четыре года назад.

– Теперь я понимаю, о чем говорил Тесье, – произнес он, качая головой. – Хорошо, давай по порядку. Веришь ты мне или нет, но я – действительно тот самый человек, за которого себя выдаю. Я пробыл здесь три года, изображая Пятого. Когда мой контракт истек, меня сменил ты. Мы встречались с тобой за несколько, месяцев до этого. Потом я получил свои деньги и через месяц уехал из Франции. А два дня назад со мной связался злющий Тесье и попросил срочно прилететь сюда. Вначале я отказался, так как дела эксперимента меня сейчас не волнуют. Однако он продолжал настаивать. Пока ты мне веришь?

– Продолжай, – сухо сказал я. Он снова зевнул.

– М-да. Похоже, что ты основательно погряз в своих теориях. Короче, я не соглашался до тех пор, пока он не сказал мне, что мой последователь близок к сумасшествию и только мой приезд может спасти его, а заодно и все исследование. Этот последователь, оказывается, вбил себе в голову, что его кругом обманули и экспериментируют над ним самим и всеми актерами. Я бы махнул рукой и на это, но когда он сказал, что ты утверждаешь, что был послан чуть ли не разведкой, для того чтобы занять мое место… тут я уж не смог удержаться. В общем, не знаю, зачем ты наплел старику Леону такие страсти, но все это – полная чушь. Понимаешь?

Его уверенный голос вселял в меня больше сомнений, чем все заверения Тесье. Но ведь Зрителя действительно не существует. Даже если предположить, что все его слова – правда, Зрителя здесь все равно нет.

А раз его не существует, значит, опыт ставят над актерами. Больше ставить не над кем. Он, может быть, сам не знает, во что они его превратили.

– Как ты можешь доказать, что ты действительно – Пьер Шеналь?

– А как ты можешь доказать, что я не Шеналь? – хитро поинтересовался он. – Не знаю. Могу показать паспорт, но думаю, что для тебя это не доказательство. Могу продолжать уговаривать тебя. Могу… – он задумался, – нет, больше ничего не могу.

– Где ты сидел во время нашей встречи? – спросил я.

– Спроси что-нибудь полегче, – фыркнул он. – По-моему, в кресле. А ты на кровати.

– О чем мы говорили?

– Ты зачем-то пытался узнать, что здесь творится. Прямо сгорал от любопытства. Так же как и сейчас, – добавил он.

– А что я должен был, по-твоему, делать?

– Узнавать повадки Пятого. Ну, как еще ты меня проверишь?

Да, похоже, что это Шеналь. Те же мысли, что и в дневнике. Значит, по крайней мере, их не убивают. И даже через год они еще остаются людьми. Я почувствовал, как страх за Мари немного ослабил свою ледяную хватку.

– А почему ты так уверен, что я не оттуда? – я сделал неопределенный жест.

Он усмехнулся.

– Потому что я-то жив и здоров. А ты утверждаешь, что тебя послали после того, как я исчез. Кроме того, Тесье убежден, что ты врешь, а я ему верю. Он обычно не ошибается.

Я улыбнулся. Разговор начинал мне нравиться.

– Ты жив, с этим спорить нельзя. И я допускаю, что год назад я говорил именно с тобой. Но на твоем месте я бы не стал утверждать, что здоров.

Мой гость озадаченно посмотрел на меня.

– О чем ты?

– Что тебе известно об эксперименте? – спросил я, игнорируя его вопрос.

Он медленно покачал головой.

– Извини, об этом тебе надо говорить с Тесье. Я здесь только для того, чтобы убедить тебя в том, что тебе ничего не грозит.

– Жаль, но пока что ты не очень в этом преуспел, – сказал я. – Но если ты не хочешь говорить о том, что здесь творится, то хотя бы послушай.

Он взглянул на меня как взрослый на забавного в своей серьезности ребенка. Я терпеливо выдержал этот взгляд. Мы еще посмотрим, кто кого убедит.

– Ты уверен в том, что опыт ведется над одним человеком, не так ли?

Он кивнул.

– И этот человек тебе неизвестен. Правильно? Тебе не сообщили его имя, так же как и другим актерам.

Человек, называвший себя Шеналем, промолчал.

– Можешь не отвечать, – сказал я. – Риторический вопрос. Я знаю не только это, но и то, что ваше поколение актеров было якобы первым. Тебе сказали, что те, кто были до вас, знали его имя.

Это был удар наугад, но я был уверен, что прав. Задумчивое выражение его лица только подтвердило мой вывод.

– А знаешь ли ты, что и мне рассказали точно такую же сказку? О том, что мы – первые. О том, что мой предшественник, то есть ты, знал имя подопытного. Странный обман, не правда ли?

Тень озабоченности скользнула по его лицу.

– Они обманули нас, – продолжал я ковать железо, пока горячо. – Тебя, меня, всех. Этот несчастный ребенок, выращенный в незнании смерти – его нет и никогда не было! Мне достоверно известно, что он не существует. Вообще не существует. Именно поэтому нас и обманывают. Теперь ты веришь?

– Не понимаю, – озадаченно проговорил он. – Каким образом…

– Неважно, – оборвал я его. – Это так. Поверь мне. Этот человек выдуман специально для того, чтобы удерживать актеров в их ролях. А сам эксперимент велся и ведется над актерами. Над нами. Сначала над тобой, теперь надо мной.

Шеналь недоверчиво смотрел на меня, и было видно, что он о чем-то напряженно думает. Я понял, что попал в точку. Теперь надо было заставить его поверить до конца.

– Сомневаешься? – спросил я. – Тебе страшно признать, что ты был Зрителем… кроликом?

И вдруг его лицо просветлело.

– Разумеется! – воскликнул он и звонко хлопнул себя по лбу. – Мой дневник! Ты прочитал мой дневник!

Я опешил. Он вовсе не был напуган. Он ликовал. Он радовался, как ребенок.

– Вот откуда ты взял мое имя. Правда?

Он перегнулся через стол, блестя глазами на загорелом лице.

– Ты ведь просто прочитал мой дневник. Ну скажи, так или нет? Ну?

Я не был готов к этому. Я растерялся. Я просто молчал, хотя надо было говорить. А когда я заговорил, уже было поздно. Он понял, что я читал дневник.

– Разумеется, все пошло оттуда, – говорил он, улыбаясь во весь рот и не обращая внимания на мои возражения. – Ты нашел мой дневник. Прочел его, сложил два и два и понял, что тебя обманули. Как ты смог его вытащить? Я-то думал, что он будет лежать в этой щели вечно.

Я чувствовал себя полным идиотом.

– Но почему ты решил, что кролика не существует? – спросил он вдруг. – Я бы сделал совсем другой вывод.

Я пытался собраться с мыслями. Что, если я ошибся? Что, если актерам действительно ничего не грозит? Продолжая упираться, я упущу неповторимый шанс узнать, что произошло в действительности. При этом не обязательно отказываться от своей легенды. Даже будучи послан на его место, я мог найти эту тетрадь. Но тогда мои вопросы будут звучать смешно…

– Почему ты отказался писать? – спросил я наконец, прерывая его восторженные возгласы.

– Отказался писать? О чем ты говоришь?

– После того как ты вышел отсюда, тебе предлагали писать книги для Пятого. Ты отказался. Почему?

Он улыбнулся. – Ты поймешь, когда закончится твой контракт.

– Но ведь ты хотел написать эти книги. У тебя были идеи.

– Идеи… Понимаешь, после трехлетнего перерыва начинаешь ценить многие вещи, на которые раньше не обращал внимания. И тогда оказывается, что писать книги для кролика – это не самое интересное дело. Особенно если у тебя так много денег.

Он вдруг снова оживился.

– Слушай, а ты случайно не из-за этого вообразил, что со мной что-то случилось?

На этот раз в точку попал он. Но я все еще не был убежден в том, что ошибся. Хорошо, пусть мои поиски были основаны на неверной предпосылке. Но ведь Зритель действительно не существует!

– А как же обман? Зачем они внушают каждому актеру, что он – первый?

– Наверное, у них есть на то причины, – сказал он с едва уловимой насмешкой.

– Так ты знаешь, что тут происходит?!

– Тут происходит именно то, о чем тебе рассказали – уникальный опыт. И ставят его над одним человеком. И этот человек – не ты.

Я уже почти забыл об образе бесстрашного агента.

– Но я знаю, что его нет!

– Ты ошибся, – мягко сказал он.. – Наверное, ты его каким-то образом искал и не нашел. Ты в чем-то ошибся. Он существует.

– Ты знаешь, кто он такой? – спросил я в упор. – Я не прошу называть его имя. Только скажи, знаешь ли ты его. Да или нет?

Он отрицательно покачал головой.

– Его имя мне неизвестно.

– Тогда почему ты убежден в том, что он существует?

– Потому что у меня нет оснований считать иначе.

Он встал.

– Надеюсь, я смог убедить тебя в том, что со мной ничего не произошло. Забудь об этой ерунде, продержись тут еще два года, а потом иди и радуйся жизни. Тебе ничего не грозит. Понимаешь? Ничего не грозит. Я могу ответить еще на какие-то вопросы?

О чем я мог его спрашивать? За десять минут он разрушил башню ужаса, которую я воздвигал много дней подряд. Он был «жив и здоров» и уже одним своим появлением выбивал из-под моей теории ее краеугольный камень. Он не знал, кто такой Зритель, и не стремился это узнать. Он даже не задумывался о том, почему меня обманули в этом вопросе. А почему, кстати, он не задумывался?

– Ты сказал, что у них есть причины внушать всем актерам, что подопытному – двадцать пять. Допустим, ты прав. Тогда это может означать только одно. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Он сосредоточенно кивнул.

– Это обозначает, что он действительно не стареет, – веско сказал я, глядя ему в глаза. – Это так?

– Извини, – Шеналь развел руками, – Чего не знаю, того не знаю.

Он задержался с ответом на какую-то долю секунды. Но даже этого мне хватило для того, чтобы понять, что он врет. Несомненно, однозначно врет – первый раз за все время нашего разговора.

Через минуту после его ухода в комнату вошел Тесье, держа в руке какие-то белые листки.

– У меня нет времени, – сухо начал он без какого-либо приветствия. – У меня нет времени разбираться с вашими капризами и детскими кошмарами. Ваша нелепая подозрительность уже обошлась мне очень дорого и продолжает высасывать деньги и усилия из моего проекта и моих людей. Срочные билеты из Таиланда обходятся, между прочим, весьма недешево.

Он сел на стул и угрюмо уставился на меня из-под сросшихся бровей.

– Я не буду разбираться в ваших побуждениях. Только что вы получили доказательства, которые я нахожу неопровержимыми. И не воображайте, что я делаю это из страха перед этой мифической организацией. Вашим фантазиям я не верю ни на грош.

Я открыл было рот, но Тесье не дал мне сказать ни слова и четко угадал мой вопрос.

– Не верю, потому что это полнейшая ерунда. Если бы вы были посланы полицией, вы не бегали бы по девочкам, вместо того чтобы заниматься делом. Кроме того, мы проводим доскональную проверку всех кандидатов и узнаем о них больше, чем они сами знают о себе. А про байки об исчезающей молодежи я вообще не говорю. Надо быть параноиком, чтобы сделать такие идиотские выводы из какой-то тетради. Что он там понаписал? Да, разумеется, ваш разговор прослушивался – брюзгливо сказал он, заметив мое движение. – Только не делайте обиженное лицо. Короче, доказательства вы получили. А чтобы вы совсем перестали сомневаться… вот… ознакомьтесь.

И он небрежно бросил на стол свои листки. По гладкой кремовой поверхности стола веером разлетелись черно-белые фотографии. Я осторожно взял ближайшую.

Секция Встреч. Снято из угла, недалеко от длинного прохода. На переднем плане – чья-то мощная спина. Справа от нее вполоборота стоит Ева. А между ними, чуть поодаль… да, это не ошибка… ребенок. Мальчик. Ему года три, не больше. Сияющий карапуз радостно бежит навстречу камере. Точнее, несется он, конечно, к человеку, стоящему спиной к камере. Маленькие ручки с растопыренными пальцами протянуты вперед. Все лицо – одна сплошная радость. Хоть бери и используй для плаката о счастливом детстве.

Я отложил фотографию и взял следующую. Тот же ребенок на диване в окружении моих хохочущих «родителей». Указывает пальцем на Третьего и что-то говорит с непосредственной детской улыбкой. Рядом стоят Адад, снова Ева, Шинав. Сзади виднеются несколько фигур, но кто они, понять невозможно – слишком далеко. Видимо, мальчонка только что выдал что-то забавное, так как все присутствующие заливаются смехом. Актеры первого поколения (если это действительно они) поразительно похожи на моих современников. Их практически нельзя отличить от людей, с которыми я разговариваю каждый день.

Еще фотография – те же действующие лица, только мальчик уже стоит на диване, опираясь на плечо Второй… Секция Поэзии. Тринадцатая что-то с выражением декламирует. Мальчик спит в кресле у нее за спиной…. Секция Искусств. Шинав с мальчиком. Указывая на картину, что-то объясняет, ребенок слушает с неожиданным для его возраста вниманием… Игры, беседы, веселые моменты странного детства.. .Последняя, фотография. Снова Секция Встреч. Ребенок сидит на диване и, склонив голову, слушает, как ему читают книгу. А читает ее ему… Пятый. Я.

Я поднял взгляд на Тесье. Он хмуро и выжидающе смотрел на меня.

– Ну? – осведомился он, – это достаточно убедительно?

– Интересные фотографии, – уклончиво ответил я.

С того момента, как он кинул снимки на стол, я гадал, каким образом мне выгоднее всего отреагировать. Кадры были, бесспорно, убедительные. И мой первый гость, будучи живой копией Шеналя, блистал здоровьем. Доказательства и в самом деле выглядели неоспоримыми. Почти неоспоримыми. Как ни соблазнительно было поверить им и забыть об этом кошмаре, я не мог сделать этого, не покривив душой.

Ведь мы проверили всех актеров. Всех до единого. А создать живую копию не так уж сложно, особенно при их многолетнем опыте. Не говоря уж о фотографиях. Так что ни одно из этих доказательств не опровергало мои выводы окончательно. Но с другой стороны, что дало бы мне сейчас запирательство.? Несмотря на то что Тесье мог избавиться от меня одним движением пальца, он это не делал. Взамен он предпочел пойти на заметные неудобства, убеждая меня в том, что мои подозрения беспочвенны. Значит, каковы бы ни были бы его побуждения, у него есть причины оставлять меня в живых. Он ведет себя так, как будто не собирается причинять нам вред. Предположим, он врет, и эксперимент все же ведется над нами. Чего я добьюсь, заявив ему сейчас о своем недоверии? Только того, что он махнет рукой на все уговоры и решит, что «хороший свидетель – мертвый свидетель»? И сегодня же ночью претворит эту концепцию в жизнь? А уж если допустить, что мы все-таки, ошиблись… Тогда выходит совсем глупо. Продолжая упорствовать, я просто отказываюсь от того остатка денег, которые он еще может мне заплатить.

Все эти мечущиеся мысли вели к одному выводу – надо сделать вид, что я верю. Но не признавать, что я все выдумал про полицию. Потому что, если Тесье лжет, это единственная причина, по которой мы все еще живы. Пусть думает что угодно. Пока надо согласиться, а там посмотрим. Но ведь это несовместимо. Если я верю – значит, я выдумал свою «полицейскую версию». Если я настаиваю на ней – значит, я по-прежнему не доверяю ему. Кроме того, Тесье прав: если бы меня заслали сюда, я не стал бы рисковать всем, встречаясь с Мари. Просматривая снимки, я метался от одной идеи к другой, пока последняя карточка не легла на стол. Так и не придя к однозначному выводу, я произнес:«Интересные фотографии».

И стал ждать его реакции. Реакция последовала незамедлительно и только лишний раз подтвердила, с каким проницательным противником я столкнулся.

– Колеблетесь, – сказал Тесье.

Тон его был не вопросительным, а утверждающим. Затем он стал участливым.

– Перед вами такая сложная дилемма. Признаться этому людоеду в своей глупости или цепляться за свою версию? А вдруг он прав? А вдруг нет? Вопрос жизни и смерти… Хватит! – вдруг рявкнул он. – За все время существования проекта я ни разу не сталкивался с подобной глупостью! Да если бы мы экспериментировали над актерами, неужели бы я с вами разговаривал?! Прихлопнул бы как муху – и дело с концом!

И странно – хотя этот взрыв негодования мог быть искусственным, он каким-то странным образом уничтожил мои сомнения. Если бы Тесье уговаривал меня, взывал бы к совести и рассудку, сетовал на то, что я не даю им нормально работать, я бы проигнорировал все его увещевания. Но он, не мудрствуя лукаво, признал, что при других обстоятельствах уничтожил бы меня. Конечно, он мог разыграть этот гнев, он мог сейчас спокойно продумывать следующую реплику, он мог снова обманывать…

– Вы меня убедили, – сказал я. – Меня никто не посылал. Я нашел в комнате дневник Шеналя и сам сделал вывод о том, что подопытного не существует. А теперь можете прихлопывать меня как муху.

– Не буду, – сухо ответил он. – А надо бы.