Текст книги "Четвертый вектор триады"

Слог 36
ВСПЯТЬ

Подземный ход из замка короля Диабемского

Ночь

– Прости, госпожа, но нам нужно идти. – Голос Далина слился с последним вздохом Георга.

– Сколько прошло времени? – медленно спросила Виола.

– Несколько минут, госпожа. – Вождь гномов бросил настороженный взгляд на чужака.

«Ты думаешь, что я одна из шести?» – Виола продолжала смотреть в почти черные глаза Алекса.

«Я уверен в этом».

«Почему?»

«Почему кошка находит дорогу домой? Почему рыба узнает воду родной реки, хотя всю жизнь жила в море?..»

«Ты прав, я тоже чувствую это…»

«Откуда ты узнал, что я здесь и мне нужна помощь?»

«От Колдуна. Он послал меня с рыцарями. Я ведь считаюсь его учеником», – юноша криво усмехнулся.

Виола повернулась к Далину.

– Этот человек – мой друг, я прошу разрешить ему сопровождать меня в Подгорное Царство.

Гномы расправили бороды и церемонно поклонились.

– Друзья наших друзей – наши друзья, – проговорил Далин, но Виола отчетливо видела, что он относится к незнакомцу с недоверием и опаской.

Двинувшись за гномами, беглецы миновали лежащих металлической грудой рыцарей.

– Они умерли? – спросила Виола.

– Нет, через час-полтора очнутся. Я, как и ты, не люблю убивать. Если, конечно, кто-нибудь из них не умер от страха, – улыбнулся в ответ Алекс.

«Ты уже знаешь, кто остальные четверо? – Мысленная связь была на редкость устойчива, как будто Виола разговаривала с Олегом или Bay. – Ты, кстати, уверен, что все они – люди?»

«С твоим говорящим волком я заочно знаком. Думаю, он не из нас. Но он и те, кто за ним стоят, знают, что вы с братом не обычные люди».

«Олег?»

«Конечно! Разве ты не чувствуешь, что вы две части одного целого?»

«Ну да. Но я думала, что все братья и сестры чувствуют то же самое».

«Ты ошибаешься. В этом мире даже супруги остаются в плену своей Самости. Каждый сам за себя, человек человеку волк, своя рубашка ближе к телу… Они похожи на мух, ползающих по зеркальному шару. Все время перед носом собственное отражение».

«Ты считаешь, что нужно взлететь?»

«Нет. Уход от мира – это самообман. Просто теряешь ориентиры и пребываешь в иллюзорном единении с природой. Но как только попадается зеркало, опять видишь ту же самовлюбленную рожу».

«Какое же решение имеет эта задача?»

«Думаю, ты знаешь это сама».

«Ты имеешь в виду, что смотреть надо не снаружи, а изнутри?»

«Конечно. В этом случае изображение размывается и ты сливаешься с миром в сердце своем».

«Олег… А кто еще?»

«Я знаю только одну. Ее нашел твой брат».

«Та темноволосая красавица?»

«Ее зовут Ксана, и, кроме всего прочего, она дочь ныне царствующего короля».

«Ого! Это для меня новость».

«Думаю, мы все должны были родиться в особенных условиях. Мои родители – маги, Олег – полуэльф, ты – внучка одной из самых сильных волшебниц этой страны. Я уверен, что двое остальных тоже обладают особыми способностями и появятся в ближайшее время. Наступают сроки, и мы скоро соберемся вместе».

«Что мы должны будем делать?»

«Именно это и есть основной вопрос любой жизни. Зачем брошены мы в этот мир? С какой миссией? С какой целью? И мечутся люди от бога к богу, от пророка к пророку. И нет им ответа. Будь уверена только в одном: у тебя есть Великая Миссия, есть Великая Цель. И никто, кроме тебя, ее не выполнит».

«Как мне узнать, что выполнение миссии уже началось?»

«Оно началось с твоим первым вздохом, с первым криком розового мокрого младенца. Как сказал один мудрец с Великого Южного континента: „Каждый ребенок приходит в мир с вестью, что Бог еще не разочаровался в людях“».

«Ты говоришь со мной совсем как старший брат…»

«Прости, но я отвечаю не столько тебе, сколько себе. Ведь мы – носители одной тайны, и меня заботят те же вопросы, что и тебя. Смотри, твой ревнивый бородатый Друг хочет что-то сказать».

Далин с сияющим лицом поджидал их на углу коридора.

– Здесь кончается коридор, сделанный людьми, и начинаются наши, гномьи ходы. Непрошеных гостей тут поджидают некоторые неожиданности, а нас – помощь друзей. – Было видно, что настроение у него резко поднялось и ничего плохого от жизни он уже не ждет. Гномы пошли немного впереди, тактично давая молодым людям побыть вдвоем.

Но Виола не могла радоваться. Ею овладело странное двойственное состояние.

С одной стороны, все ее смутные догадки и предчувствия начали сбываться. Из туманной завесы большого мира появился наконец человек, в душе которого ее образ был окутан восторженным преклонением и нежностью. Он был совсем таким, как ей мечталось. Он был даже лучше, красивее, умнее. Он был рядом, и это было Радостью, было Счастьем.

И все же тень смерти по-прежнему маячила над доброй половиной горизонта. Никуда не ушла сосущая пустота, разверзшаяся на измученной борьбой поляне, залитой кровью и заваленной тушами неразумных, обманутых драков. Сейчас грозные монстры, наводящие ужас на бывалых воинов, представлялись ей наивными, испорченными плохим воспитанием детьми. Умом она понимала, что это не так, что выпусти она их тогда, и ворвались бы они ревущим клином в армию восставших, и тысячи таких же, как они, неразумных и обманутых, оплатили бы своей кровью чью-то неуемную гордыню и желание перестраивать то, что построили другие, и менять то, что создали не они. Но понимание это ничего не могло поделать с тоскующей, скулящей совестью.

«Ты не должна так мучиться! – осторожно вклинился в ее сознание Алекс. – Есть ситуации, когда кто-то должен сделать зло, чтобы предотвратить зло еще большее. Когда лекарь вырезает из тела воина застрявший наконечник стрелы, он причиняет ему боль, но без этого будет еще хуже… Представь себе: разъяренный драк настигает маленькую девочку. Кто осудит рыцаря, вставшего на его пути? Но как можно заставить раскаяться зверя, рожденного в любви к убийству? Только мечом! И в результате одним драком становится меньше, а рыцарь добровольно принимает на себя еще один грех. В этом мире тяжелая Карма образуется непрестанно и, может быть, наша задача – подставлять плечи под тяжкий груз и потом очищать испачканную душу огнем раскаяния и духовных исканий?»

Его мысли были проникнуты таким горячим желанием помочь, уменьшить накал внутренней борьбы, пролить целительный бальзам на измученную совесть, что сердце Виолы дрогнуло теплой волной благодарности.

– Ты мне нравишься, маленький Тэн, – улыбнувшись, вслух сказала она. – Если меня не сожгут на площади, мне будет приятно разговаривать с тобой. О Карме и Искуплении, о Жизни и Смерти и, может быть… – Виола сделала паузу и лукаво посмотрела на юношу, к лицу которого прилила краска, – о Любви, – закончила она одними губами.

Некоторое время они шли молча, и эхо несказанных слов освещало их лица внутренним светом. Когда за очередным поворотом открылся большой круглый зал и гномы восторженно загалдели, Виола прервала затянувшееся молчание:

– Я все время вспоминаю твой рассказ. Как долго ты прожил в пещере Георга?

– Я там не остался. Не забывай, что мне было тогда только двенадцать лет. Постояв положенное время над телом дракона, я завернул волшебное зеркало в пыльный шелковый гобелен и вернулся в замок. Обратная дорога заняла гораздо больше времени: зеркало оказалось очень тяжелым, и мои руки ничего не могли с ним поделать.

Вернувшись, я долго не мог понять, как можно управлять потоком информации, идущей оттуда. Но потом научился. И посвятил все свое время изучению боевого искусства. Я не хотел, чтобы очередное нападение закончилось моей смертью. Я тогда не думал, что уже через три года мне придется применять полученные знания на практике. Нет, это были не рарруги. Просто на страну напали варвары…

Виола почувствовала, что перед ней вновь распахивается пространство чужой памяти, и почти непроизвольно взяла Алекса за руку.

Тяжелые торопливые шаги надвигались снизу, из пропитанного алчностью пространства, сотрясаемого треском ломаемой мебели и звоном бьющейся посуды. Алекс, презирая свои ослабевшие колени, встал с коврика, и волшебное зеркало отразило побелевшие пальцы, сжимающие меч.

Стараясь ступать совершенно бесшумно, мальчик подошел к дверному проему, косо завешенному пыльной истертой занавесью. Гулкий воздух винтовой лестницы бился в штору тревожными толчками, подгоняемый чужими нетерпеливыми шагами. Уже слышалось хриплое, неправильное дыхание. Алекс, не в силах подавить нервную дрожь, в отчаянии вцепился зубами в левую ладонь. Боль помогла сосредоточиться, и, когда заметавшийся в панике ветер попытался приподнять тяжелую занавесь, мальчик запел высоким дрожащим голосом:

– Гр-р-р-р-р… – Рокочущий звук стремительно поплыл вверх, набирая силу.

Неприятно завибрировали кости черепа, и, когда наглая грязная рука сорвала штору, живот Алекса выбросил в гортань резкое «а», переходящее в плавно затухающее носовое «нг». Звук получился.

Огромный медведеподобный варвар с всклокоченной бородой и гнилыми зубами тяжело рухнул на колени. Разгневанно вякнул ударившийся об пол топор, иззубренный и испачканный кровью. Ошалело выпученные глаза грабителя постепенно наливались недоумением и страхом.

Алекс медленно поднес острие фамильного меча к распахнутому вороту грубой кожаной куртки. Сверкающее жало с холодной улыбкой неизбежности уперлось в основание волосатой, немытой шеи.

И вдруг мальчику показалось, что меч обладает собственной волей. Нервно подрагивая, он будто оттягивал тот страшный миг, когда лопнет с глухим треском смуглая кожа и заструится дымящаяся багровая влага по сверкающему мудрым блеском древнему сплаву…

Меч не хотел крови.

И тогда Алекс решительным движением вложил его в ножны и, задержав дыхание, наклонился поближе к всклокоченной гриве грязных волос.

– Храхт! – коротко выдохнул он, и безжалостная судорога скрутила застывшего на коленях варвара. Побелевшее лицо запрокинулось к сводчатому потолку, и с неживым гулким стуком тело рухнуло под ноги милосердному Тэну, вовремя вспомнившему, что он лекарь, а не убийца.

Именно в этот момент Алекс понял, что нужно делать дальше.

Он переступил через мелко дрожащего варвара и, мягко переставляя налившиеся силой ноги, стал подниматься на смотровую площадку. Холодный воздух, пропитанный дождем и ужасом, расступился, пропуская Древнюю силу, рвущуюся из неширокой мальчишечьей груди.

Алекс легко вспрыгнул на парапет, и высота уважительно затихла, с восхищением взирая на вытянувшуюся стройную фигурку посреди рваных грозовых туч. Носки широко расставленных ног заглядывали туда, где черный дым смрадными струями стелился по обломкам скал, напоминающим развалины, и по развалинам, напоминающим обломки скал.

Алекс вскинул руки к небу, и волна натяжения перечеркнула тело косым крестом из рук в ноги. Живот, наполненный необъятным Космосом, сладко заныл, и непредставимая сияющая спираль зазвенела ликующим благовестом скорого освобождения. Мальчик вдруг ощутил, что все его тело превратилось в один неповторимо сложный музыкальный инструмент, и окружающее пространство загудело басовыми подголосками еще не прозвучавшей, но уже родившейся безумно прекрасной мелодии.

И когда первая нота пронзила остановившийся воздух, замерли вдруг обрывки туч, застыли грязные клубы дыма, и закоченели в немом страхе тела людей и животных.

Голос с неба набирал силу, и тысячи лиц с побелевшими от ужаса зрачками поднялись к неподвижно висящим тучам. И отхлынули алчность и зверство, обнажая островки еще не сгнившей, не переродившейся души. И пришел стыд. И ужаснулись люди содеянному, и многие упали на землю, зарываясь горящими лицами в целебную материнскую грязь. А многие другие побежали. С дрожью отвращения принимали коротконогие лохматые лошади на свои спины опозорившихся хозяев. С хрустом рвались шнурки амулетов и ладанок. С презрением раздвигалась истоптанная земля под ногами святотатцев. И взмыл к промокшему скорбью небу тоскливый вой нечистой совести. И ударил по извивающимся в раскаянии дорогам дробный топот спешащих копыт. Тысячи и тысячи варваров помчались прочь, подальше от звучащего божьим голосом неба, от брошенных трофеев и от своих запекшихся кровью и пеплом нечестивых следов…

«Я не рискнул взять с собой волшебное зеркало, – выстроил Алекс вербальную цепочку, – я спрятал его в тайнике в одном из подземелий. Жезл Тэнов тоже остался там. И только фамильный меч сопровождал меня в моих странствиях. Правда, носил я его спрятанным в узле из старого одеяла.

Тысячу лиг оставил я позади, но нигде не встретил девушки-колдуньи. На жизнь приходилось зарабатывать несложными фокусами и акробатическими трюками. Я многое узнал и многое понял.

Слова Истинной Речи продолжали приходить ко мне. При свете дня и в тишине ночи. Они всплывали со дна бездонных горных озер. Они выныривали из пламени лесного костра и зарева морского рассвета. Они выглядывали из слезящихся глаз убогих нищих на церковных ступенях и из зрачков придуманных святых, застывших в непридуманной скорби.

Одно из моих представлений увидел Колдун. Мне стоило большого труда разыграть перед ним способного, но неразумного сироту, не помнящего своих родителей. И вот уже год я – ученик Колдуна. Можешь представить себе, сколько грязи он впихивает в мою душу. Я не ухожу лишь потому, что он туманно намекнул на мою специальную миссию и на девушку-ведьму, которая предназначена для меня».

«Ты думаешь, он знает больше нас?»

«Он неплохой маг, и ему многое ведомо. Правда, он погряз во лжи и алчности, сила его постепенно уходит, но он знает про тебя что-то особенное. Все время, пока я с ним, он старается не упускать тебя из виду и умело разжигает мой к тебе интерес. Даже не зная о пророчестве старого Георга, я должен был бы десятикратно влюбиться в тебя».

Виола остановилась, от неожиданности отпустив руку Алекса.

«Он хотел нас познакомить? Зачем ему это?»

«Думаю, он догадывается. И попытается урвать свой кусок».

«Кусок чего? Не думай, пожалуйста, что я что-то понимаю. Чувствую – да, но вот что чувствую, объяснить не берусь».

«Я много думал о словах Георга. Думаю, кто-то, где-то связал наши судьбы в один Путь, и в конце этого Пути мы должны что-то совершить. Что-то важное, необходимое всем, необходимое самому Мирозданию. И поэтому нам дана особая энергия, особые способности».

«А не впадаешь ли ты в Гордыню? Может быть, все гораздо проще? Дракон не верил, что двенадцатилетний подросток будет упорно учиться, и увлек парнишку туманными намеками на его исключительность. А чтобы сосунок не отвлекался на служанок, посулил ему неведомую волшебницу!»

«Конечно, с точки зрения житейского здравого смысла твой вариант гораздо более вероятен, чем мой, но мне почему-то не хочется в него верить. Да и тебе тоже. Ведь правда?»

«Да, правда. Мне тоже очень хочется поверить в легенду. Я думаю, что легенды как раз и сочиняют для того, чтобы в них верили. И боролись. Боролись с сытостью и ленью, с боязнью перемен и привычкой к обыденности. Стремились к небывалому, любили несуществующее, видели звезды за облаками и лес за деревьями».

«Я как-то порадовался шутке одного поэта. Он сказал, что признак истинной мудрости – это когда узнаешь в чужих словах собственные мысли».

«Олег любил повторять, что в каждой шутке есть доля шутки».

«Я очень хочу познакомиться с твоим братом. Он – прекрасный воин».

«Ну да. Бабушка говорит, что он весь в отца, а ведь Олендил на службе у короля был первым клинком королевства. Я уверена – вы с Олегом понравитесь друг другу».

«Надеюсь…»

– Как это тебе удалось уложить всех рыцарей, гаденыш? – раздался вдруг из ниши злой, хриплый голос. На этот раз призрак Колдуна был прозрачным и каким-то нечетким, смазанным.

«Опять он здесь…» – Виола устало оперлась на плечо Алекса. Плечо было крепким и каким-то удивительно уютным.

«Как же он нас находит?» – Алекс прищурился и начал водить левой рукой вдоль призрака.

«Я тоже уверена, что он не может обладать подлинным могуществом!» – Виола с брезгливым отвращением разглядывала клубящийся силуэт.

«Думаю, он проецирует себя через некий артефакт, вшитый в твою одежду».

«В любом случае у него уже не хватает сил. Видишь, как напрягается? И мыслей наших он, конечно, не слышит!»

– Я тебя спрашиваю, сосунок! – Колдун оскалил крепкие зубы в презрительной усмешке. Кривой палец в черной чешуйчатой перчатке, казалось, ткнул прямо в лицо Алексу.

Виола подняла на Колдуна ненавидящий взгляд:

– Чего ты добиваешься?

– Хотел избавить тебя от казни. – Долговязая фигура в черном покачивалась и дрожала, как свеча на сквозняке. – После этого я собирался выдать тебя замуж за вот этого влюбленного идиота. Ну а еще позже хотел понянчить вашего первенца. – Колдун снова оскалился в наглой усмешке. – Ты можешь заглянуть поглубже, колдунья. Чувствуешь? Я говорю правду!

– Правду? – Виола закрыла глаза и, поймав канал, пристально вгляделась в громаду мрачной, темной души. – Что?! – вскричала она вдруг, в ужасе отпрянув к холодной стене. – Ты?..

– Да, дочка! – Голос Колдуна загремел непередаваемым торжеством. – И я жажду воспитать своего внука так, как мне этого хочется!

Подмирье

Кабинет Мер Тволы

Время Лиловых теней

– Вызывали, Ваша Самость?

– Еще бы! Ну-ка, зайдите, Герои Питательного Слоя, покажите, что от вас осталось!

– Немного, Ваша Самость. Вы ведь знаете. После вылаза Наверх и ноги не ходят, и мозги не думают.

– Мозги у вас, Струм, вообще редко напрягаются. Но когда это все же случается, я вами бываю доволен! Слухачи сообщили: выкрутились вы под конец, подсуетились. Ну, докладывайте! И с подробностями!

– Пусть Твур, Ваша Самость! А то у меня язык заплетается.

– Я, Ваша Самость, с превеликим удовольствием! Об успехах своих трубить – это для меня слаще телки! Значица, так. Черных Рыцарей мы нашли, раззадорили и к Белоголовому подвели. Он как раз от своих отбился и поспешал к девке, что драков перессорила и в отрубе валялась. Ну, рыцари сначала девку подобрали, а потом и его скрутили! Дрался он – жуть! Но они его сетью, как рыбу, ей-сам! А щас он в замке, его пытают помалу и к казни готовят. Принцеска по нему убивается, и ей уже нашептали мысль с башни сигануть. Короче, полный ажур. Вот только Лысый канул куда-то. Не видать его ни в одном шаре!

– Канул, и ладненько! Не отвлекайтесь! Ведите наблюдение за Белоголовым!

– Будет исполнено, Ваша Самость! Хотя мы, конечно, надеялись на ма-а-аленький отпуск…

– Будет вам отпуск! Вот подохнут предсмертники, вместе отдохнем! А сейчас – за работу!

– Как скажете, Ваша Самость!

Слог 37
ИМЯ БОГА

Великие Древние Горы

Утро

– Почему ты назвал меня именем своего бога? – спросила Летта, когда бесшумно скользящая плита закрыла проход в стене Храма. – Ведь бодхисатва – одно из его имен?

– Во-первых, для меня ты – богиня, и я не раз тебе это говорил, – улыбнулся Сан, – а во-вторых, Сатва не бог, а один из нас. Он просто шел впереди и сумел дойти до Вершины. «Бодхи» – означает «просветление», «Сатва» – «сущность». Когда зрение наше прояснится и за внешней оболочкой мы сможем видеть сущность предметов, людей и явлений, мы станем вровень с богами. И каждый человек способен на это. Посмотри сюда. Что ты чувствуешь, глядя на эту каплю?

Сан опустился на колени перед сверкающей в утренних лучах бусинкой росы, беспечно усевшейся на узком листе скального пустынника.

– Роса… – пожала плечами Летта.

– Я просил тебя чувствовать, а не думать, – укоризненно покачал головой коленопреклоненный философ.

Девушка пристально вгляделась в глубь огромного, искристо-прозрачного шара живительной влаги, возникшего из воздушного лона точно в срок и таявшего частичками нового зачатия. Она видела пульсирующую миллионолетней памятью водную оболочку планеты, где каждая молекула помнила плеск доисторического моря и промозглый холод ледовых толщ, горечь слюны ископаемых монстров и мгновенную смерть в потоках раскаленной лавы.

Летта вдруг поняла, что капля полна живых существ и существа эти не населяют воду, а составляют ее основу, ее сущность. И многоголосый хор, захлебываясь, рассказывал девушке о стремительном полете в струях водопада и пучине тупой боли в детской слезинке, о ликующем потоке сока в стволах деревьев и о многократном путешествии от юноши к девушке и обратно в сладостном слиянии губ и тел.

А еще они кричали о крови. Об озерах темной, пахнущей ржавым железом крови, взбитой копытами озверелых лошадей и подошвами торжествующих победителей…

Летта чувствовала, какими путями движутся капли друг к другу, образуя облака, и по каким стандартам строятся снежинки. Она дрожала от электрических разрядов далеких гроз и наслаждалась сказочной красотой узоров на обледеневшем стекле. Она металась в душном наркотическом бреду в поту пьяного солдата и гордо сверкала во взгляде благородного рыцаря, склоняющего копье к ногам улыбающейся влажной улыбкой красавицы… И мир искрился и переливался миллиардами крупинок неумирающей, запоминающей все жизни.

И было у него имя. И имя это было – Бог…

– Я вижу, ты познакомилась с водой. – Глаза Сана сияли. – Сущность воды составляют ундины – мельчайшие из энергетических существ. Если ты сосредоточишься на блеске солнечных лучей, то сможешь познакомиться с валакхильями – феями Солнца.

– Нет! Мне уже достаточно! – поспешно воскликнула Летта и прикрыла глаза ладонью, пытаясь зафиксировать в памяти ощущение единого поля, пронизывающего все живое через толщу пространства и горы времени.

Когда она опустила руку, Сан, сидя у ее ног, снова повторил:

– Так что же мы будем делать?

Летта, слегка обиженная его настойчивостью, нахмурилась.

– Я ведь вижу по твоим хитрым глазам, что ты уже все решил. Зачем же этот ненужный вопрос?

– Но ведь это ты познакомила меня с Делоном. К тому же вы – родственники.

– Знаешь, мне иногда кажется, что ты – родственник Эйба. Холодный и толстокожий. Могу я узнать, куда ты собираешься лететь?

– Мы, – Сан выделил это слово, – собираемся лететь на поиски остальных частей того целого, о котором говорил Мастер Земли. Если я не разучился считать, их должно быть четверо, и если я не разучился чувствовать, то они сейчас в беде.

– Ты тоже чувствуешь ЭТО? – Летта широко открыла золотые эльфийские глаза. – Может быть, мне попытаться установить с ними связь? По крайней мере понять, кто они и что с ними происходит?

– Давай. А я пока попробую позвать Делона. – Сан закутался в свою накидку и замер, погрузившись в созерцание заоблачных высей.

Еще не совсем представляя себе, что нужно делать, Летта закрыла глаза и вслушалась в тревожный Зов, идущий откуда-то с севера.

Сначала появился вкус слез. Слезы лились уже давно, промокшие волосы липли к распухшему лицу, слипшиеся ресницы мешали видеть. Где-то рядом умирал близкий человек. Нет, не человек, эльф! Летта вся сжалась, увидев сквозь завесу боли и тоски потерявшие золотой блеск соломенные пряди, разметавшиеся по серой, скорбной подушке.

– Эола, не умирай, не уходи, Эола! – услышала она далекие рыдания и почувствовала, как заплетается измученный язык и плохо слушаются искусанные, припухшие губы. Пятнышки крови на белом покрывале умирали, как мотыльки в безбрежной снежной пустыне. – Ты же все-таки бессмертна!.. – выкрикнула незнакомка, скорчившаяся на полу возле узкой эльфийской кровати, а злорадное мерзкое эхо зашептало по углам:

– … смертна… смертна… смертна!

Летта послала незнакомке ровную, спокойную волну сочувствия и силы, и девушка послушно затихла, обхватив плечи руками и поджав ноги.

В наступившей ментальной тишине амазонка уловила другой голос, идущий снизу, видимо, из-под земли.

– Как смеешь ты, убийца моей матери, предлагать мне это?! – звенел возмущением твердый девичий голос, и амазонка вдруг задрожала, почувствовав, как ее душу переполняет то же чувство, могучее и яростное.

– Ты не права, дочка, – каркал где-то рядом вкрадчивый, скрывающий зло мужчина, – я любил ее. Если я кого убил, так это того сумасшедшего эльфа. Но он погиб в честном бою с мечом в руках.

– Двадцать на одного – это ты называешь честным боем? Брат рассказал мне все. В том числе и то, как ты ударил мечом четырехлетнего ребенка! А потом… Потом ты насильно бросил свое семя в лоно оглушенной ужасом женщины, – мрачно и уже спокойно закончила девушка.

– Что знаешь ты, девственница, о силе страсти? – загремел, уже ничего не скрывая, мужчина. – Как можешь ты судить победителя, кровью добывшего вожделенную женщину?

– Не возжелай жену ближнего своего… не убий… – вдруг проговорила девушка бесцветным чужим голосом.

– Ага! – в мрачном восторге взвыл незваный отец. – Ты слышишь потустороннее! И ты ненавидишь семя, из которого произросла. О, какого внука родишь ты мне! Он будет талантлив, как я, и наполнен ненавистью, как ты и я вместе! Он сделает то, что не удалось мне!

Ментальный взор Летты наконец прояснился, и она увидела полупрозрачный силуэт затянутого в черное высокого мужчины, воздевшего руки к низкому потолку подземелья. Перед ним стояли двое. Темноволосая, невысокая девушка в коротком, видимо, гномьем плаще и стройный юноша с фигурой акробата и холодным прищуром карих глаз.

– У тебя только один путь разрушить его планы, – заговорил юноша, обращаясь к подруге. – Ты должна простить его. – Он ведь как раз и жаждет твоей ненависти. Пусть он не получит ее. Его удел – презрение и жалость. Он ведь добровольный больной. Калека. Он болен атрофией совести и воспалением души. Он жалок и не достоин даже ненависти. В позапрошлом году в порту Шолесума я познакомился с бродячим поэтом. Среди его стихов мне особенно запомнились такие строки:

 
Живи и пой. Спешить не надо.
Природный тонок механизм:
любое зло – своим же ядом
свой отравляет организм![13]13
  И. Губерман.


[Закрыть]
 

Свое проклятье он кричит себе сам. Каждый день, каждым своим поступком. Не наше дело карать и ненавидеть. Наше дело любить. И тогда твой сын, выросший в любви, ничем не будет походить на одного из своих предков. У него ведь будет такая мама!

Они шагнули навстречу друг другу, руки их поднялись, замыкая плечи в двойной круг объятий. Глаза, истекающие светом, слились в долгом теплом взгляде одиноких сердец, нашедших наконец родственную душу. И во взгляде юноши почудилось Летте что-то бесконечно знакомое.

Скользнув в глубь его сознания, Летта ощутила неумолимую силу, сжавшуюся тигром, готовящимся к прыжку.

«Ты его прости, родная, а я отпущу ему грехи по-своему, – шептал он беззвучным ментальным лучом. – Приготовься!»

– А почему именно внука? – вдруг спросил человек в черном. – Он вполне может стать моим… СЫНОМ!!!

Бешеный взгляд юноши буквально ударил Летту. Она еще успела увидеть, как девушка зажимает ладонями уши и приседает, отворачиваясь к стене, а потом страшный звуковой разряд буквально разорвал пространство, и отброшенная на тысячу миль амазонка оглушенно сглотнула закипевшую розовой пеной слюну.

Слово эхом отдавалось в мозгу, и каждая клеточка тела затравленно скулила от первозданного ужаса.

«Что случилось?» – вторгся в сознание встревоженный голос Сана.

– Я нашла их, – не открывая глаз, ответила Летта. – Принцесса рыдает в изголовье умирающей эльфийки, а молодая колдунья в паре с лечителем драконов слегка повздорила со своим незваным отцом.