Текст книги "СССР – потерянный рай"

Опер удивленно взглянул на меня.

– Да они уже давно во всем признались, сейчас с ними там внизу дежурные занимаются.

Я деликатно не стал уточнять, что кроется за загадочным словом «занимаются», поскольку, как мне кажется, понял его правильно. Тем не менее, я полагал, что по такому преступлению должно было быть возбуждено уголовное дело как минимум по статье о хулиганстве, но по опыту Днепропетровска думал, что следствие должно длиться довольно долго, а посему спокойно ждал, когда меня вызовут в прокуратуру. Однако дней через 5 кто-то в общаге мне сказал, что местные на меня обозлены, поскольку из-за меня их главаря и остальных посадили на 15 суток. Теперь уже я страшно обозлился, поскольку меня не успокоило даже сообщение о том, что рыжего мента в тот же день выкинули из МВД и посадили на 15 суток вместе со всеми. Пошел в милицию, там мне эти сведения подтвердили, пошел в прокуратуру и написал заявление на милицию. Спустя неделю или две получил оттуда официальный ответ, что «так суд решил» и прокуратура не видит оснований вмешиваться. Надо было бы жаловаться выше, но штука в том, что губа уже зажила, хотя и некрасиво, а злость прошла.

Позже я понял, что менты поступили мудро – не по закону, а по понятиям. Тюрьма оступившимся, но умным, ничего не дает, а из подлых дураков делает преступников. С другой стороны, мне в этом городе жить, город маленький, и зачем мне в нем нужна была слава, что из-за меня какие-то молодые парни сели в тюрягу? Потом – что я сам, что ли, глупостей не творил, чтобы иметь к кому-то особые претензии за их глупости? Тем более, как показала жизнь, менты мне гарантировали такую защиту, что ого-го!

Спустя пару месяцев сталкиваюсь я в городе с тем самым главарем, и он мне выдает, что честные-де фраера в ментовку не обращаются, а решают дела между собой и т. д.

– Ах ты, сука! А вы что, меня не втроем били, а один на один вызывали? За тобой твоя шобла стоит? – спрашиваю я главаря.

– Стоит! – с гордостью подтверждает тот.

– Так вот, и за мной стоит моя шобла – менты. Я им налогами зарплату плачу, а посему в любой момент могу им свистнуть. Так что дальше будем иметь дело шоблой на шоблу. Усек?

Главарь потужился сделать презрительный вид, но довольно кисло у него это выглядело. Мы расстались.

А по весне я как-то пошел на танцы, пригласил незнакомую девушку и вижу, что в углу, в котором толпились местные, какое-то недовольное шевеление. Выхожу с танцев ее проводить, и тут на меня налетает какое-то пьяное мурло, не успел я пару предварительных слов ему сказать, как его тут же схватили местные и оттащили от нас. Так я почувствовал, что моя шобла – милиция – сделала меня своим «авторитетом», и слабо́ было их шобле против моей шоблы тягаться. И за 22 года жизни в Ермаке у меня не было ни единого инцидента с мордобоем. Без моей инициативы, разумеется, а вот в отпуске случай был, но он тут не к месту.

Потом я множество раз рассказывал эту историю коллегам с разных заводов, и никто не вспомнил у себя ничего подобного, так что сам по себе этот случай можно не принимать во внимание. Все объясняется молодостью города и глупостью местной хулиганствующей группировки, которая, легко запугав разобщенных приезжих, вдруг решила, что вполне способна распространить свое влияние и на завод – организацию, защищенную помимо администрации профсоюзом, комсомолом и, главное, парткомом. Я ведь подключил всего один из этих четырех ресурсов и менее чем за сутки закончил все претензии хулиганов на власть. Не было бы меня, нашелся бы другой.

Кстати, тот бич, которого я заставил убрать мусор и который упросил приятелей меня избить, потом всю жизнь при встречах старался отвернуться, оно и понятно: побоялся сам разобраться со мной, а его приятелям за его трусость менты (с перепугу, что дело дойдет до партийных органов) отвалили от души. А вот с тем, кто меня ударил (я помню, как его зовут, но нужно ли это его детям?), мы впоследствии имели нормальные отношения и даже своеобразные.

В Днепропетровске я курил днепропетровскую «Приму», а в Ермаке «Прима» была карагандинской и на мой вкус – паршивой. Стал курить алма-атинский «Беломор», вполне приличный. А тут как-то наш ОРС (отдел рабочего снабжения – торговое предприятие завода) завез контейнер кубинских сигарет «Рейс», и я перешел на них. Сигареты были качественные, табак отличный, но сигарный, т. е. очень крепкий. Я смеялся, что это очень выгодные сигареты. Во-первых, они стоили 15 коп. за пачку, а советские и болгарские сигареты с фильтром – от 30 до 40 коп. Во-вторых, из-за непривычной крепости их никто не просил закурить, и я долго думал, что вообще единственный в городе, кто их курит. Но оказалось, что их курил и мой давнишний обидчик. Докурили мы с ним этот контейнер и снова перешли на «Беломор», но тут меня стали гонять в командировки, и я из каждой поездки в Москву и в другие крупные города начал привозить запасец «Рейса», или «Монтекристо», или «Упмана», или «Портагаса» – блоков по десять. Несколько блоков держал на заводе и при встрече в цехе с этим знакомцем всегда совал себе в зубы одну сигарету, а ему отдавал остатки пачки – разговеться отличным куревом. Он работал сначала горновым, а потом бригадиром печи. Неплохой мужик, а что было бы, если бы я добился, чтобы он сел?

Такая вот была организованная преступность.

А вот случай вопиюще не типичный.

Когда-то, в начале 70-х было сенсационное для СССР дело: в Ростове-на-Дону объявилась вооруженная самодельными автоматами (!) банда братьев Толстопятовых, грабящая банки и инкассаторов. Банда! Вооруженная!! Это было «воще»! По этому поводу ростовскую милицию усилили командированными операми со всего СССР, обязали выходить на патрулирование с оружием, и, в конце концов, банду взяли после грабежа ею инкассатора, привезшего деньги для зарплаты в какой-то институт. Причем банду сначала пытался остановить безоружный грузчик, бандиты его убили, на выстрелы примчался и начал перестрелку с бандой постовой милиционер, что характерно, он сделал по бандитам шесть выстрелов из «макарова» и пять раз попал! Раненые бандиты сели в «Жигули» и оторвались от храброго, но пешего мента, однако их тут же бросились преследовать на «уазике» двое безоружных ростовских пожарных, и в конце концов пожарные и загнали банду в руки подоспевшей оперативной группе, которая раненых бандитов и взяла. Это была такая сенсация, что о ней говорил весь Союз и даже фильм документальный сняли, из которого мы узнали, что на вооружении милиции, оказывается, есть и автоматы. В это даже не верилось, все считали, что автоматы Калашникова могут быть на вооружении только в армии.

А сегодня (25.03.09) я набираю в поисковике всего лишь слова «инкассатор» и «убиты» и читаю на первой странице открывшихся новостей:

«08.04.2002. В понедельник в хранилище Управления инкассации Новгородской области обнаружены трупы двух инкассаторов – старшего инкассатора Виктора Нилова и инкассатора-охранника Валерия Губецкого…По данным УВД, инкассаторы погибли от множественных огнестрельных ранений. Эксперты предполагают, что преступники вели огонь из автомата Калашникова калибра 5,45 мм…

10.07.2002. В Петербурге в среду произошло вооруженное нападение на двух инкассаторов, перевозивших зарплату сотрудников Санкт-Петербургского университета. В результате один из них убит, второй в тяжелом состоянии госпитализирован, похищены 3,5 млн рублей…

05.03.2003. Трое инкассаторов были убиты и один тяжело ранен в среду утром в столице Бурятии. Как сообщает «ИТАР-ТАСС», неизвестный преступник похитил перевозившиеся ими 1,3 миллиона рублей…

06.09.2004. В минувшие выходные в Саратовской области совершено нападение на бригаду инкассаторов Сбербанка. Бронированная «Нива» была найдена горевшей в лесопосадках, два инкассатора и водитель убиты, захвачены три пистолета «Макаров», автомат и около 1 млн 200 тыс. рублей…

29.07.2007. В столице разыскивают двух грабителей, напавших на инкассаторов на Ленинском проспекте. В результате нападения убиты два инкассатора и третий ранен. Ранения получил один случайный прохожий…

08.12.2008. В столице грабителями застрелен один из инкассаторов, перевозивших крупную сумму наличности из «МКБ-Банка». По некоторым данным, похищено около 20 миллионов рублей.

25.03.2009. На севере Москвы милиция ищет грабителя, который убил двух инкассаторов и похитил один миллион рублей…В последнее время нападения на инкассаторов и перевозчиков денег участились в России. Так, столичное ГУВД отмечает рост числа нападений на инкассаторов, перевозчиков денег и пункты обмена валют, в том числе с гибелью людей, с ноября-декабря прошлого года. В минувшем году зафиксировано 103 крупных вооруженных ограбления перевозчиков денег и обменных пунктов».

И надо было нам это менять только для того, чтобы удовлетворить тупую алчность чижей?

Как все

Хочу вспомнить еще одно – не знаю, как другие народы, но русскому человеку (я бы сказал шире – советскому) очень важно было знать, что его тяготы не отличаются от тягот остальных. Тогда он спокоен, тогда он способен (или был способен) перенести и преодолеть любые трудности. Мы своими корнями происходим от очень свободолюбивого общества, которое было таким благодаря исключительной преданности людей друг другу. Для русского человека «как все» – это магическое заклинание, оно действовало на него безотказно.

Я однажды попробовал это заклинание и, не буду умничать, как-то автоматически – я не задумывался особо над тем, что я делаю, а обдумал свои действия уже потом – когда увидел, что получилось.

Умер Черненко, и СССР возглавил пятнистый олень, который поначалу решил стяжать себе славу как «минеральный секретарь» – на почве «борьбы с пьянством». Все шло по уже накатанному до тошноты пути – партийные органы бодро начали проводить кампанию «борьбы за трезвость», которая должна была закончиться тем, чем и все партийные кампании до этого, – горами всяких бумаг, отчетов, рапортов и новыми должностями для бездельников. В плане этих отчетов партия повелела создать общества трезвости во всех коллективах – собачий бред, который, однако, надо было исполнять. И вот в пятницу на общезаводской оперативке директор завода С.А. Донской дает всем начальникам цехов распоряжение:

– Это очень серьезно. Я знаю, что вы можете мне сказать, – я сам могу вам это сказать и еще лучше, чем вы! Поэтому я не хочу слушать никаких комментариев и возражений – это не обсуждается! Я приказываю всем начальникам цехов до следующей пятницы создать в цехах добровольные общества трезвости и записать в них не менее 20 % работников цеха. Все! Повторяю, этот приказ обсуждению не подлежит!

А я, тогда начальник ЦЗЛ, играл на этих оперативках по пятницам роль некоего резонера – я подначивал коллег в случаях их неудачных мыслей или словосочетаний, но директора, само собой, подначивать побаивался. А тут меня черт дернул за язык подначить и его.

– Семен Аронович, а 100 % можно добровольно записать?

Директор рассердился и выдал гневную тираду о неких малолетних начальниках цехов, которые не понимают, что при несерьезном отношении к этому делу завод замордуют всевозможной критикой, проверками, придирками и прочим, а это заводу при его нынешнем тяжелом положении совершенно не нужно.

Я обиделся.

Иду с оперативки, злюсь и думаю, что я со своими подчиненными несправедливо поступать не буду, хоть ты меня на куски режь!

Тут дело в том, что добровольная запись в общество трезвости должна была сопровождаться уплатой годовых членских взносов на содержание аппарата бездельников этого общества (председатель городского общества трезвости уже был назначен, и его нам на оперативке представили). Сумма годовых взносов – 2 рубля, деньги не велики, и если бы было за что их платить, то кто бы отказался? Но под это?!

Положение усугубляло и то, что парторг цеха Чеклинский, неформальный лидер в цехе, начитался «Аргументов и фактов». А там демократические уроды по поручению ЦК КПСС топили это решение КПСС и объясняли народу, что общества трезвости – дело исключительно добровольное, что никакого насилия, даже морального, к людям применять нельзя и т. д., и т. п. – привычный интеллигентствующий словесный понос. Но тогда он был в диковинку, и народ на него клевал. Клюнул и Леня, а посему энергично начал проводить в ЦЗЛ мысль, что никто в это общество записываться не должен и что если есть в цехе трезвенники, то вот пусть они в это общество и записываются. Конечно, он и мне принес эти «Аргументы и факты» почитать, и со мною провел разъяснительную работу.

Это все хорошо, но мне-то приказ директора исполнять нужно! И я назначаю себя председателем этого самого цехового общества трезвости, секретаря цеха – секретарем и казначеем общества трезвости и поручаю ей отпечатать коллективное заявление всех работников ЦЗЛ с просьбой принять их в общество трезвости. Далее она печатает список добровольной уплаты членских взносов всех работников цеха, возглавляю список, само собой, я. Назначаю в красном уголке цеха № 4 (у нас своего не было) общее собрание ЦЗЛ по поводу вступления всех в общество трезвости. Докладывают, что Леня уже вошел в азарт и готовит мне на этом собрании бой за мое покушение на демократию и плюрализм. Собираем собрание в конце дня, но в рабочее время (чтобы пришли все), я беру слово и говорю примерно следующее:

– Директор приказал всем начальникам цехов, т. е. и мне, создать в цехах общества трезвости и записать в него 20 % штата. Мне это не нравится, как и вам, кроме того, не нравится и вот еще по какой причине.

С месяц назад мы отмечали профессиональный праздник ЦЗЛ – День химика. Как вы помните, мы отмечали его на втором этаже в банкетном зале ДК «Металлург». Хорошо посидели, поплясали, а когда в начале двенадцатого нас начали выгонять, что сделал весь коллектив цеха? Правильно – тут же смылся! А что делали активисты цеха до часа ночи? Правильно – убирали, мыли посуду, приводили зал в первоначальное состояние.

Так вот, мне надоело эксплуатировать активистов цеха! И так – как какая общественная работа ни возникает, она всегда достается активистам, а остальные – по кустам! Хватит! Нужно совесть иметь! Если я сейчас объявлю добровольную запись в общество трезвости и запишу 20 % работников, то это опять будут активисты. Все, я этого делать больше не буду! И ставлю перед вами вопрос так – либо мы все запишемся в это хреново общество, либо никто. Даже если среди вас есть трезвенники, то создавайте это общество сами – без меня.

Конечно, меня за это как-нибудь выдерут – всегда найдется повод за что-нибудь снять с меня премию, но я – начальник, и это издержки моей должности. Во всяком случае сохранять себе эти деньги за счет активистов я не буду.

Я совершенно не веду речь о том, пить вам или не пить, поскольку у нас не такой коллектив, чтобы эта проблема не давала нам хорошо работать и посему волновала меня как начальника. Речь идет всего лишь о том, чтобы в четверг сдать заявления о приеме в общество трезвости и деньги. Вот я при вас сдаю 2 рубля и расписываюсь, призываю и вас это сделать. Секретарь цеха будет собирать подписи и деньги до обеда четверга. Если к этому времени запишутся не все, то я верну вам деньги, порву заявление и ничего сдавать не буду. Я все сказал.

Сейчас я уйду, а вы, кто хочет, записывайтесь, кто не хочет – не записывайтесь. Если есть вопросы – задайте.

Встал Леня Чеклинский, и по нему было видно, что я испортил ему песню. Махнул рукой.

– Все это неправильно, нельзя насильно записывать в трезвенники! Но если всем записываться, то и я тоже, естественно, запишусь.

К четвергу из примерно 150 человек ЦЗЛ в общество трезвости не записалась инженер, хороший специалист, но женщина себе на уме, и несколько беременных, которые после отпуска по уходу за ребенком, судя по всему, не собирались возвращаться на работу к нам. Этим можно было пренебречь, и мы сдали списки и деньги председателю заводского общества трезвости.

В следующую пятницу замдиректора по кадрам Ибраев начал читать итоги того, как начальники цехов выполнили приказ директора и план по трезвенникам. Темирбулат начал, само собой, с плавильных (основных) цехов, результаты у них были в пределах 7 – 12 %, директор эти цифры соответственно комментировал. Потом пошли крупные вспомогательные цеха с примерно таким же результатом, наконец, Ибраев сообщил: «ЦЗЛ – 97 %». Коллеги с удивлением повернулись в мою сторону, Донской, поняв, сколько у меня записалось, с уважением сказал:

– А я думал, ты шутишь, а ты – серьезно!

Ну, так ведь и я сначала думал, что я шучу, а потом оказалось, что я говорил серьезно. Для меня это был эпизод даже не очень интересный в то время, поскольку у меня тогда было достаточно гораздо более интересных дел. Но теперь я думаю, что этот мой успех в деле с трезвенниками заставил директора и партийную власть взглянуть на меня по-новому: я оказался не просто диссидентствующим беспартийным начальником цеха, оказалось, что я имею в своем цехе авторитет, превосходящий авторитет в своих цехах других начальников цехов. Это, с одной стороны, было очень хорошо, но только в случае, если я вел цех туда, куда указывал директор, с другой стороны, это грозило большими неудобствами, если бы я повел цех в другую сторону. Повторю, в то время я об этом совершенно не думал, теперь же полагаю, что некоторое время спустя это предопределило в моей жизни короткий, в десяток дней, период, в течение которого мне небо казалось с овчинку. Но об этом после.

Небольшое отступление

Сейчас же я хочу повторить и подчеркнуть главную мысль – мой Советский Союз был таким, что основную массу народа никакими деньгами (разумными, конечно) не заставили бы человека сделать то, чего не делают другие советские люди. Но этот народ мог пойти на любые издержки, если считал данное дело справедливым (правильно считал или ошибался – это второй вопрос) и при непременном условии – на эти издержки идут все.

Понимание этого позволяет на многие вещи взглянуть правильно. Скажем, в 1941 году Гитлер полагал, что через два-три месяца русские, недовольные страшными издержками тяжелой войны, сметут правительство Сталина, как они в 1917 году смели царское правительство. Умники в Англии и США давали на это еще меньше времени. А все оказалось не так, и «свободные СМИ», и «интеллектуалы» по сей день объясняют это тупостью и рабской психологией русского народа. На самом деле большинство русского народа считало справедливой свою жизнь при Сталине и несправедливым то, что какая-то там «цивилизованная» немецкая сволочь хочет ее изменить.

А с тем мусором, который из-за своего большого ума сориентировался и перебежал на сторону немцев, народ расправлялся с беспощадной жестокостью. Сегодня наши «цивилизованные СМИ» об этом мусоре (сдавшихся в плен, перешедших на сторону немцев) стонут, умалчивая о том, что, к примеру, для власовцев в конце войны было главным проскочить народ – военнослужащих Красной Армии – и добежать до военного трибунала, чтобы спрятаться под его защиту. Трибунал давал рядовым власовцам 5 лет лагерей, офицерам – 10, а простые советские солдаты, поймав предателей, давали им только смерть, порою очень жестокую.

Гитлер же этого очень долго не понимал. Даже после начала войны с СССР, 16 июля 1941 года, он, как рассказал Шелленбергу Гейдрих, ставил перед гестапо такую задачу.

«Гитлер настаивает на скорейшем создании хорошо спланированной системы информации – такой системы, которой мог бы позавидовать даже НКВД; надежной, беспощадной и работающей круглосуточно, так, чтобы никто – никакой лидер, подобный Сталину, – не мог бы возвыситься, прикрываясь флагом подпольного движения, ни в какой части России. Такую личность, если она когда-либо появится, надлежит своевременно распознать и уничтожить. Он считает, что в своей массе русский народ не представляет никакой опасности. Он опасен только потому, что заключает в себе силу, позволяющую создавать и развивать возможности, заложенные в характере таких личностей».

Как видите, Гитлер, зацикленный на «личностях», образно говоря, ставит телегу впереди лошади, запутывая тему словами, не имеющими под собой конкретного содержания. Как 190 млн граждан СССР «развивали возможности, заложенные в характере» личности Сталина? Что это конкретно означает? Бред! Просто Сталин делал то, что ожидало от него большинство советского народа, и именно за это советский народ, плюя на широко рекламируемые немцами прелести «свободного мира», уходя в лес и создавая партизанский отряд, называл его «За Сталина». (Это реальное название одного из отрядов крымских партизан.)