Текст книги "Пробуждение"

За ним раскашлялся низенький чернобородый старик:

– Не лучше ли предупредить Конклав?

– А Конклав и так все знает, – влез в разговор Вадлар, заставив Уолта ментально застонать. – Мы здесь потому, что Конклав не хочет огласки и общественного резонанса.

Маги сосредоточили взгляды на Фетисе. Кто-то тихо спросил, что такое «резонанс». Уолт напрягся. Если хоть один из них заметит чары иллюзии, всему конец, придется и отбиваться от этих перетрусивших людей, и пытаться поддерживать Периметр, а в таком состоянии он может что-то одно.

– Согласно семьдесят второму положению тридцать второго Номоса, все подчиненные Конклаву маги обязаны предоставлять тайную помощь в случае иномировых прорывов. – Понтей выступил вперед.

Уолт попытался припомнить хотя бы краткое содержание тридцать второго Номоса, но пришел к выводу, что, кроме первых пяти, ничегошеньки больше не помнит. Для знания хитросплетений Номоса у Школы имелись выпускники юридических университетов; зарплата лучших из них равнялась зарплате членов Ректората. Школа постоянно конфликтовала с Конклавом, который пытался уличить ее в нарушениях Номосов для солидных штрафных санкций, и юристы корпели над «Собранием Номосов» не менее усердно, чем прилежные студенты над трактатами по магии.

– Иномировой прорыв? – переспросил чародей. – Где доказательства?

– Третий параграф четырнадцатого положения пятьдесят третьего Номоса. – Понтей нахмурился. – При повышении магической угрозы до уровня 8-П маги должны предоставлять помощь без доказательств конкретного проявления 8-П.

– Да как же узнать, что это уровень 8-П?! – вскричал рыжебородый маг из-за спины короткобородого чародея.

– Мы измерили его по влиянию на реликтовое излучения Астрала. – сказал Понтей. – Вы можете сделать это сами. Представлять доказательства я не буду согласно третьему параграфу четырнадцатого положения пятьдесят третьего Номоса. Но проверяющая комиссия легко сможет восстановить уровень угрозы.

Сива врал, беззастенчиво врал, отлично зная, что для выхода в Астрал требуется длительное время подготовки и что уровень 8-П (Прорыв магически активного существа) здесь напрочь отсутствует. Золтарус был плоть от плоти Равалона. Но прямо сейчас волшебники Ордена Семерых не могли проверить его слова.

Молодец. Уолт бы не догадался сослаться на Номосы. Сложно ссылаться на то, чего не знаешь.

Заметив, как некоторые чародеи втянули головы в плечи при упоминании комиссии, Понтей решил давить в том же ключе:

– Комиссия также будет проверять адекватность действий каждого мага, присутствующего здесь. И будет судить о его поступках согласно второму положению двадцать седьмого Номоса: оказание магического воздействия во вверенной магическому сообществу территории.

– Но как же… – начал кто-то.

Сива перебил его.

– Первый и второй Номосы! – провозгласил Понтей. – Мне напомнить их вам, высокочтимые маги?

– Не надо, – угрюмо сказал короткобородый.

Еще бы. Все маги, принявшие этот Номос, безоговорочно подчиняются Конклаву. Это первый Номос. Все маги, подчиняющиеся Конклаву, в случае неповиновения будут наказаны вплоть до лишения магических способностей и казни. Это второй Номос.

Их, наверное, наизусть знает каждый маг в Серединных Землях.

«Ваша Сила. Это все, что нам нужно. Я не заставлю вас лезть из Локусов вон. Конклав щедро наградит вас за вашу помощь. Или вы воспрепятствуете его воле?»

Хорошо, что Уолт не назвал своего имени. Плохо, что сказал, что он из Школы Магии. А если эти решат обратиться в Конклав? Впрочем, обязательно обратятся, составив подробное описание Уолта. В Школу тут же примчатся проверяющие. Уолт сильно рисковал. Слова Архиректора о чистке памяти были свежи, словно он говорил их недавно. Впрочем, только второй день заканчивается с того момента, как его послали выполнять Договор с Лангарэем.

Но Сила нужна. Придется рисковать.

Может, стоило принять предлагаемое насмешливым голосом Могущество? Может, зря он отказался от Силы? Кто же знал, что в ящике спит бог-упырь? Нет. Не зря. Потому что на Великую Силу нельзя полагаться. Великая Сила требует и Великой Ответственности, и тяжек жребий принявшего эту судьбу, ибо с этих пор его жизнь перестает быть его жизнью и становится непрекращающимся Поступком, деянием на грани Порядка и Хаоса, когда он несет ответ за каждое свое действие, поскольку от них, этих действий, зависит не только его жизнь, но и жизнь тысяч смертных вокруг.

И если получивший Великую Силу не будет владеть Великой Ответственностью, то будет он…

Золтарусом будет он. Богом-упырем, потерявшим смысл жизни, раз жаждет он уничтожить все и вся. Богом-упырем, лишившимся способности ощущать чувства ближних, раз для него важны только свои желания. Богом-упырем, не несущим ответа за свои действия, потому что не перед кем ему держать ответ, кроме себя, а для него есть только его Я, самодовольное Я, которому, кроме этого Я, ничего больше и не надо. Богом-упырем, который все равно бы разрушил мир, даже не желай он этого, потому что слабы смертные, ничтожны и слабы перед могуществом необъятных Сил, и трудно, ой как трудно ничтожеству нести бремя Великой Ответственности.

Смог бы ты, Уолт Намина Ракура? Готов ты к Великой Ответственности? Нет. Конечно, не смог бы. Я и так несу груз, который мне не по плечам. Куда уж мне Великая Ответственность? Правильно я сделал, что отказался от предлагаемой Силы. Нужно стараться все сделать имеющейся, стараться сделать так, как сделал бы именно ты, а не тот, кто возник на твоем месте, когда Власть заструится по Локусам Души…

Пускай Архиректор и Алесандр думают, что сказать Конклаву. Не стоит забивать себе голову посторонними мыслями.

Уничтожить Золтаруса. Вот и все. Понятно, Уолт? Понятно, Уолт.

– …Мне бы хотелось, чтобы вы закрепили на ауре, что мы добровольно предлагаем свою Силу, – говорил короткобородый. – Без упоминания Номосов. В таком случае мы беспрекословно предоставим вам всю имеющуюся в нашем распоряжении магию.

«Договорились. Но только после того, как вы добавите свою Силу к Заклинанию. Я даю вам слово. Клянусь восьмым Корпусом Школы Магии, средоточием ее могущества и мощи…»

Восьмого Корпуса не существовало, но чародеям Ордена Семерых не стоило об это знать, верно? Они и так плохо соображают от ужаса. В другой ситуации, попытайся кто-то обмануть команду боевых магов, те скрутили бы обманщика и предоставили его Конклаву для разбирательств. Их было около сорока человек, на уровень-два ниже магического оперирования реальностью. Создай они Круг и скажи Уолту решительное «нет», Намина Ракура десять раз бы подумал, связываться ему с ними или нет, и каждый из десяти раз твердо бы знал: не связываться.

У страха глаза велики. Они испугались призрака Конклава, этого пугала свободолюбивых магов Серединных Земель. Смертные – странные существа. Решили разобраться с проблемой лишь потому, что, если оставить ее, появятся новые проблемы. Как просто. Стоило пригрозить магам расправой Конклава, как близкая и более ощутимая угроза отступила на задний план, уступая место эфемерной и отдаленной (и вообще не существующей). Сива быстро сообразил, что делать. Хотя нет, Вадлар первым упомянул Конклав. А Фетис-то – голова! Если бы не привычка придуриваться, вообще бы был замечательным парнем, хоть и упырь.

Короткобородый попытался еще что-то выторговать, но насупленный вид Вадлара и упоминание первого и второго Номоса заставили его сдаться. На лице короткобородого чародея было разборчиво написано, что он очень жалеет, что портал не был создан до появления Магистра и его компании, сыплющей знаниями Номосов.

«Встаньте в круг… Сконцентрируйтесь… Вот нужные мыслеформы… Теперь направляйте Силу по этим каналам…»

Они все-таки пытались оставить себе хоть немного Силы, пытались припрятать ее, скрыв в глубинах ауры. Уолт бесцеремонно отобрал заначки. Сюсюкаться с чародеями он больше не собирался. Отдавшись в его власть, они превратились в лимоны, которые он мог безостановочно выжимать. Впрочем, делать это боевой маг не собирался, он ведь не чернокнижник или некромаг какой-нибудь.

Воронка почти заполнилась Силой, когда в постоянно сотрясаемом Поле Сил произошло изменение, негативно отразившееся на передаче магических энергий. Пронесшийся по колдовским полям разрыв эфирных связей чуть не разрушил стройную систему подачи Силы, и Уолту теперь приходилось мотаться между подчинившимися его воле волшебниками и восстанавливать связи.

Сомнений не было, кто-то из сражавшейся парочки «бог-упырь – Маэлдрон-Разрушитель» нанес смертельный удар.

Но кто?

Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, не скрывая ничего. Оба видели души друг друга – душу живую и душу мертвую.

И в душе живой не было ничего, кроме ярости, клокочущей раскатами гнева и громом неистовства. Эта ярость была готова уничтожить мир, если ее не остановить, залить мир огнем, испепелив все.

И в душе мертвой не было ничего, кроме безумия, расползающегося кляксами сумасшествия и волнами умопомешательства. Это безумие было готово уничтожить мир, если его не остановить, превратить мир в холодную безмятежность, заковав все в лед.

И чем сильнее Золтарус вглядывался в душу Латиэлла, тем сильнее становился запах сожженного мира.

И чем сильнее Латиэлл вглядывался в душу Золтаруса, тем сильнее становилось чувство холода.

Противники, достойные друг друга, ждали, кто первым начнет атаку и допустит ошибку.

Первым не выдержал Маэлдрон. Слишком сильна была память о карлу, от которых остались только кости, слишком много боли приносила эта память. Огненные шары вспухли вокруг Золтаруса, декариновыми протуберанцами очертив вокруг бога-упыря настоящую огненную сеть, которая начала сжиматься, едва появившись. Соединив руки над собой, Латиэлл создал ветвистую белую молнию, которой ударил сквозь огненную сеть, целя в голову противника. Ярость, собранная в эту молнию, злой Силой своей могла обратить в пыль гору.

На миг Золтарусу показалось, что за спиной Лесного эльфа возникли темные фигуры. Высокие, широкоплечие, гордые, они полнились той яростью, что падала на него в виде белой молнии. Словно одобряя действия карлу, они кивнули, вскинув правые руки в приветственном жесте.

Бог-упырь схватился за сеть, огонь потек по ладоням, но он почувствовал только легкое жжение и в два счета разорвал пламенную сеть. И тут белая молния обрушилась на него. Он не ожидал, что ярость Лесного эльфа, ярость простого смертного, пускай и мага, сумеет опалить его. Он не ожидал, что мгновенная боль пронесется по телу, по каждой клеточке, заставив его испытать подзабытое за века чувство опасности. Но эльф сумел причинить ему боль, а это не удавалось даже Вестникам.

Золтарус никогда не слышал о Маэлдронах, а если бы и слышал, все равно бы не поверил, что смертные, пускай и полубоги, сравняются в Силе и Могуществе с богом, пускай и бывшим смертным.

Подзабытое чувство физической боли заставило Золтаруса взреветь. И обрадоваться. Может, Лесной эльф сможет убить его? Может, именно карлу спасет его Народ?

Тогда нельзя сдерживаться. Нужно биться в полную силу, чтобы и враг не сдерживался. Успокой мое безумие, враг! Избавь меня от вопросов! Убей меня! Убей меня в сражении, ибо только так достойно убить Бессмертного!

Он бросился на Лесного эльфа, меняя облик за обликом, беря лучшее от тех трансформ, что были в нем. Кислота и зубастая пасть, костяной хвост и управляемые острые наросты плоти, сжатое пространство и сводящий с ума звук, лапы с крюками и дурманящие иллюзии, ядовитые креатуры и мысли-приказы умереть, жидкий огонь и мертвая вода. Багровые жгуты вспарывали воздух. Щелкал клюв на левой руке. Золтарус не сдерживался.

И навстречу ему яростно засверкали Топосы. Огонь и Ветер, Земля и Вода, Свет и Тьма, Тень и Сумерки, Разрушение и еще большее Разрушение – воющая магия била навстречу богу-упырю, и Сила эта была ужасающей. Золтарус не ожидал столь неукротимого фонтана магической энергии, но только обрадовался сильнее. И захохотал.

В ответ засмеялся карлу – и засмеялись темные фигуры за его спиной.

Огненная ярость и ледяное безумие сошлись грудь в грудь. Три багровых жгута жадно устремились к плоти Маэлдрона-Разрушителя, разноцветье Топосов сжимало в магические тиски бога-упыря. Магия Маэлдрона изничтожала трансформы Золтаруса, трансформы Золтаруса истребляли колдовские удары Маэлдрона. Плотность магии в Топосах была такой, что багровые жгуты двигались в них очень медленно и при желании Латиэлл легко смог бы уклониться от них. Но карлу слишком хотел достать врага, его ярость смела рассудок и знала только одно – убить! Все его естество гнало потоки уничтожающего волшебства на Золтаруса, и обычные чары защитного поля, поставленные Латиэллом еще во время поединка с Вишмаганом, не могли сдержать божественных чар, из которых были созданы Пожиратели Плоти.

Стихии и Начала, объединенные волшбой Разрушения, возведенного Латиэллом в абсолют, врезались в Золтаруса. И та субстанция, что была названа смертными Онтическим Эфиром, дрогнула. Эманация Искры Творения, невидимая, неощутимая и существующая как переплетение потенциальных и актуальных частиц среды Бессмертности ее носителя, всегда стояла на защите Золтаруса с тех пор, как золотая кровь бога и серебряная кровь убога смешались в Диком упыре, дав ей жизнь. Попади бог-упырь в самое сердце родившейся звезды – и она бы защитила его от дикой и почти бесконечной энергии, бушующей в новом светиле. Но когда к Силам, к магии, что несла существование и жизнь, созидание и уничтожение, творение планет и измерений, галактик и реальностей, непрерывные концы Света и начала Тьмы, против которой она всегда могла противопоставить такую же Силу, поскольку была она частью от этой магии, прибавилась ничтожная для таких масштабов воля-ярость смертного существа, о сущности которой Бессмертные знают очень мало, – субстанция Онтического Эфира дрогнула.

Она не исчезла, она просто сдержала всю магию, направленную в Золтаруса, но не смогла сдержать ярость смертного Лесного эльфа, окутанную проклятиями и чистотой энергий, что рождаются в стуке сердца. Ярость прошла сквозь Онтический Эфир, ведя за собой откат от Разрушения, остановленного Онтическим Эфиром. И обвитая мучениями и страданиями боль расколола сущность Золтаруса, суть бога-упыря. Он заорал, когда взорвались его руки, когда отвалились его ступни, когда начала раздуваться голова и из глазниц начали вытекать глаза, а в груди появляться провалы в никуда. И испытываемая богом-упырем боль была сродни боли при использовании божественной Власти, но если та тысячами мелких иголок пронзала его, то эта ржавым тупым топором рубила его на части.

В Лесном Коридоре внимательно следивший за схваткой Мастер побледнел и сжал кулаки, вонзив ногти в кожу так, что потекла кровь, но он не заметил этого.

Латиэлл вскрикнул от радости, когда увидел, что происходит с его врагом, но тут багровые жгуты, без труда преодолев силовое поле, коснулись Маэлдрона. И плоть начала исчезать, заставив карлу судорожно закрутиться на месте и покрыть свое тело очищающим пламенем, будто это могло помочь. Пожиратели Плоти, добравшись до заветной добычи, действовали быстро и неумолимо. Кожа, мышцы, жир, органы, нервы, каждая клетка – все пожиралось багровыми жгутами. В воздухе завис, покрытый собственным пламенем, скелет. Воздушные элементали продолжали держать вызвавшего их мага, и пылающий костяк напоминал картины художников-райтоглорвинов, повествующих о последних днях мира, когда Грозный Добряк сольется с Сущностью Тварца и мир переродится заново. Темные фигуры исчезли, и никто не мог сказать, были ли они…

А тело Золтаруса, стоило сгинуть Маэлдрону, начало восстанавливаться. Онтический Эфир пришел в норму и возвращал естественный вид бога-упыря, воссоздавая его заново из беспредельности своего потенциального существования, Властью Бессмертия изгоняя Смерть и ее слуг из актуального бытия Золтаруса. Красные лучики сновали от плеч бога-упыря, возвращая ему руки, синие лучики прыгали в глазницах, заново создавая лиловые глаза, дыры в груди затягивались желтыми лучиками, белые лучики творили ступни.

Он был богом. И Онтический Эфир не мог позволить богу умереть.

Золтарус взглянул на огненные останки врага. Заклинание Полета до сих пор не распалось на составные чары. Бог-упырь с сожалением вздохнул. Эльфу не суждено убить его. Эльф оказался слабее. А значит, этому миру не избежать гибели.

…И его Народу…

Правда, было странно, что воздушные элементали все еще оставались в Равалоне, а не убрались в свой мир. Когда-то Дети, что взяли себе имя Сива, что значило Собирающие, рассказывали богу-упырю, что с гибелью мага исчезнут все его заклятия, если только это не предсмертное проклятие, или закрепленное за источником энергии Заклинание, или некромагическое изменение. Проклясть Золтаруса карлу просто бы не успел, то же самое и с источником энергии, оставалось только некросинное заклятие, но бог-упырь не улавливал излучений Смерти…

Ответом стала яркая зеленая вспышка на лбу пылающего черепа, исходившая от камешка, которого до этого не было видно в языках пламени. От камешка побежали ободки обруча, охватившего голову, изнутри обруча поползли толстые стебли, охватывающие кости и гасящие огонь. На стеблях раскрывались маленькие листочки, плотно сжимающиеся друг с другом и облепляющие кости. Золтарус не успел и глазом моргнуть, как скелет Лесного эльфа оказался покрыт стеблями и листвой, напоминая набитое растениями чучело. Потом от обруча по всему «чучелу» словно прошла зыбь, и там, где она проходила, листья скукоживались, сворачивались в трубочки и обращались в гладкую, как у новорожденного, кожу.

Темные фигуры вернулись – и теперь их макушки касались небес, и звезды мутно мерцали, не в силах дарить свое сияние из-за яростных великанов. Они смеялись, положив руки на плечи Маэлдрона, и казалось, что они заполонили все пространство до горизонта. И Лесной эльф не казался малюткой на их фоне, равным он был им – и ярость его была яростью темных великанов.

Земля под ногами Золтаруса шевельнулась, и ветви с железными листьями, по которым бегали черные огоньки, разбрасывающиеся фиолетовыми искорками, распрямились прямо перед богом-упырем, согнулись, метя в него. Он отпрыгнул назад и ударился спиной о такие же ветви, царапнувшие его спину листьями. Огоньки поскакали по Онтическому Эфиру, обжигая кожу, но они были намного слабее недавнего магического удара карлу. Другое дело, что после удара кулаком по ветви она не сломалась, а только качнулась назад и, выпрямившись, полоснула железом кулак Золтаруса. Вред она не причинила, но к расползавшимся по телу огонькам добавилось еще несколько. А ветви продолжали расти, они выползали из-под земли, показались гибкие стволы, сиявшие тем же светом, что и камешек в обруче Лесного эльфа.

Выпустив из пальцев левой руки когти размером с саблю, Золтарус полоснул окружавшие его деревья, оставив только рваные следы на коре, которые тут же затянулись октарином. Стволы росли из земли так массово, что уже настоящая стена взяла в кольцо бога-упыря. Листья дребезжали, огоньки сыпались без остановки, и по телу Золтаруса будто ползали жирные мухи, которые никак не желали улетать. Он высвободил Пожирателей Плоти, хлестанув деревья, но, когда с них исчезла кора, октариновый свет потек по голым стволам, возвращая им одеяние.

Золтарус зашипел. Божественная Власть сконцентрировалась в правой руке, и защелкал клюв, готовый обращать все в кровь Золтаруса. Эльф заплатит за то, что он снова испытывает проклятую боль божественных мук, испытывает – и не умирает после этого.

Ветви и стволы сливались в нечто единое. Земля снова зашевелилась, под ногами извивались крупные ветви, словно черви после дождя. Золтарус заревел, и в этом реве не было уже совершенно ничего от смертного, каким он когда-то был. Клюв начал терзать деревья, зубы пережевывали древесину и отплевывались серебром и золотом. Стволы чахли, осыпались влажной массой, но их место сразу занимали новые гибкие деревца, звеня железом листьев. Вокруг вставал настоящий лес; бог-упырь уже балансировал на ветвях, которые поднимали его вместе с верхушками растущих рядом изумрудных стволов.

Глаза карлу пылали зеленым огнем, его руки беспрерывно двигались, и с крутящихся ладоней вырывалась в мир незамутненная Сила Живой Природы. Топосы приглушенно светились, их магический спектр был почти незаметен в интенсивно-зеленой Мощи, которой Лесной эльф открыл дорогу в узкую для нее реальность. Он стал Воротами, створки которых распахнулись целиком и полностью, и то, что в нем называло себя Латиэллом сиэ Ниорэ, исчезло, и осталась только бескрайность Космоса, в котором носились семена Жизни. И вся Сила этой бескрайности била по богу-упырю, по единственному существу, на которое сейчас был направлен гнев Маэлдрона, ставшего Дверью в мир смертных для полноты всего бытия Живой Природы.

Шелест листьев, перепевы птиц, жужжание насекомых, игры зверят, аромат цветов, пробивающихся сквозь перегной травы… и, чуть слышно, накатывание волн на берег, темнота неизмеримых глубин, где шевелятся создания, один вид которых способен напугать кракенов и левиафанов, покачивание водорослей… и, еще менее слышно, рокот вулканов, обвал в горах, прыжки козлов по скалам… и, совсем не слышно, скольжение по невидимым путям тысячи тысяч живородных Духов, которые кружат над флорой и фауной в бесконечных хороводах, и…

Ничего этого не было, но все это вторгалось в чувства Золтаруса, и все это было противно Золтарусу. Он приготовился к тому, что от его тела будут отрывать куски – и от его тела отрывались куски, когда ветви с железными листьями совокупными ударами хлопали по спине и плечам, пробивая Онтический Эфир, тут же восстанавливающий тело бога-упыря. Он приготовился испытать боль – и он испытывал боль, боль, которая сжигала вопросы, которые не успевали добраться до разума и заполонить его приступом безумия. Он приготовился умереть – но он не умирал, только телу причинялся бесполезный вред, и испытывалась боль, ненавистная ему уже не менее, чем боль от вопросов. Но еще больше его мучил поток Жизни, в который Золтарус оказался заключен волшебным лесом, где гибкие деревья с железными листьями перемежались крошечными деревцами с мелкими оранжевыми листочками, по которым текли таинственные знаки, крупными деревьями с листьями в форме пентаграммы, постоянно меняющими цвет, шевелящимся кустарником, принимавшим формы всех смертных Народов, которые населяли Равалон и таких, которые никогда не ступали по его земле или мчались в его небесах, огромными, с голову горных великанов, цветочными бутонами, которые, раскрываясь, выпускали сверкающую золотистыми многогранниками пыльцу, черными, как душа закоренелого преступника, травами в рост тролля и белыми, словно крылья Вестников богов, лозами, завивающимися как локоны эльфийской принцессы.

Флора торжествовала вокруг Золтаруса, и проглатывающий ее клюв ничего не мог с ней сделать. Сожранные им растительные сущности почти сразу же заменялись другими. Серебро и золото потоками текли по стволам и лозам, а Жизнь рвалась смять сопротивляющуюся ее давлению не-жизнь. Окажись тут армия андедов в несколько сот тысяч зомби, она была бы свободно переработана в материал для новых жизненных потоков и их носителей. Но здесь был бог-упырь. Бог-упырь, который был не-живым, а не не-мертвым. И Жизнь не могла убить его, только приносила боль.

Золтарус ненавидел боль. Для него за столетия головных мучений любая боль была схожа с болью вопросов.

Черные стебли, потянувшиеся по деревьям вверх, оплетали его ноги, пытаясь стянуть вниз, в мешанину жизни и энергий, бьющую ключом. Потоки энергий от Лесного эльфа создали как бы перевернутую полусферу, где основная магия Живой Природы собралась на дне и восходила в виде флоры наверх. И сейчас Золтаруса хотели стащить туда, на дно полусферы, в сердцевину волшебства Живой Природы, где его намеревались сделать частью вечного жизненного потока, разлитого по всему Мирозданию. Он бы не умер, как не умирает сама жизнь, он бы расплескался по всем реальностям и измерениям Равалона, отдав свои частицы в эфирную плоть жизненных Духов.

Он бы не умер. И не перестал задавать себе вопросы.

Золтарус заревел-зашипел. Против Жизни Мертвая Сила трансформ не поможет. Только божественная Власть. Или его, лично его Сила Крови, для которой, впрочем, время еще не наступило.

Тогда только божественная Мощь.

Бурно расплескавшаяся энергия разорвала стебли вокруг ног Золтаруса, отодвинула бегающие по нему огоньки, заставила отклониться деревья и рывком вошла в правую руку с клювом. Клюв распахнулся, первый ряд зубов начал выдвигаться вперед, увеличиваясь, эннеариновый свет затопил весь созданный Живой Природой лес. Первый ряд зубов увеличился до размера двух Золтарусов, как в высоту, так и в ширину. Эта пасть сочилась такой злобой, что начали сохнуть ближайшие к ней растения. Они теряли своих жизненных духов, которые обращались в серебристо-золотистую жидкость просто оттого, что неподалеку находился носитель божественной Власти Золтаруса. Пасть рванулась вперед и чуть вверх – к поднявшемуся над созданным им лесом Лесному эльфу. Она пробила туннель в сплетениях деревьев и трав, туннель, полный серебра и золота, и воинство Живой Природы не спешило залить октарином пробитую часть – приближавшаяся к туннелю флора сразу чахла и погибала.

Следом за пастью, вытянув перед собой руку с клювом, несся Золтарус. Вернее, пасть тащила его за собой. Пасть вырвалась за пределы леса и устремилась к карлу. Левый кулак бога-упыря раздулся и покрылся крючками.

До карлу оставалось меньше пяти метров, когда зеленый камешек погас, зеленое пламя покинуло глаза эльфа, и снова ярко засияли Топосы. Темные фигуры начали рукоплескать. Отрезанная от Источника энергия Живой Природы покидала раскинувшийся в степи удивительный лес, и вместе с ней уходили чудесные растения и деревья, оставались только обыкновенные. Обычный лес в необычном месте. В будущем он или падет под метаморфозами Границы, или изменится, став частью фантасмагорий, что происходят здесь.

Пасть своим разрушительным преобразованием уже почти касалась кожи Лесного эльфа, но в руках того мелькнул золотой меч, по которому текло сияние всех Топосов. Разрубленная на две части пасть полетела вниз, однако Золтарус, отрастивший крылья, продолжил полет и ударил карлу сверху вниз, точно собираясь вбить его голову в плечи. А Лесной эльф дождался, пока кулак, величиной с него, чуть тронул его растрепавшиеся волосы – и качнулся всем телом. И кулак Золтаруса промчался мимо, чуть-чуть не задев карлу.

Золтарус ждал чего-то подобного. Огромный кулак опускался мимо, а он, убрав крылья, начал разворачиваться, метя правой ногой в грудь эльфа, направляя через ногу Посыл Подчинения, разноцветный клубок нитей, его Дар Детям Тиарам. Зацепи хоть одной нитью Посыл эльфа – и разум Золтаруса станет диктовать свои правила игры. Бог-упырь не сомневался, что вряд ли огненная ярость эльфа подчинится ему целиком, но она хотя бы поутихнет…

Карлу с поразительным спокойствием нырнул под ногу Золтаруса и оказался у него за спиной. Его меч застыл возле левой лопатки бога-упыря, в следующий миг вырастающее крыло встретило золотое лезвие на пути своего роста – и было разрезано. От неожиданности Золтарус взревел, неуклюже завертелся на одном месте и чуть не упал. Эльф скользнул в сторону, когда из тела противника во все стороны полетели шипы, и ничуть не удивился, когда шипы помчались за ним, поменяв траекторию полета. Он хладнокровно стал поражать их мечом, не пропустив ни одного.

А ошарашенный Золтарус отлетел от карлу, пытаясь понять: как эльф узнал, когда будет расти крыло. Он не гадал – точно знал, что крыло начнет расти в определенное время и в определенном месте. Для карлу это было словно свершившийся факт, он словно знал, что произойдет.

Не словно. Знал.

Золтарусу было видно, что карлу как бы лениво заносит меч и стремительно летящий шип встречается с золотым лезвием, сам, не успев отклониться. Карлу не рубил шипы. Они, будто одержимые самоубийцы, налетали на его меч. Он знал, где окажутся шипы. Для него это не было тайной. Так же, как знал, где окажется крыло Золтаруса. Хорошо. Нужно понять, как он это делает.

Иначе боль не остановить. Иначе не остановить безумие.

Дар чтения мыслей, который был дан Детям Заваратам, чье имя означает Вглядывающиеся, послушно отозвался на призыв Золтаруса. Это не было психомагией телепатии, нет, этот Дар позволял видеть и то, что рождает мысли, причины их возникновения. От слабой Силы Крови, которой стал этот Дар у Заваратов, чтение мыслей бога-упыря отличалось, как эльфийский младенец от грязного наемника.

Он встретился взглядом с карлу, проскользнул мимо огненной бездны и…

…нескончаемый поток, у которого нет начала и нет конца…

…извивающиеся в потоке призрачные драконы…

…серебристо-серые туманные струи, перепонки и чешуйки, сплетенные в башню-столб, уносящуюся вверх и вниз в бесконечной пустоте…

…эоны, эпохи, века, годы, часы, минуты, секунды, моменты, мгновения, миги, хрононы…

…то, что было…

…то, что есть…

…то, что будет…

Золтарус вынырнул из мыслей карлу. Время? Ему подвластна даже эта Опора Мироздания? Он знает будущее, то, что произойдет, и использует это знание. Сильный противник. Так почему же эльф до сих пор не убил его?!

Время. Даже у него есть сущность, изменчивая, беспрерывная сущность. Сердцевина. Кровь Времени. А значит, и время можно обратить в золото и серебро!

Клювы распахнулись на обеих руках, две гигантские пасти возникли перед Золтарусом. Он заревел, бросившись на карлу. Кровь! Кровь Времени! И кровь карлу! Кровь будет его! Искра Творения не иглами – тысячами копий пронзала его, но он не обращал на боль внимания. Потом, все потом! Уничтожить врага, который мог бы убить его, – но не может!

Топосы были такими яркими, что могли ослепить простого смертного, если бы тот смог увидеть их. Карлу вскинул золотой меч навстречу летящему богу-упырю – и в его глазах мелькнула неуверенность. Он не понимал почему, но не смог вглядеться в будущее и увидеть наибольшую вероятность того, что случится.

Время. Нет времени без пространства, и нет пространства без времени в мирах, что упорядочены. Только Все-Вышний Порядок и Без-Образный Хаос в своих пределах владеют мирами, где время и пространства разделены. Но в мире Равалона реки времени текут в берегах пространства. И разрушив берега, можно разрушить ход реки.

Клювы щелкали, впиваясь в структуры, что создают пространственные образования, проглатывали места, жевали топологию и запихивались метрикой. Пасти неслись на карлу, а клювы разрушали материю пространства вокруг Золтаруса. И разрушалось время, меняя свое течение, искаженные мгновения разлетались от бога-упыря, ссыпались хрононы, и заклятия Времени отлетали от бога-упыря, не встречая привычных для них потоков. Пространство и время умирали, перерождались и становились не-пространством и не-временем. Золтарус выпал из временной размерности Равалона, и знать вероятное будущее Золтаруса не было дано даже Слоноголовому Нигхеше, убогу Абсолютных Знаний из Махапопы.