Текст книги "Эликсир Купрума Эса"

Глава десятая

Но получилось так, что друзьям пришлось на какое-то время забыть о таинственных окнах. Слух о проводившемся вчера «социологическом опросе» широко распространился в пятых, четвёртых и даже шестых классах. Он взбудоражил исследователей, рационализаторов и изобретателей, которых, как и предсказывал Гена, оказалось гораздо больше, чем это было заметно на глаз. На первой перемене Веню схватил за локоть незнакомый мальчишка. Он был маленького роста, тощий, но жилистый. Он походил на цыганёнка. У него был длинный грачиный нос, большие чёрные глаза и чёрные, жёсткие, торчащие волосы.

– Эй! – сказал он резким голосом. – Ты записываешь в общество?

– В какое общество?

– В пионерское. В научное.

Веня объяснил ему, что никакого пионерского общества ещё нет, что они просто спрашивают у ребят, кто чем занимается.

– Давай записывай меня! – приказал мальчишка. – Алька Портнов, Александр то есть. Пятый «А».

– А ты что исследуешь?

– Я ничего не исследую. Я двигатель изобрёл. На самом дешёвом топливе. Записывай!

– А что за топливо? – немного опешив, спросил Веня.

– Вода! Самая обыкновенная! Ты знаешь, что получается, если разлагать воду электрическим током?

– Знаю. Гремучий газ получается, – ответил Веня.

– Ну вот! Теперь смотри: нажимаем на стартер, заставляем крутиться генератор. Генератор вырабатывает ток, ток вырабатывает этот… гремучий газ… А тут – двигатель, самый простой, автомобильный… Гремучий газ попал в цилиндр, а тут искра, понимаешь… и пошло! Двигатель крутит генератор, генератор вырабатывает ток, ток разлагает воду, получается гремучий газ…

– Погоди! Постой! – сказал Веня и потёр ладонью макушку. – А гремучий газ-то, взорвавшись, превращается обратно в воду!

– Ну правильно, в воду!

– Так какое же это изобретение? Это перпетуум-мобиле!

Мальчишка засверкал глазами и полез на Веню грудью:

– Какая там тебе перпетуум-мобиля! Это двигатель! Самый экономичный!

– Ну погоди. Ты же сам сказал, что гремучий газ снова превращается в воду… А эту воду снова можно разложить… Значит, что же получается? Вечный двигатель!

Мальчишка перестал налезать на Веню и просиял:

– Вот это ты правильно! Именно вечный! Я даже сам не допёр до этого, а теперь понимаю: вечный! Заправил литром воды и газуй хоть вокруг света: вввжи!.. Записывай!

– А ты знаешь, что вечный двигатель невозможен? – спросил Веня.

Алька опять сжал маленькие, но, как видно, крепкие кулаки.

– Почему невозможно? Докажи!

– Н-ну… По науке невозможен, я где-то читал…

– «Где-то читал, где-то читал»! – всё больше кипятился изобретатель. – Ты докажи, почему невозможен! Докажи!

Веня пятился от изобретателя, ожидая, что вот-вот придётся драться, но тут он увидел Маршева, который разговаривал с Круглой Отличницей.

– Родь! Родь! – позвал Веня.

Родя подошёл, выслушал своего друга и пожал плечами:

– Ну и запиши: «Изобретает перпетуум-мобиле». Нам ведь главное – записать, а прав он или нет, потом разберутся.

Вообще изобретателей вечного двигателя набралось порядочно: ровно двадцать пять человек. Это было установлено, когда Валерка Иванов, Круглая Отличница, Родя и Веня собрались вместе и перечитали свои записи. Шестеро таких изобретателей приходилось на пятые классы, и девятнадцать – на четвёртые.

Вскоре обследователи перестали расспрашивать каждого о подробностях его исследования или изобретения – некогда было. На всех переменах конструкторы и исследователи сами разыскивали «социологов», и возле каждого из них образовывалась небольшая очередь. Были тут изобретатели усовершенствованных удочек, вроде удочки с лампочкой возле крючка для подманивания рыбы светом, был изобретатель миниатюрной электрической зажигалки, ради которой нужно было таскать с собой батарею для карманного фонаря. Находились и такие, кто хотел попасть в списки обследователей просто так, из тщеславия, лишь бы на него обратили внимание. Тогда происходили разговоры вроде следующего:

– Запиши меня!

– А чем ты занимаешься?

– Я? Я этим… Ну, как его? Ну… археологией.

– А что ты делаешь?

– Ну, это… копаю.

– Что копаешь?

– Ну… яму, конечно.

– Где?

– Ну, у нас… во дворе.

– Зачем копаешь?

– Ну, чтобы эти найти.

– Что «эти»?

– Полезные ископаемые.

– Отойди, гад! – Валерка Иванов переложил шариковую ручку из правой руки в левую и плюнул в правую ладонь.

«Археолог» испарился.

В конце большой перемены Ляле принёс тетрадку с результатами опроса Петя Клюквин из пятого «А» (Круглая Отличница с ним вчера говорила). За ним явился Юра Николаев из шестого «А», тот самый, который строил «электронную черепаху». А на предпоследней перемене к толпе выбежавших из кабинета пятиклассников подошёл здоровенный угрюмый малый с широким лицом и с чёлкой над самыми глазами.

– Э!.. – сказал он низким голосом. – Позовите Данилову!

Лялю стали звать, но та уже куда-то убежала.

– А кто тут ещё опросом занимается? – спросил малый.

– Я занимаюсь, – ответил Родя.

– На! Передай Даниловой! Скажешь – от Столбова из шестого «Б». – Парень сунул в руки Маршеву тетрадь и пошёл было прочь, но вдруг приостановился и оглянулся на Родю: – Ну-ка пойдём.

Родя прошёлся с ним до окна в торцовой стене коридора. Тут Столбов остановился, положил локоть на подоконник:

– Что Генкина сестра вам говорила? Нас пустят в «Разведчик» до каникул? Хотя бы тех, которые в шестом?

– Она ничего такого не говорила, – ответил Родя и добавил, что, по его мнению, этот вопрос решится не скоро.

– Плохо дело, – проворчал Столбов.

– Тебе-то что! Ты осенью в седьмом уже будешь, а вот нам…

– А мне осенью не нужно. Мне сейчас…

– А что у тебя за работа?

Столбов расстегнул портфель:

– Ты про биологическую борьбу с вредителями растений слыхал?

– Слышал такое выражение, но что это – не знаю.

– Есть химическая борьба, когда их ядами травят, – заговорил Столбов, роясь в портфеле, – только это дело вредное: людей можно потравить, домашних животных… А есть, значит, биологический метод. Это когда на вредителей всяких паразитов напускают, а эти паразиты вредных гусениц губят… А есть ещё способ, когда этих гусениц всякими ихними болезнями заражают. – Столбов извлёк из портфеля закупоренную стеклянную баночку, на две трети заполненную каким-то жёлто-бурым порошком: – Видал?

– Что это?

– Гусеницы. Толчёные.

– ?

– У нас огородный участок за городом, и на капусту прошлым летом вредитель напал – капустная совка. Мы давай гусениц вручную собирать. Только поздно хватились: треть капусты пропала. А потом я заметил, что много гусениц больных или вовсе дохлых. Я их, значит, насобирал…

– Дохлых?

– И дохлых, и больных. Больным дал подохнуть от болезни, а потом высушил всех на солнце и истолок.

– Ну и что?

Столбов прищурил один глаз, разглядывая содержимое банки:

– А то! Может, тут у меня бактерии или микробы, от которых гусеницы погибли. В сушёном виде, значит. Если гусеницы летом снова появятся, я это дело в воде размешаю, капусту опрыскаю и здоровых гусениц, может, всех перезаражу. – Столбов спрятал банку обратно в портфель и ещё больше помрачнел. – Только я ведь наобум работаю… Мне бы хоть микроскоп… Хоть бы посмотреть, живые они или нет, эти микробы! Я бы на них водой капнул – и под микроскоп!

– А ты у биологички попроси!

– Просил. В три шеи выгнала. Грозилась директору сказать, что я заразу в школу таскаю.

Родя живо представил себе сцену между Столбовым и преподавательницей биологии. Это была женщина довольно молодая, но очень неприятная, которая и ребят не любила, и свой предмет.

– Пока! – сказал Столбов. – Гене привет передай.

И уже на самой последней перемене Ляля подвела к Маршеву и Рудакову маленького русоволосого мальчонку. Друзья подумали, что он второклашка, но это оказалось не так.

– Вот, знакомьтесь! – сказала Круглая Отличница. – Сам опрос в четвёртом «Б» провёл, по своей инициативе. Толя Козырьков зовут.

Веня взял у мальчишки тетрадку. Отдав её, тот опустил голову и начал краснеть. На первой странице ребята прочли:

«Козырьков Толя. Четвёртый кл. „Б“. Ленейка для разризання пластмассы».

День выдался утомительный, и Веня был не в духе.

– Козырьков Толя. Это ты, значит? – спросил он.

– Я, – ответил Толя, глядя в пол.

– У тебя что – двойки по русскому?

– Тройки, – ответил Толя и ещё сильней покраснел.

– Ведь «линейка» от слова «линия» происходит, а ты пишешь «ленейка»!

– Хватит тебе придираться! – сказал Родя и обратился к мальчишке: – Что это за линейка?

Толя ещё ниже опустил голову и заговорил тихим прерывающимся голосом, словно отвечая трудный урок:

– Мой папа любит мастерить, и он режет пластмассу… Он пластмассу режет… Он положит на пластмассу линейку и по этой линейке режет… такой железкой с зазубринкой… Он проведёт по линейке железкой, и получается царапина на пластмассе… Потом он ещё раз проведёт, и… глубже станет… царапина. А потом… потом совсем разрежет. Только пластмасса скользкая, и линейка скользит… Соскользнет, и царапина – не туда… Папа очень много пластмассы испортил… – Толя умолк и стоял не подымая головы, словно ожидая получить двойку.

– А что ты придумал? – спросил Родя.

– А я придумал, чтобы к линейке наждачную бумагу приклеивать… Нарезать полосочками и приклеивать… Клеем «БФ»… И тогда она не скользит…

– Гм! Это дело! – сказал Веня.

– А почему обязательно «БФ»? – спросил Родя.

Тут впервые Толя осмелел и поднял голову:

– Потому что у папы линейка стальная. Другим клеем она не приклеится…

И каждую перемену друзей разыскивал Портнов, которого Веня теперь иначе не звал, как Перпетуум-мобиле. И каждый раз он докладывал о новом кандидате в пионерское научно-конструкторское общество. Чистой тетрадкой Алька не запасся, поэтому он вёл свои записи на промокашках, на выдранных из старых тетрадей листочках.

– Во! – говорил он возбуждённо. – Димка Грибов! У него аквариум, и он хочет золотую рыбку с пескарём скрещивать.

– А это зачем? – спрашивали его.

– Ну как зачем! – кипятился Перпетуум-мобиле. – Для науки!

И ни Родя, ни Веня, ни Круглая Отличница не замечали, что к разговорам о «социологическом опросе» внимательно прислушивается Надежда Сергеевна. Не замечали, пока она сама к Ляле не подошла.

– Слушай, голуба моя, объясни, пожалуйста, кто придумал этот «социологический опрос» и с какой целью он проводится?

– Мой брат придумал, – ответила Ляля и рассказала всё, что хотела узнать замдиректора.

– Вот оно как! Ну спасибо, – сказала Надежда Сергеевна и ушла.

К концу учебного дня у наших обследователей скопилось пять тетрадок и куча записок на отдельных листочках, принесённых Алькой Портновым.

Ляля собрала всё это и побежала разыскивать Гену. Вернувшись, она доложила:

– Он сказал, чтобы вы к нам пришли часа в четыре.

Как всегда, по дороге домой друзья проходили мимо Дворца пионеров, и здесь только им вспомнилось освещённое окно и чёрная фигура, метавшаяся в нём. Оба остановились перед воротами дворца.

– Запишемся? – предложил Родя.

– А в какой кружок?

Родя задумался, и тут его осенило.

– Слушай! Запишемся в такой кружок, который занимается в пятницу вечером.

Веня сразу понял своего друга. Вы уже знаете, что к Рудаковым приехали родственники – дядя Миша с женой. Дяде Мише исполнилось пятьдесят лет, и он собирался отметить это событие в пятницу ужином в ресторане. Были приглашены и супруги Маршевы.

– Правильно! – сказал Веня. – Раньше чем в полпервого ночи они домой не вернутся. Может, и успеем провести эту операцию.

Друзья вошли во дворец и записались в фотокружок, который занимался в пятницу вечером. На этот раз дежурил другой педагог – мужчина.

В четыре часа Веня и Родя явились к Гене. Они застали его и Лялю во дворе. Надо сказать, что двор этот больше походил на парк. Тут росли старые тополя и липы, тут были ярко раскрашенные скамейки, беседки и песочницы для малышей. И было тут маленькое футбольное поле, ограждённое сеткой, какой обычно ограждаются теннисные корты. По этому полю, сражаясь за мяч, метались восемь полевых игроков примерно Родиного возраста, а в воротах из планочек прыгали два вратаря. Кроме того, по площадке со свистком в зубах бегал взъерошенный коренастый парень, в котором ребята узнали самого Гену. Он временами свистел и командовал:

– Угловой у ворот «Синицы»!.. Стоп! Рукой сыграл. Штрафной от ворот «Чижа»!..

А снаружи, вцепившись в решётку и прильнув к ней носами, стояли ещё человек десять мальчишек. Вид у них был такой, словно они узники в тюремной камере, а крошечное футбольное поле для них целый мир, где царят свобода и счастье.

Недалеко от футбольного поля была другая площадка, с клумбой посредине. Здесь приятели увидели Круглую Отличницу и Валерку, тут же было много старшеклассников. Один бренчал на гитаре, двое других играли в бадминтон, перебрасываясь воланом через клумбу, остальные просто сидели на скамейках, и Родя с Веней заметили, что в руках у некоторых тетради с результатами их неоконченного опроса.

– Гена, иди! – позвала Ляля, увидев Рудакова и Маршева.

– Ге-е-на-аа! Соци-о-о-ологи пришли-и-и! – дурачась, закричала одна из девушек.

– А с линейкой – это надо на заметку взять, – сказал какой-то парень, листая тетрадку.

– С какой линейкой? – спросили его.

– Для резки пластмассы.

Это было единственное серьёзное замечание, которое ребята услышали по поводу опроса. Старшеклассники были явно заинтересованы этим мероприятием, но относились к нему как к чему-то очень забавному.

Пришёл Гена и грубовато сказал старшеклассникам:

– А ну, давайте сюда! – Он забрал у них тетрадки и Алькины листочки и кивнул «социологам»: – Пошли! Тут не дадут поговорить: зубы скалить будут. – Отойдя с ребятами в сторонку, он продолжал: – Значит, я проанализировал материал. У вас один шестой ещё не охвачен и два четвёртых, но, в общем, что-то около тридцати процентов получается.

– Исследователей и конструкторов, – пояснила Ляля.

– Да. Правда, вечных двигателей что-то многовато… Но это ведь о чём говорит? Тяга у людей к изобретательству имеется, а направить их – никто не направляет.

Пока Гена говорил, игра у футболистов прервалась.

– Гена! Ну, Ген!.. Ну, иди, суди! – кричали они.

– Играйте! – крикнул Гена. – Пусть Димка судит пока!

– Ген!.. Ну мы закончим опрос, а что дальше? – спросил Валера.

– А дальше… для начала вот что сделаем: напишите статью в стенгазету. Не в отрядную, а в большую, общешкольную.

– А что написать? – спросила Ляля.

– Ну, ты помнишь, о чём я дома у нас говорил? Об этом и напишите. Приведите цифры, только сначала закончите опрос…

– Ген!.. – снова закричали футболисты. – Ну, не умеет Димка судить! Он только под ногами путается!

– Да отстаньте вы!.. Сейчас, говорю! – огрызнулся Гена и снова обратился к ребятам: – Про научно-техническую революцию не забудьте упомянуть.

«Социологи» помолчали, озадаченно поглядывая друг на друга. Потом Родя пробормотал:

– Ген!.. Гена! А может, лучше тебе статью написать?.. Всё-таки общешкольная газета… Там старшеклассники всё-таки, а мы… Мы что-нибудь не так напишем.

Глаза у Гены вдруг сузились и стали злыми.

– А вот такие разговорчики ты лучше оставь, – процедил он сквозь зубы и спросил Лялю: – Ты им сказала?

– Нет, не успела ещё.

– Ну так я скажу. Я сегодня дал согласие быть у вас пионервожатым.

– Вот… Да-а-а! – обрадовался Веня.

– Подожди, не дакай! У нас учебная программа напряжённая, затем я из «Разведчика» уходить не собираюсь, значит, со временем у меня будет туго. Значит, если с вами придётся нянчиться и всё за вас делать, я – пас. Понимаете? Я только общее руководство могу осуществлять, а работать должны вы сами. Так что пусть вот это дело, – Гена постучал ногтями по тетрадям, – будет для нас проверкой. Пробным камнем, как говорят. Всем понятно?

– Всем! Понятно! Всем! – торопливо ответили мальчишки.

Гена сунул в руки Маршева материал опроса.

– Считайте себя инициативной группой и действуйте, а я пошёл, а то они себе глотки сорвут, – проговорил он и отправился к футболистам.

«Инициативная группа» решила сделать уроки, а часов в шесть собраться у Маршева и засесть за статью.

Глава одиннадцатая

А вот как провела этот день Зоя.

На первом уроке она сидела рядом с Соней Барбарисовой, подперев подбородок кулаком, делала вид, что внимательно слушает объяснение преподавательницы, но сердце у неё колотилось и мысли в голове налезали одна на другую.

«Тоже мне герои!» – думала она про Маршева и Рудакова. Забраться на ночь в пустой и тёмный Дворец пионеров они не боятся, возможность попасть в руки неизвестных злоумышленников их тоже не страшит, а вот что скажут наутро папа с мамой, это их беспокоит. Чего доброго, они даже откажутся от своего предприятия, лишь бы только родителей не тревожить! Нет, она – человек иной закваски, её не остановит такой пустяк. Она попросту оставит родителям записку: «Не беспокойтесь, вернусь только утром».

В этот день председатель совета отряда Ладошина получила несколько замечаний от педагогов за то, что ничего не слушает на уроках. Во время перемен ей не хотелось встречаться ни с Маршевым и Рудаковым, ни со своими друзьями. Она уходила куда-нибудь на другой этаж, чтобы оставаться со своими мыслями одной. Теперь ей рисовались сцены куда более волнующие, чем простенькая история с пожаром, о котором мечтала Зоя ночью.

Вот она пробирается по тёмной лестнице в тёмный вестибюль, вот набирает телефон милиции, сообщает что нужно и ждёт. Проходит две минуты, может быть, три… Ко дворцу подкатывает машина, и с десяток милиционеров врываются в вестибюль. (Заперты будут двери дворца или распахнуты настежь, Зоя об этом не думала.) А утром и родители Зои, и вся школа узнает о её подвиге, а ещё через несколько дней всей стране становится известно, что пионерку Зою Ладошину наградили медалью за разоблачение шайки опасных преступников.

Однако чем подробнее разрабатывала Зоя план своих действий, тем больше ей становилось не по себе. Зоя была почти уверена, что никто не заглянет за щит с таблицей Менделеева, где она будет прятаться. Даже мысль о появлении сумасшедшего Купрума Эса или неизвестных злоумышленников её не очень пугала. Но при мысли о том, что она останется совсем одна в огромном пустом и тёмном здании, у Зои от страха холодело под ложечкой. Встреча с самыми свирепыми бандитами казалась ей не столь ужасной, как это одиночество в темноте. А ведь может и так случиться, что никто в лабораторию не придёт, и тогда ей придётся терпеть этот ужас до самого утра! Нет, такого она не выдержит, этак она сама спятит не хуже, чем Купрум Эс.

Зоя решила, что ей не обойтись без сообщника, и стала перебирать в уме возможных кандидатов. Было бы глупо думать, что Соня, сёстры Мухины или Шурик Лопухов согласятся идти выслеживать сумасшедшего или бандитов. Чего доброго, они ещё предупредят взрослых о Зоиных планах, чтобы спасти её от этого опасного предприятия. Влюбленный в Зою Жора Банкин, возможно, не побоится бандитов, зато, как Маршев, побоится беспокоить родителей. Но вот у Нюси Касаткиной с родителями дело обстоит проще: Нюсин отец в командировке, а мама работает кассиршей в аэропорту и нередко дежурит там ночами. К тому же Нюська понимает, что это она – виновница вчерашнего скандала, и, наверно, будет рада искупить свою вину.

Когда прозвенел последний звонок, Ладошина подошла к Нюсе. (Та в течение всего дня не решалась с ней заговорить.)

– Твоя мать когда будет ночью дежурить? – спросила Зоя. Спросила сухо, как бы нехотя, сурово сдвинув брови.

Нюся очень обрадовалась, что её наконец удостоили разговором.

– Сегодня, – просияв, ответила она. – А что?

– Мне нужно, чтобы ты помогла в одном деле. Сегодня вечером. Можешь?

– Могу! Пожалуйста, конечно могу! А как?

И тут Зоя подумала: а зачем Нюське всё объяснять? Ведь она может испугаться и на попятный пойти…

– Сегодня пойдём во Дворец пионеров и побудем там… часов… часов до десяти, до половины одиннадцатого.

– Зоя, а меня туда пустят? Я ведь там никуда не записана.

– Пустят. Со мной.

– Зоя, а что мы будем там делать?

– Я за тобой зайду. Без четверти восемь. Не подведёшь?

– Не подведу. Только, Зоя, что мы там…

– Потом узнаешь. Сейчас мне некогда.

Зоя повернулась и быстро побежала от Нюси к лестнице.

Этот день был, пожалуй, самый томительный в Зоиной жизни. Читать она ничего не могла. На месте ей не сиделось, и она принялась слоняться по квартире, что-то весело напевая, чтобы бабушка не догадалась, как она взволнована. Но Зоину бабушку, Веру Фёдоровну, трудно провести. Когда Зоя в какой-то раз сунулась в кухню, бабушка, как всегда прямая, подтянутая, стояла перед мойкой с сигаретой в зубах и мыла посуду. Она даже не обернулась, даже не вынула сигареты изо рта, прежде чем спросить:

– Так, чем же мы озабочены, позвольте узнать?

– Ничем, – со вздохом ответила Зоя и, чтобы не попадаться бабушке на глаза, отправилась во двор.

Там она с кем-то играла в мяч, с кем-то болтала, но с кем играла и о чём разговаривала, она так и не запомнила. Запомнила Зоя лишь то, как она спрашивала чуть ли не у всех прохожих, который час.

Наконец она увидела возвращающуюся с работы маму и пошла вместе с ней домой. Теперь Зое надо было делать вид, что она готовит уроки. Сегодня она даже не пыталась понять, что написано в учебниках, даже не заглянула в дневник. Она сидела за столом и думала о том, что вот уже второй день не выполняет домашних заданий, что ей, наверное, впервые в жизни предстоит получить так много двоек. Но тут Зою обдавала волна радости. Ну кто придаст значение каким-то там двойкам, да и кто из педагогов осмелится поставить эти двойки, если скоро весь город будет знать о совершённом ею подвиге! А через минуту эта мысль сменялась другой: ну кто вспомнит про какие-то там двойки, когда вся школа, а может быть, и весь город будет идти за гробом юной героини, убитой злоумышленниками в коридоре Дворца пионеров! (Какая судьба постигнет Нюську Касаткину, Зоя об этом не думала.)

Наконец в восьмом часу Зою позвали ужинать. Перед тем как идти в кухню, она вырвала листок из тетради и написала:

Дорогие мама, бабушка и папа!

Пожалуйста, не беспокойтесь, но я сегодня дома ночевать не буду. Не волнуйтесь и не ищите меня, завтра всё узнаете.

Ваша Зоя.

В семь часов ужинала только одна Зоя, а все взрослые в этой семье ужинали поздно, в девятом часу. Покончив с едой, Зоя выбрала подходящий момент, открыла холодильник и положила записку в кастрюлю, где хранились котлеты. Как только бабушка вынет кастрюлю, чтобы их разогреть, она тут же найдёт послание. После этого Зоя сказала домашним, что хочет прогуляться перед сном, и вышла.

Минут через пятнадцать они с Нюсей шагали к Дворцу пионеров. Маленькая Нюся то семенила рядом с Зоей, то забегала вперёд, чтобы заглянуть в глаза, и всё спрашивала, зачем Зое нужна её помощь и в чём эта помощь должна выражаться. А Зоя, проволновавшись целый день, так и не придумала, как всё это Нюське объяснить, и теперь плела все, что на ум взбредёт.

– Понимаешь, мне нужно одного человека разоблачить…

– Человека? Взрослого?

– Ну, взро… не взрослого, конечно, а этого… мальчишку.

– Зоя! А что он делает, Зоя?

– Н-ну… не очень красивыми делами занимается, – цедила сквозь зубы Зоя, напряжённо стараясь придумать, что это за «некрасивые дела».

– Зоя, а в каком смысле некрасивыми делами?

Зоя, и потом… что мне надо будет делать?

К счастью для Зои, они вошли в это время в ворота Дворца пионеров и двинулись по короткой аллее к его входу. Тут Зоя нашла предлог, чтобы сменить тему разговора.

– Значит, так, – сказала она. – Если тебя будут спрашивать, куда идёшь да зачем, ты молчи и ничего не говори. Я за тебя буду говорить. Понятно?

Нюся молча кивнула и притихла. Она не сказала ни слова, пока девчонки не оказались на третьем этаже.

Разговаривать им много не пришлось. Женщина в чёрном халате, сидевшая рядом с телефоном, спросила Зою, как старую знакомую:

– Зойка, а ты куда это так поздно?

– Мне Александр Павлович велел прийти в восемь часов. У нас особая репетиция. А эта девочка, – Зоя кивнула на Нюсю, – она у нас новенькая. Ей тоже Александр Павлович велел прийти.

– Идите раздевайтесь, – сказала женщина, и тут Зоя поняла, что она не всё до конца продумала.

На ней и на Нюсе были плащи. Но ведь их в гардеробе на всю ночь не оставишь! Если они не явятся за плащами до закрытия дворца, их наверняка примутся всюду искать.

Нюся спокойно направилась к гардеробу. Зоя нагнала её и схватила повыше локтя.

– Стой! Подожди! – прошептала она.

Нюся остановилась и в недоумении завертела головой, помахивая своей метёлочкой на затылке. Тут на лестнице послышался гомон, топот, и через несколько секунд в вестибюль ввалилось десятка два мальчишек в тренировочных костюмах. Зоя увидела, что гардеробщица занялась мальчишками, а женщина у столика не смотрит в её сторону. Она ещё сильней вцепилась в локоть Нюси и очень быстро подтащила её к лестнице.

– Снимай плащ! – прошептала она, когда они были уже на третьей ступеньке. (Сделав рот сковородником, обалдело глядя на Зою, Нюся повиновалась.) Зоя тоже сняла плащ, сложила его и скрутила в рулон. – Сверни его так! Слышишь? Сворачивай так! Быстро!

Нюся страдальчески смотрела на Зою. Один уголок рта полез у неё куда-то вниз, а другой – вверх, так что губы её приняли форму знака, который в математике обозначает бесконечность. В полном молчании она кое-как скомкала плащ.

– Пошли! Быстро! – шёпотом скомандовала Зоя, и они бегом пустились вверх по лестнице.

На площадке второго этажа они остановились. Щиты, за которыми Зоя собиралась спрятаться, стояли на прежнем месте. Где-то справа из коридора доносились голоса старшеклассников.

– Бросай плащ! Вот как я, бросай! – тихо сказала Зоя и швырнула свернутый плащ в чёрное треугольное пространство между щитами и стеной.

Нюся тоже бросила свой плащ, но так близко, что его мог бы увидеть каждый, подымающийся по лестнице.

– У, дура! – прошептала Зоя. Она стала на колени и толчком засунула Нюсин плащ поглубже. – Пошли!

Девчонки поднялись на третий этаж. Здесь было людно и шумно. Недавно окончил занятия струнный оркестр, но музыканты не расходились, а стояли в коридоре, тренькая своими балалайками и домрами и о чём-то болтая. Тут же болтались ребята из других кружков, окончивших занятия, а из помещений, где занятия ещё продолжались, слышались стук молотков, звуки рояля и чья-то взволнованная декламация.

Осмотревшись, Нюся опять начала расспрашивать Зою, что они тут будут делать и в чём должна заключаться её, Нюсина, помощь. Зоя так и не придумала толком, что ей соврать, поэтому она накинулась на помощницу:

– Ой, Нюська, ну не приставай ты ко мне с вопросами! Мне это дело сам директор поручил!

– Как… какой директор?

– Ну вот этого… Дворца пионеров. Ты что, не понимаешь?

– Зоя! Зоя, я всё-таки… он что тебе поручил?

– Вот это дело расследовать.

– Зоя, ты всё-таки извини, пожалуйста… но всё-таки какое дело?

Зоя в нетерпении крутанула головой:

– Ой, ну какая ты!.. Понимаешь, тут… тут один мальчишка… ну, воровством занимается. А я, значит… а я, значит, это заметила. А директор, значит… он, значит, попросил меня его разоблачить.

– Зоя, а я? Я зачем тебе нужна?

– Ой, какая ты!.. Ну, как свидетельница.

– Зоя, ну а всё-таки… Почему ты именно меня выбрала?

– Фу-ты!.. Ну, потому, что ты самая боевая. И ещё потому, что я больше всех тебе доверяю. И вообще молчи, пожалуйста! И не мешай мне наблюдения вести!

Зоя умолкла и стала делать вид, что пристально и подозрительно приглядывается к каждому, проходившему мимо, а у Нюси рот снова принял форму знака бесконечности. Она умолкла, поражённая двумя только что сделанными открытиями: во-первых, она, оказывается, «боевая», а во-вторых, Зоя Ладошина, сама Зоя Ладошина считает её, Нюсю Касаткину, наиболее достойной своего доверия. Она так усиленно старалась понять, в чём выражается её «боевитость», что даже не заметила, как прошло довольно много времени.