Текст книги "Гуманная пуля. Книга о науке, политике, истории и будущем (сборник)"

Землетрясение, разрушившее СССР, еще не утихло, когда под водительством Ельцина в России начались так называемые «экономические реформы». Сталинисты и самозваные «патриоты» с тех пор не устают обвинять Гайдара и его команду в сознательном ограблении народа. Возражая им, либералы доказывают, что в условиях распада всех хозяйственных связей и жесточайшего цейтнота гайдаровцы действовали единственно возможными методами.

Думается, одна из этих версий стоит другой. Да, «младореформаторы» открыли путь к неслыханному обогащению весьма малосимпатичным персонажам (а иные и сами неплохо обогатились на своих «реформах»), но дело здесь явно не столько в изначальном злом умысле, сколько в изначальной порочности выбранной концепции «реформ». Попросту говоря, в элементарной некомпетентности «младореформаторов». Они не понимали, что современная рыночная экономика – это прежде всего конкуренция новейших технологий. Не понимали, что единственным богатством, которое скопила Советская власть за 70 лет существования (пусть во многом поневоле, для обеспечения потребностей ВПК), был класс интеллигентов-специалистов. И ради того, чтобы ввести в России примитивный капитализм по прописям Адама Смита, с легкой душой обрушили весь научно-технический комплекс государства.

Привлечь к решению вопроса собственно научно-техническую интеллигенцию, конечно, никто не подумал. И отнюдь не только по причине пресловутого цейтнота. В. С. Цаплин в книге «Странная Цивилизация» (АСТ-Астрель, 2006) отмечает: «Люди, олицетворяющие власть, или ее обслуживающие, позволяют себе с высокомерной снисходительностью относиться к технократам, то есть людям, получившим естественно-научное или техническое обучение и работающим в соответствующих областях. В то же время преимущества технократов в меньшей склонности к мифологизации сознания и более развитой профессиональной способности к аналитическому мышлению. Эти качества необходимы при решении социальных вопросов в не меньшей степени, чем в науке и технике. Технократы полагают, что даже такое сложное образование, как человеческое сообщество, может быть проанализировано и приведено в соответствие со здравыми представлениями о разумной организации жизни. С многих точек зрения технократы способны дать фору любому профессиональному политику, хотя мифологизированный электорат просто не в силах понять, что сегодня возможности рационального мышления и реального знания превышают власть силы, денег и манипулирования сознанием».

По сути, наши «младореформаторы», как бы ни отплевывались они от коммунизма, повели себя в точности как большевики после Октябрьской революции, только со знаком минус. И в 1917-м, и в 1992-м жизнь страны взялись переустраивать люди, не проработавшие ни дня в сфере реальной науки, реального производства, и просто не представлявшие себе, как создаются материальные ценности. Похоже, и гайдаровцы, и большевистские лидеры были убеждены, что булки растут на деревьях и все дело в том, чтобы поменять собственника деревьев. Ленинцы считали: стоит отменить частную собственность, как сразу наступит социализм. Гайдаровцы: стоит отменить общественную собственность, раздать все в частные руки, как установится капиталистическое процветание.

К чести ленинских большевиков, оплеванных теперь со всех сторон – и либералами, и «патриотами», и сталинистами, – следует сказать, что большевики учились на своих ошибках на удивление быстро. Собственная теория Ленина требовала, чтобы социализм превзошел капитализм в производительности труда, и он, великий прагматик, почти сразу после прихода к власти осознал: одним энтузиазмом «освобожденных» рабочих и крестьян тут не взять, нужны самые передовые наука и техника.

У нас теперь охотно вспоминают знаменитую фразу Ленина «Интеллигенция – не мозг нации, а ее говно». Но почему-то никто не вспоминает о том, как в тяжелейших условиях Гражданской войны создавались научные центры, обеспечившие будущее могущество страны. Физико-технический институт, Радиевый институт, Центральный аэрогидродинамический институт, Государственный оптический институт и другие научные организации, которых не знала прежняя Россия и которые сделали новую Россию – СССР великой державой, были основаны именно в 1918–22 годах, когда экономическая и политическая ситуация была, мягко говоря, несколько хуже ситуации начала 90-х.

Это один из парадоксов нашей истории: в послереволюционной стране, из которой бежали, спасаясь от голода, войны, чекистских расстрелов тысячи инженеров, ученых, деятелей искусства, в то же время предпринимались попытки удержать научно-технических специалистов, более того, создать им условия для работы с расчетом на многолетнюю перспективу. Значит, в тогдашнем руководстве, состоявшем, как нас теперь уверяют, сплошь из тупых, безграмотных извергов-комиссаров, все же находились люди, способные смотреть вперед.

Гайдаровцы же, как явствует из их нынешних выступлений, даже сейчас, 15 лет спустя после начатых ими «реформ», так ничего и не осознали.

«Младореформаторам» наследовал Черномырдин, при нем восторжествовала халявная сырьевая идеология, что и довершило уничтожение сферы интеллектуального труда. Суть утвердившейся у нас «рыночной экономики» незамысловата: верхушке достались добыча и продажа за границу нефти, газа, леса, металлов, для прочих сограждан основным видом деятельности стала внутренняя перепродажа импортных товаров, закупаемых на ручейки тех же доходов от экспорта сырья. Модель поистине замечательная для карликового эмирата с незыблемой династией и убийственная для такой страны, как Россия.

Ленин утверждал, что «политика есть концентрированное выражение экономики», и оказался прав. После того как наша экономика лишилась единственно реального наполнения, которое создает научно-технический прогресс, политическая жизнь России обратилась в имитацию. Воинствующая некомпетентность и откровенный саботаж прямых обязанностей разъедают все структуры – в администрации и в законодательстве, в армии и в судебной системе, в правоохранительных органах и в социальном обеспечении. Писать об этом подробнее нет необходимости, читатели не на Марсе живут. Как говорил товарищ Берия в речи на похоронах товарища Сталина: «Кто не слеп, тот видит!»

Когда размышляешь о том, что за общество у нас возникло, приходят любопытные сравнения. В 20-е годы, в эпоху всевозможных революционных экспериментов в искусстве, существовала идея «театра без зрителей» – массового театрализованного действа, в котором каждый участник исполнял бы определенную роль, являясь актером и зрителем одновременно. Так вот, иногда возникает ощущение, что происшедшее в нашей стране за последние два десятилетия было вовсе не сменой социального строя, а организацией именно такого «театра без зрителей». Основную массу людей без их согласия вовлекли в качестве статистов в представление, где ведущие роли – политиков, чиновников, крупных бизнесменов и т. д. – расхватали и теперь будут удерживать любыми способами самозванцы-имитаторы, замечательно хваткие, но бездарные во всем остальном, в том числе в актерстве и режиссуре.

О какой-либо системе, даже бюрократической, теперь говорить не приходится. Знаменитый «Принцип Питера» («В иерархии каждый служащий повышается до тех пор, пока не достигнет уровня своей некомпетентности. Вся работа выполняется теми, кто еще не достиг уровня своей некомпетентности») не срабатывает там, где сверху донизу вместо работы – имитация, где должности и социальные роли добываются подкупом, самозахватом, кумовством.

Скрепить необыкновенную пирамиду должны формирование бутафорских оппозиционных партий и закон об отмене порога явки на выборы всех уровней. Имитация демократии в России получает стройное законодательное оформление.

Ирреальное общество неминуемо порождает ирреальный ответ на вопрос Гильгамеша. Сводится такой ответ, в конечном счете, к известной морали уголовников: «Умри ты сегодня, а я – завтра». Не стоит поэтому удивляться нынешней остервенелой коррупции, вызывающему бесстыдству чиновников и нуворишей, их демонстративному отказу соблюдать даже те немногие приличия, которые соблюдала советская номенклатура.

Апелляция к религиозной морали, на что иные уповают как на панацею, здесь не поможет. Понятия о чести, существовавшие в цивилизованных странах во все времена и в каждом сословии, основывались прежде всего на жизненных реалиях и профессионализме (дворянская честь, офицерская честь, «слово честное купеческое» у героев Островского).

Помню, когда в юности я читал о географических открытиях, меня поразила одна история. В конце 1840-х годов пропала во льдах Канадского Арктического архипелага экспедиция знаменитого английского исследователя Джона Франклина. Ей на выручку послали несколько спасательных экспедиций. Самая крупная – на пяти кораблях – отправилась в путь в 1852-м. За два года поисков в тяжелейших арктических условиях эти спасатели сами совершили много выдающихся открытий, но на след Франклина так и не напали. Больше того, были вынуждены бросить во льдах четыре своих судна и с трудом возвратились в Англию.

Родина встретила героев так, как положено по закону: начальник экспедиции, капитаны и старшие офицеры покинутых кораблей сразу пошли под суд. И каждый из них с документами в руках должен был объяснять каждое свое действие на протяжении всего плавания. И доказывать: я все делал правильно, я сделал все, что мог; мы потеряли корабли и не смогли отыскать пропавших людей только из-за неодолимых природных обстоятельств.

Каждому из подсудимых, кроме начальника, суд вынес приговор: «Оправдан с честью». И только начальнику был вынесен приговор: «Оправдан». Просто оправдан, БЕЗ ЧЕСТИ. Потому что – командир. Потому что, как бы ни были жестоки природные обстоятельства, как бы ни были замечательны совершенные открытия, а экспедиция не выполнила свою задачу, не нашла пропавших людей, да еще и потеряла собственные корабли.

У нас – «Курск», «Норд-Ост», Беслан, дедовщина, милицейские пытки, взятки и казнокрадство на всех уровнях власти и т. д. и т. п. Ни один из наших генералов, офицеров, чиновников не только не застрелился, будучи опозоренным, в отставку добровольно не подал! К чему приговорил бы их тот легендарный морской суд? Страшно даже подумать. Рей и веревок на парусных кораблях хватало. Да негде взять нам тех «чопорных судей в завитых париках». А если бы они каким-то чудом и явились, кто дал бы им право судить и кто бы их послушал? Законы чести возникают и исполняются только в среде профессионалов, а не имитаторов.

Итак, интеллигенция, которая была основной силой, поддерживавшей перемены на рубеже 80-х – 90-х, после переворота стала главной его жертвой. Для нее, как справедливо заметила г-жа Мартенс, в новой России места не оказалось. Такой результат характерен для социальных революций: наиболее активный в их свершении класс всегда отдает победу новым угнетателям. Но по сравнению, скажем, с крестьянами 20-х – 30-х, которых Сталин, отняв завоеванную ими в революции и Гражданской войне землю, попросту загнал крепостными в колхозы, постсоветская интеллигенция имела некоторые возможности выбора.

Собственно, возможностей было три. Во-первых, остаться в полумертвых, почти лишенных финансирования научно-производственных объединениях, НИИ, КБ, влачить там жалкое существование и дожидаться, когда при очередном «сокращении в целях экономии» или переделе недвижимости (зданий) новые хозяева жизни выбросят их на улицу. Во-вторых, забыть о своей профессии и ради пропитания бултыхнуться в мутные волны перепродажного бизнеса. И наконец, в-третьих, уехать из страны, где их знания и способности больше не находят приложения. Нетрудно догадаться, какой путь выбрали более молодые и энергичные, не желавшие отказаться от любимого дела, уверенные в своих силах.

Вот как деликатно пишет об этом заместитель председателя Госкомстата РФ С. В. Колесников (Сборник статей «Почему вымирают русские», 2004): «Эмиграция за пределы бывшего СССР развивалась прежде всего как этническая. Однако впоследствии эта характеристика постепенно утрачивается». Переведем его слова с великого и могучего канцелярита на русский язык. Массовую эмиграцию 1988–91 годов называли «еврейской», это действительно была эмиграция преимущественно по навязанному прежней системой национальному признаку. Но сразу вслед за ней началась и продолжается до сих пор эмиграция классовая, получившая хлесткое название «утечка мозгов»: страну покидает интеллигенция, ведущий класс-производитель, уже без различия по советскому «пятому пункту».

С. В. Колесников механически отмечает лишь изменение этнического характера эмиграции. Но гораздо важнее то, что новая эмиграция, по сравнению с прежней, оказалась совершенно иной в психологическом отношении.

Нам неизвестно, как обстоит дело с евреями эфиопскими или марокканскими, а вот в характере евреев русских и немецких явно имеются черты, раздражающие даже тех соотечественников нееврейского происхождения, кого в антисемитизме никак не упрекнешь. Юрий Нагибин, побывав в 1993 году в Израиле, где только что осели сотни тысяч наших эмигрантов, выдавленных с родины в ходе «перестройки», писал, что они «продолжают изнывать от неразделенной любви к России. Эта преданная, до стона и до бормотания, не то бабья, не то рабья любовь была единственным, что меня раздражало в Израиле» («Тьма в конце туннеля»). А Ремарк в 1938 году, во время эмиграции, на вопрос французской журналистки – «Не тоскует ли он по родине?» – с раздражением ответил: «Нет, я не еврей… Вопреки распространенному мнению, евреи в Германии были самыми истовыми патриотами… Для меня национальное чувство приемлемо, если оно питает культуру и прогресс, а не отражает абсурдное представление о превосходстве над всеми соседями» (В. фон Штернбург «Как будто все в последний раз», «Иностранная литература», № 10/2000).

Так вот, эмиграция после 1991 года была уже РЕМАРКОВСКОЙ по своему характеру. Уезжали без сожаления. Могу судить об этом не только по материалам СМИ, но и на примере собственных знакомых и даже нескольких родственников, покинувших страну в 90-е – начале 2000-х.

При этом нельзя все списывать только на социально-экономические причины. Одним из главных факторов, побуждающих интеллигентов к эмиграции, по-прежнему является наш доморощенный фашизм. Созданный функционерами позднесоветской ГБ, он не просто выжил после крушения породившей его системы, он – по сравнению с горбачевскими временами – расцвел пышным коричневым цветом с соответствующим цвету запахом. В стране теперь действует не одна «Память», а множество подобных организаций. Воздух отравляют, по официальным данным Общественной палаты, свыше 100 фашистских газет и журналов, несколько книжных издательств, около 500 интернет-сайтов. Почти в любом книжном магазине лежат роскошно изданные книги новоявленных идеологов безумного нацизма, а почти в каждом газетном киоске продаются такие же пакостные газетки. К тому же, при Горбачеве фашисты и скинхеды еще не убивали людей прямо на улицах, как сейчас.

Да, большинство постсоветских эмигрантов антисемитская и фашистская истерия, казалось бы, не должна была задевать впрямую (как когда-то Ремарка). Они уезжали в первую очередь из-за разрушения в России сферы интеллектуального труда, из-за невозможности реализовать себя дома, для того чтобы уберечь подрастающих сыновей от призыва в нашу выродившуюся армию. И в то же время власть, несомненно, могла бы значительно сократить эту губительную для государства эмиграцию самым простым и дешевым способом: подавив на основе действующих законов фашистскую деятельность в стране.

И дело не только в том, что интеллигенты – существа нежные, чувствительные, им тяжко существовать в отравленной атмосфере. Интеллигенты – истинные прагматики. Поэтому поведение нашего государства, которое так заботливо относится к фашистам, дает интеллигенции недвусмысленный сигнал: никакого поворота к реальности не будет. Власть не хочет (не способна) вернуться на путь научно-технического прогресса, а потому в качестве идеи, кое-как связывающей человеческую жизнь с чем-то более долговечным, сбрасывает вниз, в массы, жалкий эрзац – пещерный национализм.

Все остальное, в том числе равнодушие властей к «утечке мозгов», даже игнорирование опасности того, что многонациональная Россия при дальнейшем поощрении фашизма рискует повторить судьбу распавшегося СССР, – неизбежное следствие. В эрзац-системе, отвергающей творческий труд и профессионализм, только интеллигенция является вредным элементом, угрозой стабильности. А вот метатели сероводородных бомб в «театре без зрителей» всегда будут необходимы. Для лучшего управления толпой бесправных статистов.

«Ремарковская» эмиграция, в отличие от «еврейской», оказалась растянута во времени. Она происходила (происходит) как-то постепенно и буднично. Поэтому обывательская масса еще не осознала до конца масштабов понесенных страной потерь. А масштабы – потрясают!

Кинорежиссер Алексей Герман в одном из недавних интервью («Известия», 20.09.2006) посетовал: «Мой зритель сильно подразъехался… За последние пятнадцать лет из страны уехало пять миллионов человек». (И это именно из России! Вспомним, что за время «еврейской» эмиграции 1988–91 годов весь тогдашний Советский Союз потерял «только» 600–650 тысяч человек.)

Уезжали после 1991 года главным образом в США, уезжали в Канаду, в Англию, в Германию, во Францию. Пять миллионов, о которых говорит Герман, – это, разумеется, вместе с семьями: с женами, малыми детьми, пожилыми родителями. Пусть количество собственно специалистов, перебравшихся на Запад, будет втрое, впятеро, вдесятеро меньше названной Германом цифры. Мало, что ли? Порой потеря и одной-единственной умной головы оборачивается для государства национальной катастрофой.

Вот, может быть не самый яркий, просто первым вспомнившийся, пример из истории, которая, как известно, ничему не учит. В 1930 году СССР покинул (уехал в США в командировку и там остался) ученый-химик Владимир Ипатьев. Причина бегства: сфабрикованный ГПУ процесс «Промпартии», направленный против технической интеллигенции. В США, а не в Советском Союзе, Ипатьев разработал промышленную технологию получения изопропилбензола, так называемой «антидетонационной присадки» к авиабензину, позволяющей резко повысить октановое число и, тем самым, мощность мотора. Тот, кто интересуется историей техники и военной историей, знает, что получилось в итоге. Американские и английские самолеты во Второй мировой войне летали на самых мощных в то время двигателях. А для СССР отсутствие собственного производства изопропилбензола обернулось неисчислимыми потерями летчиков в воздухе, солдат и мирных жителей на земле, зависимостью от поставок американского авиабензина по ленд-лизу. Такова цена одной только умной головы.

Сколько же голов, подобных ипатьевской, унесли на Запад две волны эмиграции, начиная с горбачевской «перестройки»? Похоже, немерено. Еще в начале 90-х в результате эмиграции из СССР, по утверждению американских специалистов, в США собралась такая концентрация талантов, какой не было и в годы Второй мировой, когда в Америку бежали ученые со всей Европы. А за прошедшие с тех пор полтора десятилетия эта концентрация возросла до степени уже просто невероятной.

Писатель Владимир Войнович рассказывает («Дело», 26.09.2005): «Как-то я выступал в Силиконовой долине под Сан-Франциско, и на мое выступление пришла примерно тысяча человек. Чтобы набрать тысячный зал, их там должно быть сто тысяч! Когда я выступал в американских университетах и говорил по-английски, мне кричали: «Говорите по-русски, мы по-английски не понимаем!» И так везде: в США, в Германии, во Франции, в Англии… Эти люди с большим интеллектуальным потенциалом просто сбежали из России – и осталась ПУСТОТА».

Пустота – не преувеличение, не литературный образ, а современная реальность. Кинорежиссер Илья Хржановский сетует («Московские новости», 27.01–02.02.2006): «Я делаю фильм про Ландау, и у меня огромная проблема: не могу найти хорошего физика-консультанта. Все уехали». А нынешний премьер-министр Фрадков, простая душа, недавно прямо перед телекамерами в каком-то мазохистском восторге воскликнул: «Скоро каждый, кто знает слова „джоуль“ и „штангенциркуль“, будет у нас получать по сто тысяч долларов в день!»

Зато на международных конференциях по важнейшим направлениям научно-технического прогресса, например по нанотехнологиям, сейчас от 10 до 25 % ученых составляют наши бывшие соотечественники, эмигранты, работающие в западных университетах и фирмах (www.svobodanews.ru/Transcript/2006/12/05/20061205154901263.html).

Для сравнения: Германия в 30-е годы и в абсолютных, и в относительных цифрах потеряла неизмеримо меньше специалистов, чем мы за последние два десятилетия, но даже от таких потерь не оправилась до сих пор. Германская фундаментальная наука, которая до прихода Гитлера к власти была самой передовой в мире, и через 60 лет после войны не смогла полностью восстановить ущерб, нанесенный эмиграцией лучших интеллектуальных сил и разгулом фашистского мракобесия.

Да Германии, можно сказать, повезло: подумаешь, утрата мирового научного лидерства! А вот наша страна – без войны – угодила в такую беду, какой в ее истории не бывало. Никогда еще из России с такой силой не вышибали мозги. Помнится, на разломе конца 80-х – начала 90-х иные либеральные публицисты сокрушались: «Народ испорчен социализмом, нам не с кем идти в рынок!» Спрашивается: с кем нам теперь выходить из морока дикого рынка в научно-техническую реальность?

Самозваные «патриоты» вопят о некоей мировой закулисе, цель которой – сокрушение России. Если эта закулиса действительно существует, то надо признать, что в ней собрались на редкость бессовестные свиньи. Могли бы хоть по какой-нибудь медальке выписать нашим правителям и нашим «патриотам». Они же за эту проклятую закулису такую работу выполнили!

Я не могу понять стенаний некоторой части либеральной прессы о нехватке информации в нынешней России. Информации вполне достаточно, так же как было ее достаточно во времена брежневского застоя. Да, тогда, в 70-е – в начале 80-х, телевидение, радио, газетные передовицы колокольным звоном гремели о мудрой политике партии и правительства, о трудовых успехах, о нерушимом единстве советского народа. Но достаточно часто в тех же центральных газетах, где-нибудь на четвертой-пятой полосе можно было найти малоприметную статью о бедственном положении в какой-нибудь отрасли промышленности. И мы, инженеры, отлично знавшие, на каких деревьях растут булки, читая эти статьи, ясно видели: идет обратный отсчет – к катастрофе.

Нечто подобное происходит и теперь. Да, телевизионные новостные и аналитические программы выхолощены, да, политические комментарии крупных газет («Известия», «Московские новости» и др.) стали осторожными и дозированными. Но в тех же самых газетах мы без труда отыщем цифры и факты, которые с точностью показывают реальное положение дел.

Вот главная реальность: в октябре 2006 года специалисты Всемирного банка опубликовали данные о производительности труда в обрабатывающем секторе экономики России. (Именно в обрабатывающем, поскольку из-за нынешних сверхвысоких цен на энергоносители обсчитывать эффективность труда в сфере добычи природных ископаемых не имеет смысла.) Вывод аналитиков: в 2005–2006 годах производительность труда в России составляла 50 % от уровня Польши, 40 % от уровня Бразилии, одну треть от уровня ЮАР. Это крах. Через двадцать с лишним лет после объявления «перестройки», начатой как раз ради подъема производительности труда, мы оказались в худшем положении, чем были (в 80-е мы как будто от Польши и ЮАР не отставали). Значит, все, что нам пришлось пережить за эти годы, включая развал страны и обнищание миллионов, все это было зря. Случилось неизбежное: «реформы», в основу которых не был положен научно-технический прогресс, «реформы», отвергающие профессионализм и творчество интеллигенции, обернулись грандиозной имитацией. И, разумеется, от такого фальшивого лекарства больному стало только хуже.

Все нынешнее изобилие продуктов, товаров, бытовой техники в наших магазинах – импорт. Зависимость России от импорта стала не просто опасной, но абсолютной. Достаточно сказать, что даже мясо мы на 85 % потребляем иностранное. Расплачиваемся за все тем единственным, что у нас есть – вывозом природных ресурсов, составляющим свыше 90 % нашего экспорта. Стоит вычесть экспорт нефти и газа, как окажется, что не только Германия и Япония, но и Польша, Украина, прибалтийские страны имеют значительное положительное сальдо торгового баланса против нас. Так в реальности выглядит воспеваемое придворными политтехнологами «возрождение могущества России», на таком фундаменте из вакуума оно возводится.

«Но ведь сейчас наш ВВП неуклонно растет!» – воскликнет иной читатель. Да, растет. Вот, Игорь Николаев, директор департамента стратегического анализа компании ФБК, препарирует показатель увеличения ВВП в 2006 году («Московские новости», 10–16.11.2006). Оказывается, прогнозируемый суммарный прирост в 6,6 % складывается из весьма неравноценных составляющих: «К примеру, если за январь-сентябрь 2006 года оборот розничной торговли увеличился на 12,3 %, то рост промышленного производства – на 4,2 %. Получается, что мы растем прежде всего за счет торговли. Кроме того, быстро растут финансовая деятельность, операции с недвижимостью. В общем, в авангарде – виды деятельности, в которых спекулятивная составляющая выражена наиболее ярко».

Но и прирост производства на 4,2 %, как показывает Николаев, тоже лукавая, составная цифра: «Производство машин и оборудования за январь-сентябрь 2006 года и вовсе уменьшилось на 3,4 % по отношению к аналогичному периоду 2005 года. Практически не увеличилось производство электрооборудования, электронного и оптического оборудования (прибавка на 0,2 %). Зато выросло производство изделий из кожи и производство обуви (на 12,9 %), производство резиновых и пластмассовых изделий (на 10,6 %)».

А некоторые высокотехнологичные и жизненно необходимые отрасли в итоге «реформ» и «борьбы за удвоение ВВП» попросту погибли, исчезли совсем. Химико-фармацевтическая промышленность, например. Академик Андрей Воробьев: «Если завтра, не дай бог, начнется война или грянет серьезная эпидемия, то Россия останется без антибиотиков, потому что перестала их производить. Мы своими руками ликвидировали антибиотическую промышленность». Академик Алексей Егоров: «Все лекарства, которые мы имеем, на 98 % обеспечиваются зарубежными субстанциями. Свое производство мы потеряли полностью!» («Аргументы и факты», 24–30.05.2006).

Вот так в реальности обстоят дела с пресловутым ростом ВВП. Анализ общедоступных газетных сообщений показывает, что это всего лишь еще одна имитация. Даже чиновники Минэкономразвития, кряхтя и морщась, признают, что гипертрофированное развитие отраслей ТЭКа и торговли достигло своих пределов, что дальнейший рост невозможен без крупных инвестиций в наукоемкие производства («Известия», 28.04.2006). Главная проблема, по мнению чиновников, где взять инвестиции, поскольку в Россию вкладывают неохотно.

Конечно, жалобы на нехватку инвестиций при столь благоприятном финансовом положении страны, как сейчас, – яркий показатель профессионализма наших управленцев (как говорил Кот Матроскин, «Деньги у нас есть, у нас ума не хватает»). Однако гораздо важней вопрос: кто сможет инвестиции осваивать? Какие ученые, какие инженеры, какие квалифицированные рабочие?

Самой большой, поистине преступной глупостью «реформаторов» в 90-е годы было то, что они даже не пытались разработать программу конверсии ВПК. С презрительным равнодушием, а то и с садизмом, ощутимо звучавшим в некоторых заявлениях, они обрекли на развал оборонные НПО и НИИ, где были сосредоточены лучшие инженерные кадры. Тогдашняя нехватка средств – не оправдание. А в 1918-м, когда создавались ЦАГИ и Физтех, средств хватало? В 90-е годы инженеры, оставшиеся в оборонке, и так трудились за гроши, на верности своему делу. Как подняли бы их настроение государственные программы, способные использовать их знания и талант, программы, нацеленные в будущее, пусть до поры до времени без большого финансирования! Насколько меньше толковых специалистов покинуло бы страну, насколько меньше умерло бы от безысходности! Да и сам по себе интеллект специалистов мог бы заменить многие миллиарды долларов инвестиций.

Возможно, Гайдар, Чубайс, Авен, Нечаев, Черномырдин и прочие «реформаторы», уничтожая ВПК, прислушались к мнению Солженицына, высказанному в той самой статье «Образованщина» 1974 года: «А ну-ка, потеряли б мы завтра половину НИИ, самых важных и секретных, – пресеклась бы наука? Нет, империализм». Сбылась солженицынская мечта: «важные и секретные НИИ», а ну-ка, омертвели и обезлюдели. Мировая наука действительно не пресеклась, только расцвела, подпитавшись нашими специалистами. Пресеклась наша страна, как великая, самостоятельная держава.

Теперешняя власть как будто спохватилась. Вице-премьер Сергей Иванов говорит о планах вложить в ВПК до 2015 года 5 триллионов рублей и сделать его «локомотивом российской экономики». Конечно, лучше поздно, чем никогда, и замечательным планам можно было бы порадоваться. Но что-то моей радости мешает. Во-первых, сумма, обещанная С. Ивановым, только звучит солидно. В пересчете получается всего по 20–25 млрд долларов в год, бюджет какой-нибудь одной, не самой крупной американской корпорации. Во-вторых, нерешенным остается главный вопрос: кто, какими силами будет даже столь скромные инвестиции воплощать в реальные технологии?

Кое-какие островки нашего ВПК еще держатся: чаще на иностранных заказах, реже на отечественном финансировании, во всех случаях – на энтузиазме старых работников (об успехах этих «островков» любят сообщать нынешние ТВ и газеты). Но в целом положение, особенно с кадрами, бедственное. Еще в 2000 году сам президент озвучил такие данные: с 1996 по 2000 год средний возраст работающих в оборонной промышленности увеличился с 47 до 58 лет, средний возраст оборудования составлял 25–30 лет (при норме 10–15 лет), безвозвратно были утрачены примерно 300 важнейших технологий. С тех пор ситуация не улучшилась (подробнее см. статью В. Шлыкова: www.ej.ru/experts/entry/10/). Да и без официальной статистики хорошо известно об этой опаснейшей пустоте под несущими конструкциями государства. Не обязательно знать цифры, достаточно просто иметь глаза. Трое моих друзей работают в трех разных научно-исследовательских институтах Петербурга, ключевых для важнейших отраслей ВПК. Друзьям от 55 до 60 лет. Каждый из них – самый молодой в своем отделе и один из самых молодых во всем НИИ. За ними НИКОГО.