Текст книги "Царское прошлое чеченцев. Наука и культура"

Изучение этнографической истории края

Немец Готлиб Шобер (1670–1739) – родом из Саксонии, имел медицинское образование, в Россию приехал в 1713 г. по приглашению царя. В 1717 г. был командирован в Астрахань и Терки для исследования свойств вод реки Терек и теплых источников, расположенных в этих районах. В «Описании Петровских теплиц у города Терки» Шобера содержатся лишь краткие заметки по земледелию и скотоводству в прикаспийских районах. Очерк Шобера был опубликован на русском языке Г.Ф. Миллером в издаваемых им «Сочинениях и переводах, к пользе и увеселению служащих», на немецком языке – в «Сборнике по русской истории». По Шоберу, в окрестностях г. Терки черкесы выращивали хорошую пшеницу, а удобрением почвы им служил пепел жженой пшеничной соломы. Шобер также сообщает, что черкесы занимались сбором меда и воска для продажи и охотой на диких животных и птиц (зайцы, козы, лоси, кабаны, тетерева, фазаны и т. д.) и добавляет, что Терек снабжает жителей страны рыбой²⁶⁰.

В начале XIX в. Кавказ посетил академик Генрих Юлиус Клапрот, член Российской Академии наук. Выдающийся ученый родился в семье известного ученого-химика. В 1801–1803 гг. он изучал классическую филологию в университете в Галле. В 1804 г. был приглашен Российской Академией наук в качестве адъюнкта восточных языков и словесности. В 1807 г. стал академиком и был командирован на Кавказ для историко-филологических и этнографических исследований. Кроме изучения быта и обычаев горцев, он интересовался и сведениями о древних караванных путях. Впоследствии он писал о существовании в древности дороги, направлявшейся от Каспийского моря к Азову²⁶¹. Владея многими восточными языками и имея прекрасную общелингвистическую подготовку, Клапрот с большим успехом справился со стоявшими перед ним на Кавказе сложными научными задачами. В частности, ему принадлежит заслуга подробного описания племенного состава населения Северного Кавказа, уточнение его лингвистической классификации и многое другое. На Северном Кавказе Клапрот был дважды – в 1807 и 1808 гг. В результате этих экспедиций ученый дал всестороннее этнографическое описание народов Северного Кавказа, их хозяйства, социально-политического строя, нравов и обычаев²⁶².

Во втор. пол. 50-х годов XIX века немецкий академик А. Шифнер по материалам исследований И. Цискарова издает в Берлине работу «Характеристика тушинского языка». В те же годы он публикует монографию на немецком языке о грамматической структуре тушинского языка. С большим уважением отзываясь о вкладе Иова Цискарова в изучение грамматической структуры родного языка, А. Шифнер в предисловии к монографии писал: «К сожалению, до сих пор не оказалось ни одного человека среди чеченцев, который смог бы сделать столько же, сколько сделал священник И. Цискаров для родного языка». Иван Цискаров (1820–1860), военный по образованию, выпускник Тифлисской классической гимназии, воспитанный на традициях европейской, русской и грузинской литератур, был человеком наблюдательным, обладал тонким художественным вкусом. Литературная деятельность Ивана Цискарова продолжалась не более 10 лет. В 1846–1856 гг. в газете «Кавказ» и альманахе «Зурна» печатались его историко-этнографические рассказы и очерки. В 1855 году в газете «Кавказ» был опубликован очерк-рассказ «Картины Тушетии» первого чеченского писателя – цова-тушинца Ивана Цискарова.

Из истории известно, что выходцы из чеченцев: цова-тушинцы (бацбийцы) и кистины – переселились и обжились в Грузии (где живут и поныне). В «Истории Грузии» сказано, например, что «в XIII веке передвижение горцев Северного Кавказа ущельями Главного хребта на юг охватило всю северную пограничную линию Грузии». Из числа этих горцев вышло не мало деятелей науки, искусства и литературы. Христианский священник Иов Цискаров был фольклористом и языковедом. И. Цискаров составил первую грамматику тушинского языка, словарь из трех тысяч слов и перевел на тушинский язык «Новый Завет». Эта работа получила высокую оценку академика М. Броссе. На чеченский язык «Новый Завет» был переведен и издан только в 2007 году²⁶³. И. Цискаровым за короткий, непродолжительный период творческой деятельности было написано и опубликовано более десятка легенд, очерков и рассказов по истории и быту цова-тушин, об их традициях и верованиях. Из них наиболее известны «Дикло и Шанако» (о колонизаторской политике царизма), «Картины Тушетии», «Записки о Тушетии», «Лозы любви» и др.²⁶⁴.

Многие русские люди очень активно и на добровольных началах интересовались этнографической историей края. Так Фома Иванович Горепекин (1874 г.р.), член Терского областного статистического комитета, вел самостоятельное изучение чеченского и ингушского народа «по собственному методу и программе…». На основании собранных материалов он написал 11 томов рукописей. Многие рукописи утеряны. При жизни автора была опубликована лишь одна работа. В.Н. Акимов, член географического отделения Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии с 1890 г., является автором статьи «Свадебные обычаи и обряды чеченцев и ингушей». Данная работа была выполнена автором по материалам, собранным во время поездки в 1886 г., и содержит очень ценные этнографические материалы²⁶⁵.

Геологическое исследование Чечни

В самом конце Кавказской войны целенаправленный характер приобретает геологическое изучение горной Чечни. Так, на Передовых хребтах горный инженер есаул Г.И. Литевский (1857) и ученый-химик Р.Ф. Герман (1858) обследовали проявления асфальтовой нефти (возле станицы Михайловской и крепости Грозной). В 1878–1879 гг. обстоятельные геологические исследования на территории Большой и Малой Чечни осуществил горный инженер Фридрих Германович Кошкуль (1830–1886). Результаты его работы были обобщены в статье «Геологические исследования, производимые в хребтах Терском и Кабардино-Сунженском и в находяйщейся между ними долине Алхан-Чурт». Они обозначили принципиальные направления дальнейших поисковых работ на нефть в этом районе²⁶⁶.

Еще в годы Кавказской войны высокогорную часть Чечни впервые обследовал горный инженер штабс-капитан К.В. Гилев (1860), прикомандированный к отряду генерала Н.И. Евдокимова, действовавшему в Аргунском ущелье. В окрестностях села Башин-Кале К.В. Гидев открыл крупное Чинхоевское месторождение гипса (так называемая «Чинхоевская скала»). Он же впервые осмотрел и труднодоступное жильное месторождение сурьмяного блеска в глинистых сланцах правого берега р. Комель-Эхк около с. Хуландой. Донесения Гилева за 1860 г. Кавказскому горному управлению показывают, что им были найдены залежи железной руды (в правобережье р. Шумохк, в 2-х верстах юго-западнее крепости Ведено; между Ведено и р. Аржи-Ахк; между Ведено и с. Дарго и по левому берегу р. Белгатой – Ясси у Дарго).

Горный инженер штабс-капитан Д.В. Пиленко сообщил о нахождении следов свинцового блеска в сланцах бассейна р. Кей (Гешичу) в Чечне. Залежи железной руды в бассейне р. Хулхулау проверил в 1864 г. горный инженер Карпинский. В 1868 г. он обнаружил нефтяные проявления в ущелье р. Гехи, в 10 верстах от места ее выхода на Чеченскую равнину. По правому притоку Хулхулау, в 2– верстах ниже устья Аржи-Ахк, горный инженер Кольчевский в 1867 г. проследил пласты горючего сланца. Ф.С. Байерн (1871,1873) в поисках строительных материалов обследовал ущелье Хулхулау (Эрсеноевское укрепление – Ведено), Аргуна (укрепление Воздвиженское – Аргунское – Шатоевское – Евдокимовское – р. Кей) и Фортанги (которое примечательно соляными источниками). В окрестностях укрепления Башин-Кале им был описан «сахаровидный доломит» с трещинами зернистого гипса. Материалы о колодезной добыче нефти в Ичкерии (около с. Беной) издал А.М. Коншин (1892), а обстоятельное описание соляных источников Большого и Малого Датыха выполнил горный инженер М.О. Омаров (1892)²⁶⁷.

Геологическое строение местности в полосе проектируемой Перевальной железной дороги через Главный Кавказский хребет исследовала группа ученых во главе с А.А. Иностранцевым (1896). Северный участок предполагавшейся магистрали, расположенный на территории Горной Ингушетии, был изучен геологом Н.И. Каракашем. А.Н. Рябинин изучил геологическое строение территории Чечни, расположенной к востоку от ингушского участка проектируемой дороги. А.Н. Рябинин маршрутным способом обследовал труднодоступную высокогорную местность возле селений: Басты, Верхний Кий, Зенгили, Галанчож, Ялхорой. Здесь им были найдены серый колчедан, свинцовый блеск и пластины угля. В 1898 г. геолог Луи де Ратце сделал первое описание труднодоступного Тюалойского месторождения халькопирита²⁶⁸.

Общие замечания о климате горной Чечни содержатся в работах К. Самойлова (1855), Н. Торопова (1864), Н.Ф. Дубровина (1871) и др. Специально изучался климат Н.В. Фигуровским (1912), который приводит данные о температурах воздуха и атмосферных осадках (метеостанция Ведено, Воздвиженская, Грозный, Михайловская, Ножай-Юрт). Первым исследователем, отметившим засушливость климата во внутригорных котловинах Чечни, был военный инженер Н.А. Волконский (1859). На засушливый характер климата в продольных долинах горной Чечни обратили внимание натуралисты Г.И. Раде и Е.Г. Кениг²⁶⁹. Сейсмические явления в горной Чечне почти не изучались. Одно из редких упоминаний о землетрясениях в бассейне Терека имеется в работе И.Л. Дебу (1829), писавшего о двух землетрясениях Первое из них произошло 9 ноября 1770 г. в окрестностях аула Брагуны, а второе – 19 ноября 1773 г. в станице Новогладовская. Из ранних метеорологических исследований хотелось отметить работу Фридриха Паррота (1791–1841) – естествоиспытателя и врача. В 1807 г. он поступил на медицинский факультет Дерптского университета. В 1811 г., будучи еще студентом, вместе с минерологом М. Энгельгардтом совершил путешествие по Южной России, Кавказу, Крыму; произвел нивелировку между Черным и Каспийским морями, проводя при этом не только метеорологические наблюдения, но и ведя сбор историко-этнографического материала о местных народах. Их результаты изложены в изданном совместно с Энгельгардтом сочинении: «Путешествие в Крым и Кавказ фон Энгельгардта и Фридриха Паррота» (Берлин,1815). Мориц Энгельгардт (1779–1842) был профессором минералогии и геологии в Дерпте. Он основал при местном университете минералогический кабинет. Совершил ряд путешествий, в том числе в 1811 г. на Кавказ²⁷⁰.

Основоположники музейного дела на Кавказе

Даже в тяжелые военные годы люди интересовались культурными ценностями и старались сохранить их для потомков. Одним из энтузиастов музейного дела стал Иван Диомидович Попко (1819–1893) – историк, казачий генерал, участник Кавказской войны с 1841 года. Он создал первый на Кавказе краеведческий музей – по его приказу на полковую штаб-квартиру в станице Ключевой была перевезена «срубная горская сакля», в которой размещались предметы быта, собранные в опустевших горских селениях. Кроме этнографической части, в музее существовали палеонтологический и минералогический отделы; археологические материалы добывались Н.Л. Каменевым при раскопках местных курганов²⁷¹.

28 июля 1865 г. вышел Указ Александра II (Положение Кавказского комитета, высочайше утвержденное) «Об утверждении положения о Кавказском музее в Тифлисе». Цель музея – сбор материалов о Кавказе. В составе Кавказского музея были открыты отделы этнографии и археологии. 8 мая 1884 г. был опубликован Указ Александра III (мнение Гос. Совета, высоч. утв.) «О новом штате Кавказского музея и Публичной библиотеки в Тифлисе: об увеличении сметы этих учреждений с 8400 руб. до 12950 руб». Среди главных статей расхода музея были указаны – «научные потребности», «ученые экспедиции»²⁷². Кавказский музей являлся постоянным участником выставок. Данный музей участвовал в работе Московской 1872 года и Венской 1873 года выставках, экспонируя ценные коллекции по этнографии и естествознанию. Однако из-за небрежности устроителей довольно значительная часть представленных публике предметов была утеряна²⁷³.

Повышенный интерес к истории, характерный для рубежа веков, проявился в создании Кавказского военно-исторического музея («Храма славы»). Инициатором считается наместник А.М. Дондуков-Корсаков, при котором за 3 года к приезду в Тифлис Александра III (1888 г.) было построено внушительное здание в центре города²⁷⁴. Опорами для кованой решетки вокруг музея стали 38 трофейных пушек. Сама экспозиция была довольно скромной – несколько портретов (на момент посещения царем там уже находились, кроме того, полотна Ф.А. Рубо и Н.С. Самокиша) и предметов военного быта того времени. По воспоминаниям В. Сидорова, путешествовавшего по Кавказу: ««Храм Славы» не только не производил впечатление, но наводил на раздумье: неужели все тысячи тысяч подвигов, которые была проявлена на войне нашими героями, заслужили такой плачевный и жалкий памятник, вдобавок поставленный на место целого вырубленного участка общественного сада?»²⁷⁵. И.И. Воронцов-Дашков, прибывший на Кавказ в 1905 г., обратил внимание на «неподобающее» состояние музея и передал его (март 1906 г.) в ведение Военно-исторического отдела при Штабе Кавказского округа. В это время начальником отдела был известный историк и военный писатель В.А. Потто, автор нескольких книг по истории «умиротворения» Кавказа.

Щедрое государственное финансирование и значительные личные пожертвования самого Воронцова-Дашкова вкупе с энтузиазмом любителей военной истории края настолько изменили вид «Храма славы», что 11 февраля 1907 г. прошло его новое открытие и освящение. О стремлении составителей экспозиций соблюдать политкорректность говорят слова путеводителя: «Кавказский военно-исторический музей – это тот величественный памятник победоносной Кавказской армии, на котором все народности Кавказа – русские, армяне, грузины, мусульмане – найдут имена своих героев, совершивших великое дело умиротворения Кавказа для его культурного развития и запечатлевших кровью свою беззаветную преданность Царю и Родине». Одним из средств достижения этой цели был состав портретной галереи «Храма славы»: с каждого третьего полотна на посетителя смотрел местный уроженец²⁷⁶.

22 марта 1828 года в Москве был учрежден «Румянцевский музе-ум», образованный по завещанию и на средства графа Румянцева. В фондах музея хранились книги, рукописи, монеты по Востоку. Основная цель музея – изучение его собраний «всеми желающими». Музей просуществовал до 1917 года. Этнографические предметы с Кавказа также хранились в Румянцевском музее. Сразу после завершения Кавказской войны вышел приказ («предписание») Начальника главного управления при наместнике на Кавказе А. Николаи за № 32 22 «О сборе сотрудниками Кавказского музея этнографических предметов на Кавказе и в Закавказье для Румянцевского музея в Москве»²⁷⁷. Большой интерес для любителей оружия представлял Царскосельский музей. В «Русской комнате» – (трофейном отделении № 11) хранились знамена и значки горских народов (чеченские, лезгинские и др.), отбитые русскими войсками на Кавказе. Знамена и значки были покрыты надписями, заимствованными из Корана. В сентябре 1859 года, Шамиль посетил Царскосельский арсенал и был поражен необычайным богатством восточного оружия, собранного здесь. Так, например, в «Турецкой комнате» было представлено оружие чеченское, лезгинское, кабардинское, турецкое, иранское и др. Шамиль осматривал сабли, обнажал их, вслух читал арабские надписи, и даже узнал свое оружие, представленное в «Русской комнате»²⁷⁸.

Сбор коллекций Российского этнографического музея начался с 1904 года. В 1904 году хранитель отдела Кавказа К.А. Иностранцев привез довольно полную по составу коллекцию чеченских этнографических материалов. Но она была собрана только в одном крупном плоскостном селении – Урус-Мартане и очень плохо описана. В 1907 году, по поручению музея, сбором коллекций занимался студент С.А. Гатуев. Его коллекция, содержащая утварь, одежду, орудия труда ремесленников, является хорошим дополнением к сборам К.А. Иностранцева, но в ней не указано место сбора. Несмотря на то, что коллекции по чеченцам и ингушам недостаточны, они все же представляют большую ценность, т. к. в других музеях материалы этих народов незначительны. В 1904 году в Петербург были доставлены чеченские: орудия земледелия, орудия по обработке волокнистых веществ и кожи, средства обработки дерева и металла, оружие, домашняя утварь, мебель, игрушки. С.А. Гатуев в 1907 году предоставил Этнографическому музею: орудия, используемые в земледелии и скотоводстве, средства передвижения; предметы, используемые при ткачестве, обработке дерева, металла и кожи; мужскую и женскую одежду, ювелирные изделия, музыкальные инструменты, предметы культа. Материалы по чеченцам были очень разнообразны и, представляли собой большую историческую ценность²⁷⁹.

Интерес к возникновению обычного права народов, населяющих Кавказ, был весьма велик со стороны русских исследователей, кавказоведов. С этой целью на Кавказ постоянно направлялись исследовательские экспедиции, главная цель которых заключалась в изучении истории культуры и обрядовых обычаев, которые являются источниками права. Вследствие того, что проблемам Кавказа уделялось пристальное внимание, в 1876 году под патронажем Русского географического общества была создана особая комиссия для составления новой программы, суть которой состояла в сборе и обобщении юридических обычаев. Результатом кропотливой десятилетней работы, проделанной данной комиссией, стало издание Программы народных юридических обычаев. Этот фундаментальный труд стал отправной точкой для формирования последующих исследований в области обычного права²⁸⁰.

Конец XIX – начало XX веков принесли новый всплеск интереса к Кавказу. В 1886 году Н. Салоцким был издан обстоятельный очерк орографии и геологии Кавказа. В работах этого автора даётся представление о Сунженском и Терском хребтах, что представляет значительный прикладной интерес в ходе разработок нефтяных месторождений²⁸¹. К началу XX в. относятся климатологические исследования Кавказа, выполненные И.В. Фигуровским (1905). Он изучал климаты Кавказа в связи с местными физико-географическими условиями, характером строения земной поверхности, выясняя связь между климатом и растительностью, разработал классификацию климатов Кавказа и вопросы климатического районирования²⁸².

Интенсификация развития симбиоза культуры на Кавказе в XIX веке

Культура относится к типу открытых систем, способных воспринимать и обрабатывать поступающую извне информацию. Межкультурный контакт неизбежно приводил к взаимодействию и обмену. Поэтому в культуре любого этноса, наряду со специфически этническим элементом, всегда присутствовал и элемент интернациональный, то есть определённая сумма усвоенных инноваций²⁸³. Кавказ в прошлом назывался Прикаспийской провинцией римской католической церкви и в то же время нес на себе печать Византии. В свое время Ибн Баттута и Марко Поло показали, что к югу от Москвы была очень самобытная культура. Эту атмосферу иллюстрирует фраза Ибн Баттуты: «Я увидел церковь, направился к ней, застал в ней монаха, и на одной из стен церкви увидел изображение мужчины арабского, в чалме, опоясанного мечом и с копьем в руке. Перед ним горела лампада. Я спросил монаха: «Что это за изображение?» Он ответил: «Это изображение пророка Али», – и я удивился его ответу…»²⁸⁴. Имам Шамиль изучал Евангелие и сравнивал его текст с Кораном. При посещении дворцов в Царском селе Шамиль долго смотрел на статую Иисуса Христа и сказал полковнику Богуславскому: «Он многому прекрасному учил вас; я тоже буду Ему молиться. Он мне счастье даст»²⁸⁵.

Первый урок веротерпимости преподал мусульманам сам пророк Мухаммад. Он говорил, что проповедуемое им учение не противоречит христианству. Когда мусульмане вошли в Мекку и стали рушить идолов в Каабе, один воин хотел смыть водой настенное изображение Богородицы с Христом. Муххамад запретил ему это, прикрыв ладонями лики Богородицы и младенца²⁸⁶.

Ислам всегда процветал вступая в контакт с другими культурными традициями. Его происхождение тесно связано с христианством и иудаизмом. Далеко не все знают, что после гибели античной цивилизации именно «исламский ренессанс» в эпоху раннего Средневековья сохранил и отшлифовал мысль древних греков. Исламская цивилизация добилась впечатляющих высот в практических искусствах и науках, которые через несколько веков во многом послужили основой европейского Ренессанса и дали начало идеям, которые лежат в основе современной западной культуры²⁸⁷. Для мусульман не являлось характерным разделение науки на религиозную, и светскую²⁸⁸.

Даже в теократическом государстве, под влиянием российской инженерной мысли Шамиль предпринимал попытки использовать сложные гидротехнические сооружения при обороне стратегически важных центров имамата. В частности, в районе Гергебиля была возведена целая система плотин, которые могли быть легко взорваны для затопления узких мест на пути продвижения противника. Темпы строительства были безпрециндентными. Это, вероятно и привело к тому, что плотины рухнули задолго до их использования. Шамиль прекрасно вооружал свою армию. Артиллерия была создана на базе трофейных орудий, а затем было налажено собственное производство пушек с помощью перешедших на сторону Шамиля царских офицеров и нижних чинов.

Горская культура поразила русских вначале своей экзотичностью, а потом не меньшей разумностью и целесообразностью. Изобретённые горцами в Ведено новые, приспособленные к горным условиям, орудийные лафеты были даже использованы затем русскими инженерами. В Ведено был построен во время Кавказской войны целый литейный завод, на котором было налажено изготовление собственных пушек и ядер. Лились пушки из железа и меди, добываемых в горах и привозимых из других мест. На отлитых пушках обычно ставилась печать Шамиля. Процессом отливки заведовал оружейник Джабраил. Всего на Веденском литейном заводе было отлито 50 орудий²⁸⁹. Шамиль организовал учёбу артиллеристов, а также разработал особую инструкцию по артиллерии. Результаты, им затеянного, были настолько велики, что это искусство было взято на вооружение царской армией. Во главе артиллерии стоял известный сподвижник Шамиля Яхья – Хаджи²⁹⁰. Чеченец из села Алды, Хаджи Юсуф служил у имама инженером, картографом, командовал войсками, был администратором и советником по политическим и правовым вопросам. Как инженер он отвечал за фортификационные вопросы. Как бывший офицер на службе у Мехмет Али он помог Шамилю создать регулярную пехоту – низам. В 1854 г. Шамиль отправил его в ссылку, обвинив в несанкционированных контактах с русскими (по другим источникам – с турками). Спустя два года он бежал к русским, где вскоре и умер. Последним проектом Юсуфа было создание для русского командования карты владений Шамиля²⁹¹.

Этнокультурный массив Кавказа – феноменальное явление, сформировавшееся на протяжении веков в результате конвергенции в этом географическом регионе локализованных культур, как местного субстрата, так и контактного происхождения. Кавказ – это сложившееся историко-культурное сообщество, представленное многими народами и конфессиями; это – своеобразная социально-этническая среда, развивающаяся по своей внутренней логике, стремящаяся сохранить свою самобытность и заимствовать лучшие качества других культур²⁹².

У народов, издавна проживавших друг с другом рядом, было особенно много заимствований. Исследователь военного дела В.Б. Вилинбахов пишет, что «Кавказские казаки, заимствовав от горцев, в первую очередь от кабардинцев, буквально всё, начиная от одежды и кончая тактикой ведения боя, резко выделялись среди всех казачьих войск». Во время русско-турецкой войны бритые «по – чеченски» головы выделяли чинов «охотничьих команд» (добровольных антидиверсионных подразделений». По пути в Петербург, в Курске Шамиль как-то увидел офицера в мундире Кавказской армии. Он подошел к нему и спросил: «Что значит ваш черкесский убор?» «Я служил на Кавказе» – ответил военный. «Вы мой земляк и мне приятно видеть вас» – сказал Шамиль²⁹³.

Влюбленность и заинтересованность в Кавказе была велика. Композитор М.А. Балакирев писал: «Здесь все ходят в черкесском платье, я увлекся общим духом и снял свою карточку в черкеске и папахе у вновь прибывшего фотографа Индицкого, чтобы была память о пребывании на Кавказе»²⁹⁴. Бурки, башлыки, черкески и прочая «татаромания» (так иронически называли современники склонность к ношению горского костюма и вооружения) была особенно популярна у офицеров. Один из современников замечает: «Снисходительный взгляд начальства на форму одежды офицерства устранял всякое стеснение в этом отношении, и при встрече на улице иного офицера трудно было отличить его от чеченца…»²⁹⁵. Заимствования, лучшее знание культуры, истории коренных народов формировали бережное отношение друг к другу²⁹⁶.

Длительное проживание в непосредственном соседстве не могло не сказаться не только на бытовом, военном, экономическом и другом уровнях, но даже в известной мере на этническом типе. «Терские ведомости» (1892 г.) сообщали: «Браки между горцами и казаками составляли в стародавнее время самое заурядное явление, и путем смешения образовался особый тип гребенского казака. Поразительная физическая красота и крепость этого типа общеизвестна… Сплошь и рядом средь казаков часто попадается тип красавца-горца». Казаки в социокультурном плане были недостаточно абстрагированы в годы Кавказской войны от противника. «В дореформенный период, несмотря на боевые действия, часть казаков сохраняла в горах кунаков и родственников, знала их язык, обычаи. В условиях противостояния некоторые из казаков колебались между двумя культурами, демонстрируя признаки маргинальной этнической идентичности». Широкую известность получило, например, «дело Атарщикова», сотника, перебежавшего на сторону горцев и в 1840-е гг. не только активно принимавшего участие в военных действиях на их стороне, но и ведшего пропагандистскую работу среди казачества, солдат и офицеров царской армии, призывая последовать его примеру. Исследователи отмечают, что данный случай не был единичным – казаки действовали, в том числе и в качестве командиров отрядов на стороне горцев вплоть до окончания Кавказской войны²⁹⁷. Особая связь всегда сохранялась между Кавказом и Польшей. Не случайно тогда утвердилась поговорка: «Кавказ это наша Польша в Азии, а Польша это наш Кавказ в Европе». Поляки, не имея успех на собственной территории, формировали отряды для участия в боях на стороне Шамиля. Их довольно много было в имамате в годы Кавказской войны²⁹⁸.

Основой развития хозяйственно-культурного взаимовлияния между чеченцами, с одной стороны, и русским населением Терека в лице казачества – с другой, была реальная взаимозависимость и взаимозаинтересованность, возникшая в процессе укрепления многовекового соседства. В XVIII в. многие гребенские казаки хорошо знали северокавказские языки, в том числе и чеченский. Интересно отметить, что чеченцы стремились обучать своему языку даже русских пленных. Документ 1757 г. рассказывает, что пленного казачьего мальчика «хозяева содержат в хороших условиях и обучают по-татарски грамоте». В тоже время в чеченском языке был усвоен ряд слов, которые по форме и значению совпадают с русскими²⁹⁹.

Именно Кавказская война отличалась тем, что на форму и оружие русской армии оказали особое внимание военно-культурные традиции местных народов. Вместо ранцев солдаты стали использовать холщовые мешки, а сапоги, которые они берегли для парада, заменялись на кожаные горские чувяки и шерстяные портянки, перевязанные до колен ремнями. Это была наиболее целесообразная обувь по своей простоте, дешевизне, легкости и способности быстро высушиваться. На Кавказе у офицеров считалось большим шиком иметь под сюртуком толковый бешмет и на поясе кинжал³⁰⁰.

Начиная с 1800-х гг., и более активно – с 1810-х гг., в ходе военных действий, многие офицеры русских войск на Кавказе начали сочетать предметы своего обмундирования с элементами горского национального костюма и вооружения, или же полностью заменять форменный мундир данным комплектом. Не обращал внимания на строгое соблюдение формы и М.Ю. Лермонтов, дважды служивший на Кавказе. Белая холщовая шапка, вечно расстегнутый сюртук, из-под которого выглядывала красная канаусовая рубаха – таким он запомнился сослуживцам. Во время поездок по Кавказу поэт проявлял большой интерес ко всему, что его окружало. Стараясь запечатлеть все виденное, он много рисует: «Я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал, и везу с собой порядочную коллекцию…», – писал Лермонтов С.А. Раевскому с Кавказа. Известно, что многие из своих рисунков Лермонтов дарил друзьям, знакомым³⁰¹.

Мода на кавказское оружие и одежду получает широкое распространение среди нижних чинов, и даже прислуги. Многие офицерские слуги и войсковые маркитанты «были в черкесском платье»: папахи, архалуки (бешметы), чекмени (черкески) и бурки. В целом, причину перехода на местные образцы и казаков, и гражданского населения, и военных предугадать нетрудно: они были красивы, удобны и приспособлены как нельзя лучше, к местному климату и роду войны. В красоте и одновременно простоте и надёжности кавказской одежды – залог её исключительной популярности среди офицеров Отдельного Кавказского корпуса.

Статистические данные о потерях русской армии во время Кавказской войны свидетельствует о том, что не боевые потери в десятки, а в ряде случаев в сотни раз, превышали боевые. Одна из причин такой смертности заключалась, отчасти, в недостатках военной формы, которая не во всем соответствовала своему защитному назначению. Так, например, белоснежная амуниция выглядела очень эффектно, но лучшей мишени, чем скрещенные на груди перевязи трудно было найти, особенно в условиях боев на пересеченной местности. В Приказе по войскам Кавказской линии и Черномории от 19.01.1849 г. за № 1, в связи с большим числом обморожений из-за отсутствия теплой обуви и очень тесных сапог у нижних чинов, предписывалось при зимних экспедициях обращать внимание, прежде всего на обувь³⁰². Долгожданная форма, более пригодная для войны на Кавказе, была введена непростительно поздно. Тридцать лет понадобилось официальному Петербургу, чтобы решиться на такой шаг. Для сравнения скажем, что во время Египетского и Сирийского походов Наполеону достаточно было нескольких месяцев для разработки и внедрения специальной формы, учитывавшей условия театра военных действий.