Текст книги "Идеология меча. Предистория рыцарства"

Зародившиеся в Аквитании в конце X века установления «мира», какими бы ни были их истоки, были направлены против главных виновников нарушений установленного порядка. К ним редко относятся «магнаты», которые как раз отвечали за это старый порядок и которым даже при необходимости не решились бы предъявить столь тяжелое и масштабное обвинение. Редко имеются в виду и milites: их чаще всего считали простыми исполнителями воли «сильных», и соборы их почти не упоминают. Главные лица, против кого направлены решения, в текстах называются nobiles, principes, principes majores и minores, principes militiae, как исключение – milites privati. Поэтому нам кажется, что установления «мира», во всяком случае, вначале, имели характер антисеньориальный, но не антиаристократический; возможно, они и родились в народе, но распространяла и объявляла их церковь, которая с целью утвердить их гораздо чаще прибегала к духовному оружию – к силе народа, хотя бывало и такое. Эффективности этого духовного оружия (интердикта – против вельмож, управляющих более или менее обширной территорией; личного отлучения – против сеньоров меньшего ранга, не следующих примеру высших) хватало не всегда, и тогда гражданские власти добавляли к ним уголовные наказания, за вынесение которых брали ответственность на себя, когда обладали реальной властью (в частности, во второй половине XI в.), оборачивая тем самым идеологию установлений «мира» в свою пользу.

Итак, можно говорить о настоящих соглашениях между церковными и гражданскими властями. Епископы указывают графам на виновников беспорядков, графы обращаются с последними как светская власть: арестовывают и судят сами. либо передают епископскому суду. Роль «народа» была простым отклонением. Погрешностью. Это движение «присваивает» аристократия. Один связанный с «миром» текст из Турени конца XI в. уточняет, что граф, ведя свои отряды на harones – нарушителей мира, сам при этом мира не нарушает, равно как в случае, когда он намерен арестовать нарушившего долг барона, дабы судить его.[532]532
  Et si (baw) noluent venire et postea сотеь eat cum txercitu super eum
  поп vtolabit pacem < > Hoc etiam est in pace domini, quod si qms baronum molaverit domtni pacem, comes et omnes alii eant super eum si archepiscopus eos submonuent (M если оь (барон) не пожелал явиться, то граф, отправляясь на него с войсом, не нарушает мира < > Божий мир соблюдается также, если граф и прочие по совету архиепископа пойдут на барона, нарушившего мир) «Туренский мир», ок 1096, текст Bonnaud-Delamare R Rxvue d'Histoire Eiclteiastique, 70, 1975, p 756-757


[Закрыть]

По сути, речь идет об использовании королевской идеологии, которую с XI в. стали относить к князьям: поддержание мира и порядка, защита церквей, бедных, вдов и сирот – о последних тексты «мира» напрочь забыли[533]533
  Запрет похищать крестьянку есть, как мы видели, во многих текстах, вместе с запретом нападать на крестьянина. Кое-какие тексты, очень редкие, добавляют к этому запрет нападать на знатных женщин и на вдов (см прим 54, с 255). Упомянутый выше текст «Туренского мира» содержит вписанное между строк упоминание ofennne вслед за сапота, clena, monachi atque prabiten. Сироты же не фигурируют нигде – во всяком случае, насколько нам известно.


[Закрыть]; в начале века Адемар Шабаннский уже возлагал эту функцию на графа Аквитанского. Именно слабость князей побудила церковь взять на себя эту идеологию, которая некогда была общехристианской, а после – только идеологией королей, прежде чем перешла к князьям. Но на сей раз церковь не стала спускать дальше вниз по шкале общественной иерархии этику защиты церквей и xnerm. es, неправильно называемую «рыцарской». Она не обратилась ни к шателенам, ни к milites с просьбой прийти на смену ослабевшей власти. Как раз наоборот, она потребовала от principes militiae и, очень редко, от milites не выступать против мира короля и князя, ставшего миром церкви. Не нападать на церкви, а вовсе не покровительствовать им. Не грабить купцов, клириков, монахов, позже – даже знатных женщин, а вовсе не защищать их. А присягу нападать на нарушителей мира церковь брала с безоружного народа, а не с milites и не с «сеньоров», против которых как раз и призывала бороться. Когда во второй половине XI в., а порой и позже графам удавалось вновь укрепить свою власть, они самым естественным образом брали на вооружение идеологию «Божьего мира»[534]534
  Это произошто в конце XI века в Нормандии, во Фландрии, в Турени, в Каталонии, а значительно позже, в течение XII века, – в Эно и на всей германской территории Ср Gemcot L Etudes чиг les pnnapautes Lotliarmgiennes Op cit,p 52


[Закрыть]. Не только его запреты, но и его утверждения, которые были составными частями старинной королевской идеологии. Ни на миг эта идеология во встреченных нами до сих пор текстах «мира» не стала «рыцарской».

Что касается «Божьего перемирия», более аристократического, то оно сначала требовало от nobiles и их воинов воздержаться от боев на время праздника Пасхи, потом – в день воскресенья, чтобы достойно отстоять воскресное богослужение, потом распространило это «табу» на срок с вечера четверга по воскресный вечер и на главные религиозные праздники; короче, оно требовало от них частично отказаться от их излюбленного занятия – частных войн. Те, кто боролся с нарушителями, избегали анафемы, провозглашаемой против последних. Позже из нее исключались и те, кому поручалось восстанавливать порядок, – войска короля или князей в их владениях.

Таким образом, деятельность воинов любого ранга запрещалась на время «Божьего перемирия» и ограничивалась, когда война вновь становилась дозволенной. Тем самым это «ремесло» кодифицировалось, и на всех воинов налагались одни и те же запреты. Воинская деятельность, а также бездействие «великих» и «малых» milites теперь сближались между собой.

«Божий мир» не создал рыцарской этики, но во многом способствовал формированию общей ментальности всех тех, кого все чаще и чаще в это время называют рыцарями[535]535
  О вкладе установлений «мира» в формирование рыцарства см прежде всего Duby G Les laics et la paix de Dieu /// laid nella «Soaetas Christiana» del secoh XI e XII Milano, 1968, p 448—469 В идеологическом плане см также Mackmney L С The People and Public Opinion in the Eleventh Century Peace Movement // Speculum, 1930, p 181-206


[Закрыть].

Глава девятая
Три сословия

К предписаниям «Божьего мира» не всегда прислушивались. Обилие текстов, упоминающих эти предписания, – признак, что их необходимо было повторять. В свидетельствах о многочисленных бесчинствах шателенов или milites в течение всего XI века и позже тоже нет недостатка. Аймоин около 1005 г. упоминает их частые грабежи[536]536
  Aimoin. Miracula Sancti Bertini, lib. II, с. 4. Paris: E. de Certain, 1858.


[Закрыть], а повествование о чудесах Сент-Фуа, составленное в середине XI в., сообщает о похищении milites скота и корма[537]537
  Liber miraculorum sancti Fidis, lib. Ill, 13 et III, 21. Paris: A. Bouillet, 1897.


[Закрыть]. В 1052 г. анонимный составитель хроники монастыря Сент-Бенинь в Дижоне говорит о многочисленных захватах монастырских земель, в которых повинны milites[538]538
  Chronicon Sancti Benigni Divionensis, P. L. 162, col. 829.


[Закрыть]. В Нормандии, согласно Гильому Пуатевинскому, грабежи, похищения ради выкупа, опустошение земель были обычным делом, пока граф Гильом не восстановил порядок в своем домене[539]539
  Guillaume de Poitiers. Gesta Guillelmi duds, lib. I, 6, 25, 37, 41,
  45. Paris: R. Foreville, 1952, p. 56, 87, 103,113.


[Закрыть]. Еще в 1088 г. Хариульф свидетельствует о растущем числе захватов церковных земель milites и шателенами – потомками тех, кто давным-давно подарил церкви эти земли[540]540
  Hariulf. Chronicon Centulense IV, 7. Paris: F. Lot, 1894


[Закрыть]. Эта практика не прекращается и в начале XII века, судя по жалобам Хильдеберта, который в 1115 г. включает насилие и грабежи в число традиционных обычаев milites saecularis[541]541
  Hildebert de Lavardin. Vita Hugonis abbatis cluniacensis, P. L. 159, col. 860. Отец Гуго Клюнийского, предназначая своего сына в рыцари, обучил его воинскому ремеслу. Он научил его обращаться с оружием и грабить: quod ille altius abhorrebat, spoliis instare et rapinis.


[Закрыть]. Рауль Тортер через два года рисует сходную картину.[542]542
  Raoul Tortaire. Miracula Sancti Bertini, lib. VIII, 18. Paris: E. de Certain, 1858.


[Закрыть]

Мы видим, что многочисленные свидетельства жалоб на агрессивное, хищническое и грабительское поведение milites можно найти для всего века и для самых разных регионов.

Одной из основных жертв этих грабежей и захватов была церковь. Ее богатство вызывало зависть, тем более что вследствие медленного изменения религиозной психологии люди все меньше рассчитывали, что пожертвования и дарения земель обеспечат им спасение[543]543
  На это изменение уже обращал внимание Ж. Дюби: Duby G.
  La societe… Op. at, p. 273—277.


[Закрыть]. Возникают и развиваются новые формы религиозности, постепенно оттесняющие старые. В конце века в дарении видят уже не договор, не вид страхования загробной жизни и не средство искупления грехов, а разновидность лишения собственности, перехода ее в другие руки. Поэтому их делают все реже. Наследники дарителей былых времен пытаются оспаривать, справедливо или необоснованно, дарственные своих предков[544]544
  Мы сами упоминали несколько споров такого рода в XI веке.
  См. Flori J. Les origines de 1'adoubement chevaleresque // Traditio, 35, 1979, p. 230 ss.


[Закрыть]. Финансовые трудности некоторых знатных семейств в соединении с развитием других форм набожности, таких, как паломничество, а позже – как священная война в Испании или крестовый поход в конце века, способствуют усилению этой тенденции[545]545
  M. Подесерф: Peaudecerf M. La pauvrete a l'abbaye de Cluny d'apres son cartulaire //Mollat M. Etudes sur Ihistoire de la pauvrete. Paris, 1974, p. 217—228, обращает внимание на сокращение милостыни и дарений в течение XI века, вызванное как финансовыми трудностями milites, так и растущей популярностью других средств спасения См также Blanc С Les pratiques de piete // Annales du midi, I960, p 137-147


[Закрыть]. Однако не следует переоценивать ни скорость развития, ни всеобщность этого процесса. Такие изменения религиозной психологии не могли не быть медленными и касались не всех. В течение всего века нет недостатка в примерах дарений, согласующихся со старинной религиозной ментальностью. По утверждению Ж. Дюби, до XII в. в огромных масштабах идет перевод недвижимости в собственность аббатств и епископских церквей[546]546
  Cp Duby G Guemers et paysans, VII'-XII' slides Pans, 1974, p 187—194 et 260-288


[Закрыть]. Выступления против этой концепции спасения через благотворительность появляются лишь в конце XI века, даже в начале следующего. Вследствие такого перевода (во всяком случае, во Франции) владения мирян из средней аристократии после благочестивых дарений и наследственных разделов оказались под угрозой распада. Началась борьба против этого распада, которая в XII в. привела к уменьшению числа браков младших детей в семьях, к укреплению солидарности линьяжа и к сокращению земельных дарений, замененных другими формами религиозности, которые мы упомянули выше. Отсюда понятно, что многие сеньоры, оказавшиеся в затруднительных обстоятельствах, или не слишком благочестивые, или не слишком покладистые, могли оспаривать старинные дарения, пытаясь возвратить их, хотя бы частично[547]547
  Дарения французских рьгаарей в XI в были, похоже, белее значительными, нежели в Лотарингии, Фландрии и Нидерландах, которые в свою очередь превышали дары германских рыцарей. Но даже для Франции следует отвергнуть мысль, что рыцари в то время разорялись вследствие дарений. На эту тему см Johrendt J Militia und mihtes Op at p 107


[Закрыть]. В результате возникали частые конфликты между светскими и церковных властями, конфликты, способствовавшие появлению и распространению грегорианской идеи – сделать церковь независимой от светских властей.

Вообще весь XI век представляется нам веком стремления к независимости: феодальные князья пытаются (и чаще всего успешно) стать независимыми от центральной власти, аббаты – освободиться от опеки епископов, шателены и даже milites – выйти из-под власти principes, «еретики» – из-под власти церкви, церковь – из-под владычества мирян, горожане в коммунах – из-под власти территориальных сеньоров. Установившийся порядок везде трещит по швам и колеблется. Чтобы он мог восторжествовать, его «пропитывают» идеологией – во всем лагере «хранителей» старого порядка, которые силятся доказать, что он угоден Богу и что любое посягательство на него кощунственно.

Этот аспект особенно заметен в трудах двух епископов-«консерваторов», Жерара Камбрейского и Адальберона. Свою идеологию они разрабатывают для противодействия многим силам, которые кажутся им угрожающими.

– Перед лицом ереси, грозящей распространиться на область Арраса, как лет двадцать назад это грозило и Орлеану, оба прелата превозносят авторитет церкви. Они напоминают о сакральном характере сана епископов, о важной роли клира и таинств, которые еретики отрицают. Они напрягают все силы и пускают в ход все свое красноречие, чтобы не допустить смешения сословий, функций и полов, которого домогается ересь. Они отвергают внедряемое еретиками социальное уравнивание: Бог хочет, чтобы существовало духовенство, призвание которого – молиться, быть необходимыми посредниками между землей и небом, Богом и мирянами.

– В ответ на действия сеньориальных властей, которые, порой опираясь на монахов, пытаются насадить эгалитарные обычаи «Божьего мира», заставляя великих и малых давать клятвы, и даже в ответ на действия некоторых епископов, не понимающих возможной тлетворности подобных присяг и выступающих в их защиту (например, епископов Герена Бовезийского и Беро Суассонского), они утверждают, что мир не может быть делом ни монахов, ни епископов, ни principes, а только короля… советники которого – епископы. Пусть же последние выполняют лишь свою службу и не никогда не берутся за оружие, даже ради доброго дела. Дело клира – молиться, советовать королям и давать им сведения; дело королей – сражаться и обеспечивать мир.[548]548
  Hincenimorare,ilhveropugnaretribuitur Igiturregumesse, sedihones vutute compescere, bella sedare, pacts commeraa dtlatare episcopum vero, reges ut vinhter pro salute patnae pugnant monere ut vincant orate (Ибо ему положено молиться, а первому – сражаться. Таким образом, дело королей – подавлять волнения, прекращать войны, вести мирные переговоры, епископы же должны напоминать королям чтобы те сражались ради блага родины, и молиться за их победу) Gei ard de Cambrai Gesta epibcoporum Cameracensium, lib III, 27, M G H, S S 7, p 474


[Закрыть]

– В ответ на действия монахов, добивающихся все большего значения в глазах королей, притом, что престиж их у князей растет, они объявляют, как это делал уже Геласий, что ответственность за руководство миром делят две власти – короли и епископы. Pugnatores и oratores. Хорошо понятно, что первое слово относится здесь, как и в прошлом веке, к воинской деятельности королей, а не простых воинов.

Жерар Камбрейский

Аргументация Жерара Камбрейского, как показал Ж. Дюби, вся строится на этих посылках[549]549
  Cp Duby G Le trois ordres Op at, p 35 ss


[Закрыть]. В трех торжественных речах – в Компьене, в Дуэ и, наконец, в своей аррасской проповеди – Жерар использует все идеологические ресурсы, чтобы оказать сопротивление шателену Готье Лансскому, который, опираясь на своих milites, оспаривает у него власть в Камбре; чтобы уменьшить авторитет графа Фландрского, поддерживающего Готье; чтобы возвеличить роль епископов – он подчеркивает ее сакральный характер и возложенную на них миссию давать советы королям; чтобы восславить миссию короля и отмести претензии князей, монахов, некоторых епископов на роль гарантов мира. Он (Жерар) хочет предстать истинным инициатором настоящего мира, такого, который запрещает вершить собственный суд и сражаться с вечера среды до утра понедельника – конечно, исключение делается для короля (отметим: но не для графа), который со своим войском идет умиротворять страну[550]550
  Действительно, в декрете Жерара I Камбреиского сказано ceterum in hac pace nullus nisi Rex cabalhcahonem < > (кроме того, во время оною мира никто, кроме короля, конный поход < >), в то время как в декретах Асцелина Ланского и Дрогона Теруаннского говорилось, как мы видели, ceterum in hac расе nullus nisi comes (кроме того, во время оного мира никто, кроме графа < >), а в мерной присяге Герена, епископа Бовезийского, – excepto per bastimentum et obsidionem castelli ac per hostem reps atque episcoporum nostrorum et excepta cavalcata mihtum (за исключением осады замка врагом короля и наших епископов и за исключением конного похода) Текст Bonnaud-Delamare R Bull Phil et Hist ,1955—1956 Op at ,p 148 ss et 184 ss


[Закрыть]. То есть. Жерар отвергает тот мир, который предлагают его соперники. Это мир кажется ему опасным как слишком эгалитарный. Он резко возражает Беро Суассонскому и Гарену Бовезийскому, которые, prae itnbecillitate regis (ослабляя короля), смешивают функции и опрокидывают право и иерархию, желая связать всех людей одной присягой. Мимоходом отметим, что Жерар здесь расширяет, искажает идею противников, требовавших этой присяги лишь от рыцарей[551]551
  Мирная присяга Герена не содержит такого уточнения, но присяга в Верден-сюр-Дубс, послужившая ей примером, заканчивается словами Hoc sacramentum поп praeapimus ut jurent nisi till qui caballarn sunt et arma saecularia portant (Эту присягу приносить мы предлагаем лишь тем, кто является всадником (рыцарем) и носит мирское оружие) Ibid ,p 152 Жерар Камбрейскии так преобразует эти слова < > commune decretum fecerunt, ut tarn sese quam omnes homines sub sacramento constnngerent, pacem videlicet et tushtiam servaturos (< > они совместно постановили, что и сами, и все люди свяжут себя клятвой служить миру и справедливости) Ibid , М G Н, S S 7, р 474


[Закрыть]. По его мнению, это чересчур. Подобная нивелировка ценностей кажется ему демагогической, опасной, потому что ставит на одну доску управляющих и управляемых, вождей и массу. Поэтому он осуждает этот «ложный», слишком рискованный мир. Этот мир, по мнению Жерара, обращен к слишком большому числу людей, не все из которых кажутся ему «ответственными». Последовав этому дурному совету, можно поставить этих людей перед фатальной дилеммой: отказаться давать клятву и быть подвергнутыми анафеме или поклясться и стать клятвопреступниками[552]552
  Hoc ergo decretum penculosum esse omnibus omnes videlicet aut lurare aut anathemate subiacere Omnes enim communi peccato mzolvi, si commento huiusmodi uterentur (Итак, это постановление было опасным для всех все должны были либо поклясться, либо подвергнуться анафеме А ведь всякий, кто прибегает к какому-либо обману, считается согрешившим) Ibid


[Закрыть]. У Жерара нет повышенной оценки воинов, как раз наоборот. «Когда Жерар Камбрейский говорит об oratores и pugnatores, он вовсе не имеет в виду всех клириков и всех воинов. Он имеете виду епископов и королей»[553]553
  Duby G Les trots oi dres Op at, p 45 Подробный анализ позиций Жерара Камбреиского и Адальберона, сделанный Ж Дюби в этой книге, позволяет нам не задерживаться на их трудах, сколь бы важны они ни были для истории идеологии


[Закрыть]. Это не значит, что он принижает военную функцию – совсем наоборот. Он подчеркивает, что в ношении меча нет ничего дурного, и что сам Бог побудил Авраама, Иосифа Навина, Давида взять в руки оружие. Кроме того, напоминает он, sacerdotes actingunt reges[554]554
  Gerard de Cambrai Ibid, p 486


[Закрыть]. Но это не дает основания этим священникам самим браться за означенный меч. А вот короли должны поддерживать мир, умерять насилия рыцарей, которые нередко бывают грабителями; епископы также обязаны защищать pauperes от последних[555]555
  Gesta I, 113 et III, 52 Ibid, p 486


[Закрыть]. Нигде у Жерара Камбрейского milites не предстают в ином качестве, кроме как виновников смут и беспорядков. Так же как еретики, они смущают и потрясают общество. Общество, которое Жерар хочет изобразить стабильным, неизменным, твердо стоящим на трех опорах, обеспечивающих его устойчивость. На трех функциях. Он заявляет перед собравшимися епископами: такое разделение угодно Богу и им установлено: genus humanum ab initio trifariam divisum esse monstravit, in or atoribus, agriculoribus, pugnatoribus (и определил Он, чтобы род человеческий изначально имел троякое разделение – на людей молитвы, земледельцев и воинов)[556]556
  Gesta III, 52 Ibid, p 485 См Carozzi С La tripartition sociale et 1 idee de Paix au XI siecle //Guerre et Paix Acteb du 101 congres national des societes savantes (Lille 1976) Pans, 1978, p 9-22


[Закрыть]. Каждая функция вносит свой вклад в ансамбль, каждая нуждается в других. Тем, кто молится, нужны покровительство со стороны pugnatores и пища, которой снабжают их agricultures. Последние, в свою очередь, пользуются молитвами oratores и защитой pugnatores, когда занимаются своими делами.

Рисуя эту идиллическую картину идеального общества, направляемого епископами и управляемого королем, способным обеспечить мир и порядок с помощью своих воинов, в то время как клирики предаются молитве, а крестьяне заняты своим дающим пропитание трудом, Жерар возражает всем своим противникам. Готье Лансскому и других сеньорам-властителям, желающим присвоить королевские прерогативы. Герену Бовезийскому и его друзьям, которые хотят участвовать и в мирских делах. А также еретикам, которые отрицают существующую структуру общества, оспаривают необходимость клира, хотят заставить работать всех, отвергают военную функцию, отрицают полезность таинств, короче, уничтожают всякое понятие об ordo, презирают общественную иерархию и церковные обряды. В своем выступлении на синоде в Аррасе Жерар основывает всю свою аргументацию на этом понятии – необходимости различия между сословиями, функциями.[557]557
  Cm ActasynodiAtrebatensismmanicheos,? L 142, col 1299-1300


[Закрыть]

Как и milites, не желающие более подчиняться и намеренные вести себя независимо, как и монахи, уже не остающиеся у себя в монастырях, чтобы молиться, еретики представляются ему опасностью не только для христианского учения, но и для установленного порядка. Они возмущают сторонников общества ordines, которое отстаивают Жерар и Адальберон.[558]558
  На эту тему см Taviara H Le manage dans ГЬёгёые de l'an mil / / Annales ESC, 1977, p 1074—1099, etc, в частности, об ap-расских еретиках Violante С La povertanello eresie del secolo XI in occidente / / Studi ьч11а cnstmmta medioevale Milano, 1972, p 90 s.s Об Адальбероне см также Oexle D G Die funkhonale Dreiteilung der «Geseilbchaft» bei Adalbero von Laon / / Fruhmittelalterhche Studien, 12, 1978, Ь 1-54


[Закрыть]

Адалъберон Ланский

Действительно, в то же время, между 1025 и 1030 гг., Адальберон выражает очень похожие мысли. Он тоже критикует ересь, посягающую на социальные различия. Именно ради борьбы с нею он описывает дом Божий, считающийся единым, но имеющий троичную (как божество) форму с точки зрения функций и двоичную (как человечество) по юридическим статусам. Общество, каким бы оно ни было, не эгалитарно, как говорят еретики: по воле Божьей оно полностью не-эгалитарно, в нем есть два состояния (conditions). Он называет их так: состояние nobilis a и состояние servus a. Последний тип он описывает как низкий, презренный, отягощенный бедами; эти люди не получают ничего без мучений и предоставляют первым все, что тем необходимо, как пищу, так и одежду. Зато знать – это bellatores. Их функция состоит в том, чтобы покровительствовать церквам, защищать народную массу, малых и великих, и защищаться самим.[559]559
  Hoc genus affhetum nil possuiet absque dolore < > Nobihs et seivus sanili поп lege tenmtur < > Hi bellatores, tutores aecclesiarum, Defendant vulgi majores atque minores, Sunctos, et sese panh sic mores tuentur (Этот род презренных людей не получает ничего без мучений < > Законы для раба и знатного различны < > Эти – воины, покровители церквей, они защищают весь народ, великих и малых, и о собственной безопасности пекутся) Adalberon de Laon Carmen ad Rotbertum regem // Les poemes satmcjues d'Adalberon, v 296 ss Pans G A Huckel, 1901, p 155 Теперь см также издание Carozzi С Роете аи roi Robert Pans, 1979, p 19—20 (ed Belles Lettres)


[Закрыть]

Знать. Bellatores – это она. Не следует видеть в них рыцарей, еще слишком опутанных, по мнению епископа Ланского, узами сервильной или, по крайней мере, какой-то зависимости, делающей их подчиненными. Bellatores – это не milites, а короли и князья, роль которых для Адальберона, как и для каролингских епископов, состоит в поддержании мира силой оружия, защите церквей и inerme vulgus (безоружного простонародья)[560]560
  Как и Ж Дюби Duby G Les trots ordres Op at, p 79, мы полагаем, что в учении Адальберона нет ordo pugnatorum, куда входили бы все nobiles, за исключением короля и императора, как утверждал Ж. Ф. Лемаринье: Lemarignier J. F. Le gouvernement royal… Paris, 1965, p. 79; note 53. По нашему мнению, Адальберон говорит здесь не об ordines, а о функциях; функция защиты христиан принадлежит королю.


[Закрыть]. Как и Жерар, он возлагает на короля миссию принуждать к соблюдению закона, а на епископов – миссию давать советы королю. Только при этом условии угодный Богу порядок будет восстановлен: когда обнажать меч будут bellatores либо milites по их приказу, но не епископы. Когда крестьяне станут работать в поте лица, не жалуясь, чтобы кормить остальное «тело» общества; крестьяне, но не клирики и не знать, как хотят некоторые монахи, а также еретики. Когда монахи будут молиться за спасение всех, но не миряне; когда они не будут вмешиваться в мирские дела, желая давать советы королям или подстрекая мирских milites стать milites christi, призывая, подобно еретикам, мирян жить целомудренно в подражание клирикам.

Тема поэмы Адальберона – прежде всего необходимость сохранения порядка. Пусть каждый остается на своем месте в земной иерархии, куда поместил его Бог, иерархия же эта – образ небесной иерархии: Distinctus disponitur ordo supernus, Cuius ad exemplar terrenus fertur haberi (Основа небесного порядка – неравенство, а земной, как сказано, создан по подобию небесного).[561]561
  См., например, стихи 219—226, где Адальберон намекает на «De caelesti hierarchia» и «De ecclesiae hierarchia» псевдо-Дионисия Ареопагита, а также на «Moralia» Григория Великого.


[Закрыть]

Он черпает свои идеи из двух книг псевдо-Дионисия Ареопагита, посвященных небесной и церковной иерархии; а также из сочинений Григория Великого, которые, как мы видели, рассматривают тот же вопрос. Тема необходимости разделения функций видна и в «фантазии» Адальберона – причудливом описании перевернутого мира, где монахи в качестве milites christi сражаются с неверными и обращены ими в бегство[562]562
  Carmen, vers 118 ss.


[Закрыть]. В этом мире для milites почти нет места! И, тем не менее, реальность того времени, когда Адальберон пишет свою поэму, уже не соответствует создаваемому им образу. Князья укрепили свою власть и, по крайней мере на юге Франции, признают за королем лишь условное верховенство, о чем свидетельствует уже упоминавшееся письмо Фульберта Шартрского к герцогу Аквитанскому. В северной части королевства авторитет короля тоже ослаб. Капетингской династии не удалось объединить всех членов аристократии, и магнаты покинули ее «совет»; это известно по исследованию Ж. Ф. Лемаринье – среди подписей под королевскими грамотами после 1028 г. все меньше имен графов и епископов и все больше – шателенов и рыцарей.[563]563
  Lemarignier J. F. Le gouvernement royal… Op. tit., p. 111—146.


[Закрыть]

Адальберон и Жерар Камбрейский стараются сохранить жизнь отжившей идеологии… или вернуть ее к жизни. Слишком поздно – или слишком рано. Время королей прошло, наступило время князей и шателенов; до воскрешения королевской власти в королевстве Капетингов еще далеко. Сейчас можно отметить разве что появление на своих местах, скромных и пока незначительных, творцов будущего ее возрождения – королевских чиновников. Адальберон и Жерар хорошо знают (даже если это приводит их в отчаяние), что капетингский король уже не может исполнять идеологическую роль, которую они возлагали на него. Они в этом не одиноки. Как отмечает Ж. Дюби, «Кто мог им поверить, когда они пишут, что король способен наказать знатных, совершивших преступление, что он один может защищать вдову и сироту, что у него есть возможности поставить хороших rectores, а значит, сместить недостойных князей, и взять в свои руки установление мира в обществе?»[564]564
  Duby G. Les trois ordres… Op. tit., p. 201.


[Закрыть]

В это время, как мы говорили, происходит социальный подъем шателенов. Власть раздроблена, теперь ее граница – граница округа шателена. Об этом свидетельствует даже словарь: слово dominus, которым некогда называли Бога, потом – короля и епископов, короче, всех правящих именем Бога, с этих времен применяется и к сеньорам, к шателенам – по крайней мере, в некоторых регионах[565]565
  Duby G. La sotiete… Op. tit., ed. 1973, p. 98 et p. 75.


[Закрыть]. Это социальное возвышение не миновало и рыцарей. Но на идеологическом уровне это повышение роли пока не отразилось. Тем более в идеологии Жерара Камбрейского и Адальберона, однозначно консервативной[566]566
  На эту тему см. Carozzi С. Art. tit. Annales ESC 1978, p. 683—702; Hegener E. Hagen, Politik und Heilsgeschichte; Carmen ad Robertum Regem / /Mittellateinisches fahrbuch, 9, 1973, S. 31—38.


[Закрыть]. В идеологии прошлого, адресованной королям, а к milites обращенной спиной.