Текст книги "Преступный синдикат"

Таким образом, безграничная власть, которую Лучиано обрел в Атлантик-Сити, была продемонстрирована как нельзя более красноречиво.

Преступный синдикат настоял на том, чтобы «вольный стрелок» такого калибра, как Аль Капоне, добровольно позволил себя арестовать, предстал, перед судом и впервые получил наказание в виде тюремного заключения, хотя в свое время он пустил в ход всю свою изобретательность и потратил миллионы долларов, чтобы избежать подобного унижения. Он пошел на это под давлением со стороны организации, требующей от своих членов, даже самых могущественных, не только полного повиновения и подчинения своим законам, но и примерного поведения в их нелегальной деятельности.

Этот случай позволяет убедиться, какой реальной и эффективной властью располагал отныне новый синдикат.

Глава пятая. От «войны кастелламмаре» до «сицилийской вечерни»[32]32
  Сицилийская вечерня – избиение французов в 1282 году сицилийцами, возмущенными жестоким правлением короля Карла Анжуйского в Сицилии. Поводом послужили оскорбления, нанесенные французами в Палермо женщинам, шедшим к вечерне. – Прим. ред.


[Закрыть]

Грозная коалиция «молодых волков», их зловещая сплоченность, однако, не очень сильно обеспокоила пять самых влиятельных семей мафии.

Главари этих семей, уверенные в своем превосходстве над остальным преступным миром, в таких случаях урегулировали отношения на своем, самом высоком уровне.

Джузеппе Массериа, он же Джо Босс, и Сальваторе Маранзано, главы двух самых могущественных семей, не щадили друг друга. Что же касается Чарли Лучиано, то тот факт, что он был сицилийцем, всегда сбивал их с толку. Для каждого из них Лучиано представлял новую силу, чьей поддержкой следовало заручиться, чтобы стать капо дей тутти капи. Но прежде всего надо было подрезать ему крылышки. Массериа, правда, имел над ним известную власть, которой хватало хотя бы на то, чтобы регулярно получать проценты с некоторых, операций. Суммы этих отчислений становились все более значительными, но не это было главным. В глазах остальных мафиози авторитет Лучиано рос день ото дня, и постепенно он превращался в своего рода главаря банды. Джо Босс не мог вынести такого оскорбления, хотя Лучиано продолжал держаться но отношению к нему достаточно почтительно. Этого «мальчишку» следовало поставить на место, и сделать это надо было как можно скорей.

Решив, что момент для этого уже наступил, Джо Массериа потребовал встречи один на один в «Барбизоне» у Лучиано, чтобы тем самым доказать, что он настоящий дон, никого и ничего не боится и ему не нужен телохранитель.

Чарли ожидал его стоя, рядом находился Фрэнк Костелло.

– Я ведь сказал: один на один, – заорал Массериа, входя в гостиную.

– Ты сказал… Но у себя я делаю то, что хочется мне. Костелло – мой друг. У меня от него нет секретов.

Массериа не стал настаивать.

– Годится. В принципе меня это устраивает хотя бы потому, что чем больше людей узнает о нашем разговоре, тем лучше. Так вот, ты жульничаешь во всем и везде. Но ты еще и мой лейтенант, ты человек Джо Босса… А я знаю, что вместе со своими приятелями ты загребаешь себе все поставки виски. Что я имею с этого? Да ничего.

Чарли Лучиано попытался выразить удивление:

– Но мы же договорились об этом, Джо. Ты получаешь со всего… за исключением алкоголя, а это уж только мое личное дело.

Массериа перестал ходить взад и вперед.

– В моей семье ни у кого нет личных дел. Ты должен отчислять мою долю со всех своих операций.

Чарли попытался еще раз:

– Мы же договорились об этом, Джо… Ты сам пожал мне руку и дал «добро».

– Вот и прекрасно! Больше я не даю «добро»… Я разрываю все договоренности. Ты во все вносишь суматоху и неразбериху. Я не могу этого терпеть. Либо ты возвращаешься в семью, либо я верну тебя силой. Ясно?

Чарли Лучиано отрицательно покачал головой. Массериа вышел, хлопнув дверью.

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Нарушил ее хриплый голос Фрэнка Костелло:

– Надо выиграть время, – посоветовал он. – Этот сумасшедший может нас всех прикончить. Если собрать всех наших людей – тех, кто есть у Джо Адониса, Багси, Мейера Лански, Дженовезе, Датча Шульца и Анастасиа, мы наберем чуть больше сотни таких, которые не только согласны ввязаться в драку, но и не боятся получить пулю в живот. Однако Массериа может выставить вдвое больше, около пяти сотен «солдат», как он говорит, напичканных баснями о фамильной чести, этих хулителей евреев и выходцев не из Сицилии, а из других провинций Италии. Неприятности могут поджидать нас на каждом шагу. Надо выиграть время. Мы избежим этого… если вступим в союз…

– Ты имеешь в виду Сальваторе Маранзано?

– Ты что, считаешь это нелогичным?

– Логичным, – легко согласился Чарли Лучиано, – я даже попытаюсь установить контакт.

К его несчастью, Сальваторе Маранзано тоже думал о нем. Он его не забыл. Встреча, однако, оказалась суровой и жестокой.

* * *

Видя явную нерешительность Чарли Лучиано, его приятель Фрэнк Костелло, желая установить связь с кланом противника, обратился к Вито Дженовезе, поскольку тот находился в хороших отношениях с Тони Бендером, одним из верных людей Маранзано. Введенный в курс дела, Томи Луччезе поддержал эту идею, считая, что следует поторопиться, пока между двумя враждующими семьями не разразилась война. Он сообщил, что Том Рейна давно готовится бросить Массериа.

Тони Бендер передал Костелло предложение своего капо дона Сальваторе провести встречу с Чарли Лучиано один на один 17 октября 1929 года в полночь на Статен-Айленде – на территории, которую было можно рассматривать как нейтральную, поскольку она находилась под контролем Джо Профачи, лейтенанта Маранзано, но одновременно и друга детства Лучиано.

В назначенный день и час Вито Дженовезе предложил сопровождать своего друга Чарли, спрятавшись в машине с небольшим запасом оружия. Лучиано, ссылаясь на то, что он дал слово, категорически возразил против этого и отправил его обратно.

Сальваторе Маранзано, прибыв на место встречи первым, уже прохаживался взад и вперед по пустому Доку. Как только Чарли вышел из машины, Маранзано заключил его в свои объятия, похлопывая при этом по плечу:

– Я счастлив видеть тебя, Мой мальчик…

Вместе они прошли в просторный ангар, где уселись на стоящих в углу ящиках. Расположившись друг против друга, они молчали, не зная, с чего начать разговор. Дон Сальваторе решил поговорить о своей родине и произнес с некоторым сожалением:

– Ты покинул ее слишком рано, мой мальчик, чтобы помнить ее. Какая жалость…

Это говорилось для того, чтобы уколоть Лучиано. С комком в горле от охватившей его ярости на этого заскорузлого «усатого папашу», который вынуждал его подчиняться, он сказал:

– Я пришел, потому что думаю о совпадении наших интересов и о том, что ты мне предлагал однажды…

Пальцами, унизанными кольцами, Маранзано играл массивной золотой цепочкой. Висевшие на ней часы начали покачиваться над его огромным животом, невольно притягивая к себе внимание. Он сокрушенно заметил:

– Два раза дают тому, кто берет быстро… А ведь ты не только не захотел поторопиться, Сальваторе, но, как мне кажется, предпочел Джузеппе Массериа.

Лучиано почувствовал недоброе, и ему стало неудобно сидеть на ящике.

– Ты прекрасно знаешь, что он меня заставил… К тому же зачем бы я находился здесь, если бы у меня был свободный выбор.

– Ты здесь потому, что Массериа никуда не годен. Он невежда, неумеха, сквернослов и к тому же несправедливый и слабый человек. Ты прекрасно понимаешь, что в скором времени я его раздавлю. На чьей стороне будешь ты тогда?

– Я пришел для того, чтобы это обсудить.

Дон Сальваторе Маранзано принялся еще сильнее раскачивать свои часы.

– Сальваторе Луканиа, я тебе сделал однажды предложение. Ты его отверг. Ты еще молод. Я всегда хотел, чтобы ты был со мной. Ты будешь подчиняться мне, как дитя своему отцу.

Он надолго замолчал и затем, не отрывая взгляда от Чарли, продолжал:

– Только на этот раз. ты должен будешь дать мне одно обещание, чтобы я был полностью уверен в твоей искренности, в том, что ты честно будешь выполнять свои обязанности, и я всегда смогу рассчитывать на тебя как на своего парня.

Лучиано насторожился, он опасался самого худшего.

– Какое?.

– Ничего сверхъестественного, честь твоя не пострадает: ты должен убить Массериа…

Чарли облегченно вздохнул:

– О! Но, дон Сальваторе, я сам об этом подумывал.

Быстрым движением руки Маранзано подбросил часы и поймал их. Затем резко произнес:

– Конечно! Но я хочу, чтобы прикончил его именно ты.

Лучиано тут же понял дьявольскую хитрость Маранзано. Это была западня, из которой он не имел бы шансов выбраться. В мафии существовал непреложный закон: если кто-либо убивал главу семьи, он ни в коем случае не мог рассчитывать на то, чтобы запять его место. Такое требование отвечало традициям мафии. Если глава семьи становился неспособным, можно было замышлять его устранение от дела или даже физически его уничтожить, но требовалось, чтобы намерения не были продиктованы властолюбивыми устремлениями кандидата на его место и чтобы совет семьи их одобрил.

То, что предлагал ему Маранзано, было не чем иным, как ловушкой. Не вызывало сомнений и то, что ему вряд ли позволят остаться после этого в живых. И действительно, какой капо допустит в свои ряды мафиозо, только что прикончившего своего собственного капо? И прежде всего этого не сделает дон Сальваторе, глава столь могущественной семьи.

– Тебя что-нибудь смущает, мой мальчик? Но ты же видишь, что все справедливо.

Дон Сальваторе наклонился к нему, и с его губ сорвалось:

– Тот, кто к столу приходит последним, находит только кости. (Эту фразу он произнес по-латыни и не потрудился перевести). Ну, так что же?

– Так что же? А иди-ка ты…

Дон Сальваторе хохотнул:

– Ты пока еще мальчишка, которому нужна приличная порка. Ты ее получишь, хотя бы потому, что, сам не зная почему, я испытываю к тебе слабость. Я очень люблю тебя, Сальваторе…

Неожиданно он громко крикнул:

– Идите сюда!

Груда ящиков с грохотом развалилась, и из нее выскочили шесть человек, лица которых скрывали цветные платки.

Наступила очередь рухнуть на пол Чарли Лучиано. Придя в себя, он почувствовал, как его приподняли, он полетел, и его последующие движения напомнили ему движения своеобразного маятника, который он видел незадолго перед этим в руках Маранзано и которым стал сам. Почувствовав ужасную боль в плечах, он понял, что его подвесили за руки к одной из балок.

Сидя на ящике, Маранзано спокойно разглядывал его.

– Скажи, мой мальчик, что ты убьешь Массериа. Чарли молчал.

Люди дона сорвали с него рубашку, затем принялись тушить один за другим свои сигареты о его тело. У него потемнело в глазах. Каждый раз, когда он приходил в себя, он слышал голос Маранзано:

– Убей Массериа!

Его мучители вооружились ремнями, которые они намотали на руки, чтобы было удобнее бить пряжками. Кожа стала лопаться под ударами…

– Убей Массериа! Не будь дураком, иначе сдохнешь прямо здесь.

Нет необходимости продолжать описание всего, что испытал Чарли Лучиано, но он не сдался. Тогда Маранзано приказал:

– Снимите его с крюка и добейте. Его люди устремились к жертве.

Полицейский патруль подобрал Чарли Луканиа в зловонном водосточном канале на Гиланд-бульвар (Статен-Айленд) в столь жалком состоянии, что нашедшие его двое полицейских сочли, что он мертв. В госпитале, куда он попал, подвели печальный итог: пролом черепа, одиннадцать выбитых зубов, пробита правая щека, угроза удаления правого глаза, восемь переломанных ребер, перелом большой и малой берцовой кости, переломы костей левого запястья, раздроблены большие пальцы, разрыв связок правого колена, многочисленные следы порезов лезвиями бритв и ножей на груди, многочисленные ожоги на всем теле, множество синяков.

Первыми нанесли визит пострадавшему Фрэнк Костелло и Мейер Лански. Когда они узнали о состоянии здоровья своего приятеля, Мейер Лански воскликнул со слезами на глазах:

– О Чарли, ты действительно счастливчик!

– Да, – подтвердил Костелло, – счастливчик…

С этого дня они называли его не иначе как Чарли Лаки (Счастливчик). Их примеру последовали и другие. В преступном мире молва о неуязвимости Лаки Лучиано распространилась со скоростью необыкновенной. Его отправили практически на тот свет, но он чудом сумел оттуда вернуться. Этот тип никому не уступил, но после этого он стал еще более жестоким, и ему по-прежнему сопутствовала удача.

Тогда никто не мог сказать с полной уверенностью, что с ним случилось на самом деле. Для Лучиано, который в душе оставался мафиозо, закон молчания (омерта) имел очень большое значение. Только много позднее он поведал своим друзьям Костелло и Лански о том, что произошло на Статен-Айленде.

На больничной кровати, испытывая ужасные боли, Лаки Луканиа буквально заново рождался. Ему предстояло еще долго восстанавливать свои силы – физические и душевные.

В результате многочисленных переломов ребер он усвоил привычку ходить очень прямо, слегка наклонив корпус вперед. На его лице навсегда сохранились рубцы и шрамы. Так как у него был поврежден нерв, правое веко наполовину закрывало глаз, лишало его подвижности, а всему лицу придавало выражение тревоги.

К моменту выхода из больницы Луканиа принял окончательное решение. Он всегда будет в безупречной форме. Он забудет о том, что такое жалость, и, чтобы властвовать над людьми, станет бесчеловечным.

* * *

В продолжение длительного периода выздоровления Лаки Лучиано – а именно так его стали называть, и с этим именем связана вся его последующая деятельность[33]33
  Однако в Леркара-Фридди, где мы интересовались некоторыми деталями, в Сицилии, в американских семьях мафии его по-прежнему называют Сальваторе Луканиа.


[Закрыть] – не терял времени даром.

Он постоянно думал о последствиях, которые повлечет за собой такой шаг, как создание преступного, синдиката на совещании в Атлантик-Сити. Для шаек открывались блестящие перспективы, по для этого надо было, чтобы со старыми донами было покопчено. Если бы не боль от заживающих ран, Чарли улыбнулся бы при мысли о том, как отживающие свой век доны из кожи вон лезут, чтобы завоевать алкогольный бизнес.

Его замыслы шли дальше. И уже давно. Благодаря «смазному банку» удалось установить самые широкие и влиятельные связи. Как-то в начале предыдущего, 1928 года дорогой его сердцу Фрэнк Костелло чуть ли не силой свел его с одним деловым человеком но имени Рэсток, мультимиллионером, гордившимся тем, что именно он построил один из самых больших небоскребов Нью-Йорка – «Эмпайр Стейт билдинг». У этого самого Рэстока, известного политического деятеля, сторонника демократической партии, Лаки Лучиано столкнулся нос к носу с губернатором штата Аль Смитом, который даже поднялся, чтобы приветствовать его, тепло пожал ему руку и сообщил:

– Дорогой господин Луканиа, я счастлив познакомиться с вами, нам предстоит сделать совместно немало больших дел…

Политический деятель пояснил, что он имел в виду. В основном он хотел, чтобы Луканиа помог ему получить голоса избирателей в Манхэттене, Бруклине, Бронксе и в других местах, где тот пользовался влиянием. Это должно было помочь ему заручиться поддержкой демократической партии для выдвижения своей кандидатуры на очередных президентских выборах.

Чарли Луканиа не мог даже мечтать, что государственному деятелю такого масштаба понадобятся его поддержка и услуги. Какой прогресс по сравнению с жалким рэкетом на улицах «Малой Италии»! Ну, а что предлагал Смит в обмен на эти услуги? Советы, обыкновенные советы, как жить. Но какие советы!

– Видите ли, господин Луканиа, вам надо срочно перестраивать свою деятельность, с тем чтобы… подготовиться к будущим переменам. Хочу вам сказать, что не я, так кто-нибудь другой, но мы обязательно отменим закон Уолстеда. Торговля спиртными напитками станет свободной. Будьте готовы. В случае необходимости я вам помогу, как вы поможете мне. Вы во всем можете рассчитывать на мою поддержку.

«Большая семерка» сделала все так, как от нее и требовали. Аль Смит праздновал свое выдвижение от демократической партии и, как первый кандидат-католик на президентский пост, мог рассчитывать на то, что за него будут голосовать итальянцы, ирландцы, евреи. На президентских выборах, однако, он не смог противостоять активности республиканцев, вознесших на вершину власти Герберта Гувера. Смита упрекали в основном за то, что он выходец из Нью-Йорка, за его нью-йоркское произношение и манеры, за то, что он католик, то есть прислужник папы.

Фрэнк Костелло поддерживал самые тесные связи с деловыми католическими кругами и вообще со всем католическим, что было в Соединенных Штатах. Многочисленные опорные точки, которыми он располагал во всех звеньях аппарата полиции, оставались надежными, поскольку почти все полицейские были ирландцами и, следовательно, католиками. Влияние Костелло распространялось до Бостона, самого аристократического города США. В столице УАСП[34]34
  УАСП (White Anglo-Saxon Protestant) – собирательное понятие, обозначающее белых протестантов англосаксонского происхождения. Эти потомки первых поселенцев всерьез считали себя элитой Соединенных Штатов Америки, рассматривая остальных граждан чуть ли не как «неприкасаемых».


[Закрыть] его самым надежным партнером оставался Джозеф Кеннеди, католик, будущий посол США в Лондоне и отец будущего президента. Кеннеди отнюдь не считал для себя зазорным участвовать в незаконной торговле алкоголем, доверяя ее реализацию подпольным заведениям Фрэнка, который любил говорить по этому поводу:

– Я помог Джо составить состояние, хотя он сейчас и делает вид, что не знает меня…

Итак у Лаки Лучиано на руках был не одни козырь, и, главное, ему было известно, что в самом ближайшем будущем «сухой закон» отменят и поэтому необходимо как можно быстрее осваивать новые, не менее, а быть может, и более выгодные промыслы.

На конгрессе в Атлантик-Сити такая возможность уже предусматривалась, и перед каждой шайкой открывались новые возможности, новое поле деятельности. Необходимо было, однако, урегулировать отношения с мафией, остававшейся для них основным источником неприятностей.

Маранзано уже раскрыл свои карты, теперь Лучиано оставалось выступить против своего капо Джо Массериа, тем более что после путешествия на Статен-Айленд он был сыт по горло «усатыми папашами».

Между тем Лаки Лучиано спустя тринадцать дней после его избиения, когда он еще лежал на больничной койке, понял, насколько пророческими были слова, сказанные им в Атлантик-Сити.

В этот день, в четверг 25 октября 1929 года, на Уолл-стрит царила паника. Рушились огромные состояния. «Сумасшедшие годы» канули в небытие. Соединенные Штаты вступали в невиданный до того экономический и финансовый кризис. «Великая депрессия» довела до отчаяния тех, кто еще вчера не хотел внять голосу благоразумия. Огромное число вчерашних миллионеров не выдерживали испытания и, за недостатком воображения, кончали жизнь самоубийством. И если еще вчера любители выпить закупали виски «Дж. энд Б.» целыми ящиками, то уже завтра им придется пить его только наперстками.

Однако, как показали события в Атлантик-Сити, Лаки Лучиано предусмотрел возможность возникновения подобной ситуации и, уж во всяком случае, необходимость освоения на длительный срок новых форм рэкета в различных областях, вызванную неизбежностью отмены «сухого закона», что грозило крахом всей системы бизнеса, основанной на контрабанде спиртным. Но приходилось учитывать существование мафии, прочно укоренившейся, имеющей в своем распоряжении многочисленные шайки, закаленные, послушные воле дона, мафии, которая может попытаться парализовать их деятельность, а затем поглотить их пли, во всяком случае, вставлять им палки в колеса, мешать добиваться успехов на пути к завоеванию сказочных богатств.

К декабрю 1929 года Лаки Лучиано еще не восстановил свои физические силы. Но возможность пораскинуть. умом, которую он получил во время своего вынужденного безделья, позволила ему во многом иначе взглянуть на мир, изменила его самого, определила его готовность к действию.

Массериа постарался довести до сведения Лучиано, как он относится к тому, что «жирная свинья Маранзано» искалечил его, нанеся ему оскорбление, которое нельзя оставить без ответа. Никто не может позволить себе тронуть лейтенанта из семьи Массериа, и обиду надо смывать кровью.

Лаки Лучиано, разумеется, не видел в этом острой необходимости. Верный своей основной идее и зная, что приближается отмена «сухого закона», он убедил Фрэнка Костелло (который располагал большей свободой действий в отношении как Маранзано, так и Массериа, поскольку не принадлежал к мафии) в необходимости немедленно найти новый источник доходов и начать его эксплуатацию. После длительных обсуждений выбор преступного синдиката пал на организацию широкой сети игорных автоматов. Фирме «Милз новелти компани» в Чикаго, самому крупному изготовителю такого рода аппаратов, было поручено изменить их конструкцию, с тем чтобы каждый игрок, дернув за ручку автомата, обязательно что-нибудь выигрывал. Это мог быть, например, пакетик… мятных конфет. Таким образом, требования закона были соблюдены! Более того, синдикат добился монополии на установку в Нью-Йорке усовершенствованных моделей игорных автоматов и создал общество, занимающееся их установкой, – «Трайангл минт компани». Политические деятели – демократы из Таммани-Холл за определенную мзду поддержали гангстеров, дав им возможность претворить в жизнь свои замыслы.

В «Трайангл минт компани» Фрэнк Костелло доверил своему помощнику Филу Кастелу (он же Дэнди Фил) руководство специальной службой, проводящей предварительный отбор надежных людей, которым выдавались свидетельства о том, что, как коммерческие представители фирмы, они уполномочены устанавливать по взаимному согласию (а если было надо, то пускалась в ход сила) игорные автоматы в любом районе Нью-Йорка.

Вскоре не было ни одной забегаловки, бара, закусочной, драгстора, бакалейной лавки, где не стояли бы автоматы. В кондитерских устанавливали специальные табуреты, с тем чтобы даже дети, взобравшись на них, могли доставать до ручки и дергать за нее. Любое торговое предприятие, более или менее часто посещаемое, теперь могло функционировать, только если в нем были установлены аппараты, которые нью-йоркцы очень быстро прозвали «однорукими бандитами». Вскоре начали действовать пять тысяч «одноруких бандитов», принося Костелло ежедневный доход по десять долларов с каждого из них, что в год составляло более восемнадцати миллионов долларов. Естественно, речь идет не о чистом доходе. Часть денег оседала в карманах демократов из Таммани-Холл.

Возникали и трудности. Иными словами, встречались и честные полицейские, о чем свидетельствует лейтенант Маклоглин, поклявшийся содрать шкуру с Костелло.

– На каждый аппарат, – рассказывал он, – наклеивали розовые ярлычки, на которых красовалось название «Трайангл минт компани» и номер телефона. Если полицейский входил в лавку, чтобы изъять автомат, достаточно было набрать номер телефона, как к нему тут же мчался один из агентов Костелло, предлагая решить вопрос полюбовно. Для этих целей существовало двадцать специальных агентов, так или иначе связанных с Таммани-Холл, работающих на Джимми Хинеса или еще на кого-нибудь из подобного рода политиков. Я сам некоторое время работал под начальством одного капитана, капитана полиции, естественно. Это был честный человек, и мы с ним ежедневно доставляли в полицейский участок по два или три игорных автомата. Костелло это выводило из себя. Однажды он явился к нам и заявил: «Что происходит, почему я могу договориться со всеми, кроме вас?» Ему объяснили, что с этим вопросом надо обращаться непосредственно к капитану. Нет нужды говорить вам, что капитан с треском выставил его за дверь. У Костелло имелся список; куда были занесены фамилии всех, за исключением вас двоих, начиная от старшего инспектора и кончая простым постовым полицейским.

Джонни Торрио, делающий вид, что он отошел от дел, в действительности продолжал осуществлять обязанности тайного советника Лаки Лучиано. У него были все основания таить злобу на двух человек: на Аль Капоне, который заставил его, нездорового человека, покинуть Чикаго, в на Бенито Муссолини, который изгнал его из Италии, куда он отправился, чтобы избежать расправы Аль Капоне. Когда Лучиано высказал свое восхищение по поводу небывалых доходов, получаемых с помощью игорных автоматов, Торрио заметил:

– Люди во всем стараются увидеть сходство. Ты знаешь, например, почему копилки Костелло прозвали «однорукими бандитами»? Да потому, что движение их ручек напоминает фашистское приветствие.

Торрио, который сам отнюдь не отличался высокими моральными качествами, повсюду видел измену. Однажды он сказал:

– У меня есть данные. Я уверен, что Том Рейна вступил в сговор с Маранзано…

Глава одной из семей мафии, связанной с Джо Боссом, Том Рейна, выведенный из терпения постоянной грубостью Массериа, его растущей манией величия, захотел привлечь на свою сторону Томми Луччезе верного приверженца Лучиано, сотрудничавшего вместе с Бухалтером в широкомасштабном ростовщическом бизнесе. Основным источником, из которого поступали деньги на ссуды, предоставляемые различным представителям делового мира через подставных лиц, были доходы преступного синдиката от незаконной торговли контрабандным алкоголем. Если долг – вместе с довольно высокими процентами, размеры которых менялись в зависимости от обстоятельств, – не выплачивался в установленный день и час, на сцене появлялся Эйби Рильз, он же Кривой малый, одного присутствия которого порой оказывалось достаточно. Все в его отталкивающем облике внушало отвращение и страх.

То, что Луччезе вместе с Рейна переметнется когда-нибудь на сторону Маранзано, не устраивало Лучиано. Однако информация Джонни Торрио оказалась настолько точной, что Джо Массериа вызвал Лаки Лучиано специально, чтобы заявить ему:

– Это становится опасным. Я уверен, что Том Рейна готов обойти меня и переметнуться к Маранзано. Тебе надо заняться им. Ему надо помешать. Если ему удастся то, что он задумал, я потеряю очень многое, так как за ним последуют и остальные. Тогда у нас не останется никаких шансов стать первой из семей. Отправляйся и быстренько займись этим делом. Рейна должен остаться с нами. С этого момента ты полностью отвечаешь за него.

Только напрягшиеся на лице мускулы, отчего покраснели рубцы от недавно заживших ран, выдавали досаду Лаки. Дело представлялось ему настолько серьезным и опасным, что он тут же созвал чрезвычайное заседание совета синдиката.

Встреча состоялась 14 января 1930 года на «Биг барел полка» – грузовом судне, стоявшем на якоре в Уостер-Бей, в Лонг-Айленде. На ней присутствовали Фрэнк Костелло, Джо Адонис, Багси Сигел, Вито Дженовезе, Томми Луччезе. Лучиано очень огорчило отсутствие Мейера Лански, одного из лучших консультантов но любым вопросам. Его компаньон Багси Сигел извинился за него, сообщив, что госпожа Лански именно сейчас собралась рожать.

Томми Луччезе прибыл последним и сообщил тревожные новости. Незадолго до этого он встретил Тома Рейна, который сказал ему, что Массериа собирается ликвидировать Джозефа Бонанно (он же Джо Бананас) и Джо Профачи – и тот и другой выходцы из Кастелламмаре, как и их шеф, Сальваторе Маранзано.

Такая беспричинная демонстрация силы означала не что иное, как объявление истребительной войны, грозившей гибельными последствиями всем принадлежащим к преступному миру, и особенно членам преступного синдиката. На чрезвычайном заседании принялись тут же обсуждать сложившуюся обстановку. Свои предположения высказал и Лаки Лучиано, поскольку происходившие события затрагивали его самым непосредственным образом:

– Кое-какие факты не согласуются между собой. Массериа знает, что Том Рейна готов его подсидеть. В этом случае ни у кого нет сомнений, что Рейна – предатель и должен умереть. Но вот Джо Босс решает просить меня его пощадить и, более того, сохранить его в своей семье, скрывая от меня при этом, что Джо Профачи и Джо Бананас уже обречены. Выходит, что Массериа хочет со мной разделаться, но каким образом?

Никто не мог понять, что все это означает. Тогда Чарли е усмешкой произнес:

– Профачи и Бананас могут поплатиться собственными шкурами, Том Рейна останется с Массериа. Ну, вы и теперь не можете понять, что подумает обо всем этом Маранзано? Он решит, что мое личное влияние лишило его возможности воспользоваться услугами Рейна и что я убил двоих из его людей. Не на Массериа подумает он, а на меня. Таким образом, Джо Босс будет иметь возможность избавиться от меня, но уже с помощью своего заклятого врага Маранзано. Понятно?

Багси Сигел настолько разволновался, что даже подскочил на стуле:

– Кончаем базарить, треплемся, как бабы. Я возьму с собой еще двоих, и мы покончим с Массериа. После этого можно будет все спокойно обдумать…

Лучиано несколько охладил боевой ныл Багси, затем неторопливо и со скрытой угрозой в голосе сказал:

– Я уже успел все обдумать. Если вы все будете согласны, то вот что следует предпринять…

Все с ним согласились.

* * *

Том Рейна, главарь одной из семей мафии, со всеми находился в дружеских отношениях. Всегда улыбающийся, готовый оказать любую услугу, он контролировал рэкет, от которого мурашки бежали по спине. Его люди занимались вымогательством в сфере поставщиков и потребителей льда. В эти годы семьдесят пять процентов нью-йоркцев имели в домах ледники. Автомашины доставляли бруски льда и оставляли их в прихожих и коридорах домов вместе с бутылками молока. Рестораны, кабаре, все заведения, вынужденные длительное время хранить скоропортящиеся продукты, потребляли лед в больших количествах. Этим видом рэкета, весьма доходным, распоряжался только Том Рейна. Он командовал теми, на кого возлагалась обязанность любыми средствами удерживать монополию в этой области деятельности. Его подручные наловчились в своем ремесле до такой степени, что, когда требовалось, в качестве орудий пыток пускали в ход остроконечные куски льда. Фрэнк Костелло, чей леденящий душу юмор не раз восхищал преступный мир, называл их «командой по охлаждению». Юмор юмором, а жертв на счету этой команды было немало.

Этот симпатичный малый Том Рейна 26 февраля 1930 года отправился на обед к своей тетке, живущей одиноко в Бронксе, в начале Шеридан-авеню. Он прибыл туда незадолго до восьми часов вечера. У ворот он заметил Вито Дженовезе, который явно поджидал его. Подумав, что тот прибыл с какой-либо экстренной новостью, касающейся очередной сделки, он устремился к нему со своей обычной улыбкой, протягивая руку для приветствия. Рука, которую в свою очередь протянул ему Дженовезе, показалась ему чересчур длинной. Он не ошибся. Ружье 12-го калибра даже с обрезанными стволами имеет внушительные размеры. Прозвучавшие почти одновременно два выстрела в голову не позволили Тому осознать всю важность происходящего.

Как и предполагал Лучиано, это вызвало замешательство в отношениях между Маранзано и Массериа. И значительное. Первый думал, что, узнав о предательстве, Джо Босс решил замести следы. Второй полагал, что, поскольку Рейна медлил с решением перейти на его сторону, Маранзано отправил его на тот свет. Из этих двоих первым допустил промах Массериа. Пригласив лейтенантов покойного – Томми Луччезе, Гаэтано Тома Гальяно и Доминика Петрелли, он же Щербатый (ему в драке выбили два передних зуба), – дон объявил, что семья Рейна вливается в его семью и он назначает ответственным за нее своего мафиозо Джозефа Пинцоло.