Текст книги "Приключения капитана Гаттераса"

Докторъ попытался было пить эту вязкую жидкость, но, не смотря на свою добрую волю, исполнить этого не могъ. Самъ не зная зачѣмъ, скорѣе всего по инстинкту охотника, онъ сохранилъ однакожъ шкуру животнаго и положилъ ее въ сани.

На другой день, 16-то числа, на горизонтѣ показались ледяныя горы и небольшія ледяные холмы. Не указывали ли они на близость береговъ? Трудно было рѣшить это.

Прибывъ къ одному hummock'у, путешественники вырубили въ немъ себѣ помѣщеніе, болѣе удобное чѣмъ палатка, и послѣ трехъ часовъ упорной работы могли, наконецъ, разлечься у затопленной печи.

IV. Послѣдній зарядъ пороха

Джонсонъ нашелся вынужденнымъ пріютить въ ледяной хижинѣ истомленныхъ гренландскихъ собакъ. Когда идетъ сильный снѣгъ, то онъ покрываетъ этихъ животныхъ достаточно толстымъ слоемъ и, такимъ образомъ, сохраняетъ ихъ животную теплоту, но на открытомъ воздухѣ, при стужѣ въ сорокъ градусовъ, несчастныя собаки немедленно-бы замерзли.

Джонсонъ, отлично умѣвшій выхаживать собакъ, попробовалъ кормить ихъ черноватымъ тюленьимъ мясомъ, котораго путешественники не могли ѣсть. Къ крайнему его изумленію, собаки съ жадностью набросились на тюленину. Старый морякъ съ радостью сообщилъ это доктору.

Послѣдній нисколько не удивился. Ему было извѣстно, что на сѣверѣ Америки даже лошади исключительно питаются рыбою, слѣдовательно, что было достаточно для лошадей, животныхъ травоядныхъ, тѣмъ могли довольствоваться и собаки, животныя всеядныя.

Хотя сонъ былъ крайне необходимъ для людей, прошедшихъ по льдамъ пятнадцать миль, но прежде чѣмъ отправиться на покой, докторъ счелъ нужнымъ поговорить съ своими товарищами на счетъ ихъ настоящаго положенія, не скрывая отъ нихъ всей затруднительности послѣдняго.

– Мы находимся подъ восемьдесятъ второю параллелью, сказалъ онъ,– а между тѣмъ у насъ скоро уже выйдутъ съѣстные припасы.

– Поэтому именно не должно терять ни одной минуты, отвѣтилъ Гаттерасъ. – Впередъ! Здоровые повезутъ слабыхъ.

– Но найдемъ-ли мы корабль въ указанномъ мѣстѣ? спросилъ Бэлль, который отъ утомленія лишился твердости духа.

– Зачѣмъ сомнѣваться въ этомъ? отвѣтилъ Джонсонъ. – Спасеніе американца зависитъ отъ нашего собственнаго спасенія.

Но для вящей увѣренности, докторъ еще разъ сталъ разспрашивать Альтамонта. Послѣдній говорилъ уже довольно свободно, хотя и слабымъ голосомъ. Онъ подтвердилъ всѣ свои прежнія показанія, повторивъ, что судно обмелѣло на гранитныхъ скалахъ, не могло сдвинуться съ мѣста и находилось подъ 120°15′ долготы и 83°35′ широты.

– Сомнѣваться въ этихъ показаніяхъ мы не можемъ, сказалъ докторъ,– и теперь главное состоитъ не въ томъ, чтобы отыскать Porpoise, а въ возможности дойти до него.

– На сколько времени у насъ остается съѣстныхъ припасовъ? спросилъ Гаттерасъ.

– На три дня, отвѣтилъ докторъ.

– Въ такомъ случаѣ, въ три дня необходимо дойти до судна! энергично сказалъ капитанъ.

– Безъ сомнѣнія, продолжалъ докторъ,– и если мы успѣемъ въ этомъ, то жаловаться на судьбу не будемъ имѣть права, потому что и до сихъ поръ погода постоянно благопріятствовала намъ. Пятнадцать дней снѣгъ оставлялъ насъ въ покоѣ, сани легко скользили по твердому льду. Ахъ, если-бы въ саняхъ находилось еще двѣсти фунтовъ съѣстныхъ припасовъ! Наши собаки легко-бы совладали съ такимъ грузомъ! Но дѣло повернулось иначе и тутъ ничего не подѣлаешь!

– Нельзя-ли, сказалъ Джонсонъ,– при нѣкоторомъ умѣньи и счастіи, извлечь пользу изъ нѣсколькихъ оставшихся у насъ зарядовъ пороха? Попадись намъ медвѣдь! – у насъ хватило бы пищи на все время путешествія.

– Совершенно вѣрно,– отвѣтилъ докторъ,– но дѣло въ томъ, что медвѣди попадаются рѣдко и не подпускаютъ къ себѣ человѣка. Притомъ – же, достаточно вспомнить о важности выстрѣла, чтобы у васъ застлало глаза и дрогнула рука.

– Однакожъ, вы искусный стрѣлокъ,– сказалъ Бэлль.

– Да, когда обѣдъ четырехъ человѣкъ не зависитъ отъ моего искусства. Впрочемъ, въ случаѣ надобности, я сдѣлаю все отъ меня зависящее. A между тѣмъ, друзья мои, удовольствуемся этимъ плохимъ ужиномъ и остатками пеммикана, постараемся заснуть, а утромъ опять тронемся въ путь-дорогу.

Нѣсколько минутъ спустя, всѣ уже спали глубокимъ сномъ, потому что усталость взяла верхъ надъ всякаго рода соображеніями.

Въ субботу, рано по утру, Джонсонъ разбудилъ своихъ товарищей. Собакъ запрягли въ сани, и отрядъ сталъ подвигаться къ сѣверу.

Небо было великолѣпно, воздухъ чрезвычайно чистый, температура очень низкая. Показавшееся на горизонтѣ солнце имѣло форму удлиненнаго элипсиса; его горизонтальный поперечникъ, вслѣдствіе рефракціи, казался въ два раза больше вертикальнаго. Своими свѣтлыми, но холодными лучами солнце озаряло необъятную равнину льдовъ. Во всякомъ случаѣ, отрадно было возвратиться если не къ теплотѣ, то, по крайней мѣрѣ, къ свѣту солнца.

Не обращая вниманія на холодъ и одиночество, докторъ, съ ружьемъ въ рукахъ, на одну или на двѣ мили ушелъ отъ отряда, приведя въ извѣстность свой запасъ пороха и свинца. У него оставалось всего четыре заряда пороха и только три пули. Этого было очень мало, принимая во вниманіе, что сильное и живучее животное, подобное полярному медвѣдю, можно свалить только десятью или двѣнадцатью выстрѣлами.

Впрочемъ, докторъ не настолько былъ честолюбивъ, чтобы отыскивать крупную дичь и удовольствовался-бы нѣсколькими зайцами и лисицами, которые съ успѣхомъ пополнили-бы собою запасъ скудной провизіи.

Но если ему и случилось въ этотъ день видѣть зайцевъ и лисицъ, то подойти къ нимъ не было никакой возможности; рефракція безпрестанно вводила его въ обманъ и докторъ только даромъ потерялъ одинъ зарядъ. День этотъ стоилъ ему одного выпущеннаго безъ пользы заряда пороха и одной пули.

Товарищи Клоубонни вздрогнули отъ радости, заслышавъ выстрѣлъ; но увидѣвъ, что докторъ возвращался съ опущенною головою, они не сказали ни слова. Вечеромъ, по обыкновенію, путешественники легли спать, отложивъ въ сторону двѣ четверти раціоновъ, предназначавшихся на два слѣдующіе дня.

На другой день дорога показалась истомленнымъ путникамъ чрезвычайно трудною. Отрядъ не шелъ, а скорѣе ползъ: собаки съѣли даже внутренности тюленя и начали уже глодать свою ременную упряжь.

Нѣсколько лисицъ пробѣжало вдали отъ саней; докторъ, преслѣдуя ихъ, опять даромъ потерялъ зарядъ и затѣмъ уже не смѣлъ рискнуть послѣднею пулею и предпослѣднимъ зарядомъ пороха.

Вечеромъ остановились на привалъ раньше; путешественники съ трудомъ передвигали ноги, и хотя великолѣпное сѣверное сіяніе освѣщало дорогу, но они нашлись вынужденными остановиться.

Печально прошелъ послѣдній ужинъ въ воскресенье вечеромъ, подъ обледенѣвшею палаткою. Если Богъ не поможетъ и не сотворитъ чудо – всѣ они погибнутъ.

Гаттерасъ молчалъ, Бэлль даже лишился способности думать, Джонсонъ размышлялъ, не говоря ни слова, но докторъ еще не отчаявался.

Джонсону пришло въ голову устроить ночью волчьи ямы, хотя онъ и мало надѣялся на успѣшность своей затѣи, такъ какъ приманки у него не было. Дѣйствительно, отправившись утромъ осмотрѣть ямы, онъ замѣтилъ слѣды лисицъ, но ни одно изъ этихъ животныхъ не попалось въ ловушку.

Джонсонъ печально возвращался назадъ, какъ вдругъ увидѣлъ громаднаго медвѣдя, обнюхивавшаго сани, не больше какъ въ пятидесяти саженяхъ разстоянія. Старый морякъ подумалъ, что самъ Богъ неожиданно дослалъ ему это животное. Не будя товарищей, Джонсонъ взялъ ружье доктора и направился въ сторону, гдѣ находился медвѣдь.

Подойдя на выстрѣлъ, морякъ прицѣлился. Но въ то мгновеніе, когда онъ былъ готовъ уже спустить курокъ, у него задрожала рука; толстыя кожаныя перчатки мѣшали ему. Онъ быстро снялъ ихъ и твердою рукою схватилъ ружье.

Вдругъ Джонсонъ вскрикнулъ отъ боли, кожа его пальцевъ, опаленная холоднымъ стволомъ, пристала къ послѣднему; ружье выпавъ изъ его рукъ, выстрѣлило вслѣдствіе сотрясенія и послало въ пространство послѣднюю пулю.

Докторъ тотчасъ-же прибѣжалъ на выстрѣлъ. Онъ все понялъ. Медвѣдь спокойно уходилъ. Джонсонъ былъ въ отчаяніи и не думалъ уже о боли.

– Я чистая баба! – вскричалъ старый морякъ. Я ребенокъ, который не можетъ вынести малѣйшей боли! Въ мои-то лѣта!

– Пойдемъ Джонсонъ,– сказалъ докторъ, а то вы замерзнете. У васъ уже побѣлѣли руки. Пойдемъ!

– Я не заслуживаю вашихъ попеченій, докторъ! – отвѣтилъ Джонсонъ. Оставьте меня здѣсь!

– Да пойдемъ-же! Экой упрямецъ! A то будетъ поздно.

Докторъ привелъ стараго моряка въ палатку и заставилъ его опустить обѣ руки въ кружку съ водою, хотя и холодною, но находившеюся въ жидкомъ состояніи вслѣдствіе распространяемой печью теплоты. Но едва руки Джонсона погрузились въ воду, какъ послѣдняя отъ соприкосновенія съ ними немедленно стала замерзать.

– Вотъ видите-ли,– сказалъ докторъ,– пора было возвратиться, въ противномъ случаѣ я нашелся-бы вынужденнымъ прибѣгнуть къ ампутаціи.

Благодаря попеченіямъ доктора, черезъ часъ миновала всякая опасность, не безъ хлопотъ однакожъ. Потребовались сильныя растиранія, чтобы возстановить кровообращеніе въ пальцахъ Джонсона. Докторъ въ особенности рекомендовалъ держать руки подальше отъ печи, теплота которой могла оказаться чрезвычайно вредною для отмороженныхъ членовъ.

Утромъ этого дня путешественники не завтракали; не было ни пеммикана, ни солонины, ни сухарей. Всего осталось полфунта кофе, такъ что пришлось ограничиться однимъ этимъ горячимъ напиткомъ, послѣ чего отрядъ отправился въ путь.

– Всѣ средства истощены! – съ невыразимымъ отчаяніемъ сказалъ Бэлль Джонсону.

– Будемъ надѣяться на Бога,– отвѣтилъ послѣдній. Онъ всемогущъ и можетъ спасти насъ.

– Ахъ, капитанъ Гаттерасъ, капитанъ Гаттерасъ? Онъ могъ возвратиться изъ своихъ первыхъ экспедицій,– безумецъ! – но изъ этой никогда не возвратится; намъ тоже никогда не увидѣть родины!

– Мужайтесь, Бэлль! Сознаюсь, что капитанъ человѣкъ отважный, но подлѣ него находится одна очень изворотливая личность.

– Докторъ? – спросилъ Бэлль.

– Онъ самый! – отвѣтилъ Джонсонъ.

– A что онъ можетъ подѣлать при настоящихъ обстоятельствахъ? – пожавъ плечами, сказалъ Бэлль. Не превратитъ-ли онъ эти льдины въ куски мяса? Развѣ онъ Богъ, чтобъ творить чудеса.

– Какъ знать! – отвѣтилъ Джонсонъ. Но я надѣюсь на него.

Бэлль приподнялъ голову и погрузился въ то мрачное молчаніе, во время котораго у него прекращался даже процессъ мышленія.

Въ этотъ день отрядъ съ трудомъ прошелъ три мили. Вечеромъ путешественники ничего не ѣли; собаки готовы были пожрать другъ друга; какъ люди, такъ и животныя жестоко страдали отъ голода.

Путешественники не видѣли ни одного звѣря. Да и къ чему? Съ однимъ ножемъ охотиться нельзя. Но Джонсонъ замѣтилъ подъ вѣтромъ, въ одной милѣ разстоянія, громаднаго медвѣдя, который слѣдовалъ за несчастнымъ отрядомъ.

– Онъ подстерегаетъ насъ,– подумалъ Джонсонъ,– и считаетъ насъ своею вѣрною добычею.

Однакожъ, Джонсонъ ничего не сказалъ своимъ товарищамъ. Вечеромъ, по обыкновенію, остановились на привалъ; ужинъ состоялъ изъ одного кофе. Несчастные путники чувствовали, что у нихъ мутилось въ глазахъ, головы ихъ сжимало точно желѣзными обручами; томимые голодомъ, они не могли уснуть ни на одинъ часъ. Какія-то нелѣпыя, печальныя видѣнія одолѣвали ихъ!

Настало утро вторника, а между тѣмъ несчастные не ѣли уже тридцать шесть часовъ въ странѣ, гдѣ организмъ необходимо требуетъ обильной пищи. Поддерживаемые сверхчеловѣческими волею и мужествомъ, они отправились, однакожъ, въ путь и сами повезли сани, которыхъ собаки не могли уже тронуть съ мѣста.

Черезъ два часа, всѣ въ изнеможеніи попадали на землю. Гаттерасъ хотѣлъ продолжать путь. Онъ прибѣгнулъ къ просьбамъ, мольбамъ, убѣждая товарищей своихъ подняться на ноги. Но это значило-бы требовать невозможнаго.

При помощи Джонсона, Гаттерасъ вырубилъ углубленле въ одной ледяной горѣ. Работая такимъ образомъ, казалось, приготовляли себѣ могилу.

– Я готовъ умереть отъ голода, говорилъ Гаттерасъ,– но не отъ стужи.

Съ большимъ трудомъ путешественники построили себѣ хижину и тотчасъ пріютились въ ней.

Прошелъ день. Вечеромъ путники неподвижно лежали въ своемъ ледяномъ убѣжищѣ, какъ вдругъ съ Джонсономъ сдѣлался бредъ. Онъ говорилъ о какомъ-то громадномъ медвѣдѣ.

Безпрестанно повторяемыя слова обратили, наконецъ, на себя вниманіе доктора. Очнувшись изъ состоянія окоченѣнія, Клоубонни спросилъ у Джонсона, почему онъ говорилъ о медвѣдѣ и о какомъ медвѣдѣ идетъ дѣло.

– О медвѣдѣ, который слѣдитъ за нами,– отвѣтилъ Джонсонъ.

– Слѣдитъ за нами? – повторилъ докторъ.

– Два уже дня!

– Два дня! Вы его видѣли?

– Да, онъ держится подъ вѣтромъ, въ одной милѣ разстоянія.

– И вы не предупредили меня, Джонсонъ!

– Къ чему?

– И то правда,– сказалъ докторъ. У насъ нѣтъ ни одной пули.

– Ни одного куска металла, ни одного куска желѣза, ни одного гвоздя! – отвѣтилъ старый морякъ.

Докторъ замолчалъ и призадумался, затѣмъ сказалъ Джонсону:

– И вы увѣрены, что медвѣдь слѣдитъ за нами?

– Да, докторъ. Онъ надѣется полакомиться человѣческимъ мясомъ! Онъ знаетъ, что мы не ускользнемъ отъ него!

– Что вы, Джонсонъ! – сказалъ докторъ, встревоженный выраженіемъ отчаянія, съ которымъ были сказаны эти слова.

– Пища у него готова! – отвѣтилъ Джонсонъ, у котораго опять начинался бредъ. Должно быть, онъ голоденъ, и я не знаю, зачѣмъ мы заставляемъ его ждать.

– Успокойтесь, Джонсонъ!

– Нѣтъ, докторъ; если намъ суждено погибнуть, то къ чему мучить это животное? Медвѣдь такъ-же хочетъ ѣсть, какъ и мы; опять-же, онъ не можетъ добыть себѣ тюленя, чтобъ утолить свой голодъ. Но Богъ послалъ ему людей! Тѣмъ лучше для него!

Старикъ Джонсонъ, казалось рехнулся, и непремѣнно хотѣлъ выйти изъ хижины. Докторъ съ трудомъ удержалъ его и если успѣлъ въ этомъ, то не при помощи силы, а благодаря слѣдующимъ, сказаннымъ съ полнымъ убѣжденіемъ, словамъ:

– Завтра я убью медвѣдя!

– Завтра! – повторилъ Джонсонъ, какъ-бы очнувшись отъ тяжелаго сна.

– Да, завтра!

– У васъ нѣтъ пули!

– Я сдѣлаю пулю!

– У васъ нѣтъ свинца!

– Но есть ртуть!

Сказавъ это, докторъ взялъ термометръ, показывавшій пятьдесятъ градусовъ выше точки замерзанія (+10° стоградусника), вышелъ изъ дома, поставилъ инструментъ на льдину и возвратился назадъ. Внѣшняя температура стояла на пятидесяти градусахъ ниже точки замерзанія (– 47° стоградусника).

– До завтрашняго дня,– сказалъ онъ Джонсону. A теперь постарайтесь уснуть и подождемъ солнечнаго восхода.

Ночь прошла въ страданіяхъ голода, страданіяхъ, которыя у Джонсона и доктора умѣрялись нѣкоторыми проблесками надежды.

На слѣдующій день, при первыхъ лучахъ солнца, докторъ, въ сопровожденіи Джонсона, вышелъ изъ ледянаго дома и подошелъ къ термометру, вся ртуть котораго скопилась въ чашечкѣ, въ видѣ компактнаго шарика. Докторъ разбилъ инструментъ и, пальцами, защищенными перчаткою, вынулъ изъ термометра кусокъ металла, очень не ковкаго и твердаго. То былъ слитокъ ртути.

– Да это просто чудеса! – вскричалъ Джонсонъ. Ну, и ловкій же вы человѣкъ, докторъ!

– Нѣтъ, другъ мой,– отвѣтилъ докторъ,– я просто человѣкъ, одаренный хорошею памятью и много читавшій.

– Какъ?

– Я вспомнилъ объ одномъ фактѣ, о которомъ капитанъ Россъ упоминаетъ въ своемъ путешествіи. Онъ говоритъ, что изъ ружья, заряженнаго ртутною пулею, онъ пробилъ доску въ вершокъ толщиною. Если-бы у меня было миндальное масло, то при помощи его можно-бы достичь такого-же результата, потому что, по словамъ Росса, пуля изъ миндальнаго масла пробиваетъ столбъ и, не разбиваясь, падаетъ на землю.

– Это невѣроятно!

– A между тѣмъ, это такъ, Джонсонъ. Вотъ кусокъ металла, который можетъ спасти намъ жизнь. Оставимъ его на открытомъ воздухѣ и посмотримъ, не ушелъ-ли медвѣдь.

Въ это время Гаттерасъ вышелъ изъ дома. Показавъ ему кусовъ ртути, докторъ сообщилъ капитану о своемъ намѣреніи. Гаттерасъ пожалъ ему руку и затѣмъ охотники стали осматривать горизонтъ.

Погода была очень ясная. Шедшій впереди Гаттерасъ замѣтилъ медвѣдя менѣе чѣмъ въ шести стахъ саженяхъ.

Медвѣдь сидѣлъ, спокойно покачивалъ головою и казалось чуялъ приближеніе необычныхъ пришельцевъ.

– Вотъ онъ! – вскричалъ капитанъ,

– Молчите! – сказалъ докторъ.

Громадный звѣрь, увидѣвъ охотниковъ, даже не пошевелился. Онъ смотрѣлъ на нихъ безъ боязни и злобы. Однакожъ подойти въ нему было очень трудно.

– Друзья мои,– сказалъ Гаттерасъ,– тутъ идетъ дѣло не о пустомъ удовольствіи, а о спасеніи нашей жизни. Будемъ дѣйствовать, какъ подобаетъ людямъ благоразумнымъ.

– Именно,– отвѣтилъ докторъ,– тѣмъ болѣе, что у насъ всего одинъ зарядъ. Упустить медвѣдя никакъ не слѣдуетъ; ускользни онъ отъ насъ, и намъ навсегда пришлось-бы распрощаться съ нимъ, потому что бѣгаетъ онъ быстрѣе борзой собаки.

– Въ такомъ случаѣ надо прямо отправиться въ нему,– замѣтилъ Джонсонъ. – Конечно, за это можно дорого поплатиться, но что-жъ изъ этого? Я прошу позволенія рискнуть моею жизнью.

– Право это принадлежитъ мнѣ! – вскричалъ докторъ.

– Нѣтъ, мнѣ! – сказалъ Гаттерасъ.

– Но развѣ вы не полезнѣе для общаго спасенья, чѣмъ подобный мнѣ старикъ? – вскричалъ Джонсонъ.

– Нѣтъ, Джонсонъ,– отвѣтилъ Гаттерасъ. – Позвольте мнѣ дѣйствовать по своему усмотрѣнію. Рисковать жизнью я не стану больше, чѣмъ слѣдуетъ. Очень можетъ быть, что я потребую вашей помощи.

– Значитъ, вы пойдете на медвѣдя, Гаттерасъ? – спросилъ докторъ.

– Я сдѣлалъ-бы это, если-бы даже медвѣдь долженъ былъ раскроить мнѣ черепъ, будь только я увѣренъ, что убью его. Однако при моемъ приближеніи онъ уйдетъ. Это чрезвычайно лукавое животное, постараемся перехитрить его.

– Какъ вы намѣрены поступить?

– Подойти къ нему на десять шаговъ, стараясь, чтобы онъ даже не догадывался о моемъ присутствіи.

– Какимъ-же это образомъ?

– У меня есть для этого одно опасное, но простое средство. Вы сохранили шкуру убитаго вами тюленя?

– Да, она въ саняхъ.

– Хорошо. Войдемъ въ домъ, а Джонсонъ пусть остается здѣсь.

Джонсонъ спрятался за однимъ hummock'омъ, вполнѣ скрывавшимъ его отъ взоровъ медвѣдя.

Послѣдній не трогался съ мѣста и продолжалъ по прежнему покачиваться и фыркать.

V. Тюлень и медвѣдь

Гаттерасъ и докторъ вошли въ хижину.

– Вамъ извѣстно,– сказалъ первый,– что полярные медвѣди охотятся на тюленей и главнымъ образомъ питаются ими. По цѣлымъ днямъ медвѣдь подстерегаетъ тюленя у окраины отдушины и какъ скоро земноводное появляется на поверхности льда, душитъ его въ своихъ объятіяхъ. Слѣдовательно, медвѣдь не испугается присутствія тюленя, напротивъ…

– Мнѣ кажется, что я угадываю вашъ планъ; онъ опасенъ,– сказалъ докторъ.

– Но зато представляетъ шансы на спасеніе,– отвѣтилъ капитанъ. – Слѣдовательно прибѣгнуть къ нему необходимо. Я надѣну на себя шкуру тюленя и выползу на ледяную поляну. Не будемъ терять времени. Зарядите ружье и дайте его мнѣ.

Доктору нечего было отвѣчать: онъ и самъ сдѣлалъ-бы то же самое, что готовился сдѣлать его товарищъ. Онъ вышелъ изъ дома, взявъ два топора: одинъ для себя, а другой для Джонсона, и въ сопровожденіи Гаттераса отправился къ санямъ.

Тамъ Гаттерасъ нарядился тюленемъ, съ помощью шкуры, которая почти совсѣмъ покрывала капитана.

Между тѣмъ докторъ зарядилъ ружье послѣднимъ зарядомъ пороха, опустилъ въ стволъ кусокъ ртути, твердый какъ желѣзо и тяжелый, какъ свинецъ, и отдалъ оружіе Гаттерасу, который искусно скрылъ и его, и себя подъ шкурою.

– Идите къ Джонсону,– сказалъ доктору капитанъ,– а я подожду нѣсколько минутъ, чтобы сбить съ толку моего противника.

– Смѣлѣе, Гаттерасъ! – сказалъ Клоубонни.

– Не безпокойтесь и, главное, не показывайтесь, прежде чѣмъ я выстрѣлю.

– Докторъ поспѣшилъ въ hummock'у, за которымъ стоялъ Джонсонъ.

– Ну, что? спросилъ послѣдній.

– A вотъ, подождемъ! Гаттерасъ жертвуетъ собою, чтобы спасти насъ.

Взволнованный докторъ посматривалъ на медвѣдя, выказывавшаго признаки безпокойства и какъ-бы чувствовавшаго, что ему грозитъ близкая опасность.

Черезъ четверть часа тюлень уже ползъ по льду. Чтобъ вѣрнѣе обмануть медвѣдя, Гаттерасъ сдѣлалъ обходъ, скрываясь за большими льдинами, и теперь находился въ пятидесяти саженяхъ отъ медвѣдя. Послѣдній, замѣтивъ тюленя, съежился, стараясь, такъ сказать, стушеваться.

Гаттерасъ съ удивительнымъ искусствомъ подражалъ движеніямъ тюленя. Не будь докторъ предупрежденъ, онъ навѣрное дался-бы въ обманъ.

– Такъ, такъ! Точь въ точь! въ полголоса говорилъ Джонсонъ.

Подвигаясь въ медвѣдю, земноводное, казалось, не заиѣчало послѣдняго и старалось только найти какую-нибудь отдушину, чтобы погрузиться въ свою стихію.

Съ своей стороны, медвѣдь, скрываясь за льдинами, осторожно подвигался въ тюленю. Въ его сверкавшихъ глазахъ выражалась страшная жадность. Быть можетъ, онъ голодалъ уже два мѣсяца, а тутъ случай посылалъ ему вѣрную добычу.

Тюлень находился всего въ десяти шагахъ отъ своего врага. Вдругъ медвѣдь развернулся, сдѣлалъ огромный прыжокъ и – изумленный, испуганный остановился въ трехъ шагахъ отъ Гаттераса, который сбросилъ съ себя тюленью шкуру, опустился на одно колѣно и прицѣлился прямо въ грудь медвѣдю.

Раздался выстрѣлъ; медвѣдь упалъ на ледъ.

– Впередъ! впередъ! вскричалъ докторъ.

И вмѣстѣ съ Джонсономъ онъ побѣжалъ къ мѣсту битвы.

Громадный звѣрь поднялся на заднія ноги и, размахивая въ воздухѣ одною лапою, другою схватилъ горсть снѣга, которымъ старался закрыть свою рану.

Гаттерасъ не сдѣлалъ ни одного шага назадъ и ждалъ, держа въ рукѣ ножъ. Но онъ прицѣлился мѣтко и послалъ пулю твердою рукою; прежде чѣмъ подоспѣли товарищи, ножъ капитана по рукоятку вонзился въ грудь медвѣдя, упавшаго съ тѣмъ, чтобы никогда уже не вставать.

– Побѣда! вскричалъ Джонсонъ.

– Ура! Ура! кричалъ докторъ.

Гаттерасъ, спокойный, скрестивъ на груди руки, смотрѣлъ на громадное животное.

– Теперь ноя очередь работать, сказалъ Джонсонъ. – Свалить такого звѣря – дѣло похвальное, но не должно дозволять, чтобы медвѣдь затвердѣлъ отъ мороза какъ камень: тогда съ нимъ не совладаешь ни зубами, ни можемъ.

Проговоривъ это, старый морякъ сталъ поспѣшно снимать шкуру съ чудовищнаго звѣря, который по величинѣ не уступаетъ быку. Въ длину онъ имѣлъ девять, а въ обхватѣ шесть футовъ. Во рту его торчали два огромные клыка, въ три вершка длиною.

Джонсонъ вскрылъ медвѣдя, въ желудкѣ котораго не было ничего, кромѣ воды. Очевидно, медвѣдь давно уже ничего не ѣлъ. Не смотря на кто, онъ былъ очень жиренъ и вѣсилъ болѣе полуторы тысячи фунтовъ. Его разрубили на четыре части, изъ которыхъ каждая дала двѣсти фунтовъ мяса. Охотники снесли мясо къ ледяному дому, не забывъ также взять и сердце, сильно бившееся еще три часа спустя по смерти животнаго.

Товарищи доктора охотно принялись-бы за сырую медвѣжатину, но Клоубонни остановилъ ихъ, сказавъ, что чрезъ нѣсколько времени мясо будетъ изжарено.

Войдя въ ледяной домъ, докторъ удивился, что въ немъ такъ холодно. Одъ подошелъ къ печи; огонь въ ней погасъ. Вслѣдствіе утреннихъ занятій и душевныхъ тревогъ, Джонсонъ упустилъ изъ вида возложенныя на него обязанности.

Докторъ поторопился было развести огонь, но не нашелъ ни искорки въ остывшей уже золѣ.

– Потерпимъ немножко, сказалъ онъ себѣ.

Онъ пошелъ къ санямъ за трутомь и спросилъ у Джонсона огниво.

– Печь потухла, сказалъ онъ послѣднему.

– По моей винѣ, отвѣтилъ Джонсонъ.

Морякъ поискалъ въ карманѣ, гдѣ обыкновенно носилъ огниво, и очень изумился, не найдя его тамъ, затѣмъ пошарилъ въ другихъ карманахъ, но столь-же безуспѣшно, вошелъ въ ледяной домъ, во всѣ стороны сталъ переворачивать одѣяло, на которомъ спалъ прошедшую ночь, но по прежнему безъ успѣха.

– Ну, что-жъ? крикнулъ докторъ.

Джонсонъ возвратился и молча въ смущеніи глядѣлъ на своихъ товарищей.

– Нѣтъ-ли у васъ огнива, докторъ? – спросилъ онъ.

– Нѣтъ, Джонсонъ.

– A у васъ, капитанъ?

– Нѣтъ,– отвѣтилъ Гаттерасъ.

– Да вѣдь оно всегда находилось у васъ,– сказалъ докторъ.

– Да… Но теперь его нѣтъ у меня… поблѣднѣвъ, отвѣтилъ старый морякъ.

– Нѣтъ! – вскричалъ вздрогнувъ докторъ.

Другаго огнива не имѣлось и потеря его могла повлечь за собою серьезныя послѣдствія.

– Поищите хорошенько, Джонсонъ,– сказалъ докторъ.

Джонсонъ побѣжалъ къ льдинѣ, изъ-за которой онъ наблюдалъ медвѣдя, затѣмъ прошелъ въ мѣсту сраженія, гдѣ разрубалъ на части медвѣдя, но ничего не нашелъ. Онъ возвратился въ отчаяніи. Гаттерасъ только посмотрѣлъ на Джонсона, во не сдѣлалъ ему ни малѣйшаго упрека.

– Дѣло серьезное,– сказалъ онъ доктору.

– И очень даже серьезное,– отвѣтилъ послѣдній.

– Къ несчастію, у насъ нѣтъ ни одного оптическаго инструмента, нѣтъ подзорной трубы, а то при помощи выпуклыхъ стеколъ мы легко могли бы добыть огонь.

– Знаю,– сказалъ докторъ,– и это тѣмъ прискорбнѣе, что лучи солнца теперь на столько сильны, что могли-бы воспламенить трутъ.

– Что-жъ, сказалъ Гаттерасъ,– приходится утолить голодъ сырымъ мясомъ. Затѣмъ мы отправимся въ дорогу и постараемся какъ можно скорѣе достичь судна.

– Да,– въ раздумьѣ говорилъ докторъ. Да… По меньшей мѣрѣ, это возможно… Да и почему-бы нѣтъ?.. Можно попробовать…

– О чемъ вы задумались? – спросилъ у него Гатгерасъ.

– Мнѣ пришла въ голову одна мысль…

– Мысль? – вскричалъ Джонсонъ. Въ такомъ случаѣ мы спасены!

– Но удастся-ли осуществить ее – это еще вопросъ,– сказалъ докторъ.

– Въ чемъ-же дѣло? – спросилъ Гаттерась.

– Такъ какъ зажигательнаго стекла у насъ нѣтъ, то остается только сдѣлать его.

– Изъ чего? – спросилъ Джонсонъ.

– Изъ льда.

– Какъ? Вы полагаете?..

– Почему-бы и не полагать? Все дѣло состоитъ въ томъ, чтобы сосредоточить лучи солнца въ одномъ фокусѣ, но это можетъ быть достигнуто какъ при помощи льда, такъ и при помощи лучшаго зажигательнаго стекла.

– Можетъ-ли это быть? – спросилъ Джонсонъ.

– И очень даже, только я предпочелъ-бы прѣсноводный ледъ льду изъ соленой воды. Первый прозрачнѣе и тверже.

– Если не ошибаюсь, сказалъ Джонсонъ, указывая на hummock, находившійся въ ста шагахъ,– эта почти темная глыба льда и ея зеленый цвѣтъ показываютъ…

– Вы правы. Пойдемъ, друзья мои. Возьмите вашъ топоръ, Джонсонъ.

Всѣ они отправились къ льдинѣ, которая дѣйствительно оказалась прѣсноводною.

Докторъ приказалъ отрубить отъ нея одинъ кусокъ и сталъ вчернѣ обдѣлывать его топоромъ, затѣмъ, при помощи ножа, нѣсколько выровнялъ его поверхность и, наконецъ, мало по малу отполировалъ рукою.

Возвратившись ко входу въ ледяной домъ, онъ взялъ кусокъ трута и приступилъ къ производству опыта.

Солнце свѣтило ярко; докторъ подставилъ ледяное зажигательное стекло подъ лучи солнца и сосредоточилъ ихъ на кускѣ трута, который чрезъ нѣсколько секундъ воспламенился.

– Ура! Ура! – вскричалъ не вѣрившій своимъ глазамъ Джонсонъ. Ахъ, докторъ, докторъ!

Старый морякъ не могъ совладать со своимъ восторгомъ и, точно полоумный, бѣгалъ взадъ и впередъ.

Докторъ вошелъ въ ледяной домъ; черезъ нѣсколько минутъ печь загудѣла и пріятный запахъ жаренаго извлекъ Бэлля изъ состоянія оцѣпенѣнія.

Не трудно догадаться, съ какимъ восторгомъ путешественники принялись за обѣдъ; однакожъ, докторъ совѣтовалъ имъ поудержаться, и подавая собою примѣръ умѣренности, пересталъ вскорѣ ѣсть и сказалъ:

– Сегодня выдался счастливый денекъ, и у насъ хватитъ съѣстныхъ запасовъ на все время путешествія. Но не слѣдуетъ предаваться нѣгамъ Капуи, и мы поступимъ благоразумно, если отправимся въ путь.

– Мы находимся не больше какъ въ сорока восьми часахъ отъ Porpoise'а,- сказалъ Альтамонтъ.

– Надѣюсь,– засмѣявшись отвѣтилъ докторъ,– что мы найдемъ тамъ достаточно топлива.

– Да,– сказалъ американецъ.

– Если мое зажигательное стекло оказывается теперь вполнѣ удовлетворительнымъ,– отвѣтилъ докторъ,– то вовремя безсолнечныхъ дней оно будетъ оставлять желать многаго. A такихъ дней наберется не мало въ мѣстахъ, удаленныхъ отъ полюса меньше чѣмъ на четыре градуса.

– Да, меньше чѣмъ на четыре градуса,– вздохнувъ сказалъ Адьтамонтъ. Мое судно находится тамъ, гдѣ не бывало до него ни одно судно!

– Въ путь! – рѣзкимъ голосомъ сказалъ Гаттерасъ.

– Въ путь! – повторилъ докторъ, тревожно взглянувъ на обоихъ капитановъ.

Силы путешественниковъ возстановились; собаки получили порядочную долю медвѣжьяго мяса, и отрядъ быстро началъ подвигаться къ сѣверу.

Во время дороги докторъ попробовалъ было добиться отъ Альтамонта кое-какихъ свѣдѣній на счетъ причины, заставившей его зайти въ такую даль, но американецъ на вопросы Клоубонни отвѣчалъ уклончиво.

– Приходится слѣдить за этими людьми,– на ухо шепнулъ докторъ Джонсону.

– Да,– отвѣтилъ послѣдній.

– Гаттерасъ никогда не говоритъ съ американцемъ, а послѣдній, повидимому, мало расположенъ къ благодарности. Къ счастію, я нахожусь здѣсь.

– Съ того времени,– сказалъ Джонсонъ,– какъ этотъ янки начинаетъ оживать, лицо его все меньше и меньше приходится мнѣ по сердцу.

– Или я очень ужъ ошибаюсь,– отвѣтилъ докторъ,– или онъ догадывается о намѣреніяхъ капитана.

– Не думаете-ли вы, что у американца такіе-же планы, какъ и у Гаттераса?

– Какъ знать, Джонсонъ? Американцы народъ смѣлый и предпріимчивый, и Альтамонтъ могъ попытаться выполнить задуманное англичаниномъ.

– Слѣдовательно, вы думаете, что капитанъ?…

– Ничего я не думаю,– отвѣтилъ докторъ,– но положеніе его судна на пути къ полюсу даетъ поводъ къ кое-какимъ предположеніямъ.

– Однакожъ, Альтамонтъ говоритъ, что его отнесло на сѣверъ льдами.

– Говорить-то онъ говоритъ… Но при этомъ я подмѣтилъ на его губахъ какую-то странную улыбку,– сказалъ докторъ.

– Очень было-бы непріятно, докторъ, если-бы между людьми такого закала возникло соперничество.

– Дай Богъ, чтобы я ошибся, но такое положеніе вещей не замедлило-бы вызвать серьезныя усложненія и, быть можетъ, погубило-бы насъ всѣхъ.

– Надѣюсь, Альтамонтъ не забудетъ, что мы спасли ему жизнь.

– A развѣ, въ свою очередь, онъ не спасетъ намъ жизнь? Дѣйствительно, безъ насъ его не было-бы на свѣтѣ, но что сталось-бы съ нами безъ него, безъ его судна и безъ средствъ, находящихся на послѣднемъ?

– Какъ-бы то ни было, докторъ, но вы находитесь здѣсь, и я надѣюсь, что при вашей помощи все пойдетъ хорошо.

Путешественники продолжали подвигаться впередъ безъ всякихъ приключеній. Въ медвѣжьемъ мясѣ не было недостатка. Въ маленькомъ отрядѣ царило даже нѣкотораго рода веселое настроеніе, благодаря выходкамъ доктора и его покладливой философіи. Въ своемъ багажѣ ученаго, этотъ достойный человѣкъ постоянно имѣлъ про запасъ какой-нибудь выводъ, какъ результатъ наблюденій надъ фактами и вещами. Его здоровье находилось въ удовлетворительномъ состояніи; не смотря на всѣ труды и лишенія, онъ не слишкомъ похудѣлъ, и ливерпульскіе друзья доктора узнали-бы его тотчасъ, особенно по его постоянно веселому расположенію духа.

Утромъ, въ субботу, природа безпредѣльной равнины значительно измѣнилась. Исковерканныя льдины, частые pack'и, массы hummoch'овъ – все это свидѣтельствовало, что ледяная поляна подвергалась сильному давленію. Очевидно, что такой безпорядокъ произведенъ какимъ-нибудь неизслѣдованнымъ материкомъ, или островомъ, съуживавшимъ проливы. Частыя и значительныя по своимъ размѣрамъ прѣсноводныя льдины указывали на присутствіе недалекихъ береговъ.