Текст книги "Уран"

Мама

По приезду домой я написал письмо в Н-Тагил с рекомендациями и требованиями к Настеньке о том, что нужно для обследования мамы. Диагноз установили: «Коронарная недостаточность, нарушение кровообращения III степени». Очень тяжелый диагноз.

Мне, хотя и не врачу, причины понятны: преждевременный износ организма непомерным трудом, который сопровождался тяжелым детством, ссылкой, голодоморами 1921 и 1933 годов, война и другими негативами в жизни мамы, так или иначе организованными проклятым коммунистическим режимом. «Мне-то понятно было, а что толку с этого понятия для здоровья мамы!»

После консультации у врачей и советов дома с участием родителей принимаем решение: провести курортное лечение в кардиологическом санатории в Кисловодске. Я покупаю путевку маме и Настенька едет с мамой.

Мама с Настенькой в августе-сентябре 1955 года в Кисловодске, в санатории, провели лечение маме и, после заезда на Родину, 23 сентября приехали к нам, в Глазов.

По приезду Настенька рассказала о проведенном лечении, но улучшения здоровья они не заметили.

Мама с Настенькой посетили Лабинск, где была встреча с семьей дяди Филиппа. Мама была довольна этой встречей с дядей Филиппом, тетей Мариной, которую она не видела 24 года, с Алешей и Верой, которую видела первый раз.

Их хорошо приняли, повидалась она и с другими родственниками, в том числе с сестрой папы Любовью Гавриловной Пергуновой.

Мама, рассказывая от этой встрече в Лабинске, добавила: «Я попрощалась с Родиной!»

Нашла мама силы и посетила семью Сергея, у нас в Глазове. А было это так: мама взяла с собой Женю и сама, без нас, так решила, пошла пешком к Сергею на квартиру Козыревых. Сергей не знал о приезде мамы, так как мы ее встретили по телеграмме. Она без меня хотела увидеть семью своего меньшего сыночка и потому никого из нас (меня, Галочку и Настеньку) с собой не взяла. И ушла, с трудом, но ушла с Женей! Именно с Женей!

Сейчас и то никак не поймешь о принятом мамой решении без нас посетить Сергея. Что она имела в виду?

Домой мама с Женей пришли уже поздно вечером, и о содержании встречи нас не уведомила, и до сих пор встреча мамы с Сергеем мне неизвестна – о чем шла там речь?

У Сергея уже была маленькая дочка Ларочка, родившаяся в этом 1955 году, весной!

После недельного отдыха у нас мама и Настенька уехали домой. Мы папе сообщили телеграммой о их выезде.

В Кисловодске мама чувствовала себя хорошо, а вот дома, в Н-Тагиле, ей стало хуже.

Настенька не работает, занимается только мамой. Организована консультация с участием профессора Дубинского (Свердловск), которая констатировала ранее установленный диагноз. Принимаемые лечения не дают ожидаемого результата.

В связи с переживаниями болезни мамы я стал работать менее активно, остановил рационализацию, стал задумчив и это заметили товарищи по работе. Мне нужно встряхнуться, за моей спиной много дорогих мне людей. Я доложен перестроиться!

Галочка, озабоченная моими переживаниями, да и своими тоже, пристальнее относится к домашним делам. Семья переживает напряженное состояние, оно стало следствием моего тяжелого настроения в связи с болезнью моей мамы.

На наше приглашение лечиться у нас мама согласия не дает, да и Настенька довольно основательно следит за здоровьем мамы.

На работе произошли большие перемены: Власов (директор) переведен на другое предприятие, вскоре и Зайцев уезжает переводом на другой объект. Все это как-то быстро произошло!

После решений XX съезда КПСС, развенчавшего культ личности Сталина, ликвидированы политотделы у нас и на родственных предприятиях, вместо них были организованы выборные партийные комитеты.

Произошла замена кадров. Многие разъехались. Стало заметным влияние местных партийных органов (обкома КПСС Удмуртии, ГК КПСС).

Представители местных властей домогаются проникать на наше предприятие (знать, контролировать), а нам это не нравится. Да и бытовая часть жизни нашего поселка стала хуже (ослабела торговля и др.). В поселке стало больше «посторонних» людей.

Поскольку я по-прежнему был «вхож» в партком, мне удалось детально изучить материалы XX, XXI, XXII съездов КПСС и вникнуть в суть культа личности Сталина. Мне стало ясным о том, что наступили другие времена, когда можно уже думать о свободе в полном смысле этого слова.

Однако подозрительно то, что не осуждаются голодоморы, репрессии, коллективизация, цензура и другие отрицательные компоненты сталинского режима. «Значит, еще не все до конца получило должную политическую оценку!» – в мыслях у меня.

Правда, политзаключенные были все освобождены, но реабилитация и компенсация не проведены.

«В чем же дело?» – думаю. – Издевались, грабили, убивали! А отвечать делом правители не хотят! Это значит, что режим остался, лишь слегка смягчился!»

Вот такие думы осели во мне после изучения материалов послесталинских съездов КПСС.

В это время я получаю много подписных изданий: БСЭ, Толстой, Чехов, Гоголь, Форш, Федин и др. Насыщаю себя литературными чтениями и периодическими изданиями. Набираюсь политической грамотности.

Мне удалось прочитать «Историю второй мировой войны» Курта Типпельскирха, бывшего начальника оперативного управления генерального штаба гитлеровской армии. В это работе автор увязывает поражение гитлеровских войск с ходом переговоров Гелена и Аллена Даллеса о заключении совместного договора для войны против СССР, которые шли до средины 1944 года и закончились безрезультатно.

США остались в составе антигитлеровской коалиции, на стороне Англии и СССР. Вот тогда-то будто бы Германия, прочувствовав мировое осуждение гитлеризма, стала снижать уровень боевых действий на восточном фронте.

Так ли это было – можно взвешивать, и кто-то когда-то это сделает. А надо!

Мои семейные дела, если не считать болезни мамы, шли хорошо: приближается моя очередь на приобретение машины, ребята растут, у Галочки домашние дела идут так как хочется.

Поступает информация об ухудшении здоровья мамы. Ее положили в больницу и я весной 1956 года, с целью оказать помощь маме, выезжаю в Н-Тагил.

Настенька не работает, она специально уволилась, чтобы быть рядом, помогает лечить маму.

После Кисловодска маме вроде бы стало легче, а временами становилось и хуже. Нестабильность состояния заставила положить маму в больницу. Она никогда в больнице не лежала, поэтому тяжело ей было в больничном режиме. Мы с Настенькой постоянно с ней, готовим и носим домашнюю пищу. Врачи, по моей просьбе, усиливают внимание к маме.

Я в Н-Тагиле долго, недели две, маме не лучше. По моей просьбе назначается консилиум с участием профессора Дубинского. Дубинский пригласил меня. «Крепитесь, состояние здоровья вашей мамы очень тяжелое, ей мало осталось жить, забирайте ее домой, пусть она дома поживет, на сколько хватит у нее сил», – сделал заключение он.

Я нанял такси, на руках вынес маму в машину и привез домой. Мама была рада, что она дома! Мы, как могли, организовали маме условия для отдыха после больницы.

Попрощавшись с мамой, папой, Настенькой, я уехал в Глазов. Я понимал, что живой я больше не увижу мою маму. Скрепя сердце, прощаясь с ней, я много думал о ее тяжелой жизни, И мне жаль ее! Очень!

Дома и на работе было заметно мое тяжелое состояние в связи со здоровьем мамы. Дома Гала и дети чувственно относились ко мне, внимание Галиночки было исключительным. «Может еще все пройдет и мама поправится», – уговаривала она меня.

Действительно, дома маме стало лучше и она даже поднялась! Но не надолго. Болезнь прогрессировала.

На работе состоялось мое повышение. Я стал технологом комплекса, в который входили переделы того самого производства, теперь уже ставшего цехом после его реорганизации. Объем внушительный, я с работой справляюсь.

Трогательно я попрощался со своей сменой. Коля Дичинский от имени коллектива поблагодарил меня за хорошее руководство сменой: «Теперь уже, Борис Тимофеевич, мы никогда не услышим от вас толковых команд. Вы теперь очень быстро пойдете в начальство, прощайте, Борис Тимофеевич, мы будем о вас часто вспоминать!»

Да я ушел из смены навсегда, но она многое дала мне практического в плане конкретности руководства коллективом, в плане выявления умения работающих выполнять ту или иную работу. Мне это пригодилось на работе с рабочими и научными коллективами.

На уровне технолога я подготовил себя для более ответственных дел.

Чтобы незначительно отвлечься от горя, я решил сам строить гараж для машины. За приобретение машины я уже сделал оплату, приобрел материалы для строительства гаража.

Мы строим гараж, строят гаражи и другие сотрудники нашего предприятия. Кто нанимает, кто самостоятельно. И вот я со своей семейкой строю сам. Мы в выходные дни и в свободное время от работы строим! Получается, и неплохо! Столбы, стены, крыша – все из дерева, хорошего дерева. В течение лета гараж был построен, даже со смотровой ямой, которую никто из соседей не делал.

Не могла стройка отвлечь меня от нашего горя – болезни моей мамы.

14 июня 1956 года Гала позвонила мне на работу и сообщила о том, что пришла телеграмма о кончине мамы. Я положил трубку и, с трудом сдерживая рыдания, со слезами, предупредив товарищей по работе, ушел домой.

Дома траур. Я собрался, попросив Галочку приехать поездом Москва – Н-Тагил, выехал на «перекладных» поездах, и утром 15-го июня я стоял у дома родителей.

Ставни закрыты, во дворе тихо. Меня сковала какая-то сила и я не могу позвонить в дом. Я стою у калитки, как вкопанный. И, видимо, мои биотоки сработали, открылась калитка и я увидел папу! «Сынок!» – сказал он и, обняв, повел меня в дом.

У гроба мамы сидела Настенька, тетя Клава Хамокова, мамина подружка еще по Косолманке, и еще несколько незнакомых мне людей.

Да, нет моей мамы, я убедился! Подошел, преклонился и очень терпеливо со слезами вышел в ее комнатку, позвав Настеньку.

«…Мама спала и я рядом с 13-го на 14-е июня, а затем ночью, часа в 2.00 я проснулась, а мама не дышит, я закричала „папа“. Вот так было, Боря, вот так не стало нашей мамы. А накануне ей стало лучше, на ногах была!» – Настенька залилась горькими слезами, пробудив и во мне такое же состояние.

Папа стоял рядом и всхлипывая, платком вытирал слезы. «Сынок, пойди, покушай!» Я, не ответив, вышел во двор, в огород и там долго сидел и думал: «Мамы нет, нет мамы, как это страшно. Мне 32 года, а я все равно себя считаю осиротевшим».

На другой день, 16 июня приехали Галочка с детьми, моими мальчиками, и Зина с маленькой Ларочкой. Сергей не мог приехать, он заканчивал институт и в эти дни сдавал госэкзамены.

17 июня 1956 года мы похоронили маму на Н-Тагильском кладбище. Людей на проводах было очень много, знали ее, как хорошего человека, и пришли попрощаться с ней.

После похорон в доме стало пусто без мамы, все мы ходили в оцепенении. При обсуждении дальнейших дел ничего не получалось. В связи с тяжелым состоянием духа, в недомолвке мы расстались: мы уехали, а папа и Настенька остались вдвоем. Я, лично, очень болезненно душевно перенес преждевременную кончину мамы, ей было всего 50 лет.

Дома в Глазове состоялась беседа с Сергеем по поводу кончины мамы и его дел. Сдача госэкзаменов подходила к концу, успехи у него были отличные. Стараясь помочь ему, я вошел в контакт с зам. директора по научной части Рябухиным (мы с ним знакомы давно) с просьбой оставить брата для работы на кафедре математики и физики. Моя просьба была поддержана.

В эти дни в семье Сергея родилась вторая девочка – Элеонора. По смыслу надо бы остаться в Глазове, однако Сергей решает взять направление на работу в школу. И получив это направление в Тюлькино Пермской области, он пробыв некоторое время, уезжает на работу, оставив семью у родителей.

Папа об этом и от меня, и от Сергея получил сообщение.

Такое решение и дела Сергея внесли в нашу жизнь настороженность: «А что же дальше?» Сложилась напряженность и беспокойство о нем и его семье.

Из Тюлькино поступает от него сообщение о его трудоустройстве и приглашение ехать к нему. Зина с телеграммой приходит к нам и с вопросом: «Боря, что мне делать, как же я буду с детьми ехать, не ехать и т.д.?» Я в гневе: «Надо было думать тогда, когда вы все это затеяли!» Но все-таки помочь-то надо!

«Да, ехать надо!» – сказали мы ей. А сам думал о том, что после жизни в городе, с такой обеспеченностью, ох и плохо им будет жить в таежном захолустье.

В голове разные мысли о надежности их отношений, их семейной гарантии. Зина с маленькими девочками уехала в новое неизвестное, в новую жизнь. Это было поздней осенью, зима уже стояла на дворе.

Я и мои домашние закончили строительство гаража, в августе получили автомашину «Победа» и приступили к освоению новой профессии – водителя и хозяев нового очень интересного приобретения.

Я еще в танковом училище получил небольшой опыт обращения с автомашиной и мне, после «репетиции» на чужом «Москвиче», особого труда не составило сесть за руль своей машины. Прямо с платформы я ее привел в гараж.

Появилась новая забота, которая, надо сказать, способствовала облегчению самочувствия после похорон мамы. Мы много ездили, осваивали окрестности Глазова, лес и перелески. Деревни и поселки стали нашими объектами для поездок. Ребятам нравятся наши «путешествия».

На работе дела мои идут хорошо. Я снова занялся рационализацией, привлекаю для соавторства помощников: мастеров, руководителей-смежников, конструкторов для совместных разработок. Это тоже помогло выровнять мое настроение после потери мамы.

В зиму моя семья вошла подготовленной, хотя происшедшие изменения и внесли своей резонанс в наши желания и настроения.

Папа решил построить памятник маме своими руками. И что замысел этого памятника взят по аналогии какого-то памятника. «Только я хочу это сделать своими руками!» И приступил к приобретению материалов.

Настенька справляется с домашними делами. Она сама стала писать нам письма.

По проишествии какого-то времени Настенька сообщила о том, что папа разговаривал с ней о необходимости «хозяйки в доме». Настенька, возмутившись таким предложением, просит меня вмешаться и отсоветовать ему.

Я написал папе подробное письмо, в котором просил не делать этого, приглашал его переехать жить к нам, или уехать на Родину, а самое главное, не нарушать семейных принципов верности и преданности. Я просил папу ради святой памяти о маме не засорять наши семейные традиции новыми нам ненужными действиями.

Папа долго не отвечал, видимо, думал о том, как подготовить своих детей к такому явлению, как его брак с женщиной, которая должна войти в нашу семью вместо мамы.

И вот письмо мы от него получили. В нем папа отклонил все мои предложения о переезде, мотивируя это тем, что маму похоронил здесь, в Н-Тагиле, и он должен быть с ней рядом. В этом же письме он просит нас (всех троих) согласиться с его браком, как необходимостью для его жизни.

Ни я, ни Настенька, ни Сергей согласия на брак папе не дали, а каждый по-своему осудил его намерение.

Вопреки нашему несогласию папа женился и привел в наш дом чужую женщину.

Настенька в ответ на это действие папы снимает в Н-Тагиле квартиру, забирает из дома все предметы, вплоть до фотографий и уходит от папы.

Связь между папой и нами, детьми, на какое-то время прерывается.

Обеспокоенный стечением таких обстоятельств в отношениях с детьми, папа выезжает в Тюлькино, где живет и работает Сергей, вникает в его жизнь и предлагает сыну переехать в Н-Тагил.

Папа пишет мне письмо, в котором сообщил о его решении перевезти Сергея с семьей в его дом.

Я и Галочка, отвечая на добрые намерения папы по вызволению из «добровольной ссылки» Сергея, поддержали его решение.

Папа своими силами перевез Сергея в свой дом, и они живут одной семьей.

Леня Ефанов, мой давнишний друг в Н-Тагиле, берет Сергея на работу в свою школу. Все как-то с Сергеем пришло в норму. Так нам казалось.

На работе у меня дела идут хорошо. Я занимаюсь административными делами. Мои решения непосредственно касаются инженерно-технических работников. Контакты с рабочими только на уровне советов. Я доволен.

Знания мои достигли высшего уровня, глубина их подкрепляется постоянной самостоятельной работой над собой в области химической технологии и физической химии.

Я читаю лекции в техникуме по курсу «Химическая технология». Курс по программе неглубокий и мне эта работа не нравится, так как уходит много времени на подготовку и работу со студентами.

В течение зимы 1956—57 гг. я изучил материальную часть автомашины, научился обращаться с машиной при ее зимовке, «заряжать» аккумулятор.

Мы нашим славным, семейным квартетом были неразлучны. Мои мальчики, как только я приходил с работы, – так свои глазки на папу: «Папа, куда? В гараж? Или еще куда?» Чтобы они не мучились своими думками о том, куда, я, по приходу домой, старался приносить им решение и на их вопрос: «Куда?» «Ну, сегодня мы – в гараж!» Или «Ну а сегодня мы идем в кино!»

Все это в ответ сопровождалось детским восторгом, восторгом счастливых моих деток! И так было всегда, долго-долго, десятками лет.

Да и сейчас они меня так же встречают: «Папа, куда?»

Настенька в связи с приездом младшего брата в Н-Тагил, в дом к папе для совместной жизни, стала общаться с Сергеем, его семьей, их маленькими девочками.

Папа поставил маме хороший добротный памятник с оградой и с местом для себя! Никто ему не заменит маму – видели это мы, видел это и он.

В папином доме все есть для хорошей жизни: и тепло, и вода, и уют. Зина не работает, но и показать себя хозяйкой не может да и не хочет. Дети не ухожены. Стирка делается плохо, обеды готовит плохо, сама неряшлива.

Работа с ней Сергея, папы, Настеньки не дает результата. Ее неряшливость и бесхозяйственность всех раздражает, особенно Сергея. Уговоры, показы (как, что делать) бесполезны.

«Может быть им самим нужно жить? – раздумывает папа. – Да, видимо, так». И по приглашению папы в Н-Тагил приезжает отец Зины Андрей Нилович Козырев.

При совете (папа, Андрей Нилович и Сергей) принято решение: строить Сергею дом! Они тройной «тягой» закладывают дом на участке папы, для чего папа в исполкоме горсовета получил согласие на отведение половины своего участка усадьбы под строительство Сергею дома.

Стройка пошла: все трое участников активно в ней участвуют. Первый полуэтаж делается из кирпича и бетона под котельную, кладовые, кухню, ванную и другие хозпостройки; второй этаж – жилая часть из трех комнат. Дом хороший, на улицу с добротной оградой!

Зина же как была, так и продолжает свое неряшливое отношение к жизни, только много, очень много читает. Между Сергеем и Зиной натянутые отношения.

Я и моя семья в делах тагильских участия не принимает, да нас и не приглашают, помощи не просят. Папа решил, видимо, так: сколько же можно? И сам с помощью Сергея и Андрея Ниловича создает условия для самостоятельного развития семьи Сергея.

Мы продолжаем осваивать машину: много ездим в окрестностях Глазова. У нас уже есть атлас шоссейных дорог СССР, по которому изучаем и намечаем маршрут поездки в отпуск на машине. Идет серьезная подготовка в наше летнее путешествие.

По моему заказу в машине сделали откидывающиеся передние сидения. В машине можно ночевать. Для самообороны я купил ружье и оформил право на пользование им. Много и другого было сделано: термоса разных размеров, печка для приготовления пищи и др. Машина была подготовлена как дом на колесах.

Дети, да и Галочка с восхищением следят за мной, за моими приготовлениями.

Я беру отпуск на 70 дней, сообщаю о своей поездке всем родным, приглашаю Елену Павловну и Валерия (жена и сын Василия), заправляем все походные емкости.

Разработаны кроки пути по маршруту: Глазов – Красногорье – Игра – Кульмезь – Казань – Горький – Москва – Курск – Белый Колодезь – Уразово – Донецк – Докучаевск – Пологи – Марганец – Ново-Семеновка – Мелитополь – Бердянск – Таганрог – Ростов – Батайск – Армавир – Лабинск – Костромская – Дондуковская – Кошехабль – Майкоп. Протяженность маршрута со всякого рода заездами и возвращением домой около 11000 км.

Приехали Лена с Валерием, привезли Зигфриду микроскоп, так как он любил рассматривать всякие травки, букашек. Вот тетя Лена и подарила маленькому исследователю прибор для изучения флоры и фауны.

Итак, все упаковано, все готово к отъезду. Экипаж из шести человек: я за рулем, Валера рядом (ему 18 лет, он шофер грузовой машины), Галочка, Лена и детки. Мои проницательные мальчики стоят за моей спиной.

Поздновато, часов в 10 вечера, в начале июля 1957 года мы выехали в наше первое путешествие на собственной машине.

Дорога то грунтовая, то мощеная камнем, скорость маленькая, едем медленно, с остановками. Хорошо идет машина, на ухабах стараюсь «сбрасывать» скорость для плавного преодоления препятствий.

Валерий пытается подсказывать, я его подсказки не принимаю, так как они касаются езды на грузовой, да еще и чужой машине. Он клонит меня, чтобы я дал ему руль. Мне не хочется, я ему не доверяю! И правильно делал! На меня «давят» и Лена, и Галочка, чтобы я дал возможность ему проехать на моей машине.

Но этот парень вообще мне не травится, я еще в 50-м году при встрече в Уразово заметил сумбурность поведения этого «ребенка». «Не зря же тогда Вася ударил его ложкой по лбу за плохое поведение за столом!» – думал я.

Вот и ночлег. Проехали от Глазова всего 250 км. Мало! Плохие дороги в Удмуртии и Татарии.

После ночлега меня все-таки уговорили мои «кумушки» и я дал руль Валерию. Едем по мощеной камнем дороге, вымощенной, наверное, еще при Чингисхане. Дорога то «вспучена», то в «ямках», то очень узкая, для телеги или езды верхом на лошади.

И вот этот «баламут», который будто бы шофер 3 класса, на одной «вспучине» на большой скорости наехал на камни передним мостом машины.

Я готов был разорвать этого балбеса и намылить фейсы своим «кумушкам»! Они испугались уже не аварии, а моей вспышки. У меня было желание отлупить их и выгнать из машины. «А ну-ка вон из машины! – вскричал я. – И близко не подходите!» Балбеса Валерия прогнал: «Иди куда-нибудь!»

Сам же домкратом осторожно поднял машину и, осмотрев передок, установил, что ударом о камень траверза переднего моста получила разрыв примерно на одну треть ее ширины. Мои мальчики, Зигфрид и Евгений, сочувственно наблюдали за мной и «косили» свои взоры на Валерку да и на маму с тетей. Они молча за папой ходят, разглядывают: что там? И надеются на хорошее: «Ну, папа, как там, поедем?» «Поедем!» – отвечаю.

Машина завелась, я осторожно вывел ее с камня и, остановившись, с облегчением вздохнул. «Пока терпимо, а вот как на ходу, не сбилась ли балансировка?» – размышляю про себя. Позвав своих спутников, напившись воды и надолго насупившись, пригласил их в машину. Валерия выгнал на заднее сидение, со мной рядом посадил своих мальчиков: «Они-то мешать не будут!» – про себя думал я.

Передо мной извиняются, обнимают и т.д., но я не умолим и дал себе обет: никому руль не давать.

Еще с большей осторожностью веду машину, думая не о скорости и времени приезда куда-нибудь по крокам пути, а о надежности езды, о безопасности.

Гала и Лена хотят со мной помириться, но не получается до самой Москвы.

Я по-прежнему, хотя и вежливо, но сдержанно отвечаю на их попытки примирения. Валерия же зреть не могу и не хочу!

Перед Горьким еще одна ночевка. Все хорошо! Снова в путь! Машина не подводит, я ее тоже!

Все ближе Москва. Вот я еду по московским улицам. Плотность транспорта быстро растет и на шоссе «Энтузиастов» меня так «зажали», что я остановился и дальше ехать не решился.

Оставляю своих в машине. Даю свою команду Галочке по их поведению, в том числе и по вопросу туалетов, и на такси приехал к моему другу Пете, благо, что он был дома. Мы с ним снова на такси, – к моей машине. Все и всё на месте!

Едем к Петру Макаровичу и по дороге я ему рассказал об аварии. «Завтра же в мой гараж, заменим траверзу и отбалансируем!» – решил он. Неодобрительно он отнесся к Валерию. И в заключение говорит: «Я тебя, Боря, дальше одного не отпущу, поеду с тобой, завтра оформлю отпуск!» Я был рад такому благородному решению Пети.

А на завтра Петр Макарович и я поехали в гараж на его работу и там провели хороший ремонт: заменили траверзу переднего моста, сделали всю регулировку, замену масел и др. Под личным наблюдением Пети выполнялась эта работа.

А Галочка после случившейся аварии и моей тогда вспышки никогда больше не корректировала меня в шоферских делах.

Вот мы и дома. Мы очень празднично отметили нашу встречу!

Через два дня мы во главе Петра Макаровича выехали из Москвы, он вел машину до Подольского шоссе к магистрали Москва – Симферополь, а затем посадил меня за руль: «Садись и смелее, я рядом!» – и он сел рядом со мной справа.

Сначала бдительно следил за мной, а потом, видимо, поняв, что в этом нет нужды, разговаривал с Галой и Леной, изредка поглядывая на меня. Я почувствовал в себе уверенность, его одобрение и уже довольно быстро мы приехали в Курск, где живет дочь Ольги Игнатьевны – Зоя с Витей (Костыри).

Остановились. Праздничный стол, мы знакомы еще по Уразово, Петя тоже вошел в знакомство.

А на завтра, мы по очереди, вели машину, через Белый Колодезь приехали в Уразово.

Вот тут-то было очень сильно! Дмитрий Иванович и Петя не виделись более 10 лет. Пару дней хорошо отдыхаем. Лена с Валерием остаются в Уразово, а Дмитрий Иванович едет с нами по родным местам. По всем этим встречам работает фотоаппарат, мой «Зоркий».

Мы едем в Донецк, Дмитрий Иванович и Петя в машине разговорились о той жизни в Ново-Семеновке до раскулачивания. Это было интересное взаимное воспоминание о здоровой, богатой, обеспеченной жизни крестьянства, когда не было голода, репрессий, разного рода гонений, когда не было бедных и богатых, сирот, нищих.

Петя с уважением разговаривает со своим дядей, чувствовалось их хорошее отношение друг к другу.

В Донецке, на площади «Правда» живет сестра Дмитрия Ивановича – Мария Ивановна (старшая по возрасту). В этой семье Стрижиновых пять сестер: Лидия, Мария, Екатерина, Надежда, Нина. У всех их семьи шахтерские, большие, сильные.

Встреча была очень интересна тем, что «размах» празднества у шахтеров велик по всем позициям гостеприимства: красивые, сочные праздничные столы, песни, подарки, приветствия, шумновитость, множество гостей, продолжительность празднования. Они, эти семьи, утопили нас в своих объятиях внимания.

Дмитрия Ивановича чествовали, как представителя, оставшегося в живых из династии Прядченко его поколения по мужской линии. Галочку приветствовали, как племянницу и сестричку, а деток моих хватали, тискали, целовали и чем угодно угощали.

Особым вниманием наделен я: симпатичный инженер, владелец машины и т. д.

Петя со своим умением рассказать, пошутить, вспомнить – очень хороший внес в эту встречу прибуток.

Мы там переночевали две ночи, а память о той встрече и сегодня живет.

После отъезда через час с небольшим нас встречали в Докучаевске, где семья Лазебных Петра Федоровича и Клавдии Макаровны (старшая сестра Пети) и детки (Эмма и Валик), ошеломленные нашим внезапным приездом, терялись: куда нас посадить, чем угостить!

Все сталось, как надо, и мы гостили с полной выкладкой празднования.

Петр Федорович (он ближе по возрасту до батька) очень тепло до слез встретился с Дмитрием Ивановичем и не отходил от него. Уж очень многое связывало этих, уже взрослых людей.

Петя и Клава (брат и сестра, часто встречаются в Москве), как хозяева, вложили во встречу свое мастерство гостеприимства.

Встревоженный воспоминаниями о той жизни, еще семеновской, батько дуже гарно спивав.

Петр Федорович и Клавдия Макаровна нам, молодым, уделили внимание: ласка нам и деткам. Петя, как хозяин, был очень серьезен и только следил и помогал Клаве, чтобы все было по делу.

Через ночь, утром мы снова в пути – в Пологи, где мы ожидаем встречу с еще одним легендарным человеком, бойцом когда-то знаменитой махновской армии. Встреча состоялась. Шикула (за ним замужем Прядченко из женщин) очень близкий по возрасту человек с батьком, гарно балакав, а мы наслаждались вкусной едой и щирым приемом.

Мы с Петей осмотрели машину, он заключил: «Все очень хорошо!»

Ночевка в Пологах. Хорошо отдохнули, позавтракали, упаковали свои пожитки и…

Следующей остановкой был Марганец у Лазебного Ивана Федоровича – брата Петра Федоровича. Все было также хорошо! Только одна деталь: детки наши и хозяев долго, хорошо игрались и Лиля, девочка, так сильно понравилась Зигфриду, что он на другой день при отъезде потребовал, чтобы Лилю взяли с собой и, обращаясь к маме, потребовал: «Мама, Лилю взянем с собою!» Мы не могли этого сделать, он сильно плакал за ней. «Что же это такое?» – думал я.

Из этих, прошедших в эти дни, встреч с родными Прядченко, я увидел, как все любят Дмитрия Ивановича, с каким вниманием его встречали и как трогательно и тревожно прощались с ним.

Я поделился по этому поводу с Галочкой: «Чужие любят, а свои?..» Гала мне говорит: «Мама не хотела выходить замуж за отца, пренебрегала им (мне так и тетя Мария об этом говорила) и он, наверное, мстил за это маме, а дети видели это и не могут забыть о плохом его отношении к маме». «Он же украл маму, у нее был молодой человек, а он украл, он же виноват!» – заключила Галочка свой рассказ.

«Так вот в чем дело!» – подумал я. Мне батько тоже нравился и я дружил с ним долгие годы. Меня не касались его проделки, я не чувствовал плохого за ним, между нами было все хорошо.

И вот Мелитополь, и вот Ново-Семеновка, родина дорогих и близких мне людей. Здесь нет тех пламенных встреч, беднее, скромнее нас встречает семья Прядченко, семья младшего брата Дмитрия Ивановича, Федора. Его нет в живых. Тетя Лиза, Толик с семьей (сын Федора), Тамара с семьей (дочь Федора) удивленно встретили нас. Но потом под воздействием Пети, меня и Галочки был организован праздничный стол, за которым оказалась и другая родня. Люди вспомнили и о том, и о сем.

Был на этой встрече и Толик, сын старшей сестры Галочки – Моти.

Обменявшись, породнившись, мы вошли в хорошее настроение, отметили нашу встречу, а на другой день после обеда выехали в Мелитополь.

Закончились встречи с Прядченко. Нет одну, наиинтереснейшую встречу пропустил, по пути еще из Полог в Ново-Семеновку, у Яши Прийменко, мать которого тоже Прядченко – двоюродная сестра Дмитрия Ивановича. А было это так:

По пути в Н-Семеновку батько сказал, что где-то здесь по трассе живет его племянник Яша Прийменко и Петя о нем тоже вспомнил. Как бы вот ни здесь! А мы в это время проезжали усадьбу дорожного мастера. Да, это был он!

Отличный стол с супом из диких голубей, обилие фруктов и молочных блюд сделали нас довольными встречей.