Текст книги "Уран"

Ионов, зам. главного инженера нашего института, подробно знакомит меня с академгородком СО АН СССР, его институтами, опытными установками, людьми. Познакомился с институтами химии, математики, альфа-павильоном, где установлен новый ускоритель элементарных частиц.

Я там встретился с Гагаринским, доктором наук (еще недавно им ставшим), с которым мы проводили на п/я 38 эксперименты получения продукта методом «кипящего слоя».

Теплая беседа с ним закончилась приглашением на встречу Нового года в академгородке, у него дома. Я согласился, да согласился, мне было интересно семьями пообщаться. Гагаринский работал до этого в институте Бочвара в Москве. Поэтому встреча обещала быть интересной. Он зам. директора по науке института химии СО АН СССР.

В течение проходящего года (летом и осенью) мы многое видим: и академгородок, и пляжи на берегах Оби, и Обское «море», а осенью я побывал на охоте, на уток.

Своеобразная грибная страда в сибирских лесах: и белые, и грузди, и подосиновики, и подберезовики. Поездка за грибами в Ташару дала нам хороший сбор грибов.

На встрече Нового года у Гагаринского было интересно: красивый новогодний стол, новые знакомства с учеными.

Гагаринский предложил мне работу, но у меня нет степени, а терять еще раз зарплату уже после одной потери, я не мог. Отказался, поблагодарив его за внимание.

Галина Дмитриевна вспомнила о том, что у Гагаринских тогда, на столе, был очень вкусно приготовленный жареный гусь с мелко нашинкованной тушеной капустой.

Мы, переночевав у Гагаринских, в сопровождении его ознакомились с некоторыми деталями академгородка и вечером 1 января 1962 года вернулись домой.

Томск

Для приемки в эксплуатацию одного из новых производств на объекте в Томске была создана комиссия под руководством доктора технических наук профессора Галкина Николая Петровича. Я был назначен членом этой комиссии.

Поездом приехал в Томск, получив пропуск, на машине через 32 км оказался в Березнах (город), где меня ожидал Галкин.

Мы давно знакомы; тепло за чаем, в гостинице, долго-долго вспоминали Глазов, наш п/я 38. Николай Петрович снова пригласил меня в свой НИИ ⁶⁸⁾ на работу, обещая «в темпе» организовать защиту кандидатской диссертации. Я отказываясь, деликатно заметил ему, что ни в Москву, ни в НИИ я пока не могу.

А в мыслях: «Только в южные районы, на Кавказ или Украину!» А там видно будет.

Да и кроме того я хотел выйти в «гражданскую» промышленность (в химию или цветную металлургию).

В момент оформления приемных документов комиссии Нестеров позвонил из Новосибирска и сообщил о том, что к нам приехал мой папа, что он болен.

Я прервал работу в комиссии и срочно выехал домой.

В 2 часа ночи на следующий день я был в своей квартире и на вопрос: «В чем дело?» Гала рассказала, что папа приехал по поводу опухоли в подреберье левой стороны. Он спал, и я не стал его беспокоить.

А утром папа рассказал мне о том, что еще молодым при посадке «верхом» на лошадь, еще дома, он упал на колесо передка, отдельно стоящего от «хода»⁶⁹⁾ и получил тяжелый ушиб, после которого образовалась внутри живота опухоль. Со временем боль утихла. И вот только сейчас, через 27 лет, появились боли, сильные боли. Врачи предложили операцию.

«Я, сынок, решил с тобой посоветоваться», – сказал папа.

Мы семьей поехали в частную консультацию и получили рекомендации обратиться к хирургу профессору Александрову, который в больнице нашего района и принимает, и делает операции, если это нужно.

Я нашел Александрова, он положил папу в больницу. У папы из опухоли взяли пробу, которая показала, что опухоль доброкачественная.

По моей просьбе Александров провел полное обследование здоровья папы и заключил: «Сердечная недостаточность». И в эпикризе рекомендует вывести папу на инвалидность. Боли, в свою очередь, были сняты, папа успокоился. Мы тоже.

Мы пообщались и проводили папу в Н-Тагил домой.

ВТЭК определил папе инвалидность II группы и он вышел на пенсию в 1962 году в возрасте 57 лет.

«Вот еще один удар получила наша семья от угнетения эксплуататорским режимом!» – уже в который раз с возмущением отметил я для себя.

При общении с папой, просматривая фотографии, мы вспомнили о наших десятилетиях 60-го и 61-го годов.

Десятилетие нашего с Галой брака мы отметили еще в Глазове, там же было отмечено десятилетие приезда в Глазов и фото по этому случаю есть. А вот десятилетие со дня рождения нашего старшего сыночка Зигфрида очень скромно отметила наша семья в момент моего заезда по пути из Ленинграда в Новосибирск.

Я предложил папе с нами сфотографироваться, фото и сейчас мы храним, как реликвию70).

Мы заметили, что Зигфрид стал уставать, после прихода с занятий ложится отдохнуть на диване: «Мама, я отдохну, я устал».

Это нас встревожило! Принимаем меры по обследованию. Заключение: «Недостаточность, общая слабость, не по климату».

В школе ему дали дополнительный день отдыха.

Тут уж не до музыкальной школы. А раз так с Зигфридом, то, посоветовавшись, решили и Женю не посылать в музыкальную школу. С музыкальной школой расстались. Теперь забота о здоровье Зигфрида.

На работе у меня хорошо. Институт переехал в новое, специально для него построенное, здание, которое очень подчеркнуло «Сибакадемпроект» как крупное проектное учреждение.

Так оно и было: ведутся работы по развитию и без того сильной отрасли на востоке страны. В то время говорили, что Минсредмаш «государство в государстве!» И мне довелось участвовать в его создании и долго работать в этом «государстве!»

А вот здоровье Зигфрида заставило меня и семью думать о срочных мерах.

Летом, после окончания учебного года, к нам в гости приезжает Настенька из Венгрии. Контакт с ней был сильнейшим, она тоже озадачена здоровьем Зигфрида и рекомендует срочно менять климат.

Консультация у профессора Мешалкина тоже рекомендует срочную перемену климата: «Пока ребенок растет!»

Несмотря на то, что у нас гостила Настенька, я продолжаю работать и много вынужден ездить в командировки.

В одну из таких командировок по моей просьбе на моей машине Антонов в выходной день вывозил мою семью на пляж в Кривощеково, около моста. По возвращении домой, на мосту, произошел «прокол» шины и Антонов старался разбортовать колесо (запаска тоже с проколом). У него это получается плохо, медленно.

Настенька, наблюдая за ним, была недовольна его работой с колесом (она видела раньше, как это делает ее братик), подошла к нему и с возгласом: «Да что ты с ним так долго возишься?!» – и, взяв у Антонова монтировку, с силой раскрыла покрышку колеса, нарушив протектор: «Ничего страшного в этом, соберем!»

Антонов, рассказывая мне об этом, восхитился моей сестричкой: «Да, Борис Тимофеевич, чувствуется ваша, Пергуновская натура в действиях, тогда на мосту, твоей сестры!»

Я тоже был восхищен и вспомнил маму. «Так это мамина копия!» – подумал с гордостью о Настеньке.

И Гала, и дети с восторгом рассказывали мне об этом эпизоде.

«Ты, Боря, нам больше чужих шоферов не подсовывай, сам вози!» – и я получил нагоняй от Настеньки. «Она права! Так делать нельзя!»

И в следующий выходной рано утром в «полном боевом» снаряжении (еда, питье, раскладушка и др.) мы едем на «Обское море» (водохранилище вблизи Новосибирска) в академгородке.

Я показал Настуне (я иногда и так ее называл) Академгородок и после этого приехали на пляж. Он на берегу «моря», рядом сосновый бор, людей тьма: и палатки, и шезлонги, и мороженое, и пивнушки – всего приятного и противного навалом.

Настенька все это наблюдает. Затем она с Галочкой сделали нам пляжный уют и мы загораем.

Наша мама, после отдыха на пляжной подстилке, поднимается и входит в воду. Постояв немного, поежившись от прохладной воды, без предупреждения нас, поплыла. Она действительно плавает прекрасно, но вот поплыла без предупреждения!

Настенька в этот момент, прогуливалась по пляжу, рассматривала что-то.

Мы с ребятами лежим на подстилке, отдыхаем от дороги, а ребята еще и от тоски по папе, редко бывающего с ними из-за своих деловых занятостей.

Галочка плавает, долго плавает, и Настенька: «А где Галочка, ее долго нет?!» «Пусть поплавает!» Через некоторое время: «Что ты лежишь, Галочки так и нет, а ты лежишь, а ну-ка поднимайся и ищи!» – слышу требовательную команду Настуни. «Да, не видно! – думаю. – И будет же ей нагоняй за это дело!» «Что стоишь, делай что-нибудь, катер ищи что ли, Боря!» – Настенька очень требовательно и уже меня в тревогу ввела.

Вот и она, эта бурулька! Гала плавно, не спеша, взмахами рук, с улыбкой, подплыла к берегу: «Потеряли, а я вас все время видела!»

Так было ей от Настеньки за этот заплыв. Чуть не схватив ее, Настя, и ругая, и радуясь, встретила Галочку: «Как ты смеешь так себя вести, да мало ли что?»

Потом все улеглось, все устроилось за хорошим, хотя и поздним завтраком.

И сейчас, через почти сорок лет, спрашиваю Галу: «Почему без предупреждения и так долго?» «За водичкой соскучилась, все-таки какое ни есть, а море, а вблизи берега пни мешали плавать, да и не долго, минут 15 казалось. Да и Настенька зря так взволнована была!»

Да, я тоже и сейчас, когда Настеньки уже нет в живых, думаю о ней: «В тебя и в округу врывается буря, красота, жесткость и доброта, а ты порою теряешься от ее мощного давления! Да, такой была моя любимая сестричка!»

Отпуск Настеньки подошел к концу, мы провожаем ее на работу в последний заезд. Она намерена из Венгрии возвратиться в Н-Тагил.

Бывая в поездках, я делаю «разведку» в европейской части Союза в поисках мест для переезда. Пенза-19, Рязань, Электросталь и другие места мной «прощупаны», пока не подходят.

В Рязани состоялась встреча с Костырко (Зоя и Витя – дочь и зять Ольги Игнатьевны), он директор управления сетей и подстанций Рязаньэнерго. Зная мою работу: «Такого размаха и интереса ты не найдешь ни на юге, ни в средней полосе, здесь все установилось, состарилось, а у тебя динамично! Смотри, Боря, не ошибись!» И посоветовал мне встретиться с Королевым Владимиром Семеновичем, директором Рязаньвторцветмета, о существовании которого я и не знал.

На этом заводе, как оказалось, работает Лева Ляски, да, тот самый Лева Ляски! Вера: «А Лева в командировке». И, восхищаясь мною, моими делами, добавила: «А мы вот здесь, в дыре, прозябаем!»

Максаев и Гребенкина (мои однокашники) тоже здесь работают. Володя – начальник цеха, Рая – начальник ОТК. «Боря, останься, хотя бы на вечер!» «Не могу!» Да и на самом деле я здесь заездом, даже без командировки. Я в командировке в Минсредмаше, в Москве. Надо ехать, там меня ждут, совещание в Главке.

Коронев: «Так ты же, Боря, у меня тогда в Мончегорске, в кобальтовом, самую лучшую девушку украл!» Я рассказал ему обо всем и на вопрос: «А я?» Он ответил: «А что я тебе предложу, ложки да тарелки алюминиевые переплавлять; это же, Боря, Средняя Русь, здесь уже все „вытоптано“. Едва ли тебе что здесь найти удастся по твоим масштабам!»

Визит в Электросталь был тоже безрезультатным. Встреча с Жуковецким (однокашник) напомнила нам об СКГМИ, о ребятах и судьбе Бовтуты Вани в плане рассказа мне о нем Гранем в прошлом году в Ленинграде.

Итак, я лечу уже в Новосибирск, домой, а в голове слова песни:

 
Я по свету немало хаживал,
Жил в окопах, в землянке, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
 

Да, думаю, если не найду что-то подходящее ближе к югу или на Украине, буду «штурмовать» Москву, и вспомнил предложение Галкина – в НИИ.

В Новосибирске ребята пошли в очередной учебный год: Зигфрид – в 5-й, Евгений – в 4-й классы. Как взрослеют дети, в Новосибирске такая перспектива для их развития! Но здоровье Зигфрида дороже всего!

В начале сентября я, Антонов и Бортенев (начальник первого отдела института) едем на 10 дней на охоту в Камень—на Оби, в 200 км от Новосибирска. Заковряжинские луга – места разлива Оби после перекрытия реки плотиной Новосибирской ГЭС71), ширина разлива до 26 км. Дичи там уйма: и своя, и перелетная.

На охоте по распорядку утренней и вечерней «стоек» мы отстреливаем дичь: и кряковая, и чирок, и серая, и гагара, и шилохвость – далеко не весь перечень перелетной птицы.

Настрелявшись (по 300 патронов на «брата»), мы возвратились домой с небольшими трофеями в качестве гостинцев.

В районе обкомовских дач мы семьей потом варили утиный суп – для разнообразия, для ребят.

И еще одно событие: к нам в гости приезжает из Уразово Дмитрий Иванович: «Соскучился я за вами!» Недолго побыл, только неделю. Привез нам украинские подарки: сало, мед, сухие фрукты. И много приветов!

Дмитрий Иванович после пребывания и фотографирования уехал домой.

Мы его осведомили о наших намерениях в связи с тревогой о здоровье Зигфрида.

Хорошо сложились у меня дела на работе. Задачи, которые ставят передо мной руководители и проектировщики, я выполняю. Контакты в Главках Министерства установились прочными; в институтах нашей отрасли и смежных – определены. И в Госплан я вхожу, когда мне надо, да и в другие учреждения делаю это по мере решения возникающих проблем.

Я почувствовал, что за почти два года масштабы деловых контактов и достижений достигли весомых результатов.

Но Зигфрид, сынок! Надо им заниматься! Только смена климата – ключ решения его здоровья!

В конце ноября еду в командировку на предприятие близ Свердловска ознакомиться с объемом проектных работ по заданию Главка. Несложно было для меня разобраться и, имея свободное время, я выехал в Н-Тагил. Через шесть часов был в доме папы.

Живет папа хорошо: в огороде две отапливаемые теплицы, баня, в доме все есть. Получает пенсию. На вопрос о помощи: «Пока не надо». Я все-таки сам решил высылать ежемесячно небольшие денежные переводы.

Вот у Сергея было все очень плохо: в доме беспорядок, дети так и не ухожены, как и ранее; пока в школу не ходят, ходят в садик (Лара и Эля), маленькая на попечении папы (Неля). В доме все есть, но все в хаосе.

Сергей, вспоминая нашу совместную, глазовскую жизнь: «Да, Боря, там была Галя, а это совсем не то, что Зина».

Я чувствовал, что их отношениям грозит разрыв. «Да сколько же можно терпеть!» – с возмущением констатирую.

Леня Ефанов, директор школы, работой Сергея доволен, но что-то в его самочувствии находит неладное.

Покидая Н-Тагил, перебрав все в памяти: маму, папу, свою жизнь и жизнь нашу в этом городе, подумал: «У меня столько сложных дел, когда я снова побываю здесь?!»

Памятник маме руками папы был сделан не только добротно, но и со вкусом. «Молодец, папа!» – с благодарностью в мыслях подумал о нем.

В дороге из Свердловска, в самолете перебираю предприятия Минсредмаша в европейской части Союза и решил в следующей поездке посетить Желтые Воды на Украине (объект Победоносцева).

Зигфрид по-прежнему учится с отдыхом в средине недели и своим здоровьем требовательно озадачивает меня на решительные действия.

Я написал письмо в Совет Министров УССР, предложив в нем свои услуги специалиста для работы на предприятиях моего профиля по специальности.

Прощание с Сибирью

Беспокойство о работе Галочки тоже меня не оставляло. Куда? Кем?

После совета с Бортеневым и Антоновым я принял решение переговорить с руководителем сметного отдела о работе для Галочки. Предварительно принято решение: обработка сметной документации на счетных устройствах (малые вычислительные машины).

В академгородке мне удалось прослушать лекцию академика Берта о вычислительной технике и, в частности, о БЭСМ-6 ⁷²⁾. Этот рассказ выдающегося ученого о новом сказочном направлении в развитии науки привел всех слушателей в восторг.

Одновременно, эта лекция меня ориентирует на подготовку Галочки по обслуживанию такой техники. А где? Ищу! И в местной печати нахожу объявление о том, что Управление подготовки кадров счетных работников ЦСУ СССР ⁷³⁾ в Новосибирском учебном комбинате готовит операторов вычислительных машин по 580-часовой программе с годичным сроком очного обучения.

Дома советуемся и Галочка 28 января 1963 года поступила на курсы Новосибирского учебного комбината УПК ЦСУ СССР.

«Штурмом» на «5» в мае того же года закончила их, выполнив учебный план, утвержденный Министерством высшего образования, и получила квалификацию оператора вычислительных машин.

Одновременно, по инициативе зам. председателя Укрсовнархоза ⁷⁴⁾ Вилесова Геннадия Ивановича осуществлено оформление документов о переводе меня начальником цеха строящегося германиевого производства Лисичанского химического комбината Донецкого СНХ ⁷⁵⁾, находящегося в Северодонецке Луганской области УССР ⁷⁶⁾.

По телефонному разговору между мной и директором Лисхимкомбината Гогиным В. Ф. мне стало ясно о моем переводе и предоставлении мне квартиры по прибытии на комбинат.

Итак, я рассчитываюсь из «Сибакадемпроекта», вынужденно, по состоянию здоровья сына, и с нашим желанием переезда на Украину, почти на Родину, почти домой.

Я рассчитываюсь и покидаю навсегда предприятия Минсредмаша, где проработал более 12 лет от мастера до главного специалиста проектного института, наработал льготный стаж более 10 лет, стал автором 17 новаторских внедренных в производство разработок с весомым экономическим эффектом.

Моя семья оставляет город, который дал нам возможность значительно развиться во всех областях науки и техники, стать театралами (14 посещений театров), получить квалификацию и хорошо ознакомиться с сибирской просторной жизнью.

Теперь мы готовимся к отъезду, с радостью, с надеждами на новые успехи в делах и семейной жизни.

В конце мая 1963 года Антонов и Бартенев провожают машиной меня на вокзале на Украину.

Еще зимой я и Михаил Иванович в Красноярске, где мы были с бригадой проектировщиков по сбору исходных данных проектирования реконструкции объекта Киселева, Антонов попросил меня, чтобы я обратился к директору предприятия с просьбой выделить ему для продажи автомобиль «Волга». Я это сделал. «А что, Борис Тимофеевич, Антонов сам не мог обратиться ко мне с этой просьбой?» – говорит Иван Алексеевич. «Стесняется!» – отвечаю.

Киселева я знал еще по п/я 38, он хорошо принял меня, бригаду нашу и мы успешно выполнили работу.

Антонов той же зимой поездом на платформе перевез «Волгу» из Красноярска в Новосибирск.

Мы сидим в «Волге» Антонова более часа на привокзальной площади. Прощание и радостное, и грустное.

Антонов: «Борис Тимофеевич, если там стоящее дело, я тоже поеду, пригласи меня, я с тобой хочу работать и быть вместе!» «Я-то еду домой, а тебе зачем, ты же сибиряк, ты дома живешь и работаешь, да и у меня самая главная на сегодня причина – здоровье Зигфрида. А тебе зачем это делать!» – урезониваю его. «Я прошу тебя, Борис Тимофеевич, сделай это!» – настаивает Антонов. «Ну, хорошо!» – согласился я.

«Да и вы, Борис Тимофеевич, зря уезжаете, мы вас и здесь директором сделаем, я же отлично понимаю, что ваш рост будет, так почему не у нас!?» – говорит Илларион Петрович, недавно еще бывший полковником госбезопасности.

Бартенев Илларион Петрович, рождения 1916 года, всю жизнь проработал в органах госбезопасности, а в последние годы до и после моего отъезда был начальником Первого отдела «Сибакадемпроекта».

Был дружен со мной, бывал у меня дома на «час». Мой отъезд воспринял, как большую потерю для себя. «И Зигфрида мы здесь вылечили бы, Борис Тимофеевич, а!?» – продолжал Илларион в мой адрес. «А ты-то куда? – обращаюсь к Антонову. – Живи и работай. Тебе тем более ничего не надо!»

На память о себе я тихим голосом, в машине пропел им на прощание песенку:

Я волнуюсь, услышав французскую речь:

Вспоминая далекие годы,

Илларион старше нас обоих, он и по опыту житейскому старше. Я и Михаил Иванович слушали его внимательно. «Конечно, Родина в судьбе человека – великое дело, тянет, сосет внутри – я все понимаю! Ну а если дружба такая, как у нас, это разве, что, ничего незначащая категория? – продолжает он. – Вот вы, Борис Тимофеевич, имеете ли в своей станице кого-нибудь, чтобы вот так, как мы сейчас обмениваемся и болеем друг за друга?» «Нет!» «И не будете иметь, так очень редко бывает! Жалко ее, дружбу такую терять!»

Он горько улыбнулся и вышел из машины для прощания. Время подошло, он и за этим следил, этот опытный человек, профессиональный чекист. За всем умел следить.

Мы, я и Антонов, тоже вышли из машины. Илларион крепко обнял меня: «Прощай, Борис Тимофеевич, мы никогда больше не увидимся, напиши хотя бы что-нибудь!»

С Антоновым мы пожали друг другу руки, нам казалось, что мы еще увидимся.

Илларион посадил меня в вагон, заботливо осмотрел купе и стоял у вагона, пока и поезд не отошел от перрона. «Вот это да, так чувственно раскрылся Илларион Петрович!» – подумал я, устраиваясь на далекую дорогу до Лисичанска.