Текст книги "Ловец снов"

Иллюстрации книги были вовсе не детскими, а больше походили на визуальное оформление какой-то очень взрослой книги. Открыв первую страницу он начал читать:

«Лори-птица озарявшая собой целые города и страны. Птица, освещавшая путь кораблям и караванам в темные ночи. Пролетая над одним концом земли он освещался будто солнцем ярким в знойный день, тогда как на другой ее половине зиял мрак. Так и проводила свои дни Лори в непрерывном движении от одного края полушария к другому.

Размера она была совершенно обычного. Размах крыльев составлял не более трех метров в длину. Но так светила она ярко, что стоило ей расправить эти крылья, как любой оказавшийся на расстоянии нескольких километров ослеп бы тотчас.

Она не всегда была такой. Родившись, она была обычной птицей ярко рыжего окраса. Жила в гнезде со своими братьями и сестрами на одном из самых высоких гор своего леса. И с детства была обучена мамой нести свет людям неустанно, не жалея ни сил ни крыльев. Мама готовила ее к тому, что как только той исполнится год – она должна будет покинуть свое гнездо, ибо никто из членов ее семьи не сможет находиться рядом друг с другом по причине того, что не в силах будут переносить жгучего, яркого света исходящего от них. Лори больше других птенцов не хотела скорого наступления этого часа. Но день тот настал. И ей пришлось покинуть родное гнездо.

С той поры путешественники восхищались дивной птице пролетавшей над ними и указывая на нее пальцем звали ее по имени. А получив указания на путь движения благодарили, кланялись и желали ей всяческого добра.

Много жизней спасла она, озаряя путь караванам кораблей, верблюдов, людей.

Шли годы, но не в один из дней она не забывала свою семью, что оставила где-то. Своих братьев и сестер, что так же как и она скитаются сейчас по свету.

Скука по родным огорчала ее и лишала сил. «А нужен ли мне этот дар?» – вопрошала она сама себя. «Стоит ли он той цены, что ты платишь за него? Стоит ли восхищение и помощь окружающим того, что бы отдать за это свою семью?». Так и проходили ее дни в размышлениях над этим и осознанием того, что она вынуждена до скончания веков жить в одиночестве, ведь никому не под силам приблизиться к ней хотя бы даже на пару километров.

Пролетая на самой глубокой впадиной тихого океана она все решила и набрав высочайшую скорость погрузилась в его воды. Гром и молнии раскатились над всей территорией океана. Вода взбурлила и поглотила птицу под тяжестью своих глубин. Вода в океане сменила цвет. И с тех пор родители приезжавшие к побережью тихого океана, зачерпнув пригоршню белой, словно молоко, воды рассказывали своим детям историю о птице, которой наскучило жить в одиночестве и утонувшей в его водах.»

Ларс закрыл книгу. Он вспомнил того старика, что он вытащил из горящего дома. «Догореть». Он просил его дать догореть. Он не выносил одиночества, что поглотило его. Леонид попытался вспомнить его лицо, но перед глазами всплывало только: «догорать» и обожженная кожа голого старика.

«Может и я стану счастлив, когда догорю?. Когда после смерти мысли о жене прекратятся. Веди и она догорела. Почему она опередила меня на столько лет? Быть может и он был бы тогда счастливым старикашкой, которого грела любовь старушки жены, а не дедушкой, видевшим своих внуков только три раза в месяц?»

 Жить было действительно скучно и это тяготило его последние несколько лет. Как забыть те места, что врезались в память надолго? Как забыть те слова, что отпечатались в сердце? Как забыть ту любовь, что потерял вместе с женой? Города, что он исколесил вдоль и поперек. Страны, в которых он побывал. Вершины гор, которые осилил. Моря, в которых плавал. Пески, что забивались в обувь. Пыль дорожную, что привез в свой дом ото всюду. Он посетил множество стран и они вызывали у него разные чувства. Некоторые так и манили его снова к себе всевозможными рекламными буклетами, билбордами, но не забудет он лишь одну-ту что никогда этого не делала. Египет. Страну тысячелетиями терзавшую свою плоть войнами и кровью. Страну, создавшую историю в том виде, в котором мы имеем ее по сегодняшний день.

Что же он имел сейчас? Только три дня в месяц. Три дня, что освещались лучами надежд. Дня, когда его дом заполняли внуки. Он и жил-то только ради этих нескольких дней. Даже два сына не радовали его так, как дети этих сыновей. За сыновей он был спокоен. Они выросли, им теперь ничего не угрожало, а дети? Что станется с ними? Кто позаботится о них? Справятся ли мои дети, так как справился я с ними в свое время?

Он заплакал. Тихо. Про себя. Затем почувствовал как резко подскочило его давление. Защемило грудь и стало больно колоть у сердца. Дыхание участилось и фыркая он скончался на кресле качалке с пледом на ногах и книгой в руках, которая спустя какое-то время скатилась с колен на пол. Упав, книга раскрылась, а текст с ее страниц вещал:

«Скука по родным огорчала ее и лишала сил. «А нужен ли мне этот дар?» – вопрошала она сама себя. «Стоит ли он той цены, что ты платишь за него? Стоит ли восхищение и помощь окружающим того, что бы отдать за это свою семью?». Так и проходили ее дни в размышлениях над этим и осознанием того, что вынуждена до скончания веков жить в одиночестве, ведь никому не под силам приблизиться к ней хотя бы даже на пару километров».

Папа

Палестинская автономия.

Западный берег реки Иордан.

Пригород Бейт – Джалы.

2007 год.

…Третья пуля попала ему в позвоночник. Она вошла со спины, чуть выше таза, задев по дороге два позвоночных диска. Он много слышал о том, что когда пуля вонзается в тело ты ничего не чувствуешь. Знаете что – это чушь! Не будь в нем сейчас три пули он бы подумал: «Непременно дам в рожу тому, кто говорит такое, когда выберусь».

Сейчас его голову посещали разные мысли, что ложились одна на другую, даже не дав каждой в отдельности сформироваться в готовую идею. Лишь вскользь мелькнула мысль о том, что он определенно поправится пролежав в больнице несколько недель, после того как выберется отсюда. Он еще не знал, что не выберется. И что через 28 минут он умрет.

Не знал он этого и в тот миг, когда люди в масках догнали его у лесополосы и приставили ко лбу АК. Он не думал, что будет убит даже в тот момент, когда услышал шум выстрела из дула автомата, обжигавшего его лоб горячим. А кто думает, что умрет через какое-то время? Никто. Никто не думает. Даже сбросившийся с балкона 20 этажа, пролетая мимо второго, а потом и первого не думает, что умрет. Никто не думает.

Первым его увидел, тот что говорил с явным арабским акцентом. Он увидел его скрюченного, лежавшего калачиком в болоте, пытавшегося спрятаться под небольшим холмиком, поросшим мхом. Он окрикнул остальных и те словно стая коршунов в мгновение окружили его.

Их было четверо.

Двое из тех, что выдергивали ему ногти кусачками в машине, двое из тех, что ехали в Тойоте сзади.

«Наверное они услышали как я хрипел»…

Нет. Они этого не слышали. Они случайно увидели его. Но разве сейчас это так важно?

– «Кому ты набрал, собака?» – спрашивал один из них.

– «Кому?»

Он молчал. А чего откровенничать с теми, кто через пару минут пристрелит тебя?

А кому еще же он мог позвонить, как не своей жене. Ее номер был в списке «быстрого набора». Он до сих пор не понимал, как они не догадались его обыскать, когда похищали.

В перерыве между выдергиванием ногтей с большого пальца правой руки и указательного он сумел набрать номер жены одной клавишей левой руки в телефоне, лежащем в левом кармане брюк. Они этого не заметили. Браво, фонарик! Ты можешь многое. Определено – ты лучше Айфона. Определенно.

 Жена подняла трубку, но не успев сказать «Алло» услышала на том конце провода мат. Отборный еврейский мат. И стоны. Стоны мужа.

Ее затошнило. Мгновенно. Вокруг за столом сидели его тесть и теща со своим младшим сыном. Поняв, что что-то не ладное, тесть быстро выхватил телефон из ее рук и начал громко кричать «Алло!».

Именно это «Алло» и услышали похитители. Да и он его слышал. «Зачем?». «Зачем?» – подумал он! Он секунды три сожалел о том, что они все-таки заговорили на том конце провода, но сожаление это куда-то улетучилось, когда воспользовавшись замешательством похитителей он выпрыгнул из машины.

Машины тут же притормозили и из них высыпали по двое из тех, что сидели на задних сиденьях двух Тойот. Первые две пули попали ему в право плечо.

…Третья пуля попала ему в позвоночник. Она вошла со спины, чуть выше таза, задев по дороге два позвоночных диска…

Поняв, что бессмысленно его о чем-то спрашивать они в мгновение приняли решение его убивать.

Видела бы его сейчас его 3-х летняя дочка. Она бы плакала. Плакала со страху. И уж наверное, она и ее мать с бабушкой и дедушкой должны были его сейчас жалеть. Но все было не так. Он жалел их.

Он представил дочку. Представил как она плачет и стонет «Папа». Как она сейчас смотрит на него. И ему стало так ее жаль…

Ему стало жаль свою жену, которую он действительно безумно любил. Жаль мать и отца, потому что они могут лишиться единственного сына. Он заплакал, представив лицо своей дочери, по которому скатывались крупные слезы. Он представил как берет ее лицо двумя руками, так что бы не отрывая четырех пальцев каждой руки от ее ушей можно было большими пальцами рук смахнуть ее слезы и улыбается ей в лицо. Он представил, как скажет ей, что любит ее. И что она его принцесса.

– «Йа Рабби!»11
  *Йа Рабби – О мой Господь (араб.)


[Закрыть] – всхлипнул он. Раздался выстрел.

Покой (ник)

Москва.

Конференц зал гостиницы «Президент»

14 октября 2009 года.

– 3 ряд… Правее… Еще праве… Молодой человек в белой рубашке… Ага. Спасибо большое.

Парень взял микрофон и не вставая начал говорить… – Ахмед Исрапилович! Если вы позволите я буду говорить не вставая. Я хочу сыграть с вами в игру…

В зале стало заметно тише. Гул, доносившийся с разных углов просторного зала резко поутих. Обычная, а как следствие скучная пресс-конференция в этот момент, как показалось многим присутствующим, должна была пойти в совсем ином русле, нежели изначально планировала администрация главы Адыгеи.

Молодой человек, лет 25. С двухнедельной щетиной на лице. Одетый в темно синего цвета джинсы и белую льняную рубашку. В часах на правой руке, по первому виду на которые можно было сделать вывод о том, что хозяин их как минимум состоятелен.

Парень продолжил. – Я хочу сыграть с вами в игру. Назовем ее «Русской рулеткой». Я выпускаю в вас обойму из 7 несложных вопросов.

Присутствующие в зале заметили как взгляд бывшего президента, а нынешнего главы Республики омрачнел. На лице четко проявились все признаки глубокой вдумчивости перемешанной с тревогой, связанной ожиданием чего-то явно не сулящего спокойного завершения обыденной пресс-конференции для адыгейской молодежи проживающей в Москве.

– Так! Минуточку! Давайте будем соблюдать регл… – начал было пресс-секретарь президента. Но тут же был перебит задающим вопрос.

– Я попрошу вас, уважаемый Идрис Хакимович, соблюдать этикет общественных мероприятий и не перебивать двух мусульман ведущих друг с другом диалог.

Да… Это явно походило на начало скандала.

– Итак, правила игры. Я задаю семь простых вопрос, ответы на которые должны быть односложными: да / нет. Ответ на последний должен быть более сложным, но ни в коем случае не охватывать ответы на предыдущие 6 вопросов. Вы проигрываете лишь в том случае, если сделаете паузу при ответе на вопрос длительностью более 30 секунд. Я же проигрываю, если выигрываете вы. Вы согласны сыграть со мной?

Глава самой бурлящей республики страны опустив глаза на стол, помолчав с секунд 15 промолвил: «Да, уважаемый. Готов.» Затем после небольшой паузы улыбнулся, попытавшись этим разрядить обстановку и как ему казалось смягчить остроту предстоящих вопросов.

Зал отпустило. С первых рядов послышались робкие аплодисменты.

– Хочу сразу предоставить вам некую поблажку, Ахмед Исрапилович. Я дам вам подсказку, с помощью которой вы непременно одолеете меня в моей же игре. Даю вам слово.

Просто при ответе на мои вопросы будьте правдивы перед Аллахом и его наместниками на земле, а именно нами, как видящих все происходящее своими глазами, так и увидевшими это завтра в YouTube.

Итак.

Было видно, как глава мысленно подготавливался к предстоящему блиц интервью.

Парень начал.

– Веруете ли вы Аллаха?

Глава Адыгеи как показалось многим сидящим в зале, догадывался, что первым будет именно этот вопрос, а следовательно, прекрасно понимал в каком ключе пойдет дискуссия дальше.

– Да, – уверенно произнес он. А потом сказал еще громче: «Да!»

– Верите ли вы, что то, что было ниспослано от него Мухаммаду, мир ему и благословение Господа, есть ни что иное как закон обязательный для исполнения уверовавшим в него?

– Да. – Так же уверенно произнес интервьюируемый.

– Верите ли вы всем сердцем, что долг каждого здравомыслящего жителя земли-притворять этот закон в жизнь?

– Да!

– Считаете ли вы, что большей любви достоен закон, которому не исполнилось и 20 лет, нежели закон, просуществовавший 15 веков?

– Нет, не считаю.

– Вы смелый человек?

Этот вопрос выбил из колеи напрягшихся посетителей конференции. Кто-то даже еле слышно ухмыльнулся в зале.

Подождав 2—3 секунды, усмехнувшись глава ответил: «Да. Считаю». В зале раздался смех.

– Считаете ли вы себя человеком смелым настолько, что сможете высказать слово истины человеку в положении заведомо лучшем чем вы, обладающему по отношению к вам властными полномочиями, которое будет ему явно не по душе, что сможет сподвигнуть его на принятие не выгодных для вас решений?

Глава выдержал маленькую паузу, во время которой попытался переосмыслить вопрос, да бы понять не было ли в нем подвоха, но поняв, что нет сказал : «Да. Я же сказал, что я смелый человек».

Улыбка. Очень добрая. Нежная. Какая-то отцовская.

– И последний вопрос. Седьмой. Готовы ли вы теперь жить дальше в полном спокойствии со своими моральными принципами, относительно того, как ответили на мои вопросы или же с этой минуты многое в вашей жизни изменится?

Глава республики просто молча сидел в кресле облокотившись о красивый (скорее всего, жутко дорогущий) стол из красного дерева. Молчал, отпустив глаза.

Вместе с ним молчал и зал.

Спустя 3 минуты он встал из-за стола и не поблагодарив присутствующих удалился из зала. Изгнивший труп Али был найден спустя три дня после его пропажи, под эстакадой, в районе пересечения Мкада с Каширским шоссе.

По истечении третьего дня тазията22
  Поминки-(араб.)


[Закрыть] ворота в дом его отца были закрыты младшим поколением семейства Айдиевых.

Сегодня

Пиренейский полуостров.

Испания. Мадрид.

Наши дни.

Альваро уже выпил тринадцать чашек различных напитков: гляссе, каппучино, кофе, моккачно и еще парочку, названия которых он вообще слышал впервые в жизни.

«Я пью, пью, а оно все не заканчивается. Кто сдохнет первым: я или этот кофейный аппарат?».

«Боже, кто придумал поставить кофейный аппарат в родильном отделении?» – вскрикнул он на весь этаж. Туда сюда шнырявшие работники госпиталя и такие же как он отцы-бедолаги остановились на секунду, посмотрели на «психа» издавшего этот вопль и продолжили движения дальше. Альваро поняв, что чуточку перегнул палку, немного погодя, но все таким же уверенным голосом продолжил: «Я ж лопну сейчас! И в моей смерти будете виновны вы все! А кто ж еще? Споили, лопнули и похоронили! Засранцы!». Последнее слово он произнес про себя, так как понимал, что никто из очевидцев его «маленькой истерии» невиноват, в том, что его жена забеременела от него и сейчас лежит за стенкой в родильном отделении Мадридского Родильного Госпиталя.

«Ааальвааарооо! Я убью тебя, скотина! Мне тут итак хреново! Я рожаю, скотина ты такая! Дай мне родить хоть спокойно!» – услышал он из-за стены истеричный голос своей супруги.

«Значит она тоже все слышала» – подумал он. «Уфффф. Ну и достанется же мне. Хотя, чего уж тут – родит, все забудется. Родила бы.». Так он не переживал никогда в своей жизни. «Я даже когда сам рождался так не нервничал».

Шел уже 3 час родов.

«Ох, если это будет мальчик! О, только бы это был мальчик! Никаких девочек! Никаких! Хватает одной истерички! Я таки представляю свою жизнь в окружении большой и маленькой истеричек».

Крики за стеной все увеличивались и увеличивались и уже было сложно разобрать в этих «женских воплях счастья» вопли своей жены.

«Ааальвааарооо, сукины ты сын, где ты, мне плохо???». «Вооот, это точно моя жена. И даже если бы она не выкрикнула моего имени, я бы узнал ее».

Из-за угла показался врач, высокая брюнетка с тусклыми, карими глазами.

– Вы Альваро?

– Так точно. Я.

– Мерседес просила передать вам две новости: первая – вы сукин сын, вторая-она вас очень любит и просит вас не обижаться на нее, если она родит девочку.

– Да что вы такое говорите! Конечно же я буду рад и девочки в том числе. Может быть даже больше, чем мальчику! – про себя подумал: «Ага. Щаззз. Только выйди и скажи мне, что у меня будет девочка! Я ее обратно засуну!».

– Ну отлично. Роды не очень легкие. Я даже сперва опасалась за жизнь ребенка, но сейчас же думаю, что все пройдет нормально. Молитесь. Рожать не так приятно, как вы можете себе представить.

«А может ребенок уже родился и это девочка и она по просьбе Мерседес вышла меня подготовить? Ох засранки! Ну я им устрою! Так нет же: вон моя еще кричит. Значит еще не родила. Может кофе попить еще? Думаю чашек двадцать пять в меня еще влезет. Да, определенно влезет. Итак, где мой лучший друг сегодняшний – кофейный аппарат? Стоп, а деньги еще остались? Я ж всю мелочь ему впихал. Почему так тихо? Я не слышу криков. Что происходит?» – думал он.

Из-за угла появилась врач и неся на руках младенца произнесла: «Поздравляю – у вас девочка!»

«Девочка?» – он взял ее на руки. «Девочка? Господи, какая же она красавица! Радость моя! Радость моя!»

Раздался первый звук. Это был первый детский крик Адели.

Она открыла глазки.