Текст книги "Укрощение цифровой обезьяны"

Грожану, Сото и другими разработчиками «дзен-софта» почти в тех же выражениях вторят пользователи. Майкл Гротаус, уроженец Америки, проживающий в Англии, включив OmmWriter, оказывается «посреди пустынной заснеженной равнины туманным зимним днем… Напечатанные слова словно плывут по небосводу…». «Я запускаю программу и больше не слышу городского шума за окном, оставшись наедине со своими мыслями», – объясняет он. Другие пользователи делятся схожими впечатлениями: они словно удаляются из обычного мира, полного помех и внешних раздражителей, отвлекающих внимание, и попадают во «вселенную, располагающую к свободному творчеству». Один католический священник сравнивает «дзен-софт» с библиотекой, где писал свою диссертацию. Он работал «за деревянным столом в зале, полном книг». «Яркий свет лампы озарял рабочее место, помогая мне сосредоточиться, а ковер на полу и книжные полки приглушали посторонние звуки. Я полностью сконцентрировался на работе».

Впрочем, самая главная причина эффективности «дзен-софта» – это отчаянное желание пользователей, чтобы программа работала.

Существуют десятки недорогих замен Microsoft Word, а люди, разбирающиеся в программировании и технике, могут установить Linux и скачать бесплатные инструментальные средства, превосходящие самые лучшие текстовые процессоры. «Дзен-софт» нужен только в том случае, если необходима полная концентрация, погружение в спокойную, оберегающую среду, которая напомнит о святости размышления, не станет создавать помех излишней функциональностью и облечет внимание благодатью. Одна буддийская монахиня сравнила «дзен-софт» с будильником: «Он вас разбудит, а дальше дело за вами: нужно встать и его выключить». «Дзен-софт», польза которого частично объяснима внешними свойствами программы, воплощает в себе договор пользователя с собственным умением к сосредоточению. Использование OmmWriter или WriteRoom приобщает к медитативному, созерцательному языку, которым написан сайт, инструкции по установке, отзывы пользователей и сама программа. И это не просто видимость. Джордж Лакофф, антрополог Калифорнийского университета в Беркли, называет эту особенность фреймингом (установлением рамок), сигнализирующим о намерениях разработчика и настраивающим пользователя на нужный лад.

Freedom тоже не так проста, как кажется, потому что, открывая ее, «пользователи заключают своеобразный договор с собой», объясняет Штуцман. Программу скачивают те, кто, осознав угрозу интернет-зависимости, желают исправить положение. Контракт стал более осязаемым, когда Штуцман выпустил платную версию Freedom: «цена придает договору убедительность». Платный вариант немногим отличается от старой версии программы, однако он более эффективен, потому что покупатели воспринимают сделку с большей серьезностью. О заключенном контракте напоминает и любая попытка прервать работу программы после запуска: когда пользователь перезагружает систему для подключения к Сети, он поневоле задумывается, почему ему не удалось осуществить намеченное. И в самом деле, когда я установил Freedom, меня совершенно не тянуло взять в руки смартфон или планшет.

Я говорил себе: «Нет, я не просто так вышел из Сети». Лично я воспринял договор с программой со всей серьезностью.

Самосознание, форсируемое этими программами, помогает объяснить, почему программные средства и инструменты «дзен-софт» не утрачивают своей эффективности. Дональд Латумахина признается, что даже после четырех лет использования JDarkRoom «проще сосредоточиться, когда мне ничто не мешает». Джеймс Андерсон продолжает пользоваться программой Leechblock: «Разумеется, я знаю, как ее перехитрить, но сама мысль об этом служит прекрасным сдерживающим средством. Вдобавок программа как будто обучает меня терпению». Фред Штуцман полагается на Freedom, он знает, как обойти ограничения программы, но не пользуется этой возможностью. Майкл Гротаус остается верен OmmWriter и ни на что не променяет «незабываемое ощущение совершенного уединения посреди заснеженного поля», хотя для более созерцательного творчества предпочитает записную книжку: она совершенно не отвлекает.

Пользователи, описывая свой опыт работы с программными средствами «дзен-софта» («разум как зеркало»), не столько потребляют, сколько создают эти ощущения. «Люди хотят верить, что программа помогает», – объясняет Штуцман. Эффективность «дзен-софта» заключается в объединении ожиданий и желаний пользователей с функциональностью программного обеспечения и пользовательским интерфейсом.

Это очень важное наблюдение. «Расширенное сознание» вовсе не требует дополнительных функций, сложной техники или новых способов разгрузки заданий. Следует только выбрать любое устройство, позволяющее развить когнитивные способности и мышление. Опытный пилот справится с любыми неполадками, возникающими при сбое автоматических систем. Подобным же образом развиваемые нами созерцательные умственные навыки обладают способностью меняться и приспосабливаться к обстановке гораздо лучше, чем их электронные «собратья».

Успех технологии напрямую зависит от нашего добровольного участия. Ландшафтный архитектор и мультимедийный дизайнер Ребекка Кринке потратила годы на изучение архитектуры и новых средств информации, которые заставят людей быть более созерцательными. «Каким образом взаимодействовать с устройствами так, чтобы они не сводили нас с ума?» – спрашивает она. По ее мнению, ландшафтная архитектура сможет подтолкнуть нас к созданию технологий, которые помогут пользователям быть более спокойными и вдумчивыми, однако «за это отвечаем мы сами». После десяти лет работы над проблемой Кринке пришла к выводу, что идеального технологического решения не существует. Ключ к разгадке – взаимодействие между человеком и технологией, а не сама технология. В известном смысле созерцательное пространство – это глагол, а не существительное: можно создать место, предназначенное для поддержки созерцания (мы еще рассмотрим, что это такое и как им пользоваться), но результат достижим только в том случае, если люди способны использовать это пространство для умиротворения разума. Дзенский сад камней – совсем не дзенский сад, если там никого нет.

Итак, если мы хотим заниматься «созерцательным компьютингом», нам следует научиться самосозерцанию.

Глава 3
Медитируйте

Сядьте на подушку, скрестите ноги, закройте глаза и глубоко вдохните. Медленно выдохните и расслабьтесь. Наберите в легкие как можно больше воздуха, напрягая мышцы живота, и посчитайте про себя: «раз, два, три, четыре…» Попытайтесь думать только о счете и собственном дыхании. Повторите еще раз. Опять выдохните, затем начните счет сначала. Сделайте еще один выдох, не теряя сосредоточенности. Начните считать снова. Рано или поздно внимательность подведет, в голову начнут приходить посторонние мысли. Не беспокойтесь, это происходит со всеми. Подождите немного, потом соберитесь, еще раз вдохните и начните заново.

Такова простая вариация метода дыхательной медитации – «випашьяна». Она служит введением в практику учения и помогает увидеть достоинства и недостатки этой методики. Медитацию практикуют во всех уголках земного шара. Есть мнение, что медитирующий пребывает в блаженном состоянии, сидя с отсутствующим выражением лица и без единой мысли в голове. Это совсем не так. Я практикую медитацию много лет, и каждый сеанс для меня – настоящее испытание, хотя и помогает разобраться в том, как работает разум. Медитация много значит для умственного здоровья, кроме того, позволяет заниматься «созерцательным компьютингом», хотя медитатор из меня неважный.

В предрассветные часы, когда все в доме еще спят, я надеваю шумопоглощающие наушники, настраиваю таймер на айфоне и усаживаюсь в гостиной. Часть меня испытывает то же самое ощущение приятного умиротворенного возбуждения, которое возникает у меня при ожидании посадки на рейс. Классическую позу лотоса я освоить не в состоянии, поэтому сажусь, скрестив ноги. (Это положение именуется «бирманская позиция», и я прикрываю недостаток практических умений экзотическим названием.) Устроившись, я запускаю таймер, закрываю глаза, делаю глубокий вдох и в течение часа стараюсь превратить мой разум в зеркало.

Чего же мы ждем от медитации? Созерцательными обычно называют занятия, которые требуют повышенного внимания и сосредоточенного ума, а также создают в нас ощущение спокойствия и уверенности. Вождение, занятия кулинарией, музыка, катание на лыжах, уход за больными, плавание, молитва, сидение у реки – практически в любой деятельности есть место созерцанию и самоосознанию. Медитация полезна тем, что выделяет феномен созерцания, позволяя нам всесторонне исследовать его, и развивает нашу способность к созерцательности. Это одновременно и практика, и обучение, и самопознание.

В первые минуты мое тело привыкает к позе, расслабляется, но не как во сне, а сохраняя выправку. Чтобы сидеть, как подобает (и даже как не подобает), требуется приложение определенных усилий. После того, как я уравновешиваю свой физический центр, становится легче очистить сознание и начать медитацию. У созерцания есть овеществленный аспект: мы склонны считать, что все это происходит в нашем воображении, однако тело играет важную роль – как в созерцательном, так и в любом когнитивном процессе.

Я сижу, не шевелясь, медленно вдыхаю, на несколько секунд задерживаю дыхание, а затем делаю выдох. Однако разум не желает расслабляться и успокаиваться. Как ребенок, который не хочет засыпать, он подбрасывает мне образы и воспоминания, пытаясь остаться в бодрствующем состоянии. Я пережидаю «бунт рассудка» и делаю еще одну попытку достичь умиротворения. Иногда получается, хотя не так часто, как хотелось бы.

Медитация наглядно демонстрирует активное и беспорядочное состояние нашего сознания. Когда нам скучно, мы полагаем, что нам нечем занять мозг, и боимся остаться один на один со своими мыслями. Впрочем, при первой же серьезной попытке освободить разум оказывается, что даже невыносимая скука не прекращает безмолвного внутреннего монолога – своего рода непрерывное переключение с когнитивного канала на канал. Остановить его очень сложно. Вот я сижу, стараясь расслабить сознание, а мятежное воображение заставляет меня вспоминать очередную серию «Остаться в живых», альбом любимой рок-группы, размер задолженности по кредитной карте, письмо человека, с которым я собираюсь провести интервью, сцену из «Голодных игр» (в этом дочь виновата), мой блог-пост про «ошибку Нунберга», обложку книги Сьюзан Блэкмор «Дзен и искусство сознания» и фотографию витрины книжного магазина в английском городке Или.

Таймер подает сигнал: прошло пять минут. Мое внимание переключается на звоночек, я сосредоточиваюсь на его отголосках, стараясь отстраниться от всего окружающего. Спустя минуту я понимаю, что думаю о мороженом и фильмах на канале Netflix. У меня опять ничего не получается. Я вздыхаю и начинаю заново.

Постепенно разум успокаивается. Все вокруг словно замедляется. Я больше не слышу сигналов таймера. Не знаю, сколько их осталось, мне все равно. Я концентрируюсь на новом образе: томографическое изображение моего мозга, словно с фМРТ, где алыми искрами мелькают мысли. Чем больше расслабляется разум, тем меньше становится красного, сосредоточенность возрастает, мозг превращается в белое сияющее пятно. Вспыхивает алым еще одна мысль, огненное мерцание затухает. Если все идет, как нужно, белое сияние стабилизируется, меня охватывает радость, знакомая каждому, кто прикладывал усилия для достижения цели: представьте, что вы взошли на вершину горы, и с громадной высоты перед вами открылся безграничный простор. Впрочем, какая-то часть меня опасается поддаваться эйфории. Если заострить внимание на этом состоянии, оно исчезнет. Чтобы поддерживать это чувство, с ним нужно пребывать.

Где бы мы ни медитировали – на горной вершине или в студии, в машине или на кухне, все созерцательные практики имеют одну особенность: они погружают в состояние отрешенной и невозмутимой занятости. Это спокойствие, требующее определенного умения и самоконтроля, активное, а не пассивное состояние. Во время медитации тело не расслабляется полностью, оно не пассивно: я сохраняю заданную позу, контролирую дыхание, фокусирую разум – все эти действия расходуют энергию. Сравнить это физическое состояние можно с началом соревнований по карате, когда еще не прозвучал свисток: тело напряжено, и спортсмен, сам того не подозревая, готов нанести удар или блокировать руку противника.

Для меня медитация – тяжелая работа, больше похожая на тренировку в спортзале, чем на расслабленное сидение на одном месте. Очень сложно достичь состояния полной безмятежности, которое опытные медитаторы способны поддерживать не один час.

Несмотря на все несовершенства моей медитации, она мне помогает. Один из самых важных навыков, который следует развивать начинающим медитаторам, – это способность не сдаваться, несмотря на постоянные неудачи. У меня накоплен значительный опыт подобной практики – приходится непрерывно пресекать праздные мысли. В книге Ойгена Герригеля «Дзен и искусство стрельбы из лука» автор приводит совет своего наставника: делать следующий выстрел, забыв о бремени неудачных попыток. Когда ученик улучшал свои умения, наставник предупреждал его не упиваться успехом и не терять связи с настоящим. Концентрация может подвести в любой момент – нарушение диеты, необходимость переработки проекта. Однако медитация позволяет не падать духом и дает шанс начать все заново.

Если мне удается освободить сознание хотя бы на мгновение и ни о чем не думать секунду-другую, то я способен долго размышлять над одной темой, мой разум без устали пытается найти решение сложной задачи. Я достигаю той стадии, когда чувствую, что сознание прорабатывает возможные варианты, рассматривает каждую идею то так, то эдак, причем мне не приходится прилагать усилий. Успокоенное сознание способно на то, что обычному сознанию неподвластно. Ему по силам нескончаемая концентрация. В этом состоянии я полностью отделяюсь от вопроса, над которым размышляю. Даже когда хожу за покупками или мою посуду, часть моего мозга трудится над поставленным заданием.

В такие мгновения пропадает желание отвлечься – проверить страницу на Facebook, посмотреть, не процитировал ли кто-нибудь мое последнее сообщение в Twitter, поинтересоваться, не добавил ли Пол Кругман новую запись в свой блог. Остается только чувство глубокого погружения в себя.

Если сеанс медитации проходит успешно, то возникающее ощущение напоминает состояние «потока». Медитация странным и восхитительным образом растягивает время. Медитатор получает огромное удовольствие, сравнимое с высшей степенью удовлетворения человека, у которого работа идет на лад: разум – и сознательный разум, и та его загадочная часть, откуда приходят захватывающие идеи и отточенные фразы, – настраивается на конкретную задачу, возникает чувство, что решение близко и доступно. Михай Чиксентмихайи, создатель понятия «поток», считает, что между медитацией и «потоком» есть что-то общее. «”Поток” включает в себя созерцательный, медитативный подход, – утверждает исследователь. – Медитация является разновидностью “потока”, а “поток” – формой медитации». Однако «поток» предполагает взаимодействие с окружающим миром – шахматными фигурами, тушкой лосося, луком и стрелами, запчастями от мотоцикла, а при медитации цель и умения сосредоточены внутри вас. Это и делает медитацию такой сложной – приходится одновременно бороться и с врожденной тягой к новизне и движению, и с беспокойным «обезьяньим умом».

Чистая правда. Но сидя неподвижно и любуясь течением мыслей, я начинаю подозревать, что внутренний мир не так уж и целостен. Обычно и личность, и сознание воспринимаются как цельные явления. При медитации кажется, что разум состоит из двух частей: одна – направляющая и контролирующая, а другая – генератор праздной болтовни. Тибетский буддизм гласит, что не существует ни целостного ума, ни личности. Есть только восемь частей, которые работают вместе, создавая иллюзию стабильной, долговременной индивидуальности. Чувства составляют первую пятерку. Наши аналитические, логические способности – это часть шестая. «Обезьяний ум» – седьмая. Восьмая часть обеспечивает самосознание, целенаправленность, она-то и контролирует остальные семь. Трудность медитации заключается в том, что следует укреплять восьмую часть и укрощать седьмую. А обезьянам – даже тем, которые у нас в головах, – не нравится, когда их сдерживают.

В сущности, медитация – это та же нейробиология, древнейший сознательный метод использования так называемой нейропластичности, гибкости сознания, решение проблемы интернет-зависимости, найденное две с половиной тысячи лет назад. Медитация помогает восстановить когнитивные способности, подорванные чрезмерным взаимодействием с электроникой, демонстрирует, что можно изменить «расширенный разум» изнутри, путем созерцательных практик, а также извне, за счет тщательного выбора устройств.

Тот факт, что медитация помогает в борьбе с интернет-зависимостью, не является сюрпризом ни для миллионов регулярно медитирующих людей, ни для ученых, изучающих терапевтический эффект медитации. В 1970–80-е годы психологи впервые применили созерцательные практики в лечении заболеваний и нервных расстройств, разработав технику снятия стресса путем медитативного сосредоточения, получившую название MBSR. Впоследствии созерцательные практики получили распространение в областях, требующих высокой степени творчества, концентрации и продуктивных действий в стрессовых ситуациях. Созерцательные практики внедряют в самых разнообразных областях – от научных дисциплин до современного джаза. Тренеры применяют медитацию и методы визуализации в работе со спортсменами. Военные инструкторы и психологи используют созерцательные практики как средство улучшения боевой эффективности и избавления от симптомов посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). В крупных организациях упражнения, направленные на самопознание, идут на пользу отношениям внутри коллектива и помогают разрешать конфликты. Даже юристы пользуются созерцательными практиками, чтобы развить навыки ведения переговоров и добавить в юриспруденцию духовную составляющую.

Социальные и психологические преимущества медитации хорошо известны, однако прежде не существовало четких описаний происходящего во время медитации, потому что субъективность процесса не допускала его исследования научными методами. К счастью, изобретение электроэнцефалографа и фМРТ позволило увидеть, что именно происходит в мозгу медитатора, и связать субъективный опыт медитации с активностью головного мозга.

Как выяснилось, медитация не только временно изменяет работу головного мозга, но и создает в нем новые связи взамен старых.

В лаборатории Висконсинского университета, под руководством профессора нейробиологии Ричарда Дэвидсона, проделана огромная исследовательская работа по изучению нейробиологических эффектов медитации. Еще аспирантом Дэвидсон познакомился с бывшим профессором психологии Гарвардского университета Рамом Дассом, который в 1960-е годы вместе с Тимоти Лири занимался исследованиями психоделических препаратов. Затем Дэвидсон на время прервал учебу и отправился в Индию изучать медитацию. В 1992 году далай-лама предложил Дэвидсону провести нейробиологическое исследование монахов, и ученый с радостью согласился.

Дэвидсон изучал нейробиологию эмоций. Исследователи предполагали, что положительные и отрицательные эмоции регулируются одной и той же долей мозга. Считалось также, что если негативные эмоции контролируются отдельным центром, то его выключение вызовет позитивные эмоции. Дэвидсон доказал, что все гораздо сложнее: давно известно, что страхом управляет древняя структура мозга – миндалевидная железа (амигдала). Исследования выявили в левой лобной доле, развившейся гораздо позднее, участок мозга, который активизируется при ощущении сострадания и сопереживания.

Наблюдая за происходящим в мозгу монахов во время медитации, Дэвидсон задался вопросом, вызывает ли подобная практика долгосрочные структурные изменения в головном мозге. В то время только возникла концепция нейропластичности – понятие о том, что мозг взрослого человека способен изменяться по мере усвоения новых видов деятельности и накапливания опыта. Поэтому не было уверенности, обнаружатся ли в мозгу монахов нейробиологические изменения.

Помимо того, команда Дэвидсона хотела изучить явление, называемое гамма-ритмом. Гамма-волны, впервые описанные в 1960-е годы, представляют собой нейронные колебания, проходящие через весь мозг. Они особенно заметны при работе кратковременной памяти, в процессе восприятия, а также во время периодов глубокого сосредоточения. Учащенный гамма-ритм наблюдается у крыс, пробирающихся через лабиринт, у макак-резусов, сидящих за экраном компьютера, и у музыкантов, слушающих музыку. В зависимости от амплитуды колебаний гамма-волны возникают как в определенных областях мозга (к примеру, в зрительных центрах при решении головоломки), так и во всем мозге. В определенных условиях гамма-ритм помогает различным отделам мозга создать из обрывочных сенсорных данных цельную картину реальности – иными словами, служит основой для возникновения сознания.

В первом эксперименте Дэвидсон и его коллега Антуан Лутц подсоединили энцефалографы к монахам и к контрольной группе студентов. Испытуемым предложили комплекс медитативных упражнений, во время выполнения которых ученые наблюдали за мозговой деятельностью. (Электроэнцефалограмма измеряет электрическую активность различных областей мозга через датчики, прикрепленные к коже головы.) Одним из первых испытуемых был Матье Рикар, биохимик, ставший буддийским монахом и специалистом по научному изучению счастья. По просьбе Дэвидсона Рикар погрузился в медитацию на тему бескорыстной любви и доброты (медитации такого рода практикуются среди тибетских буддистов), при этом электроэнцефалограф зарегистрировал значительное увеличение активности гамма-волн и ярко выраженный рост активности в левой лобной доле, которую Дэвидсон ранее определил как источник сопереживания. Поначалу исследователи решили, что неисправно оборудование, однако после повторного эксперимента стало ясно, что именно так и работает мозг монахов: после многих лет интенсивной практики возрастает внимательность и способность к запоминанию.

В 2004 году результаты исследований группы Дэвидсона были опубликованы в престижном журнале Proceedings of the National Academy of Sciences. Ученые продолжили сотрудничать с монахами, кроме того, провели эксперименты на людях, впервые открывших для себя медитацию. Отдельную группу испытуемых составили те, кто использует созерцательные практики для борьбы с расстройствами здоровья и психики. Исследователи установили, что медитация положительно влияет на функции мозга, вызывая долговременный эффект. Подобно тому, как физические упражнения укрепляют определенные группы мышц, медитация укрепляет человеческий мозг. Впрочем, эти результаты неудивительны: изменения в работе мозга обнаружены у математиков, жонглеров, музыкантов и лондонских таксистов (им необходима прекрасная зрительная память, чтобы ориентироваться в лабиринте улиц города). «Если вы занимаетесь каким-то делом двадцать лет подряд, восемь часов в день, – объясняет нейробиолог Стивен Косслин, – то в вашем мозгу непременно произойдут изменения». Тем не менее ученый признает, что его чрезвычайно удивляют некоторые способности мозга монахов.

Пока Дэвидсон и его коллеги проводили эксперименты в городе Мэдисон, штат Висконсин, нейробиолог Клиффорд Сарон и его коллеги работали на горной вершине, в двух часах езды к северу от Денвера, штат Колорадо. Там, под главным залом медитационного центра Шамбала, расположена научно-исследовательская лаборатория. Сарон – профессор Калифорнийского университета в Дэвисе и директор проекта «Шаматха» («Шаматха» на санскрите означает «безмятежность»), одного из самых продолжительных научных исследований медитирования. Этажом выше тридцать студентов проходили интенсивный трехмесячный курс медитации под руководством наставника, Алана Уоллеса. Уоллес родился и вырос в Южной Калифорнии, в конце 1960-х годов совершил паломничество в Дхармасалу, многие годы был буддийским монахом в Тибете, получил степень доктора теологических наук в Стэнфордском университете, а в настоящее время, вернувшись на юг Калифорнии, руководит Институтом изучения сознания в Санта-Барбаре.

В лаборатории Дэвидсона сделан ряд впечатляющих открытий при исследовании монахов, которые провели в медитации десятки тысяч часов. Проект «Шаматха» пользуется схожими исследовательскими методами – электроэнцефалограммы и психологические тесты, но изучают здесь не опытных медитаторов, а группу из шестидесяти учеников. Идея заключается в использовании разума новичков в качестве точки отсчета для оценки воздействия медитации на мозг и лучшего понимания того, что происходит в головах испытуемых. Покинув центр, некоторые студенты продолжат регулярно медитировать, а другие отойдут от этой практики. Повторное тестирование проводится через определенные промежутки времени – программы, необходимые для проведения экспериментов, загружают в лэптопы и рассылают испытуемым. (В проекте заложено немало денег на почтовые расходы.)

Цель Сарона и его коллег – измерить долгосрочный эффект, оказываемый медитацией на здоровье, настроение и способность к сосредоточению. Проект «Шаматха» продолжается уже пять лет из запланированных десяти и показал интересные результаты. В тестах на восприятие и внимание испытуемые демонстрируют повышенную способность противостоять отвлекающим факторам (то, что психологи именуют «усиленным торможением ответных реакций»), а также необычную сосредоточенность и внимательность при участии в «скучных» экспериментах. Испытуемые также отмечают увеличение способности к адаптации и самоконтролю. Эти наблюдения подтверждают результаты клинических испытаний, проведенных ранее. Проект «Шаматха» в силу своей долгосрочности и охвата испытуемых способен точнее оценить преимущества продолжительной медитации.

Удивительны и результаты исследования образцов крови, отбираемых через регулярные промежутки времени для проверки уровня внимания и длины теломер. Теломеры – это концевые участки хромосом, предохраняющие хромосомы от изнашивания или повреждений (примерно как пластиковые наконечники шнурков). При делении клетки копируются участки хромосом, несущие информацию, а сами теломеры укорачиваются. Деление клетки прекращается, когда теломеры становятся слишком короткими. Ученые считают, что сокращение теломеров способствует старению, что замедление этого процесса может продлить жизнь. Результаты проекта «Шаматха» показывают, что тела испытуемых вырабатывают больше теломеразы – фермента, который образуют теломеры. Иными словами, на клеточном уровне медитаторы стареют медленнее.

Ученые, исследующие медитаторов, неоднократно отмечают улучшение их физического состояния. По окончании эксперимента участники, медитировавшие восемь недель, демонстрировали повышенную сопротивляемость гриппу. Это исследование может принести пользу не только тем, кто боится уколов. Немногим случается провести несколько недель с лучшими в мире учителями медитации, монахами становятся единицы. Однако же исследования иммунной системы показывают, что даже месяц занятий медитацией не проходит бесследно. Экспериментаторы, изучающие людей, прошедших восьминедельный курс программы по снятию стресса на основе медитации, отмечают повышенную активность левой передней доли мозга и приподнятое настроение участников программы. Объем кратковременной памяти растет за счет того, что осознавание предполагает постоянную, пусть и незначительную, сосредоточенность на собственном разуме, а это требует воспроизведения в памяти мимолетной информации о его предыдущих состояниях. (Попробуйте провести эксперимент: вспомните, о чем вы думали, когда в последний раз отвлекались. Скорее всего, отвлеклись вы всего несколько секунд назад, но удалось ли вам что-то вспомнить?) На поддержание внимания медитаторы тратят меньше усилий, чем те, кому это искусство незнакомо. К тому же медитация улучшает способность к восприятию – тогда в распоряжении ума остается больше энергии, и он может переключиться на что-то другое.

Иными словами, субъективные преимущества медитации сопровождаются физиологическими изменениями мозга. Эти изменения способствуют развитию других когнитивных функций, таких, как память и внимание, укрепляют эмоциональное равновесие. Вдобавок эти изменения долговременны, они не проходят сразу. Впрочем, вместо того, чтобы принять на веру мое заявление о том, что эти методы помогут вам справиться с отвлекающими факторами и разочарованиями жизни онлайн, давайте взглянем на людей, которые постоянно пользуются социальными сетями, но не испытывают при этом никаких негативных последствий. Они проводят много времени онлайн, не поддаваясь влиянию обезьяньего ума. Они поддерживают связь с информационными технологиями, но от Интернета не зависят и обладают уникальным взглядом на электронный бич современности.

Познакомьтесь: монахи-блогеры. Это посвященные в духовный сан буддисты, которые долгие часы проводят в учебе и медитации, а также публикуют обучающие видео на YouTube, пишут сообщения в блогах, на форумах, в сетях Facebook и Twitter – так они делятся знаниями с окружающими. Некоторым позволено вести светскую жизнь и иметь семью, другие обитают в джунглях Азии или в монастырях. Все они – адепты древней дисциплины, которая обещает найти спасение от суетных желаний, отвлечений и забот. Тем не менее современные технологии монахам не чужды.

Каждая религия использует Интернет для распространения информации среди верующих, привлечения любопытствующих, ведения диалога с представителями других конфессий, а также для организации благотворительных мероприятий, паломничеств, служб, наставничества, проповедей и обучения. Буддизм не является исключением. Эту религию исповедуют около 350 миллионов человек по всему миру. В таких странах, как Таиланд и Япония, буддизм занимает основное место в национальной культуре и самоопределении. Монахи совершают богослужения в храмах, которые свыше тысячи лет не закрывали двери для прихожан. Хотя буддизм имеет глубокие национальные корни, в XX веке сангха (община буддийских верующих) стала более мобильной и многонациональной. Многие изменения произошли в результате войн и революций. Во времена холодной войны коммунисты закрыли монастыри в Тибете, Вьетнаме и Камбодже. Монахи (включая Далай-ламу) присоединились к огромному количеству эмигрантов, хлынувших в Европу, Австралию и Северную Америку. Тибетские школы нашли свое пристанище в Индии: в последние пятьдесят лет общины Дхармасала и Намдролинг приобрели статус мировых центров буддизма. (В целом ситуация выглядит примерно так: представьте, что Англия потерпела поражение во Второй мировой войне, и спасшиеся профессора Оксфордского и Кембриджского университетов заново основали родные учебные заведения в канадских Скалистых горах).