Текст книги "Восьмой детектив"

Доктор помассировал руку: письмо занимало уже четыре страницы. Он хотел закончить до темноты и снова взял ручку.

«Лили, мне очень больно сообщать тебе ужасную правду. – Он вздохнул, размышляя, не все ли ему равно. Даже на пороге смерти честно все рассказать стоило огромных усилий. – Уже много лет я тебя оберегаю. Мы все тебя берегли. Конечно, Лорен знала. Я ей сказал. А Вайолет открылась Бену. Но мы решили, что правда тебя сильно ранит. Поэтому мы скрыли все от полиции. Даже юный Уильям догадался, когда нашел то кольцо с бриллиантом в кармане Мэтью. Он мог бы тебе рассказать, если бы Рэймонд его не увез. Что ж, теперь ты достаточно взрослая, чтобы решать сама. Поступай так, как считаешь правильным».

Он хотел закончить чем-то обнадеживающим. Лучше ничего не нашлось.

«Твой Годвин Лэмб».

Он положил ручку и с грустью посмотрел в темноту за окном. Потом зашелся кашлем и долго не мог его унять. Затем он пошел в ванную, а рядом с его подписью осталось пятно ярко-красной крови.

– Вот так, – сказала Джулия. – И вы снова не заметили, что развязка не та.

Грант отвел взгляд.

– Моя память намного хуже, чем я думал.

– И, наконец, мы подходим к минувшей ночи. – Грант отвернулся, и Джулия теперь разговаривала с его ухом. – Я вернулась в отель в полной уверенности, что моя догадка верна. Мы прочитали шесть рассказов, и в каждом я изменила концовку, причем у некоторых – существенно. А вы ничего не заметили. Двадцать лет – долгий срок, но хотя бы один рассказ вы должны были помнить. Наверняка у вас был любимый рассказ. Но все же я решила продлить кредит моего доверия вам. У нас оставался последний рассказ – следовало провести последнюю проверку.

Грант снова повернулся к ней.

– И что вы сделали?

– На этот раз мне показалось недостаточным просто изменить концовку. Вместо этого я вообще выбросила оригинальный рассказ и написала новый ему на замену. Я просмотрела вашу «Комбинаторику детектива», выбрала одну из описанных там структур и написала собственную историю. Я работала почти всю ночь, и к утру у меня был готов абсолютно новый рассказ. И вы обсуждали его со мной так, будто вы его автор.

– Тот самый, что мы читали пару часов назад?

Джулия кивнула.

– Лайонел Мун, мертвый детектив. Эту историю написала я.

– И что за рассказ вы заменили?

– Он был короче других. В нем действуют двое детективов. Оба известные сыщики-любители. Они расследуют странные происшествия в здании, где некогда располагался приют Святого Варфоломея, а теперь якобы обитают привидения.

– Как их зовут?

– Юстас Аарон и Лайонел Бенедикт. Один из них верит в сверхъестественное, а другой нет, поэтому они договариваются провести ночь на чердаке, чтобы выяснить, кто прав. Они расставляют раскладушки и в ожидании заката варят какао на керосинке. Здание заброшено. Через некоторое время они чувствуют запах дыма. Они видят трещину в стене, через которую на чердак попадает дым из дымохода, и понимают, что внизу кто-то разжег огонь. Комната постепенно заполняется дымом. Они пытаются выбраться, но обнаруживают, что дверь заперта, а ключ исчез. Они не слишком беспокоятся, полагая, что огонь скоро прогорит. Разбивают окно. Зовут на помощь, но приют находится слишком далеко от деревни.

– Чем все заканчивается?

Лайонел Бенедикт стоял у окна. Он чувствовал, как за спиной растет облако дыма.

– Не пролезу, – произнес он, глядя на дыру в стекле. Она была размером с кулак. Все окно по диагонали было меньше фута. Он выбил остатки стекла, порезав пальцы. – Все равно не пролезу. – Он повернулся к приятелю. – Тебе не интересно? Мы можем тут погибнуть.

Юстас Аарон смотрел в зеркало изящного голубого туалетного столика. В задымленной комнате это был единственный предмет мебели, не считая раскладушек, которые они притащили с собой. Столик был то ли старый – тех времен, когда их делали неудобными, – то ли детский. Ему приходилось нагибаться, чтобы рассмотреть свое лицо.

– Я скажу больше, Лайонел. Мы здесь точно умрем, это неизбежно. Дым все прибывает. Я пытаюсь свыкнуться с этой мыслью.

Лайонел наблюдал, как его младший товарищ изучает черты своего лица – грозный взгляд, зубастую ухмылку, – словно ищет в них итог прожитой жизни.

Лайонел повернулся к трещине в стене. Она шла от пола до потолка, разделяясь на многочисленные ветви. Будто дерево зимой. Дым шел из всех щелей, и заткнуть их все было невозможно. Лайонел закрыл глаза. Мысль о собственной смерти ужасала его.

– Тут есть запертый ящик, – бросил Юстас через плечо. – Закрытый ящик в заброшенном доме. Вот она, наша последняя загадка. Ты поможешь мне ее решить?

Лайонел подошел к своему другу, и вместе они стали пинать туалетный столик, так что он неуклюже завалился на бок и запертый ящик удалось вытащить. Внутри оказалась темно-синяя картонная коробка.

– Может, это ключ, – сказал Лайонел.

Юстас поднял коробку и, услышав, как в ней что-то гремит, покачал головой.

– Конфеты, – предположил он и снял крышку, чтобы проверить свою догадку.

Конфеты были сделаны в виде фруктов, и хотя покрылись налетом от времени, но не ссохлись, и каждая в своей ячейке выглядела соблазнительно, до неприличия аппетитно.

– Хочешь?

– Им, наверное, лет двадцать.

На лице Лайонела было написано отвращение, и Юстас положил коробку обратно в ящик, взяв одну конфету для себя.

– Я, пожалуй, не буду, – сказал Лайонел. – А вдруг отравишься.

Юстас рассмеялся, будто Лайонел удачно пошутил, и откусил половину конфеты. Лайонел смотрел, как его товарищ ест, и ждал, что он что-нибудь скажет. Когда ответа не последовало, он устало произнес, словно только чтобы заполнить тишину:

– Юстас, я должен тебе сказать. Это я зажег огонь внизу. Я надеялся выкурить нас отсюда, чтобы не пришлось заканчивать расследование. Я думал подпустить таинственности. Должно быть, кто-то увидел меня и решил запереть нас внутри. И он не хочет, чтобы мы вышли отсюда живыми.

– Я знаю, кто это, – ответил Юстас, доедая конфету. – Я уже вычислил его.

И хотя Лайонел Бенедикт был на волосок от смерти, он все равно ощутил острый приступ зависти. Он отвернулся от друга и стал рассматривать конфеты, гадая, нет ли подсказки на коробке. Из-за дыма он уже не мог различить ее цвет даже на расстоянии вытянутой руки. Найти ничего не удалось. Тогда нехотя он взял одну конфету и откусил. У начинки был вкус вишни.

– Ты все еще не веришь в призраков? – спросил Лайонел.

Он пытался отвлечь друга, чтобы выиграть время и разгадать загадку самому.

– Нет, не верю. А ты веришь, Лайонел? Даже после этого? – Юстас иронически улыбнулся. – Ты разве не убедился, что жизнь бессмысленна и жестока?

Лайонел подошел к окну и выплюнул конфету сквозь поток выходящего дыма. Он наблюдал, как снаружи скапливаются серые дымные облака.

– Ровно наоборот.

– Ну конечно. – Юстас пожал плечами. – Надеешься еще вернуться.

Лайонел покачал головой. Он порылся в карманах и нашел свою фотографию из журнала, которую хранил на случай, если кто-то попросит. Он закрыл глаза и выкинул ее в окно – спасти хоть малую часть себя. Свежий воздух заполнил его легкие, но стоило ему вдохнуть снова, как он наглотался дыма и закашлялся. Он заковылял к Юстасу.

– Голова кружится, думать не могу. Скажи, кто это. Кто закрыл нас здесь умирать?

– Это я. – Юстас пожал плечами. – Я хотел быть уверен, что мы останемся на всю ночь и решим загадку. Поэтому я запер дверь и выкинул ключ. А утром бы нас спасли.

– К утру мы уже умрем.

– Да, от удушья. Я же не знал, что ты разжег огонь внизу, когда я нас запер. Не повезло.

– Но где ключ? – Лайонел схватил друга за грудки.

– Нет ключа, – ответил Юстас. – Я закинул его в щель под дверью. До него ярда четыре, не больше, но мы не дотянемся. – Он улыбнулся, словно это было смешно.

Лайонел подошел к двери, лег на пол и заглянул в щель. Отсюда было видно ключ, лежавший на второй ступеньке лестницы, которая вела вниз. Юстас был прав: достать невозможно. Он еще раз потряс дверь, но она была все такой же огромной и неподвижной. Она была сделана из дерева и усилена металлом.

– Дурак, – сказал Лайонел, вставая на ноги. – Это ты виноват.

Юстас протянул руку к перекошенному зеркалу на туалетном столике и повернул его так, чтобы Лайонел увидел свое отражение.

– И ты тоже, – произнес он, закашлявшись.

Оба они умерли несколько часов спустя. К этому времени вся комната заполнилась густым дымом, а они стали кашлять черной мокротой. Ночь была безлунной и темной. Их нашли на следующее утро с разбитыми до крови руками: так долго они колотили в дверь.

– Понятно, – сказал Грант, возвращаясь в реальность. – Таким образом, Аарон и Бенедикт – подозреваемые, убийцы, жертвы и детективы одновременно. Это другой предельный случай. Диаграмма Венна для него – просто один круг.

– Да. И он совершенно не похож на рассказ, написанный мной, который мы с вами читали утром. Вы лгали сегодня и лгали предыдущие два дня. Вы все еще будете отрицать это, даже после всего, что я рассказала?

Грант соскользнул с камня на землю. Теперь он стоял перед ней, засунув руки в карманы.

– Разве это что-то изменит? Вы убеждены в своей правоте.

– Доказательства слишком убедительны.

Он покачал головой.

– И что теперь?

– Я хочу, чтобы вы рассказали правду. Тогда я вернусь домой. Публикация книги, разумеется, отменяется.

– Отменяется?

Джулия кивнула.

– А чего вы ждали? Я договаривалась с Грантом Макаллистером, а не с вами.

– Вы обратитесь в полицию?

Она покачала головой.

– Я не знаю, куда пойти с таким обвинением. Кроме того, я не знаю местного языка.

Грант вздохнул.

– В таком случае я больше не вижу смысла что-то отрицать. Я не Грант Макаллистер, и я не писал этих рассказов. Наверное, вы захотите узнать, кто я?

Солнце скрылось за облаком, на поляну упала тень, и пространство ожило, наполнившись птичьим многоголосьем.

– Я знаю, кто вы, – ответила Джулия. – Вас зовут Фрэнсис Гарднер.

Стоявший напротив нее мужчина отпрянул и наткнулся спиной на камень.

– Но как вы узнали?

– Этот остров хранит воспоминания, даже если вы – нет. Старик, который владеет отелем, где я остановилась, с удовольствием поболтал со мной сегодня утром. Он рассказал о двух иностранцах, поселившихся когда-то в коттедже у моря, прямо у дороги, что ведет к церкви. Они были неразлучны, почти неотличимы друг от друга, пока один из них не умер. Старик не смог назвать мне имя, но я видела портсигар у вас на кухне. И я проверила надгробия на кладбище, куда вы ходите каждый день. Там есть лишь одно английское имя.

– Фрэнсис Гарднер.

– И дата смерти. Десять лет назад, здесь, на острове. Только на самом деле это был не он, верно?

Фрэнсис покачал головой.

– Там Грант Макаллистер. Хотя в каком-то смысле Фрэнсис тоже умер в тот день. С тех пор я не использовал это имя.

– Тогда кто вы? И что связывало вас с Грантом?

– Я был математиком. Мы познакомились много лет назад на конференции в Лондоне. После этого мы некоторое время поддерживали связь. Он был в Эдинбурге, а я в Кембридже. Сначала мы общались как коллеги, но потом общение переросло в нечто большее. – Фрэнсис пожал плечами. – Его брак был фальшивкой, и однажды он сбежал и переехал сюда. Это было сразу после войны. Я все обдумал и решил последовать за ним.

– Значит, вы были не просто друзьями?

– Да. Я любил его. А он любил меня.

– Настолько, что, когда он умер, вы присвоили его имя, личность и, не сомневаюсь, деньги?

Грант пристально посмотрел на нее.

– На что вы намекаете?

– Вопрос напрашивается сам собой. Вы убили его?

– Убил его? Нет. Боже правый, нет. Все было совсем не так.

– Так что случилось?

Из-под сени деревьев вышли двое мужчин. Оба были одеты слишком строго для прогулки в такой ясный и теплый день. Перед ними, ярдов на тридцать, до самого края скалы простирался травянистый склон, а за ним блестело холодное море.

Мужчина помладше положил руку на плечо своему спутнику.

– Этот вид стоит того, чтобы сюда забраться, не так ли?

Грант кивнул.

– Пойдем к самому краю, раз уж мы так далеко забрались.

Он двинулся вперед. Фрэнсис последовал за ним, придерживая шляпу: ветер на такой высоте был непредсказуем.

– Но не слишком близко, Грант, иначе не хватит места для покрывала.

В другой руке он нес плетеную корзину, а под мышкой скрученное покрывало персикового цвета.

Грант некоторое время созерцал устрашающее дыхание моря, затем вернулся к своему спутнику, который расчищал площадку от камней, пинками отправляя их вниз.

– Помоги мне, – сказал Фрэнсис, повернувшись к Гранту.

Он взялся за один конец покрывала и встряхнул его, чтобы расправить. Ветер подхватил его и закрутил в узел. В это мгновение все выглядело так, будто Фрэнсис бросил Гранту ведро с краской. Тот поймал второй конец, нашел углы и развел руки в стороны. Вместе они аккуратно расстелили покрывало на траве, сняли ботинки и придавили ими углы.

Грант уселся спиной к морю, а Фрэнсис – лицом.

– Ты не хочешь смотреть на море?

Грант покачал головой.

– Я буду смотреть на деревья. И на город, хотя его почти не видно. В этом разница между нами, Фрэнсис. Мне нравится смотреть на то, что принадлежит мне, а тебе – на то, что недосягаемо.

– Меня ты тоже включаешь в список того, что тебе принадлежит? – Ветер выл так громко, что ему приходилось кричать, и вопрос прозвучал риторически. – У тебя с утра лирическое настроение.

– Здесь холодно. – Грант нахмурился.

Фрэнсис подсунул край шляпы под угол одеяла, прижатый ботинком, и она тут же начала хлопать на ветру, будто крышка кастрюли. Сняв пиджак, он протянул его Гранту, и в этот момент тонкую ткань едва не унесло ветром. Грант просунул руки в рукава.

– Спасибо.

Фрэнсис выложил на покрывало баночку меда и хлеб. Он отломил кусок, достал вареное яйцо и передал Гранту, а себе достал еще одно. Грант взял яйцо, резко стукнул им о край наручных часов и начал чистить.

– Спасибо, – сказал он.

Они ели молча. Грант сидел близко к краю скалы и просто кидал скорлупу за спину, а ветер подхватывал ее и уносил в море. Фрэнсис аккуратно складывал скорлупу в пустой бокал. Он как раз собирался отцепить с пальца одну особенно прилипчивую скорлупку, как вдруг услышал сзади громкий треск. Земля задрожала, и бокал опрокинулся. Фрэнсис досадливо цокнул языком и вернул бокал в прежнее положение, словно ставя точку. Но вслед за этим прямо из-под земли под ним раздался ужасный скрежет, мгновенно переросший в грохот.

В недоумении он поднял глаза и понял, что происходит. Словно ломоть хлеба, от скалы отделился кусок шириной в два ярда и начал падать. И Грант падал вместе с ним: на его лице мелькнуло удивление, и он пропал из виду.

Фрэнсис моргнул, силясь осознать случившееся. Обрыв теперь проходил ровно посередине под их покрывалом, и половина его сперва повисла над пропастью, как спущенный флаг, а в следующую секунду ветер снова взметнул ее вверх. Тогда, опомнившись, Фрэнсис бросился к самому краю скалы. Прежде чем посмотреть вниз, он зажмурился, у него в голове крутилась единственная абсурдная мысль: «Он уже не падает, уже не падает». Но шок исказил его чувство времени, и, когда он открыл глаза, Грант все еще падал, вращаясь в воздухе. Пара ботинок и недоеденное яйцо падали рядом, и над его головой словно зависла шляпа Фрэнсиса. На отдаляющемся лице Гранта застыла гримаса ужаса. Действительно ли их взгляды встретились или это просто был обман зрения?

Сначала в воду обрушились обломки скалы, и морская гладь взорвалась тысячей белых брызг, так что Грант мигом позже словно приземлился на мягкую подушку, и тем чудовищней было увидеть, как его тело переломилось пополам.

– Это ужасно, – сказала Джулия.

– Да, это опустошило меня. – Фрэнсис смотрел на ближайшее дерево, но словно не видел его. – В городе слышали обвал, так что меня ни в чем не подозревали. Это был несчастный случай, каприз судьбы. Я в точности рассказал полиции, что случилось. То ли они не поняли меня, то ли я не понял их, но когда я услышал сообщение об этом происшествии, в нем говорилось: трагически погиб Фрэнсис Гарднер.

– А Грант Макаллистер остался в живых.

– Видите ли, у меня в пиджаке лежал бумажник с удостоверением личности. А когда Грант погиб, на нем был мой пиджак. Так что они приняли его тело за мое. Сначала я хотел рассказать им, что это ошибка.

– Но потом вы придумали кое-что получше?

– Казалось, можно все оставить как есть. Мы жили на деньги Гранта, своих у меня не было. Примерно раз в месяц дядя присылал ему содержание. Все, что надо было делать Гранту, – это время от времени писать ему. Я достаточно хорошо умел подражать его почерку.

– Так вы стали Грантом Макаллистером?

– И жил на его деньги, да. Но я уверен, что Грант одобрил бы это.

– А как насчет книги?

Фрэнсис виновато посмотрел на нее.

– Когда вы написали, что ваш коллега нашел старый экземпляр «Белых убийств» и хочет опубликовать их, я не смог преодолеть искушение. Денег Гранта сейчас уже не хватает. Кроме того, я так давно живу под его именем, что это показалось мне само собой разумеющимся. Да и что плохого, если мне будет на что жить?

Джулия проигнорировала его вопрос.

– И вы никогда прежде не читали эти рассказы?

– Нет, и это была единственная проблема. Я знал, что он написал несколько рассказов. Но когда Грант переехал сюда, «Белые убийства» он с собой не взял. И никогда не выражал желания раздобыть хотя бы один экземпляр. Думаю, тот факт, что никто не захотел опубликовать его книгу, больно ранил его. В какой-то момент он мечтал о том, что литература принесет ему славу и деньги.

– Вы в самом деле думали, что это сработает?

– Боюсь, что так. – Фрэнсис пнул камешек. – Мы много лет жили вместе и обсуждали практически все математические работы Гранта. Включая его статью о детективных историях. Я хорошо знал все его математические идеи и подумал, что в остальном смогу блефовать. Я же не знал, что вы будете копать так глубоко.

– Да, – Джулия подняла свою сумку, – вы многого обо мне не знаете. – Она перекинула ремешок сумки через плечо и отряхнула с нее пыль. – Прежде чем я уйду, у меня к вам последний вопрос.

Фрэнсис кивнул.

– Задавайте.

– Чтобы пазл сложился, мне не хватает единственного кусочка. Белое убийство. Зачем Грант поместил в свою книгу столько отсылок к этому преступлению? Вы действительно ничего не можете сказать по этому поводу?

Фрэнсис пожал плечами.

– Мы никогда это не обсуждали. Но я знал Гранта и знаю его чувство юмора. – Он потер шею. – Это почти наверняка была шутка. Временами он впадал в мрачное настроение. Это было бы в его духе – вставить эти отсылки просто так, чтобы развлечь себя. Чем циничнее, тем лучше. Таким он был человеком. – Фрэнсис вздохнул. – Я бы не стал искать во всем этом глубокий смысл. Это ложный след, вот и все.

– Понимаю. – Джулия улыбнулась. – Что ж, это радует. – Стоя на краю поляны, она немного поколебалась и сказала: – Думаю, мы видимся в последний раз, Фрэнсис. Некоторые наши беседы доставили мне удовольствие, но лучше бы мы не встречались вовсе.

И она ушла.

Первый эпилог

Полчаса спустя Джулия Харт уже была в отеле и поднималась по плохо освещенной лестнице в свой номер. Она вошла в полутемную комнату, чувствуя себя победительницей. План сработал: она вывела на чистую воду человека, который хотел ее обмануть. И, будто празднуя свой триумф, она распахнула ставни и впустила в комнату сияние дня. На противоположной стене возник идеальный квадрат чистого белого света.

Пейзаж оживал: у сказочно синего моря и белых плит набережной появлялись фигуры людей. Самая жаркая часть дня осталась позади, и жизнь возвращалась в городок. Джулия отступила на два шага от окна и села на кровать, чувствуя, как вымоталась за последние дни. Она легла на спину, скинула туфли и почти сразу заснула, убаюканная объятиями солнечного света.

Через двадцать минут она очнулась и поняла, что плакала во сне, на коже чувствовались соленые следы. Она накрыла лицо уголком простыни – треугольник белого хлопка невесомо лег на ее веки – и подождала, пока солнце через ткань высушит остатки слез.

Затем она заставила себя сесть.

На столе рядом с кроватью лежал ее экземпляр «Белых убийств» в кожаном переплете. Джулия положила книгу на колени и раскрыла ее. Примерно полгода назад она получила ее в комнате похожего размера с почти такими же кроватью и окном. Но тогда небо застилали серые облака, а единственным, что можно было увидеть снаружи, был сидящий на фонаре голубь. В той комнате, в маленьком доме в Уэльсе, где она провела детство, умирала ее мать. Джулия сидела рядом, держа ее за руку.

– Ты должна кое-что знать. – Дыхание матери было сиплым и прерывистым: всю свою жизнь она курила, и это в конце концов разрушило ее легкие. – Подай, пожалуйста.

Она указала на неприметную книгу на полке рядом с кроватью. Джулия встала и взяла переплетенный в кожу томик с названием «Белые убийства». По плотным страницам и широким полям она поняла, что это частное издание. Она сама была писательницей и опубликовала уже три любовных романа. Джулия передала книгу матери, и та, раскрыв ее на титульном листе, провела пожелтевшим пальцем по имени автора.

– Грант Макаллистер. – Она закашлялась. – Этот человек – твой отец.

Слезы подступили к глазам Джулии. Ей всегда говорили, что отец погиб на войне, когда она была совсем маленькой.

– Он еще жив?

Мать закрыла глаза.

– Не знаю. Может быть.

– А где он живет?

– Прости. – Мать покачала головой. – Он бросил нас, когда ты была маленькой. – Она сжала руку дочери. – Возможно, он не захочет видеть тебя.

Джулия на секунду задумалась, а затем прошептала, так чтобы мать не услышала:

– Пожалуй, у него не будет выбора.

На следующий день после похорон матери Джулия разработала план. Она достаточно хорошо разбиралась в детективной литературе и сочинила письмо Гранту от имени специализированного издательства, в котором заинтересовались сборником его рассказов «Белые убийства». Себя она назначила редактором и подписалась своим вторым именем – Джулия. Придумать остальные детали тоже не составило труда: ее котов звали Виктор и Леонидас, а название издательства – «Печать смерти» – было просто каламбуром.

Через несколько недель пришел ответ: Грант спрашивал о денежной стороне вопроса. От имени Виктора Джулия пообещала ему столько, сколько он попросит, если только он согласится встретиться с ней. Грант предложил ей приехать на остров. Тогда Джулия сделала копию книги в виде машинописной рукописи и отправилась в путь. Она собиралась несколько дней понаблюдать за Грантом, пока они вместе будут работать над текстом, чтобы решить, как поступить дальше: уехать или во всем признаться.

Так она и оказалась здесь, в этом мрачном гостиничном номере. Но в итоге выяснить удалось, только что ее отец уже десять лет как мертв. Она открыла титульную страницу «Белых убийств» и провела пальцем по его имени. Грант Макаллистер. Разочарование всей тяжестью обрушилось на нее. Джулия осознала, что сейчас она ничуть не ближе к отцу, чем в тот момент, когда впервые увидела его имя. Она никогда с ним не встретится, и все, что она знает о нем, сводится к этим рассказам. Но по крайней мере она поняла, почему он оставил их с матерью и уехал жить на этот остров. Вовсе не для того, чтобы сбежать от нежеланной дочери, как она боялась, а для того, чтобы открыто жить с другим мужчиной. Придется довольствоваться этим слабым утешением.

На ближайшую крышу опустилась стая чаек. Это вывело Джулию из задумчивости.

Она закрыла книгу и положила ладонь на обложку. Темно-зеленая кожа была теплой на ощупь. Затем она снова легла и стала слушать крики чаек.

Казалось, что им ужасно больно.