Текст книги "Восьмой детектив"

Вид у Джеймса был беспомощный.

– Скатерть, запачканная рвотой. – Он медленно и слабо вздохнул. – Я забежал в горящее здание, бросил его в огонь и выбежал с героическим видом. Потом сходил домой переодеться.

Шестеро гостей стояли молча. Хелен посмотрела на каждого из них по очереди.

– А затем вы провели остаток вечера, рассказывая мне истории, ни в одной из которых не было и капли правды.

В дверь громко постучали. Скрипнули петли, и из-за двери показалась голова управляющего – Хелен предчувствовала, что он должен появиться к последнему действию. Его бесовская физиономия расплылась в улыбке.

– Прошу прощения, что беспокою вас, мадам, но нам сказали, что мы должны немедленно эвакуировать здание.

Он исчез. Хелен повернулась к своим обвиняемым. Они смотрели прямо на нее. Джеймс нарушил молчание взрывом смеха.

– Что ж, мы все слышали, что он сказал. Мы можем идти.

Все выдохнули. Эндрю взял свой пиджак, Джеймс – шляпу, а Ванесса посмотрела на свои черные туфли, словно думая, как бы сделать их удобнее, и вся компания двинулась к двери.

– Может оказаться, – заметила Скарлетт, проходя мимо Хелен, – что ваша версия будет уже не такой правдоподобной, когда мы все выйдем отсюда.

– Не волнуйтесь, – сказал Грифф, – Гарри действительно был ужасным человеком. Мы оказали миру хорошую услугу.

Он вышел, и Хелен осталась одна.

В какой-то момент Эндрю открыл окно – маленькая диверсия, – и дым постепенно заливал помещение. «Подходящий образ», – подумала Хелен. Она заставила себя надеть пальто и покинула зал. Ресторан был зловеще пуст, когда она спускалась по лестнице и выходила на улицу.

Глядя на пожар, она направилась к магазину. Зрелище было ужасающим. И кому могло быть дело до их трупа в туалете, когда рядом творились такие страсти? Но весь этот ветвящийся мрак, этот пожар был, в сущности, деянием божьим, в то время как убийство было хладнокровно спланировано и совершено людьми. Два события будто охватывали все виды бедствий, как если бы это была не улица в западном Лондоне, а наглядное пособие в воскресной школе. Она смотрела на огонь и чувствовала, что жар омывает и очищает ее.

Четвертая беседа

«Два события будто охватывали все виды бедствий, как если бы это была не улица в западном Лондоне, а наглядное пособие в воскресной школе. Она смотрела на огонь и чувствовала, что жар омывает и очищает ее». – Джулия Харт закончила читать и налила себе вторую чашку кофе.

Грант дважды постучал по столу и спросил сонным голосом:

– Ну что скажете об этом рассказе?

– Каждый из них – убийца. – Держа в правой руке чашку, левой Джулия пролистала страницы рассказа. – Апокалиптическая история, апокалиптический антураж. Мне понравилось.

– Тот случай, когда все подозреваемые виновны.

Джулия кивнула.

– Эта идея уже нашла свое воплощение.

– Притом весьма знаменитое. – Грант зевнул. – Однако для нас это один из вариантов в комбинаторике детектива. Определение допускает, чтобы группа подозреваемых совпадала с группой виновных, так что мы не можем пропустить этот вариант.

– Должна признать, развязка оказалась неожиданной.

– Хорошо. – Он смотрел на нее красными от недосыпа глазами. – В детективных рассказах часто бывает чрезмерно много лжи. Но если все подозреваемые виновны, то они могут лгать обо всем. Безнаказанно.

– Когда я в первый раз читала рассказ, я подозревала Хелен. Она казалась мне, – Джулия поискала слово, – неуравновешенной.

– Снова убийца – детектив? – Грант покачал головой. – Это был бы дешевый трюк – дважды повторять один и тот же прием.

– Но это не противоречит правилам. – Джулия улыбнулась.

Они сидели друг напротив друга за деревянным столом. Между ними стоял большой кувшин с водой, на поверхности которой, словно поплавки, покачивались две половинки очищенного лимона. Сбоку стояла стеклянная банка с крепким черным кофе. Окно у дальнего конца стола было покрыто узором дождевых капель.

Для Джулии это был второй день на острове. Сегодня ее разбудил звук дождя. Чувствуя легкое похмелье, Джулия поспешила к Гранту, по дороге она то и дело переходила на бег. Когда она добралась до коттеджа, Грант стоял снаружи, ел грушу и с кислым лицом смотрел, как дождевые капли плюхаются в море.

– Я не знал, придете ли вы, – сказал он. Его белая рубашка промокла.

– Нам нужно работать. – Джулия подошла к Гранту. – Вы хорошо себя чувствуете?

Он холодно улыбнулся и бросил огрызок груши в сторону моря – тот долетел до берега и упал на гальку.

– Я плохо спал.

Джулия сама едва поспала, но упоминать об этом не стала. Она решила, что с ним нужно быть терпеливой.

– Надеюсь, вчера вы не слишком утомились?

Не ответив, он повел ее внутрь дома.

– Я сварю кофе.

Они расположились на кухне. Джулия наблюдала за ним, гадая, нужно помогать или нет. Когда он поставил чайник на плиту и наполнил водой кувшин, она заговорила:

– Простите, если прошлым вечером я была слишком навязчива. Думаю, это все из-за вина, оно ударило мне в голову.

Грант среза́л кожуру с лимона.

– Ничего страшного, – ответил он, глядя в окно.

Джулия увидела на стекле отражение его лица. Оно совсем не соответствовало словам.

– Простите, я больше не буду задавать личных вопросов. Это было очень грубо с моей стороны.

Грант слишком сильно нажал, и сочная мякоть лимона брызнула из-под лезвия. Капля лимонного сока попала ей на запястье. Она решила сменить тему.

– Может быть, мне начать, пока вы готовите?

Грант повернулся к ней и кивнул.

Когда она закончила читать, по-прежнему шел дождь, но уже совсем мелкий.

– Такая погода мне более привычна, – сказала Джулия. – Вчера мне казалось, что солнце всюду со мной. Давило так, словно у меня пуля в затылке. Не понимаю, как вы это выносите.

– Со временем это ощущение становится частью тебя. Будто это не пуля, а, скажем, опухоль. – Грант усмехнулся. – В конце концов привыкаешь к этому. Должен предупредить, скорее всего, после обеда снова будет солнечно.

– Тогда буду наслаждаться этой погодой, пока можно. – Джулия достала из сумки завернутый в полотенце блокнот: дождь до него не добрался. – Вчера вы перечислили первые три компоненты, которые должны присутствовать в детективной истории.

– Верно. Не менее двух подозреваемых, не менее одной жертвы и – возможно, но необязательно – детектив или несколько детективов.

– Тогда четвертая компонента, видимо, убийца?

После первой чашки кофе настроение Гранта заметно улучшилось. Он снова ухмыльнулся.

– Совершенно верно, и последний рассказ великолепно иллюстрирует это. Виновник смерти или группа виновников. Те, на ком лежит ответственность за смерть жертв. Без этой компоненты не выйдет детективной истории.

– Хорошей уж точно. – Джулия продолжала записывать. – И должен быть по меньшей мере один виновный?

– Да, по меньшей мере один. Если смерть наступила в результате несчастного случая или жертва погибла по своей вине, мы возлагаем на нее ответственность за это и считаем ее виновницей смерти. По этой причине вместо слова «убийца» в определении я использую выражение «виновник смерти». Оно охватывает больше случаев.

– Словесные игры. – Джулия сделала глоток кофе. – И, если судить по четвертому рассказу, в этой группе нет верхнего предела?

– Как такового нет. Единственное обязательное условие – виновник или виновники смерти должны быть элементами группы подозреваемых. В математике это называется подмножеством. Соответственно, виновники смерти должны быть подмножеством подозреваемых, но к этому мы еще вернемся. Таким образом, в качестве виновника смерти может быть раскрыт только такой персонаж, который уже входил в число подозреваемых.

– Такой подход позволяет читателю самому строить догадки о том, кто убийца, что и является определяющей чертой жанра?

Грант кивнул.

– Но, помимо вышеупомянутого условия, на группу виновников смерти не накладывается никаких ограничений. Как мы уже видели, с этой группой могут пересекаться жертвы и даже детективы. Мы также рассмотрели случай, когда ровно один подозреваемый оказался виновником. И мы легко можем представить вариант, когда двое подозреваемых будут виновниками. В четвертом рассказе показан предельный случай, когда все подозреваемые – виновники.

Джулия приложила ручку к губам.

– Тут есть загвоздка. – Она принялась размышлять вслух. – Я согласна, что есть основания утверждать, что виновник или виновники могут быть только из числа подозреваемых, но как быть в случае, когда читатель не знает о каких-то подозреваемых? Например, виновником может оказаться рассказчик истории. Никому и в голову не приходило считать его подозреваемым.

– Хороший вопрос, хотя он и отвлекает нас от математики. Могу ответить только, что подозреваемым следует считать каждого персонажа, если только автор очевидным образом не исключил такую возможность в отношении кого-либо. Например, современный детектив, расследующий преступление вековой давности, явно не годится в подозреваемые.

Джулия записала это.

– Значит, любой, кого читатель может принять за убийцу, должен считаться подозреваемым?

– Совершенно верно. – Грант посмотрел на окно. – Кажется, дождь кончился.

Сквозь мутное стекло Джулия различила море и холмы и представила, что две руки горизонта, которые жонглируют солнцем и луной, замерли в ожидании, обратив ладони к пасмурному небу.

– Подождите минутку, – сказал Грант. – Мне нужно вылить кофейную гущу.

Он взял банку со стола и вышел наружу вылить содержимое в сорняки.

Джулия огляделась.

На подоконнике лежал серебряный портсигар, совсем неподходящий к этой простой обстановке. Джулия взяла его и заглянула внутрь. Он был пуст, но на внутренней стороне крышки она увидела гравировку: «Фрэнсису Гарднеру на окончание колледжа». Джулия нахмурилась и положила портсигар обратно.

Грант вернулся и сел напротив нее.

– Итак, на чем мы остановились?

Она хотела спросить, кто такой Фрэнсис Гарднер, но после вчерашнего опасалась его реакции.

– Не знала, что вы курите, – сказала она.

Грант засмеялся, представив, что такого она могла увидеть в окно, чтобы так странно это истолковать.

– Вообще-то я не курю.

– Тогда зачем вам портсигар?

Он глянул на плоскую серебряную коробочку, о которой совершенно забыл, и Джулия уловила панику, промелькнувшую на его лице.

– Раньше курил, да. Когда был молод. Но он уже давно пуст.

Она кивнула и взяла ручку.

– Итак, мы закончили с определением?

– Да. – Взяв себя в руки, Грант улыбнулся. – У нас есть все четыре компоненты. Мы можем углубиться в детали, когда не будем такими сонными.

– Значит, в комбинаторике детектива рассматриваются различные варианты, когда эти четыре компоненты так или иначе пересекаются? Как в том случае, когда детектив был одновременно убийцей и тому подобное?

– Правильно. Определение достаточно простое, так что количество различных структур относительно невелико. Пересечение компонент задает одни варианты, размеры групп – другие. Так мы приходим и к варианту из четвертого рассказа, когда группа виновников смерти эквивалентна группе подозреваемых.

Рукопись лежала на скамье, рядом с Джулией. Она взяла ее и начала перелистывать.

– Вы заметили, что в нескольких местах, где явно должно было стоять слово «белый», было использовано слово «черный»?

Он поднял бровь.

– Нет, не заметил.

– В одном месте, например, героиня пьет черное вино, – она нашла другую страницу, где подчеркнула несколько слов, – а здесь описывается ясный день и «легкие черные облака».

– Снова намеренные неточности?

Она продолжила листать страницы.

– Далее «фосфоресцирующий черный пес». «Заметный черный пиджак». А еще черная кошка, шерсть которой «потемнела от пепла». Эти описания выбиваются из контекста, но, если поменять черный на белый, все встает на свои места. Вы можете это объяснить?

– Вы и сами можете не хуже.

Джулия задумалась.

– Мы проработали четыре истории и, думаю, уже вполне можем сформулировать общее правило. Когда вы писали эти рассказы, вы добавили в каждый из них что-то, что не имело никакого смысла. Странные детали, несоответствия. И все они словно частички одного большого пазла, разбросанные по всем семи рассказам. Как вам такая гипотеза?

Грант нахмурился.

– Я писал эти рассказы больше двадцати пяти лет назад. О том периоде моей жизни я почти ничего не помню. Но, уверяю вас, эти нестыковки не более чем шутка. Нет никакого пазла, который нужно сложить. Такое я не забыл бы.

– Да, пожалуй. – Джулия зачеркнула что-то в своем блокноте.

Грант потер глаза.

– Ночью мне приснился кошмар. Мы опубликовали книгу, и остров наводнили журналисты. Я уже не смог заснуть после этого.

– Простите, я нарушила ваш привычный образ жизни. Сюда приезжает много туристов?

– Совсем нет. И мне это нравится.

– Наверное, вы радуетесь возможности поговорить с кем-то по-английски?

– Здесь есть несколько человек, которые очень хорошо знают английский.

– Но, полагаю, они не англичане?

– Нет, не англичане. В этом отношении вы как свежий ветер. Так приятно слышать родной акцент. Скажите, – он наклонился через стол и взял ее за руку, – как вы думаете, «Белые убийства» будут продаваться?

Джулия сделала медленный глубокий вдох. Ее лицо было непроницаемо.

– Трудно сказать. Эта книга слишком отличается от того, что мы публикуем.

– А что думает ваш работодатель? Если он отправил вас сюда, значит, он считает, что у книги есть потенциал?

– Виктор – богатый человек. А криминальный жанр – его страсть. Он основал «Печать смерти» не ради денег, а как хобби. Но я думаю, эта книга найдет своего читателя. Она определенно уникальна.

– Надеюсь, – сказал Грант. – Мне неловко говорить об этом, но я на мели. – Он взял чашку с кофе. – Вас часто отправляют в заграничные командировки?

– Никогда, – ответила Джулия. – Но мне было чрезвычайно важно познакомиться с вами.

Выглядело так, будто она хочет добавить что-то еще, но Грант встал и понес свою чашку к раковине.

– Я польщен.

Джулия оглядела тусклую кухню. Здесь давно не прибирались, во всех углах было грязно и пыльно.

– Надеюсь, вы не будете возражать, если я спрошу, на что вы живете здесь? Вы работаете?

Грант вздохнул и покачал головой.

– Мой дед владел заводами. Сейчас дела идут не так хорошо, как раньше, но все же дядя высылает мне содержание каждый месяц.

Джулия отложила рукопись и помассировала руку, которой писала.

– Понятно. – Она снова выглянула в окно. – Если дождь закончился, может быть, нам стоит подышать свежим воздухом, пока есть такая возможность?

[05] Беда на острове Голубой жемчужины

Отец Сары умирал в комнате наверху. Она наблюдала за ним, стоя в дверях. Его голова металась по простыням, лицо искажали страх, боль и изумление. Она будто смотрела на пловца, который барахтается у поверхности, пока где-то под водой его атакует неведомое чудовище.

– Сара, – прохрипел он, когда она принесла ему тарелку супа. – Моя умница.

Большую часть времени она проводила, копаясь в саду, и ждала, когда все это закончится. С наступлением темноты она бродила по комнатам на первом этаже и старалась о нем не думать. Она играла в шахматы по почте – вела сразу три поединка, представляясь мужчиной. Наутро после своей третьей победы она поднялась наверх и обнаружила, что ее отец мертв.

Спустя месяц она узнала, насколько велики были его долги, и вскоре все ушло с молотка: дом, мебель, контора. В двадцать пять лет она осталась ни с чем.

Она полдня просидела в углу холодного ресторана – все еще в траурном наряде, словно черная тень, – составляя письмо с предложением своих услуг в качестве гувернантки. Если не считать помощь отцу, она никогда прежде не работала. «Будет прямо как в “Джейн Эйр”», – убеждала она себя.

Она была образцовой кандидаткой: говорила на четырех языках, умела играть на фортепиано, разбиралась в математике, истории и английской грамматике. Но опускать письмо в почтовый ящик ей все равно было очень страшно.

Миновали две недели, и она встретилась со своим возможным работодателем в комнате с обоями в ромбах. Он приехал в город на день.

– Это не собеседование, – сказал он, садясь за стол с ручкой и листком бумаги. – Просто дружеский разговор.

Она поклонилась, надеясь, что выглядит учтиво.

– Я служил, – начал старый полковник. – Теперь в отставке. Жены уже нет на свете. Только дочь у меня и есть. – Он был из тех людей, что могут вести беседу, только если заняты чем-то еще, – сняв очки, он начал полировать их манжетой. – Меня зовут Чарльз.

– Сара, – кивнула она.

Он приехал на эту встречу после обеда и на всем ее протяжении пытался избавиться от кусочка пищи, застрявшего в зубах, не прикладывая особенных усилий, чтобы это скрыть, – по всей видимости, он был убежден, что усы успешно исполняют роль ширмы.

– Если вы решитесь к нам переехать, мы будем считать вас членом семьи. – Он тщательно выбирал слова. – Генриетта нуждается в компаньонке.

Она снова поклонилась.

Когда они закончили беседу, он взглянул на нее с испуганным видом.

– Кажется, я потерял очки.

Сара взяла их со стола, куда он их положил, и подала ему.

Он жил в ужасно маленькой деревушке на скалистой части побережья. Ей не доводилось жить за городом, но иных вариантов не было – либо так, либо умереть с голоду.

Все ее пожитки уместились в один чемодан.

Ее привезли в дом в самом конце заросшей деревьями аллеи. Чарльз занес ее вещи внутрь, затем провел экскурсию по жилищу. Оно было небольшим и мрачным – деревья загораживали почти весь свет. Но он в этом доме вырос и с воодушевлением вел ее сквозь комнаты, не замечая, что она выше него и ей приходится нагибаться и что косяк каждой двери нависает над ней, будто грозный кулак.

В ее спальне был коричневый ковер, письменный стол и узкая кровать. Когда она подошла к окну, ей стало зябко, зато от вида захватывало дух. Сразу за маленьким садом начинался утес – весь в бурьяне, а чуть дальше – обрыв и гибельное море, блестевшее словно мрамор.

Генриетта, дочь Чарльза, первые недели стеснялась Сары. Но ни разу не пропускала уроков. Поскольку «школ тут нет», как сказал однажды Чарльз, они занимались три часа по утрам и два часа после обеда в комнате с обоями в лошадках-качалках. Ей было почти тринадцать лет, при этом она была весьма начитанна и необычайно сообразительна. Своими зелеными глазами и медной кожей она совсем не походила на отца, и Сара задавалась вопросом, приходилась ли вообще она ему дочерью. Ее мать умерла от малярии, когда девочка была совсем мала.

Сара ничего не знала о детях и общалась с ней как со взрослой. Генриетта расцвела, и девушки крепко сдружились.

Большую часть времени Чарльз был занят работой над своими объемистыми мемуарами о годах, проведенных им в Индии. Работа была утомительной, и зимой он подхватил неизвестную болезнь. Сара ухаживала за ним так же, как за отцом: носила суп в его стылую комнату в мансарде.

Его настигла лихорадка. Когда он был совсем плох, ему удалось внятно произнести только одну фразу. Сара принесла ему воды, и он схватил ее за руку: «Позаботьтесь о Генриетте, если я умру». Она удивилась, что, будучи едва в сознании, он больше всего волновался за дочь: она редко видела их в одной комнате и привыкла думать о них как о двух существах, у которых нет ничего общего. Реакция Генриетты удивила ее не меньше: она стала молчалива и нервничала, обедая с Сарой за одним столом.

За несколько дней до Рождества в самочувствии Чарльза произошел перелом. Он проглотил тарелку супа, сел в постели и заявил, что к нему вернулось здоровье. Сара в тот момент была подле него. Он поблагодарил ее за проявленную доброту и заботу в период его болезни и, все еще небритый и в пижаме, сделал ей предложение – словно всучил подарок.

– Простите, – пробормотала она. – Не думаю, что у нас получится.

Мгновение Чарльз выглядел ошеломленным, но затем вежливо кивнул.

– Понимаю.

Второе предложение было не таким прямолинейным и случилось двумя неделями позже, когда он был прилично одет и хорошо подготовился, – оно было замаскировано в извинениях.

– Сара, я прошу у вас прощения за бестактность, которую проявил пару недель назад. Меня лихорадило. Мысли все еще путались. Неприлично было ставить вас в такое положение.

Ее окатило волной облегчения.

– Однако, – продолжил он, – должен признаться, что сама идея была отнюдь не горячечным бредом, а искренним выражением моих чувств. – Ее облегчение свернулось в горле тугим комком. – Не могу отрицать, что испытываю к вам особенную приязнь. Вы необыкновенная женщина.

Он вынул карманные часы и стал поигрывать с ними, бездумно крутя стрелки.

– Дам вам время обдумать мои слова. – Он облизнул кончик пальца и потер заляпанное стекло над циферблатом. – Думайте сколько угодно. Я лишь боюсь, что однажды ваше присутствие здесь станет для меня слишком мучительным, словно невыполненное обещание. В таком случае для нас обоих будет лучше, если наши пути разойдутся и вы устроитесь на работу в другое место.

Она сочла это завуалированной угрозой, не оставлявшей ей выбора: плохая рекомендация могла лишить ее возможности устроиться хоть куда-нибудь. Они поженились весной. Его седеющую шевелюру пригладили, а ее волосы перехватили на затылке бантом. Он нескладно произнес слова супружеской клятвы. Она, одетая в серо-голубое платье, повторила, будто хмурый попугай. «Или так, или нищета», – думала она.

Наступило лето, и Сара с Генриеттой перенесли свои занятия в летний домик – приземистое строение из дерева и стекла на самой высокой точке сада. Оттуда открывался вид на море. В углу стоял телескоп, подаренный Генриетте на день рождения.

Как-то тихим июньским утром Сара вошла в летний домик и обнаружила Генриетту на корточках возле телескопа, та изучала береговую линию. Девушка услышала, как позади нее щелкнула дверь, и обернулась.

– Сара, иди сюда, смотри. Что-то случилось на острове Голубой жемчужины.

– Что ты там видишь? – Сара подошла к ней.

– Входная дверь распахнута. Она болтается на ветру. Окно разбито, а на траве валяется одежда.

Остров Голубой жемчужины – незыблемая каменная глыба в трех сотнях ярдов от берега – был окружен кольцом острых черных скал, скрытых под водой, поэтому добраться туда на лодке было практически невозможно. Достичь острова можно было только дважды в день во время высшей точки прилива, но лишь в том случае, если знаешь путь между скалами. Когда море отступало, вода уходила сквозь эти каменные зубья, бурля, словно кипяток, поэтому некоторые именовали этот остров Чертовым. Но полковнику это прозвище не нравилось, и он всегда называл остров так, как привык с детства, – островом Голубой жемчужины.

Двадцать лет назад один американский миллионер, сраженный живописным видом, выстроил на нем дом. Но скальная порода оказалась неподатливой, и белое строение, давая осадку, покосилось по всем углам, словно тающая льдина. Дорогой и безрассудный проект позже был заброшен из-за непрактичности и многие годы пустовал. Но, судя по всему, где-то разместили объявление о его сдаче, потому что периодически туда кто-то заселялся. Одно лето в нем провел художник, работавший над серией картин на морскую тему. Семья аскетов умудрилась прожить в нем целый год. Однажды его арендовал военно-морской флот в качестве базы для каких-то учений. Но большую часть времени его окна были темны.

– Там есть какая-нибудь лодка?

Генриетта изучила маленький причал, у которого обычно швартовались лодки.

– Видно кусок отрезанной веревки, но самой лодки нет.

– Откуда ты знаешь, что веревку отрезали?

– Она привязана к столбику, но не достает до поверхности воды. Нет смысла в такой привязи – а значит, веревку отсекли.

Сара погладила ее по голове.

– Ты права. Возможно, там что-то случилось. Все остальное можно было бы списать на чей-то кутеж, но раз лодки нет на месте, значит, произошло что-то другое. Можно взглянуть?

Она поняла, что в доме творится нечто странное, когда пару дней назад заметила прибывающих туда гостей: его обычно снимали те, кто искал одиночества либо единения с природой, а не группы людей, беззаботно болтающих друг с другом. Она гадала, было ли то секретное общество или политическая партия, хотя приехавшие не походили ни на то ни на другое. Они скорее выглядели гостями какого-то званого вечера.

Все началось в среду, когда ко времени вечерней переправы прибыли мистер и миссис Стаббс. Местный рыбак указывал им дорогу, за ним по пятам бежал рыжеватый пес. Сара читала при последних лучах дневного света, сидя в кресле в палисаднике, который граничил с лесистой аллеей, спускавшейся с холма. Аллея вела к небольшой песчаной отмели, где многие держали свои лодки. Она поздоровалась с парой – увидеть здесь кого-то в столь поздний час было большой редкостью, – а они остановились и похвалили ее дом.

– Чудесные края, – сказал мистер Стаббс.

– Так красиво и тихо, – сказала миссис Стаббс.

– Вы на остров? – спросила Сара.

Пока мистер Стаббс рассказывал о цели их поездки, рыбак нетерпеливо топтался за ними, а в ногах у него крутился пес. Стаббсы работали в обслуге, их попросили приехать заранее и подготовить все к прибытию большой группы гостей в ближайшую пятницу. Они были не в курсе, кто приедет и кто именно их нанял. Но знали, что мероприятие будет очень важным.

– Надеемся повидать вас на обратном пути, – добавили они напоследок и ушли.

Гости объявились через пару суток и прибывали в течение всего дня. Они приезжали парами, сжимая в руках желтые листки бумаги – письменные указания маршрута, как предположила Сара. Она провела на улице почти весь день, занимаясь садом, и насчитала восьмерых гостей – мужчин и женщин, пожилых и юных, – при этом все они имели довольно состоятельный вид. Вместе со Стаббсами выходило десять человек. Многовато для такого крошечного острова.

Единственной подсказкой к тому, что их сюда привело, стало имя.

– Этот О. Т. Кин, откуда вы его знаете? – спросил один из гостей у другого, когда они шли мимо.

– А я его и не знаю, – ответил тот.

Больше о том мероприятии ничего не было слышно. Двое суток лил дождь, и ни Сара, ни Чарльз, ни Генриетта в сад не выходили, а вид из дома загораживали рододендроны. Но сейчас при взгляде в телескоп казалось, что всех гостей просто смыло чудовищной волной.

Сара нашла мужа, занятого газетой и кофе, в кабинете.

Листки с его незаконченными мемуарами свисали со стола, отбрасывая на пол длинную тень.

– Нам надо съездить на остров Голубой жемчужины, – сказала она. – Там люди в беде.

Он взглянул на часы, затем на расписание на стене.

– До утреннего отлива всего два часа. Что там за беда?

– Трудно сказать. Но входная дверь открыта, и дом выглядит пустым. Одно из окон разбито.

– Может, постояльцы просто уехали?

– Веревка, которой была привязана их лодка, перерезана.

Чарльз посмотрел на нее так, будто ее мысли были написаны на стекле, прозрачном и хрупком.

– Сара, дорогая моя, ты, как всегда, слишком хорошо думаешь о людях. Скорее всего, у них была вечеринка, они разнесли весь дом и сбежали от ответственности.

– Чарльз, – она глубоко вздохнула, в ее голосе появились нотки презрения, – никто не сбегает, просто разбив окно.

– Что ты имеешь в виду?

– Возможно, они мертвы. Там мог случиться пожар. Отсюда не понять. На газоне валяется одежда.

Позади нее в дверях возникла Генриетта.

– Кто-то из них мог заболеть и заразить всех остальных.

Чарльз встал и с размаху шлепнул газетой об стол, необычно бурно для себя.

– И ты, Генриетта? Я такого не потерплю.

Лицо его помрачнело. Чарльз мечтал о втором браке, словно о взятии фигуры противника в шахматной партии, но вместо этого молодая жена не только одолевала его в большинстве споров, но и приучала к тому же его собственную дочь.

– Одежда на траве может означать какую угодно аморальность. – Мысли полковника омрачились, и он ослабил воротничок. – Если там случилось что-то непристойное, нам лучше отправить на разведку кого-то из местных мужчин. Женщинам там не место.

– Нет времени, – ответила Сара. – Если мы сейчас пойдем за ними в деревню, то пропустим почти весь прилив. Чарльз, мне бы хотелось, чтобы ты съездил туда со мной, но я собираюсь туда прямо сейчас. Генриетта прекрасно управится тут сама.

Он вздохнул. В очередной раз его женщины поставили ему шах и мат.

– Что ж, если надо ехать, давай поторопимся.

– Спасибо.

Он взял револьвер и штормовку, несмотря на то что день был солнечный и безветренный. Они выдали Генриетте бутерброд на обед и книгу, чтобы не скучать, а затем поспешили вниз к песчаной бухте в конце дороги, где они держали свой маленький двухвесельный ялик. Чарльз столкнул его на воду, и они забрались внутрь.

Он рос в этих местах и был ловким мальчишкой, поэтому мог не глядя провести лодку между скал. Этот путь он выучил еще до того, как построили дом, когда дети могли без опаски играть на острове.

– Как думаешь, что нас там ждет? – спросил он, берясь за весла.

– Кавардак, – сказала Сара. – Пожалуйста, дай мне сосредоточиться и запомнить дорогу по воде.

Чарльз ласково усмехнулся, как всегда делал, когда речь заходила о ее постоянных попытках научиться чему-то новому.

– Вдруг мне придется возвращаться одной.

С этого расстояния понять, где под водной поверхностью находятся черные скалы, можно было только по мелкой белой пене, которая растекалась по морской глади. Их простая деревянная лодка легко прорезала ее, как нож режет свадебный торт. Полковник греб не оборачиваясь, он вел свое судно с мальчишеским бесстрашием, ориентируясь на то, что видел за кормой.

«Иногда, – подумала Сара, – в нем все-таки есть чем восхититься».

Маршрут повел их вправо, вдоль той стороны, которую было видно с большой земли, затем вокруг островка к его левому берегу. Позади острова – с той его стороны, которая смотрела на море и оставалась в тени, – тесно стоящие скалы поднимались поразительно высоко, часть их обрывалась срезом, образуя своего рода утес. Отвесная стена из темного камня, обращенная в открытое море, выглядела как повязка на глазу. От подножия утеса к воде вел песчаный откос длиной в несколько ярдов, и уклон здесь был таким, что назвать это место пляжем можно было лишь с большой натяжкой.

Сара, смотревшая вперед, увидела их первой. Два мертвых тела лежали на этом сером клочке песка, усеянном сорняками и водорослями, словно на витрине. Чарльз оглянулся и стер пот с бровей. Он повернулся к Саре, на его искаженном лице явственно читался вопрос.

– Они мертвы, Чарльз. Давай поспешим.

Он снова заработал веслами. Когда они доплыли до отмели, стало ясно, что это тела мужчины и женщины, скрученные под немыслимыми углами, словно их схватило какое-то морское чудовище, отжало, как мокрые купальники, и бросило на песок сушиться.

Сара вытянулась вперед. Она их узнала.

– О боже, это же мистер и миссис Стаббс. Он был так дружелюбен, а она так мила. – Она перекрестилась.