Текст книги "Игры богов"

Наемник разобрал слова почти одновременно с тем, как увидел говоривших. Похолодев, Вазгер замер, прижавшись к обледенелому стволу и стараясь слиться с окружающим его лесом. На берегу вокруг костра сидело несколько воинов, хотя понять это можно было лишь по выставленным напоказ мечам да кожаным шлемам, отороченным мехом. Ни кольчуг, ни лат не было видно, да оно и понятно: неприятеля нет, так для чего же попусту надевать на себя тяжелую броню? А вот принадлежность воинов не вызывала ни малейшего сомнения – все они были золонианами, об этом яснее слов говорила окраска меха на шлемах да знаки различия, навешенные прямо на зимние куртки.

Наемник напрягся. То, что он увидел, могло означать лишь одно: если солдаты короля Сундарама добрались до этих мест, значит, дела Мэсфальда совсем плохи. Отсюда прямиком по Лаане можно подойти к стенам города, причем с такой стороны, где отразить натиск врага защитникам Мэсфальда было наиболее затруднительно.

Впрочем, он наткнулся даже не на передовой отряд, а на обычный дозор, охраняющий участок пути. Вазгер понял это, едва увидел длинную вереницу почти запорошенных снегом следов ног и полозьев саней, тянущуюся по речному льду в направлении Мэсфальда. Воины Золона прошли здесь не позже вчерашнего вечера, иначе следы стерлись бы почти полностью.

Лук, словно сам собой, оказался в руках наемника, зубы стиснули неведомо когда стащенную рукавицу, а пальцы привычным движением наложили стрелу. Только увидев оружие, Вазгер почему-то успокоился. Ему не следовало стрелять, хотя наемник готов был поклясться, что смог бы без особого труда уложить всех пятерых собравшихся у костра воинов раньше, чем те поняли бы, что происходит. Но вот был ли в подобном поступке какой-то смысл? Вазгер не имел права вмешиваться. Сейчас он вне войны, он не принадлежит ни к одной из сторон. Золониан отталкивает его сердце, Мэсфальд же сам изгнал его. Нельзя бороться на оба фронта.

Медленно, очень медленно, Вазгер спрятал стрелу в колчан, а лук вернул обратно в налучье. Далось это ему нелегко, однако, как только руки оказались свободными, наемник ощутил заметное облегчение. Если бы Вазгер не сдержался и перестрелял-таки греющихся у костра воинов, то это, вполне возможно, навредило бы Гайдерису и другим обитателям близлежащих лесных домиков. Мертвецов быстро обнаружили бы, и тогда не обошлось бы без прочесывания леса: а кто знает, что может взбрести в голову разозленным гибелью сотоварищей воинам? Стрелы-то у Вазгера были, как-никак, охотничьи, золониане и выводы бы сделали соответствующие.

Решив оставить все как есть, наемник неожиданно принял решение. Не успев удивиться своему поступку, он отделился от скрывающего его дерева и шагнул на склон, направившись к костру. Воины заметили его почти сразу же. Трое вскочили на ноги, остальные остались сидеть, только повернули головы в сторону неторопливо бредущего по снегу Вазгера. Один из наиболее ретивых даже схватился за меч, но, награжденный язвительными смешками товарищей, быстро выпустил эфес, досадливо вогнав клинок обратно в ножны. Наемник старался не выглядеть ни напуганным, ни смущенным. Он должен был походить на человека, которому до смерти надоело бродить по заснеженному лесу, которого интересуют и одновременно раздражают греющиеся у костра на берегу реки воины. Он должен был перевоплотиться в охотника, вот уже долгое время выслеживающего зверя, замерзшего и теперь злящегося на этих золониан, которые, возможно, распугали всю дичь одним своим появлением.

– Что надо, старик? – незлобливо поинтересовался один из сидящих, когда Вазгер подошел достаточно близко. Никому и в голову не могло прийти, что под личиной охотника скрывается изрядно постаревший, но все еще грозный воин.

– День добрый, сынки, – ответил наемник со скрытой горечью: так он еще ни к кому не обращался. Но внешне Вазгер ничем не выдал терзавших его чувств. – Присесть позволите?

– Конечно, папаша, о чем разговор! – хмыкнул все тот же воин, что заговорил первым. Подождав, пока Вазгер поудобнее устроится у огня и не рассядутся все остальные, он повторил свой вопрос:

– Так чего тебе надо? И кто ты вообще такой?

– Кто, кто… – не слишком любезно ответил наемник. – Егерь, кто ж еще, Гайдерисом зовут.

Уже произнося эти слова, Вазгер понял, что дал промашку. Если бы хоть один из воинов знал настоящего хранителя охотничьего домика, для наемника это могло закончиться плачевно. Рука наемника незаметно и как бы невзначай скользнула к поясу и остановилась у самой рукояти тяжелого охотничьего ножа. В случае чего Вазгер мог бы выхватить его в считанные мгновения. Но, по счастью, золониане и слыхом не слыхивали о Гайдерисе, а потому ничего дурного не заподозрили. Ободренный этим обстоятельством, Вазгер продолжил:

– Лося я бить иду, на старое пожарище.

– А что такой хмурый? – хмыкнув, спросил сосед, вытягивая ноги поближе к костру.

– Так чему радоваться-то? – пожал плечами Вазгер. – Когда вы тут шастаете туда-сюда, все зверье небось распугали. Клянусь Незабвенным Райгаром!

– Что верно, то верно, старик, – неожиданно весело произнес золонианин, заговоривший первым. Судя по знакам отличия, он был десятником и командовал этим небольшим отрядом. – Над собственной судьбой мы не властны, да только что нам с того? По-настоящему свободны только лишь Покровители, а наша участь – выполнять их волю.

– Ты прав, – кивнул Вазгер, поежившись и протягивая руки к огню. – Но иногда очень хочется наплевать на богов и зажить спокойной жизнью. Хочется, чтобы такие, как вы, сложили оружие и прекратили эту бессмысленную войну. Кому она нужна? Уж наверняка не вам и не мне. Разве кто-то из вас по своей воле пошел бы против таких же, как вы? Нынешняя война зрела давно, почти два года – согласитесь, это огромный срок, за который можно было найти способ решить все мирным путем. А из-за чего раздор – из-за паршивого клочка земли, на который на самом-то деле всем глубоко плевать. Вот лично вам будет прок, если Золону отойдут земли Са-Ронды?

Вазгер не договорил, махнув рукой и тяжело вздохнув. Он даже не отдавал себе отчета, от чьего имени сейчас говорит: от своего собственного или от имени мнимого егеря, роль которого он сейчас исполнял.

– Люди мы все подневольные, – задумчиво произнес десятник. – Да только не в том мы положении, чтобы обсуждать подобные вещи. Даже если захотим, то ничего поделать не сможем, а посему остается одно: выполнять приказы и не задумываться. Решаем, как жить, не мы, ты должен понимать это, старик. Каждому свое: нам – воевать, тебе – зверя бить, так стоит ли лезть в чужие дела?

Наемник не ответил, поморщившись. Ответ золонианина был вполне достойным, но Вазгеру стало тоскливо. От слов воина веяло самой настоящей безысходностью, скрытой слишком умело, чтобы ее мог заметить неискушенный человек.

– Ничего, скоро отдохнем, – нарушил затянувшееся молчание сосед десятника. – Только вот Мэсфальд возьмем.

– Не скажи, – возразил тот. – Мэсфальд – противник знатный, он еще себя покажет, не сдастся так просто. То, что мы уже под его стенами, ровным счетом ничего не значит. Мэсфальд будет противиться еще долго.

– Так Мэсфальд окружен? – Вазгер готов был ко всему, но от услышанного защемило сердце.

– Уже почти неделя, как большую часть воинов короля Маттео мы загнали за стены города. Кое-кто еще, правда, держится, но сломаем и их, можно не сомневаться. Наша армия за месяц прошла от границы до самого Мэсфальда. Потом, правда, противник вроде опомнился, да поздно: отбить нас не удалось. Сам-то я под стенами Мэсфальда не был, но, говорят, сражались воины Маттео доблестно – еще месяц ушел на то, чтобы они начали отходить под защиту города.

– Когда это Советник Маттео успел объявить себя королем? – ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал Вазгер.

– Да это я так, в силу привычки, – отмахнулся золонианин. – Насколько известно, коронации не было, только какое нам с тобой до этого дело? Король Маттео или не король, ничего ведь не изменится: о таких, как ты, никто и не вспомнит – в лесу жил, в лесу и помрешь, никому до тебя дела не было и не будет.

– По-моему, Империя сошла с ума, – медленно произнес Вазгер, глядя на пляшущие языки костра, лениво пожирающие чуть влажную дымящую древесину.

Костер тихо потрескивал, ветер относил дым за реку. Солнце, с самого утра почти скрытое тонкой завесой реденьких облаков, уже клонилось к закату. Однако Вазгер заторопился. До старого пожарища еще нужно было дойти, да на поиски лося могло уйти время. Кто знает, остался зверь там или успел уйти. А бродить по лесу ночью наемнику не хотелось.

– Ну, пойду я, – крякнув, Вазгер начал подниматься. Уходить от огня было не слишком приятно, но и засаживаться не годилось.

– Бывай, старик, – махнул рукой десятник. – Надеюсь, зверье мы тебе не распугали.

Наемник кивнул и, поправив за спиной налучье, двинулся дальше, почти физически ощущая, как золониане провожают его пристальными взглядами. Он и сам понимал, что наговорил лишнего: от простого егеря не услышишь подобного. Но Вазгера никто не окликнул, и он продолжал быстро, но без суеты удаляться по склону в сторону леса. Прежде чем нырнуть в лес, Вазгер обернулся. Золониане продолжали сидеть у костра, о чем-то беседуя, но слов он разобрать уже не мог.

С охоты Вазгер возвращался с пустыми руками.

Охотничий домик он увидел уже поздним вечером. В это время Гайдерис обычно отходил ко сну, но на этот раз егерь все еще бодрствовал. Сквозь закрытые ставни пробивался свет, тонкими желтоватыми линиями ложащийся на снег. Изредка он на мгновение тускнел, – видимо, кто-то проходил мимо окна и загораживал собою свечу. Тишину нарушал шелест ветвей да шорох осыпающегося снега. Где-то вдалеке едва слышно провыл волк, немного погодя ему ответил еще один, но после все стихло.

А потом наемник заметил то, что не сразу уложилось в его голове: над баней, находящейся чуть поодаль, у ручья, поднимался дым. Он был почти незаметен в спустившейся на лес темноте, Вазгер скорее учуял его, чем увидел.

Егерь топил баню! На ночь глядя, да еще в неурочный день! Это было столь невероятно, что Вазгер даже остановился, недоуменно вглядываясь во мрак, разгоняемый лишь скудным светом, льющимся из окон, да редкими звездами, кое-где пробившимися в просветы меж облаками. Где-то в глубине сознания стала рождаться мысль, что Гайдерис совсем не случайно отправил его на охоту: по какой-то причине старику было нужно, чтобы Вазгера не было поблизости. Может, не желал, чтобы наемник что-то видел или же в чем-то помешал? Так или иначе, но ответить на это мог только сам Гайдерис.

Решительно толкнув дверь, которая оказалась не заперта, наемник вошел в дом. Стащив с ноющих ног сапоги, Вазгер шагнул в комнату, чуть не столкнувшись с егерем. Тот, похоже, услышал звук открывшейся двери и решил проверить, кто заявился на ночь глядя. Возвращения наемника Гайдерис, похоже, не ожидал, а потому был немало удивлен, увидев перед собой Вазгера. Вскинув брови, старик воззрился на него:

– Ты? Уже? Я не ждал тебя так рано.

– Правда? – Вазгер скривился, отчего-то внезапно озлобившись. – А почему ты не спрашиваешь, как прошла охота?

Гайдерис открыл было рот, намереваясь еще что-то сказать, да так и не решился.

– С чего это ты вдруг собрался ночью баню натопить? – нарушил начавшее действовать на нервы молчание Вазгер, отрываясь наконец от печи и стягивая куртку.

– Что? Баню? – немного суетливо ответил Гайдерис. Вазгер оторвал его от каких-то одному ему ведомых мыслей, и тот не сразу смог сориентироваться. – Баня для тебя, только ты вернулся рановато, и я не знаю, успела ли она достаточно протопиться.

– Для меня? – Вазгер отказывался что-либо понимать. – Гайдерис, что все это значит? Почему ты ни с того ни с сего выставил меня из дому, отослав на эту поганую охоту? Для чего мне эта баня, если я мылся три дня назад?

Егерь опять вздохнул и поднялся, потирая руки.

– Я объясню тебе позже, Вазгер. Объясню позже. Гайдерис поманил наемника за собой, направившись к выходу. У Вазгера не возникло и тени сомнения, что он решил прямо сейчас отправиться в баню. Из соседней комнаты выглянул Маб, испуганно поглядел на Вазгера, но выйти так и не решился. Из комнаты, в которой жила Элия, не доносилось ни звука: девушка то ли спала, то ли вообще не отваживалась взглянуть на вернувшегося Вазгера. Происходящее стало интересовать наемника еще больше, и хоть Гайдерис продолжал упрямо молчать, не отвечая на вопросы и тем самым нервируя Вазгера, но тот нашел в себе силы сдержаться и последовать за стариком. В конце концов, тот обещал все объяснить.

Оказавшись на дворе, наемник в полной мере ощутил разом навалившийся ночной холод. Над деревьями вырос краешек луны, но от этого не стало светлее, скорее, предметы обрели четкость. Стараясь не отставать от Гайдериса, Вазгер направился прямиком к бане, идя за дрожащим и готовым вот-вот погаснуть огоньком свечи, которую егерь держал перед собой.

– Заходи и раздевайся, – сказал старик, пропуская Вазгера в предбанник. Распахнув дверь, служащую для защиты от наносимого ветром снега, наемник шагнул внутрь, ощутив, как из-за находящейся по левую руку двери дохнуло горячим воздухом, просачивающимся даже сквозь толстое дерево. Протопиться баня успела знатно, тепло было даже здесь, несмотря на то, что стены предбанника, выходящие наружу, были полны щелей толщиной в палец.

Гайдерис вошел следом, прикрыв за собой дверь, Свеча осветила узкий предбанник, разогнав мрак. Задувающий в щели ветер был так слаб, что не мог погасить огонек, трепещущий над фитилем. В очередной раз внимательно взглянув егерю в глаза, но так и не дождавшись от того ни слова объяснений, Вазгер принялся раздеваться, бросая одежду на широкую скамью у дальней от входа стены. Гайдерис, поставив свечу на небольшую полочку, так же начал стягивать рубаху, готовясь проследовать в баню за наемником, Вазгер же, быстро раздевшись, открыл дверь и шагнул за порог. В лицо дохнуло жаром. Вырвавшийся из проема пар окутал его. Привыкшие к морозу легкие с трудом втянули полный горячей влаги воздух. Натоплено оказалось даже слишком жарко.

– Заходи, что встал. – Егерь толкнул Вазгера в спину, и тот, все еще продолжая колебаться, вынужден был шагнуть дальше, стараясь не задеть скамьи и бадейки, полностью скрытые в темноте. В бане у старика Вазгер был лишь дважды, но запомнить расположение предметов ему не составило труда, а потому он, не уходя далеко от двери, опустился на низенькую скамью и принялся ждать, что скажет Гайдерис.

Егерь между тем, затворив за собой дверь, поставил свечу на полок над головой Вазгера. Трепещущее пламя не давало света, равно как и крохотное окошко на противоположной стене. Наемник не различал даже смутного силуэта старика.

Дрова в печи уже прогорели, не слышалось даже потрескивания углей. Вазгер продолжал хранить молчание, ожидая, пока не заговорит Гайдерис. Понимал это и егерь, а потому не стал зря тянуть время. Опустившись на скамью рядом с наемником, Гайдерис зачерпнул ковшиком воды из стоящей подле бочки и плеснул ее на раскаленные камни печи. Раздалось громкое злое шипение, Вазгер ощутил новую волну жара, хотя, казалось, горячее воздух стать уже не мог. Тело наемника покрылось крупными каплями пота, хотя пробыл он тут со стариком не больше пары минут.

Терпкий, едва не режущий нос запах стал как будто сильнее.

– Ты был прав, – хрипловато произнес Гайдерис, тяжело вздыхая. – Я отправил тебя на охоту со вполне определенной целью. Мне не хотелось, чтобы ты был рядом, когда я стану готовиться. Мне не хотелось отвечать на несвоевременные вопросы.

На какое-то время старик егерь замолчал. Вазгер не стал торопить его. Поднявшись, наемник осторожно нащупал бадейку, стоящую на противоположной скамье через пару шагов, и, подойдя к чану, установленному на печи, плеснул из него ковшом горячей воды, а после добавил холодной. Добившись, чтобы вода стала в меру теплой, Вазгер распрямился и окатил себя с ног до головы. Немного полегчало, наемника мучила не столько нестерпимая жара, сколько усугубляющий ее запах, который с каждой секундой все больше и больше напоминал гнилую траву, смешанную с какими-то пряностями. Гайдерис наконец продолжил:

– Если все получится как надо, ты поймешь сам, для чего мне это понадобилось. Ну а если я ошибся… Коли ошибся – не требуй разъяснений, ты все равно их не получишь.

Миг спустя у Вазгера в руке оказалась большая деревянная кружка, осторожно вложенная туда егерем. Поднеся ее к носу, наемник принюхался, а затем выпучил глаза, едва не задохнувшись от нахлынувшей вони.

– Что это? – недоверчиво поинтересовался наемник, обернувшись к егерю, но увидел перед собой только серое размытое пятно, с одной стороны подсвеченное огоньком свечи.

– Ты должен выпить, – ничего не поясняя, произнес Гайдерис, и в его голосе на этот раз звучала небывалая настойчивость. – Все и сразу.

– Выпить? Все? – Вазгер поморщился. Он решительно не представлял, как можно сделать это. Исходя из запаха, вкус должен быть ничуть не лучше, а, судя по весу кружки, она была полна почти до краев. Большая пивная кружка, наполненная дрянью, которую нужно выпить… У Вазгера начала кружиться голова. То ли от жара, царящего в бане, то ли от витающего в воздухе запаха.

– Гайдерис… Мне надо выйти, – пробормотал Вазгер, приподнимаясь и собираясь отставить кружку, но егерь не дал ему сделать это. Суховатая, но сильная рука старика легла наемнику на плечо, скользкое от пота.

– Сядь, никуда ты не пойдешь.

– Ты рехнулся, старик? – Вазгер попытался сбросить с себя руку егеря, но ему это не удалось – Гайдерис держал крепко.

– Я знаю, что говорю, – поспешил уверить егерь. – Только ты слушайся меня, и все будет в порядке. А теперь успокойся и выпей.

Поднеся ко рту кружку почти не дрожащей рукой, наемник опрокинул ее, чувствуя, как густая, словно масло, жидкость огнем бежит по пищеводу и вливается в желудок. Сделав первый глоток, Вазгер понял, что все, что он успел проглотить, сейчас рванется назад из сжатого судорогой желудка, однако каким-то невероятным, поистине нечеловеческим, усилием заставил варево старика удержаться. Наемник подумал, что ни за что не сделает еще одного глотка, но кадык будто сам собой дернулся, и он проглотил еще. Вазгер не мог остановиться, хотя готов был поклясться, что ничего гаже не пил за всю свою жизнь. Кружка пустела медленно и как бы нехотя, но, тем не менее, она не была бездонной. Раздался негромкий стук – кружка упала под ноги, покатившись по дощатому полу, но наемник уже не слышал этого. В животе будто полыхал огонь, Вазгера крутило, он не мог сделать ни одного движения, чтобы оно не вызвало острого приступа тошноты. Вот только жидкость продолжала оставаться в желудке, упорно не желая покидать свое пульсирующее вместилище.

– Мерзавец, – прохрипел Вазгер, перегибаясь пополам и падая на пол. Резь в животе стала нестерпимой. Наемник попробовал ползти к выходу, но старик схватил его и рывком поднял, сажая обратно на скамью.

Рвущий горло кашель скрутил Вазгера, швырнул на пол и ударил о стену. Он утратил ощущение реальности – перед глазами одна за другой всплывали картины потерянного прошлого. Картины, которые наемник так жаждал увидеть, но которые доставляли больше боли, чем ожидаемого счастья. Он вспомнил все. Он вспомнил, что может по-настоящему ненавидеть. Он вспомнил о Великом Змее Кальмириусе, главе Собора, Избранном Владыке драконов.

Вазгер вспомнил о Пламенеющем Шаре.

Но боль в израненной памяти продолжала корежить сознание, обжигающими когтями проникая в мозг. Наемник корчился на полу, слезы текли у него по щекам, смешиваясь с потом и мгновенно исчезая на влажной коже. Он вспомнил.

– Да будь же ты проклят, Кальмириус! – из последних сил завопил Вазгер и провалился в глубокий бездонный колодец, полный жара и обиды, полный страданий и боли. Полный обретенного успокоения.

Оселок мягко шуршал, скользя по клинку, испещренному светлыми полосами и крапинами в полпальца толщиной. Камень двигался медленно и плавно, проходя от рукояти до самого острия меча. Вазгер не торопился, устремив все свое внимание на клинок. Было слишком тяжело заново обрести целый год жизни… Год, в котором слились честь, предательство, смерть, боль, радость и ложь. Год, полный обмана.

– Почему ты не рассказал мне все с самого начала? – даже не подняв головы, вымолвил наемник.

Сидящий напротив старик вздохнул.

Потрескивающие в печи дрова будто говорили о чем-то своем – им не было дела до людской жизни, они лишь дарили тепло. Вот только ничто уже не могло отогреть замерзшую душу Вазгера, наглухо закрывшуюся для всего остального мира. Сейчас Вазгер чувствовал лишь опустошенность, какую-то нелепую обиду на весь мир, да еще – желание отомстить. Нет, он не рвался, не жаждал встречи с Зарианом, как было еще десять лет назад, как было лишь вчера. Он ждал мести, но не собирался торопить ее, словно зная, что она сама рано или поздно настигнет предателя. Он хорошо помнил несколько дней, проведенных в Мэсфальде. Всего несколько дней, перевернувших жизнь наемника.

Смотря на лицо Вазгера, на котором, словно в зеркале, отражались чувства, которые терзали его, Гайдерис вновь вздохнул.

– Мне не хотелось обнадеживать тебя заранее, – вымолвил он наконец. – Я до сих пор не знаю, что толкнуло меня к тому, чтобы попытаться вернуть тебе память. Не знаю и не хочу знать. Я рад за тебя, рад, что ты оказался всего лишь оклеветанной пешкой. А теперь тебе нужно покинуть мой дом.

Наемник удивленно посмотрел на Гайдериса.

– Ты должен уйти сегодня же, – сказал старик. – Я сделал для тебя все, что мог, и не хочу тебя больше видеть.

Вазгер не ответил. Он и сам понимал, что пора уходить.

Молча поднявшись, Вазгер принялся собираться. Он не спешил, но в то же время проделывал все предельно быстро и сосредоточенно. Наемник не собирался брать ничего лишнего, лишь одежду да еще меч, доставшийся ему от Маба. Подумав немного, Вазгер решительно подошел к полкам и взял приглянувшийся ему недавно боевой лук, тетиву и колчан со стрелами. Наемника не волновало, что скажет Гайдерис, но старик не произнес ни слова.

Забросив за спину налучье и натянув сапоги, Вазгер постоял некоторое время посреди комнаты, словно прощаясь с охотничьим домиком. Но в голове наемника не было ни единой мысли – только пугающая слепящая пустота, которую пронзал лишь один образ.

Пламенеющий Шар…

Слишком давно Вазгер не вспоминал о нем. О той миссии, что была возложена на него Кальмириусом – Великим Змеем. Вазгер ненавидел правителя Себорны, но не мог пойти против него, понимая, что от того, отыщется ли Дар Богов, зависит судьба всей Империи. Судьба поднебесного мира и его Изнанки. Судьба всех живых существ.

Гайдерис даже не встал, чтобы проводить хлопнувшего дверью наемника. Егерь так и остался сидеть за столом, не мигая глядя в окно, за которым шел редкий, чуть золотистый в лучах солнца снег.

* * *

Спустившись с крыльца, Вазгер столкнулся с выбежавшим из-за угла дома мальчишкой. Маб немного оторопел и растерялся, увидев наемника, опоясанного мечом и с луком за спиной.

– Ты… уходишь? – Брови мальчонки полезли вверх, а в голосе явственно зазвучали нотки обиды. Отчего-то Маб сразу понял, что означает появление Вазгера при оружии. Понял, но все еще не желал верить собственным глазам.

– Ухожу, – без тени улыбки ответил наемник, потрепав мальчишку по усыпанным снежными крупинками волосам. – Прощай, – излишне торопливо сказал Вазгер и, отвернувшись, быстро зашагал прочь со двора.

– Подожди! Пожалуйста, останься! – крикнул вслед Маб. Наемник спиной ощущал, как хочется мальчишке сорваться с места и броситься следом за ним, задержать хоть ненадолго. Стремясь предотвратить это, Вазгер вскинул руку, сжатую в кулак.

– Удачи тебе! – громко выкрикнул он, но не обернулся. Наемник знал, что Маб уже не последует за ним, что теперь их навечно разделила стена. Еще неощутимая для мальчика, но жесткая и неодолимая для него – Вазгера. Он знал, что никогда не вернется, ему не было пути назад.

Маб, замерев у крыльца, провожал наемника взглядом.

– Удачи тебе, – раздался его тихий голос. А может, Вазгеру это всего лишь показалось? Он не обернулся. Он не любил оборачиваться и смотреть назад – зачастую это бывало слишком больно.

Он не обернулся и потому не увидел, как из двери дома медленно вышла Элиэнта и, опустившись на ступени крыльца, провожала его долгим, по-детски несчастным взглядом.

Вазгер шел все быстрее и быстрее. Домик егеря вскоре совершенно исчез из виду, но наемник не мог заставить себя остановиться. Где-то далеко впереди его ждала часть Дара Богов. Часть Пламенеющего Шара, которая могла изменить мир. И осколок этот находился в Мэсфальде, раньше – городе друзей, а ныне – врагов.

Вазгер шел воевать. Он шел воевать против Мэсфальда.