Текст книги "Время – ноль"

– Сейчас «вертушка»… в госпиталь… там нас быстренько заштопают… чик-чик!.. и будь здоров!.. А в госпитале медсестры… пальчики оближешь!.. И ей, и себе… Помнишь. Стригалёв рассказывал?

Тимрук в ответ кривил губы, пытаясь изобразить улыбку. Оба подыгрывали друг другу, знали об этом, но никто не хотел прекращать дурацкую игру, словно продолжение её – продолжение Витькиной жизни.

– А вернемся на гражданку, все бабы будут твои… И старые, и новых наснимаешь…

Тимрук вдруг приоткрыл рот. Его моментально остекленевшие глаза, будто повернувшись зрачками внутрь, глядели, нет, слушали, именно слушали, что-то в животе. Это что-то было непонятным и тревожным, и, когда оно затихло, улыбнулся, закрыв глаза, и тихо произнес:

– Не было у меня никого…

– Будут, – пообещал Сергей, не сразу поняв смысл услышанного. – Как не было?

– Никак.

Витька Тимрук резко зевнул, плотно сжатые веки подрожали и затихли.

6

С утра шел обложной, осенний дождь. Капли залетали на балкон, дробились о темно-красные доски и полосатые арбузы, заполнявшие почти все свободное место, ступить некуда. Запасливая баба Оксана, хохлушка, в ее квартире можно переждать две ленинградские блокады и ядерную зиму в придачу.

Сергей сидел на ковре перед открытой балконной дверью, упершись босыми ногами в дверной косяк, чтобы брызги от разбившихся об арбузы капель щекотали подошвы, и разбирал пистолет. Части складывал на расстеленную рядом газету «Известия» с таблицей валютных курсов. Прямо на таблице стоял пузырек с зеленой наклейкой, на котором значилось «Масло часовое». Сергей смочил маслом тряпочку и тщательно протер каждую деталь, начав с рамы и закончив патронами. Шестнадцать штук, так ни разу и не выстрелил, не проверил бой. Стрелять по воробьям – глупо, а дела все были плевые: пару раз только кастетом поработал. Что смешно – дольше упрямились те, кто меньше платил.

Собрав пистолет, прицелился в ближний арбуз, в желтое пятно, покрывающее верхнюю впадину. Мушка сравнялась с прорезью прицела, подперла пятно. Клац – раскалывайся кооператор, гони монеты-семечки!

Чистил пистолет, когда нападала хандра, а нападала она дня через три-четыре после дела. Надоедали кабаки, воротило от болтовни Оксаны, от бахвальства Спортсмена, от визгливого смеха его подруги. Много денег, а потратить так, чтоб день запомнился, – негде. Иногда прямо распирало от желания пострелять в кабаке, а потом расплатиться, но. ведь рассчитываться придется годами тюрьмы, а не деньгами. Поэтому оружие брал с собой только на дело.

Куда и зачем едут – узнавал уже в машине. Правда, изредка Толик сообщал заранее, когда надо было провести предварительную обработку: избить несговорчивого, изуродовать его машину или учинить погром в конторе. Такую работу поручали им двоим, а если кооператив был иногородним, подключался и Спиря. Спортсмен вел переговоры с жертвой и руководил изъятием денег. А Старшой – Сергей не вдел его ни разу. По намекам догадывался, что тот работает в милиции, – подыскивал «фазанов» и давал знать, если они сообщали в милицию. Сообщить осмелился только один, и через две недели, когда его перестал охранять, оказался в больнице с проломленным черепом, и еще через неделю компаньон стукача трясущимися руками выложил пятнадцать тысяч вместо первоначальных десяти.

После этого дела перепивший малость Виктор Спортсмен пожаловался в ресторане Сергею:

– Мелко работаем! Светимся много, а берем мало. Я говорю Старшому: брать – так брать, чтоб до конца жизни хватило! А он смеется, морда ментовская!

Спортсмен раздраженно подергал рукой бакенбард, и Сергей вдруг увидел его лицо без кожи, «босым»: оказалось, что бакенбарды растут из рыхлого мяса, похожего на вскопанную землю: дернешь посильнее волосины – полезут вместе с паутиной мелких корешков.

– Ему что – сказал, у кого и сколько, – и свою долю пересчитывай, – продолжал Виктор. – И без него бы справились. Мне Ленка-официантка типа одного показал, частенько здесь чудит. Видать, «фазан». С ним можно и вдвоем разобраться, – выпятив нижнюю губу, Спортсмен посмотрел так, словно после долгих колебаний доверился ненадежному человеку.

Тоже тебе, главарь! Слишком много красивых жестов. Пока все идет хорошо, они терпимы, но когда придавят… Как бы тогда вместо жестов не потекли сопли из всех дыр.

– Кооператор кооператору рознь, – уклончиво ответил Сергей.

– Все они одним миром мазаны! Ты думаешь, в нормальной стране могли бы они хапать по столько, ничего не делая?.. Фигушки! Я был там, видел, как вкалывают. А эти… – Виктор потрепал бакенбард, словно там застряло нужное слово, – …грабители узаконенные!

– А мы какие – неузаконенные?

– Они народ грабят, а мы – их, чтоб не наглели. Обществу пользу приносим, как…

– …волки, – подсказал Сергей.

– Точно. Волки – санитары леса… джунглей кооперативных! – Виктор засмеялся. – Ну, та как – пощупаем «фазана»?

– Я подумаю.

– Думай. Старшой тоже решил подумать. Обиделся, бедолага. Я намекнул, что и без него справимся, – самодовольно произнес Спортсмен и окинул зал взглядом победителя, стоящего на верхней ступеньке пьедестала.

А ведь Спортсмен – тоже неудачник. Играл, конечно, в те, что надо, игры, но где теперь былые победы? Наверное, из-за пьянок проиграл, хотя утверждает, что с тренерами не сработался. Впрочем, неудачниками рождаются.

Вернулись из туалета Жанна и Оксана, волоча за собой шлейф масляных мужских взглядов. После каждого удачного дела у Жанны появлялась новая золотая побрякушка, а то и две. И сегодня сделала прическу, открывающую уши, чтобы все любовались золотыми сережками с изумрудами.

– Купила бы и себе такие, – предложил Сергей в начале вечера Оксане.

– Купила, – скромно ответила она.

– А почему не надела?

– Чтоб с ушами оторвали?

Практичная. Сергею больше повезло, чем Спортсмену. Обоим сережки влетели в копеечку, но Оксана будет долго благодарить, а Жанка уже показывает норов. Она закинула ногу на ногу и чуть подтянула юбчонку. Видны стали не только бедра, но и белые трусики. Столы, с которых просматривалась эта часть ее туалета, будто подключились к току высокого напряжения: мужчины выпрямили спины, и их носы, как компасные стрелки на Полярную звезду, указывали на Жаннины ноги, а женщины кривились и дергали подбородками. Жанна перехватывала мужские взгляды и будто спрашивала оном невинной девочки.

Мужчины выпрямили спины, и их носы, как компасные стрелки на Полярную звезду, указывали на Жаннины ноги, а женщины кривились и дергали подбородками. Жанна перехватывала мужские взгляды и будто спрашивала тоном невинной девочки: что это вы так такое интересное увидели что это вы так такое интересное увидели? Мужчины быстр отворачивали носы, шумно втягивали воздух и, дождавшись, когда она переведет взгляд на другого, тихо и тоскливо выдыхали в сторону Полярной звезды.

– Прекрати! – рявкнул Виктор. – Сядь, как положено!

Жанна посмотрела на него удивленно: на какие это деньги ты раскомандовался?

– Кому сказал?! – Виктор затопорщил бакенбардами, словно готовился к поединку с чемпионом мира по боксу.

Жанна подчинилась, но сделала это так медленно и с таким презрением, что понятно было: или Виктор сегодня пристрелит, или завтра на дело пойдет.

Ошибся Сергей всего на один день. Не вчера, а сегодня утром заглянул в гости Толик Шиша и, потирая перебитую переносицу, сообщил:

– Вечером поедем. Старшой решил подключиться: «фазан» жирный и жлоб, придется потрясти хорошенько.

Наверное, все-таки не кооператор, а Спортсмен заставил шевелиться Старшого. Ну, это его трудности…

– А кто он такой – Старшой? – нарушил Сергей закон не задавать лишних вопросов.

– Мусор, старшой лейтенант… Крестный мой – на вторую ходку благословлял. Он тогда следаком работал в нашем РОВД. А теперь в областном управлении сидит, какое-то отношение к кооперативам имеет. Пустили козла в огород!

– Нам же лучше.

– Кому лучше, а кому… – Толик пожевал губу вставными зубами, точно демонстрировал, во что вливается нелучшее. – Надоело мне грабить под надзором милиции. С одной стороны – оно, конечно, безопаснее, и берем наверняка, а с другой – мусор – он и есть мусор: случись что, вывернется, а нас спалит.

– А можно без него обойтись? – подыграл Сергей, чтобы узнать, как его хочет использовать Толик.

– Конечно. Клиентура есть, значит, ни Старшой, ни Спортсмен не нужны, пускаем их побоку и вдвоем собираем дань раз в год. Полтора десятка кооперативов, по десять штук каждый, на двоих это – живи не хочу!

– А если Старшой пойдет по второму кругу? Ну, как пересечемся?

– Не пойдет. Ему надо нахапать и залечь: такие дела долго не покрутишь, заметут. Это если помаленьку, как мы с тобой…Ну, подходит такой вариант?

– Не знаю.

– Ну, подумай, если согласишься, отвалим от них.

Думать нечего. Не привык обманывать людей, которые тебе доверяют. Скажет Толику и Спортсмену, что ему много денег не надо и мало тоже не устраивает. Пусть понимают, как хотят.

Дождь шелестел листьями тополя. Холодные капли падали Сергею на голову и плечи, одна угодила на кончик носа. Надо было зонтик взять, как советовала Оксана, но никогда не ходила с ним: интеллигентская придурь. Рэкетир с зонтом – ха!

Сергей прижался плечом к мокрому дереву и чуть ссутулился, чтобы не капало за шиворот. Из-за поворота выскочила легковушка, обдала мутным, почти белым светом и промчалась мимо, хлюпнув водой из лужи. Он закурил, посмотрел при зажженной спичке на часы. Четверть десятого. Запаздывают кореша…

Уже докуривал сигарету, когда очередная легковушка, постепенно замедляя ход, остановилась напротив дерева. Сергей открыл заднюю дверцу и при зажегшемся в салоне свете увидел рядом со Спирей незнакомого мужчину в темном плаще и в надвинутой на лоб фуражке с длинным козырьком, какие в Донецке называют «грузинками» и носят все, кроме грузин. Незнакомец напоминал неудачно переодетого шпика. Впрочем, многие сейчас так ходит, все хотят выглядеть таинственными, грозными. Со страху, наверное. На заднем сиденье расположились Спортсмен и Толик, как обычно, смотревший в боковое стекло.

– Поехали, – по привычке, но лишенным властных ноток голосом, приказал Виктор.

Спиря, нависнув по-коршуньи над рулем, повел машину к северной окраине города.

– Побыстрее нельзя? – кинул раздраженно Спортсмен.

Спиря посмотрел на Старшого.

– Поднажми.

– А если его дома нет? – не унимался Виктор.

Старшой молчал. Крупное тело его покачивалось на поворотах, а не очень крутых правая рука хваталась за ручку на дверце.

– Или еще кто-нибудь дома будет…

– Жена в больнице, – сообщил Спиря.

– Может, на ночь сбежит!

– Не девочка.

– Или дети навестить решили. Или…

– Хватит, – оборвал Старшой, – не каркай.

Спортсмен, поерзав на сиденье и потолкавшись локтем, затих, но подбородок вызывающе задрал вверх, отчего стал похож на нахохлившегося петуха, проигравшего поединок.

Однажды в Афгане застава с налета овладела кишлаком, жители сыпанули в горы, не успев прихватить ценное барахло, и в богатых дворах десантники нашли клетки с бойцовыми петухами. Тут же устроили соревнование. Хорошо дрались только два. Длинноногие, с вытянутыми как по стройке «смирно» телами, они мордовали друг друга минут десять, а потом один пал духом, забился в угол и смотрел, испуганный и нахохлившийся, на победителя, часто моргая глазами, на которые стекала кровь из порванного гребня. Победителю достались его потроха и потроха других, не особо драчливых. Тот возил в пыли сизую кишку, пытаясь проглотить целиком, но Окулич схватился за другой конец кишки, и они долго перетягивали ее. Скользкая и эластичная, она растягивалась, как сопля, выскальзывала то из рук десантника, то из петушиного горла. Окуличу игра надоела первому, уступив победителю победителево.

Ехали не очень долго. Сергей даже не настрадался от мочевого пузыря. Остановились в проулке с недостроенными домами, похожими в темноте на развалины после бомбежки. Лишь один дом, двухэтажный особняк, был достроен и освещался лампочкой, висевшей над входной дверью, а в окнах поигрывали голубые блики.

– Телевизор смотрит, – заикаясь, произнес Спиря.

Все молча смотрели на особняк, слышны были только «дворники», со скрипом стирающие дождевые капли с лобового стекла.

– А если он не один? – нарушил молчание Спортсмен.

Милиционер повернулся к нему.

– Вот пойдешь и узнаешь. Скажешь… попросишь жену в роддом отвезти, срочно, мол, надо. Если он один, махнешь рукой.

– Ладно, – посопев, сказал Виктор.

Хозяин открывать не спешил, а потом долго разговаривал с гостем на пороге. Наконец, Спортсмен зашел внутрь и через минуту выглянул, махнув рукой.

– Пошли, – сказал старший лейтенант, – ты, Спиря, тоже.

В доме воняло сосной и красной, будто здесь делали гробы. В первой комнате, рядом с лестницей на второй этаж, лежал на полу пожилой рослый мужчина с крупными чертами лица и седой гривой. Одет он был в пижаму, тапочки валялись неподалеку от порога, открыв ступни со вздувшимися венами. Пальцы на ногах были вымазаны чем-то синим. Хозяин промокал рукавом разбитую губу и без страха смотрел на визитеров.

– Не ждал? – спросил Старшой. – Думал, шутим?

Кооператор ничего не ответил, попробовал встать.

– Деньги где? – спросил Спортсмен и, не дождавшись ответа, сбил его ногой. – Отвечай, падла, когда спрашивают!

Хозяин сплюнул на пол красную слюну, почти незаметную на свежевыкрашенных досках, процедил:

– Ты кого, мразь… – и от удара ногой гулко стукнулся головой об пол, затих в неудобной позе.

– Спиря, сделай телевизор погромче, – приказал Старшой и посмотрел на Сергея и Толика: – Свяжите ему ноги, а руки привяжите… к перилам – и дальше обрабатывайте. Пока не заговорит. А мы сами поищем.

Шиша молча был кастетом вполсилы по ребрам привязанного к перилам кооператора, Спортсмен – кулаком, от души и больше по лицу, и ругался с обидой в голосе, точно били его самого. Кооператор тяжело дышал, распространяя запах свежего перегара, и молчал минут десять, а потом заговорил, да так жалобно, что трудно было поверить, что говорит именно этот крепкий мужик.

– Не бейте!.. Больно!.. Нет у меня денег… все на дом ушли… Ой, больно!..

Сергей презрительно сплюнул и перешел в соседнюю комнату. Шторы там были опущены, у углу орал телевизор, на столе стояли пустая водочная бутылка и тарелка с солеными огурцами и хлебом, на полу валялось выкинутое из шкафа и тумбочки барахло. Старший лейтенант на спеша двигался вдоль стены, тщательно осматривая и обстукивая мебель, а Спиря, как собака в мусорнике, рылся в ворохе женского белья. Ему понравился бюстгальтер, новый и, наверное, самого большого размера. Как-то рывками Спиря потянул его к себе и попробовал засунуть в карман брюк. Заметив насмешливый взгляд Сергея, кинул бюстгальтер назад. Говорит заикаясь, особенно, когда видит деньги и со страху, и ворует заикаясь руками.

Старший лейтенант закончил обход комнаты, остановился в центре еще раз внимательно осмотрел ее. На вид ему года тридцать два, лицо, из-за простецкого носа картошкой, обычное, без милицейской наглости, вот только уголки губ тянутся книзу, готовые принять презрительную гримасу, а так – встреть его на улице, принял бы за инженера на скромном окладе, по вечерам занимающегося тяжелой атлетикой – крепко сложен и в движениях проскальзывает хорошая спортивная подготовка. Он повернулся к Сергею, посмотрел пристально, прищурив серые с желтизной глаза, словно спрашивал: ну, говорить будет? Вместо этого произнес:

– Молчит?

– Скулит.

– Пошли дальше, – приказал старший лейтенант, забирая со стула небольшую пачку денег и несколько золотых украшений.

Мебели в остальных комнатах было маловато, обыскали быстро и ничего серьезного не нашли. Старшой и Спиря пошли на второй этаж. Сергей подменил Шишу: и в Афгане не любил рыться в чужих вещах, лучше уж бить.

От кооператора несло мочой, пижама между ног потемнела. Он еле шевелил разбитыми губами, умоляя не бить. Скоро расколется. Смелой, оказывается, была водка, а она вытекла с болью и потом.

Еще несколько ударов – кооператор обмяк и прошептал:

– Скажу…

– Конечно, скажешь! – Спортсмен довольно хохотнул. – И не такие говорили!.. Ну?

– Подожди… – шепелявил хозяин дома прикушенным языком.

– Старшой! – позвал Спортсмен и посмотрел на Сергея: – Сходи за ним. – Он приподнял залитый кровью и слюной подбородок жертвы, заглянул в мутные глаза с красно-желтыми белками. – Оклемался? Ну, давай, выкладывай.

– Больно…

– Ну?! – Спортсмен тренированно, как по боксерской груше, ударил по грудной клетке.

Сергей нашел Старшого и Спирю в дальней комнате, оборудованной под кабинет. В нижнем ящике старомодного шкафа был вделан самодельный сейф, который вскрыли с помощью молотка и зубила, валявшихся теперь на полу. Спиря торопливо пересчитывал деньги. Много денег.

– Заговорил, – сообщил Сергей.

– И без него отыскали! – заикаясь, сказал Спиря.

– Ерунда это. Должны быть еще. – Старшой посмотрел в окно на гараж и сарай.

– И эти не помешают! – сказал Спиря, складывая деньги в наволочку.

Сергей спускался по лестнице вторым. Сверху видны были кисти связанных рук, натертые веревкой до крови. Ноготь на указательном пальце левой руки сломался, торчал вбок. Седая голова безжизненно упала на грудь и открылся поросший короткими волосами загривок. Толик сидел на корточках у стены, курил, придерживая сигарету снизу, и косил глаза на ее кончик, в Спортсмен, ссутулившись, точно озяб, – на краешке дивана, как робкий посетитель в приемной большого начальника, и курил торопливо, выпуская дым из ноздрей. Хотя сигарета выкурена была наполовину, жар не успел превратиться в пепел.

Милиционер подошел к кооператору. Подняв ему веки, заглянул в глаза.

– Перестарались? – спокойно произнес Старшой. – Понимаете, что наделали?

Ответил Шиша:

– Повязались веревочкой… мокрой. Вышак теперь светит…

– Не каркай, – оборвал милиционер и пошел в комнату, где работал телевизор. Вернувшись оттуда, приказал: – Отвязывайте и тащите сюда.

Бельевая веревка затянулась туго и сильно врезалась в руки. Спиря дал перочинный нож, но помогать не захотел, отошел подальше от лестницы. Спортсмен и Шиша тоже смотрели куда угодно, но только не на труп. Слизняки! Ведь пять минут назад молотили по этому телу, а теперь – будто оно моментально во что-то другое превратилось. Пришлось старшему лейтенанту помогать Сергею.

– На диван, лицом к телевизору, – приказал Старшой, когда приволокли труп в соседнюю комнату – В сенях растворитель видел, неси сюда.

Сергей принес две широкие и низкие бутылки растворителя, разлили вонючую жидкость по комнатам, дивану, где лежал прикрытый газетой хозяин дома. Капли растворителя оставляли на газете темные пятна, словно припаливали ее.

– Ждите меня в машине, – приказал старший лейтенант.

«Москвич» долго не запускался, скрипел шестеренками и взвизгивал, будто отсырел под дождем.

– Чертов рындван! – заикаясь, ругался Спиря.

Из дома выбежал Старшой. Будто испугавшись его, двигатель завелся, весело заскрипели «дворники», счищая набегающие на стекло струи дождя.

– Жми – и побыстрее, – сказал милиционер, тяжело упав на переднее сиденье.

Вот и все – не надо теперь объяснять ни Спортсмену, ни Шише, почему не хочет работать с ними. Теперь до конца будут вместе…

На следующий день в ресторан пришли все, точно каждый боялся остаться один или оставить без присмотра сообщников. Сидели в банкетном зале, большом и неуютном, и лишнее пространство и пустые места а длинным столом, рассчитанные человек на двадцать, давили. Жанна притихла, как бы полиняла немного, и Оксана говорила меньше обычного. Сергей ничего ей не рассказывал, но она или почувствовала, или от подруги узнала. А Спортсмен проболтался: слишком внимательно Жанка смотрела при встрече на Толика, Сергея и Старшого. Оказывается, она знакома с милиционером. Здороваясь, произнесла:

– Давно тебя не видела, Коноваленко!

Пили жадно и много, официантка носила, носила бутылки, а потом выставила на тумбочку сразу десяток коньяка и шампанского: берите сами.

Здорово нагрузившись, Жанна не выдержала:

– А ну вас – как на похоронах сидите! Танцевать хочу!

– Танцуй, – огрызнулся Спортсмен, – места тут хватает. Можешь опять на стол залезть.

– Под стол! – в тон Виктору ответила она. – В зал хочу! Пойдем, Коноваленко?

– Пойдем, – спокойно ответил милиционер.

Что-то было между ними раньше, может, роман. В паре они смотрелись. Рядом с тяжелым, неповоротливым Коноваленко Жанна казалась хрупкой и грациозной, а ее светлая красота смягчала его угрюмую простоватость. Такой, как Коноваленко, не обломается под Жанниными чарами, наоборот, подомнет ее под себя, и она будет рада этому.

Спортсмен, видимо, тоже понимал это или знал, что было между милиционером и Жанной раньше, иначе бы не отвернулся от них и не налил себе, когда они вышли из банкетного зала, полный фужер коньяка и не выпил залпом. Скоро полезет целоваться, а затем будет искать, с кем подраться.

– Пойдем и мы, – предложила Оксана, которая недолюбливала перепившего Спортсмена.

– Не хочу.

– Ну, пойдем!

– Отстань.

Может, Оксана и обиделась, но вида не показала, переключилась на Толика. Он, как ни странно, оказался податливым, позволил уговорить себя, хотя танцевать, наверняка, не умеет и не любит. В паре они не смотрелись, и это почему-то – ведь абсолютно не ревнует Оксану – согрело самолюбие.

А Виктор совсем сник, варнякал что-то Спирее. Бакенбарды прилипли к щекам, словно прибитые дождем, нижняя губа обвисла. Лишь хохол надо лбом топорщился боевито, напоминая, что Спортсмен иногда чего-то стоит.

Старший лейтенант вернулся один. Стул справа, Оксанин, жалобно скрипнул под грузным телом. В ответ ему заскреб ножками по полу стул Виктора, отодвигающийся от стола, чтобы Спортсмен мог отправиться на танцульки. Еще бы сказали: «Пост сдал. – Пост принял».

– Выпьем? – предложил Коноваленко.

– Можно.

Промочив глотку соткой коньяка, старший лейтенант спросил:

– Значит, в Афганистане служил?

– Было такое.

– Что-то я не понял из объяснений Виктора, в каких войсках – в десанте или пограничником?

Сергей объяснил.

– И чем там занимался?

– Стреляли по мишеням… движущимся.

– И много настрелял?

– Достаточное количество.

– Ты чего такой колючий? – милиционер посмотрел с усмешкой, как, наверное, смотрит на придавленного уликами преступника.

– Всегда такой.

– Покойник покоя не дает – милиционер посмотрел с усмешкой, как, наверное, смотрит на придавленного уликами преступника.

– Всегда такой.

– Покойник покоя не дает? – скаламбурил Коноваленко.

Сергей недоуменно пожал плечами:

– Я их столько перевидал-перетаскал.

– Рассказал бы что-нибудь о службе. Или не хочешь?

– Могу.

Рассказал, как разорвало фугасом сапера, приданного взводу. То, что осталось от человека, сложили в его спальный мешок, не заполнив наполовину. Наверное, так, в спальном мешке, и запаяли в цинк, так и похоронили в Союзе.

– Да, зря мы туда полезли, – сказал старший лейтенант Коноваленко. – Людей положили, деньги угробили – и все зря. А теперь еще, как после каждой войны, кровавая отрыжка будет. Криминальная обстановка резко ухудшается, – продолжал он таким тоном, будто делал доклад на совещании и будто сам не ухудшал эту обстановку. – Сорок процентов вернувшихся из Афганистана совершают преступления, в большинстве, особо тяжкие.

Сергей согласно кивнул головой: они с Братаном пример тому.

– Я вот историю люблю почитывать: интересно, знаешь. И заметил, что после каждой проигранной войны правительство идет на уступки, смягчает режим, а то и меняется. Большую войну проиграли – до свержения, как в семнадцатом, маленькую – малые изменения, как Манфест, объявленный в пятом, или отмена крепостного права после Крымской. И сейчас перемены начались, хотя война еще не закончилась. Маленькая война, помаленьку и перемены…

– Хуже не будет.

– Кому как, – промолвил старший лейтенант и опять налил в рюмки: себе половину, Сергею полную.

Пусть спаивает: чем сильнее напоит, тем меньше услышит.

– Так ты, значит, пограничник? – спросил Коноваленко, возвращаясь к началу разговора. – А как граница охраняется, знаешь? Ну, там, наряды несутся, какая сигнализация, как ее отключить?

– Конечно. На заставе немного послужил.

– На афганской границе?

– Иранской. В Туркмении.

– А у нас тут – западная граница – так же охраняется?

– Разница небольшая должна быть. Нас ведь после учебки посылали на разные границы, а учили всех одному.

– Смог бы перейти?

– Все можно, было бы желание, – ответил он и присмотрелся к Старшому: собирался когти рвать или думает, что Сергей рванет? Улыбается, значит, проверяет.

– Ну, а где бы ты переходил?

– Как-то не думал… Наверное, там, где служил: знаю все. А можно и в Азербайджане. Там у них сейчас война, под шумок легче. И корешок у меня там есть – Сеймур, служили вместе. Где-то около границы живет, адрес в дембельском альбоме записан. Наверное, по горам с автоматом бегает: любил пострелять.

– Надежный парень? Хотя, что я спрашиваю?! Служили вместе, братья по оружию! – Коноваленко с восхищением, наверное, наигранным, похлопал Сергея по плечу. – Что-то женщин наших не видно. Не ревнуешь?

– Нет, – ответил Сергей. Крутая перемена темы разговора наводила на мысль, что Коноваленко не его проверял, а задумал что-то, но темнит.

– Твою Оксаной зовут?

– Да.

– Симпатичная. И характером получше Жанны – сразу видно. Смотри, чтоб не увели!

– Пока деньги есть, никуда не денется.

– Ну, деньги у нас не переведутся! – глаза старшего лейтенанта прищурились, из-за желтизны стали совсем кошачьими. – Мы свое не упустим!

Такой не упустит. Ни свое, ни чужое. Помнить все время об этом – и можно с ним работать, хоть он и мусор.

Вернулись Оксана и Толик, Коноваленко пересел на свое место.

Оксана выпила вина, поела немного, рассказывая набитым ртом о каком-то типе, который пристал к ней, когда Толик ходил в туалет. Наевшись, опять прицепилась к Сергею:

– Пойдем танцевать.

– Сказал же: не хочу.

– Поговорить надо, – шепнула она и громко произнесла: – Ну, пойдем, мой хороший!

Сергей нехотя поплелся за ней в общий зал. Мужики, как подсолнухи, завертели головами, провожая Оксану взглядами. На площадке перед эстрадой толпилась уйма народу. За столиком, вроде, сидит по полному комплекту – откуда же столько набралось? Создавалось впечатление, будто часть этих плясунов только ради танцев и пришла сюда, и неясно было, куда они деваются в перерывах между танцами. В туалет набиваются?

– Что случилось? Толик приставал? – спросил Сергей, кружась с Оксаной в самой гуще. Музыка звучала слишком громко, приходилось говорить прямо в ухо. В паузы отдельные слова привлекали внимание соседей, это раздражало Сергея. – Чего молчишь?

– Я же тебе сказала, кто ко мне приставал. Я его сама отшила… Ты на юг не хочешь съездить? В Сочи?.. Там сейчас бархатный сезон. Людей мало, а купаться и загорать еще можно.

Так вот зачем Коноваленко ходил танцевать с Жанной! Хитер старший лейтенант. Хочет их спровадить подальше, пока все не утихнет. Или чтоб не мешали ему слинять. Но без знания границы трудно будет это сделать.

– Съездим… Вдвоем?

– Вчетвером. Жанна согласна.

Мнение Виктора не интересует – бедный Спортсмен! И деньгами распоряжается Жанна. Интересно, что было бы, если бы женщинам давали срок вместо мужчин? Как подстрекательницам, ведь ради них идут на преступление. Наверное, стало бы еще хуже: женщины воровали бы для мужчин, а тратили на себя… Что ж, Сочи – так Сочи…