Текст книги "Сильвандир"

XIII

О том, как в ту минуту, когда шевалье стал добычей беспросветного отчаяния, к нему явился незнакомец и сделал предложение, которого не ожидал ни сам Роже, ни тем более читатель

Однажды утром Роже гляделся в зеркальце, чтобы понять, идет ли ему оскорбленное выражение лица; одновременно он пытался дописать весьма слабое, но необычайно нежное четверостишие, посвященное мадемуазель Констанс де Безри; и вот в ту самую минуту, когда он, казалось, нашел довольно богатую рифму для четвертой строки куплета, в дверь его комнаты трижды постучали.

– Войдите! – крикнул шевалье д'Ангилем.

Дверь медленно отворилась, и тот, кто стучался, вошел.

Незнакомец, чья физиономия сильно смахивала на лисью мордочку, был, несомненно, завсегдатай Дворца правосудия, видимо судейский писец, канцелярская крыса из Сент-Шапель. В последние четыре месяца Роже часто бывал в Зале потерянных шагов и по скрюченным пальцам и крючковатому носу научился сразу же распознавать любого, даже самого незаметного из приспешников Фемиды.

У посетителя были прилипшие ко лбу огненно-рыжие волосы, на обеих щеках красовались большие лиловые бородавки, глаза, подобно опалу, переливались всеми цветами радуги, у него был щербатый рот и острый подбородок, кончик которого не выдавался вперед, а почти сходился с кадыком.

«Так-так, – пробормотал Роже, – снова какое-то судебное уведомление! Если опять надо платить издержки, мне придется распроститься с последним пистолем. Ну ладно, не будем терять присутствия духа».

И он с твердостью стал ожидать, пока человек с бородавками подойдет к столу.

Пришелец отвесил низкий поклон и осведомился:

– Имею ли я честь разговаривать с шевалье Роже Танкредом д'Ангилемом, владельцем Ангилема, Герит, Пентад и прочих угодий?

Роже невольно подумал, что если он сейчас еще владеет этими землями, то в скором времени его от них освободят. Он был несколько удивлен столь торжественным вступлением, но ответил весьма решительно и твердо:

– Да, сударь, с ним самим.

– Не спрятан ли кто-нибудь в кабинете, расположенном, как я успел заметить, позади вашего алькова? – снова спросил человек с бородавками.

– Там, сударь, никого нет, – отвечал Роже. – Однако, признаюсь, вопрос ваш кажется мне весьма странным.

– А между тем дело объясняется очень просто, милостивый государь, ведь могли же вы находиться вдвоем с возлюбленной либо с приятелем. Вы достаточно хороши собой и достаточно общительны, а потому вполне уместно предположить и то и другое. Повторяю, вы могли находиться с возлюбленной или с приятелем и спрятать ее или его в своем кабинете, чтобы вам удобнее было принять посетителя.

– Я был один, сударь, – холодно сказал шевалье, – и в кабинете никого нет.

– Не соблаговолите ли вы позволить мне самому в том удостовериться? – осведомился человек с бородавками.

– Черт побери, сударь! Странно, что вы не верите мне на слово.

– О, разумеется, я вам верю, господин д'Ангилем, – отвечал незнакомец, приближаясь маленькими шажками к кабинету, – разумеется, я вам верю, ибо знаю, что вы человек чести; однако без вашего соизволения или без вашего ведома туда мог проскользнуть какой-либо нескромный человек…

С этими словами странный посетитель приоткрыл дверь кабинета и просунул в щель свою кунью голову.

– Превосходно, – проговорил он, – там и в самом деле никого нет.

«Чего хочет от меня этот чудак?» – пробормотал сквозь зубы Роже.

– А что, стены у вас тут достаточно толстые? – спросил человек с бородавками.

– Разбирайтесь в этом сами, сударь! – взорвался шевалье. – Но только знайте: вы, кажется, выведете меня из терпения.

– Не гневайтесь, милостивый государь, не гневайтесь. Я самым смиренным образом прошу простить меня за все эти предосторожности, но сейчас вы сами поймете, что они совершенно необходимы.

– Не стесняйтесь, сударь, не стесняйтесь! Загляните в шкафы, за драпировки, пошарьте под кроватью… А если вам угодно получить ключи от комода и от секретера, требуйте их безо всякого стеснения.

Незнакомец немедленно воспользовался полученным разрешением: он открыл дверцы всех шкафов, заглянул под кровать, пошарил за драпировками и даже испытующе поглядел на комод и секретер, точно хотел убедиться, может ли туда влезть человек, но два эти предмета обстановки, должно быть, показались ему слишком тесными даже для самого любопытного субъекта, и, учтиво поклонившись, он отказался взять ключи, которые шевалье уже вытащил из кармана, а после этого молчаливого отказа вновь опустил туда.

– А теперь господин д'Ангилем, – торжественно начал незнакомец, – теперь, когда я полностью удостоверился в том, что мы с вами одни, имею честь просить вас выслушать меня как можно внимательнее, ибо я собираюсь говорить с вами о деле весьма важном.

– А дело это приятное или нет? – осведомился шевалье.

– Это уж будет зависеть от вас, – отвечал человек с бородавками, – вернее, от того, как вы сами к нему отнесетесь.

Он подошел к двери, запер ее сперва на ключ, а потом и на обе задвижки.

Роже украдкой бросил взгляд на кресло, где лежала его шпага: по примеру Индийца он подумал, что к нему, чего доброго, подослали наемного убийцу, чтобы учинить расправу.

Человек с бородавками перехватил этот взгляд и поспешил успокоить шевалье улыбкой и жестом, потом он придвинул стул к креслу, в котором сидел Роже.

Юноша непроизвольно отодвинулся вместе с креслом.

Незнакомец заметил это, как прежде заметил беспокойный взгляд шевалье, и чуть заметно улыбнулся; его гаденькая усмешка как будто говорила: «Да, да, вижу, вы не слишком-то мне доверяете, но погодите немного…»

Роже молча ждал. Человек с бородавками снова огляделся вокруг, как будто уверенность, что они в комнате только вдвоем, еще не до конца успокоила его, затем, наклонившись к самому уху юноши, он прошептал:

– Сударь, как вы смотрите на женитьбу?

Шевалье бросил пристальный взгляд на собеседника. Тот решив, что Роже малость глуховат, повторил свой вопрос.

– На женитьбу? – растерянно переспросил наш герой.

– На женитьбу, – повторил незнакомец и как можно любезнее покачал головою, а на губах его опять появилась все та же гаденькая усмешка, видимо привычная для него.

– Но о какой женитьбе вы толкуете? – спросил Роже.

– О какой женитьбе? Да о самой настоящей.

– Ничего не понимаю! – воскликнул шевалье. – Ну ладно, говорите дальше!

– В таком случае, – сказал неизвестный, – я поставлю вопрос иначе.

– Извольте, сударь.

– Хотите ли вы выиграть свою тяжбу?

– Черт побери! Еще бы! – вскричал Роже. – Даже очень хочу.

– Превосходно, превосходно, – произнес человек с бородавками, все так же улыбаясь, – тогда мы столкуемся.

– Столкуемся? – повторил Роже, заерзав в кресле.

– Так вот, милостивый государь, продолжал незнакомец, – я могу помочь вам выиграть тяжбу…

Шевалье в полном восторге непроизвольно придвинулся к своему собеседнику: он и думать забыл о его гаденькой усмешке и готов был броситься ему на шею.

Сколь жалка человеческая натура: мы-то думаем, что существуют симпатии и антипатии, а ведь на самом деле все определяет корыстный интерес!

– А что для этого нужно сделать? – спросил Роже.

– Бог мой! Да почти ничего, – ответил незнакомец.

– Но все же?

– Вам надо будет жениться.

Шевалье снова пристально посмотрел на своего странного посетителя, посмотрел еще более испытующе, чем в первый раз: ему вдруг пришло в голову, что перед ним помешанный.

– Только бы он не впал в буйство, – прошептал Роже, – ведь тогда это уже не будет столь забавно.

Молчание затянулось: шевалье произнес эти слова так тихо, что человек с бородавками их не расслышал и все еще ждал ответа.

– Что же вы молчите? – спросил незнакомец.

– Итак, вы сказали… – начал шевалье.

– Я сказал, господин д'Ангилем, что вам надо будет жениться.

– Жениться? Мне?

– Именно вам, собственной персоной, потому что, коли женится кто-нибудь другой, это вашему делу не поможет.

– Полно, да вы, я вижу, шутите! – воскликнул Роже.

– Если бы я имел честь принадлежать к числу ваших близких знакомых, – возразил новоявленный сват, – вы бы, сударь, знали, что я никогда не шучу.

– В таком случае дело принимает серьезный оборот.

– Весьма серьезный, милостивый государь, – и я прошу вас так и отнестись к нему.

– Стало быть, мне придется жениться?

– Боже правый, ну, конечно.

– А на ком? – спросил шевалье, делая над собой заметное усилие.

– На ком? – повторил человек с бородавками, и на губах его опять появилась гаденькая усмешка. – На ком? Вот теперь вы коснулись самого главного.

– Вот именно, на ком? – снова спросил Роже. – Вы, конечно, понимаете, сударь, не могу ведь я жениться очертя голову: кота в мешке не покупают!

– И все же именно так вам и предстоит жениться, господин д'Ангилем.

– Скажите, а вы в здравом рассудке? Вы в этом твердо уверены? – осведомился шевалье.

– То есть как это надо понимать: уверен ли я?

– Вот-вот, уверены? Ибо в противном случае я должен вам прямо сказать, что очень спешу, что меня ждут, что мне некогда шутки шутить и что я хотел бы как можно скорее покончить с игрою, в которую мы играем.

– Но это вовсе не игра, сударь, – отвечал незнакомец самым торжественным тоном, – а уж если игра, то, во всяком случае, такая, где ставка – ваше будущее, ибо вы можете выиграть полтора миллиона ливров.

– Тогда, ради всего святого, объясните, как вас надобно понимать?

– Влюблены ли вы в кого-нибудь? – осведомился человек с бородавками, вперяя в Роже пронзительный взгляд.

Шевалье почудилось, будто переливчатые глаза посетителя буквально буравят его и взор незнакомца проникает в самую глубину его души.

– Избавьте меня, сударь, от необходимости отвечать вам, – сказал юноша, сильно покраснев.

– Коль скоро, милостивый государь, вы требуете, чтобы уважали вашу тайну, – продолжал незнакомец, – я тоже вправе настаивать на том, чтобы уважали и мою.

– Ну, это совсем другое дело! – вырвалось у Роже.

– Почему другое дело?

– Вы должны все мне открыть…

– Напротив, господин д'Ангилем, вы последний, кому я должен что-либо открыть; но я не запрещаю вам догадываться…

– Спасибо и на том! Благодарю вас за разрешение, сударь, но, по несчастью, я не мастер разгадывать загадки.

– В таком случае попробуйте сами что-нибудь разузнать, ибо я, со своей стороны, могу лишь повторить то, что уже сказал.

– Сударь, – проговорил шевалье, вставая, – вы понимаете…

– Да, милостивый государь, я понимаю, что вы человек в высшей степени бескорыстный, – ответил незнакомец, в свою очередь поднимаясь с места, – и вам безразлично, проиграете вы или выиграете свою тяжбу. В конечном счете для такого вельможи, как вы, не имеет особого значения, будет у него на полтора миллиона ливров больше или меньше.

– Черт побери! – вырвалось у Роже. – Не имеет особого значения! Ну нет, сударь, я иначе смотрю на вещи, чем вы. Но поймите сами: не могу ведь я жениться вот так… столь нелепым образом…

– Сударь, сударь, – заговорил незнакомец с видом глубочайшего сочувствия, – хорошенько запомните мои слова: вы сами не понимаете, от чего отказываетесь.

– Но скажите наконец, сударь, если я соглашусь вступить в переговоры, что я должен буду сделать?

– Коли уж переговоры такого рода начинают, их надобно доводить до конца.

– Стало быть, вы требуете от меня решительного согласия?

– Вот именно.

– И мне придется жениться?..

– Не зная даже имени невесты.

– Но это же противно здравому смыслу.

– И все-таки позвольте мне…

– Никогда, сударь, никогда!

– Это ваше последнее слово?

– Последнее, окончательное!

– Подумайте еще немного.

– Я уже думал, вернее, не стану и думать, раз речь идет о такой нелепице… Мне, мне жениться, не зная на ком, даже не видя своей невесты, не перемолвившись с нею ни единым словом, не ведая, молода она или стара, хороша собой или уродлива, глупа или умна?! Ну, знаете, любезнейший, вы, видно, совсем теряете голову!

– А вы – проигрываете ваш процесс, сударь! И незнакомец взялся за шляпу.

В этом окаянном человеке было столько уверенности, что шевалье пришел в замешательство. Он принялся мерить комнату большими шагами: сначала шел от кровати к окну, затем от двери к комоду и в конце концов опять тяжело опустился в кресло, наблюдая украдкой за посетителем, а тот между тем с самым непринужденным видом скреб обе свои бородавки и подбородок.

– Неужели, сударь, – заговорил Роже, первым прерывая молчание, – неужели вы положительно отказываетесь дать мне хоть какие-нибудь разъяснения?

– Клянусь честью, сударь, я бы со всей охотой, – отвечал незнакомец, – но именно это мне строго-настрого запрещено.

– Скажите мне только, а молодая особа… Тьфу!.. – вырвалось у Роже, который сам прервал себя этим восклицанием. – Молода ли она, по крайней мере?

Незнакомец продолжал скрести свои бородавки.

– Ну тогда ответьте: хороша она собой или безобразна?

Посетитель перешел от бородавок к подбородку.

– Могу ли я, наконец, хотя бы осведомиться: невеста… девица она… или вдова?

Незнакомец остался совершенно невозмутим.

– Ах, да с вами и сойти с ума недолго! – вскричал Роже, ударяя себя кулаком по лбу.

– Сударь, я прощаюсь с вами до завтра, – сказал незнакомец, – хорошенько подумайте над моими словами.

– А что будет завтра? – спросил шевалье.

– Завтра в это же самое время я опять приду.

– Вы придете один?

– Нет, я принесу с собой обязательство о вступлении в брак.

– Обязательство о вступлении в брак?! – воскликнул Роже, бледнея.

– О, пусть это вас не тревожит, – отвечал незнакомец, – вы подпишите его только в том случае, если сами того пожелаете. Будьте спокойны, дорогой господин д'Ангилем, – прибавил он с обычной своей ухмылкой, – силком вас к венцу не поведут.

С этими словами таинственный посетитель, пятясь, вышел из комнаты, отвешивая еще более низкие поклоны, чем тогда, когда появился; он был уже далеко, а шевалье в полном изнеможении судорожно сжатыми и дрожащими пальцами все еще стискивал свой влажный от пота лоб.

XIV

О том, как таинственный незнакомец появился во второй раз и как в ходе второго свидания обстоятельства дела несколько прояснились

Роже довольно долго не мог опомниться от удара, который так неожиданно на него обрушился; наконец, собравшись с силами, он поднялся с кресла, взял шляпу и поспешил к маркизу де Кретте, своему постоянному советчику, главной своей опоре.

По счастью, маркиз был дома.

– Что с вами?! – воскликнул он при виде шевалье. – Неужели вы проиграли тяжбу?

Кретте задал этот вопрос потому, что на его друге, как говорится, лица не было.

– Слава Богу, пока еще нет, – отвечал Роже, – ведь, как вам известно, дело будет разбираться в суде только через три дня. И даже…

– И даже?.. – повторил маркиз.

– И у меня даже появилась некоторая надежда выиграть эту тяжбу, – со вздохом закончил шевалье.

– Тогда мне кажется, у вас нет причины столь тяжко вздыхать.

– Разумеется, вам так кажется, ибо вы не знаете, на каких условиях это возможно.

– Ах! Стало быть, вам поставили условия?

– Увы! – пробормотал Роже.

И он бросился в объятия к своему другу.

– Да говорите же! – воскликнул маркиз. – Вы заставляете меня не на шутку тревожиться.

И тогда шевалье поведал маркизу о человеке с опаловыми глазами и о своем разговоре с ним. Кретте выслушал рассказ с величайшим вниманием; когда Роже закончил, он сказал:

– Все это весьма странно. Быть может, у виконта де Бузнуа осталась побочная дочь, и ее хотят пристроить. Или, быть может, мой бедный друг…

– Или, быть может… – повторил шевалье, бледнея от догадки маркиза.

– Или, быть может, сама старая индианка задумала снова вступить в брак.

Роже содрогнулся, но одно соображение тут же успокоило его.

– Это невозможно, ведь она умерла.

– Тогда с ее стороны вам, видимо, ничего не угрожает.

– Правда, бывает всякое, – спохватился Роже, – я видел людей, которых считали умершими, а они вдруг появлялись среди живых.

– Упаси Господи! – воскликнул маркиз.

– Однако не думаю, что такое может произойти и на сей раз, – прибавил д'Ангилем.

– Тогда поищем другое объяснение. А ну как тут ловушка, расставленная вашим противником? Что вы на это скажете?

– Я уже и сам подумывал; да только какая корысть господину Афгано женить меня?

Мы забыли упомянуть, что именно так звали Индийца.

– Как знать! Но, так или иначе, будьте настороже.

– Да, разумеется, я все время настороже, но это, увы, не дает мне ни единого дня отсрочки: завтра от меня ждут ответа.

– Посоветуйтесь со своим отцом.

– Но ведь отец находится в пятидесяти пяти льё отсюда; а потом я должен вам прямо сказать, маркиз, что не могу так вот взять и жениться: я люблю, просто боготворю одну юную девушку из наших краев, она сама прелесть, сущий ангел во плоти и питает ко мне такую же привязанность, какую я сам питаю к ней; если я женюсь на другой, она умрет.

– Вы так полагаете? – спросил Кретте, и на лице его отразилось сомнение.

– Я в том уверен, она дала мне слово.

– Умереть?

– Нет, жить только для меня одного.

И Роже рассказал маркизу обо всех своих приключениях, связанных с Констанс, но имени ее не назвал.

– Ничего не поделаешь, друг мой! В таком случае вам думать не о чем. Однако, что вам дороже: девица… Не будет нескромностью, если я спрошу у вас, как зовут эту барышню?

– О нет! Ее зовут Констанс де Безри.

– Черт побери! Констанс, иными словами, постоянство! Да, такое имя многое сулит.

– Вы о чем-то хотели спросить меня?

– Я хотел спросить, что вам дороже: мадемуазель Констанс де Безри или семьдесят пять тысяч ливров годового дохода?

– Будь я один, я пожертвовал бы ради нее состоянием, жизнью, всем на свете! Но, увы, у меня есть отец и мать, они боготворят меня, и мой отказ разорит их.

– Да, вы совершенно правы, шевалье, – сказал маркиз, – вы им всем обязаны. Понимаете, друг мой, это дело вашей совести, только вы один и можете принять решение.

Роже тяжело вздохнул.

Маркиз де Кретте между тем впал в задумчивость и долго о чем-то размышлял; внезапно он схватил шевалье за руку и так крепко сжал ее, что тот оторопел.

– Вы трижды обреченный человек, – проговорил маркиз, – я догадался, из какого источника идут сделанные вам предложения.

– Боже правый! – в испуге воскликнул Роже.

– Ваш человек с бородавками – какой-нибудь судья, заседатель или судебный пристав, у него дочь-горбунья, и он горит желанием выгодно пристроить ее.

– Прошу вас, маркиз, не говорите мне подобных вещей, у меня мурашки по спине бегают.

– Любезный шевалье, надо уметь говорить друзьям правду в глаза.

– Увы! – простонал Роже.

– Повторяю, – продолжал маркиз, – напишите вашему почтенному отцу и попросите у него совета; но, на мой взгляд, здесь нет места сомнению.

– Тут может скрываться и другое!.. – заговорил, жалобно растягивая слова, злополучный юноша. – Быть может, у одного из тех господ, о коих вы только что упоминали, есть дочь, и она…

– Я уже об этом подумал, – отвечал Кретте, – да только не хотел вам говорить… Какой порок вы предпочли бы?.. Я, признаюсь, предпочел бы врожденный…

– Да я попал в ужасную западню! – в бешенстве закричал Роже.

– И тем не менее надо выбирать, – сказал маркиз, – третьего не дано. Либо вы проиграете тяжбу, либо вам придется, закрыв глаза, прыгнуть в пропасть.

– Увы, горе мне! – пробормотал Роже.

– Бедный мой друг, вы попали в ловушку, – снова заговорил Кретте, глубоко тронутый отчаянным положением шевалье. – Однако не стоит уж так убиваться до второго визита вашего таинственного гостя; улучите минуту, когда этот окаянный человек запрется с вами в комнате, потрясите его хорошенько и потребуйте, чтобы он объяснился начистоту, если нужно – даже пригрозите ему. Ну а коли он откажется, вы тоже откажитесь; я же спрячусь за дверью, а потом последую за этим исчадием ада, если понадобится, до самой преисподней. И мы вознаградим себя, по крайней мере, тем, что отомстим ему, уж в этом я вам ручаюсь.

– Так-то оно так, но тяжбу я проиграю.

– Ах, черт побери, ничего не поделаешь, мой милый! Чем-то надо поступиться.

Поскольку все, что могли сказать друг другу шевалье и маркиз, никак не двигало дело вперед, Роже попрощался и пошел к себе в гостиницу «Золотая решетка».

Он было совсем собрался написать отцу, но потом рассудил, что письмо четыре дня пойдет до Лота, и если даже предположить, что барон отправит ответ с той же почтой, то отцовское послание будет идти в столицу еще четыре дня, что вместе составит уже целую неделю. Между тем судебное решение ожидалось через три дня, так что ответ из Ангилема никак не мог прийти вовремя, а бедный юноша так нуждался в поддержке отца, дабы принять какое-либо решение!

Время шло, а шевалье все сидел в одиночестве, проливал горькие слезы и рвал на себе волосы, с отчаянием думая о будущем; он громко призывал Констанс и мысленно прощался с родными местами, с Гаренским лесом, с лучшими воспоминаниями отрочества; он упрекал себя в глупости, в том, что он такой простофиля, и с болью соглашался со справедливыми словами маркиза, который, выслушав рассказ о пасторальной любви Роже и мадемуазель де Безри, о появлении Констанс в комнате шевалье, о бегстве молодых людей и о их пребывании у священника в селении Шапель-Сент-Ипполит, воскликнул: «До чего же вы были простодушны, д'Ангилем! До чего же вы были наивны, распрекрасный мой Роже! До чего же вы были глупы, мой бедный друг!»

И теперь Роже повторял вслух:

– О да, до чего я был глуп! До чего наивен! До чего простодушен! Читатель видит, что пребывание в Париже уже начало оказывать заметное влияние на нашего героя.

Однако неумолимая судьба была тут как тут и протягивала к нему свою медную руку с железными шипами. Каждая минута стоила дня, а каждый день стоил года. На следующее утро человек с бородавками, точный, как само время, и неотвратимый, как смерть, должен был появиться снова.

Роже провел всю ночь в поисках выхода из создавшегося положения; нечего говорить, что он так ничего толком и не придумал.

Наступило утро. Шевалье ожидал человека с бородавками, вооружившись множеством встречных предложений и подготовив целый арсенал каверзных вопросов.

Посетитель не заставил себя ждать. В назначенный час, минута в минуту, Роже, который весь обратился в слух, различил шум шагов на лестнице; шаги эти затихли у его двери, затем в нее трижды постучали и наконец после слова «Входите!» – его дрожащим голосом произнес шевалье – дверь отворилась и вошел роковой посланец, еще более угодливый, смиренный и медоточивый, чем накануне.

Он медленно обвел глазами комнату, затем еще раз внимательно огляделся вокруг.

– Вы и нынче один? – спросил он.

– Убедитесь сами, – отвечал шевалье. Незнакомец с той же тщательностью, что и в прошлый раз, вновь осмотрел комнату и стоявшую в ней мебель, после чего вплотную подошел к Роже; юноша был так бледен, словно ему предстояло взойти на эшафот.

– Ну как, господин д'Ангилем, обдумали вы мое предложение? – спросил таинственный посетитель.

– Больше того, я не только все хорошенько обдумал, но я вас разгадал, сударь, – ответил Роже, – а потому давайте говорить без обиняков и покончим с этим делом.

– Таково и мое заветное желание, милостивый государь, – отвечал человек с бородавками, низко поклонившись.

– Вас послал ко мне некто, желающий избавиться от своей дочери.

– Избавиться? О милостивый государь, какое грубое слово!

– Не станем препираться из-за слова. Впрочем, я, к сожалению, уверен, что оно тут самое уместное.

– И все же я хотел бы разубедить вас…

– Дальше. Отец этой особы – один из тех судей, что разбирают мою тяжбу, не так ли? – спросил Роже, пристально глядя прямо в опаловые глаза человека с бородавками.

Тот в свою очередь уставился на юношу с удивленным видом, и во взгляде его можно было прочесть почти что восхищение.

– Да, верно, милостивый государь, вы угадали.

– Ну, я в том и не сомневался! – торжествующе воскликнул шевалье.

– Но что из этого следует? К чему послужит ваша догадка?

– К чему послужит? Теперь я твердо уверен, что если не женюсь, то проиграю тяжбу.

– И столь же твердо можете быть уверены, что выиграете ее, коли женитесь.

– Все это весьма грустно, – со вздохом сказал Роже.

– Сударь, – продолжал незнакомец, – напрасно вы жалуетесь, ведь вы на верном пути к богатству. Действуйте же, господин д'Ангилем, действуйте. Вот вам мой совет.

– Стало быть, по-вашему, я, дворянин, чья честь ничем не запятнана, должен жениться на дочери человека, торгующего правосудием!

– Остается только пожалеть, господин д'Ангилем, что вы так смотрите на вещи, – ответил посетитель, – но ведь этак смотреть на жизнь просто нелепо, уж простите меня за резкость! Человек пользуется влиянием, он оказывает услугу своим друзьям и этим обязывает их к признательности, а поскольку признательность – закон возвышенных душ, то и друзья в свой черед оказывают ответную услугу.

– Да, я все понимаю, но только девица…

– Что девица?

– Девица эта… и в самом деле девица? Незнакомец хихикнул.

– Или вдова? – продолжал шевалье. Незнакомец хихикнул чуть громче.

– Черт побери, сударь! – в бешенстве вскричал шевалье. – Да вы, кажется, смеетесь надо мной!

– Боже упаси, господин д'Ангилем! Я смеюсь лишь над вашими страхами.

– Возможно, они и неосновательны, – продолжал Роже, – но ведь вы сами принуждаете меня покупать кота в мешке!

– Тем приятнее будет ожидающий вас сюрприз, господин д'Ангилем.

– Ах!.. Не могу же я удовольствоваться вашими словами, сударь. Дайте мне хоть одним глазком взглянуть на девицу… на юную особу… на особу, на которой я должен жениться… словом, на ту даму, о ком идет речь…

– Невозможно, милостивый государь, невозможно.

– Но послушайте… ее отец… позвольте мне взглянуть хотя бы на отца… Ведь это такая малость!

– Напротив, милостивый государь, вы даже сами не понимаете, о чем просите: коли вы увидите отца, то уже через сутки узнаете, кто его дочь и какова она.

– Вы меня с ума сведете, – пробормотал шевалье.

– Послушайте, господин д'Ангилем, – продолжал человек с бородавками, стараясь говорить как можно мягче, – да не отчаивайтесь вы так: поверьте мне, дело-то стоящее, вы потом сами станете раскаиваться, что были так неуступчивы, ибо, поддаваясь всем этим мелким соображениям, которые, как я замечаю, увы, оказывают на вас столь сильное влияние, вы рискуете потерять полтора миллиона ливров и проиграть тяжбу. Да вам еще придется заплатить тридцать, а то и все сорок тысяч ливров судебных издержек.

Между тем, женившись, вы получите свои полтора миллиона, получите сверх того мебели и иных предметов обстановки на шестьдесят тысяч экю, драгоценных камней и украшений больше чем на полтораста тысяч ливров, не считая наличных денег в шкатулке, а шкатулка-то тяжелехонькая, уж за это я ручаюсь, сам присутствовал, когда ее опечатывали.

– Ах так! Тогда позвольте еще один вопрос.

– Спрашивайте, милостивый государь, спрашивайте, и, коли я только смогу на него ответить, непременно отвечу.

– Почему мой будущий тесть, – спросил Роже, – не предложил свою дочь моему противнику, господину Афгано?

– Да потому, что он решил отдать предпочтение вам.

– Весьма обязан!

– Ведь Индиец уродлив, а вы красивый юноша; креме того, ваш противник, быть может, и важная персона в своей стране, но у нас его знатность никем не признана; короче говоря, имя д'Ангилем гораздо приятнее звучит для французского уха, чем какое-то дикое имя Афгано. Госпожа Афгано! Сами посудите: как возгласить подобное имя при дворе?! И тем не менее, несмотря на все это, коли вы нынче откажетесь…

– Что будет, если я нынче откажусь?

– Я завтра же отправлюсь к господину Афгано.

– Стало быть, отцу не терпится пристроить свою дочку?

– Да, она уже девица на выданье.

– Охотно верю. Словом, выбор остановили на мне, чтобы меня погубить.

– Повторяю, милостивый государь, вы просто неразумны, такие речи приличествуют разве что зеленому юнцу. Вам предлагают полтора миллиона ливров, они сами плывут вам в руки, для этого вас отыскивают в самой жалкой комнате самой жалкой гостиницы, а вы при этом утверждаете, будто вас хотят погубить! Ах, поистине, вы меня приводите в отчаяние.

– А может быть, мы столкуемся полюбовно, сударь? – спросил шевалье. – Не возьмет ли тот, кто прислал вас ко мне, сто, двести, ну пусть даже триста тысяч ливров? Я их уступаю, я их предлагаю, я их дарю ему!

– То, что вы мне предлагаете, господин д'Ангилем, противно здравому смыслу: сто тысяч экю, каковые вы готовы отдать, уже и так не ваши, они составят приданое вашей будущей жены.

– Как? Приданое моей будущей жены?

– Разумеется! Беря в жены юную особу, вы признаете, что за ней дают приданое в сто тысяч экю; по-моему это вполне естественно, коль скоро ее отец дает вам возможность получить полтора миллиона ливров.

– Вы сказали «юная особа», сударь! – воскликнул шевалье. – Да, вы именно так сказали. Стало быть, невеста молода?

– Вы счастливец, господин д'Ангилем, редкостный счастливец! Соглашайтесь, говорю вам, соглашайтесь.

– Послушайте, вы ведь меня знаете, я живу не таясь, у меня нет никаких тайн, я не прячу карт, а играю в открытую…

– Вот и будьте хорошим игроком до самого конца.

– Я и сам того хочу; но мне нужно доказательство ваших возможностей, свидетельство вашего влияния.

– Какое вам угодно доказательство?

– Судебное решение ожидается послезавтра, пусть его отложат на неделю, и в обмен на это я дам свое согласие; правда, ставлю еще два условия.

– Какие именно?

– Невеста не должна быть уродлива, и она не должна быть, тьфу, вернее, должна быть…

– Я вас понимаю, господин д'Ангилем.

– Ну и как?

– Я согласен.

– Как вас надо понимать? Вы ручаетесь, что…

– Да, именно.

– В таком случае вот вам мое слово.

– Стало быть, через десять дней?

– Через десять дней.

– Я приду к вам утром того дня, когда будут выносить судебное решение.

– Я вас жду.

– В добрый час, господин д'Ангилем, в добрый час! Ах, милостивый государь, вы родились под счастливой звездою!

Человек с бородавками взял шляпу и вышел, пятясь и отвешивая самые почтительные поклоны.

Однако минут через пять он возвратился возмущенный.

– Сударь, – заговорил он. – Как видно, вы добиваетесь огласки, полагая, что вас это спасет, и потому ваш друг, маркиз де Кретте, устроил засаду: он сидит в своей карете в двадцати шагах от гостиницы и ждет, пока я выйду; не отпирайтесь, я узнал ливрею его слуги и гербы на карете. Да только зря вы так поступили, поймите хорошенько: отсрочка, о которой мы условились, накладывает обязательства не только на нас, но и на вас. Ежели за эти дни наши планы получат огласку, ежели что-либо каким-нибудь образом станет известно, ежели какой-либо шаг с вашей стороны покажется нам подозрительным, то я – единственный свидетель, понимаете, единственный свидетель – буду все отрицать, и вы с позором проиграете тяжбу.

Шевалье был ошеломлен этой неожиданной угрозой, она заранее обрекала на неудачу его тайные замыслы: мы уже говорили, что маркиз и он задумали узнать имена корыстолюбивых интриганов и заставить этих мучителей Роже пережить столь же неприятные минуты, как те, какие по их милости выпали на его долю.