Текст книги "Дело Ханссена. «Кроты» в США"

Приложение № 3

Из интервью О. Эймса французскому журналу «Нувель обсерватер» 10 февраля 1994 года.

– Почему в 44 года вы решили предать свою страну и ЦРУ?

– Мне нужны были деньги. В тот момент в моей жизни многое изменилось. Я вернулся из Мексики, где провел два года. Разводился, собирался жениться. У меня были долги. Мне казалось катастрофическим мое финансовое положение, хотя, в сущности, оно таким не было.

– Не думали ли вы как-то иначе поправить свои финансы?

– Да, например, ограбить банк. Но я выбрал решение, которое мне казалось самым легким.

– В тот момент вас только что назначили шефом контршпионажа в отделе ЦРУ, который занимался тайными операциями против советского блока. Вы знали многое из того, что могло бы очень заинтересовать КГБ…

– Конечно. В шпионской войне ЦРУ было сильнее. Счет в ней был 100:1 в пользу Америки. За несколько лет в ЦРУ на службу перешли 40 офицеров КГБ, которые нам все о нем рассказали. Мы знали все его сильные и слабые стороны. Напротив, КГБ не отличался особыми успехами в борьбе против ЦРУ. Там все ждали, что офицер ЦРУ предложит им свои услуги. И я это знал.

– Вы говорите, что ЦРУ было сильнее в контршпионаже. И в шпионаже тоже?

– Никак нет. Тогда к власти пришел Горбачев. Начались радикальные изменения, но у нас не было ни одного политического источника на высоком уровне. Мы действовали вслепую. СССР был главной целью ЦРУ, а мы не могли проникнуть в Кремль.

– Итак, вы сообщили 10 фамилий офицеров КГБ, которые работали на ЦРУ. Этих десятерых вы приговорили к тюрьме и к расстрелу.

– Я хотел себя предохранить, ибо боялся, что один из них меня выдаст. Но я до сих пор задаю себе этот безумный вопрос: почему я продался дьяволу? Что же касается расстрела выданных мною агентов, то я этого не ожидал.

– Почему же КГБ решил их так быстро ликвидировать?

– Решение приняло Политбюро. Передаваемая мною информация свидетельствовала о том, что западные службы глубоко проникли в КГБ. Поэтому они не могли оставаться инертными.

– И в обмен на имена этих десяти вы и потребовали деньги?

– Нет. Я и без того знал, что мне дадут много денег. Но когда несколько месяцев спустя они мне сказали, что меня ждет 2 миллиона долларов, я был ошеломлен их, как бы это сказать, щедростью.

– Таким образом, вы стали активным агентом КГБ, и это при том, что до декабря 1991 года ваша задача заключалась в борьбе с ним?

– Да, я с большой тщательностью готовил операции против КГБ, но каждый раз я их об этом предупреждал, и они успевали принять защитные меры.

– Например?

– Я размещал двойных агентов и…

Сотрудник ЦРУ, присутствующий во время интервью: Об этом хватит.

– Потом наступил конец СССР…

– После попытки государственного переворота в Москве в августе 1991 года я возглавил в ЦРУ группу по КГБ. У меня было задание покончить с этим ведомством.

– С кем покончить? С КГБ?

– Да, разрушить его. Мы считали, что в этот момент КГБ очень уязвим с политической и финансовой точек зрения. Мы хотели, чтобы российский парламент уменьшил на 90 процентов бюджет управления, которое занималось внешней разведкой. Для этого нам надо было дискредитировать КГБ, распространять в России порочащую его информацию. Мы пытались, я пытался…

Сотрудник ЦРУ: Вы не должны отвечать на этот вопрос.

– Как же отнеслись в КГБ к вашим сообщениям о том, что вам поручено ликвидировать эту организацию?

– Они восприняли ее не без юмора. Они не думали, что мы действительно займемся этим делом.

– Что вы имеете в виду?

Сотрудник ЦРУ: Смените тему разговора.

– Как проходили ваши встречи с офицерами КГБ?

– Очень раскованно, дружески. Мы в основном беседовали на профессиональные темы. Они говорили мне, какую информацию хотят от меня получить. Не пытались произвести на меня впечатление, обещая благодарности от Горбачева или Ельцина. Я всегда верил и продолжаю им верить. После расстрела агентов ЦРУ они сделали все, чтобы на меня не упало подозрение.

– Они предупреждали вас о том, чтобы вы были осторожны в трате денег?

– Да, ибо они так быстро расходятся! Они мне давали все, что обещали, но маленькими суммами. В КГБ не хотели давать все сразу – скажем, миллион или полтора миллиона долларов. Ибо боялись, что, получив эти деньги, я перестану на них работать.

– Не собирались ли вы убежать в Москву?

– Мы разработали план, в соответствии с которым в случае опасности я бы мог покинуть Соединенные Штаты, перебраться в Москву или в другое место. Но мы ничего не предусмотрели на случай ареста.

Приложение № 4

Из интервью журналиста Александра Гранта с Олегом Калугиным

– Сейчас все говорят о гигантском успехе советско-российской разведки, которая 15 лет получала ценнейшие сведения о работе ФБР. Но за арестом Ханссена кроется не меньший успех американской разведки, которая либо внедрила своего человека чуть ли не в Ясенево, либо имеет там своего «осведомленного осведомителя». Что произошло? Ведь, судя по тем материалам, которые представило ФБР, чуть ли не все агентурное дело Ханссена оказалось переправленным из Москвы в Вашингтон. Как это могло произойти технически?

– Не могу дать ответа на этот вопрос. Но несомненно то, что в самом сердце российской внешней разведки, очевидно, был и, наверное, остался очень опытный и очень эффективно орудующий американский шпион. Если сравнивать конечный результат, то, пожалуй, американцы могут гордиться куда больше, чем мои бывшие советские и российские коллеги. Ведь хорошо смеется тот, кто смеется последним. С этой точки зрения арест Ханссена – несомненный успех для американцев. Если не говорить, конечно, о подорванной репутации и престиже ФБР, о том, что действительно советско-российская разведка сумела проникнуть в самые сокровенные секреты американской национальной безопасности. В этом смысле дело Боба Ханссена, пожалуй, посильнее, чем дело Рика Эймса, поскольку речь идет о национальной безопасности здесь, на территории США, в столице, в центре. Эймс все-таки был фигурой из разведки – она, конечно, важный и ответственный элемент, но это совсем другая категория.

– Вы имеете в виду зарубежные операции, которыми по уставу занимается ЦРУ?

– Да, совершенно верно. Эймс работал за границей, вербовал иностранных шпионов. Его предали бывшие агенты ЦРУ из числа российских граждан. Это, конечно, ущерб для Америки – и в человеческом плане, и как потеря источников. Но источники – дело наживное. А вот когда утекают в ту или иную сторону секреты внутренние, самые фундаментальные… Ведь ФБР, особенно его контрразведка, – это очень серьезная организация. Посмотрите на перечень материалов, которые Ханссен передал российской разведке. А ведь известна только часть этих материалов.

– О том, что он мог сообщать Москве, можно судить по тем постам в ФБР, которые он занимал. Эти посты сами за себя говорят. Глава бригады наружников, следивших за советской миссией при ООН. Глава отдела анализа разведданных по СССР. Руководитель программы борьбы с советским научно-техническим шпионажем в США. Специалист по безопасности и контрразведке в американских посольствах и консульствах…

– Да. Он знал все тонкости и электронного подслушивания, и связи с агентами, и проблем обслуживания высшей власти и Белого дома, и чего хотите. В этом смысле, конечно, прорыв советской разведки был мощнейшим.

Но по большому счету усилия советских разведок в прошлые годы, по сути, закончились впустую – они не сумели ни обеспечить безопасность своей Родины, ни сохранить Советский Союз и его систему. Так что провал был стопроцентным.

– Они и себя не сумели сохранить.

– Да, и себя не сумели сохранить. Они были разгромлены на каком-то этапе. Но дело не в этом. При сопоставлении числа предателей и перебежчиков соотношение будет приблизительно 70:15 в пользу Соединенных Штатов. Я говорю только о сотрудниках разведки и контрразведки, а не об общем числе шпионов, захваченных обеими сторонами. 70 из Советского Союза и России (я называю приблизительную цифру) и где-то порядка 15 из США, включая ФБР, но в первую очередь – ЦРУ.

– Вы никогда не анализировали, с чьей стороны больше так называемых «инициативников»? Я имею в виду не завербованных двойных агентов, а людей, которые по собственному желанию – как Эймс, как Ханссен, как Уокер – обратились в советское посольство с предложением работать.

– В одном из годовых отчетов КГБ СССР, когда я еще работал в этой системе, была такая цифра: около 500 «инициативников» пытались прорваться в американское посольство в Москве с разными предложениями. Речь идет не о сумасшедших, а о людях, которые что-то хотели предложить. Большинство из них были носителями конкретной информации.

Цифра большая. Я знаю цифры аналогичных явок в советские учреждения во всем мире – когда я работал в этой системе, моей задачей было отслеживать всех таких добровольцев от Новой Зеландии до Мексики и от Исландии до Южной Африки. Поверьте мне, цифры были многократно меньше. Речь шла о десятках случаев. Я имею в виду не только американцев, а вообще всех желающих сотрудничать с советской разведкой и готовых предложить ей что-то.

– А каково, по-вашему, соотношение идеалистов и материалистов среди «инициативников»? Кто-то предлагал свои услуги новому хозяину за деньги, а кто-то – за идею.

– Когда-то люди хотели работать на советскую разведку и приходили к нам с предложениями, мотивируя своим желанием помочь росту и укреплению могущества первой социалистической державы в мире. Таких людей было много, тысячи. Опять-таки я говорю не о шоферах такси и портовых докерах, а о тех, кто работал в разведке, контрразведке, полиции, МИДе.

Тогда, на волне послевоенной просоветской эйфории, победы, престижа СССР, многие западные люди с левыми убеждениями готовы были пойти на шпионаж, рассматривая его как некий интернациональный долг.

Среди них были и американцы. Но потом ситуация изменилась. Советский Союз перестал быть привлекательным местом для жизни и покатился по наклонной плоскости – при Брежневе это стало совершенно очевидным. И тогда деньги стали главным элементом.

– Вернемся к Эймсу и Ханссену. Оба они, в 1985 году предложив свои услуги КГБ, попали в ведение полковника Виктора Черкашина, тогдашнего главы контрразведки в вашингтонской резидентуре. На днях в «Нью-Йорк таймс» появилась статья о Черкашине, где его называют «суперзвездой советского шпионажа». И говорят, что за вербовку Эймса и Ханссена он получил орден Левина, но генералом не стал и вышел на пенсию обиженным на руководство иноразведки КГБ, погрязшее во внутренних интригах.

– Черкашина я хорошо знал, это был мой подчиненный. Я двигал его по службе, о чем не сожалею. Он был хорошим работником. Знаете, почему его «ушли» на пенсию и он обиделся? Потому, что Виктор Черкашин был моим приятелем, а когда он вернулся из США в 1987 году, я уже был в опале. Он пришел ко мне, и мы вспоминали старые добрые времена.

Я направил его в Вашингтон в качестве заместителя резидента по линии контрразведки. Черкашин приехал в Вашингтон и, как видите, добился серьезных, я бы сказал, выдающихся результатов. Орден Ленина ему за это дали, но ни генералом, ни большим начальником не сделали. Это было ответом Владимира Крючкова (в то время начальник ПГУ КГБ. – авт.) человеку, который в отличие от многих не сгибался. Я помню Виктора Черкашина как прямого и принципиального человека, настоящего трудягу. Он достоин был большего.

– Эймс и Ханссен прекрасно знали, что такое советское посольство в Вашингтоне или советское генконсульство в Нью-Йорке. Почему же тогда они так рисковали, открыто обращаясь туда? Ведь Ханссен, будучи специалистом-контрразведчиком, послал письмо на дом сотруднику советского посольства, к тому же наверняка установленному разведчику Виктору Дегтярю. Почему он не боялся, что это письмо будет перехвачено?

– Тут, может быть, сыграли роль наша советская психология и американская наивность. В качестве примера я вам приведу случай, в чем-то похожий. Австралия. У нас там в свое время появился похожий на Ханссена источник, который прислал письмо по почте в посольство СССР в Канберре с предложением услуг. Причем вложил в письмо документы, которые вполне свидетельствовали о его доступе к секретам и о желании у нас работать. Он предложил условия встречи, связи, вот эти самые тайники. Мы заложили в тайник деньги и письмо с просьбой, чтобы в дальнейшем он прекратил писать на советское посольство – это же опасно.

Он ответил, что нет, не опасно, что у них в Австралии почту не проверяют, частная переписка не читается. Может быть, отчасти Ханссен думал так же, но считал, что контролирует эти процессы. Слежка за советскими дипломатами и их домами могла быть если не в его непосредственном ведении, то, во всяком случае, под его контролем. Он мог точно знать, читают домашнюю корреспонденцию Дегтяря или нет.

– Скромняга Ханссен ходил в плохо сшитых костюмчиках, ездил в «форде торес» 97-го года и стареньком «фольксвагене», был отцом шести детей и ревностным христианином. Не пил, не курил и в стриптиз-бар с коллегами не ходил. Но, с другой стороны, Ханссен сразу попросил 100 тысяч долларов в виде аванса, а в дальнейшем попросил бриллианты. За что же он работал – за деньги или за идею?

– Думаю, что мы этого никогда не узнаем. Но я вполне допускаю, что Ханссен был романтиком.

– «Человеческий фактор» чувствуется в переписке Ханссена с его новыми работодателями. И в письмах Ханссена, и в ответах ему российской и советской разведки видны попытки навести душевные мосты?

– Действительно, нужно затронуть струну, которая есть в душе каждого нормального человека, которая отзовется, и вот тогда отношение к сотрудничеству и связь будут носить совершенно другой характер. Человек будет морально себя чувствовать не так уязвленно и униженно. Поскольку он не просто продавец товара, а часть сообщества, корпорации, коллектива, где его уважают, где его ценят.

Думаю, что когда дело Ханссена копнут поглубже, когда речь пойдет о времени, предшествовавшем его приходу в советскую разведку, то обнаружат, что что-то произошло, что-то послужило импульсом к принятию такого жуткого решения. Это ведь жутко не только для него, он же угробил свою семью – шестерых детей.

– В конце прошлого года американцы его раскусили и начали вести. Вели-вели и 18 февраля арестовали. Но ведь первым делом наверняка могла возникнуть мысль о том, как бы с его помощью «поиграть» с российской разведкой.

– Материалы, к которым он имел доступ, информация, которой он обладал, были настолько секретными, серьезными и важными, что какие-то игры были просто исключены. Играют тогда, когда можно подсунуть противнику какую-нибудь «дезу», чтобы он на нее клюнул. А здесь нужно было остановить катастрофический процесс. К тому же это был бы слишком большой риск. Ведь он человек грамотный, опытный, профессиональный. Мог найти способ и уйти.

– По делу Ханссена к американцам попало практически все: его переписка, агентурные сообщения, данные о передачах денег. Мог ли получить простой офицер разведки в Ясеневе доступ к этим материалам? Или для этого нужно работать в архивном отделении?

– Для этого нужно либо работать в архиве, либо быть действующим шпионом внутри российской разведки, делать копии со всех материалов и передавать их другой стороне.

– Можно ожидать, что сейчас в Москве начнется кадровая перетряска, чтобы выяснить, нет ли в СВР «крота»?

– Думаю, что этот процесс идет давно. Ведь столько людей из разведки ушли на Запад или работали на Запад. Здесь, в Вашингтоне, я встречаю бывших сотрудников Первого главного управления – разведки КГБ. Я знаком с нынешним состоянием дел российской разведки, знаю настроения, знаю людей, которые со мной общаются. Некоторые поддерживают со мной хорошие отношения. Они деморализованы, но приход к власти Путина их как-то приободрил, они почувствовали, что сейчас, может быть, настало их время.

– Точно так же в свое время сотрудников КГБ окрылил приход к власти в СССР Юрия Андропова.

– Совершенно верно. Для них Путин – это Андропов. Мое поколение на каком-то этапе начало расслаиваться, и в 1991 году, когда КГБ успешно развалили на несколько частей, оттуда ушли чуть ли не 20 тысяч человек, причем в основном опытные работники. Одним было просто противно работать, другие плюнули и ушли в частный бизнес, в банки, даже в криминальные сферы. Кое-кто, и я в том числе, уехал за границу.

Процесс консолидации разведки России произошел позже, и здесь нужно отдать должное Примакову. Его приход в разведку отчасти придал ей более академический, спокойный характер. Внутреннюю службу – ФСБ – трясло катастрофически. Представляете, 8 директоров за 9 лет! В разведке практически не было реорганизации. Примаков держал устойчивый курс на консолидацию, на восстановление морального духа службы, и в какой-то степени это ему удалось.

«Московские новости», 2001, 20 марта, № 12

Приложение № 5

Открытое присьмо О. Калугина президенту России В. В. Путину

«Г-ну Путину В. В.,

и. о. Президента Российской Федерации

Г-н Путин, недавно я удостоился сомнительной чести быть упомянутым Вами в интервью для российских журналистов: Вы назвали меня «предателем».

Будь Вы не высшим должностным лицом в государстве, гражданином которого я являюсь, я бы проигнорировал это оскорбление. Мне не привыкать.

С 1990 года, когда я публично выступил против КГБ СССР и высказался за радикальные реформы в стране, власть меня предала анафеме. Лишила наград, звания, пенсии. Завела уголовное дело.

На помощь мне пришли 1,2 миллиона жителей Краснодарского края, избравших меня, несмотря на яростное сопротивление КПСС и провокации КГБ, народным депутатом СССР.

Весной 1992 года президент Ельцин обсуждал вопрос о назначении меня руководителем российской разведки, но тогда же он заметил, что мои бывшие коллеги из КГБ вряд ли примут меня вновь в свои ряды.

Ельцин был скорее всего прав, ибо последующие события не оставили сомнений в том, что дух чекизма – тоталитарного большевистского мышления, с его ненавистью и нетерпимостью к инакомыслию, не только сохранился, но и возобладал в органах разведки и безопасности России. С приходом в правительство Примакова и Степашина чекистский дух пронизал многие коридоры российской власти. Сегодня он восторжествовал в Кремле.

Многие в России и на Западе до недавнего времени тешили себя надеждой, что Ваше юридическое образование будет содействовать построению в нашей стране правового государства. Но, очевидно, длительная служба в КГБ и ГДР притупила Ваше правовое сознание. Иначе и нельзя расценить Ваш чисто советский, селективный подход к принципу презумпции невиновности – краеугольному камню правопорядка в демократическом государстве.

Без следствия и суда, других процессуальных норм Вы бросаете обвинения в предательстве неугодным Вам лицам. Даже Ваш предшественник, человек старой формации, при всех его слабостях не позволял себе такого беспардонного хамства в отношении граждан своей страны.

Будь я Вашего склада ума, я вполне мог бы заклеймить Вас как вора, взяточника и даже военного преступника, тем более что за Вами тянется из Ленинграда дурно пахнущий след, а Ваши подельники находятся в бегах за пределами России.

Но мне претит такое отношение к людям, даже своим обидчикам. Все, что не доказано, не выверено, не имеет юридической силы, а потому не может быть вменено в вину кому бы то ни было.

Но Вы уже закусили удила, не осознав до конца, что в положении исполняющего обязанности президента Вам не пристало вешать ярлыки и уподобляться Вашим нынешним поклонникам из газеты «Завтра». Как это ни парадоксально, но между «непримиримой оппозицией» и Вами существует кровная связь.

В отличие от Вас, анализировавшего проблемы НАТО в Дрездене, я сопоставил более простые и доступные каждому факты из Вашей биографии.

В декабре прошлого года Вы вернули на стены Лубянки мемориальную доску Ю. Андропова, духовного наследника «рыцаря революции» Феликса Дзержинского, символизирующую коммунистический деспотизм…

Вы прикармливаете послушную прессу, но боитесь встречаться с журналистами, не находящимися у власти на коротком поводке. Вы позволили больше месяца издеваться над корреспондентом радио «Свобода» Бабицким и заклеймили его как предателя только за то, что он хотел рассказать горькую правду о чеченской войне всем, кто хотел эту правду знать.

Наконец, на Вашей совести самая кровавая война против собственного народа после смерти Сталина. Под предлогом борьбы с терроризмом Вы фактически сровняли с землей целую страну, как будто она не является частью России, уничтожили тысячи невинных стариков, женщин, детей, послали на бойню едва оперившихся российских юнцов.

Вы объявили чеченцев организаторами террористических актов в Москве и Волгодонске, не предоставив до сих пор доказательств их участия в этих преступлениях.

Как коренному ленинградцу, мне стыдно за Ваши речи, замешанные на большевистско-зековском жаргоне: «набьем морду», «замочим в сортире», «уничтожим как класс», «доведем до животного состояния».

Загадочно погибший в авиакатастрофе Артем Боровик в одном из последних номеров «Совершенно секретно» цитировал Вас со ссылкой на знающих Вас людей: «Есть три пути воздействия на человека: шантаж, водка, угроза убийства».

Вы опасный, непредсказуемый человек, г-н Путин. Опасный не только для тех, на кого Вы указали своим начальственным перстом, но и для дела демократии в России, для подрастающего поколения наших граждан.

В свое время я подал в суд на руководителей СССР за их противоправные действия против меня. В августе 1991 года я был полностью реабилитирован президентом М. С. Горбачевым и с тех пор являюсь не опальным, а отставным генералом с вытекающими из этого гражданскими правами, пенсионным обеспечением и т. п.

В конце 1995 года я выехал по контракту на работу в США без намерения задерживаться там более трех лет. Но обстановка России с тех пор существенно изменилась. Силы реванша перешли в наступление. Шельмование честных людей становится нормой.

В Россию В. В. Путина, криминализированную и коррумпированную, с ее карманной юстицией и судопроизводством, я не верю.

В этой ситуации я буду вынужден просить политического убежища в свободном мире в надежде, что в качестве политического беженца я смогу жить за пределами России с чувством достоинства и безопасности.

Вы можете гордиться, г-н Путин, что Вы открываете новую страницу в истории политической эмиграции России.

Генерал-майор в отставке, бывший народный депутат СССР

Олег Калугин

20. 03. 2000 Вашингтон, США «Версия», 2000, № 13.