Текст книги "Гроза Византии (сборник)"

4. Светлые надежды

Хотя в Константинополе все радовались победе, но Вардас, Фотий и Василий понимали, что дело далеко еще не пришло к концу. Варягов все-таки осталось довольно, чтобы наделать много вреда беззащитному городу. К тому же прошло несколько дней после того, как буря разметала их суда, а они, как будто чего-то дожидаясь, и не думали уходить от стен Константинополя.

Может, так бы и было, но в это время вернулся в Византию порфирогенет с частью войск, стоявших до того на границе Персии.

Впрочем, возвращение императора нисколько не изменило положение дел. Варяго-россы по-прежнему были страшны Византии.

Приходилось изыскивать новые способы защиты.

В становище варягов посланы были разведчики, которые, вернувшись, рассказали, что киевские князья затевают отправить посольство к императору Михаилу.

– Они чувствуют себя достаточно сильными! – воскликнул Вардас, когда узнал об этом. – Чудо не произвело на них впечатления.

– Тогда что же мы должны предпринять, по твоему мнению? – спросил у больного правителя, как у старшего, Василий Македонянин.

– Прежде всего обезопасить Константинополь от нового нападения.

– Нового чуда так скоро вряд ли можно ожидать, даже со стороны милостивых к нам небес! – заметил Фотий.

– Ты прав, чудеса бывают раз в век! – воскликнул Вардас. – А теперь варяги будут поосторожнее и, заметив приближение новой бури, постараются укрыться сами и укрыть свои суда.

– Это так, – сказал Василий, – но что же делать?

– Попробовать откупиться от них.

– Это – позор для Византии.

– Э! Что за позор! Напротив того, это – победа. Лучше дать им немного принадлежащего нам золота добровольно, чем они сами придут и возьмут его силой.

– Но все-таки следует узнать, чего они добиваются и что хотят передать нам через своих послов.

Василий Македонянин, однако, узнал это скорее всех. Он, по своему обыкновению, все свободное время проводил на форуме в народных толпах, только очень редко узнававших его, а потому и всегда откровенных.

Однажды, при посещении форума, внимание Василия было привлечено громкими, радостными восклицаниями толпы, слушавшей кого-то, Василию невидимого.

Македонянин поспешил, как и всегда, пробраться к рассказчику и сразу узнал в нем хорошо теперь ему известного Андрея-юродивого.

Он не видел его как раз с того времени, когда Андрей возвещал чудо в покое Фотия.

– Что говорит Беалос? – спросил он у своего ближайшего соседа.

– Беалос рассказывает о новом чуде, совершенном Пресвятой Девой.

– О каком чуде?

– Он часто бывает в становище варваров и рассказывает, что сердца их князей смягчились после той ужасной бури и они готовы воспринять свет истины.

– Вот как! – удивился македонянин.

Для него это сообщение было, действительно, очень приятной новостью. Он стал внимательно прислушиваться к словам Андрея.

– Спасение града святого Константина, – хрипло выкрикивал юродивый, – спасение это Всемогущий Бог избрал средством, чтобы просветить сердца, погрязшие во мраке невежества. Аскольд и Дир поражены были этой бурей. Они чувствуют Бога и посылают к императору своих людей за разрешением познать тайны Всемогущего Божества. Разве это – не новое чудо Пресвятой Девы?

– Откуда ты знаешь это, Андрей? – выступил Василий Македонянин.

– Это ты, Василий Македонянин? – воскликнул юродивый, как будто обрадованный появлением его. – Пойди и возвести императору, правителю и патриарху о том, что ты здесь слышал… Сам Бог привел тебя сюда. Сердца варваров смягчились. Если они просветятся светом истины, то и вся страна примет христианскую веру. А это будет третьим чудом Пресвятой Владычицы Небесной.

Когда толпа узнала Василия, всюду раздались крики восторга. Василия, как известно, очень любили в Константинополе, видя в нем такого правителя, в каком давно уже нуждалась столица Византии.

Воодушевленная толпа почтительно расступилась перед ним, когда он, взяв под руку юродивого и отвечая на поклоны и приветствия, отправился вместе с ним к императорскому дворцу.

– Вот, великолепный, – введя Андрея в покои Вардаса, проговорил он, – этот тебе уже известный человек говорит чудные вещи. Он рассказывает, что варяги, придя на Византию врагами, уйдут от нее покорными ее детьми.

– Я этого ждал! – с просветлевшей улыбкой отозвался Вардас. – Это для их простых детских сердец должно было быть прямым следствием совершившегося чуда. Расскажи мне, Божий человек, что ты видел и слышал во вражеском становище?

Андрей, оставив свой обычный тон, спокойно рассказал Вардасу обо всем, что видел в стане пришельцев.

В это время по зову Василия Македонянина в палаты Вардаса прибыл и Фотий.

Андрей приветствовал его уже как патриарха и подошел под его благословение. Фотий с не меньшим вниманием, чем Вардас, выслушал рассказ юродивого.

– Да, милость Божия над нами! – произнес он, когда Андрей умолк. – Через этих князей и все жители той страны соединятся с нами в вере нашей.

– И тогда уже над Византией не будет грозы с берегов Днепра.

– Напротив того, ее имя будет славно и среди варварского народа, – поддержал Василий. – Кто знает, может быть, все эти страны признают власть нашего императора?

– Вряд ли, – перебил его Вардас, – они этого никогда не сделают, но с нас довольно и того, что став нам единоверными, они прекратят свои нападения на нас. Только нам следует не отталкивать их, а встретить с великою ласкою и почетом, поразить их нашим великолепием, показать им наши храмы и еще раз убедить, что сами силы небесные за народ византийский.

На этом совещание кончилось.

Когда киевские князья прислали спросить, будут ли они допущены в Константинополь, их посланные были обласканы, щедро одарены и отпущены не только с разрешением, но даже с приглашением к киевским князьям посетить столицу Византии.

5. Первые варяги в Византии

Совсем не так, как предполагалось раньше, вступили киевские князья с малым числом своей дружины в царственный город. Вместо победного их шествие походило скорее на покаянное.

Прежде всего с ними было допущено очень малое число дружинников. Правители Константинополя все-таки побаивались не на шутку своих полудиких гостей, еще так недавно бывших врагами. Всего только один струг с князьями и оставшимися в живых из их приближенных был впущен в Золотой Рог. Затем, самые одежды князей вовсе не соответствовали их положению: у них все погибло во время бури. Поэтому наряды их не отличались ни пышностью, ни великолепием, и, в сравнении даже с одеждами дворцовых слуг, одеяние князей казалось жалким и убогим.

Да и струг их шел как будто под конвоем. Со всех сторон его окружили суда с воинами императорской гвардии.

Аскольда и Дира убедили посланные из Византии, что это со стороны императора является знаком особенного к ним почета.

Не о таком шествии на покоренную Византию мечтал оставшийся в Киеве Всеслав. Он думал, что князья и их сторонники купаются в крови побежденного и разгромленного ими эллинского града, и вдруг вместо этого киевские князья сами идут чуть не с просьбой о помиловании…

Хорошо, что ничего этого не знал Всеслав.

Зато прием вышел, действительно, великолепным.

По устоявшемуся этикету, князьям только показали императора.

Когда их струг прибыл к роскошно убранной пристани, князья встречены были Василием Македонянином и духовенством ближайшей к берегу дворцовой церкви.

– Добро пожаловать к нам, дорогие гости! – приветствовал их Василий. – Шли вы на нас с мечом и смертью, но Заступник наш Всесильный помог нам, и вот мы, не питая к вам никакого зла, готовимся принять вас, как друзей.

Он первый поклонился князьям. Те в свою очередь отвечали ему также низким поклоном.

– Ратное счастье изменчиво, – отвечал Василию Аскольд, – сегодня победил ваш Бог, завтра победим мы.

– Не говори так, вождь. Когда ты в наших храмах увидишь все величие нашего невидимого Бога, ты поймешь безумие твоих слов… Но не будем теперь говорить об этом, пойдем – наш всемилостивейший император желает видеть вас, храбрых славянских богатырей.

Он встал в середину между назваными братьями и, задушевно и ласково разговаривая с ними, пошел по устланному сукном пути к входу в императорский дворец.

Другие придворные поступили так же в отношении прибывших с князьями их приближенных. Шествие растянулось на довольно большое расстояние.

С любопытством глядели варяги вокруг себя. Все этим детям днепровских полей казалось здесь интересным, новым. Великолепные, богато разукрашенные дворцы, сверкающие позолотой своих куполов храмы, толпа восторженно кричащего при виде Василия народа по обеим сторонам шествия, наконец, великолепие уборов на встречавших их придворных – все это и поражало их, и наполняло сердца необъяснимым для них самих смущением.

Но вот они во дворце. Искусственные рычащие львы привели их в трепет, убранство палат вызвало у них крики восторга и восхищения. Все здесь им было внове, никогда доселе не видано, и, независимо от самих себя, они ощущали почтение и восторг к этому городу, к этим людям.

Михаил Порфирогенет встретил киевских князей, сидя на необыкновенно высоком троне. По настоянию патриарха он воздержался от оргии и был, вопреки своему обыкновению, трезв. Он весь сверкал золотом и драгоценными камнями. Драгоценностей на нем было так много, что придворные совсем затерялись на его фоне.

Когда драгоман ввел князей, те почувствовали, что какая-то неведомая сила заставляет их преклониться пред этим казавшимся им таким величественным владыкой.

Оба князя, не отдавая даже себе отчета, что они делают, пали перед императором на колени.

Но это дивное для них видение продолжалось всего несколько мгновений. При константинопольском дворе только ослепляли послов блеском императорской особы, но дать возможность приглядеться к нему было не в расчетах византийских хитрецов. Они всегда рассчитывали только на одно первое впечатление, и в отношении тех народов, которых они считали варварами, этот расчет всегда оправдывался.

Трон с императором был мгновенно скрыт. Князья могли только мельком заметить, что он унесся куда-то кверху.

Они были изумлены, но Василий, наклонясь к уху Аскольда, прошептал:

– Вы, вожди, удостоились зреть царя земного, теперь удостоитесь увидеть храмы Царя Небесного…

Не пришедшие в себя от изумления варяги с не меньшей торжественностью были уведены из императорского дворца в храм Святой Софии.

То, что увидели они там, навсегда осталось в их памяти.

Служил сам Фотий.

Глаза варягов в полутьме могли различить только волны фимиама, струившиеся от алтаря. Среди них они, как сквозь дымку, замечали какие-то фигуры, казавшиеся им тенями небожителей.

– Велик Бог христианский! – воскликнул Аскольд, пораженный всем увиденным.

– Велик, велик! – как эхо повторили за ним все варяги…

А когда, отвечая на возгласы священнослужителя, откуда-то с выси запел незримый хор, не удержался и Дир.

– Так поют только в Валгалле! – в сладком восторге проговорил он.

6. Радостное свидание

Потрясенные до глубины души вышли князья и их спутники из храма Святой Софии. Они молчали, не зная, что думать, что сделать. Благоговейный восторг овладел их существом. Им хотелось плакать от умиления, прославлять этого невидимого Бога, и в то же время они чувствовали, что должны, во что бы то ни стало, сохранить свои достоинства…

– Теперь, славные витязи, – услыхали они вкрадчивый голос Василия, – после того, как вкусили пищу духовную, прошу вас в покои императора, где вы найдете пищу для вашего тела.

– Можно ли думать о пире после всего виданного нами? – воскликнул Аскольд.

– Что ты хочешь сказать, витязь?

– Хочу сказать, что чувствую…

– Говори же, мы слушаем тебя.

– Но я боюсь осуждения вашего… Мы, норманны, умеем говорить только то, что думаем.

– Нам Бог запрещает осуждение. Он заповедовал нам любовь даже ко врагу.

– Даже к врагу? – задумчиво проговорил князь. – А наш Один и славянский Перун говорят только о мести.

– Они не боги. Он – дерево, этот Перун… Но что ты хотел сказать?

– Я скажу только, что понял теперь причины этой странной бури. Нет сомнения, Бог, которому вы служите, заступился за вас. До сих пор я в этом сомневался, но теперь я верю этому.

– И веруй! Благо тебе будет! После я дам тебе возможность беседовать с первосвященником нашего Бога, и ты услышишь то, что, как я вижу, жаждет познать душа твоя.

Князей снова провели во дворец. Там в одном из больших, светлых покоев был приготовлен для угощений накрытый самими утонченными яствами стол.

Перед тем, как с таким торжеством принять варягов, состоялось еще одно тайное совещание. На нем был поставлен вопрос о том, не лучше ли разом избавиться от варяжских вождей, прибегнув к излюбленному византийскому средству – отраве. Без них и остатки варяжской дружины, сплачивавшейся только вокруг своих князей, являлись жалким сбродом, разогнать который рискнули бы даже изнеженные императорские гвардейцы. Но против этого плана восстали Вардас, Фотий и Василий Македонянин.

Они как будто видели будущее.

– Эти люди и так нам теперь не страшны, – говорили они, – а возвратясь на родину, они принесут весть о чуде, и Византия приобретет в них верных слуг, а не врагов, какими они были доселе.

Мнение восторжествовало, и князья не были отравлены.

Василий готовил им еще радость…

Когда трапеза была окончена, он попросил князей к себе, в свои палаты.

– Вы увидите нечто такое, что доставит вам большую радость, – предупредил он их.

Но после всего перечувствованного и пережитого в этот день Аскольд и Дир остались безучастными к этому предупреждению.

Какая радость могла их еще ждать?

Они последовали за Василием, дружина же их осталась в столовом зале, где им в изобилии поданы были крепкие вина, являвшиеся для этих детей природы новинкою.

Приведя их к себе, Василий оставил князей одних, а сам удалился.

– Что ты скажешь, Дир? – спросил брата Аскольд.

– Скажу, что все виденное нами непонятно. Знаешь, мы одни, и я могу говорить откровенно. Как хорошо было бы, если бы этот невидимый Бог был и у нас в Киеве!

– Я сам думаю о том же… – со вздохом вымолвил Аскольд.

Шорох в дверях отвлек их от разговора. Не успели они обернуться на него, как крик радости вырвался из их груди:

– Изок!

Князья кинулись к вошедшему в их покой и протягивавшему к ним свои объятия юноше.

– Князья, князья! Вот мы и свиделись снова! – кричал он.

– Мы думали, что ты погиб.

– Нет, византийцы пощадили меня. Этим я обязан Василию.

– Какому?

– Вы его видели, это тот, который привел вас сюда.

– Не мне ты обязан, юноша, – послышался голос македонянина, – а самому себе, своему честному сердцу. Зная, что тебя здесь ждет смерть, ты все-таки не решился изменить твоей клятве и пришел, как обещал, обратно. Чья бы рука поднялась на тебя? А вы, князья, примите его в свои объятия точно так же, как и сестру его.

Он слегка подтолкнул вперед Ирину, смущенную и зардевшуюся.

С удивлением глядел на появившуюся перед ним девушку Аскольд. Киевский князь был поражен ее появлением и, едва увидя ее, воскликнул:

– Зоя! – Ирина была удивительно похожа на сестру своего отца. – Зоя, ты воскресла из мертвых и пришла ко мне! – воскликнул Аскольд.

– Я – не Зоя, а Ирина, – прошептала в невольном смущении девушка.

– Ее лицо, ее голос, ее движения… Что это? Новое чудо?.. Скажи мне, византиец, скажи, прошу тебя, как понять это?

– Увы, храбрый витязь! Это – не Зоя… Но она, действительно, похожа на нее. В этом тоже надо видеть перст Божий. Он знает все и приводит нас через множество испытаний к тому, что нам самим кажется недосягаемым. Это видно на тебе. Смирись перед Ним и веруй в Него! Он будет тебе помогать так же, как помог Византии…

– Верую… – прошептал в ответ на эти слова чуть слышно Аскольд.

7. Милый образ

Аскольд не помнил себя в волнении, не знал, что и сказать – слова не приходили ему на язык, и он думал в эти мгновения только одно: перед ним стоит вовсе не Ирина, сестра Изока, и дочь любимца Всеслава, а Зоя, его милая Зоя…

Василий заметил, какое впечатление произвело на киевского князя появление этой девушки, и решил воспользоваться им с большей выгодой для своей страны.

– Отдай мне ее, византиец, – заговорил наконец весь трепеща от охватившего его волнения, Аскольд. – Дир, посмотри, как она похожа на мою несчастную невесту.

– Да, и я бы принял ее за Зою.

– Ты подтверждаешь, что я говорю? Благодарю тебя! Отдай мне ее, византиец!

Македонянин отрицательно покачал головой.

– Что? – воскликнул Аскольд.

– Ты очень поспешен! Такие дела так скоро никогда не делаются.

– Но я молю тебя!

– Напрасно! Что я? У меня есть император, который только один может решить это дело.

– Идем к нему!

– И этого нельзя. Невозможно видеть императора всегда, как только пожелаешь. Он не допустит теперь ни меня, ни тебя пред свое светлое лицо…

Аскольд весь поник.

– Что же делать? – прошептал он.

– Ждать!

Изок и Ирина, присутствовавшие при этой сцене, смутно понимали ее. Они видели, что речь идет именно о них, но в чем дело, этого они не могли постигнуть. Ирина с удовольствием глядела на красивого варвара. Из слов брата, сказанных шепотом, она поняла, что это именно и есть тот самый князь, о котором она столько раз слышала от него. Женское любопытство сказалось в ней. В Аскольде она видела героя, героя ее родины, избавителя родного народа от ига козар. Но чего он хочет? О чем молит этого доброго Василия, и зачем Василий на все его мольбы только отрицательно качает головой?

– Василий, скажи мне, я чувствую, что речь касается меня, – заговорил она, – скажи же мне, что ему нужно?

– Видишь ли, дитя мое, – ответил Василий, – тут говорят, действительно, о тебе, и разговор идет очень серьезный. Я затрудняюсь тебе сказать. Но, если ты ответишь мне на некоторые вопросы правдиво, искренно, как подскажет твое сердце, тогда и я встану на твою сторону и помогу тебе поступить по твоему желанию. Будешь ли ты мне отвечать по сердцу?

– Буду, говори!

– Сейчас. А вы, князья, слушайте, запомните ее слова и потом решите сами, что делать.

Он на минуту смолк, потом обратился к Ирине с вопросом:

– Дитя мое, веруешь ты во Христа?

– Верую! – было ответом.

– И не отвергнешь его?

– Никогда!

– Даже если бы это лишило тебя всего счастья, которое суждено тебе на этом свете?

– Даже и тогда! Что счастье земное, если нас в будущей нашей жизни ждет лучшее счастье – небесное!

– Я ожидал этих ответов, дитя мое. Благодарю тебя, но теперь я скажу тебе вот что: любила или любишь ли ты кого?

Личико Ирины вспыхнуло ярким пламенем. Всего еще за несколько мгновений до этого она смело бы ответила на этот вопрос отрицанием, но теперь она смутилась и ничего сказать не могла.

– Хорошо, ты не отвечай, – заметив ее смущение, сказал Василий. – Но вот что: если бы язычник предлагал тебе свою любовь и ты бы сама полюбила его, решила бы ты стать его женой?

– Да, если бы он принял святое крещение.

– А если нет?

– Я бы умерла, но отказалась от него.

– Слышишь, князь? Спасибо тебе за эти ответы! Теперь я скажу, что речь, действительно, шла о тебе. Вот этот человек, он – вождь храброго славянского народа, хочет взять тебя своей женой; правда это, Аскольд?

– Да, – глухо подтвердил киевский князь.

– Я слышал твой ответ. Этот человек, Ирина, язычник; что ты ответишь ему?

– Пусть он станет христианином, и я буду ему верной подругой на всю жизнь.

– Слышишь, князь! Теперь, Ирина, удались в свой покой. Изок, поди с ней. Или нет, предложи молодому витязю, – македонянин указал на Дира, – пройтись по императорскому саду, мы же здесь поговорим с его братом.

Изок поспешил повиноваться Василию, и Дир, со своей стороны, не нашел предлога к отказу. Он понимал, что между этим византийцем и его названым братом должен произойти серьезный разговор.

Они ушли. Василий и Аскольд остались одни.

– Ты все слышал, князь? Ведь не наложницей, а женой своей хочешь взять ты эту девушку? – заговорил первым Василий.

– Да, женой! – воскликнул Аскольд. – Вы сами отняли у меня Зою и должны мне теперь отдать ее назад. Да, должны.

– Но ты слышал, что она сама тебе здесь сказала?

– Слышал!

– Она – христианка и может стать только женой христианина.

– Что же из того?

– Как что? В этом все… Я не могу тебя понять, уж не слеп ли ты? Бог столько раз показывал тебе себя в явных чудесах, и ты до сих пор еще не решаешься обратиться к Нему…

– Я уже сказал, что я уверовал в Него!

– Этого мало!

– Что же еще?

– Крестись!

Аскольд ничего не ответил и только поник могучей головой…

8. Патриаршее вразумление

Тотчас же весь этот разговор стал известным Вардасу и патриарху. И тот и другой вполне сошлись во мнении с Василием, что таким путем само Небо хочет подчинить Византии столь страшного врага, как славяне.

– Сильны путы любви, – хитро улыбаясь, сказал Вардас, – посредством этой женщины мы всех славян будем держать в полной покорности.

– Да, пути Божьи неисповедимы, – согласился Фотий, – но я вижу еще дальше. Всем вам известно, что образовалось два славянских государства: одно – на севере, на озере, которое по-славянски называется Ильмень, другое – на Днепре. Северные варяго-россы грубы, свирепы, нрав их неукротим, и борьба с ними была бы очень трудна. Теперь и они для нас безопасны. Если между Византией и киевскими варягами установится прочная связь, то нам нечего бояться северных. Киевские варяго-россы станут первым оплотом Византии, и никогда они не допустят своих ильменских соплеменников до нас.

– Ты прав, блаженный! – воскликнул Василий. – Но тогда что же – отдать в жены девочку этому варвару?

– Если он только примет крещение по обрядам нашей веры.

– Он примет!

– Тем лучше для него.

– Но эта… Ирина, ты говоришь? Какова она? Будет ли она предана интересам Византии? – спросил македонянина Вардас.

– Насколько я знаю ее, она скромна, честна, она воспиталась здесь, и город Константина стал ей родиной. Как все славянки, она несколько упряма, но это только может вести к нашей выгоде.

– Тогда ты действуй в этом направлении, но прежде всего я хочу видеть обоих вождей-варваров, – сказал Фотий, – я тогда узнаю, насколько их сердца приготовлены для принятия света истины.

А те сердца, о которых говорил патриарх, по крайней мере сердце Аскольда, только и жаждали, чтобы поскорее этот свет озарил их…

Они так переволновались, что, не веруя еще на словах, уже веровали в глубине своей души. Они часто бывали в христианских храмах, и всегда богослужение производило на них сильное впечатление. И Аскольду и Диру казалось, что в облаках фимиама над бескровным жертвенником всегда витает Бог христиан, Бог, перед которым ничто и Один, и Тор, и Перун славянский.

Свидание с патриархом, подготовленное вскоре Василием, застало их чуть ли не врасплох.

Когда они введены были к Фотию, то патриарх был окружен такой пышностью и великолепием, что простодушные норманны пали пред ним ниц.

– Встаньте, – сказал им Фотий, – поклоняйтесь Единому Богу, я же – недостойный и смиренный служитель Его здесь на земле! Призвал я вас, чтобы говорить с вами. Слышал я уже от многих теперь, что смягчились сердца ваши и желаете вы познать истинную веру в Бога Живого. Отвечайте, правда ли это?

– Правда, – твердо ответил Аскольд.

– Да, правда… – не так твердо, но все-таки подтвердил его слова Дир.

– Вы радуете меня, и на Небесах радость. Проследите, как Небо вело вас к истине: ты, витязь, – обратился патриарх к Аскольду, – потерял свою невесту, ты был в горе, тоске и отчаянии, но Небо в громе, молнии, вихре и буре сперва показало вам свою силу, разметав вас по морским волнам, а потом и оказало тебе милость, приведя тебя к той, которая кажется тебе как бы вставшей из мертвых твоей невестой. Правду ли я говорю вам, отвечайте?

Оба князя ответили утвердительно.

– Я рад этому, – продолжал патриарх, – но если вы познаете истину, то должны утвердиться в ней крещением. Вместе с этим вы должны забыть все ваше прошлое, вы должны вновь родиться и стать другими людьми. Вы должны возлюбить другого, как самого себя, забыть про битвы, про войны и быть готовыми лучше самим умереть, чем пролить кровь брата вашего.

Голос Фотия звучал с необыкновенной торжественностью.

Тон его был настолько мягок, что проникал прямо в душу, то вдруг становился строгим и даже грозным, заставляя варяжских князей вздрагивать всем телом.

Они слушали патриарха, как в забытьи, тот же все говорил и говорил, наставляя их в правилах новой веры…

Вдруг его вопрос вывел князей из их томительного полузабытья.

– Отвечайте! Готовы ли креститься вы? – громко и строго спросил патриарх.

– Готовы! – в один голос отвечали князья.

– И не отступите от этого решения?

– Нет!

– Тогда примите мое благословение, и вы будете скоро причтены к Христову стаду, заблудшими овцами которого вы были доселе.

Он встал со своего трона и преподал благословение благоговейно склонившимся перед ним киевским князьям.