Текст книги "Гроза Византии (сборник)"

14. На Ильмень

В Киев редко приходили вести с великого озера славянского. Но если бы они приходили чаще, то Аскольд и Дир узнали бы о той тяжелой борьбе, которую пришлось выдержать с ильменскими славянами их бывшему другу Рюрику, ставшему новгородским князем.

И эта борьба кончилась всецело в пользу единой власти, олицетворенной для разрозненных и враждовавших племен единым князем. Рюрик стал княжить на Ильмене совершенно спокойно.

Как раз в это время появился на Ильмене пришелец из земель приднепровских. Его тотчас же узнали и приняли в княжеских хоромах на Рюриковом городище. Многим он был еще памятен.

Сам князь тотчас же поспешил принять его к себе.

Да и как не принять старого товарища – ведь это был Всеслав, разделявший с Рюриком опасности не одного похода.

Но кто более всех обрадован был появлением Всеслава, так это Олег. Ведь Всеслав недаром явился.

Он принес ему давно жданную весточку о тех, кого Олег в глубине своей могучей души считал изменниками общему делу.

Никак он не мог забыть того, что объявили они русскому князю, которым были посланы покорить под его власть земли приднепровские после того, как уже осели там.

«Ты будешь конунгом на севере, а мы – на юге, – уведомляли ярлы Рюрика. – Друг другу мы не помешаем если же понадобится тебе наша помощь – можешь на нее рассчитывать, готовы мы вступить с тобой в союзы, изменниками нас не считай, потому что не давали мы тебе клятвы в верности, и ярлы мы свободные, ни от кого независимые».

Независимые? Разве он, Олег, зависим от кого-нибудь, кроме уз дружбы? А он все-таки не изменил этим узам.

Тогда он еще предлагал Рюрику пойти и наказать виновных, но тот не пустил его.

– Нет, мой брат, нам и здесь слишком много своего дела. А Киев, рано или поздно, от нас не уйдет – все равно наш будет, как и вся земля славянская. Ярлы нам же еще услугу делают – к Киеву дорогу прокладывают. Нам после них легче будет пройти, потому что они – такие же варяги, как и мы. Поэтому и оставим их в покое до поры до времени, пусть они там забавляются, что они новое княжество на юге основали, все равно их княжество к нам перейдет. Да и сами ярлы наши, Аскольд и Дир, совсем не люди ратные. Они к тихой, мирной жизни склонны. Это ты и знай!

– Ты прав, мой Рюрик, затаю я до поры до времени думы мои, но потом, знай ты, буду просить у тебя позволения разделаться с изменниками по-своему, – ответил Олег.

– Придет время, пойдешь на юг.

Увы! Во все время, пока княжил на Ильмене Рюрик, для Олега находилось столько дела, что и подумать о новых завоеваниях некогда было, но вот теперь пришел с Днепра старый товарищ, который нечто невероятное рассказал об Аскольде и Дире.

Олег верить отказывался, чтобы скандинавские ярлы могли так перемениться, но Всеслав приводил подтверждения, и не верить ему было нельзя.

Более всего возмутился Олег тем, что Аскольд не сдержал своей клятвы и не обратил в развалины Византию; при рассказе же о тех богатствах, которые скоплены были в Константинополе, глаза норманна загорались блестящим огоньком.

– Клянусь Одином, – воскликнул он, – лишь только управится с делами Рюрик, мы пойдем, Всеслав, на Днепр, и беда тогда изменникам.

Он несколько раз пытался заговорить с Рюриком о Киеве, но тот на все доводы отвечал только одно:

– Не время еще!

Рюрик полагал, что норманны еще недостаточно укрепились на Ильмене, чтобы начинать новые походы с целью завоеваний.

Всеславу приходилось ждать…

Но вот Ильмень посетило горе.

Умер тот, кто объединил и укрепил его – Рюрик.

Только тогда народ славянский понял, кого он потерял.

Но не смертным бороться со смертью.

Рюрик был погребен, и его наследником стал его четырехлетний сын Игорь, а так как он был мал, то вместо него править ильменцами стал Олег.

Теперь он был свободен…

Он мог бы сразу пойти на Днепр, но некоторые недовольные правлением Рюрика роды приильменские попробовали возмутиться.

Пришлось их усмирить.

Когда же и это дело было покончено, Олег не долго засиделся в Новгороде; собрав грозную рать, он, вместе с Всеславом, тронулся на ничего не подозревавших киевских князей.

15. Смерть Аскольда и Дира

В самом деле, никто в Киеве не подозревал той грозы, которая надвигалась на него с севера. Аскольд и Дир – христиане, уже не проводили своего времени в бесконечных пирах и охотах. Нет, они всеми силами старались ввести в своей стране ту веру, которую исповедовали сами.

Однако нельзя сказать, чтобы им это удавалось.

Князья не желали действовать силой. Они своим примером, своей жизнью хотели увлечь за собой свой народ, но пример действовал далеко не успешно. Народ оставался равнодушным к верованиям князей и по-прежнему продолжал поклоняться истуканам.

Однако князья не теряли надежды на успех. Они строили христианские храмы, учили народ, но народ их любил за их кротость, доброту, ласку, но не хотел следовать за ними в деле веры.

Так шло время.

Однажды князьям пришли сказать, что у берега Днепра остановилась пришедшая с севера ладья с купцами, и эти гости, которые говорили по-славянски, желали бы, чтобы Аскольд и Дир спустились к ним, посмотрели их товары и приняли их дары.

Такие посещения не были редкостью в Киеве.

Благодаря его князьям все чаще и чаще прибывали в столицу южного славянского союза заезжие гости. Они торговали на славу. Товары их, порой малоценные, с большей выгодой променивались на товары приднепровские. Гости и киевляне были довольны, а последние были даже рады прибытию купцов.

Заходили в Киев гости и с севера – с Ильменя.

К ним всегда выходили князья, подробно расспрашивали их о том, что происходит на великом озере славянском. Приблизительно они знали все, что происходило там.

Видя, что Рюрик ничего не предпринимает против них, Аскольд и Дир успокоились. Они уверились, что северный владыка вполне примирился с мыслью о разделе славянских земель и вовсе не желает идти на них войной, как они предполагали в первое время.

Но вдруг гости с севера исчезли, и исчезли как-то сразу. Об Ильмене не стало ни слуху ни духу, и князья обрадовались, когда узнали о прибытии ладьи оттуда.

Не подозревая ничего дурного, Аскольд и Дир в сопровождении всего только нескольких слуг поспешили на зов.

Ладья была как ладья – обыкновенная купеческая, ничего в ней подозрительного не было, одно только казалось странным, что она стала в некотором отдалении от пристани, в месте глухом и безлюдном. Казалось, тут купцам нечего было бы делать.

Однако князья не обратили на это внимания и подошли к самой ладье. А между тем, если бы только могли князья знать, что таят в себе эта ладья и еще несколько стоявших в отдалении стругов, они не оставили бы так спокойно свои палаты.

Несмотря на свой невинный вид, эта ладья таила в себе гибель Аскольда и Дира…

Долгие годы полнейшей безопасности сделали когда-то безумно храбрых ярлов донельзя беспечными, лишили их прежней наблюдательности.

Они и не заметили, по своей беспечности, что ладья несет на себе живой товар. Их притупившийся слух не уловил тихого бряцанья железа, раздававшегося так тихо где-то внутри ладьи.

Оба они сгорали от нетерпения узнать, что делается на Ильмене, как живет их старый друг и соратник Рюрик.

Но если князья были беспечны, их приближенные, сопровождавшие их в очень, правда, небольшом количестве, вдруг прониклись чувством инстинктивного страха.

– Ох, князья. – шептали то Аскольду, то Диру их спутники, – необыкновенная эта ладья.

– Как необыкновенная? Что такое?

– Таких ладей у заезжих гостей не бывает.

– Варяжская это ладья – будто в поход какой собрались.

– И добра на ней не видно…

– Гости приезжали, так ладьи-то у них доверху всяким добром нагружены, а тут только донышко прикрыто.

Но князья только посмеивались над страхом своих спутников.

– Чего вы? – удивлялись они. – Мало ли гостей приходило, и ничего не бывало, а тут перепугались!

– За вас, князья, страшно.

– За нас не страшитесь, мы никому зла не делаем, и нам его также никто не будет делать.

Они подошли к самой ладье.

– Ой, князья, вернитесь, чует сердце неладное.

Аскольд и Дир продолжали смеяться.

Непонятное ослепление овладело ими.

Они хотели уже позвать купцов, которых было не видно, как вдруг перед ними во весь рост поднялся какой-то человек, у которого из-под купеческой одежды виднелась кольчуга.

Аскольд и Дир взглянули и ужаснулись: перед ними стоял Олег Новгородский.

– Вы князьями себя зовете? – загремел он. – Нет, вы – не князья и не княжеского рода, а вот вам князь, сын Рюрика.

И он высоко поднял над головой малютку-мальчика…

Это было знаком, по которому из лодки выскочили несколько вооруженных воинов и с оружием в руках кинулись на киевских князей.

Берег Днепра огласился воинственным кличем.

Стоявшие в отдалении струги быстро приблизились на веслах к одинокой ладье. Засвистали стрелы, забряцали мечи, вооруженные люди один за другим выскакивали на берег.

Несчастные не успели опомниться от неожиданности и были убиты.

А коварный победитель в тот же день вступил в Киев и объявил его присоединенным к владениям князя Рюрика.

Киевляне и не думали сопротивляться…

Правда, они любили своих князей, но иной связи между ними и Аскольдом и Диром не было, кроме обычных столований да пиров.

Между тем личность Олега Новгородского явилась сразу для них обаятельной.

В Киеве как будто ничего не произошло, ничего не переменилось. Олег утвердился в днепровской столице и правил городом от имени Игоря.

Договор киевлян с Византией был разрушен…

Над Византией собиралась новая гроза.

16. Послесловие

Наш рассказ окончен. Что сказать в заключение его? Очень, очень немногое… Аскольдом и Диром началась закончившаяся только при Владимире борьба славянства с Византией. Мы в настоящем романе поставили себе задачей обрисовать начало этой борьбы, которой все-таки наша матушка Россия обязана одним из незыблемых устоев своего величия – православием. Пусть читатель судит, как удалось нам выполнить эту задачу…

Сейчас же мы должны сказать несколько слов о судьбе наших героев.

После того как Аскольд и Дир были убиты, север и юг славянства были связаны наконец неразрывной цепью, и эта связь не прервалась и поныне.

Тела несчастных были погребены на горе, где в Несторово время находился Ольгин двор. Прах Дира покоился за церковью Святой Ирины, над могилою Аскольда стояла церковь Святого Николая. Киевские жители и поляне указывают это место на крутом берегу Днепра, известное даже и доныне под общим названием Аскольдовой могилы.

О судьбе Ирины автор ничего не сообщает здесь, так как предполагает, что благосклонный читатель еще встретится с нею…

Олег оправдал надежды Всеслава.

Этот славный, могучий северный богатырь-завоеватель, для которого не было «в мире лучше дел войны», явился настоящей грозой Византии, которую от него не спасли никакие чудеса.

Щит его, после победы над Византией, по свидетельству истории, красовался на воротах Константинополя, и Византия всегда дрожала при одном только упоминании имени этого грозного северного завоевателя.

После Олега Игорь, Святослав, Владимир наводили панический ужас на Византию, упрочивая этим положение русского народа и объявляя своими победами о возникновении в таинственной Скифии могущественного, крепкого государства.

В Византии произошло множество перемен.

Василий Македонянин женился на надоевшей Михаилу Ингерине, но после смерти Вардаса ему наскучили капризы Порфирогенета.

После одной из своих бесчисленных оргий Михаил, находившийся в бесчувственном пьяном виде, был убит, и византийский народ поспешил возвести на императорский престол Василия, давшего ему во время своего царствования мир и спокойствие.

Василий оказался одним из мудрейших императоров разлагавшейся уже Византии.

Царствование его не было так блестяще, как царствование Украны-Юстина и его племянника Юстиниана, но отличалось мудрыми законами, направленными на общее благо подданых.

После Василия остались «Базилики» – ряд законов, по своей мудрости, действительно, не уступавших законам Юстиниана.

Изок был им отпущен к отцу еще при жизни Аскольда и в дружине Олега стал одним из самых славных его сподвижников.

Фотий, несмотря на все его достоинства, немедленно по восшествии на престол Василия Македонянина, считавшего его возведение в патриархи несогласным с законом церкви, был им заменен Игнатием, освобожденным из заточения.

При нем, однако, Византия жила в полном ладу со славянами, и серьезных вспышек не было, хотя Олег и не оставлял мысли о походе и отмщении за гибель киевской дружины.

Такова судьба действующих лиц этого рассказа.

Что сказать еще?

Дочитав до этих строк, читатели, может быть, поставят кое-что в упрек автору.

Он заранее предвидит это.

В его рассказе есть много таких эпизодов, сведений о которых не сохранила нам история.

Но что же делать?!

Ведь нашей задачей было написать не историческое исследование, точное, основанное на несомненных, достоверных свидетельствах, а более или менее интересный для читателя рассказ о давно минувших временах. В основу рассказа заложен исторический факт, а относительно деталей – точны они или не точны – не все ли равно читателю, если он найдет рассказ наш интересным…

Посвятив свой труд началу борьбы между славянством и Византией и первому возникновению христианства на святой Руси, автор предполагает в дальнейшем показать его постепенное развитие в нашем отечестве, имевшее своим результатом окончательное принятие христианства всем славянским народом при Владимире.

В дали веков

К читателю

Вопрос о варягах на Руси принадлежит к наиболее спорным в русской историографии. Первые гипотезы о происхождении Русского государства встречаются уже в летописях XVI века, а научное изучение варяжского вопроса началось в Академии наук сразу же после ее основания в 1724 году. Прежде всего привлекали ученых легенды о призвании варяжских князей и вполне удовлетворительные объяснения имен Рюрика и Трувора как скандинавских. Чуть сложнее обстояло дело с именем Синеус. Однако теорию основания Русского государства норманнами опровергнуть достаточно легко, ибо значение скандинавского завоевания весьма преувеличено.

Походы викингов на Русь, начавшиеся в конце VIII века, являются разбойничьими набегами, которые довольно трудно отделить от «торговых поездок». По мере того как местное население училось обороняться от набегов норманнов, всю большую роль начинала играть мирная торговля. Одновременно с этим громадное значение для скандинавов имела возможность наняться на службу в дружину к русским князьям.

Что же касается термина «варяг», то ученые-скандинависты предлагают несколько его толкований: в древнерусском словоупотреблении это и скандинавские дружинники, приходившие на Русь за данью, и наемные воины на службе у русских князей, и торговцы.

Некоторые ученые выводят слово «варяг», «варенег» от западнославянского слова, обозначающего «меч». Известный лингвист М. Фасмер связывал «варяг» с древнесеверным «var» – «клятва», «присяга». В языке же самих скандинавов это слово применяется только к воину-наемнику, в том числе и на службе у базилевсов в Византии.

Вот об этом обо всем вы и узнаете из очередного тома нашей серии.

Счастливого плавания на викингских драккарах!

Ильмень

Благословен грядый во имя Господне!

Св. Евангелие

1. Пророчество

Это было вскоре после крестных страданий и смерти Иисуса Христа. Он умер на кресте плотию, заповедав всему миру кроткую братскую любовь, плату добром за зло, но благая весть о Его святом учении пока хранилась и распространялась в одном только еврейском народе и едва-едва, в виде неясных, туманных слухов, достигла до более или менее отдаленных от Палестины народов Древнего мира.

Но Божественный Учитель наш еще до своей крестной смерти заповедал ближайшим своим ученикам разнести эту благую весть повсюду, где только есть люди.

Могли ли они забыть завет Того, за Которым последовали, оставив все земное, все земные радости, печали, горе, счастье? Все это, все было принесено в великую жертву служения человечеству, над которым тяготел в то время беспросветный мрак язычества.

И вот святые апостолы разошлись по всему тогдашнему миру, всюду проповедуя слово Божие и всюду разнося радостную весть кроткой братской любви, всепрощения и тихого мира в сердцах человеческих.

Одни из апостолов избрали для проповеди страны более близкие к Палестине, где протекала жизнь их Божественного Учителя, где Он страданиями своими искупил грех прародителей. Они пошли в Грецию, в Рим, в Африку. Там уже сам языческий мир своим особым складом мышления приготовил благодатную почву для восприятия нового учения. Предстояла, правда, борьба, тяжелая борьба с язычеством, но апостолы и их ученики были уверены, что в этой борьбе они победят, рассеяв своим убежденным словом тяготевший целые века над человечеством мрак.

И они пошли туда, смелые, готовые на все, даже на самые страшные мучения, ради исполнения своего святого долга.

Другие же из них для себя избрали совсем иной путь.

Он пошли в неведомые страны, в земли, на которые даже гордый Рим не находил нужным обращать свое внимание. Среди них был и святой апостол Андрей, который был одним из первых учеников Иоанна Крестителя, а потому и назван Протоклетосом, то есть Первозванным.

Он вместе с братом своим пошел принести благую весть о спасении совершенно «варварским» народам, обитавшим на южных, восточных и северо-восточных берегах Черного моря. Самой плохой славой пользовались эти народы в Древнем мире. Чем-то нечеловеческим отзывалось в представлении даже образованнейших народов того времени – римлян и греков – понятие «скиф».

Целые легенды сложены были о них. Говорили, что скифы не обыкновенные люди, а ужасные существа, имевшие наполовину туловище человека, наполовину лошади.

Они, скифы, были рассеяны на огромном пространстве земли.

Жили они отдельными племенами, не зная никаких других занятий, кроме охоты. Между ними не было никакой связи, хотя они все говорили на одном языке и молились одним богам. Каждый, даже самый маленький род управлялся по-своему. Твердых начал власти у них не было и в помине. Вечно они вели между собой ожесточенные войны, и никогда между ними не было дружбы и согласия.

К этим-то ужасным скифам и понес благую весть первозванный святой апостол.

Постепенно он обошел все побережье Черного моря и наконец прибыл со своими спутниками в таинственную, пустынную Скифию.

Напрасно искал апостол людей, которым бы он мог проповедовать благую весть. Их было слишком мало на этих беспредельных пространствах, сплошь покрытых или девственными лесами, или заросшими гигантской травой степями. Однако апостол не был смущен этим. Он смело шел вперед по неведомому дикому пути, пока не достиг устья великой реки – Днепра. Совершенно верное предположение, что по берегам этой реки должны были жить люди, заставило апостола скорее идти к ее верховьям.

Чудная природа страны также влекла его в эту неведомую даль, где он должен был впервые возвестить ее диким обитателям слова любви и мира. Эта природа не была так пышна, как на его родине – в Галилее. Солнце здесь не палило землю лучами своими, напротив, оно только ласково обогревало ее, как бы возвращая к жизни после всемертвящего сна долгой северной зимы. Трава степей, зеленая листва дубрав не была слишком ярка, но в них преобладал нежный оттенок. Сам климат был нежен, воздух не дышал зноем. Ветерок в своих легких порывах то и дело приносил отрадную прохладу.

Да и сами обитатели этой неведомой никому дотоле страны были совсем другие.

Рослые, статные, дышащие физической мощью, с русыми длинными волосами, с открытым доверчивым взглядом голубых, как само небо над ними, глаз, как резко отличались они от соотечественников апостола Андрея – грубых, алчных, фанатичных до мозга костей израильтян, от хитрых, вероломных, всегда готовых на любое предательство греков, от гордых, презирающих все на свете, уверенных в своей мировой силе римлян, уже близких тогда к упадку.

Это был новый, свежий народ, в котором на много-много тысячелетий хранился запас великих душевных сил.

Этого народа-младенца пока еще не коснулось разложение.

Он жил, как дитя, но в этом дитяти свежи и без гнили таились семена правды и любви. Этот народ нелегко отдавался первому своему впечатлению. Он не был способен на эффектное мученичество, но был готов тихо, незаметно умереть за то, что считалось правым. Он жил по заветам своей страны, был верен этим заветам, но врожденный здравый смысл в то же самое время позволял ему ясно видеть и то хорошее, что могло быть вне преданий его дедов и прадедов.

Этим народом были славяне – наши предки.

К ним-то и явился с вдохновенной проповедью апостол Божий.

Он со своими спутниками шел вверх по великой реке славянской – Днепру. Он шел, и с каждым его шагом вперед по этой неведомой стране высшая сила, сила небесная, озаряла вдохновенную душу апостола.

Одаренный высшим разумом, он своим взором, проникавшим через завесу будущего, ясно видел, что этой стране предстоит великое дело – стать истинной хранительницей заветов Христа, что придет время, когда свет истины засияет в ней и многие тысячелетия будет гореть ярким пламенем в сердцах ее обитателей.

С такими мыслями дошел апостол до того места, где берег Днепра отвесной стеной возвышался над гладью реки. Это была целая гора, покрытая в то время лесом у своей подошвы.

Апостол не замедлил взойти на самый верх этой горы.

Чудная картина открылась перед ним.

Синей лентой извивался, идя из неведомой дали, величавый Днепр, а вокруг него, насколько мог видеть глаз, тонули в беспредельном пространстве необозримые зеленые степи.

Сердце апостола забилось. Он чувствовал, что сошла в его душу неземная сила, и, не желая бороться с овладевшим им волнением, он, благословив все, что было перед его глазами, пророчески воскликнул:

– Благословение Господа Нашего над землей этой. Отныне и во веки воссияет здесь благодать Господня!

Прошли века.

Вскоре после провозглашения великой воли небес апостол Андрей Первозванный, призвавший благодать Господню на земли славянские, мученически кончил жизнь свою. Во время проповеди на Патрасе он был схвачен по приказанию римского проконсула Эгея и распят головой вниз на восьмиконечном кресте.

Так закончилось вдохновленное свыше дело святого проповедника благого учения Христа на земле.

Но с земной его кончиной его великое дело не умерло, не заглохло, а все росло и укреплялось. За Христом следовали уже целые народы. Ради Него христиане тысячами гибли на арене римского Колизея. Христианство все более проникало и развивалось в Риме и Греции. Оно вступило в отчаянную борьбу с язычеством, и близко было то время, когда оно должно было великим светом любви победить этого своего врага.

В Скифии, однако, ничто не подтверждало собой пророчества апостола, ничто не указывало на его близкое исполнение. Там все было по-прежнему. По-прежнему ласково, нежно светило с голубых небес солнышко. Так же, как и прежде, голубой лентой извивался среди безграничных степей и непроходимых лесов красавец Днепр.

Изменились только те горы, с которых вдохновенный проповедник вещал свое пророчество о великом будущем земли славянской.

Поредел дремучий лес на этих горах. Видны повсюду стволы вековых лесных великанов, под корень срубленных острыми топорами, видны невыкорчеванные пни, слышны веселый шум голосов, бряцанье железа, крики.

Птицы, привыкшие к недавнему еще безмолвию этой местности, с испугом улетают прочь. Они понять не могут, что делают здесь эти люди, зачем пришли сюда и разом нарушили царившую целые века мертвую тишину. Но птицы должны были бы привыкнуть ко всему происходящему теперь на этих высотах.

Не первый уже день, много-много десятков лет тому назад началось это.

Как это началось и как все устроилось – рассказать обо всем этом читателям и будет задачей нашего повествования, а для того, чтобы выполнить ее, нам необходимо перенестись нашим воображением на берега великого славянского озера Ильмень, вокруг которого жили племена коренных русских славян.