Текст книги "Пепел и золото Акелы"

Теперь в уме капитан пел осанну желтым газетенкам, забивающим головы своих жертв романтической пургой про защиту свидетелей.

Несмотря на голод, чай и печенье были забыты. Иннокентий приготовил бумагу и ручку.

– Вы, главное, Маргарита Антоновна, ничего не бойтесь, чем подробней расскажете, тем хуже будут себя чувствовать ваши враги. И бумаги не бойтесь, чем больше ваших слов будет запротоколировано, тем бессмысленней будет любая месть со стороны врагов.

Лицо у Маргариты Антоновны было красней пожарной машины. Но она решилась:

– Дайте расписку, что обещаете переселить в двухкомнатную квартиру в центре.

Капитан посмотрел в глаза даме и понял, что лучше немедленно такую расписку выдать. На обратной стороне протокольного бланка капитан быстро написал: «Я, капитан милиции Иннокентий Петрович Вернидуб, обещаю гражданке Маргарите Анатольевне Курило обеспечить необходимую материальную помощь для обмена имеющегося жилья на двухкомнатную квартиру в Центральном или Адмиралтейском районе города Санкт-Петербурга». Подпись.

– Покажите ваше служебное удостоверение, что ничего не наврали, – с интонацией крутой героини боевика потребовала дама.

И опять в ее глазах Иннокентий прочитал, что правильно будет предъявить удостоверение.

– Это началось год назад, – с многозначительным придыханием начала Маргарита Антоновна, и Вернидуб заспешил вносить показания в протокол допроса столь неожиданно найденного свидетеля. – С майором милиции Юрием Витальевичем Кудрявцевым мы познакомились в очереди овощного магазина. Понимаю, что это была не случайная встреча... В результате беседы майор Кудрявцев предложил мне неофициально с ним сотрудничать. По вашему говоря – «завербовал»... При этом ваш сотрудник мне объяснил, что мое настоящее имя нигде зафиксировано не будет... Главной и до сегодняшнего дня единственной моей задачей было наблюдать за подъездом и окнами квартиры в доме напротив... Деньги за эту работу выплачивались регулярно, но суммы были смешные. Подозреваю, что часть выделенных на меня денег майор присваивал... В день убийства антиквара Юрий Витальевич появился у меня дома...

– Стоп! – Капитан добросовестно дописал последнюю фразу показаний. – Дальше давайте продолжим через пару часиков. Мне нужно срочно сбегать в аптеку и купить лекарства. – Понимая, что врет совершенно неубедительно, капитан мысленно ругал себя самыми последними словами. – У меня диабет, нужно принимать лекарства каждые два часа.

– При диабете достаточно что-нибудь съесть, возьмите печенье.

– У меня особая форма, диабет "Г". Только специальные лекарства. Подпишите пока, я через пару часиков вернусь.

В глазах капитана было столько мольбы, что Маргарита Антоновна подписала показания, хотя в болезнь не поверила ни на грамм. Наверное, решила насмотревшаяся детективных фильмов дама, капитану нужны не любые показания, а какие-то особенные. Что-то в показаниях должно быть отражено, а что-то лучше оставить за кадром. Расписку капитана, прежде чем подписать протокол, дама, кося, чтоб капитан за ней не подглядывал, отнесла в комнату и спрятала. Наверное, под матрац.

Действительно, Иннокентий прервал допрос, потому что ему были нужны не любые показания. И теперь они с майором Горяиновым оседлали лавочку в сквере, куда Горяинов был спешно вызван и помчался, как только из телефонных намеков капитана понял, в чем дело.

– Я остановил допрос вот почему... – торопился капитан.

– Правильно остановил. – Майор Горяинов, уже ознакомившись с официальной бумагой, вертел ее в руках.

– Нет, ну, когда свидетель дает показания против сотрудника органов... – Капитан заткнулся, поскольку урной у их лавочки заинтересовалась старушка. Не обнаружив в урне пустых пивных бутылок, старушка осмотрела двух мужиков с большим недоумением и отчалила.

– Ты обязан самостоятельное ведение следствия прекратить и передать материал в органы внутреннего контроля, – самым скучным тоном закончил майор.

– Ваши обещания московской синекуры далеко. А здесь, если я попру поперек инструкции, как бы вообще меня самого из органов не поперли. Ваши обещания – далеко и устно, а мои у этой цепкой грымзы на бумаге! – Иннокентий вдруг поймал себя на том, что торгуется точно как оставленная в двадцать четвертой квартире дама.

– Не суетись под клиентом! Сделаем так. Сейчас ты возвращаешься в свой кабинет и беззамедлительно свой протокол – держи – по начальству пустишь. А остальные показания я тем временем сам с гражданки Курило сниму. Тихо сиди, не пугай воробьев. Сниму, как положено, типа сам на нее вышел, и далее свою бумагу заряжу по своим каналам. Так вернее будет, да и мне к расследованию обязательно причастным оказаться надо. Типа я пришел к толстухе и, узнав, что меня опередил некий капитан Вернидуб, принял решение в интересах следствия отстранить капитана от дела, поскольку тот имеет приятельские отношения с подозреваемым. Все, не мандражируй, Москва за нами.

Рядом со скамейкой спикировал голубь. За ним еще несколько. Походив вокруг скамейки и жалобно покурлыкав, стая поняла, что птицам тут ничего не обломится.

* * *

Звонок был долгий и требовательный.

– Кто там?

– Гражданка Курило Маргарита Антоновна, откройте, пожалуйста, я из милиции.

– Покажите в глазок удостоверение! – Гражданке Курило показали удостоверение.

– А?.. – сказала она, открыв дверь, но на цепочку.

– Капитан не смог лично. Плохи дела с капитаном. С диабетом "Г" не шутят. Приступ, срочно госпитализирован. Ввиду важности дела попросил меня закончить оформление показаний.

– Действительно, диабет? – расчувствовалась Маргарита Антоновна, пропуская гостя в квартиру. Она себя корила, что не поверила такому хорошему человеку, а он ведь обещал с обменом уладить.

– Все его обещания остаются в силе, – отчеканил гость на пороге и сам закрыл за собой дверь. – Я даже прихватил печать, чтобы завизировать подписанную им бумагу.

– Тапочки... – пискнула хозяйка.

Гость вроде бы не расслышал, уверенно двинулся на кухню, доставая калабаху из кармана. Это была обычная деревянная печать с резиновой пришлепкой, завернутая в полиэтилен и оставившая на прозрачной пленке богатые чернильные пятна. Печать была заслуженная и стимулировала доверие. Маргарита Антоновна метнулась в комнату за бумагой; поскольку успела перепрятать, прошли какие-то секунды – подвинуть стул, забраться на него, вынуть расписку из шкатулки на шкафу. Когда дама вернулась на кухню, гость уже освоился. Но не присел на табурет, а почему-то оставался на ногах.

– Из какой чашки пил капитан "! Не молчать!!! – стал он вдруг напирать на даму.

Маргарита Антоновна крепко перебздела и совсем в другом свете увидела два милицейских визита.

– Вы думаете, это я его отравила"! – Грудь гражданки Курило стала вздыматься в ритме оскорбленной невинности.

– Не молчать! Где его чашка?! Что он ел?

– Только печенье.

– Это?

– Это! – Маргарита Антоновна двинула к гостю блюдце, почти швырнула, будто партизанка фашисту гранату. Потом, передумав, дернула блюдце назад и демонстративно бросила в рот печенюшку, как профессор Плейшнер ампулу с цианидом. Хрусь!

– Теперь успокаиваемся. И показываем мне чашку, из которой пил капитан.

– Одна из... – На глазах прибавившая в возрасте годков десяток дама ткнула пальцем в полку, на которой сверкали вымытые чашки.

– Успели уничтожить следы?! Впрочем, вы вне подозрений. Он пил чай с сахаром?

– Четыре ложки! – пожаловалась по бедности бережливая Маргарита Антоновна.

– Где сахарница?

Маргарита Антоновна наклонилась к дверце буфета, и тут ее горло захлестнул витой шнурок. Ногти обреченной дамочки пропахали по полировке буфета бороздки, куда-то в сторону отлетел отфутболенный убийцей, чтоб не мешал, табурет, Маргарита Антоновна тяжело рухнула на колени, глаза полезли из орбит, как лишенные проволоки пробки на откупориваемых бутылках шампанского. Старуха перед смертью что-то прошипела. Скорее всего желала похожего конца и убийце.

А через какой-нибудь час с хвостиком капитан Вернидуб и майор Горяинов снова встретились в парке. С той лишь разницей, что теперь вызвал безотлагательным звонком капитана майор.

– А почему опять здесь? – еще не подойдя к занятой Горяиновым лавочке, начал возмущаться капитан.

– Ты не сучь ножками, ты толком скажи, начальству уже доложился?

– Как договорились. – Капитан остановился рядом с лавкой.

– Да ты сядь, не маячь.

Капитан покорно сел, аккуратно поддернув брючины.

– А теперь внимательно слушай. Привет тебе от Маргариты Антоновны. ПОКОЙНОЙ.

Капитан поверил в новость сразу и бесповоротно. И подхватился на ноги. Взмели крыльями грязный песок подкрадывавшиеся голуби.

– Сидеть!

Капитан сел.

– Слушать внимательно, второй раз повторять не буду. Покойница передавала привет и отписала мне в наследство бумажку с твоими квартирными обещаниями. Так что ты видишь перед собой человека, застегнувшего на твоей шее ошейник. А я рядом с собой вижу человечка, которому главная теперь по жизни мечта, чтобы кроме нас об этой бумажке никто не знал. Верно?

Капитан поникнул головой. Он прикидывал, что если сейчас броситься на майора, заломить руку и несколько раз трахнуть майорской головой об лавку, компроментирующую бумажку еще можно вернуть.

– Теперь ты работаешь не на меня. У тебя более знатный работодатель – Вензель.

Капитан поник головой еще ниже. Нет, ни за что не решится он ринуться на Горяинова, вокруг люди. Мамаши с колясками, собирающая бутылки бабка, пенсионеры за шахматами.

– Я теперь буду только его распоряжения тебе передавать. А бумажка твоя в его архивы закладной отправится. Это первое. Да что ты, Вася-Василек, голову повесил?

– Я не Вася! – выплеснул остатки гонора капитан, но только на это его и хватило.

– Кем Вензель наречет, тем и будешь. Но зря ты кукожишься. Все остальное – и должность, и Москва – в силе. Я действительно реальный московский майор, и здесь с реальной проверкой. И реально тебя с собой заберу, потому как тесновато стало Вензелю в городе трех революций, и засмотрелся он на столицу. А плацдарм надо кому-то вспахивать. Может, еще мной командовать доведется, если выслужишься. И, кстати, большое спасибо тебе за наколку, где Кудрявцев шнурок для мобильника купил. Теперь это не просто шнурок, а улика. Знаешь, как проверить, насколько человек пьян? Нужно выговорить: «Сиреневенький». Если удалось внятно – бухай спокойно дальше.

* * *

Темно на чердаках ночной порой. Лишь фонарик вырывает у мрака молочно-белый конус, в котором плавают хлопья чердачной пыли. Осторожно ступают по дощатым мосткам, проложенным поверх шлака, двое полуночников.

– Люк. – Пиночет осветил металлический квадрат на полу.

– Свети сверху. – Таныч Соков достал из кармана плаща режущее титановое полотно. Вставил в щель между люком и полом, провел им по всему периметру – полотно нигде не натолкнулось на преграду.

– Что за чертовщина! Как же он закрывается? – Таныч поднял взгляд на подельника.

– Может, он не закрыт? – Пиночет тоже был в недоумении.

– Не может быть.

– Ну-ка, сойди с люка.

Таныч сошел. Скоба для подъема люка давно была выдрана с корнем, голыми руками не справиться. Пиночет отдал фонарик, вытащил из кармана выкидной нож, завел лезвие в зазор, подцепил крышку, приподнял, ухватился за край пальцами и откинул, стараясь производить шума по минимуму.

– Неаккуратно с их стороны не запирать люки, – сказал Таныч. О том, что и с местной сигнализацией сплошные непонятки, Соков предпочел промолчать.

– Посвети сюда. Гляди...

Пиночет, придерживая крышку в вертикальном положении, покачал огрызок металлической пластины, на которую, по идее, должен навешиваться замок. Провел пальцем по ее краю. Пластина была перепилена.

– А спил-то свежий, Таныч.

– Ну?

– Баранки гну.

И без того каждый из них не с большой охоты полез бы в люк первым, подставляя спину подельнику, а теперь и подавно первым нырять в квадратный зев не хотелось – не только в спину, но и в лоб могут закатать девять граммов свинца. Кто его знает, где засел фрукт, так успешно поработавший пилкой?

Вопрос решило то, у кого в руках фонарик. Ведь внизу так же темно, как и на чердаке, и когда один станет спускаться, другой должен подсвечивать сверху. Поскольку фонарик к моменту обнаружения спила оказался у Таныча, в люк первым, сжимая в руке пистолет, полез Пиночет.

Если кто-то захотел бы засесть здесь – внизу – в засаде, то без труда бы засел, укрывшись за продавленным кожаным диванчиком или стульями, сцепленными в тройник. Обошлось. Эта площадка, под лестницей на чердак, использовалась обитателями этажа, как курилка. Спустился Таныч, тоже с пистолетом наизготовку. И, разумеется, прикрыл за собой люк.

– Может, не сегодня кто-то шел нашим путем? Допустим, вчера или даже раньше? – прошептал Соков. Рассмотрел похабный плакат и гадливо сплюнул.

Пиночет пожал плечами и махнул стволом, мол, пошли, чего теперь.

По лестнице спускались не торопясь, сторожко. Фонарик выключили – зачем создавать дополнительные удобства тем, кто захочет прицелиться. А за первым поворотом лестницы надобность в фонарике и вовсе отпала – там на каждой площадке горели ночные контрольные лампы. Тишина в здании стояла, как на подводной лодке, залегшей на дно в поисках спасения от радаров крейсера.

В таком беззвучии Таныча Сокова нервировал даже скрип собственных подошв. Если учитывать только сорванный замок люка – пятьдесят на пятьдесят, что в здании есть еще люди, такие же незваные, как и они сами. Если приплюсовать к загадкам шутку с сигнализацией, вероятность неприятной встречи возрастала до семидесяти процентов. Нервы отставного руководителя службы безопасности секты были напряжены, словно высоковольтные линии.

«Кто? – думал Пиночет. – Простое ворье? Значит, совпадение? Ой, не верится. Тогда остается пехота Вензеля, или Пепел. Если первое – будем стреляться до последнего живого. Если второе – сперва поговорим».

Вход на нужный этаж оказался заперт.

– Этот замок можно запереть и изнутри, – Пиночет, присев, рассмотрел замочную скважину. Хмыкнул. – На пять замков запирай вороного, выкраду вместе с замками. Короче, фигня замок.

Пина достал из куртки набор отмычек. Связку он перебирал недолго, выбранную отмычку засунул в скважину, повернул до щелчка.

– Сам видишь, офисы не грабит только ленивый, – хмыкнул Пиночет, открывая дверь и делая приглашающий жест рукой.

Таныч оценил его предупредительность. Мол, я первым в люк, значит, твоя очередь быть первым в дверь.

Соков перешагнул порог, тут же скользнул вбок и прижался спиной к стене. На любое движение или звук готов был стрелять.

Но обошлось без движения. Также нигде не горел свет, ниоткуда не раздавалось подозрительных звуков. Правда, здесь тишину нарушали негромкие звуки электротехнического происхождения: гудение и пощелкивания.

Вошел Пиночет. Он прикрыл дверь, но запирать не стал – вдруг придется спешно отступать.

Они не торопились, постояли, переминаясь с ноги на ногу и давая глазам привыкнуть к полумраку. И вот уже можно разглядеть коридор, двери, огромный, как собачья конура, ксерокс. Они двинулись по ковровой дорожке, славно глушащей шаги. Им нужен был самый главный кабинет этого офиса. Если нет таблички, значит, обязательно имеется приемная с секретарским столом. Найдут. Тем более, времени у них…

Повод к неурочному появлению средь неосвещенных офисных стен был банален. Потеряв концы золота Акелы и превратившись в изгоев, Таныч и Пиночет не сдались, они усердно ломали головы, пока не вспомнили одну ниточку, впопыхах оставленную без внимания. Почему Акела арендовал офис в неудобном и дорогом Ледовом дворце, а не в каком-нибудь бизнес-центре? Конечно, может, только для того, чтобы надежней обрубить хвосты. Но Таныч под личиной курьера прогулялся по околомузыкальным мирам и насовал всюду клопов. И удача улыбнулась.

Если во всех иных продюсерских центрах главной темой телефонных разговоров были склоки и нытье по поводу отсутствия денег, то фирмочка «Башетунмай» исхитрилась отправить делегацию аж на «Евровидение». А вчера вообще все телефоны «Башетунмая» взорвались кропотливо-деловыми переговорами. Гендиректор центра Рома Круглый объявлял о далеко идущих намерениях ставить крутой цыганский мюзикл. Спрашивается, откуда деньги, с учетом того, что последний раз Пепел исчез в голубых далях на нафаршированной смуглянами «девятке»?

Пиночет остановился и молча вытянул руку. Таныч проследил ее направление. Дверь в одну из комнат была приоткрыта. Дверь, как и все тут – прозрачная, правда, от ее прозрачности в ночном офисе толку мало.

Таныч взглянул на напарника, тот кивком показал – надо входить. Ну да, не оставлять же за спиной неизвестно кого. Но входить тоже можно по-разному. Соков тронул Пиночета за рукав, прошептал:

– Посвечу фонариком.

– Давай.

Таныч встал по одну сторону двери, Пина – по другую. Таныч включил фонарик и, выставив руку, направил луч на дверь. Поводил лучом туда-сюда – пятно света обежало комнату, прыгая по столам и стульям, взбегая по жалюзи на окнах, скользя по стенам. Зацепилось за одно из когорты настенных фото. Три тяжеловеса сосут пиво, один – Крылов («Дева-дева-девочка моя…»), второй часто по телеку мелькает («– Ты, где был? – Пиво пил?.»), а третий – человек-загадка.

И никого.

– Давай гранату, – сказал Пиночет громче нужного. И ногой толкнул дверь, та отъехала на всю ширину. После чего Пина достал запасную пистолетную обойму и зашвырнул в комнату. Обойма стукнулась о стол и затихла в ворсе ковра.

Расчет на нервы.

Однако неизвестный ничем себя не выдал – или с нервами у него оказалось все в порядке, или раскусил нехитрую обманку.

Пиночет вопросительно посмотрел на Таныча.

– Входим вместе, – прошетал Соков. – За тобой левая половина, на мне правая.

Они вскользнули в комнату, держа оружие перед собой. Но ни слева, ни справа никакого движения, никаких выстрелов.

Напряжение спадало. Пиночет шагнул к ближайшему столу, включил настольную лампу. Они обошли комнату, заглянули подо все столы. Шкафов, в которых мог бы укрыться человек, не наблюдалось. Все, здесь никто не прячется.

– Дергаными мы стали за последние дни – Пиночет опустил пистолет и нагнулся за обоймой, которую никто так и не принял за гранату.

Таныч опять вспомнил непонятку с сигнализацией. Когда ковырялся в соответствующем ящике, то не сразу допер, в чем хитрость. А необъяснимое явление крылось в том, что офисная сигнализация в здании как бы исправно функционировала, но обеспечивала только охрану дежурной комнаты секьюрити. Контур был замкнут сам на себя, во всех прочих помещениях датчики пространства исправно питали зеленую лампочку, но ничего не сторожили. Конечно, это могло являться самодеятельностью самой ленивой охраны, уставшей от бестолковых тревог, когда населяющая дом публика элементарно набирает коды доступа. Но могло быть и с точностью до наоборот.

И тут в коридоре сперва раздался скрип, потом послышались приглушенные ковром крадущиеся шаги.

Они, не сговариваясь, стремительно выскочили из комнаты в коридор и успели заметить, как беззвучно затворилась входная дверь офиса.

Преследовать не стали. Таныч Соков и Пиночет постояли, направив пистолеты на вход в офис. Наконец Пиночет шумно выдохнул, опустил руки и, бормоча ругательства, запихнул пистолет за пояс.

– Достали эти призраки замка Моррисвиль.

Таныч пистолет опустил, но за пояс засовывать не торопился:

– Но это был один человек, точно?

– Вряд ли кто-то из торпед Вензеля, те поодиночке не ходят. Может, Пепел, а может, и вор.

– Не поднимет тревогу?

– Вор?

– Пепел или вензелевец?

– А на хрена им? Да пусть поднимают, прорвемся. Куда интереснее, что он здесь делал? Пепел или вензелевец. Пепел… Скорее, он. Интуиция, знаешь, шепчет. Вот что, – Пиночет на секунду задумался, похоже, у него мелькнула какая-то догадка, – давай потрогаем компьютеры. Нет ли тепленьких...

Обойдя две комнаты, нашли. Таныч даже позавидовал догадливости Пиночета. Все компьютеры были выключены, но корпус одного из них хранил тепло разогретого процессора. Пиночет вдавил кнопку «вкл».

– Поглядим, чего он тут смотрел.

– Ты разбираешься?

– Слегка, – сказал Пиночет. – Я думал, ты разбираешься. Ты ж любишь всякую технику.

– Ну, разбираюсь – сильно сказано. Так, немного. Как пользователь.

На озарившемся внутренним светом мониторе привычные символы не проявились. Вместо них по экрану зашлепали стилизованные отпечатки босых ног, все чаще и чаще, все больше следов и больше. К хакеру не ходи – вирус.

– Вот сейчас и будешь его пользовать, до тех пор, пока не докопаешься. Ну, а нет – значит, нет. Тогда все узнаем утром не от машины, а от человека, как и собирались. Человек же всегда умнее машины.