Текст книги "Пепел и золото Акелы"

– Мы иногда пытаемся рассказать клиенту все про нашу продукцию, забывая, что самое главное – увязать эти продукты с его потребностями. Выявить потребности клиента – это активный способ определить его замечания по цене. Научитесь эффективно задавать вопросы и внимательно слушать. Вспомните о том, что девять десятых времени вы готовитесь к продаже и только одну десятую времени – продаете. Ваши знания о бизнесе, извиняюсь, состоянии клиента – это ключ к вашей добавленной стоимости. Клиент покупает не ваш продукт, а положительный опыт, который вы наработали на подобных ему клиентах.

Не чаще, чем через пять минут лектор прерывался, чтобы прополоскать горло «Аква минерале» из двухлитровой пластиковой бутылки и сплюнуть отработанную воду в вытоптанную траву. И каждые десять минут лектор тревожно поглядывал на небо, где со стороны Питера на Всеволожск наступали лохматые и дремучие тучи с крайне дурными намерениями.

– Если вы правильно провели предыдущие этапы, то, возможно, ваш клиент готов сразу заключить контракт. Но зачастую он не до конца уверен в правильности выбора и еще не готов это сделать. От вас требуется подкрепить ваши утверждения – предъявить доказательства. Если клиент долго думает и никак не может определиться, попробуйте вместе с ним выяснить, чего конкретно он боится. Обсудите совместно возможный сценарий: что будет, если он подпишет с вами контракт, как он будет пользоваться вашим продуктом, какие проблемы могут возникнуть и как вы намерены их решать.

Пожилые и молодые цыганки сидели перед лектором прямо на траве в три ряда. Два передних ряда слушали, чуть ли не с подобострастным вниманием; в последнем ряду, как обычно, находились и сачки. Вот одна молодуха тайком принялась играть с четками, вот вторая украдкой приготовила горсть семечек и начала их щелкать.

А на крыльце цыганского дома принимались экзамены. Худой, как жердь, черноусый цыган пытал мальцов и в случае неправильного ответа безжалостно драл за уши:

– Ну-ка, Тайсик, отвечай, за сколько времени поезд в метро проезжает Вторую линию?

– В Петербурге?

– Вот дурень, а где ж еще?

– За сорок три.

– А сколько там вагонов в каждом составе?

– Шесть!

– Во сколько открывается станция «Автово»?

– Пять, тридцать семь.

– Молодец, держи сигарету, заработал. А теперь Зося нам ответит, на сколько вокзалов и платформ можно попасть с Третьей линии?

– На две, дадо.

– А во сколько запирается «Пушкинская»?

– В пять, сорок пять!

– Дура, не открывается, а закрывается.

– Ночью.

– Дура, в двадцать семь минут первого. Будешь без ужина.

Вынеся под открытое небо табурет, Михай Бронко из-за забора не без ухмылки наблюдал за суетой на крыльце и вокруг дома напротив. За спиной отца появился Рокки.

– Куда собрался? – Отец узнал сына по шагам. После истории в депо тот приволакивал правую ногу.

– С парнями на речку. Можно, дадо?

– Гуляй, сынок, отдыхай, пока молодой.

– А что это у дядьки Важика за праздник?

– А это я, сынок, с твоим дядькой поспорил, что крепче: наука или кнут? Он лектора пригласил, да шпану зубрить цифры заставил. А я завтра всех наших от души пороть буду.

– За что?

– Для порядку. А дальше посмотрим, моя или его семья на следующей неделе больше денег в Питере соберет.

– А на что забились?

– На что спорят ромалы? На коней – или он пойдет угонять коня, или я. В Бегуницах, это в Волосовском районе, на конеферме состоится большой праздник. Второй раз будут разыгрывать Кубок губернатора Ленинградской области по конному спорту. Вот мы на призера и заложились.

– Не стар, дадо, на такие дела ходить?

– Щенок, – беззлобно отмахнулся отец.

Сын обошел табурет и нацелился на калитку.

– Это на речку пиджак от Версачи напялил?

– Это не Версачи, а Хьюго Босс.

– Стоило б тебя выдрать, чтоб не перечил отцу. Возьмешь завтра денег, купишь Версачи. А сегодня… Ладно, гуляй, знаю, что ты к Крутиеровой дочке клинья подбиваешь. Может, уже и сватов засылать пора?

– Да я на речку! – смутился младший.

Отец снова стал наблюдать, как в головы цыганок лектор втемяшивает психологические премудрости. «Если ты такой умный, почему зубы не золотые?» – пришла на ум прибаутка. А тучи уже разбрелись по всему небу, и небо стало серое, как степь.

Сын свернул за угол улицы.

И вот налетел ветер, швырнул в глаза и раскрытые от избытка потребляемой премудрости рты взметнувшуюся пыль. Юркнули в скирду воробьи. Тяжелые, будто сливы, капли воды глухо и сначала редко забарабанили по жести крыш, по платкам молодух, по лекторовому портфелю.

Вот с визгом клан дядьки Важика рассыпался, кто куда. Мальцы стайкой понеслись в сарай. Женщины – в дом. Лазурные, малиновые, рябые намокшие юбки прилипали к женским бедрам, но барона это уже не волновало. Пришла пора – они не снились.

Не сгибаясь под щелчками учащающихся капель, Михай Бронко прихватил табурет и побрел в дом. В сенях отряхнулся, будто искупавшийся пес, и первым делом включил оба светильника. Стоявшей на приступочке рядом с цинковым ведром чашкой зачерпнул колодезной воды, полчашки выпил, а половину выплеснул в распахнутую дверь, в колеблющуюся стену шуршащей, как деньги, воды.

– Меланика, почему у тебя дверь в дом распахнута?! – грозно крикнул Бронко в глубь дома. – Комары ночью загрызут!

Его за шумом дождя не расслышали. Так и оставив дверь открытой, Михай вошел в первую комнату. Оказывается, у него были гости. По другую сторону стола от равнодушно курящей старухи на венском стуле сидел Сергей Пепел.

Не показывая, что удивлен и даже испуган, барон включил люстру. Потом оба светильника на столе, очень Пеплу напоминающих бронзу из квартиры покойного антиквара.

– Спасибо, что спас сыну жизнь, – медленно начал Бронко. – Теперь в моем доме и в моем таборе всегда тебя будет ждать лучшая еда, лучшая постель и самое сладкое вино. – Чем больше слов говорил барон, тем ярче загорались его глаза, и распрямлялась спина.

Старуха отрешенно куталась в клубах табачного дыма. На столе пылилось несколько граненых стаканов, от которых воняло, будто они скверно вымыты после гоголя-моголя. А перед Пеплом на столе лежал «макаров», и Сергей задумчиво водил вокруг пистолета по скатерти пальцем. Прочитать, какие мысли сейчас бродят на душе у Пепла, Михаю не удавалось.

– Накроем такой стол, что в лучших ресторанах Петербурга гурманы повернутся в нашу сторону и захлебнутся собственной слюной. С твоего позволения, я хлопну в ладоши и кликну женщин и друзей. Женщины накроют стол, друзья запоют хвалебные песни. Будем праздновать твою победу на «джелем» и спасение сына!

– Не мельтеши, – устало и тихо приказал Сергей. Именно приказал. Встал, потянулся, не забыл подобрать ствол и пошел к Бронко вокруг стола. – Будем экономить свет, – сказал Сергей, оказавшись рядом, и носовым платком завязал Михаю глаза. При этом рукоятка пистолета пару раз коснулась цыганского затылка и один раз зацепила ухо – не умышленно, но у барона от этих прикосновений между лопатками заструился липкий пот.

Теперь, держа ориентирующегося только на слух Михая под ручку, Пепел подвел барона к столу и усадил на свободный венский стул.

– Но не только хорошее знали от тебя ромалы. – Не рискуя сорвать повязку, Михай положил руки перед собой. – Погибли ребята, погибла Вероника, последняя в роду. – Барону до зуда хотелось отодрать от спины прилипшую рубашку, но он предпочел не делать лишних движений. – И я помню, что ее брат давным-давно покинул этот свет с твоей помощью. За это ты мне должен рассказать все, что знаешь про золото Акелы. Ты обещал по телефону!

Человек, который изобрел раздавать в метрополитене вроде бы бесплатно авторучки, а следом записки «Я –глухонемой, продажа ручек, это единственный способ заработать на жизнь», Михай Бронко сейчас растерялся и поэтому попробовал наезжать, прекрасно понимая, что сунулся против расклада.

– Хочешь знать, слушай. Акела положил свое золото в «Илимбанк».

– Можешь дальше не продолжать. Эти ничего никому не возвращают.

– Я тоже слыхал эту шутку, но шутка, сказанная дважды, вдвое глупее. Знаешь, барон, я тут зашел пообедать в китайское кафе и наблюдал такую сцену. Один из клиентов повесил в гардеробе кепку. А после еды требует, чтоб ему подали. И низенькая гардеробщица – китайка – никак не может дотянуться до крючка. Ведь прибивали крючок русские работяги – на свой рост.

– В твоей притче гардеробщица – это ромалы? Если так, разреши мне снять повязку с глаз, нам больше нечего делить. – О, как жалел барон, что ножны с верным стальным жалом лежат в следующей комнате!

– Тогда бы я к тебе не пришел.

Вдруг раздался скрипучий голос старухи:

– Отдай ему, Михаил, что должен.

Барон не мог понять, зачем она вынырнула из старческих грез, может, сейчас ствол пистолета нацелен ему в переносицу? Грохнет выстрел, точнее, два – пришелец убьет его и старуху. А далее обшарит дом в поисках того, за чем пришел и что принадлежит ему по праву.

– Ты пришел за своей долей выигрыша на «джелем»?

– Не важно, что я имел ввиду, рассказывая про китайку, важно, как ты истолковал услышанное.

– У меня сейчас нет на руках полмиллиона зелени. Возьми часть товаром, – процедил барон и сразу же захотел откусить себе язык. Он выдал себя словом «часть».

– Мы не в Колумбии, – криво усмехнулся Сергей.

– Ладно. Твоя взяла. Отведи меня в следующую комнату, там есть подпол. Там ты свое и получишь.

– Я уже осмотрел твое хозяйство, – опять хмыкнул гость. – И, если ты не возражаешь, возьму себе это.

Дождь терся об окно, как кошка о колено. Но даже сквозь шум дождевых капель Михай Бронко расслышал, что гость подвинул грязные стаканы и водрузил на стол какой-то предмет.

– Барон, ты можешь снять повязку.

Когда Бронко проморгался, он увидел перед Сергеем на столе знакомый дипломат.

– Гадже! – заскрипел зубами барон.

– Он не гадже, – вдруг опять очнулась старуха. – Я знала старую Раду, и она про Пепла рассказывала, как он много лет назад выпустил коней из горящей конюшни.

А Пепел не спеша открыл дипломат. Барон прекрасно знал, что внутри. Триста тысяч президентов и лимонка, которой курьер должен был в случае чего...

– Курьер жив?

– Отдыхает в кустах у речки со сломанной ногой. Если бы не дождь, ваши парни его бы уже нашли и сгоряча отправились бы меня преследовать на городскую трассу. Ну, а теперь к сломанной ноге он прибавит насморк.

– Зачем тебе триста тысяч сразу и так? Я ведь должен тебе полмиллиона. Давай забудем о ноге курьера. Каждый месяц я буду отдавать тебе по сто тысяч. Шесть месяцев – с процентами.

– Потому что сто долларов – это всего сто долларов, вот зачем. И, уважаемый Михай, я знаю, что ты на выдумки мастак. Ты можешь заявить своим партнерам, типа если курьер не дошел с дипломатом до твоего дома, то и триста тысяч остается за ними, а они могут, мол, сами найти своего обидчика, который известен – Пепел. Прошу тебя, не делай этого, вспомни невысокую китайку. – Сергей закрыл дипломат и поднялся на ноги.

– Ты просто дьявол, будь по-твоему! Только остальные двести тысяч с долга списываются!

– Тебе на чай двести тысяч, а мне чемодан и лимонку, чтоб не очень твои горячие хлопцы мой след торопились искать.

И тогда барон снова сменил пластинку:

– Все-таки широкая душа у тебя, Пепел. Запомни, все, что я говорил в начале разговора, остается в силе. Теперь в моем доме и в моем таборе всегда тебя будет ждать лучшая еда, лучшая постель и самое сладкое вино!

Сергей пошел к выходу, не пряча пистолет. На пороге задержался:

– В той же китайской тошниловке мне подали пепельницу со следами женской губной помады. Делай выводы. – И тихо притворил за собой дверь.

– Что мне делать, мама? – Барон вытащил из шкафчика литровую бутылку «Смирновки», сковырнул горлышко и махом ополовинил, только несколько капель стекли по подбородку.

Старуха затянулась и зашамкала:

– Жил когда-то богатый табор, и вдруг отвернулось от цыган счастье, кибитки стали что ни день, то ломаться. В городе появился новый начальник полиции, который не брал мзду. И на коней напал мор такой свирепый, что за три дня табор остался безлошадным. И тогда табор двинулся к соседнему городу просить помощи у осевших там сородичей.

С великими лишениями добрались бедолаги до соседей (которым сами в свое время сделали немало добра) и поведали о своих тяготах. Соседи же, хоть и не прогнали несчастных, на добрую встречу поскупились, а ведь явно не в бедняках ходили. В общем, подарили просителям трех коров, да старую одежку.

А на следующий день у коров начался кровавый понос, и за самое короткое время они издохли. Не хотели старейшины снова обращаться к негостеприимным соседям, но куда деться, пришлось. На этот раз соседи подарили только одну корову.

По возвращении в родной город корова взбесилась, сбежала на базаре и насмерть забодала прогуливавшегося начальника полиции. Корову зарезали, но следующий полицейский чин ромал уже не притеснял. Дела у табора стали потихоньку налаживаться. Отправились старейшины к соседям рассказать, как выручила подаренная корова. А соседи, принимая гостей, вдруг выносят в подарок мешок золотых. Старейшины в недоумении: «Почему же вы не подарили нам золото, когда мы в нем гораздо больше нуждались?» «Потому, – ответили соседи, – что тогда у вас была черная полоса и от золота не оказалось бы проку».

Впрочем, с середины рассказа Михай Бронко, добивший бутылку вторым могучим глотком, уже не слушал.

Глава 13 Невезучие

…Разбой, то есть нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия, – наказывается лишением свободы на срок от трех до восьми лет с конфискацией имущества или без таковой… (Статья 162 УК РФ)

– Жучки тебя ни разу не подводили? – Пиночет, скомкав, выкинул макдональдсовский пакет из-под гамбургера.

– Бывало. Но это ничего для нас не меняет. Проверить мы все равно должны.

С каждым шагом все дальше остается за спиной памятник пострадавшему от голубей Грибоедову, все крупнее вырастает внушительная коробка Театра Юного Зрителя. Таныч Соков и Пиночет идут по серым плитам аллеи к помпезному зданию сталинской эпохи. Навстречу мамаши катят агукающие изнутри коляски, под деревьями парка носятся спущенные с поводков виляющие хвостами собаки и детвора с развязавшимися шнурками, вдоль аллеи продают шарики и пирожки, а впереди, возле ТЮЗа, взлетают, раскачиваются, крутятся-вертятся аттракционы Луна-парка. И еще сюда добавь погожий день.

Рыжая длинношерстая такса положила на пути парочки сучковатый дрын, предлагая поиграть – вы кидаете, я нахожу и приношу обратно. Пиночет еле сдержался, чтобы не пнуть рыжее диво под ребра.

– Ласка, Ласка, ко мне! – звал таксу пацаненок, но длинношерстая его не слушалась.

– Есть бесспорный факт, – говорил Соков, подозрительно рыская глазами по сторонам. – Вензель не пропускает ни одной серьезной кошачьей выставки. И на этой его тоже ждут.

– Знавал я факты и беспорнее, – пробурчал Пиночет, утирая салфеткой испачканные гамбургером пальцы и губы. – Как правило, потом они оборачивались туфтой. И приходилось лезть за стволом и добывать новые факты самому.

На прозрачный намек, заключенный в словах Пини, Таныч не отреагировал – не потому что не понял намека, а потому что привык за последние дни к скрытым и явным угрозам до полной нечувствительности.

– Если Вензеля там нет, – спокойно объяснил Соков, – возможна корректировка основного плана, – садимся за столик, – он показал на затесавшийся среди каруселей и качелей тент, который прикрывал от небесных напастей пивную для отцов семейств, – сосем «Бочкарев» и ждем до упора. До закрытия выставки. Шанс захватить Вензеля вместе с котом упускать нельзя. Потому как вот тебе еще один бесспорный факт – старому мухомору наплевать на свою жизнь, у него нет родни и близких, вместо детей и внуков у него коты. И приставь к кошачьей голове вороненое дуло, старик выложит тебе все, о чем ни спросишь. Вот единственно возможный подход к старому авторитету. Другие подходы успеха не дадут.

Они уже поднимались по каменным ступеням широкого тюзовского крыльца. По бокам часовыми маячили ноздреватые монументы комсомольца и комсомолки. У каменного парня на спине читалось ругательное слово.

– Чего ж никто до тебя не додумался? – выковыряв языком меж зубов и выплюнув остатки гамбургера, скептически скривился Пиночет.

– Шаблонность мышления. Боязнь нестандартного хода. Общая неразвитость воображения. Вот тебе основные причины.

Честняком купив билеты, они вошли в тюзовское фойе, где и разместилась, как выразился Пиночет, «выставка достижений кошачьей промышленности».

На котов западали преимущественно юркие пегие старички и расплывшиеся дамы закатного возраста. В корзинках попискивали розовоносые котята. Взрослые породистые коты и кошки предпочитали сопеть в две дырочки, закрыв глаза, чтобы не видеть окружающего безобразия. Только у одной дамочки худой черный кот гневно вращал янтарными глазами и шипел, как проколотая шина. А вообще, каких тут только мастей не было – сиамские и ангорские; серые, сизые, каурые, буланые и гнедые; тупомордые и лысые…

– Вот он! – громко заявил Пиночет, едва они ступили пару шагов по тюзовскому фойе. И уверенно двинулся, ледоколя плечами тусующийся на выставке народ. На ходу расстегивая кожаную куртку, доставая из-за пояса пистолет, передергивая затвор.

Таныч держался позади, и хотя пиджак расстегнул, светить оружием пока не торопился. И правильно делал.

Пиночету еще оставалось с десяток метров до плетеного кресла, до прямой стариковской спины, над которой на куриной шее торчал седой затылок, когда на высокой ноте завизжала женщина. На редкость мерзко, и на ее визг стали оглядываться. А она не просто визжала, она при этом показывала пальцем на пистолет в руках Пиночета. И тут же проснулись и акапельно на разные голоса замявкали хвостатые раритеты.

Два мордоворота в черных очках, дежурившие слева и справа от старика, обернулись и слаженно запустили пятерни подмышки, будто их синхронно кусают блохи.

Пиночет вскинул правую руку, и пистолетный ствол два раза пыхнул огнем. Выстрелы, не смягченные глушителем, встряхнули парящий под сводами Театра Юного Зрителя аллергический кошачий пух. Охранники, не успев достать оружие, повалились: один с дырой во лбу, другой – с простреленным глазом.

Пиночет же так и шел дальше, держа руку вытянутой, готовый нажимать на спусковой крючок столько раз, сколько понадобится.

Женщина, переполошившая выставку, захлебнулась своим визгом и, теряя плачущих котят из корзинки, побежала на второй этаж, будто кому-то было интересно ее догонять. Вот разлетелось зеркало. Вот кошачьим когтем ранило невозмутимый фейс типичного британского стюарда, пытавшегося удержать в руках взбесившегося от ужаса перса-экзота. Падали на пол хозяева кошек, кто-то из них прижимал к себе своих хвостатых питомцев, чуть не ломая хребты, большинство же спасало самих себя, а кошки и коты с истеричным мявканьем разбегались кто куда. Клочьями витала кошачья шерсть.

Патроны закончились, когда Пиночет достиг плетеного кресла с вжавшимся в него Вензелем. Пина выщелкнул пустую обойму, готовясь загнать новую.

Человек, одетый рыжим клоуном, выступил из-за колонны, доставая из огромного кармана желтого, в синий горошек, комбинезона короткоствольный пистолет-пулемет. Пиночета ничто не могло спасти: он и не успевал перезарядить свое оружие, и вообще не замечал клоуна.

Соков какой-то миг боролся с искушением позволить клоуну прицельную очередь по напарнику... Из-за этого Таныч чуть припозднился, и рыжий комедиант смог поднять пистолет-пулемет на уровень глаз. Но больше он уже ничего не смог. Первая пуля Таныча Сокова выбила трещотку из белых перчаток клоуна, а вторая зарылась в рыжий парик. Клоуна отбросило на колонну... потом он сползал по ней, оставляя на мраморе темную дорожку... и замер, лежа на спине, повернувшись нарисованной улыбкой к потолку...

А Пиночет за шкирятник волок старичка Вензеля к застекленному выходу из театра. И стрелял по этим стеклам, уже издали пробивая себе дорогу наружу. Тратить время на открывание дверей ему не хотелось.

– Стой! – рыкнул Соков.

Но тщетно. Пина находился под такой дозой адреналина, что не слышал. С хрустом давя осколки стекла, Пина перетащил сухонького старикашку через опустевшие рамы и выволок на ступеньки театрального крыльца.

– Пшел вон! – Пиночет стряхнул с ноги вцепившегося в брючину толстого рыжего котяру.

В этот момент запыхавшийся Таныч догнал своего подельника.

– Это не Вензель! Слышишь, не Вензель!

– Вижу! – заорал в ответ Пиночет.

– Куда ж ты его тогда тянешь?! – опешил Соков.

– Я его, вошь бацильную, наизнанку выверну! Я из-за него, козла, чуть не подох! – Зрачки у Паши Полякова были сейчас, как у наркомана, на поллица.

– Нам надо ноги уносить, Паша! – Таныч схватил Пиночета за плечо и как следует встряхнул. – Опомнись! Кидай его к бабаю, и валим!

– Я – хозяин выставки, – пришел в себя и заелозил сухонькими ножками старичок, который со спины действительно – вылитый Вензель. А вот лицом ну нисколько не похож. – Ребята, отпустите, я отблагодарю...

– Ну-ка, божий одуванчик, живо, – гипнотизировал Таныч старца, – докладывай, сколько тебе заплатил Вензель за карнавал?

– Я возьму вас в долю, только не надо стрелять! – мямлил ветхий пленник, не слушая, что от него хотят.

– Быстрее колись! – Ствол Пиночета нащупал старческий копчик.

– Я возьму вас в долю. Пятьдесят процентов ваши!

– Долю от торговли могильными участками?! – измывался Пина.

– Выставка – это ширма? – проснулся в Таныче Сокове профессиональный интерес.

– Мы переправляем в Финляндию... необработанные алмазы... в кошачьих желудках... Пятьдесят процентов ваши...

– Мало. – Пиночет вдавил спусковой крючок и разнес лжеВензелю голову на черепки под стенами Театра Юного Зрителя.

Уже потиравший руки Соков от растерянности только крякнул.

* * *

Редкие древние монеты, не золотые десятирублевки времен упадка Российской империи, которым красная цена сто двадцать долларов за штуку, а империалы и золотники, аккуратно расфасованные по целлулоидным мешочкам, ездили по лакированному капоту «Saab 9-3 Sport Sedan» пригоршнями, вынимаемые из кожаного потертого баула с одной стороны авто и, отметившиеся в описи, ныряли в кожаный баул с другой.

Поток монет периодически иссякал, и им на смену приходили штучные вещи.

– Коронационная медаль, портретная, Павел Первый, золото? – звонко гремел и эхом отражался в периметре стен голос Сони. Дочь антиквара пребывала в родной стихии, глаза рдели азартом, губы налились соком желания.

– Есть, – после секундной заминки доставал из баула медаль безымянный банковский хранитель ценностей.

– Есть, – принимала Соня медаль, ставила в ведомости галочку и прятала раритет в свои закрома.

Второй, а по статусу первый, представитель «Илимбанка» – бородач в однобортном пиджаке – ворочал шеей туда-сюда, будто болельщик в пинг-понг.

– Икона «Знамение Пресвятой Богородицы». Оклад – серебро, украшен натуральным жемчугом, драгоценными камнями, восемнадцатый век, двадцать шесть на тридцать два сантиметра?

– Есть! – Банковский кассир рявкал надсадно и устало. Его голос оседал вместе с поднятой десять минут назад прикатившим «саабом» мелкой кирпичной пылью.

Зато голос Сони, бодрящий, словно призыв горна, взмывал под самые крыши выстроившихся каре четырехэтажных руин. С иконой Соня торопиться не стала. Прежде чем черкнуть в ведомости птичку, так и сяк осмотрела в лупу:

– Есть. – Ожидать, что банкиры подсунут фальшак, оснований не было, но береженого бог бережет. Соня была сегодня даже краше, чем во время посещения «СевЗапЯк-альянса», хотя эксклюзивные шмотки пришлось вернуть.

Пепел откровенно любовался Соней, впрочем, не забывая пасти окрестности.

– Копия посмертной маски фараона Тутанхамона из собрания государственного музея Эрмитаж. Золото пятьсот восемьдесят шестой пробы?..

Курирующий мероприятие со стороны банка Георгий Мартынович, хоть и был облачен в однобортный пиджак «Onegin» (на две пуговицы), мало походил на лощеного банкира, как привыкли представлять эту особую породу по телевидению. С видом скорбного глубокомыслия, оттопырив пухлые губы, бархатно вишневевшие в его черной бороде, он провожал взглядом сверяемые по описи кассиром и Соней драгоценности. Правда, иногда Георгий Мартынович отвлекался от завораживающего блеска золота, платины и камней, и без тени страха начинал водить головой, пытаясь отгадать, где в окружающих площадку расселенных мертвых домах засели снайперы противоположной стороны.

Без снайперской поддержки такие дела не делаются. Кроме того, не зря ведь противоположная сторона воспользовалась пунктом договора 124А: «Банк обязуется за счет собственных средств обеспечить доставку оставляемых в залог ценностей в соответствии с описью в любое указанное клиентом место в пределах административных границ Санкт-Петербурга».

В силу каких-то особых причин, возвращая с процентами кредит, противоположная сторона не пожелала получать обратно залог в самом банке, а избрала двор-колодец определенного под капремонт здания. Может, просочилась информация о неприятной истории с сибирскими векселями?

Такие меры предосторожности могли бы вызвать у Георгия Мартыновича улыбку, если бы он с юных лет не научился контролировать мышцы лица. Что с того, что худощавому командиру противоположной стороны каждые три минуты на мобилу приходят эсэмэски, явно, от замаскированных постов наблюдения? В данный момент служба безопасности банка держит здание в кольце, и как только Георгий Мартынович получит залоговые документы и убедится в их подлинности, начнется операция по возврату.

Золотые побрякушки из баула оценены экспертами в тридцать миллионов долларов, явившийся за ними гражданин Сергей (специально пробивали по всяческим базам) никому на финансовом рынке не известен, а значит, не является представителем какой-либо реальной силы. Так неужели же «Илимбанк» должен расстаться с тридцатью миллионами долларов только из-за того, что у какого-то паренька в руках оказалась бумага «на предъявителя» и он вернул кредит с процентами? Это просто смешно.

В ухе Георгия Мартыновича зудел маленький приемник. Служба безопасности докладывала, что кольцо сжимается, что благодаря неформальным контактам с сотрудниками мобильного оператора точки отправления эсэмэсок пеленгуются исправно, однако обнаружить и нейтрализовать пока не удалось ни одного бойца из группы поддержки противника.

Еще на ухо Мартыновича приходили копии получаемых худощавым сообщений: «Не упускай из виду», «Кто подставил Кролика Роджера?», «Летят журавли», «Револьверы молодых» – что значили эти кодированные сигналы, было непонятно, впрочем, и не важно, поскольку операция близилась к завершению.

– Кольцо с голубым сапфиром в три карата? – бережней чем предыдущую ювелирку уложив в баул маску фараона, продолжала балдеть от собственной значимости Соня.

– Есть!

– Есть.

– Все? – увидев, что Соня сворачивает опись в трубочку, для порядка поинтересовался Сергей, хотя и так было ясно, что это – все. Золото и брильянты весом в страшную сумму долларов полностью перекочевали из одного баула в другой.

– Попрошу залоговые документики, – лениво буркнул Георгий Мартынович, он только что получил на ухо сигнал сдвинуться вправо, чтоб не загораживать цель уже для своего снайпера. Банковские ребята выдвинулись на окончательные позиции.

* * *

Пахло сыром и базиликом.

– Знаешь, почему мы не видим носящихся по городу машин с мигалками на крышах и Вензелевскими торпедами внутри? Почему на перекрестках не маячат неприметные с виду личности, украдкой поглядывающие на наши с тобой фотки? Почему нам никто не мстит за кошачью выставку, которая наверняка находилась под крылом у Вензеля? Почему мы довольно свободно, то есть, не отстреливаясь на каждом шагу, перемещаемся по городу?

– Ну, и почему?

– Я тебе сейчас скажу об этом. – Пиночет навертел на вилку макароны, макнул в плошку с соусом, отправил в рот и с хлюпаньем запил красным вином. Вытер губы салфеткой. – Потому что Вензель знает про нас не меньше, чем мы знаем про самих себя, вот почему. Он знает, что раз мы борзанули замахнуться на него, то уже не отступимся, пойдем до края, потому как край у нас отныне только один. Он понимает, что у нас остался последний и единственный шанс – взять Вензеля, выпотрошить его на сведенья, а потом шантажировать полуживыми вензелевскими мощами его корешей и подельников, чего-то там от них требуя. Раз Вензель думает так, как я только что сказал, то незачем ему носиться за нами по городу, мы сами придем. И он знает, когда и куда мы придем.

– Ты имеешь в виду Кировский стадион? – Таныч Соков задумчиво отщипывал кусочки от пиццы, которой уже наелся, и без аппетита забрасывал в рот.

– Да, я имею ввиду парад старых автомобилей? – Пиночет кивнул – Вензель не сомневается, что в следующий раз мы придем за ним именно туда. Нам некуда больше идти. Мы не знаем других мест, где верняк объявится человек, за которым мы охотимся. И недаром в эту бесплатную газетенку, которую ты сегодня приволок от метро, заряжена статейка, а в ней так ненавязчиво упоминаются фамилии спонсоров ретропробега. И среди этой кучи сверкает фамилия Вензеля.

– Думаешь, статья – его работа?

– Не сомневаюсь. А ты, если не веришь, смотайся к газетному ларьку и купи ворох всякой всячины. В каждой второй газете будет про парад – спорим на сто долларов?

– Почему именно на сотку?

– Потому что у меня карманные деньги кончаются. И будь уверен, он подготовится к встрече.

– И поэтому мы отменим визит к автомобилистам? – Таныч Соков взял пакетик с неиспользованной приправой к пицце, насыпал в томатный сок. Попробовал… Ну и дрянь же вышла! Брезгливо отодвинул сок.

– Нет, мы ничего не отменим. – Пиночет куском лепешки протер испачканную соусом тарелку и, отправив лепешку в рот, удовлетворенно рыгнул. – Мы отправимся как раз туда, где нас ждут.

– Зачем? – Таныч удивленно вскинул брови.

– Затем, что Вензель точно будет там, не сможет не быть. Во-первых, для него западло бегать зайцем от двух одиночек. А во-вторых, он не откажет себе в удовольствии поглядеть вблизи на наши перекошенные бессильной злобой физиономии за миг до нашей с тобой смерти.

– Ну, будет и будет! – начинал раздражаться Таныч. – Нам-то зачем лезть?!

– Затем, что когда снова подвернется такой случай, я тебя спрашиваю?! Разве ты знаешь, где и когда в следующий раз мы сможем приблизиться к Вензелю?

– А здесь сможем, да?! А как же быть с твоими завереньями, что Вензель нас будет ждать, расставив посты и раскинув сети? Нас же прибьют еще за километр до кресла с Вензелем.