Текст книги "Пирровы победы"

– Молодец, – сказал Дориан Хо своему молодому товарищу.

Они договорились, что будут впредь использовать колдовство для того, чтобы врага одолеть. Это было незаконно. За такое можно было лишиться головы. Но без этого они лишились бы своих голов гораздо раньше.

Инквизитор кивнул.

– Отрубите им головы, – сказал Дориан Хо, указав на мародеров, – и воткните их в ограду на окраине села.

Это тоже был языческий ритуал. На стенах городов часто развешивали головы и тела врагов. Считалось, что они охраняют лучше, чем дозорные. Да и вправду, кому захочется идти на штурм, видя, что произошло с теми, кто уже пытался это сделать? Черепа, выбеленные солнцем, ветром и дождями, висели на кольях годами. Скелеты подвешивали на веревках. Когда их раскачивал ветер, казалось, что они танцуют как куклы, к рукам и ногам которых привязаны веревочки, и кто-то невидимый дергает их, заставляя двигаться. Горожане собирались в непогоду смотреть на это представление. От времени веревки перетирались, сгнивали и тогда скелеты срывались со стен и падали, ударяясь в полете о камни, из которых были сложены стены, они рассыпались или тонули во рвах, наполненных затхлой водой.

– Сколько мародеров еще в поселении? – спросил Дориан Хо у старосты, когда того сняли с дерева и развязали руки. Голова его была сильно обезображена – шрамы вряд ли зарастут… Только если маскировочное заклинание на них навести?

– У нас ничего нет, – прохрипел староста.

– У-у-у-!!! – завывали ослепшие мародеры.

У них выбили копья, самих их тотчас завалили, связали руки за спиной, земля пополам с травой забила им рты. Но они все продолжали мычать, пока их головы не покатились, как тыквы, а кровь фонтаном не забила из перерубленных шей. Посиневшие языки, ставшие отчего-то слишком длинными, вывалились из ртов. Тела вздрагивали, силились подняться, руки искали опору, а еще – собственные головы, но те слишком далеко откатились – руками их не достать, и оттого они только сгребали вокруг горсти земли.

Головы сложили в мешок, грязный, холщовый, в который собирают овощи, а потом хранят в холодных подвалах долгой зимой. Урожай был небольшой. В мешке отрубленные головы походили на тыквы. Удобней было бы взвалить его на спину, но инквизитор понес мешок на вытянутой руке, боялся испачкать плащ кровью. На окраине поселения инквизитор высыпал головы на землю. Затем он брал каждую из них за уши, сажал на заточенные колья ограды, точно развешивал украшения.

Кровь еще продолжала сочиться из ран, не так сильно, конечно, как в первые секунды после казни, но все-таки ее было достаточно, чтобы колья окрасились в алый цвет.

– Не плохо смотрится, – сказал Дориан Хо.

– Не плохо, – согласился инквизитор.

Спустя минут пятнадцать на кольях появилось еще четыре головы. Этих мародеров нашли в селении. Пощады они не просили. Головы им отрубили без суеты и спешки, как делают это мясники, которым приходится за день разделывать не один десяток туш.

После этого случая поселенцы перестали бояться отряда Дориана Хо. Слухи о нем летели со скоростью птиц.

Некоторых из местных жителей Дориан Хо принимал в свой отряд. Если дело до сражения дойдет, он намеревался поставить их в передовую линию, которой достанутся почти все стрелы и первый удар конницы кочевников. Они ее остановят, копыта лошадей увязнут в людских телах, в их кишках. Славы он им не обещал. Он им вообще ничего не обещал. Просто у этих людей были злые глаза и смерть их не страшила.

Прежде колдуны насылали на неприятельские войска всевозможные беды, но у каждого воина на груди висел амулет, который защищал его от любых проклятий. Вот только от стрелы, меча, топора он защитить не мог.

Хорошо было бы отравить колодцы на пути следования кочевников, но среди них наверняка тоже были специалисты-маги, которые нейтрализовали бы яд. Однако их силы слабели по мере того, как они удалялись от своих земель, так что колдуны кочевников должны по идее утратить свою мощь.

Уже несколько дней шел дождь, точно вся эта синева, что висела над людьми, была водой, аквариумом, в котором вместо рыб плавают облака. В него ударила молния, затем еще одна, другая, третья… В днище аквариума появилась трещина. Никто ее не заделал, а теперь она стала слишком большой, как у корабля, наскочившего на рифы. Ничего другого не остается, кроме как его бросить да спасаться вплавь до ближайшей земли. Земля, правда, ближайшая – на дне. Дождь не закончится, пока не выльются на землю все небеса. Но кто его знает, сколько там воды скопилось? Может, когда она вся окажется на земле, земли-то и вовсе не останется? Придется на лодках плавать от острова к острову, которые прежде были горными вершинами.

Из-за этой серой пелены трудно было разобрать – день сейчас, вечер или утро. Отряд двигался как заведенные механические игрушки. Вопрос – насколько хватит завода, когда они встанут и уже не смогут идти дальше, потому что все механизмы, все суставы заржавеют.

Мертвецов вокруг было много, и не сосчитать, сколько их разбросано по лесам да дорогам.

Дориан Хо боязливо высовывал голову из-под капюшона. С него капало, а заденешь – водопад прольется. Инквизитор смотрел на небеса: вдруг этот дождь пропитает всю землю, как их капюшоны и плащи, мертвецам станет тогда неуютно лежать в своих могилах, и они попробуют из них выбраться, как уже делали однажды, чтобы двинуться на поиски более сухих мест. Но ведь тогда они должны направиться в пустыню – туда, откуда пришли кочевники. Дождь уже разъедал их следы. Они едва читались в лужах, в этом месиве, в которое превратилась дорога. Грязь цеплялась за сапоги, как болотная топь, не отпуская, будто у нее были руки с пальцами.

Несколько раз им по пути попадались неимоверно раздутые трупы лошадей, точно к их глоткам приставили воронки и вливали через них воду, пока шкуры на их боках не стали трещать и лопаться. Дориану Хо приходилось несколько раз так выбивать показания у подозреваемых в колдовстве. Пытка эта была не самой эффективной. Огонь давал результаты быстрее, а вода часто приводила к тому, что подозреваемый захлебывался до того, как пытался выговорить нужные слова.

– Дьявол тебя забери! – выругался Дориан Хо, когда нога его неожиданно угодила в яму. Он немного растянул лодыжку.

Не стоит думать, что кто-то выкопал эту яму здесь нарочно. Тогда бы она была поглубже, в дно воткнуты острые колья, а сверху ее присыпали бы ветками и землей. Растяжением лодыжки Дориан Хо не отделался бы, угоди он в такую яму. Подобные изобретения получили название «волчьи», хотя волков-то как раз в них не ловили, в основном – оленей, лосей, иногда кабанов. Иной раз в них могли угодить даже хищники. Но бывали случаи, когда волчьи ямы выкапывали перед выстроившимся в боевой порядок войском. Тогда в них попадала конница наступающего противника.

Яма была присыпана землей. Никто и не думал прятать ее. Напротив, над ней высился холмик, точно могильный, как раз размерами он и походил на те, что над могилами насыпают, а еще на вход в нору, которую вырыл крот. Вот только кроты не бывают такими большими.

Дориан Хо выдернул ногу, огляделся. Такие же холмики были повсюду. Их здесь насчитывалось порядка нескольких сотен, а может, и тысяч, – конца и края им не было видно. Инквизитор нагнулся и стал разгребать землю. Пальцы нащупали какую-то слизь, холодную и противную, так что его чуть не стошнило, еще до того, как он увидел, что именно нашел. А уж когда разобрался, желудок действительно скрутило.

Рука его инстинктивно дернулась к плащу, чтобы вытереть слизь. Однако она точно перестала ему подчиняться. Он схватил ее другой рукой за запястье и окунул в лужу, чтобы смыть эту гадость.

Из могилы на него смотрело человеческое лицо, с чуть искаженными чертами, точно оплавленное. Все оно было покрыто зеленоватой слизью. В такую превращались мертвецы, которых облили святой водой. Видимо, этот тоже должен был встать, но что-то его остановило, и он начал разлагаться. Раскосые глаза были открыты, но их затянула желтая мембрана, как у крокодила, словно оберегая от воды. Инквизитор видел в них свое отражение. Рот мертвеца с тонкими, едва различимыми губами растянулся, стал широким, как у лягушки. Создавалось впечатление, что над его физиономией потрудился лекарь, который подрабатывает тем, что делает из похищенных детей уродов, их потом поставляют в бродячие цирки. Будь у Дориана Хо побольше власти, он запретил бы такие представления. Нос почти исчез, остались только две дырки вместо ноздрей. Но у кочевников от природы носы были плоскими, почти растекшимися по лицу. Мертвец лежал в полном боевом вооружении: в панцире, надетом на холщовую рубаху, а голову его венчал остроконечный шлем.

– Кочевник! – удивился Дориан Хо. Он был уверен, что раньше здесь не было никакого кладбища. Неужели в этих местах прошла битва?

Вдруг Дориан Хо увидел, что на губах мертвеца стал надуваться пузырь. Трудно было поверить, что труп дышит, что он не умер, а впал в спячку. Скорее, это воздух выходит из его легких. Или противный дождь, к которому кочевники не привыкли у себя в степи, заставил их прятаться в могилах? Отвратительный пузырь слизи, надувшийся на губах мертвеца, с чавканьем лопнул.

Подавляя отвращение, Дориан Хо нагнулся, приложил ухо к груди мертвеца, стал прислушиваться, хотя в шуме дождя он разбирал только собственное сердцебиение. Но почему-то он был уверен, что тот, кто лежит перед ним, вовсе не мертв. Над другими холмиками, насколько хватало глаз, тоже поднимались пузыри, как над сернистыми болотами. Но те испарения были ядовитыми. А эти?… Дориан Хо давно бы отравился, будь оно так.

«Это поле, засеянное людьми, как картошкой или зерном. Может, когда урожай поспеет, из земли поднимется бесчисленное полчище? Земли здесь плодородные. Человеческая плоть – хорошее удобрение» – эта мысль пронзила мозг Дориана Хо, как молния. Тело его и без того давно сковал холод, а вот теперь он начинал сковывать и душу. Ему стало страшно. Его пугала неизвестность. Все просто, когда перед тобой отступник или неприятельский отряд, но совсем другое дело, если ты столкнешься с магией, причем абсолютно не знаешь, какова ее природа.

– Они живы, – сказал инквизитор.

– Что с ними? – спросил Дориан Хо.

– Я не знаю.

– Откуда ты тогда знаешь, что они живы?

– Ты разве сам этого не видишь?

– Вижу. Они точно форму поменять хотят. Они похожи на гусениц, которые свернулись в куколку. Из таких получаются очень красивые бабочки. Но не хотел бы я узнать, что получится из этих… когда придет время им из своих куколок вылезать.

– Да пусть даже бабочки! Против крылатых существ будет очень сложно драться. Я не знаю, что с ними произошло, отчего они тут решили остановиться.

– Вода. Они не любят воду. Дождь всему причиной. Из-за него они форму стали менять.

– Но я все равно никогда не слышал о таком.

– Я тоже. В последнее время много странного происходит, чего прежде не случалось.

– Их надо убить, пока не поздно! – Да.

– Слушать приказ! – закричал Дориан Хо своим людям, а потом объяснил, что от них требуется. Рассказ этот очень напоминал старую сказку о мангусте, который нашел кладку змеиных яиц. Мангусту надо побыстрее с ними расправиться, ведь родители этого выводка подбираются к его хозяевам, вот он и решает надкусить яйца в тех местах, где под скорлупой зарождается змеиная голова. Точно так же инквизиторам предстояло эти могилы «надкусить». Работа была тяжелой и долгой.

Дориан Хо не сомневался, что кости кочевников стали мягкими, точно их долго варили, а мясо превратилось в некое подобие студня. Тела будут легко разваливаться, руки и ноги отделяться от туловища, как аппетитные ножки и крылышки у хорошо прожаренного цыпленка. Его чуть не передернуло от таких сравнений.

Он ткнул посохом в ближайшую могилу, точно по болоту шел и проверял, прежде чем еще один шаг сделать, удержит ли его земля. Наконечник легко прошел через землю, потом уперся в доспехи. Умрет ли кочевник, если пробить ему сердце? А может, рана эта окажется не смертельной и затянется, как затягивается легкий порез или как грязь, которая принимает свою прежнюю форму, стирая следы людей.

Отряд вытянулся в цепочку, охватывая со всех сторон поле. Вряд ли кочевники начнут вставать из своих могил, но все-таки не стоило оставлять им возможность для бегства. Дориан Хо даже рукава засучил и покрепче обхватил древко топора, как лесоруб, которому надо сперва срубить рощу, а потом выкорчевать все пни, и принялся за работу. С лопатой было бы удобнее: копнул, ногой надавил, точно картошку выкапываешь, поддел – и вот, вытащил из земли голову. Но кто мог предположить, что им понадобится так много лопат? Топор входил в землю с чавканьем. На лезвии густела слизь, и ее приходилось время от времени счищать, а сам топор затачивать.

В метрах двадцати от Дориана Хо возникло какое-то оживление. Похоже, один из кочевников все-таки встал из могилы. Он возвышался возле нее не двигаясь, пока его наконец-то не заметили люди.

– Встал! – услышал Дориан Хо чей-то крик.

– Братья, вали его! – послышалось в ответ. Кочевника обступило сразу несколько человек. Они тыкали его посохами, кололи копьями и мечами. Он походил на зверя, которого загнали в ловушку. Он почти не отбивался, на ногах держался нетвердо и то ли сам упал, поскользнувшись и скатившись вновь в могилу, то ли кто-то сделал удачную подсечку и свалил его с ног. Люди сгрудились возле его могилы, несколько секунд интенсивно работали своим оружием.

Больше из земли никто не поднимался.

Под конец, когда поле осталось позади, Дориан Хо почувствовал, как все его тело ломит от усталости. Ладони его к тяжелой работе были привычны, но все равно он стер их до крови. Плащ промок от дождя и пота.

– Головы собирать будем? – спросил у Дориана Хо молодой инквизитор.

– Тебе они нужны для колдовства?

– Нет, – протянул брат по вере, немного подумав, – по крайней мере, не так много. Одна, две… Не больше.

– Возьми сколько тебе надо! А что ты с ними все-таки делать будешь? Для кружки они не годятся, черепа мягкие совсем.

– Могу прочитать их мысли.

– Интересно. Потом расскажешь, что же они хотели. Я догадался, отчего кочевников всегда так много. Ведь их всегда приходит орда, тьма-тьмущая. Я частенько думал, как так получается? А это поле, думаю, дало ответ на мой вопрос. Наши земли плодороднее, чем степь. Они расплодились бы в ней, как мухи.

Молодой инквизитор кивнул, но никак не стал комментировать рассуждения Дориана Хо.

– Почему у нас так не получается? – спросил Дориан Хо.

– Как ты думаешь, отчего мы закапываем мертвецов в могилы?

– Надеемся, что они прорастут, как прорастает почти все, что мы сеем?

– Да, – кивнул инквизитор, – когда-то это получалось, но очень давно. Мне рассказывали, что в старых книгах об этом написано. Это запрещенные книги. Их мало осталось. Может, меньше десятка. Остальные сожгли, а заново их не переписывают, ведь за такую книжку костер полагается. Я ни одной не видел. Содержание их держат в голове и передают друг другу, как по наследству.

– Тебе могли все насочинять, – засмеялся Дориан Хо, – я и не такие рассказы слышал.

– Когда отступников пытал?

– И не только, когда пытал, – кивнул Дориан Хо. – Но ведь могли тебя обмануть?

– Могли. Я тоже об этом думал. Но ты сам сказал, что это поле – доказательство… – Инквизитор задумался на миг-другой и продолжил: – Ты-то головы брать не будешь? Я знаю людей, которые развешивают головы поверженных врагов, ну и не только врагов, у себя в покоях. Высушивают их и развешивают. Считается, что они защищают от злых духов, а если обладатель головы был еще и умным, то он может во сне нашептать полезные советы.

– Сколько же ты мне ереси наговорил за последние минуты.

– Что есть ересь, а что знания? – спросил инквизитор.

– Ты часом не демон, посланный меня с пути истинного сбить?

– Что есть путь истинный?

– Хватит, хватит! Я устал! Не нужны мне головы. Что я, язычник какой – головы вывешивать в своем жилище? Да и кочевникам я не уподоблюсь, тем, которые уши у врагов отрезают.

Инквизиторы и ополченцы устало присели на краю поля, прямо в грязь, потому что сил ни у кого не осталось. Их точно сломали. Поднимут ли их на ноги трубы апокалипсиса? Они вытаскивали из-за поясов фляжки с водой, пить спиртные напитки Дориан Хо запретил, но вот в такую промозглую погоду он и сам был бы не против глотнуть чего-нибудь горячительного. Когда им еще удастся поесть горячую пищу? Костры без колдовства не разожжешь.

Дрожащими руками Дориан Хо вытащил из-за пазухи волшебный пергамент, развернул его, присел. Пера у него не было, да и чернил тоже, поэтому инквизитор, нагнувшись, поднял с земли веточку, повертел ее в пальцах, подумал поначалу заострить кончик, как это делают с гусиными перьями, но потом передумал. Он обмакнул палочку в лужу, зачерпнул немного грязи с ее дна и стал писать этой грязью на пергаменте. Ноги его затекли, а буквы получались уродливыми и слишком большими.

Дождь быстро смывал с пергамента слова, а усталость стирала их из памяти Дориана Хо.

2

Представление было хуже некуда. После такого зрелища начнешь впадать в депрессию, думая, что мир катится под уклон, в пропасть. Расцвет его давно уже миновал, а значит, вряд ли в нем появится что-то новое. Даже те, кто только придут в него, наверняка станут жалкими подражателями своим предшественникам.

Король прервал выступление, хлопнув в ладоши. Этот тихий звук был сравним с раскатами грома – циркачей точно заклинание какое поразило, связанное с мгновенным окаменением. Они застыли в нелепых позах. Вот только девушка, которую подбросили акробаты, зависнуть в небесах не могла. Она грохнулась о каменный пол, ведь партнеры ее ловить и не думали, да так и осталась лежать, лишившись чувств. Королю почудилось, что он услышал треск, с каким ломаются кости. Он поморщился, отвернулся.

Из-за колонн вышли стражники.

– Прогоните их прочь, – бросил им правитель, указывая на циркачей.

– Господин, – заголосили артисты хором, бросившись было к трону, но остановились перед частоколом пик, что выставили перед собой охранники, загораживая своего хозяина.

– Прочь! Побыстрее, – отмахнулся король.

Волосатая женщина оказалась искусственным созданием. Кто-то вживил в ее тело волосы, даже не волосы, а шерсть, мягкую, бархатистую, как у кошки, но таких уродов не трудно создавать. Король слышал о магах, которые поставили на поток производство подобных существ, благо спрос на них был большой. Бродячие артисты частенько хотели иметь в своих труппах уродца с огромным лягушачьим ртом или заостренными ушками. Иногда и магии никакой не требовалось. Подобного мог сделать буквально любой. Рецепт не сложный: надо лишь раздобыть ребенка, а потом из него, как из глины, слепить практически все, что захочешь. В общем, если в селении пропадал ребенок, то не стоило сразу винить волков или вампиров.

«Кто ее сделал?» – хотел спросить король, но он знал, какая после его вопроса последует реакция. Маги, которые выполняют подобную работу, преступают черту закона. Никому из смертных не позволено исправлять то, что сотворил создатель, и расплата за это – костер. В подобных случаях чародеи накладывают защитные заклинания, стирающие память, так что циркачи вряд ли смогли бы дать вразумительный ответ на этот вопрос.

Акробаты быстро подняли распростертую на полу девушку, схватили ее за руки и за ноги без каких-то усилий. Она была легкой. Иначе ее трудно было бы подбрасывать.

«А кто ее сделал?» – Теперь король хотел ткнуть пальцем в сторону акробатки.

Она и вправду походила на фарфоровую статуэтку цветом кожи и хрупкостью. Но ее кожа была белой только оттого, что девушка потеряла сознание. От удара о каменный пол она вообще должна была рассыпаться.

Король так и не задал этот вопрос. Стражники подталкивали циркачей кончиками копий. Циркачи поспешно отступали. Им повезло, что живы остались.

Монарх встал с трона, прошелся по залу, разминая ноги, подошел к окну, за которым лежал начинающий засыпать город. Вдоль крепостных стен шагали стражники. Король различал их даже в сгущающейся темноте. Много лет назад он влил в свои глаза раствор, из-за которого мог видеть ночью так же, как кошки. Помимо зрения раствор обострял еще и слух. Вот только кошка, откуда бы она ни упала, всегда на лапы приземляется, и, говорят, у нее не одна жизнь, а девять, но чудодейственный раствор такими способностями не наделял. Любой удар кинжалом в жизненно важные органы мог бы стать для короля последним. Он уловил движение позади себя, резко обернулся. – Что тебе?

Главный инквизитор согнулся в поклоне. Он сжимал в руке пергаментный свиток, обвязанный веревочкой с сургучной печатью.

– Донесения тайных агентов. Они докладывают, что у кочевников в городе разветвленная шпионская сеть.

– Все сведения получены во время пыток? – Да.

– А сам-то ты разве не признался бы, что являешься агентом кочевников, начни тебя пытать?

– Не признался бы.

– Да? Не уверен я в этом. Хотя ты ведь можешь усмирять боль. Каленое железо и огонь тебе боли не причинят. Хватит пыток! – Голос короля стал резким. – Мы настроим против себя население города, и люди сами откроют ворота, когда сюда кочевники подойдут, вас всех поднимут на пики, а с меня снимут голову.

– Но как же с этим быть? – спросил инквизитор, чуть склонив голову и протягивая свиток.

– С этим?! – Король взял послание, сломал печать, развязал шелковые веревочки.

Далеко на востоке люди тратят всю свою жизнь, чтобы научиться писать таким вот каллиграфическим почерком. Завитушки и картинки, что появлялись по краям пергамента, приобретали какой-то подтекст. Они сами по себе были ценными, более ценными, нежели сообщения. Жаль, что они не могли сохраняться, а исчезали каждый раз, когда приходило новое донесение, иначе король смог бы собрать их все без исключения, все, что появлялись на этом пергаменте. За три сотни лет, что он существовал, набралась бы целая библиотека. Но, к сожалению, удавалось лишь переписать, в лучшем случае сам текст. Не так красиво, конечно, потому что даже у самых искусных переписчиков, сколько бы они ни бились, это не получалось.

Писать послание мог человек, находившийся в этот момент на другом конце света. Его почерк мог быть таким отвратительным, что, кроме него, слова никто бы и не разобрал. Но это не важно. Важно другое: чтобы он указал на своем послании секретное слово, и тогда его текст мгновенно проявлялся на волшебном пергаменте, с той лишь разницей, что написан он был каллиграфическим почерком. Пергамент совсем не истрепался и был таким же прочным, как если бы его сделали только что. Этот способ был гораздо надежнее и быстрее, чем пересылать донесения с гонцом или почтовым голубем.

– Нам нужен герой из народа, – сказал король, – красивый, сильный, благородный, наподобие тех, кого в сказаниях описывают.

– Это только мифы, – развел руками инквизитор.

– Все имеет под собой основу. Вот только герои, которые вошли в легенды, на самом-то деле были совершенно иными. Просто их приукрасили, наделили чертами, которых у них и в помине не было.

У короля изо рта шел пар. Зал был слишком большим и слишком холодным. Каменные стены впитывали тепло, как губка воду, и сколько бы ни сгорало дров и угля в каминах, все равно эти стены не прогревались. Они походили на окоченевшего мертвеца, которому можно вернуть способность двигаться, но он так и останется навсегда холодным. Здесь было зябко, до мурашек на коже, даже когда за окном народ мучился от жары и истекал потом. Король завернулся в полы плаща, подбитого серебристым мехом.

– Я читал некоторые хроники, – продолжил он, – знаю, о чем говорю. Лейбор, к примеру, тот Лейбор, о котором старики рассказывают детишкам в каждой деревне по вечерам, а те слушают, затаив дыхание, был трусом. Он бежал без оглядки вместе со стражниками, что стояли на приграничном перевале, от варваров. Ему повезло. Лавина с гор сошла и погребла всех его врагов.

А Лейбор потом рассказывал, что это он их перебил голыми руками. У него мозгов было не больше, чем у дракона. И все они помещались не в голове, а чуть пониже пояса. В те времена любой волшебник мог считывать мысли, и выяснить, что там, на перевале, произошло на самом деле, не составляло труда. Вот только тогда, как и сейчас, нужен был народный герой. Простой парень из низов, который служит на благо государству, себя не жалея. Лейбор на эту роль подошел. Ну а когда в нем перестали нуждаться, от него избавились. Он слишком много возомнил о себе и захотел обладать всем самым-самым: титулами, наградами, поместьями, женщинами… Не буду говорить, как от него избавились. Ты ведь и сам сотню способов придумаешь, не сходя с этого места, как нам расстаться с тем героем, когда надобность в нем отпадет. Но сейчас он нам нужен. Ты не знаешь такого?

– Стивр Галлесский? – спросил главный инквизитор. Он знал, что рискует, что может вызвать гнев короля, ведь Стивра инквизиторы упустили, но его имя первым приходило на ум.

– Я тоже о нем подумал. Мы могли бы чуть подправить его память. Но он ведь перешел границу с троллями.

– Инквизиторы границу не охраняли. Мои люди Стивра не пропустили бы.

– Знаю.

– Казнить начальника поста?

– Не стоит. Я же тебе сказал, что хватит казней. Нам нужен герой. Мы должны сделать так, чтобы все хотели быть на него похожими, чтобы без страха шли против кочевников, против мертвяков, против кого угодно. Но главное – чтобы они видели цель своей жизни в защите короля и королевства. И не важно, кто окажется в роли врага. Не исключаю такой возможности, что со временем им может стать и сам Стивр Галлесский.

– Начальник поста, что выпустил Стивра – его зовут Гром, – хороший солдат.

– Быстро соображаешь. Но если я запретил его казнить, это не значит, будто я хочу его возвысить. Из грязи-в князи? Нет! К тому же он слишком стар. Его не исправить. Он так и умрет, не поднявшись выше начальника приграничного поста. Нам нужен молодой герой.

Король посмотрел на пергамент. Само сообщение, начертанное на нем, ничего не стоило, – он не успел его даже прочитать до конца, когда неожиданно слова вверху пергамента стали бледнеть, исчезать, а на их месте появляться совершенно другие.

Первые же буквы заставили короля впиться взглядом в текст.

– Кто такой Дориан Хо? – спросил король, дочитав сообщение.

– Инквизитор, перспективный, молодой. Мертвецов он остановил. Кочевников не смог. Сил не хватило. Я думал, что он погиб. Но он выжил.

– Вот-вот! – обрадовался король. – Срочно отзовите его и поставьте во главе своих вновь формируемых отрядов. Он будет нашим героем.

Вспышки боли пронизывали черепную коробку, прокатываясь по ней, как волны, готовые выплеснуться наружу. Стивр сел на кровати, свесил ноги, огляделся. Из-за плохого освещения невозможно было понять, утро сейчас, день или вечер.

– Ох, посмотрел бы ты на себя сейчас, – сказал стоявший напротив Крег.

– На себя посмотри, – огрызнулся Стивр, – это ты во всем виноват. Как я мог отказаться выпить за тебя, за твоих друзей, ну и за прочее, прочее?

– Действительно!

– Слушай, – вдруг пришла в голову ужасная мысль Стивру, от которой он даже побледнел, – а мы ведь вино вашего производства пили, ну в смысле, его тролли делают?

– Да.

– Как его делают?

– Так же, как у вас. У вас ведь гроздья винограда собирают в деревянный чан?

– Да.

– Потом в него забираются девушки и ногами начинают из винограда сок выдавливать. Да?

– Да, – кивнул Стивр, и тут его скрутило от спазмов в желудке. Он представил, как в огромной деревянной бочке толкутся тролльчихи. Появись эта картина перед его мысленным взором во время пиршества – ни капли бы местного вина он не выпил!

– Чем прекраснее девушки, тем лучше получается вино, потому что оно впитывает… – продолжал рассказывать Крег, но прервался, увидев, что со Стивром творится что-то неладное.

– Что с тобой? – спросил Крег. – Отравился, что ли?

– Нет, – стал отмахиваться Стивр, – сейчас все пройдет. У тебя яблоки есть?

– Яблоки? – удивился Крег. – Яблоки не самый лучший способ бороться с головной болью.

– Леонель вылечит мне головную боль за мгновение, – самонадеянно заявил Стивр. – Яблоки мне нужны, чтобы сверчка накормить.

Крег распорядился, чтобы слуги принесли яблок.

– Что касается головной боли, то здесь и я тебе смогу помочь. Зачем девчушку будить? Пусть поспит. Наверное, она устала еще больше, чем ты.

– Девчушка? Ну, тут ты ошибаешься. Ей…

– Стой! – замахал руками Крег. – Разве у вас принято рассказывать всем и каждому о возрасте женщины? Я слышал, что это нетактично.

– Я тоже об этом слышал, – скорчил гримасу Стивр, но, возможно, произошло это не из-за слов Крега, а оттого что у него вновь разболелась голова. – Давай свое обезболивающее!

Тролль полез в карман, покопался там, но безуспешно. Затем, плюнув на все, вытащил наружу все его содержимое, зажатое в кулаке. Тролль раскрыл ладонь и посмотрел на свой улов. Что там было, Стивр не увидел, к счастью своему. Наконец Крег взял маленький мешочек, подцепив его двумя пальцами, и протянул Стивру.

– Вот, развяжи-ка его сам. Тебе это полегче сделать, чем мне.

– Что, мешочек – не ваших рук дело? Содержимое тоже? Эльфийское какое-нибудь.

– Что за сказки? Где ты эльфов видел? Они все вымерли давным-давно.

– Я про это и говорю. Может, у вас какие раритеты, ими сделанные, сохранились.

– Э-э-э… – не придумав, что ему сказать, протянул Крег, из чего можно было сделать вывод, что догадка Стивра не далека от истины. – В общем, вот это, – Крег кивнул на мешочек, – обезболивающее.

– Спасибо! – Стивр развязал тесемки, вытащил комок коричневого цвета, похожий на засушенную сливу, посмотрел на Крега.

– Откуси немного, – стал давать инструкции тролль, – прожуй и проглоти.

Стивр осторожно поднес ко рту комочек, понюхал, потом надкусил, стал медленно жевать. Он боялся, что обезболивающее окажется на вкус противным, как и все лекарства, но оно было абсолютно безвкусным. Думать, из чего это сделано, совсем не хотелось – а то желудок начнет наружу выворачивать. Пусть это будет сушеная слива.

Слуга принес поднос, на котором стояло блюдо буквально с горой яблок, причем каждое – с дыню или арбуз.

– М-да, пожалуй, это многовато будет, – протянул Стивр, увидев поднос.

Он уже оделся, пошарил в кармане куртки, вытащил деревянную коробочку и показал ее Крегу.

– Вот. Сверчок там.

Стивр положил коробочку на кровать, потом ножом отрезал от яблока небольшой кусочек, счистил с него кожуру, открыл коробку и стал ждать, когда из нее появится сверчок. Тот не торопился. Похоже, ему совсем не хотелось выбираться из своего теплого жилища в холодную комнату.