Текст книги "Пирровы победы"

– Он тебя боится, – сделал заключение Стивр.

– Ну тогда я уйду. – Крег направился к двери.

Но как раз в эту секунду из коробочки показались лапки, а потом выбрался и сам сверчок. Он зажал кусочек яблока передними конечностями и стал его грызть.

– Не понимаю, что ты в нем нашел? Он на нечисть похож.

– Не очень, – сказал Стивр.

– Нуда, примерно так же, как ты на обезьяну смахиваешь. А один из ваших ученых утверждал, что вы как раз от обезьян и произошли. Интересно, тогда мы от кого? Тоже от обезьян?

– Обезьяны разные бывают. Большие и маленькие.

– Спасибо.

– Поговаривают, что, когда огонь до пяток этого ученого добрался, он от этой своей теории отказался, но уже поздно было. Инквизиторы костры зажигать умеют, но вот тушить их не торопятся, даже если грешник раскаялся. Им достаточно, что они его душу спасли, а уж о теле они не заботятся.

– Вот-вот… Но вернемся к твоему сверчку. Собаки, кошки – я еще понимаю, а вот эта образина чем тебе приглянулась?

Слово «образина» в устах тролля казалось смешным, и Стивр не сдержал усмешки.

– Ты не слышал, как он поет, – сказал он.

– Я слышал сказку о том, как один путешественник вбил себе в голову, что павлин должен петь лучше всех на свете. Такой вывод он сделал оттого, что считал павлина самой красивой птицей. Выпало на его долю много опасностей и приключений, но все-таки он услышал, как павлин поет. Это было похоже на скрип несмазанной телеги.

– Не все то золото, что блестит?

– Ага, примерно. Но сверчок твой на вид страшный. Так что логично было бы предположить, что поет он великолепно. Вот что меня беспокоит – ты ведь не был таким раньше.

– Каким?

– Я не знаю, как это сказать, но раньше ты бы точно не стал таскать с собой коробку с букашкой.

– Так ведь и мешок с ядовитой змеей я бы тоже не стал таскать.

– Да, – кивнул Крег, – но идея с ядовитой змеей мне нравится. Всегда ведь можно недоброжелателю ее в комнату запустить. Завтрак, между прочим, давно уже готов.

Едва Дориан Хо дописал свое послание, как получил ответ, причем он сразу догадался, еще до того, как в конце текста появилась подпись, что писал ему не главный инквизитор, а сам король. Ему предлагалось немедленно явиться в столицу.

В детстве Дориан Хо пас табуны и неплохо научился управляться с конем даже без помощи упряжи и седла. Он ездил верхом, как будто слившись с конем в одно целое, как кентавр. Обычно инквизиторы предпочитали передвигаться пешком, медленно, неотвратимо, но посади кого из них на коня – натрут себе мозоли на заду, ноги у них будут гудеть, оттого что им постоянно придется то приседать, то вновь приподниматься на стременах в такт бегу коня, да и то, если усидят, а не грохнутся на первой же кочке.

Дориан Хо держался в седле прямо, будто его на кол посадили за все прегрешения, которые он совершил за последние дни. Но ведь он дважды беду отвел. Пока его не казнят, а потом, может быть, и простят, забудут обо всем: и о том, что он сделал, и о нем самом, отправив бороться с грешниками на окраины королевства.

Он мчался через селения, порванный плащ развевался за спиной. Бледное лицо и глубоко ввалившиеся от усталости глаза делали его похожим на посланника смерти. Люди выходили на него посмотреть, провожали взглядами, пока он совсем не становился неразличим на горизонте либо не исчезал за поворотом и его не поглощал лес. Его ни о чем не спрашивали, не пытались остановить, но слухи отчего-то бежали впереди него и все уже знали, кто это мчится на коне. Кто эти слухи разносил? Узнать бы!

Дориану Хо уже могли простить многое, даже то, что он инквизитор и на руках у него наверняка кровь простых людей, – ведь он все искупил. Кто без греха? Нет таких! Он смыл все свои грехи! Вслед ему тыкали пальцами и шептались, что этот человек сперва разбил мертвяков, а потом и кочевников.

Он никогда не добрался бы до столицы, если бы стал останавливаться во всех селениях, где любой рад был накрыть ему стол. Конь не уставал ни днем ни ночью.

Он сам был, как ночь, черным, а свет звезд и луны играл серебристыми отблесками на его лоснящейся бархатистой шкуре. Дориану Хо казалось, что ни одна стрела не пробьет эту шкуру, потому что она прочнее любых доспехов, а сам конь увернется от стрелы, ведь он быстрее ветра. Инквизиторы нашли его на заброшенном постоялом дворе, буквально через пару часов после того, как Дориану Хо пришло послание явиться к корою.

Постоялый двор выглядел подозрительно – невысокое, чуть покосившееся строение, сложенное из старых, уже начинающих трескаться бревен, покрытых мхом и россыпью поганок. Северные варвары любили есть похлебку из таких грибов перед битвой. Она делала их тело невосприимчивым к боли. То ли дом давно забросили, то ли в нем жили разбойники, то ли, что более вероятно, здесь обитала всякая нечистая сила. Войдешь вот так внутрь и встретишь владельца, который похож на корягу, а его подручные – из кошмарных снов.

– Пошли, – сказал Дориан Хо, – посмотрим, что там.

Петли давно не смазывали, но они даже не скрипнули, дверь отворилась легко. На постоялом дворе было слишком темно, и инквизиторы, которые первыми увидели коня, поначалу и не разобрали, кто перед ними стоит. Они лишь уловили пар, который выбивался из его ноздрей, различили чуть красноватые глаза, услышали звон цепей, которыми конь был прикован к стойлу.

– Там дракон! Там дракон!!! – закричали братья, выбегая из конюшни. – Он сожжет нас всех! Бегите!!! – В их глазах был страх.

– Дракон? – засмеялся Дориан Хо. – Вы так много уже видели, а все сказок боитесь. Пойду-ка посмотрю, что вас так напугало.

Он шагнул внутрь, подождал, пока глаза привыкнут к полутьме.

– О! – не смог он сдержать восторженного возгласа, когда наконец-то увидел, кто стоит в стойле.

Этот конь был предназначен крушить своей грудью, как тараном, противника. Под шкурой переливались рельефные мышцы. Невольно рука Дориана Хо потянулась к нему, чтобы потрогать. В эту секунду он забыл о том, что конь может встать на дыбы и ударить его копытами. Такой удар человек не выдержал бы, даже будь он закован в лучшие латы.

– Он черный, – сказал молодой инквизитор, который зашел в стойло следом за Дорианом Хо, – и он тебя не боится.

– Намекаешь, что и моя душа тоже черной стала.

– Нет. Но этот конь появился на свет явно не без помощи колдовства. Что он тут делает – ума не приложу.

– Может, ждет меня? Мне ведь надо «немедленно явиться к королю»! – процитировал Дориан Хо часть послания.

– Явиться к королю на черном коне, от которого просто разит магией? – усмехнулся молодой инквизитор. – Ты думаешь, тебе и это простят?

– Откуда же я знаю!

Дориан Хо сделал короткий шаг вперед, второй, третий… Конь попятился. Потом, когда его круп уперся в бревна стены, он захрапел, напрягся, задрожал. Говорили, что если рука инквизитора коснется чего-то магического, то магия исчезнет, если инквизитор чист душой. Молодым членам ордена иногда даже устраивали подобный экзамен. Дориан Хо его не прошел бы. Он знал об этом.

– Не бойся, – сказал он.

Конь позволил себя погладить, потом вывести из стойла, надеть на себя седло, которое нашлось здесь же, точно его специально кто-то оставил, зная, что за ним когда-то придет Дориан Хо. Он почти не протестовал, когда инквизитор вскочил в седло, а уж сжимать ему бока ногами, приказывая двигаться, вообще было не нужно. Конь точно мысли читал.

– Ты знаешь, кому он принадлежал? – спросил Дориан Хо у молодого инквизитора.

– Нет, – ответил тот, – откуда?

Дориану Хо показалось, что инквизитор лжет.

– Он хоть не превратится в черного ворона и не унесет меня… – Дориан Хо не закончил своего вопроса, подумав, что ворон вообще-то должен нести в небеса, а небеса – это рай, но ведь черный ворон – постоянный спутник ведьм и колдунов, а это значит, что он унесет не к небесам, а совсем в другую сторону.

– Не знаю, – сказал молодой инквизитор, – но мне кажется, что конь этот предназначался тебе.

– Будь что будет! – воскликнул Дориан Хо. Он уже и не надеялся отмыть свою душу. Она у него стала такого же цвета, что кожа у угольщика или трубочиста. – Встретимся в столице! Буду вас там ждать.

– А нас туда пустят? – закричал кто-то вслед Дориану Хо.

Но тот уже ничего не слышал, конь мчался быстрее ветра, что разносит слова.

– Нас посчитают за бродяг, – послышался ропот, – выгонят взашей.

– Возможно, – сказал молодой инквизитор. – Но не исключено, что мы поспеем как раз к тому времени, когда такие оборванцы будут нужны в городе. Попытка не пытка.

В глазах его блеснул какой-то свет, что-то черно-желтое. Лицо чуть изменилось. Стало старше. Гораздо старше. Его прорезали глубокие морщины. Казалось, реки и дожди, что разъедают землю столетиями, оставляя на ней чудовищные овраги, с его лицом управились всего за секунду, но ровно столько же и смогли удержаться на нем. Кожа его тут же разгладилась. Но поскольку его лицо было прикрыто капюшоном, никто этих изменений даже не заметил.

Инквизиторы обыскали постоялый двор и никого там не нашли, только старые, давно не использовавшиеся глиняные миски, деревянные, уже потрескавшиеся ложки, полусгнившие, рассыпающиеся в руках клочки, которые прежде были то ли одеждой, то ли скатертями. Этот постоялый двор бросили много лет назад, но отчего тогда конь в нем не превратился в мумию, в скелет? Отчего на него не напали лесные звери? Чем он вообще здесь питался?

Если кто и задавал такие вопросы, то не вслух.

Отряд медленно двинулся к столице. На дороге были различимы глубокие следы от копыт – следуя им, инквизиторы никогда не заблудятся, вот только надо поспешить, чтобы эту путеводную нить не смыли дожди.

Когда они отошли на приличное расстояние, постоялый двор стал бледнеть, становиться прозрачным, а потом и вовсе исчез, точно это был мираж.

3

Крегу в замке жить не нравилось. Построили его с далеко идущими целями: для того, чтобы в трудную пору в нем могли укрыться обитатели окрестных поселений, а еще если послы от людей приедут, то произвести на них соответствующее впечатление. Все-таки не землянка и не пещера, а какой-никакой королевский дворец.

Замки поменьше были раскинуты по всей стране. По утрам, когда еще солнце едва поднималось над горизонтом, такое же сонное, как и Стивр в эти минуты, Крег уже покидал свое жилище. Дел у него хватало. Он помогал убирать урожай, обучал боевым навыкам своих молодых воинов. А те старательно молотили друг друга тупыми мечами.

– Не устоять нам, коли война начнется, – говорил Стивру Крег, – слишком мало нас осталось.

– Запретесь у себя в замке. В нем осаду многолетнюю выдержать можно, – размышлял Стивр. – Ты боишься, что нечисть вернется?

– Боюсь. Но вот вас, людей, не боюсь. Но когда я говорил насчет войны, то имел в виду не нечисть, а именно вас. Ты мне еще в Стринагарском ущелье одну мысль хорошую подал. Я о наемниках. Людей ведь подкупить можно, и они начнут друг с другом сражаться.

– Ты что, повстанцев или кочевников подкупил? Или и тех и других?

– Ни тех, ни других, – отмахнулся Крег, – это я так… э-э-э… мысли вслух говорю.

Стивр ему не поверил.

Прошла неделя с того дня, как Стивр появился на земле троллей. Крег решил, что он уже достаточно отдохнул и можно приступить к серьезному разговору.

– Хочу тебе кое-что показать, – заявил Крег, – внимательно смотри.

– Хорошо, – кивнул Стивр.

Тролль порылся в комоде, достал покрытый нагаром котелок, в котором кашу или похлебку какую варили, и водрузил его на стол донышком вверх, потом из кармана он извлек две глиняные фигурки и поставил их на перевернутый котелок.

Они были сделаны грубо, точно их дети лепили, которым главное, чтобы у игрушки было две руки, две ноги и одна голова. Но руки получились неодинаковыми, ни по длине, ни по толщине, да и опирались куклы на какие-то корявые ноги, согнутые не совсем в тех местах, где они обычно сгибаются у людей. Как будто их кости не разломались, а потом плохо срастались. Фигурки были раскрашены. Стивр сперва подумал, что Крег хочет похвастаться успехами своего сынишки, и уж собрался было сказать что-то ободряющее, как вдруг понял, что одна из поделок изображает короля. Ни глаз, ни носа, ни рта – лицо ровное, как шар, лишь различимы отпечатки пальцев на глине, похожие на ритуальные шрамы. На глиняной кукле была красная мантия с золотым пятном на спине, которое, видимо, символизировало королевский герб (тролль не смог изобразить его в деталях), а на голове – золотой блин, скорее, походивший на помятый от страшного удара шишак, чем на королевскую корону.

Внимательно присмотревшись ко второй фигурке, полностью, за исключением лица, выкрашенной в темно-коричневый цвет, Стивр понял, что она изображает инквизитора.

– Узнаешь, кто это? – спросил Крег.

– Король и какой-то инквизитор?

– Правильно, – одобрительно кивнул тролль, – король и главный инквизитор.

Стивр ждал, что Крег достанет сейчас иголки и начнет колоть фигурки или бросит их в огонь, оторвет головы… Это очень старая магия: если что-то подобное делать с куклами, изображающими конкретных людей, то действие перекинется с копий на оригиналы. Стивр подумал, что останавливать Крега не будет, пусть творит с этими фигурками все, что ему захочется, но тролль медлил.

– Что же ты ждешь? – спросил Стивр.

Крег щелкнул пальцами сперва по главному инквизитору, сбивая его на пол, следом то же самое проделал и с фигуркой короля. Тот упал на правый бок, рука его разлетелась на несколько кусков, отвалилась ступня и рассыпалось полголовы. С прототипом главного инквизитора беда приключилась и того хуже – он упал и раскололся пополам.

После таких ран ни один человек не выжил бы.

– Ух, – только и сказал Стивр, – они…

Крег жестом остановил его, вытащил из кармана еще одну фигурку и поставил ее на то место, которое прежде занимали король и главный инквизитор. Кого она изображала, Стивр все никак не мог понять.

– Это кто? – наконец спросил он.

– Это ты, – ответил Крег.

– Я? – удивился Стивр, хотя чему уж тут было удивляться.

Кукла была сделана так же грубо, как и другие, и у Стивра, когда он попытался получше ее рассмотреть, заныли суставы, точно к перемене погоды или от старости, а еще ему показалось, что лицо его начинает растекаться, как тесто для блинов по сковородке. Ощущение было таким реальным, что он обхватил лицо ладонями и успокоился, только когда проверил, что нос, рот и все остальное не стало растекаться, подобно снеговику, подтопленному лучами весеннего солнца.

От таких мыслей Стивра пробил холодный пот, он заструился по спине противным ручейком. Мужчина стал трогать свое лицо, как слепой, который ориентируется лишь на свое осязание. Дикие народы верили в то, что любое изображение отнимает у человека часть души. От этого он изменяется, черты его сглаживаются, совсем как у каменной статуи, которую много-много лет подряд гладит ветер. Но, кажется, ничего не изменилось. От сердца отлегло, когда Стивр в этом убедился.

Фигурка шаталась на поверхности котелка, точно у нее подкашивались ноги. Невольно руки Стивра потянулись к ней, чтобы удержать, поймать, если она начнет падать. Ему совсем не хотелось, чтобы она разбилась на мелкие куски. Пусть Крег и говорит, что ничего от этого не будет.

– И что это значит? – спросил Стивр.

– По-моему, я все очень понятно объяснил.

– Общий смысл твоей затеи мне ясен. Ты предлагаешь свергнуть короля и убить главного инквизитора. Но сделать это потруднее, чем скинуть пару глиняных фигурок на пол. Они, кстати, заколдованные?

– Нет, ни королю, ни главному инквизитору ничего не будет от того, что их копии разбились, а жаль. То, что убить их обоих труднее, чем эти фигурки разбить, я знаю, но все-таки нет ничего невозможного. Кстати, мне очень нравится твоя реакция. Пять лет назад, когда я намекал тебе на то же самое, что ты мне ответил? Не помнишь?

– Нет.

– Ну так я тебе напомню. Ты идею эту отверг, сказал, что так не годится. Мол, нельзя любыми путями власти добиваться, всех на своем пути уничтожая. Дескать, король – законный властитель и тот, кто захочет его с трона свергнуть, – преступник. Я рад, что ты наконец свою точку зрения поменял. Что, так невмоготу стало при нынешнем монархе жить, да при инквизиторах?

– Трудновато, – кивнул Стивр.

– Вот теперь ты превосходно понимаешь, что совершил очень серьезную ошибку пять лет назад, потому что тогда все сделать было проще.

– А ты-то что так за нас переживаешь? – не выдержал Стивр. – Тебе какое дело до того, кто у нас правит?! Не все ли равно?

– Нет, конечно. Мне совсем не все равно. Я, уговаривая тебя королевский трон захватить, прежде всего о себе да о своих землях думал. Мне нужна спокойная и надежная граница с вашими землями. При инквизиторах я такой границы иметь не буду. Я знаю, что они помышляли на мои территории пробраться под видом купцов, чтобы разведать обстановку, закрепиться, наладить связи, а потом начать экспансию. Мне это не нужно. Вот я тебе и предлагаю убить короля и главного инквизитора. Я тебе в этом помогу.

– Ты представляешь, сколько во дворце охраны? Прежде чем туда ворвешься, придется буквально через горы трупов пробиваться, по колено в крови, да и то если удастся собрать приличную армию и взять штурмом стены или ворота города.

– Есть способ попроще. Я ведь пробрался в подземелье, где твоего двойника пытали, – хитро сощурился Крег.

Эти слова так поразили Стивра, что он застыл с открытым ртом.

– Как же я мог про это забыть! – Стивр чуть было не ударил себя ладонью по лбу. – Рассказывай!

У Дориана Хо было много времени, чтобы поразмыслить, зачем его вызывают в столицу. Конь, казалось, сам отыскивал дорогу, его совершенно не нужно было направлять, и даже на развилках он без понукания сворачивал в нужную сторону. Может, он однажды уже скакал этой дорогой и она осталась в его памяти или кто-то вложил в его голову нужный маршрут. В любом случае Дориану Хо надо было лишь держаться за узду да крепко обнимать бока коня, чтобы не выпасть из седла на очередной рытвине или когда тот перепрыгивал через поваленное дерево.

Дерево перегораживало дорогу лишь однажды. Когда конь перемахнул его, Дориан Хо оглянулся и ему показалось, что он увидел, как на дорогу позади выбегают разочарованные разбойники, которые подготовили для путников эту ловушку. Они-то были уверены, что ее невозможно перепрыгнуть. Теперь они свалят дерево побольше. Но и то, что они использовали, обычный конь тоже не смог бы перепрыгнуть.

Разбойники грозили Дориану Хо кулаками и оружием, что-то кричали. Рядышком засвистела стрела. Конь услышал этот звук, мышцы под лоснящейся кожей превратились в камень, они заработали, как поршни, сокращаясь все быстрее и быстрее, и если бы кто-то посмотрел на него со стороны, то ему бы показалось, что ноги его слились во что-то почти неразличимое, как крылья у насекомых, – так быстро они двигались.

Неожиданно Дориан Хо понял, что видит наконечник стрелы. Он был направлен точно в его спину. Свет играл на его чуть ржавых, выщербленных гранях с зазубренными краями, с отметинами, которые оставили на нем ребра тех, в кого он попал. За ним угадывалась хищно вытянутая в струну стрела с оперением, похожим на хвост птицы. Этот наконечник завораживал, как глаза змеи, – взгляда от него не отвести, не двинуться чуть в сторону, чтобы он прошел мимо. Стрела летела с той же скоростью, с какой мчался конь. А потом наконечник стал для стрелы слишком тяжелым. Она, точно корабль, который набрал слишком много воды, заваливалась и начала клониться ко дну. Зарылась наконец в землю, затихла – опасность миновала, – но конь еще несколько секунд мчался с прежней скоростью, хотя теперь его разбойники уже не могли достать.

Дориану Хо хотелось шепнуть скакуну что-то доброе и дать ему немного отдохнуть, но он не нашел нужных слов, а только погладил его гриву.

Он уже не спал двое суток и потому время от времени начинал дремать, судорожно схватившись за уздечку, как хватается за обломок доски бедолага, спасшийся с затонувшего корабля. Глаза покраснели, веки припухли, ноги онемели. Если он остановится и попробует слезть на землю, то мышцы вряд ли послушаются и он наверняка свалится.

Вот так герой. Шмякнулся, как куль, набитый репой или картошкой. Разве за таким пойдут люди?

Дориан Хо не сомневался, что король предложит ему возглавить карательную экспедицию. Он слышал, что восстание на севере все никак не могут подавить. Оно разрастается, как костер на куче сухой листвы, или болезнь – медленно, но неотвратимо.

Отряды инквизиторов таяли на глазах. Набирались новые. Их отправляли на север, и они вновь таяли, как масло на солнцепеке. Давно уж правила приема в отряды стали мягче, практически отменили испытательный срок. Какой смысл делать это, если две трети из новобранцев не переживут первого же сражения.

«Меня проклянут! Меня проклянут в веках! Моим именем станут пугать детей!»

У него в голове роилось много подобных мыслей, которые стучали в такт конским копытам, в такт с сердцебиением, в такт с пульсацией крови в висках.

Дориан Хо едва не врезался в группу инквизиторов, что перегородила ему дорогу. Братья бросились врассыпную, как испугавшиеся перепелки, но конь притормозил, поднялся на дыбы, ударил передними копытами о землю с такой силой, что мир должен был расколоться, пойти трещинами, а из них – политься родниковая вода.

– Мы ждем тебя, брат, – закричал один из инквизиторов, – мы сопроводим тебя!

– Вы вместо охраны, что ли? Зачем она мне?

– Мы вместо почетного кортежа.

– Хо, не думал, что такой чести удостоюсь, только вы меня задержите больше, а я очень хочу побыстрее в теплую воду окунуться, грязь, что в меня уже вросла, смыть да одежду сменить.

– Это в дороге сделать можно. Одежду для тебя мы взяли. В город прибудешь во всем чистом. Там тебе встречу организуют с оркестром, с толпами на улицах. Вот, смотри! – Инквизитор сбросил со спины мешок, развязал тесемки, достал аккуратно сложенный плащ, развернул его, вытянув перед собой руки. Плащ был небесно-синим и весь расшит золотом, точно и вправду его сшили из куска неба со звездами. Но все братья ордена носили серые плащи и коричневые. Даже главный инквизитор носил одежду ничем не отличавшуюся от остальных.

– Почему он такого цвета? Что это значит? – спросил Дориан Хо.

– Знак особого почета. В народе о тебе говорят как о спасителе королевства. Все должны запомнить твое возвращение.

– О да, надо ведь, чтобы за мной пошли люди на север. Я же не в одиночку буду восстание подавлять. А что потом?

– Что потом? – не понял инквизитор.

«Потом меня проклянут! Меня проклянут в веках. Моим именем будут пугать детей…» Но ничего этого Дориан Хо не сказал.

Дориан Хо остановился возле дома с рисунком на стене. На нем был изображен инквизитор, указывающий пальцем вперед, и любому, кто подошел бы к нему, должно было показаться, будто он тычет именно в него. Надписи никакой не было, потому что те, на кого был рассчитан этот рисунок, в большинстве своем читать не умели. В чертах лица нарисованного инквизитора угадывались черты самого Дориана Хо. Художнику пришлось нарисовать не менее трех десятков таких картин. Он набил руку, мог уже с закрытыми глазами изобразить человека, похожего на Дориана Хо. А вначале, когда он только наброски делал, Дориану Хо пришлось позировать, потом художник уже рисовал по памяти, но она его подводила. Вот и получался Дориан Хо каждый раз немного иным. В небесно-голубом плаще с надвинутым на голову капюшоном он походил на волшебника. Образ был еретическим, но главный инквизитор сам придумал его.

– Так к народу ближе, – сказал он, – так нас быстрее поймут. Я хочу, чтобы ты не совсем с инквизиторами ассоциировался.

– С отступниками, что ли? – удивился Дориан Хо. – Тогда надо было, чтобы художник нарисовал меня приносящим жертву языческим богам. Это выглядело бы еще доходчивее. «А лицо покрасить светящейся краской, точно через кожу виден череп», – едва не сказал он.

– Перестань нести всякую чушь. Я еще поговорю с тобой по поводу твоего черного коня. Ты мне нужен. Ты нужен нам. От тебя зависит дальнейшая судьба ордена и королевства. Иди и собирай армию!

– Слушаюсь!

Повсюду были открыты призывные пункты. За грубо сколоченными столами – таким место в самых дешевых тавернах, где собирается самое дно общества, пропойцы, бандиты, проститутки, сутенеры, – сидели вербовщики. За их спинами на вошедших со стены смотрел Дориан Хо.

– Как звать тебя? – спрашивал вербовщик у очередного вошедшего. Потом он записывал имя в конце длинного списка, разворачивал свиток и указывал пальцем: – Вот здесь крестик поставь! – После того как очередной новобранец ставил свою закорючку, он произносил дежурную фразу: – Поздравляю тебя! Ты принят в инквизиторский отряд. Иди на склад, получи оружие, одежду и довольствие на три дня.

Дориан Хо носился на своем коне по всей округе, смотрел на лагеря инквизиторов, которые росли, как грибы после дождя, на призывные пункты.

– Повстанцев надо разбить, – сказал Дориану Хо главный инквизитор. – Как ты это сделаешь, меня нисколько не интересует. Ты можешь применять все, что угодно, – он сделал паузу, чтобы до Дориана Хо дошел смысл сказанного.

Слова эти означали, что Дориан Хо может воспользоваться магией. От этого признания ему становилось больно, ведь получалось, что все, чему он хотел посвятить свою жизнь, – неправда, все это выдумки и мишура, включая и сам орден.

Но хотел ли он посвящать всему этому свою жизнь? Когда все закончится, он уйдет в самые глухие места, незаселенные, чтобы его никто не смог найти, чтобы его никто не беспокоил, построит себе дом, заведет хозяйство и будет тихо поджидать смерть.

Но как же? Как же? Разве не святая вода остановила мертвяков? Что, и она тоже была выдумкой?!

Дориан Хо почувствовал жжение в области груди, догадался, что это из-за амулета – он нагрелся и теперь ранит кожу. Дориан Хо терпел эту боль, пока на людях оставался, но, выйдя из зала, когда его уже никто не видел, он прикоснулся к звезде, сжал ее в кулаке, подождал с секунду, решаясь, а потом сильно дернул, разорвав золотую цепочку. Вместе с этим амулетом он вырвал часть своей души, а это побольнее будет, чем зуб вырвать или наконечник стрелы, застрявший в боку.

Амулет жег ему ладонь. Дориан Хо разжал кулак, посмотрел на трехконечную звезду, символизирующую единство в человеке небес, земли и воды. Инквизитор побледнел, рука его задрожала, амулет выпал. Дориан Хо согнулся в три погибели, будто склонился в поклоне, потом, как истинный верующий, упал на колени. Вот только божественное изображение было совсем в другой стороне, чем та, куда он смотрел.

Север пожирал отряды инквизиторов, как геенна огненная.

В королевском замке Дориан Хо уже бывал прежде. В первый раз он мог в нем очутиться еще пять лет назад, вместе со Стивром Галлесским. Но рассказывали, что того плохо приняли. Однако сам Дориан Хо все-таки попал в замок три года назад. Тогда на него никто внимания не обращал и его смущения никто бы и не заметил. Оно было вполне естественным и закономерным: именно такие чувства должны появляться у молодого инквизитора, когда он видит величественные стены, высокие потолки, резьбу по камню.

Теперь ситуация изменилась. Теперь сам Дориан Хо был в центре внимания. Он не испытывал никакого смущения.

Напротив. Он вошел в огромный зал с гордо поднятой головой, размеренным шагом, точно этот замок принадлежал ему, а не королю и точно все собравшиеся должны были упасть на колени при его появлении.

Он слышал шепот гостей и придворных. Он не поворачивал головы в их сторону, видел только краем глаза небольшую толпу. Он чувствовал, что бы он ни сделал, ему простят все. Может быть, припомнят грехи потом, когда повстанцы на севере будут разбиты, когда угроза исчезнет? Вполне вероятно, что тогда и за ним самим придут другие инквизиторы, точно так же, как и он приходил за людьми, которых обвиняли в колдовстве.

Он уже достаточно сделал, чтобы попасть на костер.

Но это будет не сейчас. Это будет чуть позже…

Однако это «чуть позже» может стать совсем иным, чем оно видится королю и главному инквизитору.

Дориан Хо чеканил эти мысли в такт со своими шагами.

– Мне нужны мои люди! – бросил он резко в ответ на предложение возглавить карательную экспедицию в северные регионы.

– Твои люди?! – рассердился главный инквизитор, – Они не твои! Все мы люди божьи. Все ему принадлежим.

– Я знаю, – кивнул Дориан Хо, посмотрел на короля и продолжил разговор с ним, точно главного инквизитора рядом не было вовсе. – Я поставлю их сотниками и десятниками. Мне нужны надежные люди. Им я могу доверять. Не уверен, что смогу также положиться на тех, кого наберу в армию.

– Но они не инквизиторы! – стал возмущаться глава ордена.

– Не все. Но какая в том разница! – отрезал Дориан Хо. – Какая разница, кто будет восстание подавлять? – Этот вопрос он задал уже королю. – Мне все равно придется платить им жалованье. Они не захотят воевать только за еду, а веры в наше дело у них нет. Если мы только этим будем привлекать людей, то я никого не наберу.

– Богохульствуешь! – вновь вступил в разговор главный инквизитор.

– Я правду говорю, – парировал Дориан Хо.

– Денег в казне почти нет, – вздохнул король.

– Тогда надо готовиться к обороне, – сказал Дориан Хо, – заготавливать провиант для долгой осады, колодцы рыть, мечи, наконечники для стрел и копий ковать, смола будет нужна, чтобы штурмующих ею поливать. Что я об этом рассказываю! Ты и сам все знаешь.

– Ты дерзко ведешь себя, – наконец сказал король.

– Будет лучше, если я, ползая на коленках, пообещаю тебе подавить восстание, а потом ты увидишь повстанцев под своими стенами? Или будешь кричать в мой адрес проклятья, обвинять в обмане и измене, когда повстанцы поволокут тебя, – Дориан Хо ткнул в главного инквизитора, – на костер! – Потом он указал на короля: – А тебя – на кол?

За такие дерзкие слова самого Дориана Хо могли вначале на кол посадить, а потом под ним развести огонь, потому что он заслуживал два наказания в одном или три и даже больше.

Король покраснел от гнева, щеки его надулись, казалось, что его газы переполняют и сейчас он взорвется, а он только рассмеялся. Громко и весело.

– Голову тебе потом отрублю, – подмигнул он Дориану Хо, – пока еще поноси ее.

Дориан Хо не стал заниматься конфискацией гостиничных номеров и ночлежек, чтобы разместить там новобранцев. Он знал, что тогда ему вообще не удастся сдвинуть с места свою армию. Она сживется с городом, и все районы, в которых будут квартировать новобранцы, превратятся в самые злачные места, где даже днем простой горожанин не сможет появиться, потому что его ограбят до нитки, убьют, а труп даже убирать не будут, так и оставят коченеть на улице.