Текст книги "При дворе последнего царя. Воспоминания начальника дворцовой канцелярии. 1900–1916"

При изучении распада дома Романовых будет лучше всего взять каждое из трех поколений великих князей в отдельности. Первое – это поколение Александра II, деда Николая II.

Александр II, Освободитель, был монархом весьма либеральных взглядов. Его главными шагами были освобождение ста миллионов крепостных крестьян, создание коллегии судейских чиновников, независимых от властей, и освобождение болгар от мусульманского ига. Он погиб от рук террористов 1 марта 1881 года, за день до того, как должен был подписать Конституцию, разработанную премьер-министром графом Лорис-Меликовым. Только один из его братьев, великий князь Михаил Николаевич, брат деда Николая II, был жив в 1900 году.

Великий князь Михаил Николаевич не был особо одаренным человеком. Он был благородным и уравновешенным по характеру и обладал учтивостью, чертой весьма редкой в наши дни. Большую часть своей жизни он провел на Кавказе в качестве наместника царя. Во время войны 1877 года он был главнокомандующим русскими войсками; он носил звание генерал-фельдцейхмейстера (шефа) артиллерии, он был награжден орденом Святого Георгия I степени и до самой смерти занимал важный пост председателя Императорского совета.

Михаил Николаевич не играл особой роли в политической жизни; он был слишком стар для этого (родился в 1832 году) и предпочитал свою виллу «Венден» в Каннах дворцам, которыми владел в Санкт-Петербурге; он умер на Лазурном Берегу, унеся с собой в могилу традиции минувшей эпохи. Как патриарха семьи, его чтили все родственники, и никто из них никогда не подвергал сомнению его авторитет. Его тактичное вмешательство подавляло в самом зародыше мелкие дрязги между Романовыми.

Смерть Михаила Николаевича стала невосполнимой утратой, поскольку ничего, кроме имени, уже не объединяло династию, и с 1910 года эта пропасть становилась все шире и шире.

Великая княгиня Александра Иосифовна, урожденная принцесса Саксен-Альтенбургская, тоже принадлежала поколению Александра II. Она придерживалась ультрамонархических убеждений и держалась вдали от Петербурга, где светское общество казалось ей слишком современным и передовым. Она предпочитала свой дворец в Павловске, ставший настоящим музеем.

Этот дворец, немного устаревший и вышедший из моды, представлял собой подходящее убежище для этой пожилой дамы. Это единственный дворец в мире, где все отделывалось исключительно в стиле Директории: мебель, обивка, канделябры, фарфор – все в Павловске принадлежало эпохе, которая ушла навсегда. Никогда не возникало никаких проблем с заменой обивки, поскольку, будучи в Париже в конце XVIII столетия, графиня Северная, жена императора Павла I, заказала такое количество дорогого штофа, что еще в 1917 году во дворце оставались его большие запасы. Электричество во дворец провели лишь в 1910 году, и электрические лампочки заменили, наконец, не газовые или масляные светильники, а восковые свечи.

Александра Иосифовна и сама была подобна своему дворцу в Павловске: она жила в прошлом; современность никоим образом не касалась ее.

Второе поколение – поколение Александра III, националиста и властного реакционера, – было представлено в 1900 году четырьмя его родными и десятью двоюродными братьями.

Четыре брата Александра III, дяди Николая II – Владимир, Александр, Сергей и Павел. Наибольший интерес представляют великий князь Владимир Александрович и его жена, великая княгиня Мария Павловна.

Красавец, наделенный раскатистым голосом, заядлый охотник, утонченный гурман (у него была целая коллекция меню с замечаниями, которые он записывал сразу же после трапезы), Владимир в полной мере использовал свое привилегированное положение.

Он был президентом Академии художеств, поклонником живописи и литературы, окружал себя артистами, певцами и художниками. Он говорил обо всем со знанием дела и не терпел возражений, разве что наедине. Он пользовался авторитетом в свете и среди великих князей.

Владимир был самым старшим из дядей царя Николая II. Его авторитет не подвергался сомнению, и он вполне мог бы им воспользоваться. Будучи на двадцать один год старше царя, он мог бы, наравне с Михаилом Николаевичем, стать главой семьи, хранителем ее единства и традиций. Но случилось иначе.

Сильная личность великого князя повергала в ужас Николая II. Владимир Александрович почувствовал это с первых дней его царствования и намеренно держался в стороне от государственных дел.

Окончательный разрыв произошел в 1905 году во время женитьбы великого князя Кирилла, старшего сына Владимира. 8 октября 1905 года без царского согласия Кирилл женился за границей на принцессе Виктории-Мелите Саксен-Кобург-Готской, великой герцогине Гессенской. Этот брак противоречил существующим законам, глубоко почитаемым царем.[4]4
  По российским законам на брак любого члена императорской семьи требовалось разрешение паря; запрещались браки между двоюродными братьями и сестрами (отец Кирилла и мать Виктории были братом и сестрой).


[Закрыть]

Через некоторое время Кирилл приехал в Санкт-Петербург. Его родители были уверены, что молодому князю придется выслушать упреки со стороны главы семьи, которые он, несомненно, заслужил. Верили они и в то, что он будет прощен.

Он приехал в восемь часов пополудни и тут же отправился во дворец родителей. В десять часов ему сообщили, что граф Фредерикс прибыл и желает говорить с ним «в соответствии с указаниями, полученными от царя». Фредерикс передал великому князю решение государя: он должен немедля покинуть Россию и никогда больше не ступать ногой на ее землю, ожидая за границей сообщения о последующих наказаниях.

В тот же вечер в полночь великий князь уехал из Санкт-Петербурга на поезде.

Эта суровая мера возмутила великого князя Владимира. Он был взбешен тем, что его сына выставили, даже не поговорив с ним. На следующий день он явился к царю и подал в отставку со всех должностей, которые занимал в русской армии. Это был самый решительный протест, который он только мог выразить.

Считается, что такое жесткое решение царь принял под влиянием императрицы. Поговаривали, что таким образом она отомстила великому князю Кириллу за то, что он осмелился жениться на женщине, которая незадолго до этого ушла от своего мужа, герцога Гессенского, брата императрицы.

Были и другие причины трений между Большим двором и двором Марии Павловны, жены Владимира. Я уже упоминал, что Марии Павловне не удалось стать наставницей императрицы в светских делах, которые в совокупности определяли успех или неудачу каждой женщины при дворе, даже царской жены. А когда попытки Марии Павловны были холодно отвергнуты, она, будучи женщиной властной и вспыльчивой, дала волю своему язвительному языку, комментируя все, что бы ни сделала племянница. Двор – ее двор – следовал установленному ею примеру. Наиболее обидные для императрицы слухи исходили именно из непосредственного окружения Марии Павловны. Положение усугублялось еще и тем, что ее двор был, в отличие от Большого двора, открытым; все модные художники конца XIX и начала XX века были приняты при дворе президента Академии художеств. Эту должность великая княгиня приняла на себя после смерти мужа. Мария Павловна поддерживала регулярную переписку с многими государственными деятелями и писателями Европы и США, и ее голос был слышен во всех уголках мира.

Приведу пример неограниченных возможностей великой княгини. Великого князя Владимира в 1907 году послали в Болгарию в качестве представителя России при открытии памятника Александру II в Софии. С ним отправилась и Мария Павловна. В день большого банкета в честь российских гостей у меня было лишь несколько минут, чтобы рассказать великой княгине о важных персонах болгарского общества, которые будут присутствовать на банкете и последующем за ним приеме. В течение трех часов великая княгиня вела оживленную и изысканную беседу с людьми, которых видела впервые в жизни, и не сделала ни единого промаха.

Вечером я поздравил ее с дипломатическим успехом, на что она ответила:

– Каждый должен знать свое ремесло. Можете передать эту фразу Большому двору.

И нужно признать, что свое дело она знала в совершенстве.

Ее двор затмевал двор императрицы. Быть назначенной фрейлиной Марии Павловны означало получить шанс сделаться королевой красоты на всех конкурсах красоты, если бы таковые устраивались тогда в России. Событием сезона считались благотворительные базары, проводимые великой княгиней на Рождество в салонах Благородного собрания Санкт-Петербурга. Снобы, которым никогда бы не выпал другой шанс попасть в высшее общество, толпились вокруг прилавка великой княгини, жертвуя крупные суммы в ее благотворительный фонд. Если они были по-настоящему щедры, то впоследствии милостиво приглашались на прием во дворец. В Санкт-Петербурге Мария Павловна была центром любого события в высшем обществе. Ее высказывания повторялись потом по всему городу.

Неискоренимая зависть, постоянно подпитываемая новыми интригами, все больше отчуждала оба двора. Я уже рассказывал, как императрица относилась к великой княгине к концу царствования (случай с ливадийскими госпиталями). В этих условиях исключалось любое дружелюбие между императрицей и ее дядей и тетей.

Второго сына Александра II звали Алексеем Александровичем. Он отличался атлетическим телосложением и сочетал силу с бесконечным обаянием, что было особым даром некоторых Романовых предыдущих поколений.

Я помню, как однажды в Париже я прогуливался по бульварам и увидел вдруг великолепно сложенного мужчину в цивильном платье. Прохожие восклицали:

– Какой красивый мужчина!

Догнав его, я узнал великого князя Алексея.

Алексей Александрович был адмиралом Российского флота и одним из организаторов похода эскадры Рожественского вокруг Африки и Азии, который закончился сражением с японским флотом в Цусимском проливе и полным ее разгромом в этой славной, но неравной битве. Этот разгром погубил карьеру великого князя, он оставил свой пост и поселился в Париже. Там он и скончался в 1909 году.

Третий сын, Сергей, закончил свои дни трагически: он погиб от рук террориста на Кремлевской площади.

Умный, элегантный, изящный, Сергей был командиром Преображенского полка. Офицеры его обожали. Его личная жизнь была предметом пересудов всего города, что делало очень несчастной его жену Елизавету Федоровну. Он был редкостным реакционером и любил обсуждать с царем политические вопросы. Николай II с явным удовольствием выслушивал консервативные идеи Сергея Александровича; он никогда не возражал своему дяде и шурину (их жены были сестрами), но имел достаточно здравого смысла, чтобы не следовать советам этого представителя прошедшего века. Когда великого князя назначили генерал-губернатором Москвы – пост, которому он прекрасно соответствовал бы столетие назад, – его начали преследовать террористы, которые наметили его своей главной жертвой. Елизавета Федоровна посетила убийцу в тюрьме, ходатайствовала о его помиловании перед императором, а затем постриглась в монахини.

Четвертым дядей Николая был Павел Александрович. Отношения между ним и императором оборвались, когда великий князь вступил в брак с г-жой фон Пистолькоре, урожденной Карнович, бывшей женой одного из адъютантов великого князя Владимира. Свадьба состоялась в Леггорне в 1902 году. Я был старинным другом г-жи фон Пистолькоре, даже был свидетелем на ее первой свадьбе.

Как много мы говорили о ее планах! Я советовал ей уговорить великого князя отказаться от официальной церемонии, поскольку был уверен, что последствия будут ужасными. Мадам фон Пистолькоре возразила, что царь очень привязан к своему дяде и не станет ломать его будущее из-за того, что тот узаконит отношения, о которых и так все знают.

Случилось даже хуже, чем я ожидал. Царь издал указ применить к своему дяде максимальное предусмотренное законом наказание; это означало пожизненное изгнание, снятие со всех постов и должностей и лишение всех доходов. Говорили, и г-жа фон Пистолькоре была того же мнения, что под влиянием императрицы царь забыл о прежней симпатии к собственному дяде, который был лишь на восемь лет старше его.

Позже великий князь был прощен при условии, что вернется в Россию без жены. Этому предшествовала длительная, нудная переписка между Санкт-Петербургом и Парижем, где поселился великий князь. В конце концов графиня Гогенфельзен (этот титул морганатической жене Павла присвоил король Баварии) получила разрешение пересечь российскую границу.

Однако проблема прецедента все еще оставалась нерешенной. Свои условия от имени жены великий князь Павел изложил в шести параграфах. При личном вмешательстве императрицы главные параграфы были вычеркнуты. Графиня Гогенфельзен получила звание жены генерал-адъютанта, но ей предоставлялось право быть представленной своим новым родственникам, великим княжнам, не через гофмейстерину, а непосредственно своим мужем. Она также получила право не записываться на прием в книге, а оставлять свою визитную карточку.

Весь этот торг вызвал трения между дядей и племянником, а особенно – женой племянника (императрицей). С виду их отношения стали нормальными, но обида и оскорбленное достоинство лишили их сердечности. Великая княгиня Мария Павловна поняла, что этот шанс терять нельзя; она окружила новую невестку вниманием и заботой. Двор великого князя Павла быстро приобретал популярность в петербургском обществе. Во время войны графиня получила титул княгини Палей; ее сын Владимир, замечательный поэт и приятный мужчина, был одним из ярких и притягательных личностей столицы.[5]5
  Владимир Палей был расстрелян в 1918 г. в Алапаевске.


[Закрыть]

Эти обстоятельства отнюдь не способствовали хорошим отношениям между Большим двором и двором великого князя Павла; у него не было никакой возможности стать советником своему племяннику, а роль, которую сыграл его сын Дмитрий в убийстве Распутина, положила конец их дружбе.

Должен добавить, что две долгие беседы с великим князем Павлом после его возвращения из Парижа произвели на меня весьма мрачное впечатление. Изгнание не наделило его каким-либо четким политическим кредо. Ему не суждено было стать полезным советником для своего племянника. А холодный прием Большого двора обидел и обозлил его.

Продолжая рассказ о поколении отца Николая II, обратим наше внимание на сыновей братьев деда Николая II. Строго говоря, они были ему троюродными братьями.

Их было десять: три сына покойного Константина Николаевича, два сына покойного Николая Николаевича (по прозвищу Старший, чтобы не путать с Николаем Николаевичем Младшим, его сыном, ставшим генералиссимусом во время войны) и пять сыновей Михаила Николаевича (речь о котором шла выше). Самому старшему из них было в 1900 году пятьдесят лет, самому младшему – тридцать один – на год меньше, чем царю, хотя он был его дядей.

Мы поговорим о каждом из них.

Старшего сына Константина Николаевича звали Николай Константинович. Его историю можно рассказать в двух словах. Беспутный образ жизни привел к серьезному заболеванию, и его пришлось поместить в больницу для душевнобольных. Он провел свою жизнь в Ташкенте, в Средней Азии, поэтому о каком-либо влиянии его на дела государства не могло быть и речи.

Второго сына звали Константин Константинович. Он был высокообразованным человеком и поэтом, его стихи высоко ценились российской публикой. Он подписывался инициалами «К. Р.»; этот псевдоним вызывал уважение у российских рецензентов. Жизнь его протекала мирно и патриархально. К концу жизни он достиг скромного поста заведующего военными училищами. Здесь он показал кое-какие способности к руководству. Он всегда держался в стороне от Большого двора, где не было никого, кто разделял бы его взгляды и вкусы.

Третьим сыном был Дмитрий Константинович, отзывчивый, скромный и разумный человек. Не боясь противоречить самому себе, могу заявить, что он никогда не принимал участия в делах государства – из принципа и по убеждению, основанному на благоразумии.

– Великие князья, – сказал он мне как-то в порыве откровенности, – должны начинать свою карьеру простыми лейтенантами и инкогнито. И если они проявят склонность к службе, тогда их можно продвигать в соответствии с общими правилами и наравне со всеми. Но им никогда нельзя доверять командные посты с большой степенью ответственности. Любая их ошибка коснется царя, и это нанесет урон его престижу.

– А ваш брат (Константин Константинович) придерживается такого же мнения?

– Да. Эти принципы внушила нам мать; отец редко обсуждал что-либо с нами. Мой брат полагал, однако, что и среди великих князей бывают исключения: некоторые из них проявили способности к руководству. Для таких особ надо было бы установить жесткую систему наказаний за неисполнение своего долга, наказаний более суровых, чем по отношению к простым смертным.

– Что они предусматривают?

– Немедленное освобождение от должности любого великого князя, если он продемонстрировал свое несоответствие. Именно в этом я не согласен со своим братом. Отставка близкого родственника может создать для царя определенные проблемы, а мы должны сплотиться вокруг государя, чтобы облегчить ему выполнение своего долга.

Однажды он рассказал мне, как впервые коснулся жизни света. Он был большим любителем лошадей и хотел поступить на службу в кавалерийский полк. Его отец, адмирал Российского флота, принял другое решение:

– Ты должен быть представителем нашей семьи на флоте.

Его послали учиться в Морской корпус. К морской службе он оказался совершенно непригоден. Страдания его были ужасными. По возвращении он долго молился перед иконой, а затем, собрав все свое мужество, пошел к отцу. Он бросился к его ногам и стал умолять освободить его от морской службы.

– Уйди с глаз моих долой, – ответил отец. – Адмирал Нельсон тоже страдал от морской болезни, но это не помешало ему стать великим флотоводцем!

Пришлось вмешаться матери; в конце концов ему разрешили вступить в полк конной гвардии. Его старший брат подорвал свое здоровье чрезмерными возлияниями, и мать заставила его поклясться, что он не выпьет ни одного стакана вина. Он был исключительно честным человеком и никогда не нарушал своего обещания.

Позже, став командиром гвардейского гренадерского полка, он почувствовал, что «зарок трезвости» мешает его доверительным отношениям с офицерами полка. Невзирая на свой возраст и положение, он отправился к матери и попросил освободить его от данного слова. До этого он не позволял себе даже прикоснуться к бутылке.

Справедливости ради нужно сказать, что Дмитрий Константинович был воспитан в духе верности долгу князя и двоюродного брата государя. Однажды он передал через меня очень крупную сумму денег для ремонта маленькой сельской церквушки.

– Если вы будете делать такие щедрые дары, – сказал я, – вашего содержания от Уделов ненадолго хватит.

– Уделы, – ответил он серьезным тоном, – существуют не для того, чтобы мы вели сибаритский образ жизни; эти деньги даны нам, чтобы мы могли укреплять престиж царской семьи.

Несмотря на все эти качества, великий князь никогда не играл какой-либо важной роли при дворе. Его застенчивость была чрезмерной. Когда его поезд прибывал на станцию, он прятался в своем купе, чтобы люди на платформе не видели его. Но если депутация или какие-нибудь официальные лица приходили поприветствовать его, одного лишь намека на то, что его долг, как великого князя, велит ему принять их, было достаточно, чтобы подавить свои чувства и оказать посетителям исключительно дружеский прием.

Как и многие застенчивые люди, он наметил для себя жесткий распорядок дня, распорядок, который четко соблюдался: столько-то часов на выполнение служебных обязанностей, столько-то – на молитву, а остальное – на чтение без конца «для повышения уровня знаний». Он даже сделал проблему из своего назначения на пост заведующего государственным коннозаводством. Когда ему предложили эту должность, он сказал мне с трогательной искренностью:

– Я бы с радостью принял это назначение, если бы речь шла только об уходе за лошадьми. Но это предполагает еще и руководство людьми. Я думаю, что смог бы быть полезным на этом поприще, но боюсь, что никогда не смогу найти общий язык с чиновниками. В любом случае при назначении я поставлю одно условие: я оставлю за собой право уйти в отставку, как только почувствую, что больше не способен быть полезным стране.

Этот замечательный человек, образованный и развитый в лучшем смысле этого слова, так и не смог найти применение своим талантам в России. Он оставил в конце концов пост заведующего коннозаводством, поскольку пришел к заключению, что должен работать над улучшением конских пород как простое частное лицо на своей скромной частной конюшне в Дубровке.