Текст книги "При дворе последнего царя. Воспоминания начальника дворцовой канцелярии. 1900–1916"

Двух сыновей великого князя Николая Николаевича Старшего, генерал-фельдмаршала Российской армии, звали Николай и Петр. Николай Николаевич Младший был, вероятно, единственным из великих князей, кто пытался играть важную роль в политической жизни государства. Он был также единственным, кто при определенных обстоятельствах мог бы возглавить оппозицию Николаю II. Должен сказать, что мое доверие к этому великому князю было сильно подорвано после событий 1905 года; мне всегда не нравилось его назначение главнокомандующим Российской армией в 1914 году; да простит ему Бог те ошибки, которые мы, его современники, простить ему не можем!

Его мать – потомок одной из дочерей императора Павла, вышедшей замуж за принца Ольденбургского. Этот император был известен своей психической неуравновешенностью. Николай унаследовал болезненную нервозность от обоих родителей. Как и его мать, он был умен, но легко возбудим и агрессивен, а также подвержен неконтролируемым вспышкам гнева. Он был личностью крайне загадочной. Его мать оставила своего мужа до 1880 года и переехала в Киев, где окружила себя монашками и фанатичными священниками; в конце концов она сама постриглась в монахини.

Мое первое впечатление от этого великого князя подтвердило то, что я знал о его дурной наследственности. Это было в 1988 году на больших маневрах в Ровно.

Главными участниками этих учений были тридцать кавалерийских эскадронов с обеих сторон. «Противником» великого князя был генерал Струков. Я без труда получил разрешение наблюдать финальный этап сражения со стороны великого князя.

Он был явно обеспокоен важностью своей задачи, а более того, присутствием своего отца, фельдмаршала. В его распоряжении было с десяток ординарцев, и он то и дело посылал их с указаниями. Они должны были мчаться галопом, хотя в этом не было ни малейшей необходимости. Если великому князю казалось, что офицер недостаточно резво исполняет приказание, он кричал ему: «Ну, давай, давай!» – при этом постоянно хлестал своего коня, который уже и так был покрыт пеной.

Учения продолжались в соответствии с законами военного искусства и производили хорошее впечатление.

В конце дня кавалерия Струкова появилась в дальнем конце долины, разделявшей войска «противников». Наступил момент решающей атаки. Наши войска энергично разворачивались, однако великий князь считал, что они запаздывают.

– Ординарец! – крикнул он.

Но все ординарцы были им уже разосланы. Я приблизился к великому князю, и он сказал мне:

– Видите эту группу? Они разворачиваются слишком медленно. Скачите туда и велите им перейти на галоп.

– Осмелюсь доложить, что ординарец уже скачет к ним, а за ним отправлен и второй офицер. Но я весь к услугам вашего высочества.

– Нет, вы правы, оставайтесь.

Его лицо исказила гримаса – он досадовал, что потерял контроль над собой.

– Не прикажете ли мне отправиться к резервам? – спросил я. – У них не будет времени, чтобы заполнить прорыв в середине фронта.

– Вы правы! Скачите быстрее туда.

После маневров генерал Струков рассказал обо мне великому князю. Он отметил, что я сражался вместе с ним в Русско-турецкую войну (во время штурма Адрианополя). Его высочество произнес:

– Опыт боевых действий всегда себя проявит. Мосолов был единственным человеком, который напомнил мне о резервах. Благодаря ему я и стал победителем.

Моя вера в великого князя пошатнулась, как я уже говорил, во время событий 1905 года.

Месяц октябрь был отмечен большими беспорядками. На улицах столицы происходили демонстрации и бунты, и император собирался принять одно из самых важных политических решений в своей жизни. 9 октября он принял графа Витте, который, по слухам, посоветовал государю даровать стране конституцию и пообещал лично проследить, чтобы эта мера сработала. Некоторые добавляли, что Витте сказал царю, будто бы у него есть только два пути – либо созыв парламента, либо установление военной диктатуры.

В то же самое время все узнали, что великого князя Николая (который охотился в своем поместье Першино, в Тульской губернии) срочно вызвали в Петергоф, резиденцию императорской семьи.

Консерваторы ликовали: они видели в великом князе диктатора, который положит конец всем беспорядкам. Граф Фредерикс тоже надеялся, что Николай Николаевич прижмет революционеров к ногтю; после этого можно будет подумать о даровании политических свобод.

Я был у министра двора, когда объявили о приходе великого князя (это было 15 октября).

Я провел Николая Николаевича в кабинет Фредерикса и удалился в соседнюю комнату. Почти сразу же раздались громкие голоса – великий князь кричал. Чуть позже он выскочил из дворца, запрыгнул в свой автомобиль и уехал. Фредерикс вышел за ним и сказал, садясь в свою машину:

– Кто бы мог в это поверить!

Позже он рассказал мне, что произошло.

Он обрадовался приезду великого князя и сказал, что все с нетерпением ждут его, надеясь, что он возьмет на себя ответственность и установит диктатуру. Услышав это, великий князь неожиданно и совершенно необъяснимо потерял над собой контроль; он выхватил револьвер и закричал:

– Если император не примет программу Витте, если он захочет заставить меня стать диктатором, то я застрелюсь в его присутствии вот из этого самого револьвера. Я иду к царю; я заехал к вам только для того, чтобы сообщить о своих намерениях. Вы должны помочь Витте во что бы то ни стало! Это необходимо для блага России и для всех нас.

После этого он выскочил из комнаты, словно сумасшедший.

Фредерикс добавил:

– Это у него наследственная черта Ольденбургов – вспыльчивость.

Я был поражен столь необычным поведением великого князя, и мне было интересно узнать, почему он проникся такой симпатией к Витте. Я расспросил приближенных великого князя.

Выяснилось, что в день приезда в столицу великий князь долго разговаривал с рабочим Государственной типографии, человеком по фамилии Ушаков. Он считался лидером тех рабочих, которые оставались верны монархическому принципу. Его слова произвели на великого князя огромное впечатление и заставили выступить в поддержку Витте.

17 октября 1905 года Витте одержал полную победу – в соответствии с разработанным им планом был опубликован манифест о созыве народного представительного органа.

Решающим фактором в принятии манифеста 17 октября стала поддержка великого князя, но он не долго оставался сторонником Витте и его либеральной политики. Пришел день, когда он стал, не знаю как и почему, лидером крайне правых и яростно выступал против всего, что делал Витте, и всего, что было связано с манифестом 1905 года.

Крайне правые заявляли, что манифест был вырван у государя силой, по этой причине он не имеет законной силы и ни в чем не умаляет самодержавной власти царя. Думе следует отвести роль совещательного органа, который не имеет права оказывать никакого влияния на государственные дела. При необходимости государь может применить силу.

Великий князь Николай Николаевич по складу своего характера был склонен к насилию и первым посоветовал царю поступать вразрез с конституцией, которую он сам же и даровал. Если бы царь прислушивался к его советам, пропасть между представителями народа и государем расширялась бы еще быстрее и катастрофа наступила бы раньше.

Великий князь находился под влиянием своей жены Анастасии (Станы) Николаевны, бывшей жены князя Георгия Лейхтенбергского. Она окружала себя ясновидящими и верила, что предназначена для славных дел. Она убедила в этом и своего мужа, внушила ему агрессивные идеи во внешней политике и чуть было не завлекла императрицу в кружок шарлатанов спиритов. Это под ее непосредственным влиянием великий князь занялся тем, что он называл высшей политикой.

Влияние великой княгини Станы на двор царя сказывалось, конечно, только через великого князя. Я не знаю, собиралась ли эта честолюбивая княгиня претворять в жизнь свои планы, или ей было достаточно влиять на своего мужа.

Когда царь отрекся от престола, великий князь написал ему письмо, о чем он, наверное, очень жалел после гибели династии. В эмиграции, во Франции, Николай Николаевич безуспешно пытался собрать вокруг себя русских монархистов и отказывался признавать главенство великого князя Кирилла. Его политика привела к тому, что русские легитимисты оказались совершенно беспомощными, ибо у них не было единого центра.

Младшего брата Николая Николаевича звали Петр. Он был гораздо более уравновешенным и меньше похож на мать. Человек слабого здоровья, почти чахоточный, он жил вдали от двора, не проявляя никакого стремления к власти. Он был очень одаренным, но здоровье не позволяло ему выполнять свои обязанности генерал-инспектора инженерных войск с такой же энергией, с какой его брат возглавлял инспекцию кавалерии, занимая аналогичную должность.

Великий князь Петр был женат, как я уже говорил, на Милице Николаевне, черногорской княжне. Эта дама проявляла большую активность во всем, что было связано с политикой, но царь, племянник ее мужа, никогда не прислушивался к ее мнению.

Мы дошли до сыновей великого князя Михаила Николаевича. Их было шестеро, но один из них умер в юности. Остальные пятеро сильно отличались друг от друга по характеру.

Старшего звали Николай Михайлович. Довольно красивый и очень умный, он был прожженным интриганом. Он начал военную службу в конной гвардии, но ушел оттуда потому, что военные обязанности мешали ему посвятить все свое время историческим исследованиям, к которым он имел вкус и выдающиеся способности. Он всегда всех критиковал, но сам никогда ничего не делал. Он часто писал царю; по его письмам видно, что он умел доставить государю удовольствие и рассмешить его, но напрасно было бы искать в этих письмах какие-нибудь практические идеи.

Когда царь уехал на фронт, Николай Михайлович остался в Петрограде. В клубе, где он всегда был в центре внимания, его язвительные высказывания, ниспровергавшие все, что можно, наносили большой вред самодержавию. Критика, исходящая из высших сфер, заражала своим ядом всех и разрушала моральный авторитет государя. Императрица ненавидела его до глубины души. Именно Николай Михайлович стал инициатором написания коллективного послания царю (сразу же после убийства Распутина), которое окончательно рассорило царя и его родственников.

Второй из братьев, Михаил Михайлович, не играл никакой политической роли. В 1891 году, после неудачной попытки заключить в России морганатический брак, он уехал за границу и женился на графине Меренберг, дочери герцога Нассауского и внучке нашего великого поэта Пушкина. Она получила титул графини Торби и не выказывала ни малейшего желания приехать в Россию.

Третий сын, Георгий Михайлович, не имел в семье никакого авторитета. Царь доверил ему обязанность посещать войска и вручать награды отличившимся. Мне говорили, что во время революции Георгий занял такую же позицию, как и его старший брат Николай.

Четвертый сын, Александр Михайлович, был женат на великой княгине Ксении Александровне, сестре Николая II; благодаря этому, как зять царя, он занимал при дворе привилегированное положение. Он был умен и честолюбив, но не столь умен, как его старший брат. Недолгое время он занимал пост министра торгового флота, специально для него созданный. Во время войны он посвятил себя развитию военной авиации и добился больших успехов, о чем не все знают. Он опубликовал книгу, в которой выдвинул весьма смелое предложение – царь России должен был поставить своих ближайших родственников во главе всех важнейших министерств. Один из наших военных министров часто рассказывал мне о том, какие невероятные трудности создавал руководству военной авиации человек, имевший доступ к царю и ни перед кем не отчитывавшийся.

Александр Михайлович всегда был склонен к мистицизму, к концу жизни он стал приверженцем религиозной теории, внушенной ему «божественной интуицией», которая напоминала идеи графа Толстого. Это, по мнению великого князя, помогло бы чудесным образом избавить Россию от большевиков. У него было много поклонниц. Его лекции, с которыми он разъезжал по Штатам, запомнили многие.

Пятый сын, Сергей Михайлович, был артиллерийским офицером и возглавлял Управление снабжения артиллерии. Результатом этого стала значительная нехватка орудий и снарядов во время войны. Он провел всю войну на фронте и почти не подвергся вредному влиянию идей своего брата Николая. В критические моменты 1917 года он ничем не мог помочь царю, ибо, насколько мне известно, его величество не стал бы обращаться к нему за советом.

Я мало что могу сказать о третьем поколении, то есть поколении самого Николая II. Оно состояло из его брата, трех кузенов, сыновей великого князя Владимира, еще одного кузена, сына великого князя Павла, и девяти сыновей «двоюродных дядей», или троюродных братьев, как их называют в России. Троюродные братья не имели титула великих князей, поскольку они приходились правнуками императору Николаю I. Самому старшему из них в 1900 году было четыре года; самый младший родился 4 января 1900 года. Поэтому, с политической точки зрения, необходимо рассказать только о пяти великих князьях.

Родного брата царя звали Михаил Александрович. Он был на десять лет моложе Николая II. Его главными недостатками считались его исключительная простота и доверчивость. Царь Александр III, его отец, частенько говаривал, что Михаил верит всему, что ему говорят, не задумываясь о причинах, которые могли бы заставить собеседника намеренно солгать ему.

Витте, ненавидевший царя, пел хвалу «способностям» великого князя Михаила. Он обучал его политэкономии и никогда не уставал превозносить его прямоту – это был непрямой способ критиковать царя. Я всегда готов признать прямодушие Михаила, в чем он был очень похож на свою сестру Ольгу.

Но он не имел никакого влияния на своего брата. Пока у царя не было сына, Михаил считался наследником престола, как самый близкий родственник царствующего государя. Но брат даже не присвоил ему титула «цесаревич», даваемого всем наследникам трона. Императрица с нетерпением ждала рождения сына.[6]6
  Великий князь Михаил был женат морганатическим браком на Наталье Сергеевне Шереметевской. Их сын Георгий получил от паря фамилию Брасов, по названию одного из поместий его высочества. Позже, уже в эмиграции, великий князь Кирилл, как глава династии Романовых, сделал его князем Брасовым. Этот титул признала и вдовствующая императрица Мария Федоровна.
  Князь Брасов умер от ран, полученных в автомобильной катастрофе, в возрасте двадцати лет. Это был красивый, даровитый юноша. По законам империи он был лишен права на престол, но через отца являлся одним из ближайших к трону человеком.


[Закрыть]

Великий князь Владимир имел троих сыновей – Кирилла, Бориса и Андрея. Я уже рассказывал о женитьбе Кирилла, объясняя причины окончательного разрыва Владимира с царем.

Пришло время, когда Кирилл был прощен и ему разрешено было вернуться в Россию. Во время Русско-японской войны он чудом спасся, когда броненосец «Петропавловск» подорвался на мине.

Вернувшись в Петербург после своего чудесного спасения, он представился царю.

В то время отношения между Большим двором и двором великого князя Владимира были натянутыми, а после того, как великий князь Кирилл сообщил о намерении жениться на принцессе Виктории-Мелите Эдинбургской, они стали еще хуже. В конце концов император согласился на этот брак, и после приезда великой княгини Виктории в Петербург в 1909 году отношения, благодаря ее высочеству, стали налаживаться.

После трагедии в Екатеринбурге[7]7
  Царь, царица и пятеро детей были убиты в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 г.


[Закрыть] и смерти великого князя Михаила Кирилл, согласно статусу дома Романовых, стал главой русской императорской семьи. Через несколько лет он принял титул императора, но не стал официально доводить это до сведения других государств. По праву первородства Кирилл и его сын Владимир (родившийся уже после отречения Николая II) являются старшими представителями дома Романовых.[8]8
  После смерти Владимира Кирилловича в 1992 г. российский императорский дом возглавила его вдова, вел. княгиня Леонида Георгиевна (р. 1914).


[Закрыть]

У великого князя Бориса не было своего двора; он вел довольно рассеянный образ жизни в своем небольшом особняке в Царском Селе. Во время войны его назначили гетманом казачьих войск.

Великий князь Андрей добился блестящих успехов в изучении права и стал юридическим советником молодого поколения великих князей. Адвокаты по профессии своей протестанты. В эмиграции он продолжал интересоваться политикой; из всех великих князей он лучше всех разбирался в международных делах. Это одаренный, умный и трудолюбивый человек.

Великий князь Дмитрий был не намного старше первой дочери царя. Большой двор был всегда открыт для него, и императрица демонстрировала привязанность к младшему из великих князей. Роль, которую он сыграл в убийстве Распутина, произвела особенно тягостное впечатление на царя.

Суммируя все сказанное, можно сделать вывод, что на решения, принимаемые царем, могли оказывать влияние только его двоюродный дед Михаил, Николай Николаевич, зять Александр и дядя Павел Александрович.

Остальные члены императорской семьи виделись с государем не чаще двух-трех раз в году, и притом в условиях, при которых вести политические разговоры было совершенно невозможно. Это касалось даже родного брата царя, великого князя Михаила Александровича.

Мне осталось рассказать о моем участии в последней попытке примирить членов семьи Романовых.

Приехав в ноябре 1916 года из Румынии в качестве русского полномочного министра, я был с большой сердечностью принят царской семьей. В январе 1917 года королева Мария советовалась со мной по поводу предполагаемого брака ее сына Кароля, нынешнего короля Румынии, с одной из великих княжон. После долгого обсуждения этого вопроса с королем, королевой и великой княгиней Викторией я попросил их отправить меня в Петроград для того, чтобы подготовить секретный отчет.

Приехав в столицу, я конечно же отправился к графу Фредериксу. Мы долго обсуждали с ним положение в стране.

Распутина убили; его похоронили в соответствии с желанием императрицы в Царском Селе, и это вызвало особое недовольство великих князей. Дмитрий Павлович, которого приговорили к ссылке за участие в убийстве Распутина, скучал в своем дворце, куда его посадили под домашний арест по приказу его величества, и ждал отъезда.

Незадолго до моего приезда в Петроград великие князья написали и послали царю свое «коллективное письмо». Это был беспрецедентный шаг.

Сам я не читал этого письма и знаю о его содержании только понаслышке. Великие князья писали о своем глубоком разочаровании в политике Николая и, по-видимому, обвиняли во всех грехах императрицу. Это письмо было написано в форме ходатайства за великого князя Дмитрия и содержало утверждение, что он действовал «по велению своей совести» (присутствуя в Юсуповском дворце в ночь убийства).

Мне говорили, что письмо подписали великая княгиня Мария Павловна, ее сыновья, которые не были в то время в Ставке, великие князья Павел, Николай Михайлович и Александр Михайлович.

Прочитав это необычное послание, царь написал на полях: «Никто не имеет права заниматься убийствами».

Авторы письма обиделись на это и порвали все неофициальные отношения с царем. Разрыв был открытый и драматичный. Царь убедился, что вся семья Романовых ненавидит его самого и его жену.

Фредерикс рассказал мне, что за этим последовало:

– Вернувшись из Ставки, царь сказал мне, что он уладил все проблемы с согласия императрицы. Царь велел, чтобы я лично проследил за отъездом великого князя Дмитрия Павловича на Персидский фронт; до отъезда он должен находиться под «домашним арестом». – Граф мрачно добавил: – Наверное, зная мое негативное отношение к Распутину, его величество не захотел вдаваться в подробности. Я разговаривал с государем только вчера – в Царском Селе, в присутствии императрицы. Я воспользовался возможностью сказать им, как грустно мне видеть полный развал императорской семьи, и добавил, что примирение отвечает интересам и династии, и всей страны.

Мы долго обсуждали этот вопрос, и императрица принимала в нашем разговоре самое живое участие. Мы пришли к выводу, что любыми средствами необходимо найти выход. Я рискнул заявить, что в первую очередь надо добиться примирения ее величества с великой княгиней Марией Павловной. В этом случае будет гораздо легче добиться соглашения с другими, и все решится само собой.

Императрица назвала свои условия. Она готова помириться с великой княгиней Марией, но первый шаг должна сделать княгиня; она должна признать, что они обе ошибались, и обещать помочь восстановить единство императорской семьи. Время сейчас такое, что продолжать ссориться нельзя.

Граф, выглядевший очень усталым (в это время он страдал от частых кровоизлияний в мозг), продолжал:

– Через полчаса я должен быть у великой княгини Марии Павловны. Предполагается, что я иду к ней по своей инициативе и ни в коем случае не должен упоминать о разговоре с их величествами. Я должен сделать все, чтобы убедить княгиню принять условия императрицы. Но я очень плохо себя чувствую и под свою ответственность прошу вас пойти вместо меня; я знаю, что вы справитесь с этим заданием лучше, чем я.

Я не знал всех деталей дела, но в такой ситуации мог только согласиться. В разговоре с великой княгиней я объяснил, что министр очень болен и я решил прийти к ней, чтобы выяснить, как обстоят дела в Петрограде, тем более что мне надо было передать ей привет от румынской королевы и ее невестки, великой княгини Виктории.

Мария Павловна очень тепло приняла меня.

– Вы совершенно правы, что не стали брать графа с собой. Важный разговор в моем доме мог бы вызвать у него то, чего я больше всего боюсь, – апоплексический удар.

Наш разговор продолжался более часа.

Великая княгиня признала, что примирение совершенно необходимо для династии и всей страны.

– Но необходимо, мадам, чтобы первый шаг сделали вы.

– Если это так, то я не собираюсь даже обсуждать эту тему с вами. Это невозможно.

Я настаивал. В конце концов великая княгиня согласилась пойти на компромисс.

– Я приеду в Царское Село, если граф Фредерикс пригласит меня туда от имени ее величества.

Это было ее последнее слово. Я отправился к Фредериксу, чтобы сообщить ему о результатах моего визита. Было решено, что, поправившись, он посетит великую княгиню и скажет ей, что Александра Федоровна, как он надеется, вскоре пригласит ее на чай в Царское Село.

Позже я узнал, что передать это приглашение великой княгине не удалось.

А через три недели разразилась революция.