Текст книги "Психбольница"

Прошло около минуты. Саша заставил мозг работать, отгоняя сонливость и апатию.

– Теперь опишите свои эмоции и действия, по отношению к негативной мысли. Не ограничивайте свою фантазию, но и не привирайте.

Когда все столбцы были заполнены, началось обсуждение. Желтый колючий мячик перешел из рук Ольги Вадимовны в руки Вани. Юноша заговорил:

– Моя негативная мысль… «я одинок». Хочется закрыться в комнате и никому не попадаться на глаза. Хлещут слезы, а руки дрожат. Я заменил мысль позитивной – «я не один». Сразу же появляется тепло по всему телу. Становиться радостно. Хочется учить стихи.

– О-о-о.

«Ежик» перешел к Саше.

– В первый столбик я записал мысль «люди следят за мной». Появляется тревога, не получается поднять глаза. Они просто задерживаются на одной точке, словно стекленея. Сердцебиение учащается, появляется ломота в костях. Хочется забыться дремучим сном на пару часов и ничего не чувствовать. В такие моменты я начинаю щелкать большим пальцем и считать цифры. Не важно, какие цифры – номера на автомобилях или телефоны в трамвайной бегущей строке. Важен сам процесс.

– На какую мысль ты заменил?

– «Люди мной интересуются». Появляется какая-то гордость, интерес к своей личности. Это не какое-нибудь тщеславие, это именно восторг от того, что люди интересуются моей литературой. Хочется больше писать и работать еще усерднее. Не хочется замыкаться в себе.

– Спасибо, Саша. Любовь Ивановна, ваша очередь.

Старушка говорила очень тихо.

– Я боюсь смерти. Мне хочется просто лежать и смотреть в потолок. Силы уходят из тела, и остается одна лишь пустота. Я заменила эту мысль на другую – «я хочу жить», но ничего не меняется. Я хочу уйти.

– Нет-нет! – забеспокоилась Ольга Вадимовна. – Надо пересилить себя. Законы группы просты: не обращать внимания на телефон и, не смотря ни на что, сидеть в кругу. Послушайте других ребят. Не может такого быть, чтобы от позитивной мысли не становилось легче. Что-то вы скрываете от нас.

– Мне плохо, – прошептала пациентка очень медленно.

– Такой эффект может быть из-за препаратов, – продолжала психолог. – Потерпите немного и все пройдет.

Пациентка передала мяч следующему участнику группы. На ее лице проявилось облегчение, в связи с избавлением от колючего «ежика». Ей намного проще было просто слушать и не вставлять никаких реплик. Пассивная пациентка, что тут еще сказать?

– Я подумал, что не справлюсь со своими творческими планами, – взял слово пациент в очках. – Мне тяжело от такой мысли, поэтому я сразу перейду к замене. «Я справлюсь с творческими планами». От осознания этого становиться намного лучше. Пропадает апатия, хочется сразу бежать изучать аккорды и сочинять песни. Почему-то появляется желание кого-нибудь обнять.

Все заулыбались.

– Заметьте, – подняла палец Ольга Вадимовна. – От одной мысли состояние человека сильно меняется. Когда мы держим в голове только негатив, то и снаружи нам становиться плохо. Потренируйтесь в палатах на досуге. Как только появились мрачные мысли, сразу же попытайтесь их проговорить и проанализировать, а потом и заменить на мысли более позитивного характера. Эта действенная методика, которой я учу своих пациентов. Вокруг нас много факторов стресса. Уже почти естественно думать о плохом и терзать себя таким способом. Но в наших руках знамя! Мы должны остановить эту тенденцию и вырастить здоровое общество.

– Спаси себя и тогда спасешь сотни людей вокруг.

– И то верно, – заметил пациент.

Всем понравилось высказывание участника группы. Лица преобразились и даже засияли улыбками. Лишь пожилая пациентка была все той же – с бледными щеками и с коричневыми очками. Но для нее, как раз, вполне естественно жить только грустью. Такого человека искренне жалко. Хочется как-то ей помочь, но в голову не приходили толковые идеи. Остается только вздохнуть и предоставить пациентку самой себе.

Сестра-хозяйка, помимо всего прочего, занималась приготовлением обеда для всего персонала отделения. Каждое будничное утро она стояла в санитарной комнате, включив на полную мощность воду. Она чистила картошку, лук, морковь и все, что потребуется для ее фирменного супа. По коридору разлетался пленительный запах еды, но Александру он совершенно не нравился, вызывая только предательскую тошноту. Скрипя резиновыми тапочками, сестра-хозяйка в сине-белом халате шла в свою коморку, держа в руках кастрюлю. Совсем скоро начнется кулинарное искушение, но оно не доступно пациентам, им могут потакать только привилегированные медсестры и санитарки. Когда обед будет готов, Елена Сергеевна выйдет из кабинета и пойдет утолять голод. Так происходило каждый день, и Саше это показалось забавным.

После обеда две пациентки сели на диванчик, но включать телевизор не стали.

– Как ужасно, – говорила Юлия. – Угораздило же накануне свадьбы попасть в психушку. Куда я теперь подамся с этим мерзким фингалом?

– Не расстраивайся. Платье-то уже готово?

– Давно.

– Я вот вообще на свадьбе была в коричневом платье. Просто время тогда было очень тяжелым.

Юлия как будто приободрилась, включая сострадание по отношению к собеседнице. Слава Богу, что у нее самой свадебное платье было более чем шикарным и совсем не коричневым.

– Пора идти в палату. Наступил тихий час, – напомнила Юлия.

Вдруг ее взгляд скользнул в сторону, и женщина увидела стоящего у стены Сашу.

– Садись, – великодушно пригласила она юношу. – Ты же говорил, что занимаешься рисованием.

– Самую малость.

– А не мог бы ты нарисовать мне красивого волка? Только не злобного, а такого доброго.

– Могу попробовать.

Саша не мог оторвать взгляд от кровоподтека.

– Извините, – прошептал юноша и отвернулся.

– Ничего страшного. Жаль только, что до свадьбы не заживет, – переиначила Юлия известную фразу и попыталась придать голосу шуточный тон. – А что если мне изобразить что-нибудь под глазом? Например, цветы или еще что-то подобное.

– Я могу взяться за это дело, – оживился Александр. – Накидаю несколько вариантов, а вы выберете тот, который понравиться больше всего.

– Это было бы замечательно! – вскинула руки женщина.

– Все равно в тихий час не хочется спать. Хоть порисую маленько да восстановлю огрубевшие навыки.

Саша воодушевился от полученного задания. Вернувшись в палату, он полуприсел на койку так, чтобы можно было рисовать на тумбочке. Взял свой набор карандашей и выбрал подходящий инструмент. Он решил начать с волка.

Пока Ярик дрыхнул, утомленный бездельем, Александр вовсю пачкал белоснежную бумагу. Получилось очень даже неплохо. Волк стоял на всех четырех лапах и выл на луну. Шерсть на загривке топорщилась, как у мультяшного ежа Соника, а острые зубы придавали рисунку законченность. В конце концов, что за волк без зубов? Даже у добрых волков зубы остры, как бритвы.

А вот с цветочным мотивом дела обстояли не так легко, как могло показаться на первый взгляд. Саша не был художником. В детстве он учился в музыкальной школе, которая называлась просто школой искусств. Он старательно посещал занятия, в тайне ненавидя их. Пока друзья после школы бежали гулять, мальчик должен был собирать портфель и топать на другой конец крошечного городка. Больше всего бесило сольфеджо. Ну не давалась Саше теория музыки, хоть тресни. Преподавательница то и дело устраивала разгрузочные дни, и тогда вся ребятня играла вместе с ней в «виселицу». Помимо того в музыкальной школе был предмет «ритмика». Вот где можно было побегать и потратить бурлящую через край энергию. Ученики готовили разные выступления, в том числе и хоровые. Саша потихоньку осваивал фортепиано, разучивая самые простые мелодии. Жаль, что все те знания и умения куда-то испарились. Теперь юноша помнил только наименования нот и умел называть их в обратном порядке. По пятницам было изобразительное искусство. В комнату к определенному времени стекались дети. Они брали себе мольберт и искали чистый кусок ватмана. Это было очень сложно! Если ты отыщешь в общей бумажной свалке изрисованный только с одной стороны ватман, то уже можешь считать себя счастливчиком. О полностью новом листе можно было и не мечтать.

Пока преподаватель, молодой мужчина, играл в компьютер, его, так называемые, ученики потели у мольбертов. Иногда преподаватель вставал из-за своего стола, пораженный болью в спине и подходил посмотреть результаты плодотворной работы.

– Неплохо, – одобрил мужчина Сашино художество.

Это был Скуби-Ду в шапочке Деда Мороза. Собаку Саша научился рисовать благодаря комиксам, которые приходили каждый месяц по почте. Мальчик любил провести субботнее утро в компании комиксов, перечитывая их из раза в раз, но от этого нисколько не уставая. Яркие картинки очень вдохновляли Сашу. Он даже пытался придумывать свои собственные сюжеты, изображая их в школьном альбоме. Получалось не так хорошо, как хотелось, но для десятилетнего паренька он старался изо всех сил, осуществляя мечту нарисовать полноценный комикс. Иногда преподаватель сам брал в руки карандаш и давал короткий мастер-класс. В основном, он рисовал натюрморты, составленные из гипсовых фруктов и стеклянных графинов, но иногда на роль образца брались более экзотические предметы, например, куб.

Проведя чуть больше часа в мире искусства, Саша собирал карандаши в свой пенал, на котором было изображено три бегемотика, и радостный шагал домой. По дороги обязательно встречались друзья, и тогда мальчик пропадал на улице до самого вечера, позабыв наставление мама, касательно обеда. Кому нужен обед, когда друзья могли угостить жвачкой? Странное дело, но на упаковке жвачки была написана калорийность, как будто ее кто-то ел, точно так же как шоколад или мороженое. Главное не потерять портфель, который заносить домой было как-то лень. Благо в нем лежало всего несколько тонких тетрадок и пенал, так что вес был самым минимальным.

В музыкальную школу ходила девочка на год старше Саши. Она то и дело заходила за своим другом, и они топали вместе. Саше нравилась эта девочка. Она была веселой и улыбчивой, а на ее подбородке красовалась прелестная ямочка. Это была самая непорочная дружба, какую только можно было бы представить. Если бы эти двое знали, что такое любовь, то обязательно заболели бы ею. Они жили в одном дворе и часто проводили время вместе. Один раз девочка даже пригласила Сашу к себе домой посмотреть мультик. Было это очень солнечным летом какого-то давнишнего года. Интересно, что сейчас стало с той девочкой? Куда она переехала и жив ли ее пес по кличке Тоба? Саша с друзьями в шутку называли его Табаком.

Предаваясь воспоминаниям, Александр и не заметил, как пролетел весь тихий час. Ярик все ворочался на одеяле, раскинув руки в стороны, как блаженный и радостный от своего крепкого сна прямо в середине дня. Не хотелось его будить, поэтому юноша тихонько прошмыгнул в коридор, держа в дрожащих руках свои художественные наработки. Волк получился более чем хорошим, а вот насчет узора, который должен был скрыть фингал, имелись сомнения.

Юлия уже сидела на диванчике в комнате отдыха и вязала. Саша улыбнулся ей, словно эта улыбка не стоила ему ничего. На самом деле, когда депрессия кроет похлеще волн в Тихом океане, растянуть мышцы лица было очень сложно. Юноша хотел казаться здоровым, оставаясь при этом больным. Одного желания не достаточно, дабы избавиться от каши в голове. Опять вспомнился злосчастный университет и дурацкая латынь. Препод всегда говорила спокойным тихим голосом, словно осуждая громкость фраз.

«Александр, у вас что, каша в голове?» – говорила она спокойно, ничуть не смущаясь.

«Александр, вы опять не готовы?»

«Александр, где ваш словарь латинизмов?»

«Александр, Александр».

Фу! Вспоминать это мучение было неприятно. Проще дотронуться пальцем до опарыша, а то и вовсе раздавить его, чем снова пережить время студенчества. Саша больше всего не хотел вернуться в то ужасное время. Оно было, при всем при том, еще и прекрасным, ибо тогда цвела любовь к замечательной девочке Ане. Как все в мире тяжело.

Юлия отложила спицы и приняла рисунок волка.

– Красиво, – одобрила она, отведя руку в сторону. – А это что?

Юноша протянул наброски, выполненные на клетчатой бумаге из блокнота. На фоне женских лиц тянулись тонкие лозы и распускающиеся лепестки.

– Спасибо! – воскликнула женщина, рассматривая ровные линии от синей шариковой ручки.

– Здесь есть несколько вариантов различной сложности, – указал Саша на первый набросок. – Этот самый простой, а рядом самый трудный. Не знаю, как хорошо вы умеете рисовать, поэтому решил сделать именно так, дабы можно было выбрать.

– Обязательно попробую на досуге порисовать. Лицо все равно не жалко, так что можно смело тренироваться в искусстве макияжа. Придумаю что-нибудь. В любом случае с этим фингалом я не появлюсь на свадьбе. Не хочется портить замечательные фотоснимки своим временным уродством. А тот негодяй, что набросился на меня и сотворил это, сполна хлебнет горечи.

Настроение как бы поднялось на пару сантиметров над уровнем моря. То, с какой благодарностью смотрела Юлия, было лучшей наградой на труды. Как оказывается мало нужно человеку. Одна неравнодушная улыбка уже может творить чудеса.

По традиции, в чайной вечером собирался скучающий народ. Саша зашел в комнату и присел на свободный край скамейки.

– Попробуйте мед, – настаивал Ваня, пододвигая банку с желтоватой субстанцией.

Александр согласился и зачерпнул полную ложку.

– Только не клади его в чай. Мед при сорока градусах распадается, поэтому ешь прямо так. Бери побольше.

– Странное дело, – протянул пациент, сидящий на отдельном стуле. – Пчелы высрали, а мы это едим.

Ваня опешил.

– Нет-нет! Правильно говорить «выблевали».

– От этого лучше не становится.

Саше понравился мед. Правильно сказала Ваня, расхваливая свой гостинец. Мед действительно был очень вкусным.

– Больше двух ложек этого меда все равно не съешь. Он отлично помогает от всех болезней, а в магазине такой мед никогда не купишь. Видишь, плавают кусочки сот. Это признак натуральности.

Едва заметив, что прошел еще один день из больничных будней, Александр со спокойной душой принял вечерние таблетки и получил укол феназепама. Неожиданно пришло какое-то понимание происходящего. До какого-то времени, юноша находился в полной прострации, а сейчас жизнь словно получила смысл.

Саша сидел на подоконнике и смотрел на улицу сквозь двойное стекло. Под окном росла береза. От нечего делать юноша сосчитал ветви. Их оказалось ровно двадцать три.

«Вот и очередное открытие, – думал Александр. – Не проходит и дня без какого-то занимательного факта. Это я так скоро начну эволюционировать из жалкого запечного таракана в полноценного человека».

Сквозь щели в окнах дул ледяной ветер. Не было слышно, как он свистит в рамах, наверное, потому что щели пытались законопатить. Получилось далеко не идеально, но жить в палате можно. Где-то далеко сверкали огни пятиэтажки.

«Интересно, чем сейчас занимаются ее обитатели? Должно быть, смотрят вечерние новости и готовятся отойти ко сну. Вдруг и Аня занята тем же. Моя милая Аня, ты меня никогда не простишь. Стоит один раз оступиться, и вся жизнь идет наперекосяк. Я не хотел тебя пугать и отталкивать от себя. Я просто запутался и искал помощи со стороны близких. Ты же стала мне родной, после всех наших мирных бесед в пиццерии и часов звонкого смеха. Даже не верится, что люди после такого больше никогда не будут общаться. Остается надеяться, что сейчас тебе лучше, чем мне».

Мимо окна прошел черный силуэт. Во тьме сверкнул крошечный огонек зажигалки и уже через секунду он погас. Человек закурил и не спеша выпустил столб дыма. На морозе дым превращался в забавное зрелище. Словно какая-то фантасмагория приобретала черты диких животных, на всех парах несущихся в чернильное небо. Береза покачивалась из стороны в сторону, изображая почти идеальную дугу, вдали завывал ветер. Человек ушел далеко вперед, и лишь его сигаретный огонек продолжал сиять в сплошном космическом пространстве.

Саша слез с подоконника, разделся и лег в кровать. Ярик вернулся со своего завершающего чаепития и тоже спрятался под легкое одеяло. Ночь опустилась на город.

9

Дежурили Ирина и Цветочная.

Ирина Васильевна сидела в коморке медперсонала и доставала из пакета разную еду.

– Ешь помидоры! – говорила она санитарке.

– Я уже не могу их есть, – причитала Цветочная.

– А если шашлык приедет?

– Только не жирный.

– Где шашлык? – вылез из палаты Ярик, отправляясь покурить.

– Ешь свою лапшу, – ответила ему санитарка.

Пациенты медленно плелись с завтрака. Некоторые, как всегда, забывали зайти за таблетками, отчего Ирине пришлось выкрикивать их фамилии. Этот день обещал быть точно таким же, как и предыдущий. Хотя, впрочем, каждый день в больнице это уже одна маленькая история, начинающаяся с завтрака и заканчивающаяся отбоем.

Саша чистил зубы заранее, дабы потом не маяться этим скучным занятием. При желании, даже в чистке зубов можно найти занимательные моменты. Достаточно представить, что щетка раздавливает микроскопические бактерии, которые вальяжно устроились на эмали, и все неожиданно приобретает смысл.

Разговор у туалета. Сестра хозяйка:

– Соберите всех курильщиков и скажите, чтобы они убрали чинарики. Скоро пожарная комиссия приедет. Мы и так нарушаем правила, выпуская их на крыльцо, а если откроется правда о курении в запрещенном месте, то беды не миновать. Я не буду выгребать их мусор. Я ничего туда не кидаю и поэтому снимаю с себя ответственность.

В итоге был делегирован один из пациентов, курящий исключительно «донской табак». Он отдувался за всех, выгребая из железного ведра окурки.

– Что за сволочи бросают мимо ведра? – возмущался он. – Узнаю и руки оторву.

Ваня лежал на койке и смотрел в потолок. Вернулся любитель «донского табака».

– Чего скучаешь? – крикнул он на всю палату. – Проснись и пой!

Ваня не отвел взгляд, продолжая рассматривать одну точку на потолке.

– Когда наступят мрачные мысли, подумаю, зачем так много ламп в палате. Висят пять штук, а работает всего две, – говорил юноша.

Вошедший пациент не нашелся, что ответить, поэтому просто тяжело вздохнул.

– Дьявол стремится завладеть нашими душами, – говорил «донской табак». – Все рано или поздно вернется в первородный хаос. Нам остается только надеяться, что это случится не на этом веку.

Он помолчал и продолжил, обращаясь к Ване:

– Посмотри на свою кровать.

Ваня пустил взор по мятой простыне и кое-как заправленному одеялу.

– Ненавижу прибирать кровать, – сказал он.

– Ты лорд хаоса!

– Обход, обход! – закричали из коридора.

Александр открыл глаза и увидел желтую стену. Как ни старайся, а не за что другое взгляд не цеплялся. Вошла Елена Сергеевна.

– Мальчики, как дела? – спросила она, поправляя папку с бумагами, которую держала в руках. – Подружились?

– Ага, – ответил Ярик, скидывая тапки.

– Саш, как устроился? Мама привезла физраствор?

– Да. Потихоньку осваиваюсь. Познакомился с некоторыми пациентами, понял, что в столовой в принципе не дают мяса.

– Эх, – вздохнула психиатр. – Какой-то ты бледный. Побочных действий нет после уколов?

– Нет, в этом плане все хорошо.

– Полежи, привыкни думать не только депрессивными расстройствами. Пока ничего менять в терапии не буду, ибо ты еще сырой. Время покажет, когда можно будет говорить о выписке.

– Долго мне лежать?

– Ну, Саш, не прошло и одной недели. Не зацикливайся на плохом и не порти себе жизнь напрасными надеждами. Не долеченным я тебя в любом случае не отпущу, так что отдыхай. Ярик, опять ходил курить? – Елена Сергеевна помахала перед носом рукой.

– Я немножко.

– Бросай это грязное дело. Негоже гробить молодость вредными привычками.

– Да я все понимаю, но без сигарет жить не могу.

– Ладно, мои хорошие, лежите.

То, с какой теплотой относилась Елена Сергеевна к своим пациентам, было исключительным фактором. В ее голосе чувствовалась материнская забота о больных, по воли случая оказавшихся в этом заведении. Никакой участковый врач и рядом с ней не стоял. Все эти «солнышки», «ребятушки» возвышали ее пред другими врачами. Александр был очень рад, что попал именно в это отделение и именно к этому лечащему врачу. Елена Сергеевна была абсолютным мастером в плане определения больных мест в психике людей. Она могла бы залечивать разбитые сердца, переквалифицировавшись в психолога или, например, в первоклассного психотерапевта. Как же все-таки хорошо, что она выбрала нелегкий путь психиатра, применяя свою природную харизму для подбадривания неисправимых больных. Саша восхищался этой женщиной, заслужившей должность заведующего отделением № 7. Елена Сергеевна ушла, а ее теплота осталась где-то в глубине души, осев на натянутых струнах сознания. Юноша проводил врача взглядом и с неловкой улыбкой завалился на спину.

Пациенты друг за другом вошли в столовую. На столах уже лежали тарелки с горячим супом и холодным вторым.

– Опять баранина, – прорычал Анатолий Федорович. – Каждый день едим баранину.

Саше оставалось только согласиться с этим высказыванием и сесть на свое обычное место. Сегодня дедушка вместо бутыля льняного масла взял баночку со всякими вкусностями. Здесь был и чернослив, и порезанный огурец, и кусок сыра.

– Держи, – Анатолий Федорович положил Александру на тарелку две дольки огурца. – Так баранина еще вкуснее.

Ярик носил с собой склянку с фасолью и майонез. Кто-то приносил кетчуп. Саше еда нравилась, хоть от нее начиналась жуткая изжога. Пока пациенты корчили гримасы, поглядывая на свои яства, юноша просто брал и молча ел. Вот незадача! В компоте плавали две мертвые гусеницы. Александр выловил их указательным пальцем и выстрелил мертвецами в сторону. Цветочная заметила это действие, но предпочла промолчать.

Последний пациент вернулся в отделение, и дверь захлопнулась. Обратной дороги не было.

– Ярик, – попрекала санитарка. – Что б в два часа я тебя не видела. Никаких курений, никаких падений.

– Только если оденете смирительную рубашку.

– Щас бойца вызову, он тебя оденет. Что за шутки тупые?

– Не любит меня Марина Сергеевна, – жалобно протянул Ярик, когда вошел в палату. – Хорошо, что это взаимно.

Саша так устал от своих будничных занятий, что провалился в сон через несколько минут. Ярик что-то бурчал, но его слова растворялись в воздухе. Сон был спокойным, но без сновидений. После такого сна у юноши обычно начинает сильно болеть голова. Но это ерунда по сравнению со вселенской усталостью, овладевающей головой.

В 16: 00 Ярик уже стоял около входной двери и ждал пока ему откроют и выпустят покурить. Ирина нехотя крутанула отмычкой, и выход был свободен. Теперь можно курить до посинения, как Ярик и хотел.

Вернувшись со своего короткого путешествия на крыльцо, мужчина столкнулся с Цветочной.

– Ты пол вытер? – строго спросила она.

– Я не умею, – лукаво ответил Ярик.

– Умеешь, – настаивала санитарка.

– Олигархи полы не моют.

– А ну-ка дайте посмотреть на живого олигарха, – высунулась Ирина Васильевна.

– Где твоя прислуга? – не отставала Цветочная.

– Дома оставил.

– А попу кто мыл? Тоже прислуга?

– Нет, я сам.

Саша скучающе сидел на стуле в комнате отдыха. По телевизору крутили одно из этих бесконечных ток-шоу о жизни знаменитостей. Сегодня группа общения должна была начаться позже положенного времени, в связи с некоторыми неувязками. Ольга Вадимовна зашла в отделение и, стуча каблуками, отправилась искать пациентов. Сколько их не ищи, а больше пяти человек никогда не собиралось.

Начали с уже привычного «настроения и самочувствия». Даже Александр сегодня сказал, что все не так плохо, как было раньше. Видать, таблетки, уколы и капельницы давали должный эффект, что не могло не радовать.

– Сегодня я поработал с негативными мыслями, как вы нас учили, – сообщил Ваня, получив в руки желтый колючий мячик.

– Так, – заинтересовалась Ольга Вадимовна и подалась вперед.

– Я подумал: «она меня не любит» и заменил эту мысль другой, позитивной. «Она меня любит».

– Кто она? – недоумевала пациентка. – Девушка?

– Конечно девушка! Только я обработал мысль, как мне сразу же стало легче. Ваша методика реально работает!

– Раз уж мы подняли эту тему, то давайте сегодня поговорим о любви, – предложила психолог.

Все поддержали эту светлую мысль. Саша подумал, что сможет излить всю свою боль, накопившуюся после расставания с Аней.

– В любви я полный неудачник, – говорил юноша, крутя на пальцах «ежика». – Вместе со своей возлюбленной я танцевал вальс на последнем звонке. До того периода я даже не смотрел в ее сторону, что уж говорить о наших несуществующих беседах… Она была такой прекрасной в том черном платье. Казалось, что сами боги вылепили ее из рассветных лучей и облачили в облака. Она расцветала на глазах. За несколько лет Аня сильно преобразилась, став едва ли не самой красивой девочкой в классе. И мне! Именно мне выпала честь кружить с нею в чувственном вальсе. Это было так прекрасно, что словами и не передать. А ведь когда-то я считал себя невосприимчивым ко всяким там любовям. Мне было очень трудно свыкнуться с мыслью, что острая как бритва стрела угодила в мое подростковое сердце. Поначалу я страдал, не понимая, что ждет впереди. Я мучился вопросом: признаться ли в своих чувственных порывах или даже не пытаться соваться в это гиблое дело. После долгих раздумий, я решил написать ей стих. Мы до этого совсем не общались, поэтому я не на шутку волновался. И знаете, что я получил в ответ? «Это мило!» С одной стороны, моя голова разрывалась от негодования, но с другой я понимал, что любой ответ это уже победа. Пусть она была крайне сдержанна в плане проявления чувств, но я смог с этим смириться. В конце концов нам было по семнадцать лет. Вот так я полюбил. Все говорят, что первая любовь никогда не бывает счастливой, но мне так хотелось не верить в это. Я думал, что полюбил раз и навсегда. Кроме милой Анюты я не хотел видеть никого рядом с собой. Другие девушки стали мне не интересны. Любовь – это всегда хорошо, даже если любовь неразделенная. Даже с ней можно жить и видеть свет за окном. До сих пор я считаю, что любовь к Ане – это лучшее, что могло со мной произойти. Никогда прежде я не тренировал сердце теплом и заботой, а голову – стихосложениям. Мой первый любовный стих посвящен именно дорогой девочке по имени Аня. В него я вложил все, что только мог собрать в своей страдающей от одиночества душе. На этом моя мысль обрывается.

Слово взял Ваня:

– С моей возлюбленной я тоже учился в одном классе. Она меня все равно не любит, поэтому глупо было бы рассчитывать на что-то особое. Да, любовь – это замечательной чувство, подаренное нам ангелами. В любви закаляется способность жить не только тупым эгоизмом, но еще и заботой о своем ближнем окружении. Стихи я писать не умею, зато умею их учить. Она очень загружена. На меня ей просто не хватает времени. Может быть, когда-то я смогу растопить ее сердце и заслужить сладостную негу. Извините, мне тяжело говорить. Я устал.

– Почему? – спросила Ольга Вадимовна.

– Просто слишком много информации. Внимание как-то рассеивается, и я не могу снова его сфокусировать. Мне лучше молчать.

Мячик попал к следующей по кругу пациентке.

– А еще есть любовь к родителям и к родине. Пока родители живы, не смейте их огорчать. Радуйтесь каждому мгновению, проведенному в семье, потому что однажды это может закончиться. Слушаю ребят и завидую им. Не волнуйтесь, еще встретите свою судьбу. Запомните, каждая девушка хочет замуж. Это так же очевидно, как и то, что небо голубое, а не зеленое. Вы красивые молодые парни. Может быть, ваши будущие избранницы уже ждут за углом. Наберитесь терпения и все будет хорошо.

В палату зашел пациент.

– Сегодня не кушаем, – заявляет он.

– Не умеешь врать, – осекает его другой.

– А я не вру, я прикалываюсь.

В коридоре говорил медперсонал:

– Решается судьба собаки с КПП.

– А что случилось?

– Жалоб на нее много. Людей пугает.

– За тем она и сидит там, чтобы охранять больницу от сомнительных личностей.

– Наверное, начальству виднее.

Ярик вышел из душевой и, как по изломанной воле судьбы, опять встретился с Цветочной. Этой парочке стоит держаться друг от друга на хорошем отдалении.

– Не успел помыться, а уже полетел дымить, – ворчала санитарка.

– Сигареты – это святое.

Показался дед в клетчатой рубашке с коротким рукавом.

– Откройте холодильник, – сказал он Ирине.

Персонал в коморке начал перекидываться репликами:

– Хочу мандаринку.

– С селедкой.

– И бутылкой водки.

Прокатился смешок.

Ярик вернулся со своего любимого, или как он говорил, «святого» курения.

– Вы мне чуть пальцы не прищемили, – возмутился он, повернувшись к Цветочной.

– Ничего, новые отрастут, как у ящерицы.

– Санек, пошли, что ли, чай пить.

– А пошли.

В чайной комнате опять закончилась вода. Вот так всегда! Стоит немного отвлечься, как пациенты выдувают все бутыли, то бишь, литров двадцать пять или тридцать. Столько чая и кофе не видела ни одна больница, и уж точно ни одна психбольница.

Сидели, вяло болтали на отвлеченные темы. Ярик едва не грохнулся со скамейки, когда в проеме показалась Ирина Васильевна.

– Нам стало скучно, – жаловался Ярик. – Можно мы до суицидального отделения сбегаем?

– Я тебе сейчас дам по попе и будет тебе веселье.

В чайную забрел новый пациент со сломанной рукой. Сероватый гипс уродовал его и без того ничем не примечательную внешность. Но при этом гипс позволял выделить его из общего скопища больных, пусть даже благодаря такому временному неудобству, как перелом кости.

Пациент, которого Александр прозвал «дед-рука», с трудом налили себе кипяток в кружку и забросил чайный пакетик, который тут же утонул.

– На прошлой неделе такую грандиозную пьянку пропустил, – с тоской в голосе сказал он.

– Ага, – пробурчал Ярик.

– Друг звал…

– Понятно, – продолжал немногословно отвечать Ярик.

– Друг получил генерал-лейтенанта и отправился на заслуженную пенсию. Пенсия, между прочим, сто тысяч. Мне бы так жить…

Когда находишь свой ритм и погружаешься с головой в обыденность, то время начинает бежать быстрее. Вот кажется, что только недавно закончился тихий час, а уже зовут на ужин. Вопреки всем ожиданиям, после ужина начинается самая тоскливая пора, которая тянется до девяти часов, пока медсестра не позовет пациентов на прием лекарств. Женщины смотрели свою любимое «Давай поженимся», на бильярдном столе была аккуратно постелена простыня с едва различимой печатью больницы. Все шло своим чередом. Ничего не менялось изо дня в день. Дабы не умереть со скуки, Ярик постоянно пил чай или цикорий. Саша составлял ему компанию, тоже поглощая огромное количество напитка. Вечером Ярик заваривал себе лапши и с причмокиванием и похрюкиванием ел ее. Саше было чему поучиться у своего товарища. Например, Александр открыл для себя удивительный способ сделать прием пищи в виде быстрорастворимой лапши еще более аппетитным. Для этого надо было только макать хлеб в бульон и есть его вприкуску с лапшой да кусочками соевого мяса. Сразу захотелось попробовать повторить методику Ярика вкусно ужинать лапшой после столовской каши. Саша решил, что обязательно закажет маме несколько коробок «куксы». «Кукса» – это другое название всем известного «доширака», просто на корейский манер. На Дальнем востоке так говорят повсеместно, ничуть не стесняясь такого экзотического слова. Заходя в продуктовый магазин, скажи: «дайте мне куксы», и продавец с радостью положит на кассу белую коробку с заветным наполнением. В детстве Саша с друзьями покупал за пять рублей пачку быстрорастворимой лапши и ел ее сухой, засыпая в рот приправу. Тогда казалось, что это безумно вкусно и дешево. Сейчас юноша не увлекался такими вещами, наслаждаясь лапшой только в экстренных ситуациях. Бывало, что неожиданно накатывало желание заварить «куксы». Хоть тресни, а это не совсем нормальное желание не пропадало. Выход был один – заварить эту самую лапшу, которая в доме имелась всегда в качестве пищевого запаса. С такой же целью кто-то хранит банки с тушенкой и фасоль. Кто-то ограничивается зеленым горошком и кукурузой для праздничных салатов. Сколько людей – столько и особенностей поведения. Пока одни уплетают жареную свинину, другие запасаются провизией на случай апокалипсиса. И, конечно же, не обходится без сухой лапши.