Текст книги "Психбольница"

Саша сходил в душ, измучившись сложной системой настройки подачи воды. Надо было крутить вентиль в стороны, но при этом не забывать нажимать на него, дабы регулировать силу струи и температуру. Облачившись в свежую одежду, юноша снова почувствовал себя живым.

Юлия спокойно вязала в комнате отдыха, вальяжно устроившись на диване. На заднем фоне шептал телевизор, но зрителей у него не было. Пришло какое-то глобальное умиротворение. То ли так подействовал душ, то ли это все от препаратов. Саше давали антидепрессанты, от которой хочешь не хочешь, но появится эффект. Правильно говорила Елена Сергеевна: «поправишься, солнце».

Ярик стоял одетый у двери.

– Может покурите за меня?

– Можем только рот зашить, – указала Юлия на свои вязальные принадлежности.

– Нет уж, спасибо.

Вернувшись с курения, Ярик решил поменять кровать на более удобную. Он перетащил все свои вещи на новую тумбочку, а позже сменил постельное белье. Саша читал роман. Ярик тоже не маялся бездельем, всматриваясь в блеклые строчки на желтых листах. Вдруг он знатно выругался и захлопнул книгу.

– Энтропическая логика, мать его! Эта книга для докторов.

Ярик брезгливо отбросил томик Генри Каттнера и лег на правый бок. Не успел он и глаза закрыть, как позвали на прием лекарств.

Саше заменили уколы феназепама на таблетки. Это было обязательной процедурой для всех пациентов, которые отлежали первую неделю. В экстренных случаях, уколы могли вернуть, но это только на смотрение Елены Сергеевны.

Ваня угостил Александра кефиром, да не простым, а с эраконтом. Саша никогда не пил ничего подобного, но кефир ему понравился.

Где-то далеко стучали колеса поезда. Было отлично слышно, как проезжал этот железнодорожный эшелон. Александр закрыл глаза и куда-то улетел. Сон одолел быстрее, чем ожидалось. Все-таки феназепам – сильная штука.

12

Сегодня дежурила несравненная Ирина Васильевна и взрывная Цветочная. Ох, держись Ярик! Хлебнешь ты напоследок больничной жизни.

– Доброе утро, мальчики! – кричала Цветочная, распахнув дверь в палату. – Скоро ужин. Ой, завтрак. Уже ужинать хочу.

Ваня встал с кровати и увидел неожиданного гостя.

– О, паучара! – воскликнул он.

– Мразь, – пробурчал «донской табак».

– Чего мразь-то?

– А чего он такой страшный? Правда, утром в зеркале на меня смотрит рожа ничем не лучше.

И он прихлопнул паука ногой.

Давали ненавистную манную кашу. Видать, стратегический запас манки еще долго не закончится в больнице. Пациенты хмуро перемешивали еду, мечтая хотя бы о кусочке масла или сахара. Сосед по столу так увлекся, что съел аж две порции этого водянистого варева.

После утренних таблеток надо занимать очередь на укольчики. Саша, как мастер авангарда, стоял самый первый.

– Оп-па, красавчик зашел! – улыбнулась Ирина. – Я даже не хочу тебя колоть. Аж засмущалась.

– Сегодня будем украшать елку, – заявила Цветочная, как только Александр вышел из процедурного кабинета. – Украшаем все вместе, никто не отлынивает.

Пациентка многозначительно заулыбалась.

– Я буду украшать елку только при одном условии.

– Какие еще условия? – эмоционально взревела Цветочная и смачно выругалась. Заменим ее слова более мягкими. – На кой черт мне сдались какие-то условия?

Пациентка понуро поплелась в палату, отхватив с утра пораньше пару крепких слов от санитарки.

Саша, как самый молодой пациент, был вынужден лезть в кладовую за сложенной елкой. Она лежала в огромной коробке на вершине громадного шкафа. Добраться до елки уже было серьезным подвигом, что уж там говорить о ее сборке.

Цветочная не переставала ругаться:

– Кто вообще придумал эти елки? Я вот не хочу ее ставить, и что дальше? Кто меня заставит?

– Вам надо коньячку налить, – усмехался Ярик.

– Опять твои шуточки, мистер я-наследил-на-полу!? Сколько можно говорить, чтобы ты соблюдал чистоту, возвращаясь со своего курения? Почему я должна постоянно подтирать за тобой, а, Ярик?

– Ладно, не злитесь, Марина Сергеевна, я исправлюсь. Скоро вы меня не увидите.

– Чего это?

– Я выписываюсь, – поднял обе руки Ярик, словно воздавая похвалу солнцу.

– Что ты врешь!

– Нет, это правда.

Цветочная никак не отреагировала и продолжила утрамбовывать бумажный мусор в клетчатую сумку.

Елка оказалась огромной. Она почти доставала до потолка, при том, что стояла на полу. Дабы ее украсить, пришлось приложить немалые усилия, благо помощников нашлось в достаточном количестве. Юлия развешивала мишуру, Саша выступал в роли высотника и водружал елочные шары на верхнюю половину. Шары были самые разные. На одном из них был написан год, отчего можно было узнать, что этому шару больше десяти лет. Наверняка никто и не думал обновлять елочные украшения, обходясь старыми игрушками и полинявшей мишурой. Но ничего! В итоге получилось очень красиво. Цветочная была очень довольна собой, стоя руки в боки и созерцая результаты проделанной работы.

– Хорошо потрудились, – сказала Юлия, поправляя пояс своего халата.

– Все молодцы, – похвалила другая пациентка.

И то верно. Украшение елки сплотило больных. Сразу появилось новогоднее настроение, так необходимое в таком заведении, где люди привыкли мучиться болью и безысходностью. Снова захотелось жить и грезить о счастье.

Саша любил Новый год, но отнюдь не из-за подарков. Еще с детства конец первого месяца зимы приближал какую-то волшебную пору. Улицы крошечного городка, где жил юноша, почти никак не менялись, в отличие от внутреннего убранства квартир. Маленький Саша со своей семьей отправлялся к бабушке с дедушкой и весело проводил время. От тех времен осталась прекрасная фотография, на которой мальчик стоял рядом с красивой мамой. Мальчик был одет в блестящую жилетку и белую сорочку. На шее красовалась черная бабочка. Дедушка Юра и бабушка Люда украшали елочку, под которой дожидались своего череда подарки. Новый год не просто повод собраться вместе, но и замечательная пора для подведения итогов уходящего года. За праздничным столом все были равны. По телевизору крутили «Голубой огонек», а в трубке телефона звучали поздравления родственников. Засыпая после полуночи, Саша мечтал о новых приключениях, ожидающих в наступившем году. Все казалось таким радужным, таким невинным. Хотелось вернуться в те времена и прокрутить их еще хоть один разочек. Но увы, это просто неосуществимые грезы.

Елена Сергеевна прописала новые капельницы. Теперь в кровь капали хлорпротиксен – жидкость ярко-желтого цвета. По венам бежал холодок, во рту появился неприятный липкий привкус. Цветочная зашла в палату, дабы помыть пол. По своему обычаю она искала, что бы обматерить.

– Плинтусы, чтоб их! Какой-то иностранец придумал эти дурацкие плинтусы, а русским бабам мой да мучайся.

Сильно запахло хлоркой.

– Ярик что, книжки читает? – удивилась Цветочная, взглянув на тумбочку, где лежали вещи мужчины. – Наверное, ищет знакомые знаки, хе-хе.

– Доброе утро, девоньки и мужички! – появился в дверном проеме мужчина с сумкой в руках. – Я новый пациент.

– Где тапки? – осуждающе спросила санитарка, опустив глаза и завидев ноги в носках.

– Дома забыл, – оправдывался мужик. – Не беспокойтесь, я не стану надевать уличную обувь.

– Еще бы ты в обуви тут шарахался. Так можно и по хребтине получить.

– Не бейте, красавица! Тапочки мне в обед привезут, а до той поры я не буду высовываться из палаты. Меня, кстати, зовут Вячеслав.

– Все понятно. Никаких вылазок с голыми пятками, – давала последние напутствия Цветочная, выходя в коридор со шваброй в руках.

Александр немного полежал после капельницы и пошел в чайную. Там уже сидела беловолосая пациентка и читала книжку. Саша принес пакет с пирожками и ел их. Молчаливая сцена продолжалась до тех пор, пока юноша не справился со всей имеющейся снедью. А здесь и пришла Ольга Вадимовна, зазывая пациентов на группу общения. Саша с трудом поднялся на ноги, прибавив к своему весу вес пирожков.

– Ну что ж, еще раз всем добрый день, – сказала психолог. – Очень рада вас видеть. Мы начинаем нашу группу с круга чувств. Как настроение? С чем пришли? Что хотелось бы обсудить? У нас сегодня новый состав, поэтому представьтесь.

– Меня зовут Диана. Настроение стабильное. Немного волнуюсь по своим личным вопросам.

– Меня зовут Ярослав. Настроение нормальное. О чем поговорить? О чем получится.

– Меня зовут Саша. Настроение хорошее.

– Говорить не хочешь? – спросила его пациентка.

– Пока не о чем говорить, – спокойно ответил юноша.

Потом представились все остальные, поделившись своим настроением. Все отвечали односложно, не обременяя товарищей лишними раздумьями.

– Хочу напомнить, зачем создаются такие группы, – сказала Ольга Вадимовна. – Группы создаются для общения, и каждый участник вносит свой вклад. Чем активнее каждый, тем активнее группа в целом. Важно делиться своими чувствами, интересоваться другими, слушать других. Я призываю вас не быть пассивными. Я выступаю в роли организатора, а вы все стержень круга общения. Кроме того, мы совершаем психическую работу и облекаем свои мысли в слова. Это помогает.

– Ты встречался со своим другом? – спросили пациента.

– Нет, я был в больнице.

– Но ты подумал на эту тему?

– Он пригласил меня на другое мероприятие.

– Оно хоть более позитивное?

– Не знаю, какой-то митинг.

Все рассмеялись.

– Он не может смириться, – говорила пациентка. – Все это идеи не принадлежат вашему с ним возрасту. Я имею, ввиду то, что будь вы постарше лет на десять, то могли бы совершать свои запланированные действия. Но только не сейчас.

– Все как-то само собой получилось, – с грустью в голосе сказал пациент.

– Но нам все же надо определиться с темой. Какие есть у вас идеи? – спросила психолог.

– Хочется спать, – зевнула женщина. – Не могу дождаться тихого часа, дабы отдохнуть по регламенту.

В дверь постучали. Ольга Вадимовна рванулась с места.

– Я опоздала, – зашла в комнату пациентка.

– Ничего страшного. Мы только начали, – поспешила успокоить ее психолог.

– Здесь собрались такие интересные люди. Даже вне стен больнице таких не встречала. Народ хороший, души у всех тонкие. Ну, и головы работают.

– Тогда, может быть, обсудим тему отцов и детей? – предложила пациентка.

– Давайте спросим у ребят.

– Можно поговорить, – вяло отозвался Александр. – Я немного скажу, но все равно постараюсь выслушать других.

– У меня с отцом и мамой отношения натянутые, – сказала девушка. – Я единственный творческий человек в семье. Мама у меня бухгалтер, а отец работает на заводе. Сестра связала свою жизнь с торговлей. Мама учила меня с детства: работа должна приносить деньги. Я училась в художественном училище. У меня была тяга к рисованию. Мама не оценивала меня, приговаривая «хватит рисовать всякую фигню. Займись тем, что можно продать». Я стала думать, что же такое нарисовать, дабы заработать денег. Я читала специальные книги, интересовалась. Мои мнения отличаются от маминых. Я поняла, что пора возвращаться на землю и не витать в творческих высотах. Я столкнулась с такой проблемой.

– Очень жалко, когда родители не верят в успех ребенка.

– Племянница у меня хочет стать мультипликатором, но моя сестра категорически против того, чтобы отдать дочь в художественную школу. Она говорит, что семье хватит одного дизайнера.

– А я полностью поддерживаю творческое увлечение сына. Он ювелир и плотно занимается этим непростым делом. У меня даже мысли не было прервать его занятия. Я купила ему весь инструментарий. Сейчас время такое, когда все боятся нереализованных талантов детей. Я считаю, что фриланс – это работа будущего. Просто замечательно, когда человек может сидеть дома и создавать плоды своей мысли в теплых условиях. Страна до такой степени наелась всякими менеджерами и юристами, что уже не переваривает их. Ты рисуешь в стол?

– Нет, но после болезни немного отошла на покой.

– У меня была схожая ситуация, но с бабушкой, – взял слово Саша. – Бабушка убеждена, что я непременно должен стать начальником. Иначе будешь всю жизнь работать на заводе, сопьешься, станешь наркоманом и умрешь.

– Почему на заводе?

– Не знаю, так бабушка говорит.

– Бей себя чайником и станешь начальником, – усмехнулась пациентка.

Александр продолжил:

– Она говорит, что сама всю жизнь проработала на чужого дядю и хочет, чтобы я непременно стал начальником. Бабушка считает, что другого верного пути нет, и если я не стану начальником, то превращусь в наркомана. Если я сейчас не выучусь на кого-нибудь, то меня ждет темное будущее, по мнению бабушки.

– Вот такой конфликт, – сказала Ольга Вадимовна. – А как ты справился с бабушкой?

– Да никак. Она говорит «хватит финтить. Слишком много в себе копаешься и ничего не делаешь». По ее мнению, я должен выучиться в университете и сразу стать начальником.

Все рассмеялись.

– В семье меня все поддерживают и помогают. Сейчас я работаю в компании папы и очень рада этому. До этого я трудилась на кондитерской фабрике и с болью вспоминаю те времена.

– А как быть Саше с ее бабушкой?

– Только отстоять свою точку зрения.

– Родитель уверен на сто пятьдесят процентов, что его ребенок мог бы быть более успешным. Все толкают в ту колею, в которую им надо, а тебя никто не спрашивает. Человек делает не то, что хочет и попадает сюда. Надо жить, как мне надо, и тогда будет все хорошо. Я сам родитель, и не могу отцепиться от сына, хот нему уже тридцать три года. Сейчас много пьющих женщин, и я боюсь, что он свяжется с подобной компанией. Я очень волнуюсь за него. Надо работать, и тогда работа перейдет в хобби. Конечно, матери волнуются, но без этого никак. Для меня деньги – это гарантия безопасности. Мое поколение просто не может быть безработным. Оно крутится, как белка в колесе. А начальники, кстати, не спят по ночам. Мола кто догадывается об этом. Проще встать перед станком, выпилить нужную втулочку, отработать смену и пойти спокойно отдыхать домой.

– Прекрасные слова, – отметила Ольга Вадимовна.

Унылые голоса пациентов продолжали твердить о хорошем настроении, обманывая самих себя.

– Давайте пойдем дальше.

Ярик от скуки стал отбивать ногами чечетку, создавая неповторимый ритм. Даже в таком примитивном занятии можно добиться определенных успехов. Никто не мог так стучать ногами, как наш Ярик.

Пациент, сидящий на офисном стуле, крутился, как маленький ребенок, играясь с регулировкой высоты.

– Шарик смеха идет ко мне, – указал Ваня на желтого «ежика».

– Смешной шарик!

Ваня взял слово и зачитал стихотворение Роберта Рождественского «Оптимисты». Все вдохновились от этого, задумавшись над проникновенными словами. Ваня увлекался запоминанием стихов и мог с легкостью цитировать классиков поэзии. Александр завидовал товарищу, ибо сам не мог запомнить и крошечного стишка, забросив это дело со школьных времен. Даже свои собственные стихи Саша не помнил наизусть и очень этого стыдился.

Пациенты захлопали.

– Ваня молодец! – восклицал Александр. – Он преодолел себя, до последнего момента сомневаясь в надобности сегодняшнего выступления. Я восторгаюсь Ваней. Хотелось бы быть таким же.

– Во мне тоже есть противоречие. Я возвышаю себя, стараясь гнать это прочь. В стихотворении есть строчки, особенно понравившиеся мне.

– Здорово, что ты преодолел себя. Я далеко от поэзии, поэтому не смог ощутить себя.

– Хочу перечитать стих, – сказала психолог. – Тяжело воспринимать с первого раза такое произведение.

– Мы новое поколение, которое берет на себя ответственность за будущее. Стих в некотором смысле провокационный.

– Смысл стихотворения я понял, но высмеивание оптимизма принял на себя. Я человек двойственный, и мне надо с этим бороться. Я впитал все, как губка. Спасибо большое за стихотворение.

– Тогда давайте поговорим еще и об идеалах, – предложил Ваня. – Как вы?

– Давайте. Эта тема перекликается с первой.

– Очень важно иметь идеалы и важно разобраться с ними. Кто-то хочет носить дреды и исколоть себя татуировками, кто-то хочет с видом знатока рассказывать о любом писателе. Я считаю, что было бы прекрасно, если бы идеалы были унифицированы, как например, желание стать человеком с большой буквы. Наше поколение «оптимистов» должно философски подходить к теме воспитания. Надо быть человечным артистом, человечным поэтом, человечным инженером.

– Высоко сказал.

– Очень высоко.

– Мы говорили, что ребенок должен быть идеальным, – вернулся к мысли Александр. – Мои родители построили идеальный план моей жизни. И когда что-то пошло не так; когда я не стал отличником, когда я вылетел из университета, никто не мог этого принять. В жизни не обязательно быть идеальным. Бабушка, о которой я рассказывал, подсовывает мне свои идеалы. Но идеальным мне быть не получается. Если не преуспел в учебе, то можно попробовать найти работу, в которой можно обнаружить себя. Почему-то двоечники и троечники добиваются успеха, а вот отличники не могут себя реализовать. И какая жизнь ждет человека, который хочет быть идеальным? Главное приспособиться, а дальше все пойдет по накатанной.

Мячик перешел дальше.

– Я родился в 90-е, и поэтому родителям некогда было заниматься моим воспитанием. Я наломал много дров, я видел то, что дети видеть не должны. Почти все мое детство прошло по больницам. Это к теме не относится, но я решил так начать свою речь. Так вот… родители пытались меня прокормить, и я не могу из осуждать за недостаток внимания. Они не строили мне идеалов и не преподносили готовую жизнь на блюдечке. Я шатался, как пьяный, туда-сюда. То залез, куда не следовало, то ломал велосипед. Сейчас у меня нет идеалов. Главное стремиться стать хорошим человеком, как учит Ваня. Надо просто делать что-то хорошее. Больше мне нечего сказать.

– Я никогда себя не приравнивал к идеалам. Я живу микроцелями и таким образом добиваюсь чего-то. Какого-то глобального идеала я не вижу. Сейчас у меня одна цель – вылечиться. Потом надо найти работу, заработать денег, купить квартиру. Все это микроцели, из которых складывается жизнь.

– Ваня, как ты? – спросила Ольга Вадимовна.

– Не хочу загружать вас.

– Не бойся говорить.

– Ну, хорошо. Я представляю, что главное быть добрым, любить по Христовым заповедям.

– А если сам себя ненавидишь, то как можно любить ближних?

– Надо просто относиться ко всему с благодарностью. Мне очень помогает строгий вопрос: а что сегодня для завтра сделал я? Мой внутренний голос постоянно спрашивал меня со строгостью, вызывая стыд. Это не галлюцинации! Я не хотел никого обидеть. Вот скажешь: ты сегодня весь день играл в компьютер и пропустил столько работы над собой. Наступает страшное мучение. Кажется, что кто-то постоянно толкает меня, ибо из малого состоит все большое. Задумайтесь, что мы несем обществу? Надо ощущать постоянную ответственность. Какая стоит миссия? Почему мы должны пить, курить, быть молодыми и умереть под кайфом? И почему нам в 90-е вылили ушат помоев? Все удовольствия, какие угодно! С точки зрения идеологии, это и есть смысл жизни – удовлетворять потребности Весь этот гедонизм, приводящий к жесточайшей депрессии и полной пустоте.

– Существует ли эта святость вообще? – спросил пациент.

– Нельзя говорить «он святой, а я – грешник». Надо терпеть свои плохие и агрессивные черты. Не хочу сойти за оккультиста.

– Это максимализм. Правильно, что говорит Ваня, но это кажется таким недостижимым. Даже если все мы сплотимся, то не избежим разрушения. Все повторяется. Каждый пытается создать идеальных людей, но в этом идет некая частичка, желающая сделать все по-другому.

– Я уверен, что в истории больше такого не случиться, – сказал Ваня. – Никто не придет и не скажет «мы строим коммунизм».

– Меня вдохновляет хокку Иссы Кобаяси «Тихо-тихо ползи, улитка, по склону Фудзи, вверх, до самых высот», – взял слово Саша. – Это заставляет задуматься над тем, что если какая-то улитка ползет по сантиметру в день, то почему я не могу быть таким же? Раньше я думал, что ничего не смогу, но со временем эта мысль рассеялась. Зачем что-то выпускать в свет, если это не идеально? Но идеального не бывает. В стремлении и есть положительный эффект. Каждый день я отвечаю у себя в голове на какие-то вопросы. Я готов дальше становиться, хоть по чуть-чуть, но идеальным.

– У тебя все получиться.

Пациент попросился в туалет.

– Напугали человека, – с грустью констатировал пациент, когда дверь захлопнулась. – Просто ему очень-очень плохо. Я переживаю за него.

– А почему он просто не может сказать, что чувствует себя плохо?

– Наверное, не хочет обидеть. Но я ответить за него не могу.

– Какие отклики у вас появились? – спросила Ольга Вадимовна, обводя каждого пристальным взглядом.

– Я тоже хочу найти человека, на которого можно ровняться. Это очень важно.

Пациент вернулся из туалета.

– Я думал, ты не придешь.

– Все нормально.

– Сказано столько всего правильного, что я просто промолчу. Шарик идет дальше.

– Я даже и не знаю, что сказать. В детстве у меня был дед. Он казался очень мудрым, но при этом строгим. Я медленно превращаюсь в него. Сейчас молодежь случает странную музыку, движется к странным идеалам. Я не могу их понять, оттого и превращаясь в какого-то деда. Наверное, когда я достигну идеала, мне будет лет шестьдесят. Я буду сидеть и гладить собачку.

– Я так выдохся, – протянул Ваня. – Сказал все, что мог и даже то, что не надо было упоминать.

– Кто это говорит? – возмутилась психолог. – Что это за внутренний судья?

– Лучше промолчать, дабы не показаться дураком.

– Пришел поэт и начал прибедняться, – усмехнулась Ольга Вадимовна.

– Очень сложно говорить в диалоге на такие темы. Если мои слова вызовут у вас хоть какие-то чувства, то я буду очень рад. Появится надежда, что я делаю что-то полезное. Ладно, я кокетничаю. Все сделано правильно.

– Когда мы уходим отсюда, то словно рушиться огромный замок.

– Это таблеточные выхлопы! – радостно сказал Ваня.

– Все равно ближе к земле становишься. Ой, я забыл взять шарик, но начал говорить.

– Ничего страшного.

– Мне хочется так много рассказать, – выдохнул Ваня. – Просто знайте, что Бог не играется нами, а проявляет милосердие, составляющее жизнь. Каждый день надо принимать с благодарностью. Все.

– Тогда давайте подводить итоги.

Пациент на офисном стуле спустил рычаг до предела и плюхнулся вниз. Все рассмеялись.

– Нормально шутканул!

– Это способ вернуть нас с высокого на землю.

– Хорошо поговорили, – заключил Саша.

– Все, что говорит Иван очень правильно. К сожалению, я не дошел еще до его уровня. Я читаю много из Джека Лондона. Суровая реальность всегда будет существовать, но несмотря на это, надо иметь в сердце любовь. Не знаю, зачем это сказал, но пусть так и будет.

– А чувства какие? – спросила Ольга Вадимовна.

– Какое-то вдохновение, – ответил Александр. – Хочется дальше творить и развиваться, и не в коем случае не унывать. Всегда найдется какая-то причина погрустить, но надо их перебивать.

– В силу того, что у меня в голове каша, я вообще не понял и половины сказанного, – без тени уныния сказал пациент на офисном стуле. – Слова хорошие, настроение отличное. Все хорошо. Спасибо за времяпровождение.

– Интересная группа, – подытожила Ольга Вадимовна. – Всем спасибо за участие.

На обед позвали раньше обычного. Только пациенты вышли из кабинета психолога, как буфетчица прокричала свои фирменные призывы. Капустой пахло еще из коридора. И немудрено, ибо давали щи. Саша ел быстро, с аппетитом. В больнице начинаешь принимать любую пищу и не возникать с видом искушенного знатока. Пациенты опять с отвращением посматривали на еду и ворочали ложками с небывалой ленью.

– Ну что, мальчики, спать? – спросила санитарка.

– Если честно, то в сон сосем не клонит.

Цветочная посмотрела на Сашу исподлобья. Ярик высунулся из-за спины товарища с довольным видом.

– Щас всем по лопате дам, и раз, и два, и раз, и два, – хохотала санитарка. – Быстро вылечимся.

– Я слишком тонкий, – пробурчал Ярик.

– А, ты же олигарх!

– Можно мне пойти покидать снег? – умоляюще смотрел Александр. – Спать совсем не хочется, честно.

– Валяй, – махнула рукой Цветочная. – Мне все равно.

Саша напялил на себя темно-синий пуховик, свои серые кеды, и наряженный вышел на крыльцо. Взяв покрепче деревянную лопату, юноша выдохнул клуб пара и посмотрел на небо. Перламутровая синева напоминала о детстве, когда еще не было приставучих забот и лишних проблем. Пролетела серая ворона. Она несколько раз каркнула и скрылась в голой кроне дерева.

Впервые за несколько месяцев Александр почувствовал острую потребность в эмоциях. Появилось какое-то желание жить, так чуждое еще этой осенью. Радости, они ведь такие… Много ли надо человеку для счастья? Чистое небо над головой, снег на кончиках пальцев, раннее утро и пара глаз, дабы все это созерцать. Все проблемы решаемы, и они не заслуживают той пролитой крови, и уж тем более не могут стать причиной расставания с жизнью. Без Ани мир обесцветился, превратился в какой-то унылый диапозитив, который пролежал четверть века на пыльной антресоли. Иного выхода, кроме петли не было. Хотелось просто уснуть и не проснуться. Так вот. Сейчас все в корне изменилось. Антидепрессанты делают свое дело с поразительной точностью. Не даром ученые трудятся над созданием препаратов, способных снова окрасить мир в акварельные цвета.

Саша стоял на крыльце и просто дышал зимним холодом. Глаза щурились от яркого света, бьющего с небесного купола. Щеки покусывал мороз.

В больнице чувствуешь себя защищенным. Это именно то место, куда попадаешь в сложной жизненной ситуации и выходишь преображенным. Желтые стены лечат. Они лечат даже тогда, когда не видишь просвета сквозь зарешеченные окна. Препараты никакие не пустышки и не могут ими быть, исходя из элементарного принципа.

Когда проводишь не одну ночь в психиатрическом отделении, то понимаешь, что тебе становится лучше. Это не мгновенный эффект, он накапливается изо дня в день. Он вбивается в голову вместе с гимнастикой и группами общения, вместе с капельницами и разговорами с врачом. Потихоньку начинаешь выкарабкиваться из той глубокой черной ямы, в которую загнал себя по воле случая. Просто ты лечишься.

Снега намело немало. Это была особенно холодная и снежная зима. Почти каждый день дорожку заметало белоснежной крупой, и ей требовался особый уход. Саша кидал снег и чувствовал, как в мышцы возвращается сила. На лице проступала жесткая щетина, словно отмеряя каждую прожитую неделю; в глазах появлялся блеск. Если Ане сейчас хоть на чуточку, но так же хорошо, то стоит воздать старухе жизни должное. Аня навряд ли сейчас мерзнет на улице. Скорее всего, она скучает, находясь в душной аудитории университета. Помнит ли она о Саше или все воспоминания стерлись, подобной карандашному наброску, безжалостно уничтоженному ластиком? Она и не подозревает, как проводит свое время ее почитатель. Юноша очень тосковал по ушедшим дням, но больница твердила свои правила, не разрешая унывать. Может быть, если судьбе будет угодно, то они еще встретятся. Хотя бы ради того, чтобы расстаться навсегда.

Жаль, что эти серо-зеленые глазки были полны холодного равнодушия в тот день на трамвайной остановке. Не эти глазки любил Саша. Не их он воспевал в стихотворениях и поэмах. Куда все ушло? Почему это случилось?

За физической работой не чувствуешь угрызений совести. Даже такой неординарный способ развеяться, действовал безотказно. Александр просто чистил дорожку от выпавшего снега и думал о девочке. Если идти спиной, то будешь видеть только прошлое. Оглядываться на былое не самый лучший вариант проводить свой досуг. Бывает, что воспоминания лучше отпустить. Но Саша не хотел их терять ни при каком раскладе. Он все еще любил Аню, хоть их и разделяла толщина больничных стен.

Юноша вспотел и сдвинул шапку на затылок. Где-то далеко лаяла собака, где-то проносился грузовой состав. Это был совершенно новый мир, куда попадешь, покинув родной дом и переселившись в маленькую четырехместную палату психбольницы. В этом мире люди каждое утро плелись на завтрак в столовую, понимая, что этот зацикленный процесс будет повторяться еще очень долго. Рутина вызывала жуткую скуку, и спасайся от нее всеми возможными способами. Кто-то смотрел ток-шоу по телевизору, кто-то вязал, а кто-то такой, как Саша, раскидывал снежную насыпь.

В сласть насытившись трудотерапией, юноша поставил лопату на законное место и вернулся в отделение. Весь процесс занял чуть больше сорока минут. В комнате отдыха было непривычно тихо. Все разбрелись по палатам, и лишь на посту медсестры Ирина слушала приглушенную музыку. Александр расписался в журнале и поплелся поближе к своей койке. Ярик умиротворенно спал, положив под голову обе руки. Новый пациент осваивался, шурша белым пакетом из маленькой сети магазинов. Он поставил на тумбочку бутылку с водой, ремень от своих брюк и маленькую записную книжку.

– Надо было сначала посоветоваться стоит ли вообще сюда ложиться. Такого ужасного сервиса я еще не видел, – бубнил мужик.

«И что этому любителю хорошего сервиса не понравилось? Несоленая каша и гусеницы в компоте? Так это просто ерунда».

Саша лег читать книжку, стараясь не обращать внимания на недовольного типа. Сколько еще таких зануд мучаются в схожих заведениях? Он думал, что это какой-то санаторий со всеми удобствами и отдельным санузлом? Так пусть огорчиться! Туалет один на всех, если не брать в расчет одноместные палаты.

– Что читаешь? – спросил новый пациент.

– Роман о китобоях.

– И как? Затягивает?

– Если честно, то немного уныло читать длинные статьи, затрагивающие проблемы китовой жизни. Но в целом, интересная книженция.

– А я не читаю книги из принципа. Знания можно получать разными путями и не обязательно ради этого пялиться в измазанные типографской краской листы.

– А мне нравится, – с каплей раздражения в голосе ответил Саша. – С хорошей книгой можно передавать послания, которые будут понимать даже спустя столетия. Литература – это здорово.

– Ну-ну…

Этот Вячеслав, или как там его зовут, бесил юношу своими дурацкими рассуждениями. Ни одной нормальной мысли он не проронил с момента своего появления сегодняшним утром. Остается лишь надеяться, что он изменится и как-то подобреет. Ну нельзя с таким отношением к вещам ложиться в больницу. Разве он не понимает, что делает плохо своим соседям по палате одной своей примитивной болтовней? Лучше бы этот пациент молчал. Тогда хоть за умного человека может сойти.

Саша с Яриком заняли чайную и делили банку кабачковой икры.

– Ну, что, Санек, вставай в хоровод!

– Какой опять хоровод? – раздался из коридора голос Цветочной.

– Самый настоящий. У нас тут икра… черная, – сдерживал хохот Ярик.

– Опять этот олигарх шутит, – сказала санитарка, отдаляясь от чайной медленными шагами. Ее звучный голос постепенно таял в желтых стенах. Еще миг и от него не осталось и слабого эха.