Текст книги "Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля"

Глава 3

Начало Русского государства. Кирилл и Мефодий – просветители славян. Княжение Рюрика. Аскольд и Дир; их славный набег на Царьград. Княжение Олега. Игорь, святая Ольга

В половине IX века, когда свершилось важнейшее событие в Русской земле и началась жизнь уже не отдельных племен, а Русского государства, в то же приблизительно время произошли и некоторые другие весьма важные события, имевшие впоследствии большое влияние на русскую жизнь.

Важнейшим из этих событий было изобретение славянской грамоты, благодаря святым равноапостольным братьям Кириллу и Мефодию. Они родились от знатных и богатых родителей в греческом городе Солуне и с юных лет были близкими в семье византийских императоров, которые осыпали их своими милостями. Они хотели женить Кирилла на своей родственнице, а Мефодия назначить на высокую должность правителя обширного края, но святые братья добровольно отказались от всех почестей и земных благ, а приняли суровый монашеский чин и затем много потрудились и претерпели, проповедуя христианство придунайским и западным славянам. Во время этого служения своего святой Кирилл и изобрел славянскую грамоту, что имело величайшее значение для всех славянских народов, так как они получили возможность изучать Евангелие и установить богослужение на понятном для них языке; благодаря общему письму все славяне могли теснее чувствовать братскую связь, соединяющую их между собой, и, наконец, благодаря грамоте же славяне могли вести летописи событий своей жизни на родном языке, а также и постигать плоды книжного просвещения. Таковы были заслуги святых Кирилла и Мефодия. Православная церковь дала им наименование равноапостольных.

Во время жизни святых братьев произошло событие огромной важности: отделение католиков от бывшей до сих пор единой православной церкви.

Произошло это вследствие того, что епископы Римской церкви, приобретя постепенно огромную власть над своей паствой, – в числе которой были обращенные в христианство народы Испании, Англии, Франции, Германии и Италии, – и приобретя также значительные земельные владения в Римской области, возгордились и не пожелали в церковных делах подчиняться соборным постановлениям всех епископов, как это было правилом еще со времен апостольских. Римские епископы, называемые папами, мало-помалу стали тяготиться этим и начали доказывать, что они должны быть старшими над всеми остальными епископами; при этом они ввели некоторые самовольные изменения не только в обрядах, но и в Символе веры, в котором, вопреки постановлениям Вселенских соборов, прибавили, что Дух Святой исходит не от одного Отца, но также и от Сына. Все это привело к большим несогласиям в Церкви, особенно когда защитником апостольских правил, свято хранимых православными, явился царьградский патриарх Фотий, высокообразованный и твердый в делах веры, как камень, человек, а его противником – гордый и властолюбивый римский папа Николай, который окончательно отделился от православия и образовал самостоятельную Римскую, или Католическую, церковь, называемую также латинской, так как богослужение у католиков происходит всегда на латинском, или древнеримском, языке.

Отделение католиков от православных было делом весьма неблагоприятным для всех славян, так как при крещении часть из них принимала православие, а другая – католичество; конечно, это сильно мешало, и мешает до сих пор, их взаимному соединению и вызвало много кровопролитных войн.

Из остальных важных событий следует указать на образование к этому времени государств уже у многих славянских народов. Первым славянским государством было княжество Болгарское, образовавшееся около 650 года; оно подчинило себе соседние славянские племена – сербов и хорватов и скоро стало грозным и для греков. Столицей болгарского княжества была Преслава, а крепостью Доростол. Угнетая постоянно хорватов, болгары вызвали среди них восстание, после чего, около 750 года, хорваты отложились и образовали независимое княжество.

Затем чехи, после долгой борьбы с аварами, которые было их покорили, образовали около 700 года независимое государство, с князем Кроком во главе. Преемницей его была славная дочь Крока – Любуша, основательница города Праги, которую народ прозвал за ум «Вещею».

Она отличалась необыкновенной справедливостью, за что и доныне прославляется чехами в песне «Любутин суд». В мужья себе она выбрала простого крестьянина Премысла, и от этого брака пошли первые чешские князья.

Кроме чехов, не на долгое время образовали самостоятельное княжество и моравы, но оно скоро было разрушено немцами, а затем и венграми, племенем, пришедшим из Азии.

Затем, в 960 году, ляшские, или польские, племена также образовали государство – Польшу, выбрав своим королем Земовита, тоже сына простого крестьянина Пяста. При наследнике Земовита Мечиславе поляки крестились и приняли от немцев и папы католичество.

Несколько раньше образования Польши почти все народы, жившие в нынешней Франции, Италии и Германии, были соединены в огромную империю под рукою Карла Великого. Карл Великий, образовав свою державу, начал ожесточенную борьбу с храбрыми славянскими племенами, сидевшими в западной части балтийского побережья, которые, к сожалению, не соединились между собой для образования одного крепкого государства.

Хотя по смерти Карла Великого империя его и была разделена между тремя его сыновьями, но тем не менее начатое им дело – уничтожение западных славян, сидевших по южному берегу Балтийского моря, – усердно продолжалось немцами.

Таким образом, мы видим, что к половине IX века почти везде уже в Европе жили не разрозненные племена, а были образованы государства.

Через два года после призвания князей братья Рюрика – Синеус и Трувор – умерли, и он стал единовластно править над новгородскими славянами, кривичами и над финскими племенами – весью, мерей и муромой, сажая во все города своих посадников из старших витязей прибывшей с ним русской дружины.

Два мужа из этой дружины, не получившие в управление городов, Аскольд и Дир, отпросились у Рюрика идти искать счастье в Царьград. Следуя по великому пути «из варяг в греки», они дошли по Днепру до Киева.

Здесь, узнав, что Киев не имеет своего князя, а платит дань хазарам, и полюбив это бойкое и богатое место, Аскольд и Дир решили остаться; к ним присоединилось много варягов, и они стали владеть Киевом и всей полянской землей, причем освободили ее от платежа дани хазарам и успешно воевали со степными хищниками и некоторыми соседними племенами.

Через четыре года Аскольд и Дир настолько уже вошли в силу, что могли привести в исполнение заветное желание руссов – отмстить коварным и высокомерным грекам за все обиды и унижения, которые претерпевали от них наши предки во время хазарского ига. К этому еще представился и подходящий случай: греки убили в Царьграде нескольких русских провевальщиков зерна по ничтожному поводу.

И вот, в 866 году, Аскольд и Дир решили совершить смелый набег на Царьград, как хаживали на него в старину смельчаки с устьев Днепра и Дона. Они собрали 200 ладей, то есть больших лодок с мачтами и парусами, посадили на каждую от сорока до шестидесяти человек, и настолько скрытно совершили свой переход по Днепру и Черному морю, что до самого их появления у Царьграда никто и не подозревал об этом набеге.

Патриарх Фотий был в это время в Константинополе и оставил подробное описание происшедшего.

По его словам, русский набег случился в один из прекрасных летних дней, под вечер, при совершенно тихом море. В этот прекрасный летний вечер царьградские горожане любовались красотами своего любимого моря не только из великолепных палат, но и из бедных хижин, с своих улиц и площадей, из бесчисленных садов и даже со стен самого города, которые опоясывали его со всех сторон по берегу моря.

Император Михаил отсутствовал со всем своим войском, так как двинулся против арабов, и спокойный и беспечный город вовсе не ожидал ничего чрезвычайного, как вдруг в проливе из Черного моря обозначилось что-то невиданное, которое скоро обнаружило целую кучу русских ладей. Весь город обезумел от страха. Все в один голос с ужасом воскликнули: «Что это?! Что это?!» А руссы подплывали все ближе и ближе, навевая на всех своим видом что-то свирепое, дикое и убийственное; скоро они стали сходить на берег и угрожать городу, простерши свои мечи.

«Мрак объял все трепетные умы, – говорит Фотий, – слезы и рыдания распространились во всем городе; крайнее отчаяние объяло всех; со всех сторон разносилась одна весть, один крик: «Варвары перелезли через стены! Город взят неприятелем!» Неожиданность бедствия и нечаянность набега заставили всех воображать и слышать только это одно».

По свидетельству Фотия, руссы из-за загородных ворот напали на красивые предместья города и опустошили их огнем и мечом до самой крепости, или Царьградского кремля, стоящего на выдающемся в море высоком холме. Они огнем и мечом опустошили и морские пристани, распределив их между собой для разгрома по жребию.

Это показывает, что руссы хорошо обдумали все подробности своего нападения; они внезапно пришли вечером, во время отсутствия царя с войском, чтобы поразить неожиданностью врага, а затем совершить нападение под покровом ночи, дабы скрыть свою малочисленность; при этом, чтобы не было никакого беспорядка, заранее определили жребием, кто в какой части города будет действовать.

После опустошения морских пристаней руссы быстро окружили городские стены и стали валить к ним земляную присыпь, намереваясь скорее перелезть в самый город. При этом «трусость дрожью пробежала по всему телу и обессилила даже и тех, которым предоставлено было распоряжаться в опасное время», – говорит Фотий.

Народ, лишенный всякой помощи и защиты, теперь помышлял только о молитве и наполнил все храмы. Повсюду во всю ночь совершалась служба: с воздетыми руками воссылались усердные и слезные моления о помиловании. Общее несчастье заставило раскаяться в грехах, образумиться и приняться за добрые дела.

Не встречалось благодатнее часа, как этот, для проповеди и поучения к народу о грехах, о всеобщем покаянии, об исправлении своей жизни добрыми делами.

И святитель Фотий начал в соборе Святой Софии свою проповедь:

«Что это! Откуда поражение столь губительное! Откуда гнев столь тяжкий? Откуда упал на нас этот дальнесеверный страшный Перун! Откуда нахлынуло это варварское, мрачное и грозное море! Не за грехи ли наши все это ниспослано на нас! Не обличение ли это наших беззаконий и не общественный ли это памятник им. Не доказывает ли эта кара, что будет суд страшный и неумолимый. И как не терпеть нам страшных бед, – продолжал святитель, – вспомните, как греки несправедливо обижали в Царьграде приезжих руссов, когда мы убийственно рассчитались с теми, которые должны были нам что-то малое ничтожное. Мы получали прощение и не миловали ближнего. Сами обрадованные, всех огорчали; сами прославленные, всех бесчестили; сами сильные и всем довольные, всех обижали; безумствовали, утолстели, разжирели, расширились. Вы теперь плачете, и я с вами плачу. Но слезы ваши напрасны. Кого они могут умолить теперь, когда перед нашими глазами мечи врагов, обагренные кровью наших сограждан, и когда мы, видя это, вместо помощи им, бездействуем, потому что не знаем, что делать, и только ударились все в слезы…

Часто внушал я вам: берегитесь, исправьтесь, обратитесь, не попускайте отточиться Божью мечу и натянуться его луку. Не лукавьте с честными людьми. Горько мне от того, что я дожил до таких несчастий; от того, что мы сделались поношением соседей наших. От того, что поход этих варваров схитрен был так, что и молва не успела предуведомить нас, дабы мог кто подумать о безопасности. Мы услышали об них уже тогда, когда их увидели, хотя и отделяли нас от них столькие страны и народоначальства, судоходные реки и пристанищные моря. Горько мне от того, что я вижу народ жестокий и борзый, смело окружающий наш город и расхищающий его предместья. Они разоряют и губят все: нивы, жилища, пажити, стада, женщин, детей, старцев, юношей, всех поражая мечом, никого не милуя, ничего не щадя. Погибель всеобщая! Как саранча на ниве. Или страшнее, как жгучий зной, наводнение, или не знаю, что и сказать, этот народ явился в стране нашей и сгубил ее жителей.

О, город-царь! Какие беды столпились вокруг тебя! О, город-царь едва не всей вселенной! Какое воинство ругается над тобою, как над рабом! Необученное и набранное из рабов (хазарских)! О, город, украшенный делами многих народов! Что за народ вздумал взять тебя в добычу? О, город, воздвигший многие победные памятники после поражения ратей Европы, Азии и Ливии!.. А слабый и ничтожный неприятель смотрит на тебя сурово, пытает на тебе крепость своей руки и хочет нажить себе славное имя! О, царица городов царствующих!

О, храм мой, святилище Божие, Святая София, Недреманное Око Вселенной! Рыдайте, девы. Плачьте, юноши. Горюйте, матери. Проливайте слезы и дети. Плачьте о том, что умножились наши несчастья, а нет избавителя, нет печальника».

Святитель закончил свое обращение к народу воззванием: «Наконец, настало время прибегнуть к Матери Слова, к Ней, Единой Надежде и Прибежищу. К Ней возопием: Досточтимая, спаси град Твой, как ведаешь, Госпоже!»

После этого, при стечении трепетавшего от ужаса народа, с горячей мольбой о спасении, из Влахернского храма была поднята риза Божией Матери и крестным ходом обнесена вокруг стен города и погружена в воду.

И Царица Небесная вняла мольбам своего грешного, но раскаявшегося народа, и во второй раз, подобно тому как это было в 628 году, во время набега аваров, Она явила Свою чудесную помощь и отвратила неминуемую гибель от города. Вид православного крестного хода, с патриархом и духовенством в полном облачении, множество хоругвей, стройное пение и несомая впереди чудотворная риза – все это представило совершенно необычное зрелище для язычников руссов; они настолько были устрашены им, что повсюду, как только видели приближение к себе крестного хода, поспешно бросали работы по ведению приступа и спешили к своим ладьям, после чего оставили город.

Так, заступничеством Божией Матери, был чудесно спасен Царьград от полного истребления. Руссы же возвратились из своего смелого набега домой в Киев с богатейшей добычей и громкой славой.

Через несколько дней после набега руссов Фотий опять собрал свою паству и в поучении по поводу чудесного избавления города от полного истребления говорил между прочим:

«Разразилась у нас внезапная беда, как явное обличение нас в наших грехах. Она совершенно не похожа на другие нападения варваров: напротив, и нечаянность нашествия, и чрезвычайная быстрота его, и бесчеловечность варварского народа, и жестокость его действия, и свирепость его нрава доказывают, что поражение, как громовая стрела, было ниспослано с неба.

Поистине, гнев Божий бывает за грехи; гроза скопляется из дел грешников. Ибо эти варвары справедливо рассвирепели за умерщвление соплеменников их и справедливо требовали и ожидали кары, равной злодеянию…

Народ, до нападения на нас, ничем не давший себя знать, народ не почетный, народ, считаемый наравне с рабами, не именитый, но приобретший славу со времени похода на нас, незначительный, но получивший значение, смиренный и бедный, но достигший высоты блистательной, народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, гордый оружием, не имеющий ни гражданского устройства, ни военного искусства, так грозно, так мгновенно, как морская волна, нахлынул на пределы наши и, как дикий вепрь, истребил живущих здесь, словно траву. И какие зрелища скоплялись пред нами: младенцы были разможжены о камни, матери, зарезываемые или разрываемые, умирали подле своих малюток… Лютость губила не одних людей, но и бессловесных животных: волов, коней, кур и других, какие только попадались варварам. А что делалось над мертвыми телами! Речные струи превращались в кровь. Колодезей и водоемов нельзя было и отыскать, потому что они через верх были наполнены телами.

Но, – говорит Фотий, – когда обнесли вокруг стен города ризу Божьей Матери, тогда помиловал Господь достояние свое. Поистине, эта досточтимая одежда есть риза Богоматери. Носилась она вокруг этих стен, и неприятели, непостижимо как, обращали тыл свой. Покрывала она город, и насыпь их рассыпалась, как по данному знаку. Охраняла она осажденных, и осада неприятелей не удавалась сверх чаяния… Ибо, как только эта девственная риза была обнесена по одной стене, варвары тотчас сняли осаду города, и мы избавились от ожидаемого плена и сподобились нечаянного спасения. Неожиданно было нашествие врагов, но нечаянно и удаление их, чрезмерно негодование, но неизреченна и милость… Их привел к нам их гнев; но за ними следовала Богоматерь и отвратила их набег. Поражение остановлено покаянием… Отточенные на нас мечи остановлены литиями и молениями!..»

Чудесное заступничество Богоматери за Царьград произвело сильное впечатление и на руссов. И раньше еще были христиане среди них и варягов; после же чудесной помощи свыше, оказанной царьградским христианам, когда гибель их казалась неминуемой, Аскольд и большое число ходивших с ним в набег ясно убедились в неизбежном преимуществе христианской религии над языческой.

В этом их должно было также убедить и то обстоятельство, что незадолго перед тем крестился весь болгарский народ.

Через два года после набега Аскольд прислал в Царьград послов заключить прочный мир и уговор, как вести руссам и грекам торговлю, чтобы было справедливо и для той и для другой стороны. Вместе с тем присланные Аскольдом просили греков просветить их и Христовой верой. Византийские цари, братья Василий и Михаил, заключив прочный мир с руссами и щедро одарив их золотом, серебром и шелковыми тканями, крестили прибывших, а патриарх назначил для Киева епископа.

В своем окружном послании по этому поводу Фотий писал между прочим следующее: «Не только болгарский народ переменил прежнее нечестие на веру во Христа, но и тот народ, о котором многие рассказывают и который в жестокости и кровопролитии все народы превосходит, оный глаголемый росс, который поработил живущих окрест его и, возгордясь своими победами, воздвиг руки и на Византийскую империю; и сей, однако, ныне переменил языческое и безбожное учение, которое прежде содержал, на чистую и правую христианскую веру, и, вместо недавнего враждебного на нас нашествия и великого насилия, с любовью и покорностью вступил в союз с нами. И столько воспламенна их любовь к вере, что и епископа, и пастыря, и христианское богослужение с великим усердием и тщанием приняли».

По преданию, когда назначенный Фотием епископ прибыл в Киев, то Аскольд принял его на народном вече, где стали рассуждать о вере своей и христианской и спросили епископа: чему он хочет учить их?

Епископ открыл Евангелие и стал говорить им о Спасителе и о Его земной жизни, а также и о разных чудесах, совершенных Богом в Ветхом Завете. Руссы, слушая проповедника, сказали: «Если мы не увидим чего-нибудь, подобного тому, что случилось с тремя отроками в огненной пещи, мы не хотим верить». Служитель Божий не поколебался; он смело отвечал им: «Мы ничтожны перед Богом, но скажите, чего хотите вы?» Они просили, чтобы брошено было в огонь Евангелие, и обещали обратиться к христианскому Богу, если оно останется невредимым. Тогда епископ воззвал: «Господи! Прослави Имя Твое перед сим народом» – и положил книгу в огонь. Евангелие не сгорело. После этого многие из присутствовавших, пораженные чудом, крестились.

Спустя четырнадцать лет после Аскольдова крещения Рюрик, сидевший в Новгороде, умер, передав правление родственнику своему Олегу, так как сын Рюрика Игорь был еще очень мал. Это было в 882 году.

Три года ничего не было слышно в Киеве про нового князя, а в 885 году Олег, собрав большую рать из варягов, новгородских славян, кривичей, чуди от Изборска, веси от Белоозера и мери от Ростова, пошел водой на Киев.

Княжеская дружина была в кольчугах, или железных чешуйчатых рубашках, в железных же шлемах, с секирами, мечами, копьями и дротиками. В руках у каждого воина был большой деревянный щит, обтянутый кожей, выкрашенной в красную краску, и окованный железом. Ратные же люди от земли, или вои, как их называли, одевались попроще. Мало кто из них носил кольчуги, и многие шли в одних портах; вооружены они были копьями, топорами, стрелами, мечами и ножами. Почти все были пешие.

Двигаясь на Киев, Олег по пути занял Смоленск, в котором поставил посадником мужа из своей дружины, а затем занял и город Любеч, где тоже оставил своего посадника. Таким образом он завладел днепровским путем до самого Киева.

Подойдя к Киеву, Олег укрыл всю свою силу в лодках и засадах, а сам с маленьким Игорем на руках вышел на берег и послал с вестью к Аскольду и Диру, что пришли гости, идут в Грецию от Олега и Игоря княжича и желают повидаться с земляками – варягами. Не подозревавшие ничего Аскольд и Дир пришли к берегу, но не успели они вступить в разговор с Олегом, как из лодок и засад повыскакивала дружина, и Олег сказал киевским владыкам: «Вы владеете Киевом, но вы не князья и не княжеского рода; я есть княжеский род, а это сын Рюрика» – и вынес вперед маленького Игоря. После этого Аскольд и Дир были тут же убиты, а Олег, избавившись таким образом от киевских вождей, уже без труда завладел городом. Аскольд же и Дир были похоронены на горе близ города. Впоследствии на могиле Аскольда была поставлена церковь Святого Николы; могила эта сохранилась и до сих пор, и каждый православный человек, посещающий Киев, заходит помолиться за упокой души великого витязя, здесь лежащего.

Причина, почему Олег поступил так жестоко с Аскольдом и Диром, совершенно понятна. Богатый Киев лежал на том же большом пути из варяг в греки, у начала которого стоял и Новгород, где сидели русские князья. Аскольд и Дир были их дружинниками, и не из старших, так как не получили от Рюрика в управление городов, почему и отпросились у него идти искать счастья к Царьграду. Осевши в Киеве, эти витязи освободили его от уплаты дани хазарам, подчинили себе соседние племена и, кроме того, прославились славным набегом на Царьград. Все это сделало их сильными и могущественными, а потому и опасными для природного княжеского рода, сидевшего в Новгороде. Поэтому Олег, задумав объединить Русскую землю, для чего он и собрал большую ратную силу, конечно, прежде всего должен был овладеть Киевом, лежащим к тому же в самом важном месте великого водного пути «из варяг в греки».

Кроме того, нет сомнения, что язычник Олег и его языческая новгородская дружина с большим неудовольствием смотрели, что отделившиеся от них варяги с Аскольдом и Диром мало того что приобрели значительную силу, но еще вдобавок и приняли ненавистное для закоренелых язычников христианство.

Что же касается того, что Олег избавился от Аскольда и Дира путем хитрости, то это показывает, конечно, только их большую силу, почему он и не желал вступить с ними в открытый бой; надо при этом сказать также, что употребленный им обман, чтобы заманить их, по языческим понятиям не только не был плохим делом, но, наоборот, – молодецким, и слово «хитрец», или «хитрок», считалось похвальным для тех людей, которые искусно обманывали своих врагов.

Поход Олега на Киев показывает, что действительно он был очень искусно соображен. Начавши после Рюрика княжить, Олег целых три года оставляет Аскольда и Дира в Киеве в покое и ничем не показывает своего намерения напасть на них. Сидя эти три года, по-видимому, бездеятельно в Новгороде, он между тем старательно приготовляется к походу, собирает большую рать из всех северных племен, вооружает ее и строит ладьи для похода, на что новгородцы, как отличные плотники, были всегда мастера; при этом все свои замыслы против Аскольда и Дира и все сборы к походу Олег держит до того скрытно, что киевские витязи о них вовсе и не догадываются, несмотря на то что по большому пути из варяг в греки много народу из Новгорода перебывало за эти три года в Киеве.

Наконец, выступив со своею ратью и ладьями к Киеву, Олег сумел и тут тоже так скрытно пройти по водному пути, что совершенно незаметно подошел к Киеву и выманил из него Аскольда и Дира, которые сами были весьма опытные и искусные воины.

Такое искусное приготовление Олега к скрытному походу и самое его совершение должно и в наши времена, несмотря на то что с тех пор прошло уже более тысячи лет, служить примером, достойным подражания, как следует изготовляться, чтобы внезапно напасть на врага.

Покончив с Аскольдом и Диром, Олег перенес свой княжеский стол из Новгорода в Киев. «Это будет матерь городам русским» – вот первое слово, которое сказал Олег про Киев. В Новгороде же он посадил своего посадника. Затем он сейчас же стал строить в занятых землях городки и посылать в них своих мужей-правителей.

Вместе с тем он решил начать покорение и тех соседей, от которых Киев и поляне терпели тесноту. В первое же лето он отправился походом на древлян, постоянно нападавших на полян из своих дремучих лесов. Олег обошелся с древлянами сурово, «примучил их», как говорит летописец, и обложил их данью по черной кунице с дыма. На следующее лето он пошел на северян и возложил на них дань легкую, чтобы не платили хазарам. «Я хазарам недруг, а не вам», – сказал он им. На третье лето Олег спросил радимичей: «Кому дань даете?» Те отвечали: «Хазарам». – «Не давайте хазарам, но мне давайте». Так радимичи и поступили.

Объединив таким образом под своей рукою соседние к полянам племена и владея уже большим путем из варяг в греки, Олег стал укреплять княжескую власть во всех собранных им воедино славянских племенах; вместе с тем он стал готовиться к большому походу против Царьграда, чтобы подтвердить грекам, что и после Аскольда и Дира Русь осталась такой же грозной и могучей для Византии, как и во времена этих витязей.

В этих занятиях по управлению землею и приготовлениях к большому походу на Царьград прошло двадцать три года. За эти двадцать три года летописец упоминает о двух важных событиях, имевших место в Русской земле.

В 897 году прошла мимо Киева и, переправившись через Днепр, направилась дальше к западу орда азиатского кочевого народа угров, или венгров. Столкновений у венгров с русскими не было; очевидно, русские были настолько грозны, что венгры и не помышляли напасть на них, а просили только разрешения пройти по их земле, чтобы найти дальше на западе свободное место, где можно было бы осесть.

Пройдя Карпатские горы, венгры потеснили некоторые в этих горах и южнее западнославянские племена и сели в широкой равнине по среднему Дунаю, к югу и западу от Карпат. Здесь венгры, по наущению греческих императоров, сейчас же начали воевать с соседними славянскими племенами, особенно же с моравами. Вообще, прибытие угров, или венгров, в Европу и расположение их по среднему течению Дуная было весьма неблагоприятно для всего славянства, так как с появлением их на Дунае южные славянские племена были отрезаны совершенно чужим для них народом от своих северных, восточных и западных братьев, причем отрезанность эта продолжается и по сей день.

Указав в летописи о проходе венгров, летописец рассказывает затем, что князь Игорь, успевший подрасти и начать помогать Олегу в управлении государством, женился в 902 году на природной русской славянке, уроженке села Выбуты, лежащего в 12 верстах от Пскова. По красоте своего лица и редким душевным качествам она была прозвана Прекрасой. После замужества Прекраса приняла имя Ольги, в честь Олега.

К 906 году приготовления Олега к походу на Царьград были закончены.

Оставив князя Игоря в Киеве управлять делами на время своего отсутствия, Олег выступил в поход на греков, собравши множество варягов, новгородских славян, чуди, кривичей, мери, полян, северян, древлян, радимичей, хорватов, волынян, или дулебов, и тиверцев. Вся эта славная рать двинулась к Царьграду на кораблях, ладьях и конях. Кораблей было две тысячи, причем в каждом помещалось по 40 человек; водой, стало быть, шло 80 тысяч, да по берегу шла конница.

Когда Олег подошел к Царьграду, греки затворили город железными цепями и заперли городскую гавань. Олег высадился на берег и стал воевать около города, творя большое опустошение; при этом он выволок свои корабли на берег, поставил их на колеса и ждал попутного ветра; когда же такой ветер поднялся с поля, он поднял паруса, и рать его поехала на кораблях к самому городу посуху, как по воде. Увидевши такую беду, греки перепугались и выслали Олегу гонцов с покорным словом: «Не губи город: дадим тебе дань, какую пожелаешь». Олег остановил поход. Греки по обычаю вынесли ему угощенье – пищу и вино; но мудрый русский князь не принял угощенья, ибо знал, что вероломные греки непременно устроят его с отравой. С ужасом воскликнули тогда греки: «Это не Олег, это сам святой Димитрий, посланный на нас от Бога». И заповедал Олег потребовать с греков огромную дань: на все две тысячи кораблей по 12 гривен на человека; в каждом же корабле, как мы знаем, сидело 40 человек. Греки соглашались на все и просили только мира. Отступив немного от города, Олег послал к царям творить мир. Утвердив сказанную дань по 12 гривен на каждое весло, Олег установил также, чтобы греки платили дань или уклады и русским городам: Киеву, Чернигову, Переяславлю, Полоцку, Ростову, Любечу и прочим, находившимся под рукой Олега.

Брать дань было делом обычным у каждого победителя, и Олег не за тем поднимался в поход. Главное, что сказали его послы грекам, было следующее: «Да приходят русь – послы в Царьград и берут посольское (хлебное, столовый запас), сколько хотят; а придут которые гости (купцы), пусть берут месячину на полгода: хлеб, вино, мясо, рыбу, овощи, и да творят им баню, сколько хотят. А поедут русь домой, пусть берут у вашего царя на дорогу съестной запас, якоря, канаты, паруса, сколько надобно».

Таким образом, главное требование Олега было: чтобы каждый русский человек имел право приходить в Царьград и чтобы там принимали его как доброго и уважаемого гостя. Олег требовал при этом хорошего угощения и именно для купцов-гостей, по крайней мере на полгода, пока они не устроят свои торговые дела; затем он требовал, чтобы вдоволь можно было париться в бане, так как для доброго и далекого гостя это было первое угощенье; наконец, он требовал, чтобы как поедет русь домой, ее отпускали тоже как всякого доброго гостя, давали бы съестное и все, что надобно заезжему человеку в далеком пути.