Текст книги "Сказания о земле Русской. От начала времен до Куликова поля"

Греки пели победные песни и знатно угощались императором; но вместе с тем он поспешно укреплял свой лагерь валами и рвами, так как очень боялся нового нападения русских. Сделав один безуспешный приступ к городу, он стал поджидать для осады свои огненосные корабли. Как скоро эти страшные корабли показались на Дунае, греки подняли радостный крик. Тогда русские убрали свои ладьи поближе к городу и на другой день, с длинными до самых ног щитами и в кольчужных бронях, они снова вышли в поле переведаться с греками. Опять долгое время победа была то на одной, то на другой стороне, пока один из греков не поразил копьем русского храброго великана, воеводу Сфенкела. Тогда наши заперлись опять в городе.

С прибытием огненосных лодок, запиравших выход к Дунаю, Святослав увидел, что надо сесть в крепкую осаду, и потому в ту же ночь укрепил город глубоким рвом. Но у русских недоставало главного – съестных припасов. Добывать их приходилось каким-нибудь отчаянным средством.

И вот в одну темную ночь, когда лил сильнейший дождь, блистала страшная молния и гремели ужасные громы, две тысячи русских садятся в свои однодревки и бесстрашно отправляются отыскивать себе хлеба. Они успели обшарить все добрые места далеко по берегам реки и возвращались уже домой. В это время они заметили на одном берегу греческий обозный стан – людей, поивших коней, собиравших дрова и сено. Они бесшумно и быстро высадились из лодок, обошли греков через лес, внезапно разгромили их и с большой добычей вернулись в город. Весть об этом сильно порази ла Цимисхия. Он объявил всем своим воеводам смертную казнь, если случится что-либо подобное впредь. С тех пор русские были окружены греками еще теснее; повсюду выкопаны были рвы и поставлена стража на берегу реки, чтобы окончательно заморить Святослава голодом. Другого средства победить его греки не видели. Но, несмотря на такую тесную осаду, русские и не думали прятаться от греков, а постоянно делали внезапные вылазки, во время которых жестоко поражали их. При одной вылазке, когда русские очень старались истребить греческие осадные орудия, выехал на них сам воевода, близкий родственник царю, Иван Куркуй. Он был во хмелю, а потому скоро слетел с лошади. Богатое воинское убранство его, отделанное золотом, навело русских на мысль, что это царь Иван Цимисхий. Они бросились на него и мечами и секирами изрубили в мелкие части вместе с доспехами; отрубленную же голову вздернули на копье и поставили на башню, потешаясь, что закололи самого царя. Затем, ободренные этим делом, русские на другой день снова все вышли в поле и построились к битве. Греки двинулись на них всеми силами. Первый муж у русских, после Святослава, был храбрый воевода Икмор; он происходил из простых людей и достиг звания первого вельможи исключительно своей доблестью. Икмор с яростью врезался в густой ратный строй греков и без пощады улицами укладывал их направо и налево. Тогда один из греческих богатырей, по имени Анемас, извлек свой меч и, сильно разгорячив коня, бросился на русского исполина и поразил его так, что отрубленная вместе с правой рукой голова отлетела далеко на землю. Эта неожиданная смерть храброго Икмора сильно подействовала на наших, и они ушли за городские стены.

После этой битвы греки, обирая трупы наших убитых для добычи, были крайне поражены, найдя среди них много женщин, которые сражались в мужской одежде такими же беззаветными храбрецами, как их мужья и близкие люди.

Как только после битвы этого дня наступила ночь и взошла луна, русские вышли в поле, собрали все трупы убитых к городской стене и сожгли их на кострах, заколов над ними, по языческому обычаю, много пленных и женщин. Затем, по рассказу греков, совершив эту кровавую жертву, они также по языческому обычаю погрузили в волны Дуная петухов и живых младенцев. Конечно, это были грудные дети тех матерей, которые погибли накануне в бою.

После этих обрядов и принесения жертв взошло солнце и начался день. Святослав стал думать с дружиною, как быть и что предпринимать дальше? Одни советовали тихо, в глухую ночь, сесть на суда и спасаться бегством. Другие говорили, что лучше просить у греков мира, так как уйти на ладьях тайно от огненосных кораблей невозможно. Все в один голос советовали прекратить войну. Тогда славный Святослав, вздохнув от глубины сердца, сказал дружине: «Если мы теперь постыдно уступим грекам, то где же слава русского меча, без труда побеждавшего врагов; где слава русского имени, без пролития крови покорявшего целые страны. До этой поры русская сила была непобедима. Деды и отцы наши завещали нам храбрые дела! Станем крепко. Нет у нас в обычае спасать себя постыдным бегством. Или останемся живы и победим, или умрем со славой. Мертвые срама не знают, а убежавши от битвы, как покажемся людям на глаза?» Так говорил Святослав.

Храбрые воины его не могли устоять против этой речи, и все восторженно решили лечь костьми за славу русского имени. Между тем ночь уже прошла, и стало светать.

24 июля 971 года, рано на заре, все русские вышли из Доростола и, чтобы никто не возвратился, заперли все городские ворота. Вскоре настала жестокая битва. День был необычайно знойный и душный. К полудню греки, томимые жаждой и изнывая от зноя, стали отступать; русские, хотя тоже страдали от жажды и зноя не менее греков, стали жестоко их преследовать и теснить. Тогда на помощь грекам явился сам Цимисхий со своими бессмертными; он ободрил свои войска и приказал привезти им воды и вина. После этого греки снова вступили в бой. Сражение, однако, долго шло равносильно: ни та ни другая сторона не поддавались. Вот греки лукаво побежали. Русские бросились за ними. Но это была только хитрая уловка выманить наших в далекое поле. Затем произошла еще более ожесточенная схватка; в ней греческий воевода Феодор упал с коня. Обе рати бросились к нему. Русские хотели его убить, греки спасти. Воевода успешно защищал себя сам. Он схватил за пояс одного русского и, размахивая им туда и сюда, наподобие легкого щитика, отражал удары копий и мечей. Наконец греки спасли своего героя, и оба воинства, не уступив друг другу, прекратили битву.

Видя, что русских одолеть невозможно, Цимисхий задумал решить брань единоборством и послал Святославу вызов на поединок. «Лучше смертью одного прекратить борьбу, чем помалу губить и истреблять народ. Из нас двоих кто победит, тот пусть и останется обладателем всего», – передали Святославу от греческого царя. Но Святослав не принял вызова, ожидая какой-либо хитрости от коварного Цимисхия; он с презрением приказал ему ответить: «Я лучше своего врага знаю, что мне полезно. Если царю жизнь наскучила, то на свете есть бесчисленное множество других путей, приводящих к смерти. Пусть он избирает, какой ему угодно!» После этого кровопролитное побоище наступило с новой яростью. Долго не видно было, кто останется победителем. Греческий богатырь Анемас, поразивший накануне нашего славного великана Икмора, напал теперь на самого Святослава, который с бешенством и яростью руководил своими полками. Разгорячив коня несколькими скачками в разные стороны, Анемас поскакал прямо на нашего великого князя и, поразив его в плечо, повергнул на землю. Только кольчужная броня и щит спасли Святослава от смерти. Зато Анемас погиб тут же со своим конем под ударами русских копий и мечей. После этого, в страшной ярости, с громкими и дикими криками, русские бросились на греческие полки, которые наконец не выдержали необыкновенного стремления воинов Святослава и стали отступать. Тогда сам император, с копьем в руке, опять выехал со своими бессмертными навстречу бегущим грекам и остановил отступление. Загремели бубны, зазвучали трубы; греки, вслед за царем, оборотили коней и направились на русских.

Тут внезапно приблизилась с юга свирепая буря; поднялась пыль, полил дождь прямо в лицо русской рати, и кто-то на белом коне явился впереди греческих полков, ободряя их идти на врага, и чудесным образом рассекал и расстраивал ряды русских. Никто в греческом стане не видел этого воина ни прежде, ни после битвы. Его долго и напрасно искали по окончании боя, когда царь хотел его достойно наградить. Впоследствии распространилось мнение, что это был великомученик Феодор Стратилат, которого царь молил о защите и помощи, так как битва происходила в день празднования греками его памяти. Сказывали еще, что и в Царьграде, в ночь накануне битвы, некая девица, посвятившая себя Богу, видела во сне Богородицу, говорящую огненным воинам, ее сопровождавшим: «Призовите ко мне мученика Феодора». Воины тотчас привели храброго вооруженного юношу. Тогда Богоматерь сказала ему: «Феодор! Твой Иоанн (царь), воюющий со скифами, в крайних обстоятельствах; поспеши к нему на помощь; если опоздаешь, то он подвергнется опасности». Воин повиновался и тотчас ушел. С тем вместе исчез и сон девы. Предводимые верою в святое заступничество, греки одолели русских и оттеснили их до самой стены города. Сам Святослав, израненный и истекавший кровью, не остался бы жив, если б его не спасла наступившая ночь.

Несмотря на свою досаду и гнев о потере рати, Святослав понимал, что дело проиграно, а потому, желая сохранить остатки дружины, послал на другой день утром к царю условия о мире; условия эти заключались в следующем: русские отдадут грекам Доростол и возвратят пленных; совсем оставят Болгарию и возвратятся на своих судах домой, для чего греки беспрепятственно их пропускают. Затем греки позволяют свободно привозить к ним из Руси хлеб, а посылаемых в Царьград русских купцов считают по старому обычаю друзьями.

Цимисхий очень охотно принял предложение мира, так как считал, что неожиданно одержал победу над русскими только благодаря чуду, и послал на каждого из русской рати по две меры хлеба; всего получивших хлеб было 22 тысячи человек; таким образом, из шестидесятитысячной рати Святослава в боях под Доростолом погибло 38 тысяч храбрецов.

Цимисхий так обрадовался чудесному окончанию войны с непобедимым Святославом, что выстроил великолепный храм над могилой святого Феодора и на его содержание определил большие доходы. Самый же город, где почивали мощи, вместо Евхании переименовал в Феодорополь. Затем он выстроил в Царьграде, в дворцовой ограде, новый храм Спасителю, не пощадив никаких издержек на великолепное его украшение. Кроме того, он сложил обременительную народную подать с домов и, наконец, повелел на греческих монетах изображать образ Спасителя и на обеих сторонах начертывать слова: «Иисус Христос Царь Царей», чего прежде не бывало; последнее соблюдали и после бывшие императоры.

Вот как ценил свою победу над русскими под предводительством Святослава могущественный греческий император, храбрый и искусный воин и полководец Иван Цимисхий.

Через несколько дней после заключения мира, перед отправлением русских домой, бывшие враги свиделись на берегу Дуная.

Цимисхий прибыл верхом на коне, в позлащенном оружии, сопровождаемый великим отрядом всадников, в блистающих доспехах. «В это время, – рассказывает грек Лев Диакон, присутствовавший при свидании, – Святослав переезжал через реку в простой скифской ладье и, сидя за веслом, работал наравне с прочими, без всякого различия. Видом он был таков: среднего роста – не слишком высок, не слишком мал; с густыми бровями, с голубыми глазами, с обыкновенным носом, с бритой бородою и с густыми длинными усами. Голова у него была совсем голая; только на одной ее стороне висела прядь волос, означающая знатность рода, шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и суровым. В одном ухе у него висела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами, с рубином посредине. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты, от других не отличная. Поговорив немного с императором о мире, сидя в ладье на лавке, он переправился обратно». Таков был Святослав. Как простой воин, сидел он в ладье со своими дружинниками-гребцами и так же работал веслом, как и они. И в этой простоте и братском единении со своими воинами и была сила великого Святослава.

По примеру его и последующие русские государи всегда считали своим родным братом русского воина и всегда, когда требовали того обстоятельства, не гнушались делить с ним и тяжкий труд, и последний ломоть хлеба, и вместе бестрепетно клали с ним свой живот на поле брани. Расставшись с русским князем, Иван Цимисхий поспешил в Царьград, где ему был оказан самый торжественный прием. Святослав же плыл домой по морю в своих однодревках. Он хотел достичь Киева обычным путем, водою, через Днепровские пороги. Его старый воевода Свенельд советовал идти в обход на конях, затем, что в порогах непременно сидят печенеги в засаде. Но Святослав не послушался Свенельдова совета; слишком уверен он был в греческом царском слове, так как Цимисхий обещал ему послать даже посольство к печенегам, чтобы не трогали возвращавшихся домой русских. Однако обычное коварство греков сказалось и тут: печенегам, кроме посольства, было также послано сказать: «Вот идет Святослав домой в Русь с малой дружиной, взявши у греков многое богатство и налоги бесчисленные». Поэтому когда Святослав подошел к порогам, то увидел, что они были уже заняты огромными полчищами печенегов. Пробиться сквозь них с слабыми силами было немыслимо, и Святослав решил зимовать на Днепре же, несколько пониже порогов, в Белобережье. Тут у русских не хватило хлеба, настал великий голод, и питались они, конечно, одной рыбой. Весной следующего, 972 года Святослав все-таки пошел на пороги, где его ждал в засаде печенежский князь Куря, который напал на русских и перебил всю дружину вместе с Святославом. Спасся на конях и прибыл в Киев один только воевода Свенельд, несомненно отправленный Святославом раньше, чтобы собрать в Киеве дружину.

Так погиб Святослав, самый воинственный из всех русских государей, на тридцать втором году от своего рождения, прокняживши двадцать восемь лет.

Убивший его печенежский князь Куря сделал из черепа его чашу, оковал ее золотом и пил из нее в память своей победы над великим русским князем.

После смерти Святослава Ярополк, сидевший в Киеве, остался старшим в княжеском роде. Ему было в это время не более пятнадцати лет. Еще моложе были Олег – в древлянской земле – и Владимир – в Новгороде. Конечно, все дела делали не сами князья, а стоящие около них бояре. При Ярополке вскоре забрал большую силу воевода отца его Свенельд. Как-то раз сын этого Свенельда, Лют, заехал в древлянскую землю, охотясь за зверем. Надо сказать, что охота почиталась тогда важным и любимым занятием как князей, так и бояр; и действительно, леса были полны всякого зверя: медведи, лоси, огромные зубры, или туры, черные куницы, дикие кабаны, олени, козы попадались в большом изобилии.

Олег в этот день тоже выехал на охоту и, узнав, что встретившийся ему Лют – сын Свенельда, приказал его убить. Это было в 975 году.

Конечно, Свенельд употребил все свои силы, чтобы отомстить за своего сына, и спустя два года уговорил Ярополка ополчиться и идти на брата в древлянскую землю. Обе рати встретились, и войска Ярополковы победили полки Олега. Тогда Олег с своими бросился бежать; при входе в город Овруч, на мосту, среди беглецов произошло большое столпление, и Олега столкнули в ров, где он был задавлен падавшими на него трупами людей и лошадей.

Когда Ярополк вошел в Овруч, то он всюду приказал искать брата, но его нигде не было; наконец, один древлянин сказал: «Я видел, как его спихнули вниз с моста». Стали вытаскивать конские и людские трупы из рва и нашли на дне тело Олега. Когда его вынесли и положили на ковре, то Ярополк горько заплакал над трупом брата и с укоризной сказал Свенельду: «Смотри, вот чего ты хотел».

Похоронивши Олега у Овруча, Ярополк завладел и древлянской землей.

Когда слух о братоубийстве дошел до Новгорода, то Владимир и Добрыня почуяли беду. Владимир, по обычаю кровавой мести, должен был мстить Ярополку за смерть брата, а потому ожидал, что брат, зная это, сам предупредит эту месть и постарается извести его. При таких обстоятельствах Владимир, видя свою слабость против Ярополка, решил идти за море, конечно, к своим родственникам – русским варягам, чтобы собрать большую рать и тогда уже идти с ней мстить за смерть брата.

Ярополк же, после отбытия Владимира к варягам, посадил своего посадника в Новгороде и стал единодержавцем на всей Руси.

Пока Владимир собирал военную силу у варягов, Ярополк пошел против печенегов, чтобы отмстить за смерть отца, покорил их и заставил платить себе дань. Затем к нему пришли греки, тоже с данью от нового царя Василия; этот Василий вступил на престол после Ивана Цимисхия, окончившего жизнь в больших муках от медленного яда, которым его отравили.

Ярополк ласково принял греческих послов и утвердил с ними старый мир и любовь. В Киеве в это время было уже много христиан, и православные греки были среди них, конечно, любимыми и желанными гостями. Сам Ярополк был воспитан своею бабкой – премудрой Ольгою в христианских правилах и не был крещен только потому, что она опасалась гнева его отца – Святослава. Жена Ярополка была также христианка; это была грекиня – монахиня, которую полонил еще Святослав и назначил своему юному сыну в жены за ее необычайную красоту.

Во время этих дружеских сношений Ярополка с греками Владимир, пробывши три года за морем, привел, в 980 году, варяжскую силу из-за моря и первым долгом прогнал Ярополковых посадников из Новгорода, приказав им сказать брату: «Владимир идет на тебя, приготовляйся к войне». Так говорил его отец Святослав, когда шел на врагов; так начал свой поход на брата и сын.

Но кроме того, что Владимир шел войной на Ярополка, он решил еще и отбить у него невесту. Дело в том, что, будучи женат на греческой чернице, Ярополк, в 980 году, был также сговорен и с красавицей Рогнедой, дочерью полоцкого князя Рогволода (не из Рюрикова рода).

Собравшись на брата, Владимир послал и к Рогволоду послов – тоже просить руки его дочери. Рогволод, будучи в затруднении, кому из братьев отдать дочь, спросил ее, за кого она сама хочет. На это гордая Рогнеда отвечала: «Не хочу идти за сына рабыни, а хочу за Ярополка». Ответ этот передали Владимиру, чем глубоко оскорбили не только молодого князя, но и дядю его, Добрыню, брата той самой Малуши, которую Рогнеда назвала рабыней.

И вот, чтобы смыть кровью полученную обиду, Владимир собирает своих варягов, новгородцев, чудь, кривичей и идет на Полоцк. После боя с полочанами Владимир взял город, убил на глазах Рогнеды ее отца и двух братьев, а затем силой заставил ее выйти за себя замуж; конечно, всем этим делом руководил Владимиров дядя, Добрыня, так как сам князь был еще очень молод – не больше шестнадцати или семнадцати лет от роду.

Покончив с местью Рогнеде за обиду памяти своей матери, Владимир пошел на Ярополка – мстить за смерть брата Олега.

У Ярополка не было уже в это время старика Свенельда; его место, старшего боярина в дружине, занимал воевода Блуд.

Этот Блуд оказался предателем, так как тайно держал сторону Владимира и сносился с ним, а своему великому князю давал такие советы, которые должны были привести Ярополка к погибели.

Когда Ярополк узнал от своих выгнанных Владимиром посадников, что младший брат вернулся из-за моря и идет на него войной, то он хотел сейчас же собирать свои полки и выступить против Владимира, так как был очень храбр, но Блуд уговорил Ярополка не собирать войска и уверял, что Владимир не посмеет на него пойти.

«Не может случиться, – говорил он, – что Владимир пойдет на тебя воевать. Это все равно, как бы синица пошла воевать на орла. Чего нам бояться и незачем собирать войско. Напрасный труд будет для тебя и для ратных людей». Вследствие этого коварного совета, когда Владимир подошел к Киеву, у Ярополка не было войска, почему он и не мог встретить его в поле, а затворился в городе.

Владимир же, подослав своих людей к Блуду, стал его приманивать больше прежнего, говоря: «Помоги мне; если я убью брата своего, то буду иметь тебя вместо отца и большую честь примешь ты от меня. Не я начал избивать братьев, а Ярополк, и, только боясь смерти от него, пришел я сюда теперь сам». Блуд приказал ответить Владимиру, что он будет помогать ему всем сердцем, и затем они стали часто сноситься между собой. Сначала они решили убить Ярополка на приступе, для чего Владимир должен был напасть на город. Но потом оказалось, что киевляне хотят постоять за своего князя. Тогда Блуд придумал другое: он стал наговаривать Ярополку на киевлян, уверяя, что они сносятся с Владимиром и зовут его, говоря: «Приступай к городу, мы выдадим Ярополка». Убедив таким образом Ярополка в большой опасности, если он останется в Киеве, Блуд предложил ему затем тайком убежать в другой город, поближе к печенегам. Ярополк согласился и бежал в город Родню, на реке Реи, а Владимир занял без боя Киев и осадил брата в Родне, где сделался скоро большой голод, так как Блуд умышленно не заготовил припасов. Этот голод был так жесток, что в народе надолго осталась поговорка: «Беда, как в Родне». Поставив таким образом Ярополка в отчаянное положение, Блуд стал ему говорить: «Видишь, сколько войска у твоего брата; нам их не победить, лучше мирися с ним». Ярополк принужден был согласиться на это, а Блуд послал сказать Владимиру: «Желание твое сбылось, я приведу к тебе Ярополка, а ты распорядись как бы убить его».

Тогда Владимир, получивши эту весть, вышел на отцовский теремной двор и сел здесь с дружиной, а Блуд послал к нему Ярополка, научив его сказать Владимиру при встрече: «Что дашь мне, то я и возьму». Не подозревая никакого коварства, простодушный Ярополк отправился к младшему брату в Киев, хотя верный его дружинник Варяжко чуял сердцем беду и говорил своему князю: «Не ходи, князь. Убьют тебя. Побежим лучше к печенегам и приведем войско». Но Ярополк не послушал его и пошел к брату. Как только он вошел в двери терема, два варяга, стоявшие по сторонам, мгновенно подняли его мечами под пазухи, а Блуд сейчас же притворил двери, чтобы не вошел кто из дружинников несчастного Ярополка. Верный Варяжко, видя, что князь убит, бежал со двора к печенегам и постоянно приходил с ними потом на Владимира, мстя за смерть своего князя, так что Владимир едва успел перезвать его через многие годы к себе, поклявшись не делать ему никакого зла.

Покончив с братом, Владимир сел в Киеве и стал единовластно княжить над всей Русской землею. Первым его делом было жениться на прекрасной грекине, бывшей чернице, вдове своего брата. Как ярый язычник, покоривший Киев со своей языческой же новгородской дружиной, Владимир стал сильно теснить христиан, которых было уже довольно много в Киеве, причем еще со времени Игоря они имели свой соборный храм – Святого Ильи.

Что касается до дел государственных, то Владимир, несмотря на молодость, показал себя таким же твердым и храбрым князем, каким был и его отец Святослав. Пришедшие к нему из-за моря варяги, поселившись в Киеве, стали очень буйно себя держать и требовали даже, чтобы Владимир наложил для них дань на киевлян. Он сказал им, чтобы они подождали месяц; через месяц же, выбрав из этих варягов самых лучших, умных и доблестных людей и раздав им города в управление, он отказал остальным в уплате дани, а предложил пойти на службу к греческому императору. Те так и сделали.

После этого Владимир совершил ряд удачных походов. Он разбил поляков и отвоевал у них города Перемышль, Червен и другие, где сидела Червонная Русь, и присоединил их к владениям Русской земли.

Затем вятичи отказались платить дань, но он также быстро привел их в полное послушание. После этого Владимир ходил воевать воинственное племя ятвягов, живших к северу от древлян, и одержал над ними полную победу.

Наконец, в 984 году, Владимир чрезвычайно удачно усмирил радимичей. Он выслал против них своего воеводу, по имени Волчий Хвост, который разбил их на реке Пищане. Русь долго корила после этого радимичей, говоря, что они бегают «от волчьего хвоста».

Оставаясь все время усердным язычником, Владимир, в благодарность богам за свои блестящие успехи, построил много кумиров, причем на холму, близ княжеского терема, он поставил огромного бога Перуна, с серебряной головой и золотыми усами.

Таким же усердным язычником был и Добрыня, посланный посадником в Новгород, где он поставил огромный кумир на берегу Волхова. «И поклонялись ему люди, как Богу», – говорит летописец.

Усердно ставя кумиры, Владимир вместе с тем кроме Рогнеды и грекини, взятой после Ярополка, завел себе множество жен. Всех их по разным городам было, по преданию, восемьсот. Гордая Рогнеда, оскорбленная таким пренебрежением к себе мужа, решила его извести.

Однажды пришел к ней Владимир и уснул. Она взяла нож и совсем бы его заколола, если бы он вовремя не проснулся и не схватил ее за руку. «С горести подняла на тебя руку», – ответила Рогнеда разгневанному мужу, который спросил ее, за что она хочет убить его. «Отца моего убил, землю его полонил из-за меня. А теперь не любишь меня и с этим младенцем», – добавила она, показывая на своего маленького сына Изяслава. Владимир промолчал, но велел ей нарядиться во всю царскую одежду, какая была надета в день свадьбы, и сесть на богато убранной постели в своей горнице. Здесь, как на брачном торжестве, он хотел казнить ее мечом. Но Рогнеда догадалась, что замышляет муж, и перед его приходом устроила так: дала малютке Изяславу обнаженный меч и научила, что сказать, когда войдет отец.

Когда Владимир вошел, маленький Изяслав, выступя с большим мечом в руках, сказал ему: «Отец, или ты думаешь, что ты здесь один ходишь?» – «А кто тебя здесь чаял!» – воскликнул Владимир и бросил меч. Потом он позвал бояр и передал дело на их суд. Бояре решили так: «Не убивай ее ради малютки, а устрой вотчину и дай ей с сыном». Тогда Владимир построил Рогнеде особый город и в честь сына назвал его Изяславлем; ей же дал имя Гореслава.

После этого происшествия Владимир продолжал свою прежнюю языческую жизнь. В 983 году, вернувшись из удачного похода на ятвягов, он пожелал особо почтить своих богов принесением им человеческой жертвы. Решили кинуть жребий на отрока и на девицу, – на кого падет, того и зарезать в жертву богам. Жребий пал на одного отрока варяга, прекрасного лицом и душой и притом христианина. Имя его было Иоанн. Этот отрок жил вместе со своим отцом, Феодором, который тоже исповедовал Христову веру. Язычники, обрадованные, что жребий пал на одного из христиан, которых они особенно не любили во времена Владимира, отправили посланных в отчий дом отрока; те объявили, что пришли за сыном, чтобы заколоть его на потребу богам. «Это не боги, – ответил им отец, – а дерево: сегодня стоят, а завтра сгниют. Не едят, не пьют, не говорят, а руками сделаны из дерева, топором и ножом обрублены и оскоблены. Вышний Бог есть один: Ему поклоняются греки. Он создал небо и землю, звезды и луну, солнце и человека. А ваши боги что сотворили и что сделали? Их самих сделали люди! Не отдам сына своего бесам». Когда посланные передали этот ответ, то толпа язычников в ярости прибежала к дому Феодора и требовала выдачи сына. Оба едва успели войти в верхнюю горницу. «Давай сына на жертву богам!» – кричала толпа. «Если есть боги, – отвечал Феодор, – то пусть пошлют от себя одного бога и возьмут моего сына, а вы для чего препятствуете им!» Тогда рассвирепевший народ поджег хоромы и убил обоих варягов.

Впоследствии на месте их убийства была выстроена десятинная церковь, а мощи отрока Иоанна перенесены в Антониеву пещеру Киево-Печерской лавры, где они почивают и поныне. Не имеющие детей прибегают к нему с молитвой о чадородии; где находятся мощи Феодора – неизвестно.

Убийство варягов – Иоанна и отца его, Феодора, – произвело сильное впечатление на Владимира.

С тех пор он чаще стал задумываться над вопросами о религии и все более и более охладевал к язычеству. Конечно, он должен был видеть все преимущества веры Христовой над своей, тем более что в Киеве среди купцов и других жителей было много христиан еще со времен Аскольда и Ольги; попадались они даже и в рядах княжеской дружины: их чистая жизнь, сравнительно с языческой, резко кидалась всем в глаза.

Сомнения князя в истине языческой веры, которую он до сих пор так ревностно исповедовал, стали скоро известны всем. И вот к нему начинают являться камские болгары, исповедовавшие магометанство, хазары – иудейского закона, немцы, принявшие латинство и поддавшиеся папе римскому, и, наконец, православные греки. Все стали выхвалять свою веру и уговаривать могучего русского великого князя перейти в их закон со всем русским народом. «Ты, князь, мудрый и смышленый, – говорили ему камские болгары, – а закона не знаешь. Прими наш закон и поклонись Магомету». – «А в чем ваша вера?» – спросил их Владимир. «Мы веруем в Бога, – отвечали они, – а Магомет учит нас: творите обрезание, не ешьте свинины, вина не пейте, и по смерти Магомет даст каждому по семидесяти прекрасных жен». Выслушав их внимательно, Владимир решил: «Питие есть веселие Руси; не может без того быти».

Затем пришли немцы от папы и стали его уговаривать принять католичество. «А какая заповедь ваша?» – спросил их Владимир. «Держать пост по силе, – отвечали немцы, – если же кто пьет и кто ест, то все во славу Божию, – говорит учитель наш Павел». – «Ступайте домой, – сказал им на это Владимир, – отцы наши этого не приняли».

После немцев пришли к Владимиру хазарские иудеи. Чтобы унизить христианскую веру, они начали говорить великому князю, что христиане веруют в Того, Кого они распяли. «Мы же веруем, – продолжали они, – в единого бога Авраамова, Исаакова и Иаковлева». – «А что у вас за закон?» – спросил Владимир. «Обрезание, – отвечали хазары, – свинины не есть, ни заячины, субботу хранить». – «Где же находится ваша земля?» – продолжал князь. «В Иерусалиме», – получил он в ответ. «Там ли вы теперь живете?» – задал тогда им вопрос Владимир. «Наш Бог прогневался на наших отцов, – сказали иудеи, – и за грехи наши рассеял нас по всем странам; землю же нашу отдал христианам». – «Как же вы других учите, а сами отвержены Богом и рассеяны? Если бы Бог любил вас и ваши законы, то не рассеял бы по чужим странам. Или думаете, что от вас и нам тоже принять».

Наконец, и греки прислали к Владимиру ученого мужа. Муж этот вначале рассказал по порядку лживость и заблуждения других вер. Магометанство он изобразил так, что Владимир плюнул и сказал: «Не чисто это дело». Затем о католичестве ученый муж сказал, что это такая же вера, как и греческая, но есть неисправления, и служат на опресноках, когда Господь повелел служить на хлебах, так как, разломив хлеб, Он сказал ученикам на Тайной вечери: «Сие есть Тело Мое, ломимое за вы». Выслушав эти речи ученого грека, Владимир сказал ему: «Ко мне приходили иудеи хазарские и говорили: немцы и греки в Того веруют, Кого мы распяли на кресте». На это грек ответил так: «Воистину в Того веруем, ибо так пророчествовали и пророки: одни – как Господу нашему суждено родиться, а другие – что быть Ему распяту и погребенну, а в третий день воскреснуть и взойти на небеса. А иудеи таких пророков избивали, а когда все сбылось по пророчеству, и Господь сошел на землю, и принял распятье, а затем воскрес и вознесся на небеса, Он ожидал их покаяния сорок шесть лет, но не покаялись они; и послал тогда Бог на них римлян, и разрушены были города их, самих же рассеял по разным странам, где и работают».