Текст книги "Шелест гранаты"

Между тем, происходили и другие важные события: план работ отдела Тугого на ближайшие годы не был утвержден начальством. Основной причиной этого были результаты работ по ионному травлению, вызывавшие вполне обоснованные сомнения. Тугой решил эти работы свернуть, о чем объявил на общем собрании отдела, вызвав бурную реакцию «травителей». Один из них сказал, обращаясь к Тугому: «А вам известно, что Гитлер в 1944 году тоже запретил все работы, которые не обещали немедленной отдачи?». Это вызвало веселый смех присутствующих. После расслабляющей паузы обсуждение продолжилось и вдруг тот же сотрудник прервал его новой сентенцией, обращенной к Тугому: «Я, конечно, не хотел сравнивать вас с Гитлером…» Дальнейшее заглушил гомерический хохот. Тугой решил переориентировать «травителей» на технологию электронного отжига. Он считал, что, разработав и внедрив в производство СБИС такую установку, он приобретет необходимую для дальнейшего карьерного роста известность в министерстве. Задумка представлялась сомнительной: чтобы создать промышленное оборудование, необходимы были специалисты с опытом в производстве СБИС, а таких в отделе не водилось. Позднее эта авантюра закончилась печально: отдел Тугого при очередной реорганизации НИИВТ был расформирован, но в 1984 году складывающаяся ситуация устраивала уже тем, что от меня отстали с требованиями о «разворачивании работ по отжигу».

Март миновал. Все блоки и детали сборок были подготовлены к испытаниям, но признаков того, что в ЦНИИХМ создается новая лаборатория не наблюдалось. По сведениям Соловьева, одним из тех, кто тормозил ее создание, был Бипринц: он стремился сначала защитить докторскую диссертацию, а уж потом – организовать свой отдел, с новой лабораторией. Ждать завершения «двухходовки», благоприятный исход которой отнюдь не гарантировался, было неразумно и Соловьев еще раз переговорил с кем-то из начальства.

Последовал истерический звонок от Бипринца, возмущенного вмешательством, но, в конце июня директор ЦНИИХМ подписал приказ об организации новой лаборатории боеприпасов специального назначения.

Она входила в отдел, руководимый кандидатом наук Клю'викером. В свое время он стал лауреатом Ленинской премии за участие в разработке МГДГ, нашедшего применение в разведке полезных ископаемых, но представить себе успешное выступление лауреата на семинаре, вроде того, который состоялся в ИВТАНе, было весьма затруднительно. Клювикер подчинялся заместителю директора В. Морозову, в направлении которого изучали химию взрывчатых веществ и ракетных топлив, но в 80-е годы стали развиваться и физические исследования. Боеприпасы же относились к ведению другого заместителя директора – Шамшева. Соловьев заверил, что Морозов является не менее влиятельной фигурой в дирекции и в министерстве машиностроения.

Чтобы перейти на новую работу, надо было проделать много формальностей: заново пройти проверку на допуск к секретным сведениям, сняться с партийного учета (иногда парторганизация возражала против увольнения и коммунисту, пренебрегшему ее мнением, грозил строгий выговор). Претензий ко мне быть не могло: сам того не желая, Тугой устранил здесь все возможные зацепки, потому что научным руководителем всех тем он назначил себя.

В качестве начальника лаборатории я переступил порог ЦНИИХМ в конце октября 1984 года. За мной последовали другие сотрудники, с которыми я работал в НИИВТ. У Тугого не было законных оснований препятствовать уходу большинства из них, за исключением одного выпускника МИФИ, не доработавшего четырех месяцев до окончания трехлетнего срока (каждый выпускник учебного института принудительно направлялся на одно из предприятий, администрация которого имела право отказывать ему в перемене места работы в течении трех лет). Тугой упрямо не соглашался с увольнением, последовала серия скандалов, в ходе которых выпускник был доведен до плохого поступка. Он заявил Тугому: от приятелей ему известно, что результаты, предъявленные комиссии, принимавшей установку ионного травления, были заимствованы из отчетов другого отдела. В общем-то, такой способ не был уж очень оригинальным: за несколько лет до описываемых событий вражеские радиоголоса, в неизбывной звериной злобе исходили гнусными издевками над советским фехтовалыциком-олимпийцем. Тот вмонтировал в рукоятку своей рапиры кнопочный переключатель, позволявший замыкать электрический контур, элементом которого была рапира, и формировать тем самым поступающий на судейский пульт сигнал об «уколе». «Левша» был «схвочен» дотошными судьями. Может, размышления об олимпийских аналогиях привели Тугого к решению позволить в целом здоровому организму отдела исторгнуть отщепенца. После пары дней запугиваний и угроз быть исключенным из комсомола, молодой специалист был благополучно уволен.

5. Сделать им «клоуна»!

«Клоун» – удар в глаз (жаргон шпаны)

5.1. «Мы нанесем им, если будет надо, ответный термоядерный удар!»

В. Высоцкий

Отдел, где предстояло работать, был ареной борьбы. Взрывы визгливых эмоций Бипринца напоминали манеры Затычкина, но то и дело раздавались чпокающие звуки: злопамятный начальник отдела, подлетев с неожиданного направления, своим желтеньким, чуть выгнутым – коварно язвил лысину нервного оппонента. Если бы Бипринц создал новый отдел, и произошел раздел лабораторий, то лучше, конечно, было работать под началом более спокойного Клювикера.

Бипринц был весьма активен, стремясь создать себе репутацию новатора, считая, что вопросы авторства и этики – последнее, что стоит учитывать. Во-первых, были задуманы «две десятки»: метнуть с помощью ВМГ десятикилограммовый снаряд со скоростью 10 кмс; во-вторых – поразить живую силу нейтронами, для чего применить не трубки (вроде тех, которые использовались для инициирования ядерных боеприпасов), а обеспечивавшие на три порядка больший нейтронный выход устройства типа «плазменный фокус» (рис. 5.1).

Рис. 5.1

Фотография камеры «плазменного фокуса» (слева) и последовательность ее работы. В газовой (дейтеротритиевой) смеси зажигается сильноточный разряд 1 между полым анодом и внешним катодом. Пондерромоторные силы большого тока «гонят» плазму 2 разряда к торцу анода. При схлопывании («фокусировании») 3, параметры плазмы значительно возрастают и создаются условия для DT реакции, сопровождающейся выходом нейтронов

Чтобы понять перспективы первой идеи, достаточно было подсчитать кинетическую энергию снаряда: она приближалась к гигаджоулю, а это означало, что даже в совершенно нереальном случае преобразования в нее всей энергии взрывчатки, вес заряда должен был превысить сотню килограммов, а в реальном – перевалить за десяток тонн! Наверное, такой расчет как-то на досуге проделал и сам Бипринц, потому что он избегал дискуссий по поводу этого варианта, постулируя его сугубую секретность. Вторую идею он представлял чуть ли не фактором стратегического противоборства, ответом на размещение в Европе американских двухфазных термоядерных боеприпасов (по американской терминологии – «боеприпасы с повышенным выходом радиации»). Борзописцы окрестили их «нейтронными бомбами», хотя такими зарядами оснащались боевые части ракет «Лэнс» и 203-мм гаубичные снаряды (рис. 5.2).

Рис. 5.2

Образцы двухфазных («деление + синтез») термоядерных боеприпасов. Слева вверху – 203-мм снаряд ХМ-753 с нейтронным зарядом W-79 (изображен на рисунке красным цветом). Было произведено 325 таких снарядов и еще 225, при взрыве которых происходило только деление плутония. Ниже – заряд W-70 mod3 – нейтронный вариант для боеголовки оперативно – тактической ракеты «Лэнс», энерговыделение при взрыве которого лишь немного превышало 1кт. Двухфазные заряды включают: запал 1, массивный буфер 2, трубу 3, изготовленную из легкоионизуемого пенополистирола, ампулу с термоядерным топливом 4 и трубку 5 из U²³⁵ (при хранении заряда эта трубка служит для удаления гелия-3, – продукта распада содержащегося в топливе трития). На рисунках справа изображена последовательность событий при взрыве заряда. Выход рентгеновского излучения через прозрачный для него корпус запала и диффузия излучения (показано зеленоватым цветом, «а») в пенополистирол. Поток вещества, бывшего зарядом, сдерживается буфером, чтобы не нарушить осевую симметрию сжатия ампулы. Давление рентгеновского излучения превышает миллиард атмосфер, а давление образованной им плазмы – еще почти на порядок выше. В сжатом топливе (которое дополнительно «подогревает» деление в длинном сверхкритическом стержне, бывшим ранее трубкой 5), начинается термоядерная реакция («б»). Далее происходит расширение плазмы и начинается образование огненного шара ядерного взрыва («в»)

…На единицу массы реагентов реакция синтеза обеспечивает выход в несколько раз большей энергии, чем реакция деления, но «зажечь» ее нелегко, поэтому важно выбрать наиболее «легковоспламеняющееся» топливо. Наименьшие энергии частиц требуются для реакции в изотопах водорода:

D + Т → Не⁴ + п + 17,6МэВ

которая на единицу массы реагентов обеспечивает выход в несколько раз большей энергии, чем реакция деления. Однако и дейтерий (D) и тритий (Т) при нормальных условиях – газы, достаточные количества которых сложно «собрать» в устройстве разумных размеров. Но оказалось возможным инициировать синтез в твердых гидридах изотопа лития-6 (Li⁶D и Li⁶T), «перевалив», с помощью заряда деления, необходимое для этого значение комбинации температуры топлива и времени его удержания при этой температуре. «Перевалить», кстати, оказалось не так просто: для этого плотности энергии разлетающегося во все стороны вещества заряда хватает не всегда, нужно сконцентрировать энергию взрыва. Имплозивный режим был реализован при сжатии топлива рентгеновским излучением, которое распространяется намного быстрее как потока вещества заряда, так и ударной волны.

По мере того как синтез самых «легкозажигаемых» изотопов разогревает топливо, в нем начинают протекать вторичные реакции с участием как содержавшихся в смеси, так и образовавшихся ядер:

D + D →Т + р + 4МэВ; D + D → Не³ +п + 3,ЗМэВ; Т + Т → Не⁴ +2п + 11,ЗМэВ; Не³ +D → Не⁴ +р +18,4МэВ; Li⁶ +п → Не⁴ +Т + 4,8МэВ;

так что и литий не оказывается «балластом». При этом ядра ускоряются не напряжением, как в нейтронной трубке, а приобретают необходимую энергию при повышении температуры. Это – истинные термоядерные взаимодействия, а не похожие на них реакции срыва.

Сечения процессов, происходящих в ампуле, неодинаковы и, конечно, не все топливо успевает прореагировать. Энергетический вклад вторичных взаимодействий зависит от конструкции заряда и может оказаться существенным, но он намного меньше, чем могла бы дать реакция того же количества ядер дейтеро-тритиевой смеси, которая, к тому же, быстротечна настолько, что температура на фронте синтеза[90]90
  У этой реакции много общего с детонацией химических ВВ, где энерговыделение также происходит в узкой области, прилегающей к фронту, только при термоядерной детонации скорость и другие параметры на много порядков выше. А вот при делении ядер длина свободного пробега нейтронов сравнима с размерами сборки, реакция не имеет выраженного фронта и охватывает сразу весь объем делящегося вещества (такой процесс принято называть «гомогенным взрывом»).


[Закрыть] существенно выше и достигает миллиарда градусов: продукты реакции в этой узкой области не успевают «уравнять» свою энергию в столкновениях с окружающими частицами.

С ядрами железа (из которого, в основном, и состоит броня) нейтроны МэВных энергий, испускаемые «боеприпасом с повышенным выходом радиации» взаимодействуют не очень активно. Иное дело – человеческие ткани, содержащие много водорода, – легким ядрам такие нейтроны при столкновениях придают значительную скорость, а сами – замедляются и затем активно участвуют в разнообразных реакциях. Все эти процессы приводят к ионизации, то есть – к радиационным поражениям.

Предметы, подвергшиеся воздействию значительных нейтронных потоков (основного поражающего фактора двухфазных боеприпасов), опасны для жизни, потому что нейтроны после взаимодействия с ядрами инициируют в них разнообразные реакции, являющиеся причиной вторичного (наведенного) излучения, которое испускается в течение длительного времени после того, как распадется последний из облучавших вещество нейтронов.

Нейтронные боеприпасы предназначались для поражения бронетехники, по численности которой Варшавский пакт превосходил НАТО в несколько раз. Выбор носителей и их досягаемость (десятки километров) указывали, что создавалось это оружие для решения тактических задач.

Боевые машины хорошо противостоят воздействию ударной волны (рис. 5.3), поэтому после изучения стойкости бронетехники различных классов, с учетом последствий заражения местности продуктами деления и разрушений от мощных ударных волн, основным поражающим фактором решили сделать нейтроны.

По расчетам, для борьбы с танками и другими хорошо защищенными целями, нейтронный заряд с энерговыделением в 1 кт в 60 раз более эффективен, чем залп всех неядерных огневых средств бронетанковой дивизии (а это – около 800 тонн боеприпасов)!

Рис. 5.5

Слева – приготовления к опыту. Один из объектов испытания – танк Т-62 советского производства. Судя по размерам, на вышку поднят заряд из нескольких тонн обычного ВВ. Справа: по таким целям предполагалось оружие с повышенным выходом нейтронного излучения

Рассчитывая остановить навал «брони», в штабах НАТО разработали концепцию «борьбы со вторыми эшелонами», стремясь отнести подальше рубеж применения нейтронного оружия по противнику. Основной задачей бронетанковых войск является развитие успеха на оперативную глубину, после того как их бросят в брешь, пробитую в обороне, например, ядерным ударом большой мощности. В этот момент применять двухфазные боеприпасы уже поздновато: особенности радиационных поражений таковы, что даже получившие абсолютно смертельную дозу в тысячи бэр экипажи танков оставались бы боеспособными в течение нескольких часов. За это время подвижные, хорошо вооруженные и защищенные броней машины успели бы сделать многое. Поэтому такие удары планировались по выжидательным районам, где изготавливались к введению в прорыв основные массы бронетехники: за время марша к линии фронта должны были проявиться последствия облучения экипажей.

На долю термоядерных реакций в нейтронном заряде W70, приходилось 60 % энерговыделения, а гаубичные снаряды ХМ-753 могли применяться и с «холостыми» ампулами – как однофазные, класса мощности «Эй»[91]91
  В американских военных документах классы тактических ядерных боеприпасов обозначаются латинскими буквами. Боеприпасы мощностью менее 2 кт относят к классу «А» («Элфа»), а самые мощные (свыше 500 кт) – к классу «G» («Голф»),


[Закрыть].

.. На одном из заседаний Бипринц буквально задавил истеричным напором химика, выразившего сомнения в «нейтронной» идее. Я шепнул сидевшему рядом Клювикеру, кивнув на Бипринца и заменив слово в строчке известной песни: «Нервного пуля боится, нервного штык не берет…». Клювикер неожиданно громко расхохотался. Потом он сказал, что эффективность «ответа американцам» Бипринц обосновывает нормами, утвержденными для персонала рентгеновских кабинетов в поликлиниках, в соответствии с которыми доза в 2–3 бэра считается недопустимой.

Дозы считающиеся эффективными на поле боя выше в тысячи раз, но даже и «недопустимые» в медицине единицы бэр, находясь в нескольких метрах от «плазменного фокуса» нельзя получить. «Вооружив» Клювикера этими сведениями, я сделал выбор: Бипринц не мог не догадаться об их источнике.

…Были и встречи со старыми знакомыми. В зените славы находился отдел Шашкина: дирекция ЦНИИХМ считала, что там собраны лучшие специалисты по взрывному делу. Для такого мнения не было решительно никаких оснований, а опровергавших его – «больше мешка с говном», как было принято говорить в институте.

… По огромной территории института протекала речушка. Как и положено, западный ее берег был довольно высоким, обрывистым, а восточный – пологим (следствие действия на потоки воды силы Кориолиса). На пологом берегу располагались закрепленные за соответствующими лабораториями многочисленные погребки, в которых хранились образцы взрывчатых веществ и ракетных топлив. Весной речушка разливалась, что часто приводило к затоплению погребков и подвигало начальников к эпистолярным упражнениям. В челобитных дирекцию просили пригнать экскаватор и изменить русло. Кому-то пришла в голову мысль действовать радикально: направленным взрывом отколоть от высокого бережка слой грунта и перебросить его на несколько метров, увеличив высоту противоположного берега. Руководителем работ был назначен, конечно же, овеянный славой Трибун. Несколько дней по его указаниям бурили шурфы, закладывали патроны аммонита 6ЖВ, плели подрывную сеть. Рукотворное русло решили создать рано утром, пока в институте еще не было людно. Для наблюдения за зрелищем были обозначены две позиции: для «чистых» (там должны были располагаться директор, главный инженер, Шашкин и Трибун с подрывной машинкой) и для «нечистых» – технических исполнителей и просто зевак. Любопытство зрителей подогревалось тем, что сведения о весах зарядов и схеме их заложения держались в строжайшей тайне. И это было правильно, поскольку значительно усилило эстетическое впечатление от последовавших событий.

…К излучине речушки подъехала директорская «Волга» и «процесс пошел». С площадки «нечистых» было слышно, как молоком и медом льется поток пояснений. Директор благосклонно внимал, сложив руки за спиной и выставив немалых размеров живот над обрывом, своим видом иллюстрируя афоризм: «важность – уловка тела, скрывающая недостаток ума». Нос его, «банановой» формы гармонировал с другими чертами внешности. Кавказская фамилия Хавеяшев вполне подходила этому персонажу.

Послышался громкий и поставленный не хуже, чем у Левитана, голос Трибуна: «Три! Две! Одна! Огонь!» – и земля вздрогнула. Изрядный кусок берега отвалился и тяжело рухнул. В стане нечистых прошелестел глумливо – восхищенный матерок, послышались сдавленные смешки. До директора ничего не дошло и он невпопад зааплодировал. Наконец, все понял главный инженер: взрывом русло было перегорожено, вода стала неумолимо приближаться к погребкам. Жарко матерясь, главный инженер побежал, в тщетной надежде успеть пригнать экскаватор, но запнулся на кочке и упал, некрасиво взбрыкнув ногами…

После этого апофеоза, слава «знатных взрывников», да и не только она, покатилась под гору. Прошло несколько лет – и Шашкина сняли с должности начальника отдела.

5.2. Работа на даче недалеко от центра мегаполиса и испытания на горном курорте

По огромной территории ЦНИИХМ, заросшей высокими деревьями, были разбросаны похожие на дачи миниатюрные испытательные корпуса (таковы требования безопасности при работе с взрывчатыми веществами). Но работать предстояло не только в «своем» корпусе, айв командировках. Я отправился осматривать полигоны. Понравились два: Кызбурун-3 близ Нальчика и полигон военно-морского училища в Севастополе. Тянуло в Севастополь – город, где оживала история, но выбор был сделан в пользу кавказского полигона: там было малолюдно, а значит, вопросы безопасности не стояли так остро.

Организационный период тянулся мучительно долго. Помимо сбора необходимого оборудования, надо было наладить и деловые связи с другими организациями, привлечь в помощь настоящих профессионалов. 22 февраля 1985 г. я впервые встретился с академиком Фортовым. Тот слышал об испытаниях в Красноармейске и пригласил на свой полигон в подмосковную Черноголовку. Удачным стал союз с Институтом механики МГУ, где группой молодых теоретиков (О.Мельником и О. Филипповой) руководил А. Бармин. Они начали предварительное изучение проблемы, но для расчетов им были необходимы численные значения многих величин, пока неизвестные.

В мае, для рассмотрения результатов работ, в институт прибыл министр В. Бахирев. Хавеяшев не решился доверить доклад еще не зарекомендовавшему себя начальнику лаборатории. Начальник отдела Клювикер отчаянно волновался, тем более что из кабинета, где проходило совещание, вышел директор и сказал: «Только не надо докладывать, как Бипринц!». Выяснилось, что министр, специальностью которого было производство стрелкового оружия, обладал достаточной интуицией, чтобы отделять зерна от плевел и в других областях. Он не был очарован трелями Бипринца о «нейтронном боеприпасе» и мрачно изрек: «Зря вы это затеяли. Это – дело Средмаша». Доклад же Клювикера прошел удачно, что выразилось во включении работ по электромагнитным боеприпасам в перечень важнейших по министерству машиностроения.

30 июля, на полигоне под Нальчиком, в ход пошли сборки, изготовленные еще в НИИВТ и «карманные» блоки. Первыми мишенями послужили старые радиолокаторы, работавшие в метровом и сантиметровом диапазонах длин волн. Из строя они, конечно, не вышли. Только в одном из опытов по экранам прошло зеленое «кольцо».

Сотрудники Высокогорного геофизического института, которому принадлежал полигон, имели опыт регистрации сигналов молниевых разрядов с так называемых емкостных антенн – подсоединенных к осциллографам листов металла, расположенных в нескольких дециметрах от грунта – и по своей методике оценили мощность РЧЭМИ, генерируемого сборкой Е-7, в мегаватты. Безоглядно доверять этой оценке не приходилось, результат просто свидетельствовал, что излучение существенно.