Текст книги "Современный Евгений Онегин"

Глава третья

 
Я тебя никогда не забуду,
Я тебя никогда не увижу.
 

А.А. Вознесенский

I

 
Прошла неделя. Это время
Онегин лихо прокутил.
Солдатом перестал быть Женя,
Но в дембелях столичных был.
С друзьями старыми встречался,
С родными свысока общался,
Ел много, очень мало спал,
В быт ресторанный вновь вникал.
Ходил и в «Космос», и в «Софию»
(Читатель, верь мне, ведь тогда
В них цены были – ерунда,
Приемлемы по всей России),
Но вдруг от этих дел отстал,
Поняв – не всем он нужен стал.
 

II

 
Евгений был разочарован.
Чего-то большего в мечтах
Армейских жаждал. Знал, что снова
С друзьями будет на бровях.
А дальше? То, что другу рады
Не все окажутся и ради
С ним бестолковых, пьяных встреч
Свои заботы сбросят с плеч
Не все… В ответ от них прохлада?
И пусть он в гости к ним спешит,
Досуга время им дарит —
Все зря… Общаться с ним не надо?
То удивило. Он страдал,
Былых друзей не узнавал.
 

III

 
Тех, с кем он жизнь гнул как подкову,
Тех, с кем он водку вместе пил,
В чей быт вплетенный бестолково,
Он мать с сестрою обозлил —
Все за два года изменились.
Холостяки уже женились,
И дома с юною женой
Досуга груз тащили свой.
И даже девушки, что раньше
С утра сидели начеку
И вмиг по первому звонку
К нему бежали – Маня, Даша…
Маня и телом и душой
В Москвы простор, нам дорогой —
 

IV

 
И те теперь остепенились,
Детьми кой-где обзавелись,
В семью, как в простыню, зашились,
Мужьям быть верными клялись.
(Я, впрочем, знаю – лишь на время
Такой не сохнет клятвы семя).
Короче, три иль, может, два
Из их компании едва
Осталось верных человечка,
Которые лишь только с ним
Общались. Все ушло как дым.
«Иных уж нет, а те далече», —
Сказал поэт не за столом
И не болтая о былом.
 

V

 
Но стол стоял, и те болтали,
Ругали власть и криминал,
Политдвиженья обсуждали,
И Женя анекдоты гнал.
Но вот друзья уже все в зюзю,
Подружки Женю в тачку грузят
И мчат, минуя ресторан,
Домой на материн диван.
Но эти буйные недели —
То с девочками, то с вином —
(А пить вообще уж было в лом)
Ему безмерно надоели.
К тому же время в институт
Пришло готовиться. И тут
 

VI

 
Решил он действовать жестоко,
Армейский норов проявить,
Пожопничать, жить одиноко,
Но корку Вуза получить.
Помедля встать на ту дорожку,
Сменив прогулки на зубрежку,
Решил Ленскому позвонить —
Пора, как обещал, сходить
Бы в гости, кейфовали б вместе,
Как договаривались, как
В СА мечтали. Но чудак
Онегин был, смекал – по чести
Не сможет Ленский хоть на день
Забыть жену. Пусть ее тень
 

VII

 
Евгений никогда не видел,
Но чувства Ленского он знал.
А сразу б в гости – вмиг обидел
Тогда б жену его. «Не дал
Побыть вдвоем нам и недели» —
Вот тот мотив, что раньше пели
Благие жены. Видит черт,
Онегин знал подобный сорт
Советской женской половины
Всех представительниц. Но вот
Настало время вспомнить взвод
Армейский. Ведь они ж мужчины!
Сейчас иль никогда. И он
Уж номер вводит в телефон.
 

VIII

 
Винюсь, друзья – слегка забылся
Коль не забылся б – рассказал:
Порядок в доме изменился,
Где наш Онегин проживал.
Женился брат его, Серега,
А значит – времени немного
В те дни в квартире проводил:
Бессрочно у жены гостил.
Сестра уехала на Запад.
Какой-то вежливый прусак
Стал ее мужем. «Не дурак,
Не то, что русский Ваня-лапоть!» —
Железный довод. Им бы крыть
ОВИРов бланки. Объяснить
 

IX

 
Логичнее тот странный выбор
(Фриц толст был, лыс и небогат)
Сестрица не могла, и либо
Действительно совковый ад
Ее достал (Тому причина,
Бесспорно, главная – кручина
По сладкой жизни за бугром,
Где все есть. Здесь же не найдем
Колбаски свежей в магазине),
Иль, может, ранняя любовь
Младую волновала кровь —
«Мой Фриц! С тобою я отныне!»
Готов и я сестру понять,
Коль из страны смогла слинять.
 

X

 
Отец ударился в загулы,
Другую женщину нашел.
Мать, утерев слезу со скулы,
Его вновь не звала за стол.
А он, как в юности бывало,
Менял друзей и ритуалы —
То гостем был, то рыбаком,
То маргиналов вожаком.
Чем старше мы – тем больше дури,
Свободы больше, но, увы! —
Не страшен нам уж глас молвы
И рвань одежды – по фигуре.
Отца Онегин не ругал,
Признав свободы ритуал.
 

XI

 
Так постепенно развалилась
Когда-то дружная семья.
Но, может быть, им дружба снилась,
И ошибался с ними я?
Опять куда-то отвлекаюсь!
Читатель, ты прости, что маюсь
Я тем, что муза, как дитя,
Играя и к звезде взлетя,
Не хочет вниз никак спускаться
Ко мне. Пустым лежит блокнот.
Обезоружен я. И вот
Уж не могу за дело взяться.
Мне без нее, увы, друзья,
В поэзию – никак нельзя!
 

XII

 
Я – к музе! Муза ж мной играет,
Летя… Я одинок стою…
Она же, стерва, оставляет
Метраж, и голову мою
Достойной мыслью не снабжает.
А без нее я нарушаю
Привычный ритм коротких строк.
Зачем тогда, скажите, рок
К столу меня влечет и снова
Под лампой должен я сидеть
И тупо в лист пустой глядеть?
Нет музы – вянет прелесть слова!
Когда же я ложусь в кровать —
Тогда давай она летать
 

XIII

 
Над полусонною главою.
И я спешу опять к столу,
Стило хватаю, но со мною
Она недолго… Как в золу,
Встарь птица Феникс обращалась,
Но всякий раз перерождалась,
Так муза, мифа шарм храня,
Летает в ночь. День ото дня
Сильнее я ее ругаю,
Но мой разнузданный Пегас
Спешить не хочет на Парнас.
Как жить мне дальше – я не знаю…
И в Пастернаки не гожусь,
И Бродского строфы боюсь.
 

XIV

 
«Коль не придешь ты, моя муза,
Я к Мельпомене ухожу!
Играй и знай: тебе обузой
Не буду я, не напишу
Тогда ни строчки. К Терпсихоре
Как ошалелый двину с горя.
И буду с парочкой такой
Тебе совсем уже чужой.
А, испугалась, краля! Здравствуй!
Где пропадала? Ты садись,
Не стой. беглянка, улыбнись.
Вот стул, вот столик (здесь же яства).
Покушать хочешь? Виноград?
Зефир? Орешки? Шоколад?
 

XV

 
Или сардельки с винегретом?
Что? Не ослышался ли я?
Что ты сказала? Сигарету?
Да что ты, девочка моя!»
Ну времена настали, нравы…
Табак ли, водка – не отрава ль?
С Олимпа даже – стелет тьма…
Знать, на Парнасе – без ума!
«Ну, ладно – на! Кури. Но все же
Ты знай – запомни мой совет:
Хоть муза ты: куренье – вред!
Ты с этим делом осторожней.
А я? Я восемь лет курю,
Но женским чарам не дарю
 

XVI

 
Привычку эту. Ты, конечно,
Не Терпсихора (Мерки врозь).
Закурим вместе! Мы беспечны,
И все надежды – на авось.
Коль ты поможешь, дорогая,
Печаль пройдет. Придет другая
Отрада, потому – давай,
Активней, муза, помогай».
Пишу я далее. Как Евгений?
Звонит Ленскому. Вова рад!
Рокочет трубка: «Женя, брат,
Где пропадал, военный гений?
Скорее водочки бери
И подлетай, да пыль сотри
 

XVII

 
С одежды. Адрес? Шутишь? Запись
Давно в блокноте средь старья.
Давай галопом! Каюсь, каюсь…
Какая, господи, семья?
Одна жена… И раньше жили
Вдвоем. Давай быстрее, или
Тебя я, кореш, накажу
Тотчас. Шампанского лишу!»
Такой наказ – как весть от Бога.
И он в ближайший магазин,
Где у него знакомых Зин
Иль всяких Нин цвело премного,
Бежит, и без проблем берет
Бутылку водки. Ленский ждет
 

XVIII

 
Недолго. Друг его уж шпарит
В цветном такси. Летит стрелой
(Водила смуглый не кемарит —
Таджик иль негр?) к нему домой.
Вот в дверь звонок. И как-то сразу
Дверь по звонку открылась. Разом
В объятия бросились друзья.
(Тут прослезился б даже я)
«Ты как?» – «А ты?» – «Да все нормально.
А как…» – «Потом. Ты проходи
Направо, не грузясь с пути.
Тебе подарок персональный
Я принесу, чуть подожди,
Пока с женою посиди».
 

XIX

 
Направо повернул Евгений,
Вошел, и тут же обомлел…
О Боже! Вот как ты свой гений
На этот раз запечатлел.
Не женщина сидит – богиня!
Такой не видел он доныне.
Вот это, парни, красота.
Супер-жена красотка та!
У живописцев он прекрасней
Не видел женщин никогда.
Так разгорается звезда,
И месяц в ночь восходит ясный.
Секс-идеал, что Жене мил,
Ленской Онегину вручил.
 

XX

 
Читатель, мой язык корявый
Ее ль поможет описать?
Смешон я, как певец картавый,
И страшно рот свой открывать.
Однако, все ж хочу добавить,
Что и художник мог оставить
Мечту создать ее портрет.
(Не потому, что красок нет,
А потому, что, верно, руки
Его б дрожали. Восхищен
Настолько ею был бы он,
Что, впав в экстаз, томился б в муке.)
Любой прозаик – верный друг
Поэту – тяжких этих мук
 

XXI

 
(Как творческих, так и любовных)
Едва ли смог бы избежать,
И почерком не хвастал б ровным,
И мыслей строй перевирать
Вдруг стал бы в сильном возбужденье.
Волнуясь, своего стремления
Прекрасный облик передать
Не воплотил бы. Нашу мать
Клянуть бы стал писатель-дядя,
Поняв, что женский идеал
К его таланту не пристал,
А муза вдруг, подобно бл…ди,
Ушла к другому, и чуть свет
С земли иль с неба шлет привет…
 

XXII

 
Опять куда-то отвлекаюсь!
Прости, читатель дорогой!
Кондовый я поэт, и маюсь
Как графоман стихов туфтой.
Но я весь облик ее внешний
Вам опишу, друзья, конечно.
Хотя и кратко опишу,
Но с толком, так как не спешу:
Высокий рост, длиннющи ноги,
Ярко-зеленые глаза,
Довольно светлые власа,
И талия тонка… О, Боги!
Лишь вы достойны рядом стать,
А нам, плебеям, созерцать
 

XXIII

 
Издалека и без стремленья
В избранники попасть, и слыть
Лохами. Наше поколение
Скрывало все, что можно скрыть.
Короче: «О, какая телка!» —
Сказал чиновник бы вам (с толком),
Когда б ее увидел вдруг.
«О, жизни ты моей недуг,
О, бриллиант многокаратный», —
Сказал бы подхалим-поэт.
«О, это лучше, чем обед», —
Так оценил б обжора знатный.
А бизнесмен б крутой сказал:
«Я бы за это дело дал
 

XXIV

 
Ей тысяч восемь – десять баксов».
Читатель, я уже устал!
Ты понял, что она прекрасна?
Перенесемся ж снова в зал.
Короче, Женя, страстью скован,
Застыл как в сказке околдован.
В нее он вперил алчный взгляд,
А сердце било как в набат,
В груди стучало. Кровь кипела.
Он ею как юнец сражен,
Стал робок, неуклюж, смешон —
Она мужчину в нем задела.
Промямлил шепотом «Привет»,
Готовясь слушать смех в ответ.
 

XXV

 
Она же с кресла быстро встала,
Вплотную к Жене подошла,
Ладошку легкую подала,
И «Здравствуй, друг» произнесла.
Потом сказала тихо «Ольга» —
«Евгений», – вымолвил он только,
И нежно ручку ей пожал.
Тут Ленский Оленьку позвал
Из кухни, вмиг она уходит.
Онегин в кресло тут же – бух!..
В глазах как будто свет потух.
«Вот это да! Она же сводит
Меня с ума!» А поточней
Я формулировать о ней
 

XXVI

 
Евгения не буду мысли.
Какого дьявола? Она,
Зазнобою в душе зависнув,
Все ж друга лучшего жена.
Он должен взять себя здесь в руки!
Ну взял! Из кухни слышит звуки —
Супруги катят пред собой
Высокий, длинный, раздвижной,
Загруженный весь белый столик.
На верхнем ярусе – икра,
Колбаски, зелень (на ура!),
А ниже (не могу без колик
В желудке это описать) —
Шампанского бутылок пять
 

XXVII

 
В тазу изысканно-красивом,
Во льду (Прекрасно!). Прямо в рот
Без всякого аперитива
Готов к приему бутерброд
Двойной с икрой иль с сервелатом.
Стоят бокалы стройно рядом.
Подвинут кожаный диван
Хозяину под мощный стан.
Два кресла потеснились справа.
В одно – сажает он жену,
В другое (ближе что к окну) —
Онегина. «Ну что ты, право,
Какой-то грустный и хмурной,
Какой-то, в общем, сам не свой?
 

XXVIII

 
Не нравится тебе подарок?
Все это только для тебя!» —
«Брат, нравится… Но столько бабок!» —
«Онегин, не терзай себя!
Расслабься. Водка в морозилке,
Балык не хочешь – так я кильку
Могу к столу сейчас подать?» —
«Дедам нигде не пропадать.
Я съем и выпью все, что хочешь,
Так что давай-ка наливай,
А то расселся точно бай
И нервы другу всласть щекочешь,
Стращаешь килькой! А вопрос
Уместен твой, но я б принес
 

XXIX

 
Еще чего-нибудь с собою,
Когда б я знал, что встретишь так
Меня ты со своей женою…» —
«Онегин! Право, ты чудак!
Мы не об этом ли мечтали,
Когда на нарах замерзали?» —
«Об этом я и не мечтал.
Я все иначе представлял:
Буханка хлеба, горсти соли,
Ведерко пива…» – «Было так,
Армейский не забыт бардак.
Мы посоветуемся с Олей,
И как вдвоем к тебе придем,
С собой все это принесем».
 

XXX

 
Вот так, смеясь, они болтали,
Тусуясь тройкой за столом.
Что ни сюжет – про трали-вали,
А споры – больше о былом.
Вина живительные токи
(В недолгие, читатель, сроки)
Евгения любовный пыл
Умерили, и он остыл.
Ни комплимента в адрес Оли,
Но его быстрый, страстный взгляд
(Хоть сам был этому не рад),
Минуя регулятор воли,
Объемность грудей отмечал,
И стройность ножек примечал,
 

XXXI

 
Тех женских ног, крутых коленей
Точеность, прелесть ее икр…
О да, читатель, знал наш Женя
Постыдность всех подобных игр.
Искать чужой жены вниманье
И ею бередить сознанье
Свое, тем более когда
Твой лучший друг – ей муж. беда
Вдруг страстно возжелать такую
Секс-женщину. Отводит прочь
Онегин взгляд свой, хоть невмочь
Ему, бутылки атакуя,
И нервы страстью теребя,
Душить запретами себя.
 

XXXII

 
– – – – – – – – – – -
– – – – – – – – – – -
 

XXXIII

 
Но вот пусты уж все бутылки,
События – обсуждены.
Ленской размахивает вилкой
(Друзья давно уже пьяны)
Он отпускать не хочет Женю —
Мол, пьян Онегин, да и время
Полночное. Но тот домой
Спешит. Нетвердою рукой
Володю крепко обнимает,
Степенно их благодарит,
И нанести ему визит
Ответный тут же предлагает.
Уходит в ночь и на покой
Он, недовольный сам собой.
 

XXXIV

 
По переулочкам туманным,
Чрез площади, через мосты,
В ночи, покачиваясь странно,
Не раз, наверно, брел и ты.
Идя от друга по Таганке,
Вдруг попадал на Якиманку.
Коль у Кремля мент полонит —
Там, значит, славный Peschkov street.
Добраться ж до районов новых,
Презрев московское такси,
(Что ночью снять – не за merci)
Нельзя, не обругав Хрущева.
К тому же водка, а не квас,
Путь удлиняет в сотню раз.
 

XXXV

 
Исчезли старые названия
И ориентиры прежних мест.
Шумит волна переименований
И в центре града и окрест.
В подземке, милой театралам,
«Проспекта Маркса» вдруг не стало,
Без поклонения тьмы людей
Стоит угрюмо Мавзолей.
Идешь ли к центру или мимо —
Везде порядок зришь иной.
Хотя не правит Домострой,
Но мода – в старых топонимах.
Коль о душе помыслишь ты,
То вместо звезд – кресты, кресты…
 

XXXVI

 
Придя домой, кемарил Женя
(Тому причина – алкоголь).
И здесь скажу без сожаленья,
Хоть сыплю на халяву соль
Кому, но в ночь приятно
Бывает выпить, хоть, понятно,
Что каждый поддает с утра,
Себя ругая, что вчера
Надрался он и выжрал лишку.
Синдром похмельный (в сленг – бодун)
Терзает, варвар, плоть и ум,
И сразу много (даже слишком)
Ты из-под крана пьешь воды,
Иль лимонадной ерунды,
 

XXXVII

 
Или торопишься за пивом.
(И емкость не одну возьмешь).
С утра хлестать – ужель красиво?
Но голова болит – и пьешь,
Опохмеляешься ты то есть,
Хоть не об этом моя повесть…
Но есть всего один совет…
Читатель! Можно или нет
Тебе дать? Хочешь – напивайся,
Но пей ты что-нибудь одно.
Не надо с водкой пить вино,
А с пивом вместе – ром ямайский,
А с джином – виски и коньяк,
Хоть, вроде, знает это всяк.
 

XXXVIII

 
Но часто за столом мешают
Напитки разные. Потом
Последствия всех ужасают
(Мы крепки задним все ж умом).
Так и Онегин. Отоспавшись,
С кровати поутру поднявшись,
С похмельной болью в голове
Быстрее покупать себе
Помчался пива. Пять бутылок (!)
Он в магазине сходу взял
(Иных покупок не желал),
Чтоб не болел его затылок,
Чтоб возбужденный мозг остыл,
И чтоб с утра не колотил
 

XXXIX

 
Тяжелый молоток похмелья.
Усевшись, друг наш вспоминал:
За пивом с крабом – что за зелье
Хмельное он вчера глотал?
Ну, так: шампанское сначала,
Потом «Столичную» достала
Из шкафа Ольга. Верно, так!
А вермут? Этот алко-знак
Как между ними появился?
Потом – шампанское опять.
А на прощание – кружек пять
На всех пивка… И отрубился!
Своим привычкам изменил,
Хотя с квартиры и свалил.
 

XL

 
Чем ярче вечер тот вчерашний
В деталях Женя вспоминал,
Тем больше понимал, в коль страшный
Он, грешный, переплет попал.
Такой красавицы, как Ольга,
В Москве не видел он, хоть много
О красоте такой читал,
Столкнуться же – не помышлял.
Запомнились все ее жесты,
Глаза, манеры, чистый лоб
И волосы. Она их, чтоб
Ей не мешали, сплела вместе
В замысловатейший пучок,
В нем пряди светлые чуток
 

XLI

 
Слегка на шею ниспадали.
А ноги! Боже милосердный мой!
Зачем Онегина позвали
Супруги в поздний час домой?
А грудь? А талия и плечи?
А звуки женской тихой речи,
Что нам милее всех наук!
Наверно, тяжкий тот недуг,
Который мы зовем любовью,
Героем нашим овладел.
(Ему ль пристал такой удел?)
И вот уж Женя хмурит брови
И ладит верный контрудар
По произволу женских чар:
 

XLII

 
«Нет, никогда я не позволю,
Чтоб чары овладели мной
Красавицы той, Ленской Оли!
Пристало ль мне его женой
Столь раболепно восхищаться?
К огню не стоит прикасаться!»
Продумав все, наш друг решил
Умерить свой визитный пыл.
Вдвоем с Владимиром общаться
Он станет, без его жены
(Иначе в ложе сатаны
Легко попасть), и поклоняться
Придется тряпкам и шитью,
Что, может, в жизнь войдут твою.
 

XLIII

 
Но он-то под каблук не станет.
Такой ли он свободе враг?
Но раз пообещал их ранее
Он пригласить к себе, простак,
То как избегнет с нею встречи?
«Да, ладно, – думает, – отвечу,
Что поступаю в институт
А это адски тяжкий труд.
Пускай придут дней через двадцать».
И правда, было уж пора
С учебниками вечера
Все проводить иль расставаться
С мечтой куда-то поступить.
Тогда – пахать, долбить, носить…
 

XLIV

 
Корпеть Евгений начинает,
Библиотеки посещать,
С утра фактуру повторяет
И засветло ложится спать.
Нет дум о солнце и футболе,
В тревожных снах нет места Оле.
«Вот-вот госуха предстоит».
Но он прорвется, не свалит.
Пусть все учебники – О Боже! —
Являют облик новый свой
(ГЛАВЛИТ дает тому «отбой»,
Что с «Кратким курсом» было схоже),
Но исторический настрой
Все ж не теряет наш герой.
 

XLV

 
Итак, стремится в вуз наш Женя,
И два экзамена уж сдал.
В студентов подневольных племя
Почти совсем уже попал.
Почти совсем забыл об Оле.
Для парня нет страшнее доли
О ней ночами вспоминать.
(А как в таких страданьях спать?)
А Вова заходил нередко
Обмыть «четыре» или «пять»,
И говорил ему опять,
Что, мол, Евгений – как кокетка:
С женой их в гости пригласил,
Как будто в тесто замесил.
 

XLVI

 
И дал Онегин обещанье:
Лишь только третий он берет
Экзем, и как студента званье
Получит – тут же позовет
Семейку в гости, накрывает
Богатый стол, и выпивают
В честь поступления вино
(Иль водку – что-нибудь одно)
Втроем. Но медлит друг наш Женя,
Не хочет видеть он ее,
Боится за сердце свое.
А Ленский думает, что ленью
Евгений напрочь развращен —
Иначе б уж позвал их он…
 

XLVII

 
Ну, что, читатель, стало скучно
Рыть в отношениях «жена – муж»,
К тому же рифма непослушна,
Да и во рту такая сушь…
Пойду стаканчик опрокину,
Да и мозгами пораскину:
Смогу ль сюжет такой создать,
Чтоб ты не перестал читать?
Зачем, я думаю, подробно
Мне быт Онегина писать?
Ведь можно просто опись дать
Этапам тем такой неровной
Жизнедеятельности, так?
Иначе буду я му…ак!
 

XLVIII

 
Пишу про ночи, дни его я
Как дятел, и за парнем вслед
Бреду, однако, мне какое
Марать бумагу в цвете лет
Есть удовольствие, читатель?
Да что там я – боюсь, издатель,
Недочитав стихов, уснет,
Очнувшись же, меня пошлет
Подальше вместе с сей поэмой —
В «МК», а может – в самиздат,
Или к поэтам на Арбат…
Морока мне с такою темой!
Ну, ладно, зря что ли сижу —
О главном кратко расскажу:
 

XLIX

 
Свершилось! Стал студентом Женя!
Чету Ленских к себе позвал.
Но как бухарь, транжиря время,
Он силы все ж не рассчитал.
Ошибся, хоть поднялся рано
(Его режим – непостоянный).
Квартирку дочиста прибрал,
Цветы везде – как в карнавал,
Расставил книги, что обычно
Валялись прямо на полу,
И встал на кухне ко столу
Еду готовить. Ведь привычно
Варить и жарить самому,
А шамать-хавать – одному.
 

L

 
Под музыку Accept, бесстрастно
Ножом махая, убеждал
Себя он, что пока прекрасно
Готовится ответный «бал».
Все вместе посидят – и только.
Друг рядом, а поодаль – Ольга.
Пускай на стульчике сидит,
И красит видом комнат вид.
Он на нее свое вниманье
Не будет часто обращать —
Зачем же в муку превращать
Тем безрассуднейшим желаньем
(Каким? Ну, Ольгой овладеть!)
Весь вечер? Будут они петь
 

LI

 
Армейские с Володей песни,
Пить водку долго (хоть до завтра).
Потом гулять пойдут все вместе
Вдоль по аллее Космонавтов.
Кто с чем тогда не согласится,
Прогуливаясь по столице?
Весьма разумным был расчет,
Где женщина – почти не в счет.
Затем бежало быстро время.
Он накрывал уже на стол,
И даже был почти не зол
На то, что этакое бремя
Взвалил на плечи – для гостей
Припомнить удаль прежних дней.
 

LII

 
Он выйдет твердою походкой,
Одетый в клетчатый костюм.
Так юнга ходит в мореходкy,
Не слыша океана шум,
И будет клоуном на сцене,
Чтоб верность мужу обесценить,
Дождаться очереди той,
В которой номер он второй.
От мысли этой не уйдет он,
И, кажется, придет черед —
Он с этой мыслью отойдет
На небеса, как на работу.
Но в эти юные года
Тускла еще судьбы звезда.
 

LIII

 
Тут в дверь звонок – и он со стула
К двери метнулся – открывать.
Твое вниманье не уснуло,
Читатель? (Стоит нашу мать
Клянуть?) Иль догадался
И сам? Все правильно – дождался
Зазнобу Женя и опять
Стал взглядом Ольгу пожирать.
От раскупоренной «Кубанской»
Его быстрей бежала кровь,
И вновь являлася любовь
С постыдной страстью африканской.
Но, маскируясь, прятал взгляд
Наш друг в десерты и салат.
 

LIV

 
А что же Ольга? Та, хоть редко,
Смотрела в сторону его,
Но женщина в душе – кокетка.
Укрыться в доме ничего
Уж не могло от ее взгляда.
Не знаю я, была ли рада
Она приему самому…
Хозяину же – по уму:
То взор и вздох, а то улыбка,
То слово иль движенье рук.
(Онегин вновь во власти мук,
В капкане женском как на пытке.)
А Ленский? – друг не замечал
Игры той… Ел и подливал
 

LV

 
В пустые рюмки горькой водки,
Смакуя пил, и говорил,
Что жизнь пошла иной походкой,
И что работу, мол, отрыл
Он не в пыли, а в инофирме.
Теперь и в Штаты, блин, и в Бирму,
И в Индию начнет летать,
Экзотик прелесть познавать.
Ему помог, мол, больше папа,
Но Ленский – он достоинств сам
Имеет много. (Тебе дам,
Читатель, перечень их – лапа
Отца в Горкоме, да язык
Английский, что учить привык
 

LVI

 
Владимир с детства. Все, пожалуй.
Что скажешь? Мало? Не беда…
В системе социально-ржавой,
Российской – лень жила всегда.
То год-то был ведь девяностый.
Иной подход. И не по росту
Все встали в строй, а по делам.
Каким? Не знаю я и сам.)
Так протекала их беседа.
Володя рот не закрывал,
Онегин больше подпивал,
А Ольга – та, укрывшись пледом,
Вставляла слово или два,
Интересуясь всем едва.
 

LVII

 
Но вот Владимир встал, шатаясь,
И в туалет без слов ушел.
Евгений, как юнец смущаясь,
О чем-то тотчас речь завел.
И тут… Не знаю, в чем здесь дело,
Что сделать тем она хотела —
То ль, может, просто пошалить,
Иль парня чуть приободрить,
А может, водки перебрала —
Но под столом она ногой
Неспешно, с нежностью такой,
Вдруг Жене на ступню нажала,
И стала ею вверх и вниз
Водить… Вот это так сюрприз!
 

LVIII

 
Смотрел Онегин обалдело,
Как после по своим губам
Водила пальцем Ольга, смело
Ему в глаза глядя. Он сам
Свой взор вмиг на нее уставил,
Но только галстук лишь поправил.
(Вернуться мог сейчас Ленской.)
Сидел Онегин сам не свой.
А Ольга ласково водила
Ступнею по его ногам,
А пальцем – по своим губам.
Вдруг столь же быстро прекратила,
Как начала, она свое
Занятие. И – ё-моё!..
 

LIX

 
Плеснула водочки в рюмашку,
Да залпом выпила ее…
Евгений чувствовал букашкой
Себя придавленной. (Твое
На этот счет, читатель, мненье?
Мое – вне всякого сомненья —
Все бабы – суки! Да, вот так!
И женский произвол – нам враг.)
А тут и Ленский к ним вернулся,
И непослушным языком
Он Ольгу известил о том,
Что в туалете подскользнулся
На нечистотах – и упал,
Чуть было руку не сломал.
 

LX

 
Над ним все дружно посмеялись,
А он вздохнул: «Пора домой!»
Затем, с Онегиным прощаясь,
Поцеловался, и с женой
В обнимку в лифт вошел нетвердо
(По правде – с очень пьяной мордой).
Закрылись двери, трос провис,
Тяжелый груз поехал вниз…
Такси подали очень быстро,
Володя с Олей внутрь зашли,
В багажник розы отнесли,
И тронулись… (Ну как артисты!)
Владимир весел был и пел.
Онегин – явно оробел.
 

LXI

 
Вид утомленно-отрешенный
Лицом храня, на свой диван,
От стройных тел освобожденный,
Засев, он к ночи стал не пьян.
Не пьян – а значит, думал трезво:
Какого дьявола так резво
Вдруг Ольгу повлекло к нему?
Кокетство? Глупость? Не пойму!
Предположений очень много
Насчет причин поступка быть
Тут может – мужу насолить,
Иль пошутить совсем немного,
Иль, может, впрямь, что и она
Уж с первой встречи влюблена
 

LXII

 
Сама в Онегина – кто знает?
Но как бы ни было все ж там,
Бежать Евгений тут решает
Из города, пока он сам
Не стал любви здесь домогаться
(Ему ли в бабники соваться).
Бежать куда-нибудь, пока
Не вышло б с Ольгою греха.
Меж другом и его женою
Онегин сделал выбор свой.
Хвалю его за это. Той
Довольно мерзкою чертою
Евгений вряд ли обладал
(Хотя, возможно, подавлял) —
 

LXIII

 
Друзей обманывать жестоко,
И в личных целях – подставлять,
Оправдывая это роком,
Судьбою то есть. Мне ль не знать,
Что может из друзей хоть каждый
Забыть в твой дом тропу однажды.
И будь хоть самый верный друг —
Ему ты будешь как недуг,
Коль нет бабла. Среди сомнений
Западло все. А чтобы плыть
По морю жизни, надо быть
С душой спокойной. Мой Евгений,
Во всем лишь искренность любя,
Вдруг испугался за себя.
 

LXIV

 
Он не хотел служить причиной
Мучений друга и тогда
Решил любви тоску, кручину
Развеять, иначе беда!
Куда ж поехать? Женя долго
Над этим думал – иль на Волгу,
Где тетки жили, иль на Юг,
Куда один армейский друг
Звал и Онегина и Вову
Нередко. Женя позвонил
Ему тотчас. Хоть удивил
Он дембеля, но с крепким словом
В ответ надежду получил —
Чего ж ты раньше не звонил?
 

LXV

 
«Конечно, приезжай быстрее,
Я буду, кореш, очень рад!» —
Ответ был в трубку, и живее
Стал Женя вещи собирать,
Предвидя дальнюю дорогу.
Хлопот – по правде – очень много.
Отлет – уже на третий день.
(Поставлю здесь я рифму «тень».
Моя изменчивая муза
Вновь улетела в небеса —
Ее прельщает их краса.
А следующая рифма – «Кузя»?..)
Как сложно стало мне писать,
Не вспоминая нашу мать.
 

LXVI

 
Без лингвистических новаций
Я обхожусь пока, друзья.
А самовосхваленья акций
Не терпит статусность моя.
Расцветку наводил я долго
На весь роман. Но связан долгом
Теперь я пред самим собой:
Подольше не давать отбой,
Писать поэму, как на службе,
И за столом сидеть пока
Не разогнется в ночь рука,
Не дернется щека натужно,
В глазах – не задрожит слеза,
А муза – прыг! – и в небесах!
 

LXVII

 
Пришла пора настроить струны
И распорядок изменить.
Ведь возраст мой уже не юный,
И сложно рифму сочинить,
Стряпней той весь роман приправить,
Что изменить и что поправить,
Да как сюжет не поломать,
Как сделать так, чтобы зевать
Не стал ты, милый мой читатель,
И чтобы смог ты прочитать
Хотя б страничек двадцать пять,
А мой чиновный злопыхатель
Не смог поставить мне в вину,
Что, мол, клонит его ко сну,
 

LXVIII

 
Когда поэму он читает,
Что плох сюжет и автор глуп —
Талантом, мол, не обладает,
А юмор скучен, стар и груб.
Отвечу я: кто так считает,
Тот вряд ли много понимает
В стихосложении и он
Плебейским образом рожден.
Я рос на пушкинском сюжете,
Но крыша едет – я устал!
Как видно, старт я быстрый взял.
Пора притормозить карете,
Что тащит вдаль мою главу,
Иначе славу не сорву.