Текст книги "Введение в самопознание"

Александр Шевцов
Введение в самопознание

© Издательство «Роща», 2019

© Александр Шевцов, 2006-2019

Раздел I. Вводный

«Суть нашего существа, то таинственное, что называет само себя Я – увы, какими словами располагаем мы для обозначения всего этого, – есть дыхание неба. Высочайшее существо открывает самого себя в человеке».

Томас Карлейль

Глава 1. Самопознание…

Стоит только задуматься о самопознании, как невольно попадаешь в мир мистики. И мистики шарлатанской, и мистики в самом высоком смысле этого слова. Мистики как мысли об истинной природе. В том числе и об истинной природе собственного Я.

И тут же закрадываются подозрения такого величия, что Дух захватывает, а скромность и неуязвимость заставляют отвести глаза и заняться чем-нибудь другим. И занимаемся. Всю жизнь точно проклятые с отведенными глазами.

А может быть, и вправду проклятые? Почему человеку нельзя глядеть в себя? Почему познавшие себя становились пророками или богами? Но на пути их и их последователей громоздились горы неприятностей? Громоздились не сами, а другими людьми. Почему в современном мире множество людей считало делом своей жизни войну с самопознанием и даже с самонаблюдением, искореняло его и доказывало, что оно вообще невозможно?..

Что это? Еще один инопланетный заговор? Или это просто подлость человеческой натуры, готовой ради бытовых выгод травить волков, датских принцев, инакомыслящих, соседей по подъезду, сократов?..

Я хочу познать себя.

У меня есть друзья, которые хотят того же самого.

Поэтому в этой книге я записываю свой опыт самопознания, которое, кроме самонаблюдения и экспериментов над собой, как оказалось, требовало и много чего еще. К примеру, за время работы над этой книгой мне пришлось прочитать целую библиотеку древних и современных сочинений, чтобы понять, что люди считали самопознанием. Я записал и свои впечатления от прочитанного, и собственные мысли, рождавшиеся при этом.

Поэтому мои очерки нельзя считать книгой по истории психологии или монографией по теории самопознания. Это просто искренне высказанные впечатления и раздумья. Я читал, пока автор был мне интересен. Иногда переписывал большие куски текстов, превращая свою книгу в хрестоматию. Но как только мне становилось скучно, я бросал чтение. И это, безусловно, роняет научное достоинство моей книги. Но как раз научность и не была моей целью.

Моей целью было самопознание, а все, что описано в этой книге, стояло между мной и мной. Я прошел этот слой насквозь и теперь немножко ближе к себе. Но это лишь начало…

Глава 2. Самопознание – жуткая неизбежность старости

Когда-то бытовало мнение, что старики мудры. Теперь мы стараемся этого не вспоминать, чтобы не обижать «выживших из ума идиотов», которые доживают свой век рядом с нами. Конечно, в этих словах звучит не диагноз, а раздражение, и до настоящего идиотизма доходят далеко не все. Многие до самой смерти по-своему умны и деятельны. Но они все равно ничего не понимают в той жизни, которой живут молодые, и ничего не могут посоветовать. С выходом в отставку ты становишься не нужен в этой жизни, просто потому, что ты – вне ее! А если ты по привычке суешься учить молодых, они либо огрызаются, либо вежливо отправляют тебя на рыбалку или копаться на дачном участке. Не мешай! Нет ничего такого, что бы ты знал лучше меня или что бы ты знал, а я не знал!

И это неизбежно не только для тех, кто уже в отставке, но и для каждого из нас, в том числе и для меня. Жуткая неизбежность! Но я не хочу так! Что же делать? Единственное орудие борьбы с подобными вещами, которое у меня есть, – это Разум, способность думать. И я думаю.

Что случилось в мире?! Как он так изменился, что старики перестали быть хранителями мудрости? Почему мы в ужасе ждем того мгновения, когда надо будет отойти от дел, уйти в отставку или на пенсию? Высочайшая из наград, доступных людям этого мира, – обеспеченная государством долгожданная свобода от принудительного труда – на деле оборачивается величайшим злом, вероятно, потому, что связывается со старостью и немощью тела и ума. К тому же это начало череды бесконечно нудных лет безделья и болезней. Но какое эта чисто телесная слабость имеет отношение к мудрости? Почему наш ум так теряет свою силу, если его освободить от того дела, которое он всю жизнь обслуживал?

Это явно как-то связано с тем, что наш мир стал технологическим и в нем не стало таких ценностей, которые хоть что-то значат для людей, помимо производства и технологии. Иначе говоря, выход на пенсию означает потерю магического источника, из которого ты черпал уважение или право на уважение. Наш мир стал однополюсным. Ушел от дел – потерял знания, связи и возможности, а с ними и право на уважение. А другого источника уважения в этом мире больше нет!

Но что было такого особенного в том мире, который не знал технологии, что позволяло с возрастом оставаться нужным? Какое знание ты не теряешь, теряя знания о современном производстве или бизнесе? Это должно быть нечто, что не устаревает от того, что ты отошел от дел. К примеру, ты сам. Ты как человек вообще.

Я пытаюсь представить себе, что должно вызывать в душе у читающего слово «самопознание». Как оно вообще отзывается? Я не имею в виду тех людей, которым нет до него дела. Нет, я говорю о тех, кто так или иначе захотел заглянуть в книгу с таким названием.

Я пытаюсь представить себе это и вижу разных людей. Одни уже давно посвятили себя самопознанию и определились с путем. Другие только подходят к выбору, заниматься ли этим. И это не такой уж простой выбор, все-таки придется отвлечь массу сил и времени от «настоящих» жизненных забот и пустить, быть может, на пустяки…

И значит, делаю свои выводы я, для кого-то нет в этой жизни ничего, кроме самопознания. А для кого-то все подобные «игры» – это явные пустяки, которыми шарлатаны отвлекают добрых людей от настоящей жизни. И они ведь без тени сомнения знают, что такое эта «настоящая жизнь»! Конечно, это их знание – только мнение или, точнее, убеждение. Человек сделал выбор считать настоящим, к примеру, только то, за что платят деньги. Или еще жестче, только то, за что платят государственные деньги. И соответственно, считать стоящим его внимания то, о чем написано как о стоящем в газетах или основных идеологических документах его общества.

Например, современные русские пенсионеры, бывшие советские служащие, в подавляющем большинстве не признают ничего, кроме идеалов служения государству, которое обязано позаботиться о них в старости. Государства обещают, государства обманывают, государства просто разваливаются… а человек, сделавший такой выбор, оказывается биологической машиной, запрограммированной лишь на определенное поведение, дополнительное государству.

И если такой человек видит слово «самопознание», он, даже пытаясь проявить доброжелательность, не в состоянии впустить его в себя. Просто больше не осталось места, все сознание занято и переполнено знаниями о том, что правильно, а что опасно в государстве для био-винтика. И обидами… Бесконечными обидами, вплетенными во всю ткань его жизни.

Человек, который вовремя не принял, что он САМ имеет определенную ценность и что можно жить ради себя, обречен всю жизнь провести в обществе, которое избрал. Причем, люди в этом избранном обществе умирают, но общество продолжает жить, потому что стало внутренним миром, своего рода кошмарным сном воображения. Это общество мертвых, которые уже не живут, но бесконечно переживаются нами. И к старости это общество становится очень похожим на сумасшедший дом, в котором ты ведешь бесконечные беседы про себя, потому что с уходом от дел это общество становится исключительно твоим внутренним переживанием!

Уход от дел, выход на пенсию – это всё способы перевести наконец внимание государственного винтика на самого себя. Делается это просто – тебе запрещают соваться в те дела, для которых ты был выращен и выточен. И это могло бы стать величайшим твоим благословением! Во всяком случае, ты сам мог бы сделать из этого запрета на участие в делах общества и государства благословение для себя и очищение для своего ума. Какая жизнь может начинаться сразу с выходом на пенсию! Какие силы и возможности ты мог бы подарить самому себе!

Но ты предпочитаешь обижаться и направляешь все внимание на свои прошлые поражения, на свою недооцененность и на свои пролежавшие невостребованными достоинства. Сила твоего потока внимания еще очень велика в этот миг, она как раз такая, какова была в лучшие твои дни. И вот вся она, благодаря запрету думать о работе, обрушивается на тебя самого, проливается в твой внутренний мир. Идеальные условия для самопознания! При определенном расположении ума пенсию можно посчитать подарком не государства, а Бога, и быть ему очень благодарным за то, как он мудро все устроил в этом мире… Но……

Но на пути этого потока внимания стоит фильтр в виде обид и отсутствия иной культуры, кроме государственно-производственной. Ты не можешь думать ни о чем ином, кроме того, о чем можешь. Иначе говоря, для того, чтобы хоть о чем-то думать, нам нужно иметь соответствующие образы. И думаем мы, грубо говоря, именно ими. Следовательно, когда государство, обеспечив тебе прожиточный минимум, выставляет тебя с работы и говорит: ты заслужил отдых, займись, чем хочешь, – ты можешь заняться только тем, чем занята твоя голова.

И вот, всю жизнь мечтавший о свободе винтик, наконец освободившись от того общества, от той общественной машины, частью которой он был столько лет, начинает бесконечные сведения счетов. Ты предъявляешь ИМ ВСЕМ свои счета, ты находишь и бросаешь ИМ в лица правильные слова, которые не нашел вовремя, ты побеждаешь во всех проигранных схватках и спорах и добиваешься, чтобы все, кто тебя недопонял, поняли правильно, кто не разглядел, разглядели, а кто недооценил – оценили. Ты заставляешь ИХ ВСЕХ принять такого тебя, каким видел себя сам. А для этого ты создаешь идеальное и победоносное описание себя в тончайших подробностях. В таких, что порой и сам не подозревал, что это в тебе есть. А что такое это болезненное и навязчивое удержание внимания на самом себе, на своих обидах и болячках, что такое это описание самого себя?

Иными словами, в старости ты неизбежно оказываешься занят лишь одним делом – самопознанием.

Но для НИХ! Это неизбежность, и в этом ужас старческого самопознания, потому что оно делает тебя слабоумным и подводит на самую грань сумасшествия. Имя ему – Самопознание для них.

А для себя?! Почему не для себя?! Почему другие настолько важнее мне, чем Я сам? Впрочем, ладно. Это вопрос пока риторический, потому что прежде, чем попытаться на него ответить, должен быть сделан выбор: познавать себя или биться за место в чужом мире. И я пишу не для того, чтобы агитировать за самопознание, а для тех, кто этот выбор уже сделал сам, а теперь ищет помощи и знаний. Для тех, кто однажды сказал себе: почему, если самопознание – неизбежность человеческой старости, если мы как вид все равно биологически предназначены для самопознания, не приготовиться к нему, не набрать хоть какую-то культуру подобной работы заранее?

Думаю, выбравшему самопознание надо знать, с чем он столкнется, начав свое исследование. Тем более, что об этом забытом предмете люди начали думать чуть ли не раньше, чем о богах.

Раздел II. История самопознания

А. Восточное самопознание

Рассказ об истории самопознания можно было бы начать и с античной философии, и с восточной. Это равноправные подходы. Я начинаю его с Востока, но это не значит, что и свет самопознания тоже идет оттуда. Чтобы утверждать это, нужно лучше знать и Восток, и историю самопознания, чем знаю я. Единственное, что я могу утверждать, это то, что самопознание зарождается там и тогда, где появляется человек, способный по-настоящему задуматься о себе самом.

Если у него находились последователи, которые превращали его поиски в школу или записывали в книги, история доносила до нас очередной рассказ о самопознании. Однако самопознание – дело очень личное. Думаю, в большинстве случаев люди, глубоко уходившие в самопознание, оказывались невидимками. И мы никогда не узнаем об их прозрениях.

Поэтому мой рассказ – это рассказ о том, что сохранилось. По некоторым ощущениям, я могу сказать, что на Востоке первые свидетельства о поисках себя имеют большую древность, чем на Западе. Поэтому я начну с Востока. Но это именно «по ощущениям». Первые более или менее достоверные записи появляются и на Востоке и на Западе примерно в одно и то же время. Настоящая древность и восточного, и западного самопознания неизвестна.

И все же, когда мы говорим о Ведах, почти непроизвольно возникает ощущение, что был некий первоисточник, некая среда, из которой все вышло. Возможно, все, что мы знаем о самом древнем самопознании, было взято и Востоком и Западом оттуда. Хотя бы как превратившееся в поговорку древнейшее требование, которое приписывают множеству мудрецов: Познай себя! Приблизительно в шестом веке до нашей эры оно было записано на вратах Дельфийского храма как слова одного из мудрецов седьмого века… Но когда в девятнадцатом веке на Руси записывали былины и поговорки, можно ли было определить их действительную древность?

Считается, что арии пришли на территорию современной Индии примерно за полторы тысячи лет до нашей эры. И с большей или меньшей определенностью можно утверждать, что в священных книгах ариев – Ведах – были куски, принесенные ими с их северной прародины. Лично мне нравится думать, что среди этих кусков было и что-то о самопознании…

Веды уходят своими корнями в то, что мы называем первобытной народной культурой с ее инициациями, шаманизмом и первобытным жречеством. Конечно, можно считать, что когда-то на земле был некий первоисточник знаний – протоцивилизация вроде Атлантиды, Лемурии или Арктиды. А потом, после ее гибели, знания были разнесены разбредшимися по планете осколками древнего народа. Можно пойти и на большие допущения. Например, что мы дети какого-то космического эксперимента и были созданы «богами» с какой-то другой планеты, прилетавшими на Землю сорок тысяч лет назад. Именно с того времени на земле существует и развивается человек современного типа, про которого сказано, что он создан по образу и подобию богов. Можно…

Но это бездоказательно. А вот что определенно, так это то, что некие особые знания о человеке были у всех первобытных народов. Их довольно уверенно можно назвать психологическими. Хотя это, конечно, не научная психология. Скорее, мистическая, потому что все эти знания ценились и пе-редавались из поколения в поколение именно как знания о мистических возможностях человека. Под «мистическим» понималось все, что угодно, лишь бы оно имело отношение к выходу человека за рамки «реального», то есть вещественного, ограниченного телом мира. Сюда входили как обряды и галлюциногены, так и управление особыми способностями человека. И все это так или иначе связано с вопросом об истинной сущности человека. Особенно раскрытие способностей.

Так что самопознание живет с нами, возможно, как раз с того мига, когда мы научились думать. Возможно, именно с вопроса: кто я? – и начинается современное человечество, ведь им мы и отличаемся от животных.

Я затруднюсь с определенностью сказать, арии ли принесли самопознание в Индию, или же они застали там древнюю Йогу, которая уже знала самопознание. Но определенно одно, самопознание не рождается в середине второго тысячелетия до нашей эры. А к Ведам, я думаю, вполне относятся слова Мирчи Элиаде про йогу:

«Аналогия между йогой и инициацией становится еще более отчетливой, если мы подумаем о ритуалах посвящения – примитивных или сложных, – которые олицетворяли собой создание “нового”, “мистического” тела (символически уподобляемого первобытными людьми телу новорожденного). “Мистическое” тело, позволяющее йогину вступить в трансцедентные формы существования, играет значительную роль во всех видах йоги, особенно в тантризме и алхимии. С этой точки зрения йога преодолевает и, на другом уровне, продолжает универсальную символику, которая зафиксирована уже в традиции брахманизма (где инициированный называется “дважды рожденным”). Инициатическое перерождение во всех формах йоги определяется как доступ к непрофанному и едва ли описуемому плану бытия, которому индийские учения дают разные названия: мокша, нирвана, асанкрита и т. д.» (Элиаде, Йога: бессмертие и свобода, с. 71).

Как вы понимаете, все это рассуждение относится и к древнекитайскому даосизму, который тоже весь нацелен на вынашивание мистического «золотого зародыша».

Как странно! Мы постоянно налетаем на то, что не в состоянии своими совершенными мозгами людей третьего тысячелетия понять или даже просто охватить образы тех же Упанишад или Йоги, посвященные раскрытию сознания. И при этом мы свысока смотрим на «примитивные» и «первобытные» народы. А ведь именно в народной культуре источник всего. И даже если была какая-то первоцивилизация, откуда все пошло, и даже были «боги», все равно все хранилось в народе. И даже сейчас еще хранится, просто мы разучились это видеть.

И если «богов» не было, то как создали они такое, что тысячелетиями стоит выше возможностей понимания человека? И при этом ощущается истинным, то есть соответствующим действительности. Я могу сделать только одно предположение: они смотрели не так и не туда. Точнее, как раз наоборот: они смотрели именно туда, где хранится мудрость, и смотрели именно таким способом, каким она может быть увидена. Мы же изменили мировоззрение настолько, что видим лишь то, что важно в нашем мире, и не видим остальной мир. Как не видим воздух. Но ведь то, что мы его не видим, не значит, что его нет!

Смена направления жизни, а с ним и мировоззрения, очевидно, произошла очень давно. На Руси об этом говорит в конце двенадцатого века «Слово о полку Игореве»: «Ныне времена ся наничь обратиша». Времена оборотились наничь, и жизнь словно бы потекла вспять, все удаляясь от какого-то своего истинного состояния…

Этот же парадокс был замечен уже в ведийское время. Уже тогда люди с трудом понимали, как можно было рассмотреть такое, что видели творцы Вед. Поэтому сами Веды говорят про себя, что были созданы Риши – великими мудрецами древности, в каких-то смыслах равными богам. Именно это провозглашение Риши великими мудрецами показывает, как на их фоне оценивали себя читающие Веды и как менялось время, обращенное наничь.

Но были ли Риши? Возможно, и были. И все равно, даже в их головах эти образы откуда-то должны были взяться, вместе со словами, которыми они их записали или сказали. Впрочем, может быть, они не знали слов, которые говорили, они просто давали имена тому, что видели. И с именами появлялись слова и сказание.

Когда мы говорим о времени создания имен, мы говорим о времени рождения языка. И то небольшое филологическое образование, которое я когда-то получил, тут же начинает вопить: язык творит народ!

Но я задумываюсь над этой прописной истиной языковедения и прихожу к выводу – она родилась от отчаяния. Народ хранит язык. Это верно.

И язык творит народ, превращая людей в хранителей и носителей себя. То есть в своих друг для друга, потому что любой язык выделяет владеющих им из прочей людской массы в избранное сообщество, в своих, делая остальных чужими.

Но творится язык отдельными людьми. Когда-то кто-то должен употребить новое слово первый раз. И если оно подхватывается народом, творец забывается. Многие ли помнят сейчас, что слово «стушеваться» придумал Достоевский, а слово «совок» – Александр Градский?

Вот точно так же небольшое сообщество какого-нибудь монастыря, ведущее глубочайшее исследование психики или состояний сознания, налетает на повторяющиеся и в силу этого узнаваемые явления. И оно дает имена этим проявлениям сознания, по которым все сталкивающиеся в своем самопознании с этими явлениями, узнают их. И так рождается их язык, язык сообщества.

Но однажды начинается великое переселение, и сказания Риши расходятся вместе с ними самими и становятся достоянием народа. Язык обогатился кусочками из тайного языка маленького сообщества исследователей сознания. Они стали Ведами внутри общего языка, а Веды сделали язык народа, хранящего его, не до конца понятным даже родственным народам. И вот народ осознал свою исключительность или исключенность из числа остальных и понес эту исключительность сквозь века. Фантазия… Но Веды, Йога, Дао состоят из имен того, с чем человек сталкивается на пути Вед, Йоги или Дао…

Исследователи считают, что пришедшие в Индию арийские племена застали там уже хорошо развившуюся Йогу. Они не только не уничтожили друг друга, но и явно взаимно обогатились. Кто кого и чем обогатил? Процитирую несколько мест из прекрасной работы русского исследователя Йоги Б. Мартынова.

«…пришедшие в Индию арии уже застали там весьма распространенную “туземную” йогу.

Но сами арии принесли свое мировоззрение и религию, образовавшиеся в ранних частях Вед, созданных еще на арийской прародине и в Индии сложившихся в законченный комплекс. Поэтому язык наиболее древних её частей ближе к Авесте, священному откровению иранцев, чем к позднейшему эпическому санскриту. Веды – если не почва, то фундамент индийского мировоззрения. По традиционным представлениям, Веды – “дыхание Брахмана”, как бы организующее мир, и состав ведийской литературы представляет этапы развития (или, скорее, излучения и нисхождения) священного знания, соотносимые с определенными сословиями и стадиями жизни человека в арийском обществе. Индуизм четко различает sruti, “услышанное” (в двух смыслах: услышанное “внутренним слухом” божественное откровение, голос божественного наития, и услышанное непосредственно из уст учителя), и smrti – “передаваемое”, “запомненное”. Веды – не столько писание, сколько постоянно воспроизводимое наитие. Веды представляют собой гигантское собрание разнородных текстов, подразделяющихся по жанру на самхиты – сборники священных гимнов и возглашений, Ригведу, Самаведу, Яджурведу и Атхарваведу; брахманы – описания и истолкования положений самхит и обрядов; араньяки – тексты, содержащие правила поведения удалившихся в лес (aranya) отшельников и, наконец, упанишады – наиболее отвлеченные от обрядов рассуждения о познании и достижении Истины.

И раннюю ведийскую религию опрометчиво было бы назвать “грубой и материалистичной” только потому, что в ней существовали жертвоприношения. Ибо Веды пронизывает стремление увидеть Истинное за очевидным и преклонение перед Знанием. “Кто куском дерева (жертву приносит), кто возлиянием, кто знанием Веды”. “Кто поклонением, кто знанием (приносит жертву), только знание приносит удовлетворение”. Провидцы и поэты (Риши) были носителями запредельной мудрости, открывавшейся им в состоянии озарения, и их провидческий опыт показывал путь другим». (Мартынов, с. 25–26).

Веды огромны. И Веды – это собрание религиозных гимнов и обрядов. Поэтому Веды крайне неудобный источник для поиска чего-либо, связанного с самопознанием. Хотя, как в любом очень большом произведении, в Ведах можно найти все, что угодно. Но для этого надо быть действительным знатоком. Я не знаток Вед. Но я знаю, что в Упанишадах очень много о самопознании, а Упанишады прямо рождаются из Вед. А это значит, что даже если мой глаз не различает в Ведах прямого разговора о самопознании, – это моя вина. Мое видение тоже обращено в другом направлении. Но дереву Упанишад не из чего было бы вырасти, не будь в Ведах корней. Поэтому я искал и нашел. Я остановился на том примере, который привожу ниже, и не продолжил поиск. Мне достаточно, а искажать этот источник своим копанием я не хочу.

Гайятри.

Гайятри – жемчужина Вед – это мантра. Иначе говоря, песнь, молитва и заклинание одновременно. Один из лучших знатоков Вед Т. Елизаренкова переводит ее так:

«Мы хотим встретить этот желанный

Блеск бога Савитара,

Который должен поощрять наши поэтические Мысли!» (Ригведа, III. 62.10 Ригведа, мандалы I–IV. – М.: Наука, 1989).

Елизаренкова прекрасный переводчик и великолепный знаток Вед. В комментариях она говорит, что в этом стихе «Риши просит бога Савитара о вдохновении» (Там же, с. 721). Вот и все.

Но если мы вспомним, что Савитар – это ведический Аполлон, то есть бог не только света, но и Разума, а Риши – это смертные люди, достигшие своими «поэтическими» способностями божественных состояний, то появляется возможность для сомнения. Не сомнения в точности перевода, но хотя бы сомнения в том, что мы правильно оцениваем то, что сказано в переводе.

Я приведу саму мантру на санскрите, а потом несколько ее переводов разных переводчиков.

om bhurbhuvah svah tatsaviturvarenyam bhargo devasya dhimahi dhiyo yo nah pracodayat

«Согласно Роеру: Пусть мы станем размышлять о Почитаемом Свете Савитара; оживляющего наше понимание.

По Гриффиту: Пусть мы достигнем той высшей Славы Бога Савитара; так пусть Он поощряет наши молитвы.

По Джонсу: Да почтим мы высшую власть того божественного Солнца, который озаряет все, от которого все исходит, к которому все должно вернуться, которого мы призываем верно направить наше понимание по нашему пути к Его святому престолу.

По Мадхве: Да станем мы медитировать на великого Бога, Прародителя, на весьма почитаемый свет, на направляющего наш разум.

По Эггелингу: Да обретем мы великий свет божественного Савитри, на которого мы полагаемся, пусть он вдохновит наши молитвы.

По Гольбруку: Да станем мы медитировать на Почитаемый Свет божественного правителя (Савитри); пусть это направит наш разум.

По Мюиру: Мы обрели высшую славу божественного Савитри; да поощрит нашу способность понимания (или гимны, или ритуалы).

По Бенфи: Пусть мы обретем славное сияние того прародителя, бога, который должен помочь нашим деяниям.

По Раме Мохан Рою: Мы медитируем на тот Высший Дух великого Солнца, направляющего наше понимание.

Примечание сэра Вильяма Джонса: Чем являются Солнце и Свет для этого, видимого мира, тем являются Высшие блага и истина для невидимой Вселенной, Вселенной разума; и как наши физические глаза ясно различают объекты, озаренные Солнцем, так и наши души обретают несомненное знание благодаря медитации на свет истины, исходящий из сути существ: только этим светом могут быть направлены наши умы по пути к блаженству» (Цит. по: Сурендра Мохан, с. 40–41).

Как видите, перевод Елизаренковой, возможно, даже красивее всех остальных, но в нем отсутствует понимание «вдохновения» как озаренности божественным разумом.

Собственно говоря, к нашему академическому переводу, а именно им и является перевод Елизаренковой, можно было бы не цепляться. По большому счету, это «вдохновение Риши», которое дает она, для знающего человека стоит всех остальных переводов. Но вот беда в том, что я как раз пишу не для знающих, а для желающих понять. Поэтому пропустить в этой мантре слово «разум» (буддхи) я считаю невозможным, потому что только оно позволяет понять, что же такое это поэтическое вдохновение Вед, которое в Эдде звучит как «мед поэзии».

Поэтому для того, чтобы понять мифологический перевод Елизаренковой, я считаю правильным начать с перевода современного индуиста Сурендра Мохана:

«Мы медитируем на почитаемый свет того Сияющего Создателя, поощряющего наш буддхи». (Там же, с. 38).

Здесь слово «буддхи» оказывается «переводом без перевода», но именно это не позволяет принять такой «перевод» и понуждает доискиваться до сути. И пока Мохан говорит о каком-то «принципе Буддхи», это остается непонятным, но он приводит слова из Упанишад, и посмотрите, какое содержание наполняет понятие того «вдохновения», о котором говорит Елизаренкова:

«N.B.: Почти невозможно перевести эту знаменитую мантру; на нее следует медитировать. Она способствует раскрытию (pracodana) принципа буддхи (dhi). Суть медитации состоит в утверждении “yo’ham so’sausoyo’ sau’ham” – “Что есть я, то есть Он, что есть Он, то есть я”». (Там же).

Далее Мохан приводит еще несколько своих собственных возможных переводов мантры. Некоторые из них очень важны для понимания индийской философии и йоги: например, номер три:

«Иное значение: “Мы медитируем на почитаемый светящийся шар (bharga) того бога-Солнца, который направляет всякую деятельность”» (Там же).

Конечно, этой «деятельности» до понятия «бескорыстной деятельности» кришнаитской йоги Бхагавад Гиты еще очень далеко. Как корню до кроны. Но только этот ключ позволяет понять, почему, говоря о незаинтересованности в плодах деятельности, вторая глава Гиты тут же говорит о сосредоточении ума и о втягивании в себя желаний, подобно черепахе, втягивающей конечности. Может показаться, что связь этих понятий слишком отдаленная, но вот посмотрите, как эта же мантра отразилась в Санкхье – философской основе йоги. Вот слова Мохана об одном из творцов классической Санкхьи Шанкаре:

«Согласно Шри Шанкаре, данная Маха-мантра раскрывает высшее Я, являющееся всей энергией и открывающее все, и которое есть Я всего. Гайятри с Пранавой, со своими семью Вьяхрити и с Ширас (эти индуистские понятия я не перевожу, потому что они нам больше не встретятся – А.Ш.) является сущностью всех Вед. На эту Гайятри следует медитировать припранайяме,<…> Чистая Гайятри символизирует единство Брахмы и Пратьягатмана. Фраза “dhiyo yo nah pracodayat” – “да раскроет он наш Буддхи”, указывает на Пратьягатман, являющийся внутренним наблюдателем всего и озаряющий антахкарану, или буддхи всех. Утверждение, что Он направляет наш буддхи, показывает, что Он – Высший Брахман, единый с Я, находящимся во всем. Поэтому слово “Савита” указывает на Высший Брахман». (Там же, с. 39).

Путь от Ригведы до этих слов Шанкары составляет несколько тысячелетий. Гайятри была настолько важна, что ее можно встретить и в Яджурведе (III.35), и в Самаведе, и в Упанишадах. Вот, к примеру, ее перевод из Брихадараньяка Упанишады (VI. 3.6), сделанный Максом Мюллером:

«Мы медитируем на тот почитаемый свет божественного Савитри, который должен пробудить наши мысли» (Цит. по: Сурендра Мохан, с. 40).

Поэтому следующий рассказ о самопознании в Упанишадах.