Текст книги "Введение в самопознание"

Из всего этого я делаю вывод, что буддийская теория, то есть Абхидхарма, не в состоянии ни объяснить Будду, ни привести к просветлению. Где-то в ней есть разрыв непрерывности. Но при этом она все же остается величайшим перстом, указующим на действительную Луну. И если я хочу достичь, можно воспользоваться и Абхидхармой. От нее ведь ничего не зависит. Все зависит только от меня…

Абхидхарма же совершенно определенно делится на несколько уровней в соответствии со способностью понимать не в слове и не рассудком. Однако требования Введения в предмет заставляют меня искать школу самопознания там, где она изложена для начинающего, значит, на простом и понятном языке.

Что же касается буддийской теории сознания, то заглянем еще раз в «Абхидхармакошу». Там есть место, которое, как кажется, должно бы все прояснить, потому что в нем прямо спрашивается о том, что такое сознание:

«Вопрос. Мы читаем в Писании: “Сознание воспринимает”. Что здесь понимается под сознанием?

Ответ. Абсолютно ничего!» (Цит. по: Щербатской, с. 157).

Как видите, непростые ребята эти буддисты. Да и жизнь у них, наверное, легкой не была.

Правда, чуть дальше есть такое место:

«Свет лампы – это обычное образное выражение непрерывного образования серии вспышек огня. Если эти образования меняют свое место, то мы говорим, что свет двигается (но на самом деле другие огни появились в другом месте). Подобно этому сознание – это условное наименование для цепи моментов сознания» (Там же, с. 157–158).

В ответ на прямой и, как кажется, четкий вопрос мы получили нечто сложное и туманное, к тому же изрядно мною сокращенное. Но если вспомнить начало рассказа о Буддизме, то не напомнит ли это нам что-то уже знакомое. Вспомните, как дзенские патриархи задавали друг другу вопросы не в словах.

Вопрос «что здесь понимается под сознанием?» – только кажется четким. Прежде, чем ты будешь в состоянии получить ответ, ты должен научиться задавать точные вопросы. А для этого нужно понять каждое слово, которое ты используешь. Использование слов с бытовым значением означает, что ты просто не понимаешь, что говоришь и о чем спрашиваешь.

И ответ, который получает вопрошающий, есть ответ более о значении слов, чем по существу. Для того, чтобы это стало понятно, попробуйте уточнить вопрос. Если мы говорим о том сознании, которое воспринимает, то и спрашивать надо не вообще о сознании, а именно о воспринимающем сознании: что понимается под воспринимающим сознанием?

И тогда ответ будет, примерно таков: абсолютно ничего, по сравнению просто с сознанием.

А пояснение через пример со светом тоже обретет смысл:

Воспринимающее сознание – это условное наименование для цепи моментов сознания, которое просто есть и что-то воспринимает.

При таком подходе изречение стало понятнее, но не дало нам ответа на вопрос, а что же такое сознание?

Может, и нет. Но был ли он нами задан в действительности? Может быть, ответа нет, потому что мы всего лишь играли в слова?

Может ли быть действительный ответ на вопрос, который не был задан в действии?

Признаюсь честно, у меня был подготовлен материал еще для нескольких глав, посвященных и понятию «сознания» и дхармам. Но когда я перечитал последние рассуждения, я вдруг увидел: умному достаточно.

А мне больше не хочется рассуждать.

Главное уже понятно: если вы задумали изучать Буддизм, надо читать источники и хорошие исследования ученых. И надо ехать к мастерам, которые будут вас обучать. Если же вы хотите познавать себя, то пора обратиться к себе, пока лишние знания нас не переполнили. Пора действовать.

Вот и я обращаюсь к себе и вижу: я свободен и могу делать то, что хочу. А хочу я, прежде чем еще раз обратиться к Буддизму и его пониманию сознания, дать собственное определение этого явления. Определение развернутое и очевидное, насколько это будет мне доступно. Определение, которое будем моим описанием моего собственного сознания, с применением той способности к созерцанию, что я обрету к завершению этой книги.

Один китаец сказал, что все китайцы врут. Как много голов сломалось на этом прекрасном логическом парадоксе! Наверное, не меньше, чем сломалось их на том, о чем врут китайцы…

У китайцев вообще все не как у остальных, все наоборот и как-то особенно. Вот и самопознания в том смысле, что есть у индоевропейцев, у них нет, то есть нет ни познания Я, ни Души или Духа. У них и Души в нашем смысле слова тоже нет.

«Для китайской традиции характерно натуралистическое представление о душе. Душа рассматривается как своеобразный сгусток положительной (Ян) или отрицательной (Инь) пневмы-ци, своеобразной тонкой материи. Души хунь состоят из положительной пневмы (Ян-ци) и ответственны за сознание и мышление человека, души по – из отрицательной пневмы (инь-ци) и обуславливают жизнедеятельность человека. Согласно традиции, как правило, признается наличие у каждого человека десяти душ – трех хунь и семи по» (Торчинов, Даосизм и традиционные… с. 28).

При этом они все быстренько помирают, как только расстаются с телом, хотя могут померши посещать некий Желтый Источник и другие иные миры… Эх, не наврать бы!

Короче, с душой у китайцев все очень хитро, зато у них есть познание тела. Оно им и заменяет самопознание. Только это не совсем то тело… Точнее, это совсем иное тело. Хуже того, это вообще тело, которое надо себе создать, вырастив с помощью «пневмы-ци» бессмертного зародыша…

Вот вам для знакомства кусочек из даосского трактата «Рассуждения, рассеивающие сомнения относительно совершенствования в бессмертии»:

«Чэнь Ни-вань сказал: “Хорошо, я расскажу тебе о пути бессмертия. Есть три уровня в учении об обретении эликсира бессмертия, есть три свершения в выплавлении эликсира.

Обретший путь небесных бессмертных может свершать превращения и метаморфозы и подниматься ввысь. Мужи высших способностей могут научиться ему. Они тело считают свинцом, сердце считают ртутью, сосредоточение считают водой, мудрость считают огнем. Во время вкушения пищи могут они зачать зародыш бессмертия, за десять месяцев созреет зародыш. Это высший способ выплавления эликсира. В его основе нет ни триграмм, ни их черт, нет также футов (цзинь) и унций (лян). Этот способ прост и легок, поэтому от сердца к сердцу передают его. Очень легко в нем достичь успеха.

Обретший путь водяных бессмертных может выходить и входить, скрываться и вновь являться. Мужи средних способностей могут научиться ему. Они ци считают свинцом, дух считают ртутью, циклический знак середины у они считают огнем, циклический знак начала цзы они считают водой. В течение ста дней они могут все смешать и соединить, через три года свершится образ. Это средний способ выплавления эликсира. Хотя в нем есть триграммы и их черты, тем не менее в нем нет еще ни фунтов, ни унций. Этот способ таинственен, поэтому при помощи устных наставлений передают его. В нем непременно можно обрести успех.

Обретший путь земных бессметных может оставить свое тело и пребывать в миру. Мужи из толпы могут научиться ему. Они семенную эссенцию цзин считают свинцом, кровь считают ртутью, почки считают водой, сердце считают огнем. В течение одного года можно произвести зародыш, через девять лет можно достичь успеха. Это низший способ выплавления эликсира. В нем есть триграммы и их черты, а также есть фунты и унции. Этот способ сложен и труден, поэтому письменно передают наставления о нем. Боюсь, в нем трудно достичь успеха”» (Цит. по: Торчинов, Даосские практики, с. 221–222).

Главная мечта даоса та же, что и у всех смертных, – достичь бессмертия. Но не душой, а телом! Правда, сами же китайцы сомневались в том, что такое возможно. Но зато сами же себя и убеждали, изящно высмеивая безверие китайцев и творя целые классификации видов бессмертных.

«Баопу-цзы ответил: “Если человек потерял слух, то ему не услышать даже удара грома. Если человек утратил зрение, то ему не увидеть даже сияния трех источников света. Не скажете же вы из-за этого, что грохот и звон подобны шепоту, а сияние небес тускло? Глухой уверяет, что никаких звуков вовсе не существует, а слепой утверждает, что нет никаких воспринимаемых зрением вещей. <…>

Среди живых существ нет ни одного, которое могло бы по одухотворенности превзойти человека. Будучи существом благородной природы, люди, казалось бы, должны быть равны и одинаковы. Но в действительности среди людей бывают мудрые и глупые, порочные и добродетельные, красивые и уродливые, высокие и низкорослые, чистые и нечистые, нравственные и развратные, медлительные и напряженные, флегматичные и нетерпеливые, ленивые и деятельные, – по тому, что они предпочитают и чего желают их уши и глаза, все люди не одинаковы, точно так же, как не одинаковы Небо и Земля, как разнится между собой лед и уголь.

Стоит ли после этого дивиться, что бессмертные, в отличие от обычных людей, не умирают? <…>

А скудоумные люди, приверженные вульгарным представлениям и хранящие доверие лишь к обыденному, говорят, что раз никто в мире не видел бессмертных, то значит, что в Поднебесной ничего подобного и быть не может. Но разве ссылки на зрение достаточно, чтобы делать такие заявления?

В пространстве между Небом и Землей, в необъятности мира, для которой нет ничего внешнего, так велико многообразие удивительного, что разве можно установить для него какие-нибудь пределы? До самой старости мы ходим под небосводом, но не знаем, что над ним, до самой смерти мы ступаем по земле, но не ведаем, что под ней.

Наше тело – наше непосредственное обладание, но почему присущие ему воля и сознание таковы, каковы они есть, мы не знаем. Предопределенность нашего долголетия скрыта в нас самих, но чем определяется его возможность, мы не знаем. <…>

Представим себе, что некий мудрый и талантливый человек избегает суеты и чиновной карьеры, скрывает свет своей личности и утаивает свои достоинства… Очень редко кто-либо из современников сможет оценить такого человека и распознать его… Ведь бессмертные вступают в бушующее пламя и не обжигаются, легкими стопами ступают по темным волнам, парят в бесконечной пустоте пространства, мчатся на ветре, плывут на облаках, взмывают ввысь и достигают Пурпурного Предела, обретая жилище в Палатах Куньлуня. Как же люди, подобные ходячим трупам, могут увидеть их?

Когда же они решают повеселиться и появляются среди людей, то они скрывают свою истинную природу и прячут свою необычность и внешне не отличаются от простых, заурядных людей. В таком случае даже идущие плечом к плечу с ними или соревнующиеся в силе с ними разве смогут догадаться, кто они такие на самом деле?”» (Гэ Хун, с. 32–35).

Как правоверный китаец заявляю: не верьте нам, китайцам! Не поддавайтесь на наши обманы! Мы все время врем! Но как прекрасно врут китайцы! Как я завидую!

Впрочем, вру. Это я говорю не как китаец, а как русский скоморох. Помните знакомое каждому русскому: сказку соврать… Дайте-ка и я вам совру чего-нибудь позаковыристее. Чтобы душа сначала развернулась, а потом снова свернулась!

Вот, к примеру, а знаете ли вы, зачем по земле бродили люди, чьей жизненной задачей было врать сказки, ворошить мечты и будоражить души?.. А ведь их за это кормили, привечали, давали кров. Значит, народ ощущал, что они делают что-то очень и очень важное?

Помните: Хлеба и зрелищ! Знаете, что это такое? Это начало конца Римской империи. А вот: Его хлебом не корми, дай соврать чего-нибудь! – это начало большого и долгого пути целого народа сквозь пространства и историю.

Как-то это все связано с образами. И есть образы и образы! Образы, которые выманивают душу изнутри на арену, и образы, которые душа утаскивает глубоко внутрь тела, чтобы насладиться ими наедине с собой.

И ведь что получается: народ, променявший мечты на зрелища, исчезает, растворяясь в других народах. Народ, которому есть о чем мечтать, живет, будто сцементированный этими образами.

Когда-то и Русь умела мечтать, когда-то и по ней бродили чародеи и скоморохи… Сейчас и Россия и Китай забывают своих сказочников и предпочитают грезить на голливудский манер. Есть ли сила, способная спасти эти две древние культуры? Помечтаю: китайцы заселят Америку и Россию и сделают их своими провинциями! Вот только справятся ли современные китайцы с Голливудом? В одиночку, без скоморохов? Сомневаюсь…

Но о том, как врут скоморохи, позже. Когда дойдем до этнографии. А пока об этом великом китайском лжеце Гэ Хуне, которого вы только что читали. Он жил еще в четвертом веке, долго обманывал всех китайцев, прикидываясь конфуцианцем, а потом вдруг оказался даосским магом и чуть ли не отцом Внутренней алхимии. Так у них называлось искусство достижения бессмертия в теле.

До него у этих китайцев и не было, считай, никакого самопознания, а после него, если какое и появилось, так и то телесное! Что такое телесное самопознание? Уверенно сказать не могу, но намек дам. Точнее, дам почитать еще одного китайца, чтобы вы могли судить сами. Это отрывок из небольшого трактата Ли Исю. Ли Исю (1833–1892) был мастером боевого искусства, называемого Тай-цзи цюань. Трактат называется «Принцип выполнения движений и ведения поединка». Не очень-то старайтесь его понять, лучше вслушайтесь в музыку звучания.

«Старые мастера говорили: “Если сумеешь притянуть силу противника и направить ее в пустоту”, то сможешь “четырьмя лянами одолеть тысячу цзиней”.

В этих словах скрыт глубокий смысл. Однако начинающим это трудно понять. Поэтому необходимо дать некоторые объяснения этих слов для тех, кто стремится постичь суть этого метода, чтобы они заложили надежную основу, с помощью которой, занимаясь каждый день, могли достичь в конечном итоге желаемой цели.

Если желаешь втянуть противника в пустоту и “четырьмя лянами одолеть тысячу цзиней”, прежде всего необходимо познать себя и познать противника» (Ли Исю, с. 77).

Какие Ляны? Какие Цзини? Да какая вам разница! Вы, главное, слушайте, не перебивайте! Ведь все кажется таким понятным и даже будит желание действовать. Но это еще не сказка, это присказка. Сказка будет впереди!

Тебе нужно было настоящее китайское самопознание? Хорошо, будет тебе белка, будет и свисток! Прямо сейчас начинается сплошной «Дао-дэ цзин» с его необузданной противоречивостью, причем, настолько узнаваемый, что двух с половиной тысяч лет будто и не было! «Дао-дэ цзин», Даосская йога и Даосская алхимия в едином лице.

Здесь есть все, в этом крошечном рассказе, весь Китай и весь Даосизм. И это все настолько верно, что можно больше не читать ничего из китай-ской мудрости, точно она вся собралась в руках мастера боевых искусств. И изложено будет так, как и должен говорить настоящий китайский мастер, которого вы искали всю жизнь по всей планете. Даже кажется, что вот еще миг, и он тебя научит… вот только надо понять! А мастер, как кажется, все делает, чтобы можно было понять. Понять это, кажется, действительно можно… Но для того ли все это, чтобы его понять?! Для того ли музыка, чтобы понять ее?

«Если желаешь познать себя и познать противника, то прежде всего необходимо забыть себя и следовать за другим (то есть противником).

Если желаешь забыть себя и следовать за другим, прежде всего необходимо воспользоваться случаем и занять выгодное положение, чтобы движения тела были как одно целое.

Если желаешь, чтобы тело было как одно целое, прежде всего необходимо, чтобы не было изъянов. Для этого необходимо стимулировать духовную мощь и Ци. Если желаешь стимулировать духовную мощь и Ци, прежде всего необходимо активизировать “жизненную силу”. Если желаешь активизировать “жизненную силу”, прежде всего необходимо не позволять “духовной мощи” рассеиваться вовне. Если желаешь, чтобы “духовная мощь” не рассеивалась вовне, прежде всего необходимо накопить духовную энергию и наполнить ею кости, прежде всего необходимо, чтобы передние суставы рук обладали силой, а плечи были расслаблены; когда Ци опущено вниз, Цзинь поднимается из пяток, преобразуется в ногах, накапливается в груди, движется через плечи, направляется поясницей. Наверху она соединяет плечи, внизу приводит во взаимную согласованность ноги.

Цзинь преобразовывается внутри. “Накопление” – это есть замыкание; “испускание” – это есть размыкание. Покой – это когда все без исключения находится в покое. Покой – это замыкание, но в замыкании содержится размыкание. Движение – это когда все без исключения находится в движении; движение – это размыкание, но в размыкании содержится замыкание.

Осознав это, всегда движешься по круговым траекториям, приобретаешь силу в любой части тела. Только тогда сможешь втянуть противника в пустоту, осуществив принцип “четырьмя лянами одолеть тысячу цзиней”.

Ежедневное выполнение “одиночных упражнений” является практическим средством самопознания. <…>

“Парные упражнения” и туй шоу (свободный спарринг) являются практическим средством познания партнера. <…>

Говорят: “Познавший себя и противника не имеет равных и в ста битвах одерживает сто побед”» (Там же, с. 77–78).

Один китаец сказал: сейчас я вам скажу не о том… Потому что о том я сказать не могу. О том, наверное, вообще, сказать нельзя… Но как-то же надо говорить! Да чего там болтать! Какой прок от болтовни! Вы встаньте, подвигайтесь немного, может быть, и говорить-то не придется! Впрочем, если хотите, я скажу, почему же не сказать-то?.. Только не обижайтесь потом. Сами напросились!

Лет двадцать пять-тридцать тому назад мы болели японским карате, но китаец Брюс Ли был нашим кумиром. Мы его считали каратистом. Купить «Дао-дэ цзин» тогда было невозможно, но мальчишки-каратеки таскали в своих сумках затертые перепечатки с невесть чьих переводов этого сочинения, которое не понимали ни те, кто читал, ни те, кто переводил. Зачем же переводили и зачем читали? Может быть, чтобы понять? А вспомните и искренне признайтесь себе. Нет, у «Дао-дэ цзина» в наших спортивных сумках было какое-то совсем иное предназначение. Да и значение было иное… Он нужен был не затем, чтобы понимать, поэтому мы все и познавали себя через тело, предпочитая «практические средства самопознания».

Потом карате запретили, но вдруг разрешили У-шу. По России прокатилась волна даосизма длиной, так примерно, лет в пять. Мы были как в угаре. Но все проходит…. И вот наши головы начали показываться над поверхностью новой русской даосской культуры. И мы шевелили губами, пытаясь разобрать, каков же вкус у китайского самопознания. Другим, наверное, повезло больше, я же чувствовал только одно: меня обманули.

Я много изучал китайцев. Да и сейчас у меня были написаны еще несколько глав. Я все еще верил, что пойму, если заберусь еще немножко глубже! Знаете, что я сделал с ними? Я их сохранил в этой книге, но убрал из них все слова. Зато я оставил в списке использованной литературы те книги, в которых хранятся китайские пояснения к моим главам. Вот так я разделался с целой тысячей цзиней, которых мне все равно не победить!

Если вам недостаточно того, что я рассказал о китайском самопознании, почитайте эти книги, и может быть, однажды вы перечитаете эту мою главу еще один раз…

И все же! Ну, неужели же китайцы действительно врут?

Впрочем, какая разница! Разве «Дао-дэ цзин» лишь для того, чтобы его понять? А разве китайцы для того? Пусть себе врут. Главное, лишь бы не прекращали!

Глава 2… Глава 3… Глава 4…

Б. Западное самопознание

Сейчас мы однозначно связываем самопознание с греческой философией. Требование «Познай себя» было не просто заявлено кем-то из великих предшественников Сократа, но оно было занесено на ворота величайшего храма Эллады как одна из главных духовных целей, которой должен был следовать человек, если он считал себя истинным греком. Ведь Дельфы были не только главным храмом Аполлона, бога света и разума. Они были главным общегреческим храмом, творившим сам народ, потому что прививали ту культуру, благодаря которой грек и чувствовал себя греком. Даже если он сам и не задумывался над этим.

То, что греки не очень задумывались над теми изречениями, что считали вершиной собственной мудрости, показывают хотя бы то же судилище над Сократом или травля Диогена. Того самого Диогена-киника, то есть собаку, сумевшего сказать Великому Александру, перед которым униженно ползала на коленях вся Греция: Отойди и не загораживай мне солнце! Диогена, не признававшего ничего из общественных ценностей (отсюда наше «циник»), что не было бы достоинством души, то есть таким достоинством, которое ты сможешь унести и за врата смерти. Например – самопознание.

История сохранила письма Диогена. Я приведу отрывки из двух. В них те два полюса, между которыми проходила его жизнь. К одному, полюсу благоденствия, он стремился: «Киник-собака желает Аруэке познать самого себя (тогда ты действительно будешь благоденствовать)» (Диоген, Письмо 49, с. 251).

Другой он ненавидел, хотя и жил только ради него. Это народ Эллады. И его письма «Эллинам» – приговор. Диоген «ругается» в этом письме. Но не считайте его «ругань» личной обидой или озлобленностью. За ней скрывается нечто, что нам еще предстоит понять:

«Диоген-собака так называемым эллинам желает погибели.

Впрочем, вы и так гиблый народ, если даже и не буду желать вам погибели. Ведь вы только по образу своему люди, а души у вас обезьяньи – ничего не зная, вы делаете вид, будто все знаете. Потому-то и наказывает вас природа. Придумав для самих себя законы, вы обрели только величайшую спесь и получили свидетельство о внедрившейся в вас порочности. Вы состарились, проведя всю жизнь в войнах и никогда не вкушая мира, порочные сообщники порока. Вы завидуете друг другу, едва заметив у другого чуть подороже платье, чуть побольше деньжат, приметив, что другой чуть ловчее в речах и немного посообразительнее.

Вы ничего не в состоянии правильно оценить, скатываясь только к приблизительному правдоподобию. Вы всех обвиняете, но ничего не знаете, ни вы сами, ни ваши родители, и по заслугам мучаетесь, осмеянные невежеством и безумием. Вас ненавидят не только киник-собака, но и сама природа. У вас мало радостей и много горестей как до брака, так и после него, ибо, женившись, вы окончательно гибнете и вечно брюзжите. Сколько и каких мужей вы уничтожили, одних победив на войне, других осудив во время так называемого мира!

Разве мало у вас распятых на крестах и замученных палачом? Разве не по вашему приговору выпивают яд и погибают на колесе только потому, что показались вам виновными? О, безумные головы, что выгоднее – учить или убить? Ведь от мертвецов нет никакой пользы, если только мы не собираемся поедать трупы как жертвенное мясо, а в честных людях всегда есть нужда…» (Диоген, Письмо 28, с. 228).

Вот так убивали и Сократа. Это приговор целому народу, который травит своих мудрецов. Травит ненавистью, если не может убить. Травит ядом, если убить разрешили. Народу Эллады было глубоко начхать, на что он руку подымал и что терял со смертью своего гения. В этом мы очень близки: разве кто-то застрелил Дантеса за то, что он убил русскую гордость? Для того, чтобы вызвать его на дуэль, как раз эта гордость и была нужна…

Но народ не имеет гордости, хотя и кичится чем угодно перед другими народами. Сейчас, к примеру, выразителями духовного величия народов стали футболисты. И, наверное, если в ближайшее время в России не родится несколько великих футболистов, она просто перестанет осознавать себя великой державой и исчезнет. Ведь исчезли же Великая Греция и Великий Рим, растеряв свою гордость!

Почему народ не бережет свою гордость и не задумывается над собственной мудростью? Почему, что имеем – не храним, и плачем, лишь потерявши? Каким-то образом нам постоянно не до того. Вот если кто-то чужой говорит дельную мысль, мы спешим ее подобрать. Почему? Да потому что ее у нас нет, а ведь может пригодиться. А вот свое – оно уже есть, оно уже навсегда наше и никуда не денется. Тут спешить не надо, висит себе надпись на храмовых вратах и висит. И когда захочу, тогда схожу и посмотрю. Это ведь всегда под рукой, всегда доступно, не Багамы и не Антилы, куда можно не успеть, если границы опять закроют…

Мы так много утеряли из собственной культуры, но стоит ли расстраиваться, ведь в этом мы велики, потому что повторяем деяния великих греков и римлян. Третий Рим все-таки!

Но почему греки не берегли свое достояние? Почему они не ценили ни мудрость, ни мудрецов? Почему, собравшись демократической толпой, травили своих мудрецов, точно зверье в Колизее? Или это было уже в Риме?

Думаю, не все так однозначно. Думаю, им можно найти Великое оправдание. Ведь толпа – это и есть народ. А народ – это толпа, образованная некой единой культурой, то есть образом мышления. Или просто единым, но крепко устоявшимся мышлением, включающим в себя и язык как способ передавать друг другу образы, и общепринятое поведение как способ эти образы воплощать. Это мышление, оно же культура, есть некий образец, которому должен соответствовать любой человек, причисляющий себя к народу. Тот, кто не соответствует образцу, – чужак, и его надо изгнать. А если чужак не изгоняется, его уничтожают!

Мудрец чаще всего чужак в своем народе, потому что он не таков, как все. Если он достаточно мудр, чтобы заигрывать с диким зверем толпы, льстить ему и баюкать, народ позволяет кормиться рядом с собой. Лишь подозрительно косится на него и время от времени угрожающе скалит зубы. Если же у мудреца недостаточно мудрости для выживания, или он весь занят мудростью, а не выживанием, то…

Убийство толпой как раз и рождает народ, потому что объединяет толпу. У нее появляется такое единое переживание, в котором все участвовали и хоть что-то помнят одинаково. Это такая редкость, когда люди что-то помнят или понимают одинаково! И это почему-то так важно людям – иметь единство сознания, что его на протяжении всей истории человечества пытались закрепить кровью. Кровь – это высшая материя любой бытовой магии. Наверное, потому, что у голого первобытного человека больше ничего ценного и не было: кал, моча, слюна, пот и кровь!

Вплоть до позднего средневековья считалось, что надолго строить можно только на крови. Это называлось строительной жертвой, когда в фундамент крепости живьем закладывали человека. Вплоть до сегодняшнего дня так строятся общественные здания – партии, мафии, правительства… Так что всему можно придумать Великое оправдание.

Великие оправдания никогда никого не оправдывают… Знаете, почему? Потому что они создаются для народов, а в толпе виноватых не найти, значит, и оправдывать некого. И еще потому, что когда ты в одурелой толпе забивал своего мудреца, ты был виноват во всем и всецело, и тебе нет оправдания!.. И нет тебе оправдания, если ты вместе со всем народом отвел глаза и промолчал, когда вливали яд в пришедшего тебя спасти…

Античную философию самопознания, пожалуй, не понять, если не помнить о корнях, из которых она вырастает. О народных корнях, потому что это народная культура с ее бесконечными открывающимися один под другим пластами представлений и образов.

Мысль не новая, и я воспользуюсь помощью английского исследователя первой половины двадцатого века Ричарда Онианса и его великолепной книгой «На коленях богов» (Происхождение европейских представлений о теле, уме, душе…):

«В основе современной европейской мысли лежат греческая философия и греческая наука. Обычно изучение греческой науки и философии начинается с Фалеса, Анаксимандра и их учеников VI века до нашей эры, но ведь философы – не корни, а уцелевшие ветви некогда мощного древа. Ствол, породивший эти ветви, таится во тьме веков – это мышление всего народа, та система верований, посредством которой люди этого племени на протяжении многих поколений объясняли жизнь человека и устройство мира.

Некогда это была живая вера, ее детали, разумеется, менялись, и она постепенно росла, обогащалась идеями тех мыслителей, чей вклад ныне четко определить невозможно и чьи имена навеки забыты. Корни этого древа уходят в период смешения племен, союз которых породил Элладу. Позднейшие “философии”, теории отдельных личностей и школ, представляют собой критику или видоизменение первоначальной системы. Эти новые ветви все более отклоняются от прежней веры, но остаются непонятными без соотнесения с первоначальным мироощущением.

Как было бы интересно, если бы удалось восстановить исконные, фундаментальные представления о жизни, разуме и судьбе, глубинные верования, определявшие слова и поступки каждого человека. Мы имеем в виду не одних только греков. Обратившись к их прошлому, мы разглядим корни всей европейской культуры, более того, я убежден, что фундаментальные представления, прослеживаемые в языке и древнейшей литературе Греции и Рима, обнаружатся у германцев, кельтов и других народов древности; эти верования существуют и ныне в виде обычаев, примет и поговорок» (Онианс, с. 28).

Я намерен использовать находки Онианса в моей следующей книге, где попытаюсь восстановить народные представления о душе и сознании. Пока же для меня достаточно, если будет принята мысль о том, что Сократическая, а через нее и Платоническая философии вырастают из народной культуры. В частности, из первобытной культуры индоевропейцев, корни которой жили во времена классической греческой философии в мистике храмовых мистерий и посвящений. Вот с них и надо начать разговор о греческом самопознании.

Я не хочу давать исторический очерк храмовой жизни Древней Греции. Об этом очень много написано. Достаточно будет упомянуть лишь то, что вся духовная жизнь греков той поры была сосредоточена вокруг храмов, среди которых одними из главных были Дельфы, Элевсин, Агры. Стоит упомянуть и то, что Сократа осудили на смерть, в первую очередь, за безбожие! Сократа, который, быть может, был тогда чуть не единственным греком, беседовавшим с Богами!

Впрочем, уж нам ли в России не знать, как облыжно обвинять за несовершенные преступления! Все-таки с пятнадцатого века, с женитьбы Ивана III на наследнице греческого престола Софье Палеолог, мы стали и наследниками греческого коварства!

Я не буду просто рассказывать о том, как велась служба в перечисленных храмах, мне не нужен очерк греческого мистицизма, мне нужен очерк греческого самопознания.