Текст книги "Пойди туда, не знаю куда. Книга 2. Птичий язык"

Восхищение

Наутро Нетот собрался, позавтракал, взял в дорогу котомку с едой, попрощался с Поханей и хозяйками, и пошел к Путиле. На крыльце его ждал кот… Он сидел на перилах и дремал, но, завидев Нетота, поднялся, выгнулся и зевнул. Он сидел лицом к двери, он ждал…

А когда Нетот подошел и погладил его по спине, кот спрыгнул, потерся о ноги и побежал рядом. Они вместе прошли ту тупиковую улочку, на которой жил Поханя, повернули на соседнюю. И кот бежал у ног Нетота, словно собачка. Тут из подворотни выскочила дворовая собака и залаяла на Нетота. Кот тут же выпрыгнул вперед и выгнул спину.

Собака замолчала, глядя на кота. Откуда-то взялась и вторая, и они вдвоем смотрели на кота со странным вниманием. Нетот не сразу понял этот взгляд, но сообразил, что это сельские собаки, голодные и потому хищные. Для них кошка может быть и добычей. Он, было, хотел их шугнуть, но кот обернулся к нему, словно подмигивая, и упруго побежал в сторону собак.

На лай со двора выглянул мужик и закричал Нетоту, что собачки злые, надо бы прибрать котика. Нетот пошел следом за котом, готовый спасать друга.

Но спасать пришлось собак! Кот молниеносным прыжком взвился и впился в морду первому псу, а когда тот с визгом рванул обратно к подворотне, оттолкнулся от его головы и перелетел прямо на морду второму, который как-то неудачно решил помочь собрату…

Когда противники были обращены в бегство, кот уселся на тропе, облизываясь и довольно косясь на Нетота.

– Вот это кот! – закричал мужик. – Всем котам кот! Что, придурок, получил? Иди вон в будку, дом сторожи! – проводил он пса.

Нетот подошел к Коту, все еще дыбившему загривок, и склонился перед ним, присаживаясь на корточки.

– Ну ты воин! – вырвалось у него. – Я восхищен!

Кот развернулся, сел, поднял голову и впервые прямо взглянул ему в глаза. И Нетот понял, что восхищение нужно даже коту… Оно открывает для общения самые закрытые сердца… Понимать бы только, что такое восхищение.

Они сердечно попрощались, и каждый пошел своим путем, сохранив другого в своем сердце.

– Можно сказать, у меня появился брат, – думал Нетот, удивляясь собственным мыслям …

Дома у Путилы шли сборы. Собственно говоря, охотнику, как голому, собраться – только подпоясаться. Но Путила все чего-то ходил по горнице, перебирал какие-то вещи, словно что-то искал, хватал что-то, потом ставил обратно. Марфа его стояла, прислонившись плечом к деревянной перегородочке, отгораживающей печной угол, держа в руках узелок со снедью, и молча за ним наблюдала.

Путила в своих метаниях оказался возле красного угла и остановился. Постоял так, и словно в сомнениях поднял одну из иконок. За ней стояли двумя столбиками десяток серебряных рублей и пяток золотых червонцев. Он глядел и глядел на них, и между ним и Марфушей словно накапливался какой-то разряд. Она даже попыталась что-то сказать, но он, не оборачиваясь, выставил в ее сторону ладонь, и она смолкла.

Путила очнулся, покосился на молчащего Нетота, поставил иконку на место, взял ружье, Марфушин узелок кинул в заплечный мешок, мотнул головой Нетоту, чтобы выходил, и обнял жену. Нетот вышел, и через несколько мгновений появился Путила. Лисища, неподвижно лежавшая на крыльце мордой к двери, взвилась и закружилась вокруг него.

Путила мрачно молчал до самого леса, Нетот не беспокоил его…

Но как только они вошли в лес, мрачность начала уходить, словно лес омывал человека. И Путила постепенно преобразился, стал легким, гибким и бесшумным. Он показывал Нетоту неприметные следы, Нетот кивал, показывая, что понимает, что хочет ему сказать напарник. Путила показывал птичьи гнезда, нору енота, пару лисьих нор, в одном месте даже осторожно показал волчье логово, возле которого играли щенки, пытаясь добраться до пестуна, спрятавшегося от них на самую макушку холмика над входом в логово.

Скоро они понимали друг друга со взгляда, и между ними установились отношения двух знатких. Более того, Лисища тоже приняла Нетота и поглядывала на него вопросительно, когда находила какой-либо след.

Собачка была потрясающе умной, Путила посылал ее осматривать разные места, движением пальца или тихим свистом. Она шла ровно тем ходом, какой требовался. Посылал Путила бегом – она мчалась бегом, посылал шагом – она кралась, осторожно переступая, возле волчьего логова показал ей пальцем идти назад и сесть, она отошла, села и не шелохнулась, даже когда щенки тявкали.

У первой бобровой плотины Путила послал ее ползком отсечь бобра, который трудился у ветлы в стороне от берега. И она ползла, потом лежала, не выдавая себя. А когда Путила пошел вперед, подняла голову, спрашивая: кидаться ли ей на бобра. Но Путила показал, что этого не потребуется, и она отвернулась, вытянула шею, чтобы голова не торчала, и смотрела на зверя, ожидая приказа.

А когда бобёр почуял охотников и попытался убежать к реке, она начала метаться на его пути взад и вперед, не нападая, так что он встал в недоумении и позволил подойти вплотную и рассмотреть себя. Люди словно перестали для него быть видимыми.

– Умница, – сказал ей, наконец, Путила. – Ну, пусти его, ладно.

И собачка прыжком оказалась у его ног, а бобёр, словно с него спало очарование, вздрогнул и поплелся к воде, волоча плоский хвост.

– Хороша собачка! – сказал Нетот.

– Кормилица! – ответил Путила, присел на корточки и впервые ласково погладил собаку по голове. – И мать у нее умницей была.

Взрыв счастья вырвался из нее, она прыжком оказалась в его объятьях, свалила его с ног и принялась лизать в лицо.

– Так, так, так! – поднял он палец кверху. – Лисища! Телячьи нежности Ат-ставить!

Она так же прыжком оказалась сидящей перед ним.

– И какое у нас боевое задание? – спросил он, садясь и все так же вздымая палец.

Она взвизгнула и крутанулась вокруг себя.

– Не знаешь? А я тебе скажу! – снова махнул он пальцем. – Задание у нас – познакомить союзника с расположением бобровых ловов!

От этих слов Лисища уселась смирно, словно вытянулась во фрунт, и с таким восхищением глядела на своего хозяина, что Нетот понял: то, что он видел раньше, еще не было восхищением, то было лишь обещанием восхищения. Восхищение эта собака испытывала не просто по отношению к хозяину, но к его уму, к его способности знать, что делать и куда идти.

Глядя на собаку, Нетот испытал умиление, что было ему совершенно незнакомо, но зато так расслабило что-то в груди, что ощущения собаки начали передаваться ему, и он почувствовал, как сам восхищается Путилой. Это было странно и непонятно, потому что Путила никак не был для Нетота тем, кем стоило восхищаться.

– Вот, Лисища, чем человек от собаки отличается, – продолжил Путила, подымаясь, – он знает будущее. Поняла?

Судя по всему, она понимала это с рождения… если не раньше. А вот Нетот задумался: он уже не был тем начинающим, для кого слова – просто слова. Он научился вглядываться в них, особенно когда сказавший не придавал сказанному особого смысла. Когда человек говорит без смысла, очень даже возможно, что его устами говорят боги…

Почему Поханя отвел его к Путиле? Почему дорога привела его в этот лес вместе с пьяницей-охотником? Как охота за словами, за птичьим языком нуждалась в этой странной прогулке по лесу и в изучении восхищения?

И если Поханя, только что сумевший вызвать в нем преображение, послал его учиться восхищению, чем это похищение вверх подобно движению преображения? Боги похищают? Но где тут боги? Нет, богов Нетот не чувствовал. Но что-то его восхищало, что-то стремилось втянуть его в более высокий Путь. Что это за Путь? Тут Нетот понял, что мысль его не способна охватить, но то, что с Путилой он оказался не случайно, Нетот осознал.

И то, что это тонкое и неприметное ощущение восхищения, как внутреннего движения вверх, может стать переходом, он тоже понял. Хотя и с недоумением…

До вечера они отмахали верст тридцать вдоль речек, рассмотрели все плотины, видели много нор, оценили по погрызам примерную численность бобра. В общем, хороший охотничий день, хотя Нетоту эти бобры и не были нужны. Зато он проникся к Путиле уважением, а когда вглядывался в Лисищу, все легче чувствовал и восхищение. И, самое главное, он понял, что восхищаться можно не чем-то определенным, а всем человеком сразу.

Но еще важнее, что и восхищаться надо уметь целиком, словно становясь восхищением… Это был странный урок, но когда они на закате развели костер и уселись вечерять, Нетот вдруг почувствовал, что от обильного восхищения он стал иным, словно внутри него что-то топилось и таяло…

Тут, у костра, Путила разговорился. Не то чтобы обильно, речь ему давалась непросто. Но открылся.

– Хороший ты охотник, Нетот… – тихо начал он. – Я вижу. В лесу ты свой, и лес тебе родной…

Нетот ждал.

– И лишнего не болтаешь.

Нетот усмехнулся и дернул головой, мол, колись, о чем ты?

– Дело мне тут предложили… – с болью в голосе начал Путила и даже отвернулся. – Напарник нужен.

Нетот снова вопрошающе дернул подбородком.

– Деньги за иконой видел? Это тут один богатый купчина дал, чтобы я ему Оленя Золотые рога добыл. Любитель украшать свой домино звериными головами. Все, говорит, есть, а вот прослышал я, что в мугреевском лесе водится Олень Золотые рога! Добудь мне эти рога, я тебе заплачу.

– А там правда такой олень водится? – спросил Нетот.

– Да, правда. Я сам видел. Я и нахвастался как-то в кабаке…

– Надо же! – подивился Нетот. – Я и не знал, что в наших местах олени водятся.

– А он последний. Живет со своей оленихой, наверное, лес хранит. Вроде хозяина леса. Убить его – и оленей больше не будет, и лес умирать начнет…

– Так его нельзя убивать!

– А я про что?!

– Так чего ты мучаешься?

– Жена моя, Марфуша, больна. И есть доктор в столице один, который спасти может. Но возьмет он за лечение в аккурат десять золотых червонцев, как мне сказали. Купчина пять сейчас дал, пять еще даст, как дело сделано будет… Убью – не смогу больше в лес войти, не убью – Марфуша помрет…

И Путила без слез уткнулся лицом в землю, а Лисища бросилась к нему и закрыла своим телом.

Долго сидел Нетот у костра, а когда угли начали чернеть, встал и сказал:

– Иди домой и жди. Нет у меня решения твоей задачи. Пойду совета спрашивать. Дай бог, все разрешится, и мы с тобой еще поохотимся!

И шагнул в темноту, чтобы не превращаться в коршуна на глазах у человека.

Олень Золотые рога

Нетот ушел от костра к берегу Тезы, рядом с которой они разбили свою стоянку. Левый берег был низким, поэтому Нетот нашел небольшой холмик и с него прыгнул к воде, на ходу оборачиваясь птицей. Туман над ночной рекой, словно упругая пленка, отбил его падение и подхватил, и Нетот вдоль по Тезе ушел на юг, поднялся на крыло и летел какое-то время так, чтобы чуять поток воды под собой.

Наконец настроился на звучание воды и поднялся выше, к лунному сиянию. Теперь он спрямлял изгибы реки, но продолжая слышать ее. И постепенно звучание воды начало растворяться в звучании всей этой земли, и он понял, что настроился на само место. Земля звучит все время, но мы не слышим ее звучания, потому что оно слишком привычно.

Но как только звучание земли прорвалось в его сознание, Нетот ушел еще выше, чтобы река не мешала, и швырнул в звучание земли вопрос. Земля словно прислушалась к нему, но он распахнул сердце и начал течь только по тем струям, в которых она звучала. И ответ пришел. Земля знала все!

Нетот тут же повернул налево, на восток, и пошел по самой границе теплого земного воздуха и холодного, верхнего, в котором живет ветер. Под лунным светом зрение коршуна легко различало леса, озера, речки. Они светились и играли, словно ночью мир жил совсем иной, неведомой человеку жизнью большого, кипящего котла…

Севернее появилось впереди что-то, насторожившее Нетота, но довольно скоро он понял, что это поселок людей, и взял южнее, чтобы не потерять чутье от их дымов. Впереди показалось большое сияющее под луной зеркало, вид его был таким странным, что Нетот не сразу узнал озеро. Однако оно не пугало, и Нетот пролетел прямо над ним, пытаясь понять, почему оно так сияет. И понял, что это не случайно. В глубине озера что-то словно слегка светилось и переливалось, но рассмотреть это не удалось, а задерживаться Нетот не хотел.

Он слушал зов земли и правил по нему над могучим лесом, который чем-то сильно отличался от того, в которым они только что ходили с Путилой. Понять, чем, у коршуна не было никакой возможности. Но он знал, что влетел куда-то, куда без разрешения входить нельзя. Оставайся он человеком, возможно, сообразил бы, что летит между озерами Кщарой и Санхаром, но этого он не понимал. Зато он помнил, что полетел в Мугреевский лес, и понимал, что приближается к месту, куда вел его зов…

И вот появилось под ним большое болото. Зов шел откуда-то из его глубины. Нетот снизил скорость и начал искать под собой что-нибудь необычное. Но болото было как болото, только в самой середине, где ожидалось озерко, было словно слепое пятно. Сначала Нетот даже не заметил его: место как место, болото. Но он заметил, что его словно отнесло от этого места, и он его облетел стороной.

Нетот развернулся и снова попытался пролететь сквозь это место, но его снова обнесло. Влететь в это пятно не удавалось, как он ни старался, зато удалось рассмотреть несколько неприметных тропинок, ведущих к этому месту по болоту. Странные были тропинки, вели в никуда, доходили до пятна и пропадали.

Нетот спустился на одну из них и обернулся человеком. Вокруг были сплавины, местами видна была вода в бочагах, но тропинка шла по земле, петляя от деревца к деревцу. Нетот снял ружье и пошагал вперед. И чем дальше шел, тем сильнее было желание свернуть вбок. Но он помнил, как идет тропа, да и опыт охоты на болотах не пускал уйти с хорошей земли под ногами, поэтому он продвигался и продвигался вперед, словно проламывая какую-то преграду.

И зашел так далеко, что вдруг пелена распахнулась, и он увидел перед собой совершенно круглое озеро небольшого размера. Одна странность – вода в озере была совершенно белой, как ему показалось! На краю озера стояло существо устрашающей внешности, блестя похожими на чешую пятнами морщинистой кожи и двигая огромной зубастой челюстью.

Нетот испытал непроизвольное желание вскинуть ружье, и ружье охотно откликнулось на его позыв, готовое прыгнуть к плечу. Но зов шел прямо от существа, и Нетот сообразил, что это и есть Змей Шарукан в своем естественном обличье. Он забросил ружье за правое плечо, чтобы выказать отсутствие страха, и пошел прямо к нему.

Очевидно, для Змея это было важно, и он вряд ли случайно вышел навстречу человеку в самом устрашающем своем облике. Еще одна схватка.

Нетот подошел к Змею и остановился, чувствуя, как его тело приняло незнакомую ему величавую осанку. Змей был выше его, но он глядел на Змея сверху вниз. Змей оценил это, склонился в низком поклоне и сказал человеческим голосом:

– Ты пришел в гости к Шарукану, старший брат! Мой дом – твой дом! Что привело тебя ко мне?

– Я приветствую тебя, брат, в твоем доме, и не стал бы тебя беспокоить, хоть ты и обещал мне многое. Обещание, данное в бою, священно, но благородный воин не воспользуется им без крайней нужды, если его брат не захочет сделать это по дружбе.

Змей улыбнулся и еще раз склонил голову:

– Я благодарен тебе, старший брат, за то, что ты освобождаешь меня от обязанности исполнять мои обещания. И поэтому я чисто по дружбе спрашиваю: что привело тебя в мой дом?

– Один мой друг охотился в Мугреевском лесу и видел Оленя Золотые рога. Он хороший охотник, поэтому он не стал убивать Оленя, но случилось так, что об этом Олене прознали, и теперь с моего друга требуют золотые рога. Покажешь ли ты мне, где обитает Олень Золотые рога, и поможешь ли его добыть?

– О-о! – вырвалось у Змея. – Твой охотник не простой человек! Он точно видел Рыжего, не сказок наслушался?

– Он точно видел и мог убить. Но у него не поднялась рука выстрелить, потому что он знал, что это последний Олень в этих местах.

– Твой друг – хороший человек и хороший охотник. И он, сдается мне, непростой человек… Мало кому Елень показывается, а уж если показывается, значит, дает Знак… Было бы весьма не мудро убить Знак, вместо того чтобы его понять…

Змей задумался и медленно обрел более человеческий вид, только не такой устрашающий, в каком он был на покосе. Хвост, правда, он убрать не смог, и хвост бил из стороны в сторону, выдавая его сомнения.

– Однако ты задал мне непростую задачу, старший брат. Пойдем ко мне в гости. Моя жена и дети хотят посмотреть на того, кто смог превзойти их мужа и отца в силе. Они уже приготовили завтрак, – и Змей засмеялся. – Даже то, что мне не ставят на стол, достали для дорого гостя!

– Когда же они успели?

– Мы узнали о том, что ты идешь, как только ты послал зов Земле…Жена очень хотела проверить, сумеешь ли ты то, что не удавалось никому… найти наш дом.

Нетот вспомнил, как во время сна уже бывал в доме у Змея, но никак не мог сообразить, где же может стоять бревенчатый дом. Однако сны, даже вещие, никогда не совпадают с действительностью полностью. Вот и тот сон обманул Нетота.

Они пошли прямо в белое озеро, и тропинка, словно промоина в краю оврага, начала уходить в землю, так что скоро они шли уже почти подземным ходом. А потом она повернула вбок, и они вышли внутрь озера, и оказалось, что озеро было пустым. Это не вода светилась белым, а известковые стены озера казались водой. Они шли по ходу, проложенному в камне. Этот ход то шел по открытому уступу, словно по гулянке, то есть балкону, то уходил внутрь, так что свет поступал лишь из окон в известняке.

Наконец свернули они еще глубже в берег и оказались у входа в большой и мрачноватый зал, в котором суетились вокруг каменного возвышения большая змеиха с кожей синеватого оттенка в красных разводах, и куча мелких, совершенно зеленых змеенышей.

Но как только Нетот перешагнул границу между ходом и залом, сумрак вдруг пропал, все помещение наполнилось светом, заиграла музыка, благообразного вида дети, одетые в старинные наряды, принялись выбираться из-за стола и с криками: «Тятя! Тятенька вернулся!» – бросились к Шарукану, который обрел совершенно человеческий облик, и был тоже одет в старинную одежду, всю украшенную золотыми цепями с множеством маленьких фигурок зверей, птиц и еще каких-то странных существ. Шарукан поднял руку, и дети остановились, переводя взгляды с него на Нетота и обратно.

– Разве приличные дети бегают с криками, не поздоровавшись с гостем? – произнесла прекрасная дама в длинном, декольтированном платье, в которую превратилась Змеиха, и улыбнулась Нетоту, приседая в поклоне. – Просим высокого гостя не обижаться на невоспитанность наших детей. Последние века мы слишком редко принимаем гостей у себя…

Дети тут же принялись приседать и здороваться. А Нетот вдруг с удивлением заметил, что его ружье превратилось в большой лук, сделанный из рогов какого-то неведомого животного, а его собственное тело согнулось в неожиданном поклоне, а потом потянулось к руке дамы, чтобы поцеловать ее.

– Это вы, моя госпожа, должны меня извинить за внезапное вторжение, смутившее ваших прекрасных детей, – ответил он. – Если бы не крайняя нужда, пришедшая внезапно, я бы обязательно предупредил о своем приходе.

Хозяйка прикусила губу и жестом пригласила всех рассаживаться. Нетот сел на указанное место и вопросительно посмотрел на Шарукана:

– Мне очень неловко, но я вижу, что опечалил хозяйку в ее доме. Скажите, что я сделал не так, и я все исправлю.

– Нет, старший брат, ты все сделал так. Даже больше. Ты сделал больше, чем мог бы, если бы даже хотел… – ответил Шарукан.

– Никто не может заранее предупредить нас о своем приходе, – улыбнулась Змеиха, смахивая слезы, выступившие на ее глазах. – Вот уже очень давно мы живем в этом заколдованном месте, не в силах ни уйти, ни принять гостей. Ты первый, кто смог это сделать… Надежда уже почти покинула нас…

– Вот поэтому она сомневалась, что у тебя хватит силы добраться до нас, когда мы услышали твой зов.

– Ничего я не сомневалась, муж мой! – воскликнула она, виновато покосившись на Нетота. – Человек, сумевший победить моего мужа в бою, не может не иметь силы! Как я могла сомневаться в том, кто смог победить величайшего!

Потом подумала немножко и тихо добавила:

– Не сомневалась… но боялась. Я же женщина или нет?

Елень

Когда-то наш мир был совсем другим. Добрыне достаточно было немного отъехать от Киев-града, и на Пучай-реке он мог столкнуться с целым выводком змеев, которые держали в полоне множество русского люда… Правда, когда это сказание складывалось, это был еще не Добрыня, не Киев и не Пучай-река…

С другой стороны, еще в 16 веке наши летописи упоминают неких «коркодилов», о них же пишут и европейские путешественники вроде Герберштейна или Джерома Горсея. Вот отрывок из Второй Новгородской летописи: «В лета 7090 поставиша город Земляной в Новегороде. Того же лета изыдоша коркодили лютии зверии из реки и путь затвориша; людей много поядоша, и ужасошася людие и молиши бога по всей земли; паки спряташася, а иних избиша».

Это 1582 год…

Нашим предкам с далеких времен приходилось отвоевывать свои земли у существ совсем иной природы, былины это помнят, и сказки помнят, а люди забыли…

Вот и Нетот сидел за столом у семейства Змеев, удивляясь, почему он ничего не знал про таких существ, даже больше, чем тому, что при этом они все выглядели людьми и разговаривали на «русском языке». Правда, в какой-то миг до Нетота дотянулось сомнение: русский ли это язык, и кто выглядит человеком – змеи или он сам? Иначе говоря, кто обрел этот облик, в котором все выглядит «по-человечески» – может, он, входя в их мир, стал видеть их людьми, а они его видят змеем?

Он мучился этим вопросом, не решаясь его задать, но в не меньшей мере его занимало, почему он слышит их и понимает по-русски? Откуда они могли так хорошо знать русский язык, что он не замечал ни малейших отличий, словно это были люди из его родных мест. Ну, хоть бы окали, что ли, или акали… Хоть какое-то отличие в их речи должно было быть, змеиный выговор, так сказать. Но ничего подобного не было.

И Нетот, когда закончили трапезничать и ушли с хозяином пить напитки в его мужскую горницу, спросил:

– Это мы на каком же языке говорим? Часом не на птичьем?

Шарукан засмеялся, кивая:

– Нет, конечно, но очень близко к нему. Птичий язык, как ты понимаешь, старший брат, не единственный передает речь богов. Змеиный язык тоже позволяет говорить на всеобщем языке…

Потом помолчал и добавил:

– Я долго слушал тебя, старший брат, и все удивлялся: почему же ты так чисто говоришь на нашем языке, ну, хоть бы говор какой-то что ли прорезался… Нет, как будто ты пришел с нашей родины…

– Прости за любопытство, а где именно твоя родина, брат? Там, где тебе дали имя Шарукан?

– О, нет, Шаруканом меня звали половцы, потому что не могли выговорить моего настоящего имени. Но я вложил в это имя настоящую силу имен, и потому оно теперь одно из моих настоящих.

– А где же твоя родина?

– Не знаю, могу ли я позволить даже тебе вводить меня в эту печаль… Но если сейчас наш поход увенчается успехом, я обещаю тебе, что покажу мою родину… однажды… – Он замолчал в задумчивости и добавил. – Не всякий сможет там выжить, не умея говорить. Но раз ты знаешь про птичий язык, многое становится понятнее… И мое поражение тоже… Я все больше успокаиваюсь и чувствую гордость, что проиграл такому, как ты!

– Какому? – хотел спросить Нетот, но понял, что свое невежество показывать этому «другу» не стоит. Невежество – слабость, и не полезно, если о ней знают. Поэтому он перевел разговор:

– Так что же с оленем? Ты поможешь мне?

– Нет, старший брат, – ответил Шарукан, – мне это не по силам.

– Жена моего друга сильно больна. Мы ищем средство, чтобы ее вылечить.

– Жена твоего друга неизлечима, – старший брат. – У нее не болезнь…

– Как ты можешь это знать?

– Поверь мне, я это знаю, поскольку это относится к условиям нашего заключения. И ты не должен меня уговаривать. Мой долг – помочь тебе, и я, конечно же, помогу во всем, на что хватит моей силы. Но добыть Рыжего мне не дано… Насытился ли ты? Готов ли к дальней дороге?

– Да, вполне.

– Мы пойдем с тобой подземными путями. Это змеиные тропы. Быть может, тебе лучше обратиться змеем, чтобы не испытывать неудобств?

– Не помню, чтобы я умел обращаться змеем, – ответил Нетот, – однако, попробуем.

– Тогда не будем сорить временем. Ты ел мою пищу, она хорошо принимается тобою, я вижу, что ты сможешь обратиться… – и Шарукан поднялся на ноги.

– Любопытно, что же я такое ел? – подумал Нетот, прислушиваясь к желудку. Но желудок спокойно и тепло переваривал то, что в него попало… Нетот поднялся и пошел прощаться с хозяйкой.

Они спустились с Шаруканом на дно озера и обнаружили лазы, уходящие вглубь земли. Это были промоины в камне, через которые ушла вода. Шарукан начал раскачиваться, глядя на Нетота, и тихо завыл, постепенно переходя на шип. Нетот почувствовал, что этот вой отзывается внутри его тела гудением.

Он начался в переносице, словно ее заломило, как перед кровотечением, и стал спускаться все ниже. В какой-то миг Нетот осознал, что движение идет тем самым путем, по которому подымалось восхищение от сердца. А потом, миновав сердце и проскочив ярло, вдруг помчалось внутрь живота по тому пути, по которому шло презрение кота. Но не остановилось там, где презрение ударилось о дно живота, а пролетело еще ниже.

И тут Нетот услышал, что издает шипящий звук, а земля стремительно приближается. И вот они стояли на четырех ногах, два могучих змея. Тот, что стоял перед Нетотом, был синевато-белесым, а лапы Нетота были темно-красными в синих разводах.

– Пошли? – спросил Змей без слов и, не дожидаясь, бросился в провал.

Нетот скользнул следом.

Путь их был подобен норе с гладкими стенами. Они мчались в темноте, иногда перепрыгивая ямы, иногда бежали прямо по стенам, из-под когтей Змея вылетали искры, и это подсвечивало путь. Впрочем, Нетот и так видел напарника и дорогу. Вначале он, правда, несколько раз задел за выступы и пару раз оступился на незаметных промоинах, но четыре лапы лучше держат, чем две ноги. И скоро движение захватило его, словно полет сквозь землю…

Они выскочили наружу после бесконечного бега, когда Нетот начал изнемогать. Все же этот бег на четырех лапах был непривычен, и съедал не столько телесные силы, сколько силы ума, заставляя приспосабливаться к себе. Но путь завершился, и по ощущению, они отмахали верст тридцать.

Снаружи светило солнце, вокруг был такой же белый котел бывшего озера без воды, такие же изъеденные водой известковые стены. Не подходя к ним Змей начал шипеть и извиваться, Нетот последовал ему. Вместе они вырвались из того пространства ниже дна живота, и шип перешел в гудение, а гудение поднялось вверх по какому-то внутреннему пути, и Нетот превратился в человека, а Змей обрел хвостатый облик, в котором встречал Нетота возле своего дома.

Они поднялись по стене, в которой было множество путей наверх, и тут Змей остановился на самом краю:

– Дальше мне нельзя. Будем ждать.

Они затаились в большой вымоине с изрубленными краями и ждали, глядя через край берега. Перед ними сухое болото переходило в луговину, вокруг которой стояли огромные, небывалые для этой части Руси деревья. Нетот хотел спросить, чего они ждут, но промолчал, доверяя своему провожатому. И не напрасно. Змей, похоже, знал свое дело и гнал не случайно.

Недолгое время прошло, как из леса вышел Олень, чьи рога действительно светились золотом, а за ним осторожно выглянула его олениха… Нетот ожидал, что олени эти будут большими и мощными, но они больше были похожи на ланей… И были они очень пугливы…

Тут странный звук привлек внимание Нетота, он повернул голову и увидел, что Змей вперился в Оленя неотрывным хищным взглядом, а его когтистые лапы непроизвольными движениями скребли камень. Тут только Нетот понял, что это за странная промоина с неровными стенами… Это когти Змея прорыли ее в камне! Видно, немало времени провел он вот так, словно в засаде, наблюдая своего врага!

– Елень! – наконец прошипел Змей. – Пока он жив, мы будем заключены. Давным-давно здесь жили мои предки. Потом пришли люди, их народа уже нет на этой земле, и заняли это место. И мы воевали с ними не на жизнь, а на смерть. Здесь мчались боевые колесницы, здесь гремели взрывы, каких вы еще не можете представить… У вас сохранились предания тех людей, а у нас ничего не сохранилось… Потому что, когда произошла решающая битва, боги открыли пути и увели наши народы в разные миры. Но место это закрыли, чтобы никто не мог его занять. Это особое место, и ни один народ, не обладающий нужной силой, не сможет его удержать…

Нетот с удивлением глядел на громадные деревья, не понимая, как между ними могли ездить колесницы, вспоминал местность, над которой летел, и не понимал, где в этой глухомани могли жить люди… Видно, много воды утекло с тех пор, если мир смог так измениться…

– Пока жив Рыжий, мы не сможем уйти, – снова заговорил Змей. – По одному хранителю от каждого народа. Хранитель от их народа превращается в Еленя вместе со своей женой. И живут так, пока их не освободит смерть Еленя. И только тогда я могу уйти со своей женой и детьми и присоединиться к своему народу. А на мое место придет новый.

– И сколько же он живет?

– Пока не придет человек из его народа, который захочет стать хранителем этого леса, и не убьет его. Смерть освобождает Еленя.

– А иначе его не убить?

Змей повернулся к Нетоту, словно в недоумении, потом потряс головой:

– Понимаю, старший брат, это история другого народа, ты не обязан ее знать… У тебя ружье. Я знаю такое оружие. Оно особое. Попробуй подстрелить Рыжего, пока он удобно пасется.

– Я не хочу его убивать!

– Ты попробуй, – улыбнулся Змей хищной змеиной улыбкой, и Нетот понял, что он все же надеется убить Оленя его руками, и решил быть очень осторожным.

Но когда он приложил ружье к плечу, и оно ожило, оказалось, что оно видит множество дичи вокруг. Но только не Еленя!..

– Теперь ты понял… – разочарованно произнес Змей и отвернулся. – Если бы его можно было убить, я бы давно убил… Убить еленя может только тот, кто придет на смену… Но время подходит, вот от чего умирает жена твоего друга. Ей подходит время стать оленихой!

– Я понял тебя, брат, – сказал Нетот, подымаясь. – Теперь прости, я не смогу вернуться с тобой прежним путем. Мне нужно запомнить дорогу к этому месту.

И он прыгнул в белую пустоту озера и ушел в сторону Холуя коршуном. Всю дорогу пытался он рассмотреть следы древних, и действительно начал прозревать заросшие лесом валы поселений, дороги и странные круглые чаши озер, словно их оставили страшные взрывы…