Текст книги "Пойди туда, не знаю куда. Книга 2. Птичий язык"

Второе преображение

Битвы не кончаются в тот миг, когда кончаются. Они не кончаются для всех одновременно. Битва уже кончилась, но как это узнать? И противники продолжают сражаться. Кто-то должен объявить им, что битва завершена. И этот кто-то должен быть таким, чтобы ему поверили.

Пока же такой не появился, гнев и ярость усиливаются, и битва становится личной, а значит, настоящей! Она словно разгорается, потому что бойцы разогреваются все сильнее. И вопрос об окончании битвы решает уже не разум, а сила, которой либо хватит для победы, либо она исчерпается, и воин упадет. Поэтому в этой части битвы, что после конца, побеждает тот, кто умеет добывать сверхсилу, а для этого надо иметь источник силы, не доступный телу.

Как только Елень с Оленихой соединились, оставшихся змеев словно отбросило, и они потекли прочь по кустам и густой болотной траве. Жар битвы был настолько велик, что бойцы продолжали их преследовать и добивать. Нетота отнесло погоней от места схватки, он гнался за скользящими по кустам тенями, и его лук не знал промаха. Нетот чувствовал, что гнев и ярость поднялись в нем до самого горла, и ощущал, что у него открывается источник иной силы.

Его опыта теперь хватало, чтобы почувствовать, что сейчас с ним произойдет второе преображение, такое же, как в бою с Шаруканом.

И тут он обнаружил себя у белого известнякового хода, уводящего в берег безводного озера. Из хода этого раздавался странный рев, словно там, в глубокой белой чаще, бесновался самый сильный из всех змеев. В этом близость противника не могла напугать Нетота, наоборот, она был вызовом!

И Нетот бросился на берег, чувствуя, как ярость ворвалась в его голову, и кровь брызнула из макушки, застилая глаза мелкими каплями. Тело его начало ломать, колени вывернулись, грудная клетка, не схваченная кожами, раздалась и разошлась, так что стало видно бьющееся сердце и вздымающиеся легкие. Рост его увеличился, сам он раздался и стал ужасен и громаден.

Даже его лук преобразился и стал больше и страшнее. Теперь это был лук, достойный кого-то, превосходящего обычных людей. Даже стрелы его лука были огромными и полыхали яростью. Взведя лук, выскочил Нетот на берег озера, но не было там ему противника. Вода прорвалась в озеро и, бурля, заполняла его, вспениваясь водоворотами и круша белые камни берегов.

Пронзительное недоумение накатило на Нетота: не мог он преобразиться так бессмысленно, просто по недоумию: преображение столь значительно, что должно свершаться лишь ради большой схватки! Но тут в промоине он заметил движение и разглядел в сумраке спины змеев, стремящихся вырваться из водной ловушки.

– Тут они прятались! – понял Нетот. – Тут их гнездо! Ни один не уйдет!

И, совершив богатырский прыжок, Нетот перелетел ко входу в промоину, так чтобы встретить змеев на выходе с поднятым луком. Но когда змеи показались у выхода, недоумение Нетота стало еще пронзительнее: это была Змеиха с малыми змеенышами.

– Где же воины?! – рвался из Нетота вопрос. – Мое преображение ради бабы с детенышами?!

Змеиха же замерла в ужасе, и вид ее начал меняться. Она стояла на пороге своего дома, и потому временами Нетот видел ее дамой в вечернем платье, временами же зеленой с синими и красноватыми разводами ящерицей, поднявшейся на задние лапы, чтобы закрыть своим телом змеят, и сложившей передние ладонями в знаке мольбы…

Тут откуда-то появился Баим, сел справа от Нетота на камень, так чтобы быть между ним и Змеихой, провел по струнам и сказал:

– Редкая возможность, воин… Редкая… Если убить змеиху, но оставить в живых Змея-хранителя, змеи не смогут прислать нового хранителя. И тогда народ Путилы сможет снова занять это место…

– И это будет победа? – спросил Нетот, так что облако горячего кровавого пара выдохнулось из его легких с ревом.

– Да, это будет победа!

Нетот поднял лук и направил его в щелку между сложенными руками Змеихи:

– Я был в ее доме гостем. Я ел ее хлеб. Если я не убью ее, война продолжится?

– Да, война продолжится.

– Что скажешь делать?

– Только тебе решать, воин. Только тебе…

Тут позади раздался треск и топот. Нетот обернулся.

Шарукан мчался к ним, и трижды по десять отборных змеев было с ним.

Девять раз выстрелил Нетот, и каждый раз поражал по три змея одной стрелой. А когда подбежали последние трое из отряда Шарукана, Нетот отвел лук и, схватив первого за горло, перебросил его в озеро. Второго он поймал за шею сверху и сломал ее. Третьему же просто раздавил череп рукой.

Шарукан, увидев преображенного Нетота, упал на колени и, подобно его жене, протянул руки в мольбе.

– Война прекратится? – снова спросил Нетот, натягивая лук.

– Да, война прекратится.

– Война, которая шла тысячелетия?

– Да, эту войну начали тысячелетия назад, и ни один народ не знал в ней победы.

– И боги развели эти народы, чтобы они не истребляли друг друга?

– Да. И чтобы не колебали устои мироздания.

– И я смогу ее прекратить?

– Да, ты можешь прекратить ее прямо сейчас.

– Для этого я и преображен?

– Простой человек не может прекратить великую битву, – улыбнулся Баим. – Для этого надо быть хотя бы немного богом.

Нетот натянул лук, выцелил щель между ладонями Змеихи, в этот миг превратившейся в даму, из-за юбок которой выглядывали испуганные лица детей, затем поднял лук вверх и спустил стрелу в небо.

– Я простой человек! Идите. Не мне обрывать ваши судьбы…

Дама почти упала после этих его слов, Шарукан, наоборот, вскочил на ноги, протягивая к ним лапы.

– Воин, ты упускаешь великую возможность, – так же мягко улыбнулся Баим.

– Я воин? Я не знал себя воином. Но если я и воин, то дети и матери не погибнут от моей руки. Идите!

Дама переступила край промоины и на свету тут же превратилась в Змеиху. Дети ее бросились к отцу, на ходу превращаясь в змеёнышей. Шарукан охватил их головы одной лапой, другую без слов прижал к сердцу, глядя на Нетота. Но Змеиха не добежала до него, она остановилась прямо перед Нетотом и вдруг упала, схватившись за живот, словно ее охватила сильная боль.

– Кто?! Кто стрелял?! – закричал Нетот, озираясь.

Но никого не было. Баим же улыбался:

– Успокойся, воин, это не страшно.

– Что это? – воскликнул Нетот, глядя на корчащуюся у его ног Змеиху.

– Она рожает.

– Рожает?! Ей, что именно сейчас приспичило?!

– Именно сейчас ей и приспичило. Так полагается, воин.

Тут Змеиха перестала корчиться, поднялась и побрела к своему Змею. Шарукан снова приложил руку к сердцу и показал на лежащее у ног Нетота яйцо, словно преподносил его победителю. Затем он подхватил свою жену на лапы и понес ее прочь от этого места. Детишки тянулись за ним.

Яйцо лежало на торфянистой почве болота и дымилось. Оно было горячим, даже раскаленным, трава вокруг вспыхивала короткими змейками пламени. И яйцо медленно погружалось в обугливающуюся почву.

– Что это?

– Ты думал, что от божественности можно отказаться? Какой бы выбор ни сделал человек, способный прекратить Великую битву, это немножко божественный выбор. Ты можешь даже отказаться от того, чтобы быть богом, но и этот выбор божественный…

– Не понимаю!

– Ты сделал такой выбор, что имеешь право сотворить собственный мир, где будешь богом. Это Мировое яйцо, которое снес для Победителя Змей по доброй воле.

– И что мне с ним делать?

– Можешь позволить ему провалиться сквозь землю. Либо забери его и посади там, где сходятся несколько миров, и из саженца вырастет Древо твоего мира. И тебя в нем всегда будут считать богом…

Нетот нагнулся и поднял яйцо. Оно жгло руку, так что кожа обугливалась, и пахло горелым мясом. Но в преображенном состоянии Нетот воспринимал это без боли.

– Богом, говоришь? – переспросил он. – Почему всем так хочется быть богами? Я ведь не понимаю, что это такое. Но я понимаю, каким дураком я окажусь, не дай бог, стать одним из них…

– Может, это судьба?

– Знаешь, что, старый хитрец, фиг ей, этой коварной тетке, которая нами играет! Ни вашим, ни нашим! – и он запрокинул голову и бросил яйцо себе в рот.

Яйцо оказалось тверже, чем он ожидал. Оно не раскусывалось, зато жгло рот, словно Нетот попытался проглотить целую печку. Но он сделал богатырское усилие и почувствовал, что преображается еще раз, так что огненность охватывает его от головы до кончиков пальцев на руках и ногах, и раскусил яйцо!

Пламя хлынуло в него, страшная боль охватила каждую клеточку его тела, он, кажется, кричал, но не слышал себя, он пытался кататься по земле, но катался по воздуху. Вероятно, он сгорел бы, но тут Баим, похоже, тоже не ожидавший такого исхода, закричал:

– В озеро! В озеро! В озеро!

И Нетот прыгнул в озеро, наполнившееся водой до краев…

И озеро закипело вокруг Нетота, и кипело, пока не выкипело до самого дна.

Птица Рах

Когда Нетот пришел в себя, воды не было, озеро снова было сухим, а камни под ним горячими. Он лежал на дне и ничего не видел. Он попытался протереть глаза и понял, что значит, лишиться сил – он даже не мог поднять руку. Но он начал дышать, и силы постепенно возвращались в него. А с ними и какое-то зрение. Правда, оно было мутным, словно он смотрел сквозь дым или толщу воды.

Что-то шевелилось прямо перед ним, заслоняя свет. Нетот попытался рассмотреть, но зрение возвращалось плохо. Он словно потерял глаза. И все же ему удалось разглядеть, что над ним склонилась громадная птица ужасающего вида с пронзительным, почти огненным, взором. Горящие глаза птицы – единственное, что он видел отчетливо.

Она приоткрывала клюв, но никаких звуков не вылетало из ее рта. А может, они не долетали до Нетота. Он подумал, что это видение, и попытался отмахнуться от птицы, но она поймала его слабую руку своей когтистой лапой и прижала к камням. И снова начала приоткрывать клюв.

Нетот хотел вырваться, хоть это и было ему не под силу. Он все же пытался и сжег все оставшиеся у него силы. Они кончились внезапно, словно из сосуда ушла последняя капля, и Нетот неожиданно для себя понял, что сдался. И в тот же миг, как только усилие ушло из него, он начал слышать какие-то звуки, исходившие из клюва птицы.

Не сразу понял Нетот, что это звучит она, но постепенно звучание, живущее наподобие звона в его голове, соединилось с птицей. Голос ее был мелодичен и прекрасен, он все время его слышал, но в своем ужасном мире даже не допускал возможности такой красоты. Просто исключал эти звуки из восприятия…

Звучание удивительно подходило ее ужасной внешности. Нетот долго слушал птицу, словно музыку, пока до него не дошло, что она произносит слова, но слова эти ни во что не складывались. Все повторялось: до этого он не слышал звуков, поскольку они были прекрасны, теперь он не понимал слов, поскольку не ожидал, что птица может говорить. Как только он это осознал, слова стали складываться в речь:

– Ты сделал выбор. Божественный выбор. Теперь я должна научить тебя птичьему языку, как полагается твоему новому племени. Я твой учитель птичьего языка. Без него ты не войдешь на Небеса.

Нетот кивнул, высвободил руку из птичьих когтей и сел. Он был гол и местами черен, словно головешка. Нож на руке сохранился, а лука не было. Глаза не работали, вокруг была лишь сплошная белая муть. Он ощупал камни возле себя.

– Где мой лук?.. – попытался спросить он.

– Перед тобой, – ответила птица.

– Что с моими глазами?

– Они выгорели.

– Как выгорели? Почему они выгорели, а я нет?

– Ты же знаешь, они были чужими. Все чужое выгорело. Осталась только твоя настоящая природа.

– Как же я без глаз?

– Тебе нужны твои глаза. Чужими глазами для тебя буду я.

– Кто ты?

– Ты меня не узнаешь?

– Я ничего не вижу.

– Ты уже давно научился смотреть моими глазами.

– Не понимаю.

– Ты преобразился. И я тоже преобразилась.

– О чем ты?

– Когда я сделала выбор служить тебе, никто не верил, что ты сможешь. Но я верила. И вот ты сгорел, и с тобой сгорела я. Теперь мы преобразились.

– Птица, я совсем не понимаю твоих речей.

– Я учу тебя птичьему языку.

– То есть ты здесь не для того, чтобы меня сожрать?

– Однажды я пообещала тебе, что никогда тебя не брошу. Не помнишь?

Нетот долго вглядывался в птицу, но никак не мог вспомнить ни одной птицы в своем прошлом, с которой у него сложились бы отношения…

– В таком случае, вынеси-ка меня наверх, – наконец сказал он.

Птица охотно повернулась к нему спиной и присела, приглашая забраться к себе на спину.

– Пока должна, будешь делать то, что надо.

– А что надо? – спросила птица.

– Как тебя зовут?

– По-разному. В этих землях звали Рах.

– Рах, лети за Змеями, которые оставили мне яйцо. Я хочу видеть, что мать с детьми доберется до убежища, и никто не убьет их по дороге…

Они взмыли над озером, мир позеленел, в нем пропала белизна, и появился свет. Но видно лучше не стало.

– Я хочу видеть, – печально засмеялся Нетот своим собственным словам. – Как же я увижу без глаз?!

– Смотри, как ты смотрел через меня раньше, – ответила Птица Рах.

– Как я смотрел через тебя?! – возмутился Нетот. – Никак я не смотрел через тебя!

– А ты прикинь меня к плечу и прицелься! – засмеялась она мелодично, словно замурлыкала.

– Ты!.. Ты!.. – Нетот представил себе, что прикладывает ружье к плечу и целится вниз, словно голова птицы была стволом, и вдруг внизу, посреди зелени, начали появляться светящиеся пятна живого. – Ты мое ружье!

– Я никогда тебя не брошу! – засмеялась Птица.

От неожиданности Нетот почти заплакал вперемежку со смехом.

– Так ты тоже сгорело?

– Мы прыгнули вместе. Озеро кипело вокруг нас. Ты не выпускал меня из рук, и я приняла весь твой огонь в себя. Он был велик. Он был так велик, что хватило, чтобы мне вернуть свое прежнее состояние.

– Так ты не всегда была ружьем?

– Я всегда была оружием! Я оружие богов. Но я была наказана за то, что бог, владевший мною, проиграл поединок другому богу с другим оружием. Ты расколдовал меня. И теперь я буду служить тебе.

– Ты же оружие богов!

– А чем ты хуже?

– Наверное, тем, что не бог!

Птица расхохоталась:

– Ну, это дело поправимое. Было бы желание! А вон и Змеи!

Впереди них по земле струились цепочки светящихся огоньков. Это змеи бежали прочь от Мугреевского леса.

– Куда они бегут?

– Они бегут за солнцем. Ты пролежал в озере целый день. Солнце идет на закат. Они будут бежать, пока оно не сядет. Где их застанет тьма, там они построят свой подземный город.

Змеи мчались на северо-запад с той поразившей Нетота скоростью, с какой они бегали с Шаруканом. Остатки змеиного войска растянулись, позади всех бежали самки с детенышами и несколько опытных бойцов, прикрывающих отход. Нетот глазами Птицы Рах рассмотрел, наконец, жену Шарукана с детьми и летел так, чтобы видеть их.

Нетот ожидал, что змеев будут преследовать, но ничего подобного больше не происходило. Змеи просто текли и текли вперед в приближающемся сумраке. Они вплавь переправились через реку и побежали вдоль по ней, стараясь уйти как можно дальше. Их хватило, чтобы добежать до какого-то сельца, стоявшего на холме, зажатом рекой и ручьем. Тут передние начали уходить под холм, ныряя в ручей. Очевидно, в его берегах были выходы подземных ходов или промоины.

Глазами Птицы Рах Нетот видел, как змеи разбегались под холмом по норам или пещерам. Отставшие подтягивались уже в темноте, под собачий лай, скользя по пустым улицам.

Наконец и Змеиха, и ее дети ушли под землю.

– Я выполнил то, что был должен! – подумал Нетот. – Ну, когда мы приступим к изучению языка?

– Мы уже давно говорим на нем, если ты не заметил, – ответила Птица Рах. – Боюсь, однако, твое ученичество завершилось, и твоя Дорога уже подвела тебя к проверке знаний…

Прорицание Птицы Рах

Долго кружил Нетот на Птице Рах над логовом Змеев, размышляя над превратностями жизни. Они понимали друг друга без слов, но Птица все равно отвечала на мысли Нетота на птичьем языке, поскольку не могла не исполнять свой долг – учить его.

– Что-то тревожит тебя, хозяин?

– Выбор, сделанный мною, казался мне неоспоримым, пока я видел перед собою мать с детьми. Теперь, когда я вижу подземный город змеев, я сомневаюсь и боюсь, не пришлось бы однажды проклинать себя…

– Не думаю, что у тебя была возможность не сделать этот выбор, – ответила ему Птица Рах. – Это рок. Ты в ловушке, и видится мне, уже давно. Однажды ты сделал самый первый выбор, и тогда тебе и предречено было сделать выбор сегодня… Почему-то мне кажется, что тебя просто обыграли…

– О чем ты?

– Не могу сказать определенно. Но чувствую, что что-то приближается к нам.

– Опасность?

– О, да! Но настолько большая, что от нее не уйти. Можно только шагнуть навстречу…

– Не понимаю.

– Я и сама не понимаю. Но я ощущаю, как во мне что-то происходит… Словно я наполняюсь какой-то пузырящейся жидкостью. Посмотри, что это?

Нетот вгляделся в Птицу Рах и внезапно узнал то, что видел в собаке Путилы.

– Э, да ты наполняешься восхищением!

– Восхищением? Э… да! Я в восхищении. И я все сильнее восхищаюсь!

– Кем? Мной?

– Тобой? Безусловно. Но не только. Это восхищение превосходит то, что можешь вселить в меня ты… Что-то приближается. И я чувствую, как вместе с восхищением на меня нисходит дар… дар… дар прорицания! Держись! Держись изо всех сил, я не смогу тебя удержать, когда прорицание придет.

– Что за прорицание?

– Ты задал вопрос, не придется ли однажды проклинать себя… Слушай же! Вижу я прошлое и вижу будущее! И буду тебе прорицать то, что было, и то, что будет!

Тут птица зависла в воздухе, и крылья ее начали мелко трепетать, а все тело стала бить дрожь. Глаза ее, видимо, закатились, потому что Нетот потерял ее видение, и теперь перед ним плыло лишь белесое марево. Но Птица Рах изрыгала слово за словом на птичьем языке, и Нетот не в силах был не впускать в себя ее трели:

– На этом холме стояли капища, в память о которых и холм, и ручей звались Кокуем. Многие боги сменили друг друга на этом холме, много крови пролилось в этот ручей. Людская кровь манила змеев… Но не стояли капища, потому что раньше других, в Начале времен, в глубине холма поселились змеи, проложив глубокие ходы в глубины земли. Яд змеев пропитал эту землю и заразил источник ручья. Поэтому все, что селилось возле него, умирало… Сказывать ли дальше?

– Сказывай, сказывай, вещая Птица!

– И всегда этот холм притягивал врагов этой земли. Полтора века назад пришли поляки и литовцы, здесь был их лагерь. Отсюда они жгли и зорили русскую землю. Над этими норами и стояли их шатры… Здесь убивали и насиловали русских людей…

Я вижу, как на месте польского лагеря построили храм. Но земля под храмом была пропитана змеиным ядом, и храм не выстоял. Он умер через век. Его возродили, попытались сделать монастырь. Но и он умрет…

– А что змеи, Вещая Птица?

– Змеи обживутся, научатся принимать человеческий облик и будут свободно выходить из-под земли. Они построят город и будут зазывать в свой город всех, кому не дороги древние обычаи своего народа. Они будут брать в жены дочерей тех, кто предал свой народ, и так захватят власть.

Храм за храмом будут умирать на этом холме, пока не снесут последний из них окончательно и не построят над холмом свой храм люди змеиного племени. И будет этот храм зваться театром, и будет он самый большой в мире…

– Ты все это видишь, Вещая Птица?

– Вижу, как разрастается город, как отрывает он детей от отцов и матерей, как силой заставляет их забывать обычаи предков, как убивает обычаи. Как остается у города один обычай: не беречь никаких обычаев, кроме обычая разрушения всего прежнего, всего, чем гордились их отцы и деды…

И вижу, как отсюда будут уходить дети змеев в человеческом обличии, чтобы захватывать власть в других городах этой страны. Вижу даже, как разрастаются подобные гнезда под теми городами…

– И что же, все люди будут змеями в этом городе?

– Будут в нем жить и обычные люди, но яд ослепит их, будут они жить, словно в тумане или дреме, и не будут понимать, почему же все их лучшие порывы словно обрываются, не успев начаться… Будут страдать и винить себя. Но всех лучших этот город будет избивать и затравливать своим ядом, чтобы не будили тех, кто мог бы разглядеть змеев…

Будут в этой стране страшные потрясения, будут кровавые перевороты, убийства, предательства, будет вырезаться все лучшее, чем гордятся другие народы. И всегда за этим будут стоять люди с холодным умом и сердцем, полным яда…

– Я мог это остановить?

– Ты мог прекратить одну битву… Но эта битва гораздо больше, чем ты в силах представить.

– Что же делать?! Теперь я уже точно проклинаю свою слабость.

– Не ломай голову, не кручинь сердце. За тебя уже все решено.

– О чем ты?

Но Птица Рах не стала объяснять, а лишь задрала голову кверху:

– Вот откуда льется в меня восхищение!

И Нетот слепыми глазами увидел, как в темном небе снова сгущаются тучи. Снова сходились белая и черная полосы облаков и, наконец, столкнулись, так что загрохотал гром, засверкали синие молнии. Буря шла на землю, шла не с севера и юга, не с востока и запада, она шла откуда-то из занебесья! Она надвигалась на землю со стороны звезд. И поэтому она была особенно страшна, так что ужас охватывал все живое.

– Быть тебе мучеником этого города! Он прольет на тебя свою ненависть! – изрекла Вещая Птица.

– Уходим! – закричал Нетот, но Птица завороженно смотрела вверх.

Прямо над ними снова сгустились тучи, которые было видно даже слепым глазам Нетота. Одна из них была подобна голове черного Змея, другая – седобородого Вождя. Оба лика были суровы, и оба в гневе тянули руки к Нетоту, нанося, с невыносимым грохотом, друг другу сокрушительные удары.

– Что это? – вскричал Нетот.

– Вот это действительно великая битва и великие силы!

– Что делать?

– Прими это. Это твоя судьба.

– Что принять? Смерть?

– Не забывай, проглотив Мировое яйцо, ты все же обрел чуточку божественности, и смерти теперь не так просто найти тебя. У тебя не будет своего мира, зато ты сможешь ходить между мирами.

Руки двух великих божеств столкнулись, вышибая молнии. Между ними мелькнуло лицо Голымбы. Но руки тут же откинули его и замахнулись для новых ударов, источая мощь, ужас и восхищение.

Это было особенно поразительным: эти ужас и сила манили, восхищая, и сопротивляться этому не было сил ни у кого из живых существ. Птица Рах издала пронзительный крик и рванулась вверх, прямо в руки Богов, словно ее нес поток. Но Нетот и сам ощущал, что не полети она, он обернулся бы коршуном и бросился бы навстречу этой чудовищной буре…