Текст книги "Пойди туда, не знаю куда. Книга 2. Птичий язык"

Скорость мысли

Страж и Крук как-то очень быстро ушли вниз и оторвались от Нетота. Он попытался их догнать, но воздух вдруг стал чудовищно холодным. Тут он заметил, что сокол и ворон не машут крыльями, и их при этом сносит куда-то вбок. Как только Нетот попытался лететь за ними, стало теплей, и он сообразил, что спускаться надо вдоль всхода.

Тело нагрелось, и вернулось видение. Теперь он понимал, что спутники просто скользят по поверхности Всхода, как по горке. Он попробовал сам лечь на нее, но его несколько раз сбросило, как если бы эта поверхность была скользкой. Однако он был упорен и начал чувствовать, как удерживать себя на этой волне. К этому времени силуэты двух птиц далеко внизу были уже крошечными.

Нетот оставил желание догнать и перегнать их и собрался на том, как удерживать поток движения. И тут же движение захватило его, и он мчался с невозможной скоростью, наслаждаясь этим чистым и цельным состоянием настоящего полета. Похоже, пропускание сквозь себя пространства очищает и собирает нас, потому что в какой-то миг Нетот почувствовал, что в нем словно что-то переключилось, и он внезапно начал видеть какую-то переливающуюся пленку прямо над облаками.

Такие разводы бывают иногда над ржавыми окнами болотной воды, они играют радугами и показывают, что у поверхности воды есть натяжение, словно оно покрыто прозрачной пленкой. Это отчетливо видно, когда по такой пленке бежит водомерка, и пленка словно цепляется за ее ножки…

Тут он заметил, что сокол и ворон достигли этой пленки и разлетелись прочь от Всхода, словно купаясь в ней. Пленка сразу заискрилась и заиграла множественными радугами вокруг их тел и крыльев.

– Вот как выглядят жар-птицы! – подумал Нетот.

Вскоре он сам приблизился к радужной поверхности и внезапно почувствовал, что боится проскочить сквозь нее на такой скорости. Очень хотелось окунуться в это свечение, словно искупаться в живительном источнике… Однако опасения были напрасными. Всход, словно ледяная горка, выкинул Нетота на поверхность пленки, и тут же в его сознание ворвалось море звуков, свечение пело на все птичьи голоса!

Нетот давно уже не махал крыльями, просто парил, но скорость в радужной пленке перестала нарастать, даже наоборот, он почувствовал, что пленка обладает густотой и придерживает его. В ней были струи, и если Нетот пересекал их, то звуки взрывались, словно возмущаясь. Если же он входил в струю и тек вместе с нею, струя начинала ему рассказывать что-то… Некоторые струи выводили что-то строгое, другие – важное, были легкие струи, были сложные, но одна словно поманила его. Он нырнул в нее, и струя принялась выводить что-то совершенно непонятное, но такое родное… будто бабушка сказывала сказку…

Струя эта отнесла Нетота далеко от Всхода, он вдруг испугался, что может потеряться, вырвался из нее и принялся озираться. Силуэты ворона и сокола он обнаружил не так уж далеко от себя. Видимо, они следовали за ним, давая возможность насладиться звучанием этой струи. Нетот хотел уже лететь к ним, как заметил своим острым зрением коршуна в отдалении какое-то движение.

Первое, что он испытал, было настороженностью, и он подумал, что Учитель не зря велел взять с собой оружие. Потом сообразил, что в облике коршуна ружье ему не поможет, и начал наблюдать. Впрочем, то, что двигалось, вовсе не собиралось нападать. Это было странное, похожее на человека существо, спокойно шедшее по пленке куда-то вдаль мимо Нетота.

Нетот развернулся в сторону существа, и существо, словно почуяв его движение, развернулось спиной к Нетоту. Нетот в нерешительности повернулся к своим спутникам, и существо снова пошагало в прежнем направлении мимо. Сокол и ворон продолжали кружить в отдалении, очевидно, держась поближе к Всходу, чтобы Нетот не заблудился, поэтому он еще раз повернул в сторону существа, и оно тут же оказалось идущим прочь от него. В этом была какая-то странность, и Нетот сделал несколько кругов на месте. И каждый раз, когда он был боком к существу, оно шло мимо, но стоило ему повернуться к нему лицом, как существо оказывалось уходящим.

Нетот тихонько начал парить следом, и тут поток чувств нахлынул на него. Он словно знал это существо, но так давно не видел, что забыл его… И Нетот изо всех сил замахал крылами, чтобы догнать. Но как он ни старался, существо это продолжало спокойно идти впереди, и расстояние между ними не сокращалось.

Тут застарелая тоска начала просачиваться в сердце Нетота, словно так было уже не впервой, и если бы глаза коршуна могли плакать, слезы брызнули бы из его глаз. Вспышка чувств была столь яркой, что от Нетота побежала по пленке цветная волна и со скоростью мысли покрыла все пространство.

Существо обернулось вдалеке и посмотрело на источник беспокойства. Как только оно обнаружило коршуна, что-то произошло, и, оставаясь вдали, существо, по крайней мере, его глаза, вдруг приблизились к глазам коршуна и вгляделись в них. Нетот внутренне замер перед взором этих прекрасных светозарных глаз. А в них словно произошла какая-то перестройка, и Нетот понял, что существо разглядело его в теле коршуна. Мимолетная улыбка проскользнула по его лицу, и тоска ушла из сердца Нетота, превратившись в надежду.

А в следующий миг существо это повернулось в том направлении, в котором шло, радужная пленка перед ним словно пошла волнами и сморщилась, существо поставило ногу на последний гребень, пленка распрямилась, и существо исчезло… Нетот даже застонал, увидев это, и бросился к тому месту, где только что был тот, кто поделился с ним надеждой.

Но тут сокол с вороном оказались перед ним, и как раненого под руки, подхватили его с боков невидимыми узами и повлекли обратно…

Очнулся Нетот только в башне, где их ждал Баим. Очнулся от того, что гусли Баима наигрывали ту самую мелодию, что насвистывала ему струя, певшая что-то родное. Нетота подбросило в кресле, он даже не помнил, как снова обернулся в человека. Он не удержался на ногах и упал перед Баимом на колени, ухватившись за подлокотник его кресла, и впитывал эти звуки.

– А что это?! – наконец вырывалось из него.

– Та самая сказка про человека, которого полюбила мудрость…

– А у нее слова есть?!

– Конечно, – улыбнулся Баим. – Если я правильно понимаю, ты их только что слышал, – и поглядел на Учителя.

Тот засмеялся, кивая, а Крук заскрипел, скача и раскачиваясь всем телом на полке.

Нетот не понял, из него рвались вопросы, но тут гудьба гусель стала важнее, и в памяти его восстановилось, как пела струя, в которой он купался. Теперь он слышал сразу и гудьбу, и струю, и струя была глубже, богаче, а гусли словно очень старались за ней угнаться. А струя, как соловей, выводила и выводила трели, проливающие в душу Нетота нездешнее очарование…

– Что, не понимаешь? – спросил Баим.

– Ни слова… – выдохнул Нетот.

– Так что, стало быть, надо учиться птичьему языку? – поскреб подбородок Учитель и подмигнул Нетоту. – Вопросы?

Вопросы

– Вопросы… – повторил за Учителем Нетот, не в силах собраться. – Мне кажется, я один сплошной вопрос…

– Хорошее состояние. Странное, – кивнул Учитель. – Только после таких мы оказываемся способны меняться. Обычно человек идет учиться, тратит силы и время, при этом знает, что доволен собой. И потому менять ему нечего. Надо лишь добавить к тому, что есть, несколько красивых перышек. И лишь когда вопросов так много, что все внутри кажется сплошным вопросом, мы меняем свою природу. Теперь ты понял, что такое жажда познания.

– Познания? – переспросил Нетот. – Ну да, я хочу знать…

– Нет, пока ты хочешь знать, ты просто добавишь в память немножко лишних знаний. Сейчас познание стало твоей сутью, словно все вещество твоего нутра расплавилось и готово отлиться в новую опоку. Отливка будет новым человеком. И если отливка затвердеет, сама природа твоего нутра будет ближе к природе сознания. Такие переплавки нечасто случаются, но каждая уменьшает вес твоей души и делает тебя чище… в смысле, более цельным.

– У души есть вес?

– Да это неважно тебе… Тебе важно то, что в этом состоянии есть странности.

Нетот вопросительно поднял на Учителя глаза.

– Странность в том, что это всецелое вопрошание выльется в итоге лишь в крошечное изменение жизни. Не всю. Не целиком. Не мир переделать. Не подвиг совершить. Просто ты чуточку изменишь свою жизнь, потому что поймешь, что у тебя появилась иная цель. Например, научиться птичьему языку.

– И ты пойдешь по Руси, – засмеялся Баим, – в поисках учителей. И это будет казаться просто блажью и даже немного глупостью!..

– Что такое птичий язык? – спросил Нетот, чувствуя, что плохо понимает их шутки, будто все его тело было отбито и перестало гнуться.

– Ну что ж, – ответил Учитель. – Значит, вопросы. Вопросы, так вопросы! Может, с другого начнем?

Вопросы потоком полились из Нетота, но застряли во рту, так их было много, и он лишь отрицательно помотал головой.

– Ты слышал, как пела Радужная пленка?

– Как птицы, – кивнул Нетот.

– Ты глубоко заблуждаешься. Тебе кажется, что птицы умеют петь исходно, от рождения, что это естественно для птиц – петь. Просто само собой разумеется, что птица должна летать и петь?

Нетот снова кивнул, не понимая Учителя.

– Птицы не всегда умели летать. Их пришлось долго учить, чтобы они поднялись на крыло. Так что летать, даже для птиц – противоестественно. И птицы не всегда умели петь. Петь они тоже учились. Угадай, у кого?

– У кого?

– У той самой радужной пленки. Это не она поет, как птицы – это птицы поют, как она.

– Когда-то Небо было близко к земле, – подхватил Баим, – оно начиналось как раз за облаками. И боги приходили иногда в гости к людям, спускаясь с края Неба. Но чаще они просто садились на небесную твердь и смотрели, как поживают люди. А людям казалось, что бог сидит на облаке. Облака тоже были ниже, они не могли подыматься выше небесной тверди, и птицы легко долетали до Небес и обратно. Поэтому их часто зовут райскими. Птицы носили весточки от людей к богам и от богов к людям… Как ты догадываешься, им для этого нужно было знать язык богов.

– В те времена птицы не пели, как сейчас. Тогда они пели с богами, а потому пели, как боги, – засмеялся Учитель. – И говорили, как боги…

– Как они разучились?

– Когда боги подняли Небеса, от них остался след над облаками. Та самая Радужная пленка. Она была создана, чтобы научить людей речи, и до сих пор хранит память об истинной речи. Греки когда-то назвали ее Логосом, наши предки называли ее Вяч… Вече – отсюда. Вече – это место, где речь позволяет людям договориться о том, как жить правильно.

– Вещий, – добавил Баим, – кстати, тоже отсюда.

– Люди не понимают логоса до того, как услышат, и не понимают, и услышав. Ты услышал, понял что-нибудь?

Нетот отрицательно помотал головой.

– Это потому, – сказал Баим, – что Вяч – это божественная речь. Ты не умеешь ее понимать, но ты один из немногих сейчас, кто ее слышал.

– Я слышал птичье пение!

– Это не птичье пение! Это речь богов. Но птицы ее повторяют. Самые мудрые птицы каждого вида, войдя в силу, подымаются до Радужной пленки и омывают в ней свои крылы. И пока они купаются, они запоминают песню своего вида. А потом несут ее на землю и обучают остальных… Ты слышал сказки про детей, которые понимали птичий язык?

– Конечно.

– Ты, наверное, думаешь, что эти дети понимали, о чем птицы или звери говорят между собой?

– Ну да, – ответил Нетот, ощущая, что его растерянность возрастает.

– Это сказки. А на самом деле тот, кто учится птичьему языку, учится понимать, что говорили боги. Через птиц мы изучаем божественную речь… Ту самую, что звучала для тебя в Радужной пленке Вяч.

Нетот довольно долго переваривал эту мысль. Птицы, на все голоса поющие по утрам, всего лишь пытаются сохранить кусочек божественной песни, одну строчку, одно-два слова, быть может…

– Для кого они это сохраняют?

– Для таких, кто может перейти в следующий класс, – ответил Баим. – Естественный отбор, так сказать!

– Все песни птиц приглашают в путь и рассказывают о нем, – подхватил Учитель. – Умеющий слышать и понимающий их речь, поймет и перейдет.

– Куда? На Небеса?

– Ну, ты же не бог! К богам идут боги, а ты пойдешь туда, куда тебе дорога. Либо не пойдешь. Никогда…

– А этот, который ходил по Радужной пленке, бог?

Баим и Учитель засмеялись.

– Посланник, – ответил Учитель.

– Посланник богов?

– Случается.

– А оружие с собой надо брать, чтобы защищаться от таких?

– Нет, оружие просто надо брать всегда, когда отправляешься по всходу к Вратам.

– Почему?

– Потому что страж должен быть вооружен. Так полагается.

– А куда он исчез? Нет, как он исчез?

– Загадаю я тебе загадку, – заулыбался Баим. – Что на свете быстрее всего? Только не говори, что поповская кобыла!

Нетот задумался, вспоминая, как скользил по поверхности всхода, как потом не мог догнать Посланника…

– Мысль! – наконец, вырвалось у него.

– Ты ведь знаешь, о чем говоришь? – спросил Учитель. – Ну, я имею в виду, что у тебя есть отчетливое представление о том, как это мысль может быть быстрее всего? Вот как ты был уверен, что Радужная пленка звучит, как птицы, а не птицы звучат, как Вяч. Так и про мысль ты, наверняка, понимаешь что-то?

– Ну да… Мыслью я могу оказаться в любом месте мгновенно.

– Ты в самом деле можешь?

– Нет, конечно. Это только выражение.

– То есть ты говоришь о мысли не настоящие слова? Ты говоришь, что мысль быстрее всего, но это она как бы быстрее всего?

Нетот кивнул.

– Так вот, божественная речь отличается от речи людей не тем, что в ней особые слова или звуки, а тем, что владеющий ею понимает ее именно так, как говорится. Я хочу сказать, что то, что для тебя «как бы», для владеющего настоящей речью – на самом деле.

– Это не мысль как бы быстрая, – вмешался Баим. – Это твоя речь как бы настоящая!

– Да, – подтвердил Учитель. – Ты говоришь на человеческой речи. А для говорящего на языке богов мысль действительно быстрее всего. Именно она и есть та пленка, которой боги закрыли от людей Небеса. Именно эта Вяч, этот Логос, эта божественная речь и есть Мысль, о которой ты говоришь. И ты видел, как посланник собрал речь в комок и шагнул в ее дальнюю часть. И все!

– И все… – почти простонал Нетот. – И мысль перенесла его туда?

– И мысль перенесла его туда, куда он помыслил!

– Божественная речь – это не то, что звучит птичьими трелями, а то, что вырастает из действительной мысли?

– Весь наш мир описан на этой речи, – кивнул Учитель. – Тот, кто владеет ею, может менять мир, всего лишь сочиняя песни, вроде Соколиной. Поэтому эта речь не дается всем подряд. И пока ты ею овладеешь, ты так изменишься, выдержишь столько переплавок, что уже по самой своей природе не сможешь причинить вреда этому прекрасному и яростному миру…

– Вы можете меня научить?

– Тебе придется искать учителей, потому что в наше время уже не найти ни одного, кто бы знал эту речь целиком, – печально ответил Баим. – Мы много знаем, но часть значений утрачена, и мы не можем найти того, кто их хранит. Вся надежда на тебя, сынок…

Пленка

Ночью Нетота мучил сон. Он повторялся, доводя отчаяния. Нетот просыпался, задыхаясь, снова проваливался в сон и оказывался опять там же. Ему снилось, что он снова летит, правда, не коршуном, а соколом. И летит уже сквозь облака, подымаясь к радужной пленке, но не может сквозь нее подняться выше. Пленка не пускала его.

А над пленкой шло Существо с сияющими глазами и не видело его. Но в действительности Существо было далеко, и его никак не удавалось догнать, а во сне Нетот догонял его и летел под ним, словно подо льдом, пытаясь привлечь внимание. Но каждый раз, когда это удавалось, и Существо замечало его, начинался ужас.

Существо склонялось к пленке, вглядывалось в глаза Нетота и что-то говорило ему. Но тут пленка принималась свистеть и переливаться трелями, и Нетот не мог расслышать ни слова! Он делал усилие, напрягался, чтобы не слышать птичьи трели и… просыпался. Но то, что говорило ему Существо, было так важно, что Нетот тут же засыпал снова и бросался его догонять.

А догнав, обнаруживал, что пленка не пропускает его, а когда Существо склонялось и начинало ему говорить самое главное в жизни, пленка сходила с ума и заполняла уши Нетота птичьим гамом. От усилия понять Нетот просыпался, но от ужаса, что не поймет самое-самое, снова бросался в сон и заставлял себя оказаться в том же сне. И ему это удавалось! Но побороть пленку он не мог…

В последнем сне он краем глаза заметил мелькнувшую сбоку птицу, почувствовал, что за ним кто-то наблюдает, но отмахнулся от этого, снова догоняя Существо. Когда он привлек его внимание, а пленка принялась петь, свистеть и чирикать, следившая за ним птица поднялась над пленкой и наблюдала за Нетотом из-за спины Существа. А когда Нетот снова проснулся, в его закуток под лестницей спустился Учитель и сказал:

– Все, хватит, подымайся.

– Мне надо… – ответил Нетот и не смог найти слов, чтобы объяснить, что ему надо.

– Я знаю. Но у тебя больше нет сил. В последний раз ты едва не надорвался.

– Ты видел? Это ты летал со мной во сне?

Учитель кивнул:

– Это не сон. Ты осваиваешь ведогонь. Но ты дурак. Вернее, у тебя силы больше, чем ума. Поэтому ты с нею не справляешься. Она тебя порвет.

– И что же делать?!

– Остановиться, отступить, набраться умишка и попробовать еще раз. Трудиться можно много, а можно умно.

– Мне кажется, я почти понял, что он мне сказал…

– Посланник? И что же?

– Я не могу передать. У меня нет слов. Но я точно знаю, что он повторял одно и то же. И если бы не эта бешеная пленка, я бы его понял. Я бы понял, где искать ответы! Вот, точно! Он говорил о том, где искать ответы на мои вопросы!

Учитель заулыбался.

– Где искать ответы, тебе уже известно. Голымба тебе все сказал. Посланник говорил, что тебе помешает их найти.

– Он говорил о том, чего бояться?

– Он говорил о пути.

– В смысле, куда ходить не надо?

– Как раз наоборот. Он говорил о том, что тебе помешает.

– Не понимаю! Не понимаю! Теперь ты говоришь так же непонятно, как он! Хорошо хоть в ушах не свистит от пленки.

– И снова заблуждаешься. Свистит все так же. Только ты научился не слышать пленку, когда говорят на человеческом языке. Человеческий язык плох тем, что ты его понимаешь. Но понимаешь, как человек. А человеку не нужно понимать, ему нужно знать. Например, знать, что делать, куда пойти, что взять, кого убить, от кого бежать… Попробуй сделать усилие и понять, почему тебе именно туда и надо, где помехи?

Нетот сделал усилие и почувствовал, что в нем что-то сопротивляется: зачем лезть туда, где помехи? Умный в гору не пойдет! Умный гору обойдет!

– Давай, давай, старайся! – прикрикнул Учитель.

Нетот снова попытался найти хоть какое-то объяснение, почему ему надо лезть через помехи, но его сознание выдавало сплошным потоком какой-то словесный понос о том, что это глупо, не разумно, что дураков бьют, что умный обойдет препятствие, схитрит и тихонько добьется своего другими средствами, что лучше обмануть, чем ломиться, даже обмануть себя…

– Ищи, ищи! – снова крикнул Учитель, почувствовав, что Нетот теряется.

И тут Нетоту пришла мысль, что он даже сейчас ищет не ответ на вопрос, а способ, как выкрутиться из задачи, которую поставил Учитель. Это было вызовом, и он захотел попробовать на самом деле найти ответ на этот вопрос. И тут же пришло знание, что такую головоломку ему никогда не решить! Это слишком сложно. Не по его мозгам!

Заметив это, Нетот поймал сам себя, словно разделившись надвое: а откуда я знаю, что такие головоломки мне не по зубам? Я что, уже решал подобные? И в тот же миг второй, который кричал и визжал, вдруг заметался и начал искать, куда бы спрятаться.

– Что, визжит? – спросил Учитель.

Нетот удивленно поднял на него глаза:

– Кричит, визжит. Откуда ты знаешь?

– Она всегда так делает. Ты продолжай, дави. Сейчас изменится.

Нетот вернулся внутрь себя и снова задал вопрос: почему может быть нужно идти глупо, через помехи, препятствия, напролом, не боясь надорваться… Второй в нем, который до этого буквально орал, теперь тихо скулил, сжавшись в каком-то темном уголке. Нетот словно бы отодвинул его прочь со своего пути и снова заставил себя думать, зачем нужно лезть сквозь помехи. И скулеж стал тише, зато превратился в стоны, всхлипы и вой. А вой стал каким-то нечеловеческим, словно звериным. И зверей этих выло вокруг все больше…

– Хватит, надорвешься! – потряс его за плечо Учитель.

Его лицо висело над Нетотом, как лицо Существа, которое ему что-то пыталось сказать. Нетот осознал, что не заметил, как его тело повалилось на постель. Но при этом что-то было важнее. Что-то ему открылось, и он изо всех сил старался удержать это открытие…

– Не надрывайся, говорю, – снова тряхнул его Учитель. – Ты уже все понял. Просто скажи это.

– Что это?

– То, что у тебя мелькнуло в мыслях.

– Там воет по-звериному, – погладил Нетот виски ладонями.

– А там? – показал учитель пальцем вверх.

– А там свистит по-птичьему…

Учитель как бы потыкал пальцем снизу вверх:

– То есть, отсюда вой, а оттуда, – он потыкал пальцем сверху вниз, – свист?

– Отсюда вой, оттуда свист, – подтвердил Нетот.

– А посередине усилие и страх надорваться.

– Да, точно, постоянно боюсь, что надорвусь… Что такое надорваться? Что можно надорвать?

– Вот ты и назвал первую помеху.

– Надорваться? Или страх? И что это, вообще, такое, что во мне воет?

– Ну, воет та же самая пленка, что пела наверху. Я думал, ты уже догадался.

– Она и во мне?

– А как еще, если это та самая речь, что одновременно и твой разум?! Она должна в тебе быть?

– Должна… Почему она и там, и тут? Она, что, сразу и в мире и во мне?!

– Не заводись. Это не тот вопрос, где надо тратить силу. Это можно просто знать. Силу надо тратить там, где тебе надо меняться. А это можно просто спросить. Ты знаешь, какой первый способ думать?

– Какой?

– Именно этот: задавать вопросы.

– Это не способ думать!

– А что?

– Это… способ получать знания.

– Разум решает задачи. Так он обеспечивает выживание. Если тебе надо решить жизненную задачу, и ты решил ее, спросив у знающих людей, ты решил задачу? Значит, разум справился. Вот поэтому все люди и учатся. Вместо того чтобы делать усилие над каждой пустяковой задачей заново, они просто спрашивают ответы на все, что уже решено другими. Так разум начинается, он учится задавать вопросы. Ты умеешь задавать вопросы?

– Вроде, умею…

– Когда человек приходит к такому, как Голымба, чтобы задавать вопросы, он либо гибнет, если не умеет, либо он умеет. Но тогда гибнет тот, кому задали такой вопрос, на который он не смог ответить. Так германский бог Один ходил к инеистому великану Вафтрудниру, чтобы стать богом…

– Ого! И выжил?

– Один выжил. А великанов больше нет. Им сумели задать вопросы…

– Ничего себе… Вопросы – это так важно?

– Дурак! Разум – так важно! Появился разумный человек, и боги ушли. А разум появился, как умение задавать вопросы. Хотя это, конечно, не единственное искусство, которым может владеть разум.

– Я понял, – сказал Нетот, помолчав. – Идти сквозь помехи надо затем, чтобы разум думал не только вопросами! Это ведь он и воет зверем во мне?

Учитель кивнул.

– И это он во мне щебетал птицами, когда со мной говорили на божественной речи? Это он мне мешал понять?

– Мешал, помогал, старался тебя защитить, чтобы ты не погиб или не надорвался. Как мог, так и старался…

– Мне нужно выучить звериный и птичий язык!

– Но сначала тебе нужно понять, что такое надрыв, и почему ты его боишься.

– Ты можешь мне это объяснить.

– Могу, но ты меня не поймешь. Тебе нужен кто-то, кто говорит об этом не словами.

– Говорит не словами? Где мне найти такого?

– Ну, это как раз на Руси несложно. Ищи.