Текст книги "Пойди туда, не знаю куда. Книга 2. Птичий язык"

Звериный язык

За этот день они обсудили все. Необходимости держаться гордо, как на людях, не было, поэтому каждый кусок схватки, все мелкие ее события, были пережиты заново и разобраны в подробностях. Присутствие Похани, надо отдать ему должное, заставляло ватажников извлекать уроки, а не просто болтать. Но какие уроки можно было извлечь из того, что Нетот преобразился? Разве что веру в себя и в то, что мы идем по жизни не наобум, а точно по судьбе, и судьба эта о нас печется, подбирая уроки ровно по силе и готовности.

Нетот, конечно, очень хотел понять, что же с ним произошло, но ватажники ничего об этом сказать не могли, а Поханя говорил уклончиво, посмеиваясь и намекая, что в свое время сам все узнает…Знания сами приходят к тому, кто до них дорос! Они словно текут к людям, кто стал тяжелее и продавил пространство. И вес этот приходит с готовностью к обретению знаний…

После десяти суток сна Нетот думал, что долго не захочет спать, но, к своему удивлению, вдруг обнаружил, что его клонит в сон. Вечерело. Ватажники разошлись, заметив это, Поханя покивал: «Спи, спи, тебе восстанавливаться надо!»

Нетот ушел в свою горницу и одетым прилег на кровать. Но поспать не удалось. Как только голова Нетота коснулась подушки, и сон навалился на глаза, его подбросило. Во сне он внезапно вспомнил, что все эти десять суток провел у Змея. Конечно, это был сон! Но воспоминание об этом сне смыло все следы сна!

Нетот принялся вспоминать.

Он смутно помнил, что вначале к нему приходил Учитель, и они обсуждали битву со Змеем. Но что именно обсуждали, Нетот так и не восстановил. Зато вспомнил, что, уходя, Учитель напомнил:

– Не забыл, что ты пошел за потерянными словами?

И Нетот вспомнил, что шел искать тех, кто обучит его птичьему и звериному языку. И тут же во сне появился Шишок и предложил отвести его к Змею, чтобы тот учил. Они долго, но быстро шли лесами, пока не оказались в логове Змея. Змей, однако, в логове выглядел человек-человеком, и логово у него было, словно обычная рубленая изба… Принимал он Нетота, как дорогого гостя, знакомил с женой и детьми, которых было не меньше дюжины.

Но на просьбу обучить его ответил:

– Я могу обучить тебя только звериному языку, птичий язык нам, змеям, не дается…

И они пошли в лес, где ходили из дома в дом, разговаривая с разными зверями. И все эти звери выглядели, как люди, и дома у них были тоже человеческие, хотя называли они их то логовами, берлогами, то норами или лежбищами. И всюду они разговаривали. А когда учеба закончилась, Змей сказал:

– Теперь ты будешь понимать зверей. Но тебе еще надо найти настоящего учителя, чтобы они над тобой не смеялись…

На этом воспоминания обрывались, и сколько Нетот ни силился, лежа в темноте, ничего больше не всплывало в его сознании.

Но тут в дверь горницы поскреблись, дверь приоткрылась, и что-то темное бесшумно проскользнуло в горницу. Через мгновение оно запрыгнуло на ноги к Нетоту, свернулось калачиком и замурлыкало.

– Ты – кошка?! – с облегчением воскликнул Нетот.

Что-то темное от неожиданности взвилось в воздух и скатилось на пол. Затем отряхнулось, село и принялось лизать себя, восстанавливая достоинство:

– Не кошка, а Кот!

– Извини, – ответил Нетот. – В темноте не разобрал.

– А нюха у тебя нет что ли?! – фыркнул Кот.

– Я еще не научился им пользоваться… для таких целей, – объяснил Нетот, начиная подозревать, что снова видит сон.

– Ладно, зачем звал?

– Я, вроде, не звал… – промямлил Нетот, стараясь соображать быстрее, чтобы не упустить возможность. – Но мне был нужен учитель звериного языка.

– Начинать? – спросил Кот.

– Начинай, – кивнул Нетот.

Кот снова запрыгнул на кровать, улегся и сказал, жмуря глаза:

– Вот главное.

Нетот ждал объяснений, ничего не происходило. Кот просто лежал, закрыв глаза, и совершенно безмолвствовал. Нетот не решился его беспокоить, он тоже лежал и ждал. Но когда сон снова начал на него наваливаться, он вдруг оказался словно внутри кота или вовсе котом. И теперь уже он лежал и блаженствовал в тепле, на мягком одеяле, во внутренней тишине. Иногда откуда-то снаружи доносились звуки, у Нетота слегка шевелились уши, но ровно настолько, чтобы убедиться, что это безопасно.

Несколько раз где-то пищали мыши. Раньше Нетот таких звуков не слышал, теперь слух у него обострился. Но мышиный писк вовсе не вызывал у него желания подняться и пойти за мышами. Зато когда раздался шорох из кладовой, где хранились молоко и сметана, сон покинул Нетота. И они с Котом отправились на охоту.

Они подошли к дверям кладовой, она была закрыта, а навеска наброшена на петлю и заперта палочкой. Нетот мог выдернуть палочку и открыть дверь, но ему было так лень… Только тут он понял, что главное, о котором говорил Кот, самая основа котового существа, и была этой всеобъемлющей ленью. Они постояли у двери, глядя на нее укоризненно, но дверь не открылась, и Нетот не стал даже мяукать.

Они пошли на двор. У двери Кот встал на задние лапы, опершись о дверь передними, потянулся и поглядел на Нетота, Нетот толкнул дверь, и они вышли на мостки, а потом и на улицу, и повернули на зады. И тут что-то стало происходить с Нетотом, вернее, в Нетоте. Он вдруг почувствовал словно сквознячок или ток жидкости внутри себя.

Они потрусили сначала на гумно, а затем к лесу. Ток нарастал, в какой-то миг стал таким сильным, что Нетот смог дать ему имя: охота! Они шли охотиться! Охота гуляла у него в крови, создавая все усиливающуюся тягу. Обоняние и зрение обострились настолько, что он видел не хуже, чем днем. Им попадалось множество следов. Они изучали все их, но ни один не показался им стоящим, пока через поле не потянуло мускусом: кабаны!

Они прислушались: небольшое стадо вышло кормиться на поле. Судя по звукам – секач, пара свиней и с дюжину поросят. Они переглянулись: поросенок! Кот не скрывал, что хотел завалить поросенка, и очень рад, что у него такой помощник, как Нетот. Они начали подкрадываться, и охота внутри них сжалась в пружину и затрепетала. Тихо крались против ветра, так что кабаны скоро оказались близко. Тогда они начали расходиться.

Нетот прилег в траве чуть сбоку, ожидая, когда стадо пройдет мимо. А кот лег напротив. И когда стадо, хрюкая и повизгивая, прошло мимо, взрыхляя рылами все, что казалось съедобным, Кот внезапно заверещал и с шипением бросился на морду одной из свиней. Свинья завизжала и рванулась прочь, сбивая секача. Вторая свинья бросилась прямо сквозь кучу поросят, толпящихся сзади нее, отколов от нее одного из них. Все стадо помчалось обратно к лесу, и один поросенок бежал прямо на Нетота.

Нетот выскочил из засады и с неожиданным воем прыгнул на него сверху. От этого стадо бросилось врассыпную, а поросенок, увернувшись, помчался совсем в другую сторону, мечась по полю. Тут сжавшаяся в пружину охота развернулась в Нетоте и ударом заполнила все его тело. Нетот гнался за кабанчиком, всецело заполненный лишь погоней. Такого цельного и запредельного состояния он еще не испытывал, хотя охотился всю жизнь.

Одновременно он чувствовал Кота и знал, что Кот не успевает, но и не отстает. Он тоже был до такой степени переполнен охотой, что буквально светился в сознании Нетота. И Нетот старался завернуть кабанчика на него. А когда это ему удалось, Кот бросился поросенку на морду и впился в нее всеми когтями и зубами. Поросенок с визгом отпрянул, и тут его накрыл Нетот…

Они принесли домой к Похане то, что Кот не сумел сожрать в поле. Несли, точно добытую мышь, и бросили перед дверью в кладовую, как добычу, которой поделились с хозяином. А потом долго и счастливо спали в горенке, а Кот мурлыкал в ногах у Нетота бесконечную песню дикой охоты на самом обычном зверином языке центральной России…

Охота

За завтраком Поханя долго расспрашивал Нетота о его ночных приключениях с котом и заливисто хохотал. Наконец уточнил:

– Значит, ты научился чувствовать его охоту… И свою тоже?

– Да, я таких ощущений не испытывал, сколько охочусь! – подтвердил Нетот.

– Ты пришел ко мне за силой. Но я учу внешним силам, силам движения. Это несложно, ватажники тебе все покажут и расскажут. Гораздо труднее увидеть то, что вызывает само движение. Этот как раз охота. Нет охоты, и тело не будет двигаться. Ты уже начал видеть то место, через которое охота прорывается в тело?

Нетот всмотрелся в себя, но ответа не нашел.

– Вот это наша общая беда! Мы все видим это, но как бы не различаем в себе, пока нам не покажут. А когда покажут, то ощущение, что всегда сам видел.

Нетот только подбородок почесал в ответ, потому что так ничего и не мог разглядеть, сколько ни бегал по своему нутру взглядом.

– Вон там, в середине живота, возле пупка, – показал Поханя пальцем на живот Нетота, – есть выход охоты, врутец называется. Это как источник, через который льется эта сила. А вон там, – он показал на низ живота, – в самом низу, на дне, есть местечко, которое называется вхандырь, вход, значит, ворота, через которые охота зажигает силы движения. Обычно этот вход закрыт шошей, заслонкой. И мы ею словно притушены. Но охота может ее приоткрыть, и тогда удается растопить, разжечь внутренний огонь. Как печь. Или очаг. Он называется дуличь! Гляди, – показал он себе на низ живота.

Нетот очень старался, но ничего не видел. Но тут Поханя словно принялся раскачиваться и вдруг резко встал на ноги. В этот миг, прямо перед тем, как его ноги распрямились, Нетот увидел в низу живота вспышку.

– Вот-вот! Ты видел. Пока горит дуличь, то, что в жилах, выгорает, рождается тяга. И ты начинаешь тянуть внешние силы через все устья. Так силы вливаются в тело, и ты можешь двигаться…

Нетот начал наблюдать за собой и несколько раз встал. И каждый раз он видел, как в самом низу живота появлялся словно язычок пламени…

– Для боя больше видеть и не надо, – улыбнулся Поханя, наблюдая за ним. – Но тебе этого будет мало. Поэтому мы пойдем смотреть охоту.

– Куда?

– Да куда угодно! Пойдем, рыбки купим!

И они поднялись и пошли по селу, вглядываясь в то, как ходят люди. Люди бродили по улицам по каким-то делам, словно слегка сонные. Но при виде Похани оживлялись, кланялись ему. Кто-то узнавал и Нетота, и на лицах у таких появлялось странное, вопросительное выражение. Но Поханя велел не обращать на это внимания и смотреть.

Сначала Нетот пытался рассмотреть дуличь, однако Поханя объяснил:

– У обычного человека дуличь вспыхивает лишь на мгновения, когда рождается толчок. А дальше такой человек не движется, а перемещается. Как камень… или бревно по воде. Поэтому настраивай видение на то, чтобы не огонь видеть, а вспышки ловить. После каждой вспышки рождается движение и меняет направление…

Это оказалось непростое упражнение – успеть заметить вспышку огня и выплеск силы, порождающей движение. Нетот постоянно не успевал их заметить.

– Ты не надрывайся, спокойней, – засмеялся Поханя, заметив, что Нетот расстраивается. – Это от неумения. Тут лишнее усилие не поможет. Наоборот. А ты прими, что у тебя есть такая способность: видеть во времени.

– Как это?

– Да так, глядя в прошлое. Время – оно как вода, сквозь него можно видеть то, что тонет. Тонет, правда, иногда быстро. Прямо на глазах тускнеет. Но все равно, смотри не на дуличь, смотри на то, как изменилось движение человека: вот шел, словно камень катился, и вдруг изменил направление. Значит, что?

– Что? Был толчок!

– Точно! Вот как увидишь, что что-то изменилось, так и начинай глядеть в прошлое уже в своей памяти. И ты увидишь, что изменение не случайно, толчок увидишь, перед ним вспышку… А потом настроишься и начнешь видеть, как человек к этому готовится.

И действительно, чем больше Нетот глядел на людей через прошлое, тем легче он начинал предугадывать будущее. И в какой-то миг он почувствовал, что раскачивается вместе с человеком, за которым шел, и заранее знает, когда тот изменит направление.

– Ну, молодца! А как ты это предугадываешь? – спросил Поханя.

– В будущее смотрю? – спросил в ответ Нетот.

Поханя засмеялся.

– Нет, дружок! До видения будущего тебе еще расти и учиться. Ты опять не видишь того, что видишь.

– А что я не вижу?

– Ты не видишь то, что вокруг шоши, и над ней.

– А что там?

– А о чем мы говорили?

– Что есть врутец охоты возле пупка, а ниже шоша эта.

– Ну, а охота-то при этом есть или нет, если врутец есть?

– Да, точно… – задумался Нетот. – Охота должна быть. Почему я ее не вижу?

– Потому что ты стараешься увидеть что-то узнаваемое. Ты не смотришь, ты узнаешь!

– У меня нет, чем узнавать охоту? Образов нет? Верно?

– Для охоты не нужны образы. Образы – это разум. Охота существует до разума. Поэтому все живое пользуется ею, не нуждаясь в образах. Вспоминай свои ощущения ночью. Ты чувствовал охоту?

– О-о!

– Тебе для этого были нужны образы?

– Нет… я просто чувствовал ее… она заполняла!

– И коту не были нужны. Вот и сейчас тебе больше ничего не нужно. Перестань смотреть, не пялься, просто вспоминай свои ощущения.

Нетот попытался их восстановить, но ночные ощущения очень плохо накладывались на то, что происходило в телах прохожих, за которыми они наблюдали.

– Да, – покачал головой Поханя, – похоже, тебе в кота смотреть проще, чем в человека… Это на какой-то запрет похоже. Или заклятие. Словно у тебя глаза не такие…

Нетот хотел было сказать, что у него действительно не такие глаза, но сдержался. Поханя подозрительно посмотрел на него, но выпытывать не стал, а вместо этого вдруг сказал, показав на Нетота пальцем:

– Судачка возьмем! И пусть нам пожарят, с травками! Свари, кума, судака, да чтобы юшечка была!

– Ах ты, юшечка, да ты с петрушечкой! – подхватил Нетот, смеясь.

– Что в себе ощущаешь? – ткнул Поханя ему пальцем в живот. – Судачка хочешь?

– Хочу! – засмеялся Нетот.

– А он? – показал Поханя на шедшего впереди мужичка в лаптях.

Нетот вгляделся в мужика и вдруг почувствовал, что и тот не отказался бы сейчас вычерпывать из сковородки юшку из-под судака ломтем хлебца…

– Вот ты и видишь его охоту! – воскликнул Поханя. – Теперь наблюдай только ее. Она течет! Тут, брат, удивительно сочетаются жидкое и огненное! Даже печку у нас топят, когда хотят разжечь!

И Нетот начал видеть, как из какого-то места в животе словно бы постоянно сочится легкое марево, похожее на влажные капельки тумана или облачко из брызг, стоящее над бурунами в быстрой воде.

Это марево стекало вниз, и там словно собиралось в некую плотность как раз перед тем, как вспыхнуть дуличу, и родиться толчку, меняющему направление движения. Это было так естественно – видеть это, словно он всегда видел. Они шли и смеялись, наслаждаясь этим зрелищем.

Так дошли до берега Тезы, нашли нужный дом.

– Знаешь, почему наше село Холуем зовут? Холуй – это такая сетка, вроде яза, которой реку перегораживают. Сейчас это уже запрещено, но в старину вся река перегорожена была язами да холуями. Но кое-кто держит холуи и в наше время. Им позволено. Вот почему у нас всегда свежая рыба есть.

Поханя постучал в дверь. Из нее выглянула баба, тут же шмыгнула обратно, и было слышно, как она шепчет:

– Петя, вставай, там к тебе Поханя пришел!

Тут же раздался топот босых ног, и из избы вывалился в одном исподнем заспанный мужичина:

– Пожалуйте, гости дорогие, пожалуйте в дом!

– Благодарствуем за гостеприимство, Петро, беспокойства не доставим. Приготовил?

– Сейчас, сейчас! – закивал мужичина нечёсаной головой и убежал куда-то в огород. И уже через несколько мгновений вернулся с плетеной из тростника корзиной, где под крапивой лежали на кусках льда два большущих судака.

– Вот, извольте, Поханя! На ледничке хранил!

– Ну, с меня! – ответил Поханя, забирая корзину и поворачиваясь уходить.

– Да что вы, что вы! – замахал мужик руками. – За честь считаю…

Они пошли домой, и Нетот забрал у Похани корзину, чтобы выказать ему свое уважение. Всю дорогу они продолжали игру с разглядыванием того, как ходят люди.

– Ну что, научился охоту видеть? – спросил Поханя, когда они подошли к дому.

– Похоже, научился, – ответил Нетот.

– Я мало чему еще могу тебя научить. Разве что еще за усилием ко мне вернешься. Но еще один урок я тебе дать смогу. Ты должен пойти выше, чтобы видеть остальные внутренние силы. Для этого нужен толчок, который поможет тебе. Толчок вширь ты теперь сам видишь. А вот за толчком вверх мы пойдем к твоим друзьям.

– Каким друзьям? – спросил Нетот.

– К зверям пойдем. К коту сначала. Это тварь хитрая, если не уметь, можно всю жизнь рядом с ним прожить, а урок так и не разглядеть…

Презрение и восхищение

Они вернулись домой, и Поханя отдал судаков женщинам. Пока они сидели в горнице у Похани и пили чай, вывалился откуда-то кот, запрыгнул на подоконник и принялся лениво вылизывать шерсть, греясь на солнце.

– Ну, настройся-ка опять на него, как с охотой, – велел Поханя Нетоту, отщипнул кусочек белого хлеба от пирога и бросил на скамью под окошком. – Рыжий!

Кот, сидевший с устремленной вверх задней лапой, под которой он как раз вылизывал, оторвался от священнодейства, поглядел на хлеб, потом недоуменно поднял взгляд на Поханю.

– Не прав, – сказал Поханя, подмигнул Нетоту, поднялся, подошел к скамье, поднял хлеб и положил перед Котом, а повернувшись, сказал Нетоту. – Наблюдай!

Кот, не опуская ноги, потянулся головой к хлебу, принюхиваясь, потом поднял глаза на Поханю, вытаращил их, и Нетота обдала волна такого презрения, что ему даже стало стыдно за людей.

– Понял? – спросил Поханя, кивая головой. – И где ты сейчас?

– Ну, мне нехорошо, – ответил Нетот.

– Значит, еще не понял… Допивай чай, пошли. Ружье бери. Есть у нас с тобой большая задача.

Нетот без вопросов допил чай, поднялся и пошел в свою спальню за ружьем и снаряжением.

Они пошли теперь в противоположную сторону и на соседней улице подошли к дому, который задами выходил прямо к лесу. Во дворе красивая баба развешивала белье. Увидев Поханю, поклонилась. Поханя покивал ей:

– Здравствуй, здравствуй, Марфуша. Пил вчера?

Она только смахнула слезу со щеки.

– Как всегда? – спросил Поханя, кивая в сторону баньки, стоящей на дальнем конце огорода.

Марфуша кивнула.

– Ну, моли бога, быть может, я тебе лекарство привел, – кивнул Поханя головой в сторону Нетота и пошагал к бане.

Марфуша с Нетотом поклонились друг другу, и Нетот поспешил за Поханей.

В предбаннике на досках головой ко входу лежал молодой, грязный и лохматый мужик, дышал он со стонами. Прижавшись к нему, лежала охотничья собачка и глядела на пришедших печальными глазами. Рычать и лаять она даже не пыталась.

– Путила, вставай! – прикрикнул Поханя, но Путила лишь пробормотал что-то невнятное и не пошевелился.

Поханя пошел к нему, собачка тут же встала и легла между хозяином и Поханей. Нетот ожидал, что она зарычит, но она не рычала, она просто подсовывала свою голову под руку Похани, когда тот потянулся, чтобы потрясти мужика. Поханя обошел ее, присел на скамейку и снова потянулся к мужику. Собачка тут же перешла и улеглась между ними, закрывая хозяина своим телом. Смотрела она так жалостно, что Нетот почувствовал позыв оставить мужика в покое.

Но Поханя лишь показал Нетоту на собаку таким же взглядом, каким показывал на кота, и продолжил трясти мужика. Мужик мычал и рычал, наконец, начал отмахиваться руками:

– Уйди! Уйди!

Так он попал несколько раз по собаке, и, видимо, сильно, поскольку она взвизгнула и перестала совать свою голову под поханину руку, а вместо этого вся сжалась и чуть ли не залезла под мужика, но не отодвинулась.

– Вставай, вставай, пьянь! – требовал между тем Поханя, потом показал Нетоту на ведро с водой, что стояло на скамье у дальней стены, увешанной вениками.

Нетот вылил воду на голову Путилы, и тот подпрыгнул и сел, тараща дикие глаза:

– Кто? Что? Поханя! Ты чего?!

Тут он заметил собачку, жмущуюся к его ноге, опустил ей свою огромную ладонь на голову и потрепал, на взгляд Нетота, очень грубо. Но собачке этого было достаточно, она радостно подпрыгнула и залезла к нему на колени, лишь бы быть между ним и Поханей, и положила голову ему на плечо. Он взял ее за шкирку, отодрал от себя и отшвырнул:

– Уйди! Ты еще! Поханя, прости, чего-то я опять выпил немного…

– Не страшно, – ответил Поханя, глядя на то, как собачка прыжком метнулась к Путиле за спину и прижалась теперь с противоположной стороны. – Ты же охотиться-то можешь? Дар-то не пропил, чай?

– Дар-то не пропьешь! – ответил Путила и поскреб в голове. – Только ведь не время охотиться… Деток выводит зверь.

– А и не надо. Ты мне вот племяша к осени натаскай, покажи ему, где тут бобры есть!

– Это можно, это можно! – закивал Путила, подымаясь на еще нетвердые ноги. – Это я ему все угодья обскажу и покажу! – и он протянул Нетоту руку. – Путила!

Собачка радостно подпрыгнула и закрутилась вокруг ног хозяина, так что он запнулся и чуть не упал. Хорошо, что предбанник был узким, и он уперся рукой в стену.

– Да отойди ты! – отпихнул он ее ногой. – Иди на волю! – и сердито показал ей пальцем за дверь.

Собачка тут же выпрыгнула за порог и уселась там, не сводя с хозяина взгляда.

– Так, счас… – начал он озираться, ища что-то по стенам. – А! Да! Точно! Я же спрятал… Сами знаете, в таком состоянии и потерять можно… – он встал на дальнюю скамью ногами, лег на край банного сруба грудью, оказавшись наполовину на чердаке, пошарил там и достал завернутое в тряпицу ружье. – Подержи!

Нетот принял ружье. Как ни странно, но у такого пьяницы оно было чищено и в прекрасном состоянии, хотя и старое. Путила же еще порылся и достал сумку с оружейным припасом. Спрыгнул, открыл сумку, порылся в ней:

– Припасу-то нет… Снаряжать придется… Да и пороху нет почти…

Нетот залез в свою сумку и достал коровий рог с порохом, которым уже давно не пользовался, поскольку ружье его стреляло и так. Протянул Путиле. Путила взял, открыл рог, понюхал, поднял на Нетота благодарные глаза:

– Мне?

– Тебе, – ответил Нетот и добавил к рогу еще и стержень свинца.

– О-о! – застонал Путила довольно. – Царский подарок! – повернулся к собачке. – Лисища! Сейчас дробь катать будем!

Лисища подпрыгнула с визгом и принялась кружиться вокруг себя, под это дело попыталась перебраться в предбанник, но Путила сразу пресек это поползновение, строго показав на заступившую черту лапу:

– Э! Э!

Лисища тут же мягко приняла лапу обратно и улеглась, сложив обе передние лапки и не сводя глаз с хозяина. Путила принялся доставать оборудование, гремел чугунными сковородками для катания дроби, а Поханя заставлял Нетота не отводить глаз от собачки.

– Ну, ты пока готовься, мы за снедью сходим. У тебя, чай, не густо?

Путила только виновато закашлял, скребя в повинной голове лапой…

Они прошли мимо хозяйки, стоявшей в дверях дома, и она низко поклонилась Похане. А как только за ними закрылась калитка, тут же побежала к бане с дымящимся горшком, завернутым в рушник.

– Ну, что собачка? – спросил Поханя.

– Да! – усмехнулся Нетот. – Бывают такие. Знал одного пьяницу. Он лежит в канаве, а она рядом, греет его, чтобы не замерз. И ничем не отманишь. Люди кинут что-нибудь, она когда съест, а когда для него сохранит. Так и кормила дурака…

– Да, бывает. Я не об этом. Ты видел, как она глядела?

– Ну. Любит она его.

– Нет, ты, похоже, не понял. Не что она чувствует, а как смотрит, видел? Вчувствоваться, как в кота, не попробовал?

Нетот выпятил губу, так ему стало неловко: ведь мог бы и догадаться. Но сообразил и принялся смотреть во время…

– Слушай, она им восхищается! Он чего ни сделает, а она восхищается, будто лучше его никто не может!

– Во-во! – заулыбался Поханя. – Сохрани это ощущение. И запомни, что это и есть твой урок, не отпускай его. Сейчас мы это упражнение осваивать будем!

Дома Поханя сразу провел Нетота в женский кут, где женщины готовили судаков. Вопрошающе дернул головой в сторону хозяйки. Она улыбнулась и кивнула на глиняную плошку, прикрытую тряпицей. Поханя взял плошку и повел Нетота обратно в горницу, на ходу бросив:

– Ну, подавайте. Наш гость в поход собирается.

Из горницы раздавался кошачий вой. За время их отсутствия кот, видимо, разнюхал, что творится на кухне, и рвался из заточения, раздирая дверь в щепу. Поханя, входя, сдернул тряпицу и опустил плошку к порогу. В ней лежал сырой хвост судака.

Как только дверь открылась, кот попытался прошмыгнуть мимо ног Похани, но тот сунул ему под нос плошку, и кот заходил вокруг его ног кругами.

– Видал, как собачка ходит! – засмеялся Поханя, прошел в горницу и поставил плошку на стол.

Кот вился у его ног и урчал взахлеб, аж со стонами.

– А вот теперь, сядь, настройся, как ночью, и смотри! – велел Поханя.

Нетот уселся и постарался настроиться на кота. Но получалось плохо.

– Нет, нет, – помахал Поханя ладонью отрицательно. – Это не важно, что у него сейчас в голове. Там одно коварство. За рыбу он мать родную продаст. Вот сейчас будь готов, – и он взял рыбий хвост за перо. Оно было в слизи, и он тщательно протер его тряпочкой, а затем снова взял и протянул коту.

Кот зарычал и с визгом взвился в воздух, впиваясь в рыбу когтями и зубами. Но Поханя не отпускал, он повернулся к Нетоту и потребовал:

– Смотри!

Кот висел на рыбьем хвосте и выл, глядя только на рыбу. Поханя подержал его так какое-то время, затем медленно начал опускать на пол. И как только задние лапы кота прочно сцепились с полом, глаза его с рыбы перешли на мучителя. Он глядел на Поханю и выл, пятясь изо всех сил.

От этого зрелища Нетот непроизвольно пошевелился, и взгляд кота перескочил на него. И Нетот ощутил настоящий удар, который мог бы, наверное, свалить с ног, если бы Поханя предусмотрительно не усадил его. Кот, конечно, ненавидел! Но еще сильнее он презирал! Он презирал этих тварей, которые должны служить ему, но позволяют себе не подчиняться!

Поханя отпустил хвост, кот умчался с ним под скамейку, откуда злобно рычал и хрустел, а хозяйки, улыбаясь, внесли жареную рыбу прямо в сковороде, хлеб к ней, напитки:

– Кушайте на здоровье! Уж мы старались!

Нетот встал, поклонился, поблагодарил, но все нутро у него дрожало, словно он таскал мешки с мукой. И глядел он, как сам чувствовал, ошалело. Внизу живота ломило, словно он упал туда с самого верху и что-то себе разбил.

Поханя засмеялся, показывая хозяйке, что все хорошо, втянул запах от сковородки, почмокал губами, наслаждаясь заранее, изобразил ей поцелуй, так что она засмеялась и ушла, уводя остальных женщин.

– Ешь, наслаждайся, – сказал Поханя. – И вспоминай собачку. Вот теперь тебе есть на что опираться, чтобы учиться восхищению. Пойдешь с Путилой, не своди с нее глаз.

– Восхищению? – переспросил Нетот. – А зачем мне восхищение?

– Разве ты не собирался изучать птичий язык?

– Собирался…

– А зачем?

Нетот вспомнил про язык богов, про Врата, и невольно пришел к вопросу: если восхищение, есть хищение вверх, то кто на это способен?