Текст книги "«И на Тихом океане…». К 100-летию завершения Гражданской войны в России"

Глава 18
Партизаны Приморья и Амурской области

Вслед за ликвидацией Забайкальского фронта была свергнута советская власть в Иркутске, Ново-Николаевске (ныне Новосибирск), Красноярске, словом – во всей Западной Сибири. Разбитые красногвардейские части разошлись по деревням в глухие места с мыслью вновь взяться за оружие, когда позволит момент, когда силы революции вновь окажутся способными мобилизоваться.

Во многих уездах царило двоевластие. Периодически в отдельных селениях возникали островки советской власти.

Так, например, 7 января 1919 г. в селе Мазаново на реке Зее в 240 км от Благовещенска вспыхнуло восстание. Большая часть японского гарнизона была перебита. Вместе с населением окрестных сёл число повстанцев увеличилось до двух тысяч человек. Однако они были плохо вооружены и обучены. Советская власть продержалась в Мазанове только три дня.

Далее к селу японцы стянули большие части, и восстание было подавлено. В самом Мазаново японцы расстреляли 20 повстанцев. Однако подавляющее большинство повстанцев ушли в тайгу.

«17 февраля 1919 года у Виноградовской заимки, недалеко от села Ивановка, партизанский отряд под командованием И.Г. Безродного дал свой первый бой интервентам. Узнав, что партизаны стоят в Андреевке, японское командование направило туда крупный отряд.

Батальон японцев численностью в пятьсот человек был разбит, потеряв более 400 человек и командира. Потери партизан составляли немногим более 50 человек. Это была первая внушительная победа.

После боя под Виноградовской заимкой партизанская армия из 2‐го района двинулась на город Свободный. В селении Малая Пера партизанские силы объединились. Образовалась почти девятитысячная армия. Командовал ею Г.С. Дрогошевский, проявивший себя как способный военачальник ещё на Уссурийском фронте летом 1918 года.

Как железный поток, двинулась партизанская армия по области, сметая заслоны карателей и интервентов, объединяя вокруг себя новые и новые отряды. Бои у деревни Чудиновка, под Малой Перой, Юхтой, Белогоркой, Павловкой, у Полтавки, под Бочкарево (Белогорск) – огневые вехи этого героического рейда. Японцы, несмотря на все усилия, были не в состоянии остановить этот могучий вал. Сотни подвод, тысячи конников, колонны пеших бойцов растягивались в походе на километры.

К середине марта 1919 года партизанская армия вышла к Благовещенску, готовясь поддержать намечавшееся там восстание. Но в результате провала подпольного штаба в Благовещенске восстание было сорвано. Выданные провокатором в начале марта 1919 года, были арестованы 66 его руководителей»[41]41
  Гражданская война в Амурской области // Материалы сайта: http://ivanovskiy28.ru/raion/fales/oblast_gv.htm


[Закрыть].

Взять Благовещенск не удалось. Забегая вперёд, скажу, что партизаны вошли в Благовещенск 8—10 марта 1920 г., и далее город оставался советским.

В Приморье наиболее активное партизанское движение развернулось в Ольгинском уезде на юго-западе Приморского края. Расстояние от городка Ольга до Владивостока – 284 км по прямой. Там для защиты деревень от белых и японцев создавались вооружённые дружины.

Откуда же крестьяне брали оружие?

Дело в том, что Владивостокский исполком Советов, предвидя возможность гражданской войны, демобилизовал в 1917 г. гарнизоны Владивостока и Никольск-Уссурийска, но оружие оставил на руках у солдат, в большинстве бывших местными крестьянами. Причём каждому солдату, отправлявшемуся домой, было выдано до 100–200 и более патронов. Кроме того, исполком за месяц до своего падения произвёл частичную разгрузку богатейших оружейных складов владивостокской крепости и оружие распределил среди рабочих и среди крестьянства наиболее революционных сёл, в том числе и сёл Сучанского района. Всё это богатство целиком сохранилось у крестьян, в то время как рабочие в большей своей части были разоружены белыми.

18 ноября адмирал Колчак сверг эсеро-кадетское Временное Сибирское правительство и объявил себя диктатором. 8 декабря им был отдан приказ о мобилизации сначала офицеров и унтер-офицеров, а затем и солдат. Одновременно он предложил местному командованию своих войск приступить к разоружению населения. Начальникам гарнизонов рекомендовалось в приказах приступить к срочной организации «карательных экспедиций» для обеспечения своевременного выполнения воли омского правителя.

Естественно, что сдать оружие, а тем более идти воевать в Россию ради белого адмирала крестьяне не захотели. Не будем забывать, что в Сибири винтовки нужны были крестьянам не только для самообороны, но и для охоты в тайге.

Приказы Колчака заставили крестьянство качнуться влево. А подавляющее большинство винтовок осталось у крестьян.

Однако вскоре у партизан возник дефицит винтовочных патронов. Крестьяне и сучанские шахтёры по своей инициативе организовали во Фроловке, Казанке и других сёлах кустарное производство патронов.

«Сущность производства заключалась в следующем: сучанские шахтёры в своих мастерских сделали необходимое количество металлических формочек («калып», как их называли) для отливки из свинца пуль; в пустую гильзу, которую партизан после выстрела должен был обязательно сохранять и передавать в мастерские, насыпался порох, старый использованный капсюль сменялся новым, забивался небольшой пыж (можно, впрочем, и без него), вставлялась отлитая пуля в гильзу, и патрон готов. Легко понять теперь неосновательность жалоб белых на то, что партизаны употребляли нарезные патроны. Приготовленные подобным способом патроны в случаях попадания делали такие раны, что спасти раненого было почти невозможно. Чтобы облегчить положение тех белогвардейцев, которые могли попасть под пули партизан, мы, в ответ на обвинение нас со стороны белых в жестокости, неоднократно предлагали их офицерам выход, а именно: мы предлагали снабжать нас из складов владивостокской крепости, находившихся в их руках, фабричными патронами, тогда ранения наших врагов были бы менее ужасными. Белые отказывались от нашего предложения – тем хуже для них. Впрочем, мы сами принимали меры к добыче пуль с твердой оболочкой, так как свинцовые пули оказывались пригодными только для берданок. Тут нам помогло наследство, которое оставил после себя ещё со времён царского режима гарнизон, охранявший «дисциплинарный батальон» в селе Анучино.

В течение десятков лет в Анучине обучали солдат стрельбе. Стрельбищем служил земельный вал, в котором было накоплено большое количество пуль из 3‐линейных винтовок. Мы решили воспользоваться этим богатейшим кладом. Сконцентрированные в Анучине арестованные сельские попы, которых мы предусмотрительно задержали почти всех поголовно, были приспособлены к работе по раскопке вала и собиранию пуль. Это предприятие оказалось довольно продуктивным: материал для патронных мастерских доставлялся в большом количестве, и работа закипела.

Параллельно с изготовлением патронов наши мастерские стали создавать при себе новые «цехи» по выделке бомб. Это производство являлось ещё более примитивным, хоть и не менее важным. Чтобы сделать бомбу, бралась пустая банка из-под консервов (а банок у нас было предостаточно после того, как мы захватили консервные заводы Люри и К^о и Стахеева), в нее вкладывался заряд взрывчатых веществ (динамит), мелкие куски жести, железа, проволоки; всё это закрывалось крышкой, к которой приделывался фитиль из бикфордова шнура, и бомба готова.

Для употребления этого смертоносного снаряда требовалась сноровка и даже, если хотите, искусство; не каждый мог им пользоваться. Во-первых, нужна была выдержка, так как фитиль зажигался спичкой, и бомбу нужно было продержать столько времени в руках, сколько требовалось времени, при хладнокровном настроении, для счёта до восьми. По счету «девять» бомба бросалась в место, где больше всего скучивался противник. Взрыв был потрясающий; как-то своеобразно соединялся глухой гул с режущим ухо треском. Содержимое банки-бомбы разлеталось во все стороны, поражая всё на пути. Если партизан заранее не приготовил себе убежища, ему так же, как и врагам, грозила смерть или, ещё хуже, ранение, которое в известном случае было самым тяжёлым исходом, так как попадавший в тело кусок гвоздя или грязной ржавой жести не только рвал на куски мясо, но, как правило, производил заражение крови.

<…>

Когда же наконец, усилиями Владивостокского партийного комитета, прежде всего тт. В.П. Шишкина и А.А. Воронина, в июне нам было доставлено морским путём (на катере) около сотни тысяч патронов и гранат (не партизанской уже выработки, а образца Новицкого и др.) – мы почти совсем перестали испытывать нужду в них.

В методе партизанской войны одно из главных мест занимает разрушение системы коммуникации войск противника: взрыв железнодорожных мостов, водокачек, полотна дороги, телеграфных проводов и столбов, телефонной связи и т. д. Для осуществления всего этого требовалась масса взрывчатых веществ – динамита и пироксилина. Из города такой материал доставить было почти невозможно, да там его и не было. В Сучанском районе больше, чем где бы то ни было, практиковалось разрушение всех указанных сооружений, и этим мы обязаны исключительно пролетариату Сучанских, Зыбунных и Угловских каменноугольных копей. Шахтёры сыграли в этом отношении решающую роль. Всякий раз как нами закладывался фугас, чтобы поднять на воздух колчаковский эшелон или железнодорожный мост, и тратились на это последние запасы взрывчатых веществ, мы питали уверенность, что завтра вновь можем повторить такую операцию, потому что шахтёры уже приготовили 2–3 пуда динамита и спешат отправить его в наше распоряжение. Каждый забойщик, пренебрегая своей выработкой, откладывал сколько мог динамита, затем передавал в условное место, где по фунту, по два со всех шахт собирался внушительных размеров подарок партизанам.

<…>

Конский состав для партизанских отрядов мы получали двумя путями: от крестьян и от своего противника. Как только восстание стало расширяться, крестьяне Казанки, Фроловки и других селений на общих собраниях вынесли постановление закупить из общественных сумм верховых лошадей для партизан в количестве 10–20 голов от каждой деревни. Этому примеру последовали другие села, и в отрядах начали создаваться конные разведывательные команды. Революционный штаб с своей стороны потребовал, чтобы кулацкие хозяйства, богатые лошадьми, годными в строю, выделили лошадей для отрядов, причём стоимость этих поставок должна покрыться налогом, который был установлен на зажиточные слои деревни.

<…>

В результате всех этих мер мы достигли того, что каждый отряд приобрел себе конницу и сколотил разведывательные команды в 20–50 сабель, т. е. примерно 15–20 % состава пехоты на боевую единицу (каждый отряд насчитывал около 150–300 штыков)»[42]42
  Титов М., Ильюхов Н. Партизанское движение в Приморье. 1918–1920 гг. Ленинград: Прибой, 1928 // Материалы сайта: https://www.litmir.me/br/?b=223645&p=1


[Закрыть].

Ну а как снабжались партизаны продовольствием?

«Тут перед нами были только два пути: 1) доставка продовольствия из Владивостока и 2) экспроприация буржуазии и кулачества. Оба эти способа были использованы с достаточной полнотой. Приморский областной комитет РКП(б) создал специальный отдел для снабжения партизанских отрядов, который потом в целях усиления материальной помощи нам был расширен и объединен с аналогичными органами других партий (максималистов, анархистов и левых эсеров) и на средства, собранные рабочими Владивостока, стал развертывать свою работу. Объединённый революционный комитет, составленный всеми названными партийными организациями, к концу весны 1919 г. настолько расширил свою работу, что помощь его стала играть для партизанских отрядов выдающуюся роль. Между бухтой Находка, расположенной в зоне нашего влияния, и гор. Владивостоком было налажено правильное курсирование шаланд, катеров, моторных лодок и проч., словом – был создан свой «флот», который доставлял нам всё необходимое. Партизаны в мае месяце отобрали у колчаковцев катер, который потом развозил полученный груз по берегу моря в те места, откуда ближе всего можно было доставить его к отрядам»[43]43
  Титов М., Ильюхов Н. Партизанское движение в Приморье. 1918–1920 гг. // Материалы сайта: https://www.litmir.me/br/?b=223645&p=1


[Закрыть].

Члены земской управы Владивостока с согласия властей отправили по железной дороге в «пострадавший от войны район» 2000 пудов муки. Естественно, муку перехватили партизаны и поделили между отрядами.

С первых дней восстания партизаны выдвинули лозунг: «Тяжесть борьбы с контрреволюцией должна быть переложена на наших врагов». По этой программе все кулаки были обложены натуральным налогом, все товары купцов были конфискованы, имущество буржуазии объявлено народным достоянием.

«В результате всех этих мер мы несколько смягчили свою нужду. Особенно полезной оказалась конфискация имущества у буржуазии. В селе Петровке мы забрали в своё ведение рыбные заводы, рыбалки русско-японской фирмы Люри и К^о в бухте Находка и консервный завод. Благодаря этому не только удалось снабдить рыбными и крабными консервами и селёдкой отряды, но и оказалось возможным раздать остаток рыбных запасов беднейшему крестьянству и рабочим.

Предприятия фирмы Люри и К^о нами были пущены в ход и эксплуатировались около 7 месяцев, пока их снова не захватили колчаковцы. С консервными заводами нам справиться не удалось: консервирование мяса и икры оказалось работой настолько сложной, что без специалистов, которые бежали от нас в лагерь противника, ничего поделать было нельзя. Зато на этих заводах мы нашли внушительные запасы готового продукта, которым питались все отряды в течение трёх месяцев: каждому партизану выдавалось по банке в день этих дорогих, аристократических деликатесов. Это было такой роскошью, которую не всякий буржуа позволял себе в лучшие для него времена (банка крабовых консервов в довоенное время стоила около 1 руб. 75 коп.)»[44]44
  Титов М., Ильюхов Н. Партизанское движение в Приморье. 1918–1920 гг. // Материалы сайта: https://www.litmir.me/br/?b=223645&p=1


[Закрыть].

Естественно, часть продовольствия партизаны отбирали у сельчан, но одновременно и помогали им на сельхозработах.

Наиболее критичной для партизан была ситуация с обувью. Из Владивостока в массовом порядке доставлялись «улы» (китайские лапти из кожи). Они были дёшевы и удобны для ходьбы.

«Партийный комитет Владивостока – при всей его энергии – удовлетворить наши требования не мог. Пришлось прибегать к посредничеству мелких торгашей – контрабандистов и спекулянтов. Торговали «улами» преимущественно китайцы. Это обстоятельство облегчало их доставку, так как почти все китайцы, даже купечество, по своим политическим симпатиям были явно на нашей стороне. Наиболее надежным «аппаратом» по снабжению нас «улами» был юркий изворотливый китаец Илюшка, имевший большие связи с китайским купечеством. Он мог удовлетворить любые наши требования. Правда, он наживался на этих поставках тоже достаточно. Часто шутили мы над Илюшкой, называя его представителем «партизанской буржуазии», жиреющим на поставках для отрядов. И Илюшка был верен идеологии этого сорта буржуазии. Точно так же, как пауки, разбухшие на поставках в империалистическую войну, громче всех кричали: «война до победного конца», – так и Илюшка всегда был одним из горячих защитников нашего лозунга: «борьба до полного разгрома контрреволюции».

<…>

Деньги в партизанском быту играли самую ничтожную роль. И в самом деле, зачем они нужны были партизану, когда в каждой деревне, в каждой крестьянской избе он находил «стол и дом», сердечную встречу хозяина? Табак – и тот получал каждый из них бесплатно от корейцев, занимающихся, между прочим, табаководством. В те моменты, когда противник вытеснял нас из русской деревни и мы вынуждены были на день-два уйти в сопки, мы располагались там в корейских фанзах, обычно разбросанных в тайге, и переходили на «азиатскую кухню». Корейцы в Сучанском районе старались всячески поддерживать партизанское движение, видя в нём свою защиту от японского империализма и надежду в случае победы на то, что партизаны будут добиваться улучшения их экономического положения. Поэтому каждый из корейцев считал своим долгом помочь нам, и всякий раз, когда партизанский отряд останавливался в фанзах, там устраивался целый праздник: варилась лучшая чумиза, подавались самая изысканная «чемчи», всякие пряности и т. д.

<…>

Более или менее постоянным доходом был у нас налог на кулаков и зажиточных крестьян, политически враждебно настроенных против нас. Этот налог являлся полунатуральным-полуденежным, причём соотношение между этими двумя его элементами находилось в зависимости от нужды данного момента.

<…>

Вторым сравнительно постоянным источником являлось обложение лесопромышленников. Богатейшие леса Приморской губернии издавна привлекали русских и иностранных капиталистов. Прибыль, которую они получали от этой своей деятельности, была настолько велика, что лесопромышленники готовы были пойти на всякий риск и даже игнорировать дикую ненависть к «красным бандитам», лишь бы продолжать работу в районах, занятых партизанами. Все лесные концессии были в наших руках, и для белых они были недосягаемы. Поэтому ни один из капиталистов не мог обойти Ревштаб и должен был вступить в сношения с ним, если хотел обеспечить себе в работе безопасность. Мы воспользовались выгодой своего положения и давали разрешения на лесные разработки или лицензии на вывоз материалов лишь при условии выплаты нам специального налога или доставки продовольствия и других предметов из Владивостока»[45]45
  Титов М., Ильюхов Н. Партизанское движение в Приморье. 1918–1920 гг. // Материалы сайта: https://www.litmir.me/br/?b=223645&p=1


[Закрыть].

Несколько раз партизаны применяли метод «выкупов». «В мае 1919 г. т. Ильюхов с ротой партизан и подрывной командой, руководимой виртуозным подрывником т. Ярошенко, отправился из Цемухинской долины (куда к этому времени были стянуты все партотряды) на станцию Раздольное Уссурийской жел. дор.; он имел задание напасть на расположенный там колчаковский гарнизон, состоявший из 800 штыков пехоты, бронепоезда и батареи, выбить из винокуренного завода колчаковскую охрану, взорвать железнодорожный мост и захватить в плен хозяина завода И.С. Пьянкова. Полностью этот план реализовать не удалось, так как колчаковцы получили от шпионов сведения о нашем приближении и приняли меры предосторожности. Завод был взят без выстрела: колчаковцы побоялись вступать в бой и бежали в Раздольное. В то время как подрывная команда «хозяйничала» у полотна железной дороги, закладывала фугас под мост, резала телеграфные провода, сваливала столбы, развинчивала рельсы и т. д., – на заводе был арестован Пьянков, у которого конфисковали 19 прекраснейших лошадей, 8 пишущих машинок для «печатания» газеты «Вестник партизана» и т. п.»[46]46
  Титов М., Ильюхов Н. Партизанское движение в Приморье. 1918–1920 гг. // Материалы сайта: https://www.litmir.me/br/?b=223645&p=1


[Закрыть].

Деньги Пьянкова в заводской кассе были конфискованы, но средства рабочего кооператива остались в неприкосновенности.

Пьянков искренне (а может, сделал вид?) сотрудничал с партизанами. Он даже переменил свою фамилию на «товарища Винокурова» – неудобно же было называться «товарищем Пьянковым», так как слово «товарищ» никак не могло сочетаться с Пьянковым-капиталистом. В деревне Фроловке, резиденции Ревштаба, с «товарищем Винокуровым» произошёл торг, в результате которого он должен был выплатить контрибуцию в 150 тыс. рублей.

Боевая устойчивость партизанских отрядов не в последнюю очередь определялась наличием партизанских баз, расположенных в местах, куда колчаковцы, а тем более японцы, не могли проникнуть, не будучи достаточно знакомы с местностью и таёжными тропами, пронизывающими трудно проходимый лес и крутые каменистые сопки. Типичное строение этих баз заключалось в следующем. В удобном во всех отношениях пункте, чаще всего верстах в 10–25 от населённого пункта, на склоне сопки строились бараки на 200–300 человек, туда завозились вьючным путем, на лошадях, а часто и на своем горбе, продовольствие на 10–20 дней и фураж для лошадей, и в это убежище в случае вынужденной необходимости (когда, как шутили партизаны, становилось «тошно» от напора белобандитов) укрывался партизанский отряд целиком, оставляя генералов в горьком раздумье о том, куда могли деваться партизаны. При базе нередко устраивались госпиталь, баня, хлебопекарня и всегда кухня и склады для продовольствия. База также являлась партизанским «домом отдыха»: товарищи, наиболее переутомившиеся после тяжёлых переходов, изнервничавшиеся от боевой жизни, отправлялись в убежище на неделю-две и здесь могли спокойно отлежаться и подкормиться. Базы сыграли значительную роль в партизанской жизни, отличавшейся своей специфичностью.

На вооружении партизан оказались даже… танки. Впервые танки на Дальнем Востоке появились в марте 1920 г. Десять танков «Рено» FT-17 французского производства были доставлены во Владивосток на американском пароходе. Ночью танки погрузили на железнодорожные вагоны с надписью «посылки американского Красного креста». Однако железнодорожники поменяли номера, и к белогвардейцам отправились вагоны с сеном. Ну а все десять танков прибыли к партизанам.

Увы, танки оказались без вооружения, генераторных ремней и стартёров. Тогда партизанское командование приказало провести конфискацию самогона по всей округе. Американцы, любители «первача» ещё и до сухого закона, и поменяли партизанам всё необходимое. Только «родных» французских 37‐мм пушек Гочкиса не нашли, а отдали 37‐мм японские пушки.

Трофейные танки партизаны доставили в Благовещенск, где рабочие Чепуринского завода кое-как привели их в боеготовое состояние.

В августе 1920 г. десять танков «Рено» были включены в состав армии ДВР. Из них сформировали 1‐й Амурский танковый дивизион в составе пяти взводов. На двух из танков стояли 37‐мм японские пушки, а остальные машины имели только пулемётное вооружение «максимы» с броневыми «щеками» и «гочкисы».

Красные танки участвовали в нескольких боях, хотя и без особого успеха. Однако само по себе наличие танков в частях ДВР крайне неблагоприятно сказалось на моральном состоянии белогвардейцев.

В 1919 г. наряду с партизанами Приморья активно действовали и партизаны Амурской области.

28 марта 1919 г. партизаны атаковали железнодорожную станцию Бочкарево с двух сторон и после жестокого боя овладели частью села. В этом бою японцы и белогвардейцы потеряли около 450 человек убитыми и ранеными.

Однако японцы успели вывезти из Бочкарево склады вооружения и продовольствия. Партизаны, израсходовавшие последние боевые запасы, оказались в тяжёлом положении. Начинались весенние полевые работы, и военный совет и штаб решили распустить партизан по домам, оставив на летний период небольшие конные отряды «особого назначения», которые должны были нарушать железнодорожное сообщение и связь противника.

С выходом партизан в апреле 1919 г. к селу Натальино (на реке Зее) остатки партизанской армии были распущены. Военный совет объявил, что по окончании летних работ вновь будет проведена мобилизация всех сил для захвата Благовещенска.

В середине августа 1919 г. в деревне Албазиновке состоялся созванный по инициативе коммунистов съезд представителей партизанских отрядов Амурской области. На съезде был избран новый руководящий орган партизанского движения – Областной военно-полевой коллектив народной армии.

Съезд поставил перед партизанскими отрядами основную тактическую задачу: дезорганизовывать и подрывать вражеский тыл путём разрушения железных дорог и линий связи, уничтожать карательные экспедиции интервентов и белых путём организации засад.

16 декабря 1919 г. в селе Ромны состоялся VII съезд трудящихся Амурской области, избравший областной исполком («Таёжный исполком») во главе с С.С. Шиловым. Командующим партизанской армией был назначен И.Г. Безродных. Съезд обратился с воззванием к народам и правительствам стран, участвующих в интервенции, с требованием прекратить разбойничью войну против Советской республики. Съезд призвал население напрячь все силы и завершить освобождение области.

К началу 1920 г. власть в Приамурье фактически была в руках «Таёжного исполкома». Белые правители могли опереться только на штыки интервентов: казаки отказывались участвовать в борьбе против партизан. В Благовещенске среди казаков был образован казачий ревком во главе с С.Г. Таскаевым. Солдаты переходили на сторону партизан.

Под угрозой полного разгрома 3 февраля 1920 г. японское командование вынуждено было объявить о нейтралитете. Белогвардейские правители, колчаковский управляющий областью Прищипенко и атаман Кузнецов, бежали в Маньчжурию. 5 февраля в Благовещенске Центральный оперативный штаб образовал Временный исполком Советов во главе с большевиком Я.Ф. Яковлевым, который провозгласил 6 февраля 1920 г. восстановление власти Советов. 14 февраля в Благовещенск прибыл «Таёжный исполком». Японские войска спешно эвакуировались. 8—10 марта 1920 г. в город вступили партизанские отряды.

В конце февраля 1920 г. началась реорганизация амурских партизанских отрядов в регулярную армию. Из добровольцев был сформирован 1‐й амурский экспедиционный отряд, который уже в начале марта 1920 г. выступил в Забайкалье против семёновцев. Так возник Восточно-Забайкальский фронт. Командующим фронтом был назначен Д.С. Шилов.

Но угроза шла не только из Забайкалья. В Приморье ещё оставались японские интервенты. Изгнанные из Амурской области, вынужденные под натиском мощного партизанского движения в Приморье занять нейтралитет, они втайне готовили там переворот.

Красная армия, громя колчаковские войска, к началу 1920 г. вышла к Иркутску. Продвижение её дальше могло вызвать столкновение с японскими войсками и привести к войне РСФСР и Японии.