Текст книги "Грации и грешники"

Параша, пообщавшись с Васей, поняла, что с такими молоденькими вполне можно заниматься любовью, но она всё же не была блудницей, и когда Сёма и Рома, конечно поврозь, обратились к ней с непристойными предложениями, выставила их за дверь. Для неё важны были оригинальность подхода и уважение её религиозных чувств.

Сёма попросил её научить молитве «Отче наш…», перед этим извинившись за предыдущий приход. Она оживилась: чего только не придумают юноши, чтоб втереться в доверие, – и два дня разучивала с ним псалмы, постепенно одевалась смелее, показывала ляжки и груди, проверяя реакцию. Он испытание выдержал, не повёлся, тогда она разрешила остаться ночевать по его просьбе, он попросил полежать с ней в кровати – благо кровать была одна, – заверяя, что он помолился, чтобы избавиться от искушения и греховодства. Она поверила, но к утру убедилась, насколько коварен бывает даже юный семинарист…

Рома попросил её научить креститься, то ли справа налево, то ли наоборот, и бить поклоны. Она понимала, что к чему, но вошла в азарт и решила подыграть.

Кланяясь, юноша постоянно утыкался лицом ей в ляжки и нежно их целовал. Она стала подбирать подол повыше, и он уже целовал ей лобок, входные половые губы и клитор.

Такого интима ещё не бывало в её биографии. Она застонала, задрожала и попросила достать из широких штанин его орудие.

– Мою рыжую посмотрел, теперь покажи свой. О-го-го, очарование… Впервые вижу такой большой у такого малого. Какой красавец! В ответ и мне захотелось поцеловать и пососать твою залупу… Ого, сколько налил мне в рот, это впервой, до сих пор мне заливали только туда… Теперь на всю ночь – то воля неба – я твоя, но в рот больше не будем…

Так что, как поладили они, никакого секрета нет. Главное для её самооправдания: «Они сами пришли, сами меня соблазнили, я вообще не хотела, ну, может, чуть-чуть…»

Три наших юных витязя, три наших мушкетёра начали потихоньку навещать поочерёдно свою крутобёдрую Констанцию до самого ухода в армию, и все четверо были довольны.

В их медовый месяц три плюс одна кровать скрипела сутками напролёт. Они разбудили в ней первобытный инстинкт, оказалось, что она ненасытна в блуде.

Она фантазировала, воображала себя Евой, которая только что познала себя женщиной, и в ту же ночь под злополучным деревом её познали трое: Адам и божьи слуги Мишаня и Гаврюша, – и это было так здорово, так прекрасно, что они обтрясли при этом всю яблоню и яблоки падали им на головы, и на члены, и ей прямо на…

Или вот она Констанция и в своём шикарном будуаре за одну ночь приняла всех трёх мушкетёров и почувствовала их ласку и буйство солдата – так, что ножки кровати треснули, а полог порвался…

Или вот ещё: она Василиса Прекрасная, и на широкой печи её ласкают, целуют и, конечно же, е…ут и е…ут три богатыря: Карачаевец, Никитич и Попович, – а она вся такая счастливая: сияет, смеётся и поёт… А печь треснула и задымила, и пришлось вызывать печника…

А в реальности иногда случалось, когда утром один юноша уходил, в дверях встречался со вторым, который позволял Параше встать и умыться только после второй… перерывчик небольшой…

* * *

Сон Параши

И снится ей: она доисторическая женщина мезозойской культуры, белокурая белая стройная спортсменка, кроманьонка и просто красавица, вся одежда – фиговый листок на манде, собирает коренья. К ней крадутся три динозавра с нехорошими намереньями, она бросает плетюху и даёт стрекача, оторвалась – и тут же угодила в лапы лохматых, небритых, на лицо ужасных, темнокожих охотников-неандертальцев из соседнего племени.

Их двенадцать, все они сразу захотели её, у всех встали на неё здоровенные члены, они окружают её, сопротивление бесполезно, разложили прямо на камнях, сорвали последнюю одежду, выстроились в очередь, и е…ут, е…ут её с первобытной страстью, и орут, как Тарзан в джунглях. Она добросовестно подмахивает. Когда двенадцатый кончил, они утратили бдительность, заспорили, кто будет первый второй раз, решили бросить жребий, она дала дёру. Шансов догнать у них не было. На бегу сорвала лист смоковницы и прикрыла наготу, восстановив утраченную одежду.

Добравшись до своего племени, рассказала о приключении своим подружкам, им оставалось только позавидовать.

…Просыпается. Её е…ёт всё тот же Вася.

– Как же вы мне надоели, каждый день одно и то же, никакой фантазии. И зачем я только сбежала от неандертальцев? Как же нежно они меня любили и хотели ещё и ещё…

Никто ни разу не признался, чем они с ней занимались, иногда до утра, на расспросы отвечали:

– Пьём чаи-лимоны, говорим за жизнь, она знакомит нас с Пятикнижием Моисея и с Ветхим Заветом…

Мой дом в селе был через два дома от крайнего дома Прасковьи Чугуновой, я был слишком мал, чтобы попытаться быть четвертым, поэтому побывать на пиру буйных интимных страстей не пришлось, пьянящий мёд Параши не вкушал, пиво не пил, усы не мочил.

Я познал прелесть интима только после восемнадцати – в подростковом возрасте не довелось, – аккурат перед отьездом в город Таганрог: соседка принудила меня в бане, а я перед этим принудил её младшую прямо в её горнице три раза и ошибочно думал, что поимел за ночь всех троих соседских дочек. Потом ещё трижды было с младшей, когда она ходила в лес за орехами, грибами и земляникой. Я выслеживал её, она бросала корзинку и давала дёру, а устав от погони, останавливалась, ложилась на кучу сухого мха и зажмуривалась…

* * *

Так что случай у нас в Навашине, когда Вовка Мальков поимел свою бабушку Нюру и проболтался Федьке Кочеткову, не исключение, а почти правило:

– А я уже неделю как бабу Нюру е… у, раз, а то и два за ночь. Первая моя женщина, ох и сладкое, оказывается, дело, особенно в конце, обалденно приятно, а как хочется потом ещё и днём. Она уже бегает от меня, да всегда догоняю; ежели встал, удержаться невозможно, она крутится, вертится, говорит: «Нет-нет, днём не дам, могут застукать, всё видно, подожди до ночи», – но, заполучив х…й в свою п…ду, преображается, лицо молодеет и сияет от восторга.

– Да как же ты её уговорил? Я своей намекнул – отхлестала мокрой тряпкой. «Охальник, – говорит, – чего удумал – «дай разок». Грех это, что я на исповеди батюшке скажу? Да и стара я для этого дела».

– А у нас само собой случилось, я не просил и не надеялся, но знал, что по окончании школы некоторые выпускники е…ут своих тётушек, получают после последнего звонка первый урок интима, но у меня подходящей тёти нет, а чтоб со своей бабушкой – и думать не смел.

А она пригласила на печку спать, хотя вместе мы на печке спим только зимой. Заснул у неё под боком, как всегда. Просыпаюсь – батюшки, на ней лежу и вместе е…ёмся, только полати трещат. И всё это как-то отвлечённо, будто не с нами происходит, как во сне, будто не мы, оба зажмурились, и тогда нам не стыдно.

А как оказался мой х… й у неё в п… де, убей не знаю. Утром опять на неё залез, это уже помню, начал её развращать и совращать: «Дай ещё, ещё раз хочу, сил нет как хочу…» И как ляжки ей раздвинул, и как х…й туда вставлял, теперь помню. Она сначала вроде против, но не очень, затем наоборот. Я от волнения промахиваюсь, не получается, а она помогла в п…ду вставить и вроде как спит, но чуть-чуть подмахивает, а я уж не чуть-чуть, а на всю катушку дрючу её, и обоим приятно. Оказалось, у неё очень молодой и горячий канал, и х…й очень туго и плотно входил, первый раз думал – целку ломаю, потом, правда, канал разработал и х…й легко заскользил.

Всё молча, ни слова. Днём потеребил её за подол и помычал, она поняла без слов, села на стол, раздвинула ноги, я пристроился стоя, оба зажмурились – стыдно, но всё равно е…ёмся. И размечтались: она о прошлом, как в юности давала отрокам, а я о будущем, как буду проделывать это с отроковицами…

Насчёт греха моя Нюра говорит так: нет в е…ле никакого греха, а наоборот, делаем богоугодное дело, мол, даже первая женщина – Ева – подпускала и внуков, и правнуков, и они её познавали, по-нашему – е…ли. Тогда людей мало было, и братья женились на сёстрах, и Еву е…ли, кроме Адама, все родственники, включая правнуков, и бог одобрял – надо же людям размножаться, а тут без епли не обойтись… Ведь бог сотворил мужчину и женщину и повелел, чтоб мужской выступ проникал в женскую впадину без всяких ограничений по возрасту и родству.

Ну, раз сам бог велел, теперь е…у бабу Нюру смело, не стесняясь и не стыдясь, иногда и ночи не жду, если вдвоём остались в избе… Зажимаю в любом углу, как ни увёртывается… Крупнее меня вдвое, но перед х…ем бессильна… А Нюра призналась, что не моя она бабушка, а просто дальняя родня, потому и не стыдится со мной… А по мне всё равно, и родную бы уе…ал, лишь бы была согласна… А тебе бабушка-то зачем? У тебя же тётя Марфа есть, жопа у неё богатая, небось самая большая в Навашине, титьки – арбузы. Попытка была?

– Была, да не даёт, сомневается, не рано ли… «Может, после семилетки дам», – говорит…

– Прояви настойчивость, если, конечно, уже по утрам у тебя встаёт; тут сомненья прочь, лови момент в ночь, тут баба разомлеет, расслабится, и проще ей овладеть… Чего тебе три года ждать? Иногда по обстановке возможно и принуждение к соитию, некоторым это даже нравится… Е…и Марфу сейчас и никаких её отговорок не слушай: «потом», «может быть», «я ещё не готова»…

Я теперь на соседку по-другому посматриваю. Вижу – краснеет, значит, жду случая, когда останемся вдвоём, будет моей… А ты с Марфой часто вдвоём остаёшься, невзначай хватай её за п…ду, раз-другой обругает, оттолкнёт – терпи, не теряй надежды, на третий раз, глядишь, и получил бесценную награду… У тебя есть все шансы: Марфа одинока, выбора у неё нет, значит, даст, против природы не попрёшь. А добьёшься и постоянно будешь её е…ать, ещё и похвалит… У меня сложнее, у соседки есть муж, и то я не отчаиваюсь, надеюсь захочет разнообразия…

Так всё и случилось, как Вован спланировал. Когда случай представился, и Вова оказался вдвоём с соседкой, уломал её за полчаса банальными словами: ты самая красивая в Ардатове, тебе со мной будет хорошо, приятно и нежно всё сделаю, тебе понравится, – и прочие нужные слова, известные всем ловеласам. Это был у него с соседкой разовый интим, потом делали вид, что ничего не было; молодая, красивая, белая, фигуристая, длинноногая, а п…да холодная, широкая, х…й свободно болтается, второй раз не захотел, вернулся к Нюре… А как мечтал, ночами не спал…

Марфа на третий раз тоже уступила Федькиной настойчивости, он контактировал с ней два-три года, пока не завёл подружку-ровню.

И он похвастался приятелю Коле Кистенёву и рассказал о приключениях своих и Вовкиных с бабушками:

– У Вовки бабушка дала и даёт, а у меня наотрез отказала.

Тут и Коля разоткровенничался:

– А моя бабуля дала, полночи уговаривал, к утру сдалась. «Ладно, – говорит, – е…и без разрешения, так мне проще перед совестью оправдаться, вставляй уж свой стоячий мне в п…ду, полночи мне в бок да в ляжки тыкал… Но только раз, – говорит, – и то потому, что знаю, что это по окончании школы подарок». А повторить – ни в какую: делает вид, что ничего не было, намекает – ищи тётю помоложе.

(Тут надо заметить, что наши бабушки – не дряхлые старушки, им всего чуть за пятьдесят, вышли замуж в четырнадцать, рано лишились мужей и лет 20 не имели мужчин, поэтому п…да у них была как у тридцатилетней. А некоторые внуки возмужали уже в 13 и не боялись попросить у женщины, старше лет на 40. Другие мальчики получали первый интим-опыт только в 17–18, некоторые и в 30. Про тех, у которых первой и единственной была жена, мы здесь речь не ведём. Их хотя и большинство, но они неинтересны писателям и поэтам: ни песен про них не поют, ни романов не сочиняют.)

В нашем селе Сваслейка стало известно достоверно о двух случаях, когда первой женщиной недоросля стала его молодая бабушка. Оба партнёра в этом признавались очень кратко, буквально одной фразой и оба с гордостью об этом подвиге. Я как щелкопёр это событие романтизировал, поэтизировал, разукрасил подробностями и мысленными диалогами, у них-то всё молча было. Бабушка могла лишь похвастаться ровесницам: бабоньки, согрешила я, вчера на печке Ванятке дала, раздвинула ножки… И никаких подробностей, как всё было.

Тоже и Ванятка мог всего лишь гордо сказать свестникам: а я вчера на печке бабе Нюре вдул. Почему вчера? Повзрослел, гормоны заиграли, впервые у него встал, рядом баба и…словами не может объяснить: ну я к ней-a она…я тогда-а она…я так-а она этак…

Так что недоросли не парьтесь, не комплексуйте, отбросьте предрассудки, стыд, робость и смущение. Если утром впервые у тебя встал, а рядом только родственница любого возраста и телосложения, (ну может возраст ограничен от 15 до 75, а габариты– нет) решительно вперёд: кончил в тело, гуляй смело.

Так вот и Коля полагает, что на свою бабулю особой надежды не возлагал, может, получится как бы нечаянно, случайно, а не получится – найду другую. За день до окончания школы Матрёна, стала говорить, что завтра придут три тёти, чтоб его поздравить и стала показывать, как это бывает с женщинами. Не думал не гадал, как всегда, возились на печи, толкались, смеялись.

– Я ёрзал у неё на животе, ни на что не надеясь, ляжки у неё всегда были сжаты, повозимся, как было не раз и по местам и вдруг раз, она раздвинула ляжки, промежность вывернула, как бы подставила вход – и чудо– мой х…й вдруг среагировал на это, затвердел и заскочил ей в п…ду, а там так тепло, уютно и сладко; мы затихли на миг, опасаясь, кто б не увидел, что мы склещились – в смысле, что я вцепился в неё с такой силой, что клещами не оторвать. Во мне проснулся зверь и какое-то буйство: е…ать, только е…ать хочу, и боле ничего и никаких гвоздей; воображаю, что это никакая не бабуля, а развратная, но такая желанная баба. И я е…ал её по-настоящему, как мужик бабу, как солдат молодку после трёх лет воздержания, я засаживал х…й ей в п…ду с таким остервенением, что она шептала: «Да поспокойней ты, Коленька, успеешь ты всё, всё ты получишь, кончить дам в себя, но только раз, так я решила, темпераменты у нас не совпадают, тебе больше Марфа подойдёт, будут у тебя ещё много женщин, это сейчас тебе кажется, что я самая-самая. И больше почему-то не даёт, к моему огорчению, возможно, напугал бесшабашным напором, но ведь первый раз же, потому и с катушек съехал.

Блаженство от первого раза было столь сильно, что Коля, кончив, не стал вынимать, а замер вместе с партнёршей, она тоже выжидала: почему не вынимает, до сих пор все партнёры сразу вынимали и откидывались набок. А он вдруг почувствовал, что х…й затвердел снова прямо там, и вставлять заново не пришлось, и он повторил.

Потом они спорили сколько раз было, она настаивала:

– Дала тебе, обормоту, всего один раз, ты поймал мою «жар-птицу», да не удержал, доверие не оправдал. Я-то, наивная, предоставила тебе в полное распоряжение моё самое сокровенное сокровище с драгоценностями, а ты за один раз всё разграбил.

Он не понимал столь заумных речей и аллегорий и возражал:

– А я вые…ал тебя два раза, потому что влил тебе прямо в п…ду свою силу и был счастлив донельзя, и навсегда тебе благодарен за прекрасные два часа, когда услаждался твоим телом, и готов е… ать тебя ещё много-много раз, и не понимаю, почему ты против.

Пророчество Колиной бабули не сбылось: много было потом у него женщин и молодых и постарше, но лучше первой, бабушки Матрёны, не было. Когда бы не заходил разговор о бабах, вспоминал только её. Не помнил ни лицо, ни груди, ни ляжки, ни попу, только п…зду: лучше так и не встретил, не судьба. Именно ОНА его заколдовала, очаровала и пленила, это иррационально, умом не понять и не объяснить словами.

 
Ой, братцы, пропал,
Бедная головушка:
Раз дала и перестала
Лет за сорок тётушка!
 

Кто тут прав?

Обсуждал это с одним скептиком, и он заявил: да я бабушку и одного раза не стал бы, разве что после трёх стаканов.

Ну что ж, а юному Коле и без хмеля так понравилось с опытной зрелой дамой, что готов был всю ночь не вынимать и сделать именно эту «п…ду» постоянной любовницей, да партнёрша с печки сбежала после второй «палки» и наотрез отказалась повторить.

Она хоть и спорила, да знала, что дважды позволила ему кончить в тело, а сколько раз сама кончила, история умалчивает…

Главную причину отказа повторить объясняла так:

– Согрешила, поддалась искушению, бес попутал, теперь буду замаливать грех…Не думала и не гадала, что так повернётся. Знала о традиции поощрять юношей по окончании школы интимом, но не со мной же он будет отмечать окончание школы. Три тётушки помоложе меня обещали для этого попозже подойти и сказала я ему об этом: мол, которая понравиться, та и останется ночевать и ляжешь с ней. И всё пошло не так: за день до окончания школы взялась объяснять и показывать, как будет у него в первый раз, что ему делать, что она будет делать. И всё это на печке. И вдруг нашло на меня, какое-то наваждение, я потеряла берега: инстинкт соития оказался сильнее воли и рассудка, стоило всего лишь раздвинуть ляжки, чтоб показать, как это будет, и в тот же миг я почувствовала его х…й в своей пи…де, чего двадцать лет не бывало, и вот уже он е…т меня яростно и буйно и никаких тётушек ждать не хочет.

Сама виновата, ну случайно получилось, один раз дала, замолю. Но он хочет сделать меня полюбовницей. А этому не бывать никогда, на печи вместе не будем и нигде вместе спать не будем, помоложе найдёт для этого, как это всегда бывает.

– Ой, Катя, какая же я несчастная с мужиками, – продолжала Матрёна, – что ни сделаю, всё невпопад. А мужики ведь какие: стоит ляжки раздвинуть и попалась: не успеешь хосподи помилуй сказать, а он уже засадил. Был у меня один шутник в молодости, придёт за этим и первый вопрос: «засадил не заходил?»

– Да нет, Матрёна, счастливая ты: такая разница в возрасте, а тебя такой молоденький полюбил с первого взгляда, ой, с одного раза; жизни не мыслит без твоей пи…ды. На твоём месте не стала бы я так резко обрывать ваше трепетное взаимное желание. Дай ты ему ещё раз-другой, второй раз всё будет по-другому, спокойно, деловито, буйство и прыть уйдут, опыт придёт, остынет он, перебесится и сам попросит пригласить этих трёх тётушек и не с одной, а с каждой переспит. А пока еб. сь с ним без оглядки на правила, запреты, стыд и грех. Плотская любовь быстро угасает И будете с Колей общаться будто и не было ничего.

А грехи как считать? Ежели несколько раз, но с одним мужчиной, считается за один грех.

И тётя Катя продолжала её успокаивать:

– Да не казнись ты, Матрёна, – житейское дело, не ты первая с внучком пошалила. Я тоже недавно дала внуку, ты на печке, я на речке…И тоже случайно, по наваждению, никогда такого не было, да вот опять. Правда, не родному, просто по возрасту во внуки годился.

Загораю на песочке на Оке, вроде никого, а отрок рядом пристроился. Так и раньше было, да не стеснялась я мальчишек, иногда приставали: дай разок, отвергала всегда – и быстро отходили. Поэтому, как всегда, выхожу из воды, на ходу снимаю трусы и лифчик, чтоб отжать, просушить и полежать голышом, и почувствовала разницу: ранее мальчишки любовались моими необъятными сиськами и боялись опустить глаза ниже, а этот сразу вперил взгляд ниже и не отводил глаз от моего заросшего кустистого рыжего волосатого лобка. Взгляд его проникал глубже, прямо в мою лохматку, и уже прелюбодействовала я с ним в мыслях своих, и под ложечкой ёкнуло: что-то будет, похоже, мне не справиться с искушением, и если этот молодой человек через минуту не будет меня е…ать, через две я уже справлюсь с наваждением и не дамся.

Батюшки, крадётся, как кот за мышью, и мы обменялись взглядами. Его глаза говорили: «О, моя богиня, моя Афродита, молю об одном поцелуе, позволь хотя бы раз пое…ать тебя, дай моему несчастному юному х…ю познать твою нежную, недоступную простым смертным п…ду, п…ду богини, иль умру, брошусь в омут с головой…»

Я мельком взглянула на его прекрасное, готовое к бою «орудие» и отвечала глазами: «Мой юный рыцарь, я спасу тебя от преждевременной смерти, смелее суй свой «меч-кладенец» в мою «пещеру Соломона» и забирай все её сокровища, то воля неба, я твоя…»

Хоть сам он был мал, да член у него был удал, настоящий полковник; и я поплыла, раздвинула свои шикарные дебелые ляжки (некоторые мужики боялись, что не достанут до п…ды через такие мои габаритные ляжки; как они не правы, раздвигаю их пошире – и входные губы как на ладони; смотри-смотри, п…да моя открыта, тебе открыта одному; ну а кончил в тело – гуляй смело). И его ещё не познавший женщину х…й разбушевался в моей видавшей виды, но ещё тугой, плотной и горячей п…де. Слов не было, но мне казалось, он шепчет: «Ты у меня первая, ты самая красивая и самая желанная… И я навеки твой…»

И началось… Та ещё картина, достойная кисти великого живописца: при свете солнца яркого на берегу реки в кустиках на песочке застенчивый мальчик-ангелочек, на вид лет двенадцати, деловито, по-взрослому страстно е…т огромную голую бабу лет за пятьдесят, с пышной упругой задницей и огромными тугими титьками (мужчины называли меня ардатовской Венерой, хотя я вдвое крупнее этой бабёнки), и тишина, и ни души вокруг… Только слышно «подь-полоть» перепелов… А мне слышится: «Е…и, е…и п…ду этой курвы-пышки без передышки, не останавливайся…»

Трижды поимел меня: сначала, как водится, робко, на песочке, я на спине, потом уже в воде, смелее. Я в реку, он за мной, прижались, начали целоваться, и вода забурлила кругами. Я повернулась на живот, отклячила попу, и тут не сплоховал, нахально вы…б меня через жопу, габариты которой его ничуть не смутили, чего не скажу о некоторых взрослых… И исчез, словно и не было, и больше не встречался.

Да и двенадцать ли ему было, пожалуй, все шестнадцать. Вот он, герой нашего времени. Такие люди нам очень нужны – демография, понимаешь. Не только имя, но даже слова не сказал и как меня зовут не спросил, а это ещё больше возбуждало и впечатляло, ведь до сих пор я отдавалась только после длительного ухаживания и по большой любви.

Потом ещё не раз загорала там и лежала голышом, да никто больше внимания не обращал на мой рыжий лобок, только на крутые сиськи, а этого мало для согласия…

А ведь скольким солидным статным мужчинам отказала. Однажды в санатории вся местная футбольная команда меня домогалась, и ни одному не дала, даже вратарю, хотя поймать от него «мяч» в мои «ворота» очень хотелось, а тут вдруг задрала ноги и подставила п…ду под х…й какого-то пацанёнка; это не поддаётся рациональному объяснению, умом вагину не понять, аршином общим не измерить, остаётся только верить в любовь с первого взгляда, невзирая на разницу в возрасте…

* * *

Узнав от Феди, что он постоянно е…ёт одинокую Марфу, габаритную даму лет сорока, с параметрами 100x60x100, Коля навестил её: мол, я тимуровец, могу дров наколоть. Наколол, Марфа похвалила:

– Чем могу отплатить? Приглашаю в избу на чай с мёдом.

– Мне бы натурой…

– Вона как… Ещё чего? Так сразу не даю, хотя с тимуровцами пока не общалась. Да откуда ты слово такое знаешь, больно мал. Я ж тебя вдвое крупнее, справишься ли с такой моей жопой, удовлетворишь ли меня или только раззадоришь?

– Это не главное, вые… у по-взрослому, главное – взаимное согласие.

– Ну, после таких слов согласна… Дам разок, а дальше, как получится…

– А как же мёд?

– Не всё ещё знаешь. «Мёд» получишь у меня на донышке в п…де, так что суй х…й поглубже, до упора, но сразу не части, под конец ускоряйся… Командовать «парадом» буду я… Через жопу хочешь? Не даю, не получается у меня, х…й входит только наполовину, ягодицы не пускают; как ни отклячивала попу, не может партнёр полностью х…й вставить мне в п…ду, начинает в анал вставлять, а это уж совсем безобразие… А половины ни мне, ни тебе не надо…

Так Марфа стала обеспечивать интим-потребности двух недорослей на зависть другим бабам, даже замужним, и темпераменты у всех троих совпали. А наши мальчики, рано созревшие, нашли своё интим-счастье с бабушками и тётушками и опытным путём установили, что манда у всех одинакова, что у бабушки, что у тётушки, что у девочки…

Поэтому Вова, даже заполучив подружку-девочку, иногда навещал бабушку: девушки капризны – чтоб только ей хорошо, а бабушка покладиста – лишь бы ему хорошо…