Текст книги "Пулковская Цитадель"

Глава восьмая
Потеря

Пятнадцатое сентября 2013 года, поздний вечер, город Санкт-Петербург, улица Внуковская, бизнес-центр «Пулково Скай».

Лариса проснулась поздно. Голова была тяжелой. В глаза словно песку насыпали. Так скверно она себя не чувствовала уже очень давно. Лариса проверила сына – тот спокойно спал, причмокивая во сне. Но, судя по тяжести в груди, скоро должен был проснуться и запросить молока. Потягиваясь, она прошлепала в туалет, пустила воду, сунула палец в рот и, как могла, почистила зубы: без щетки и пасты это была, конечно, чистая формальность, но иногда именно формальности помогают миру удержаться…

Лариса подняла глаза на свою невыспавшуюся физиономию в зеркале… и тут же усомнилась в силе формальностей и их способности удержать мир, если тому вдруг вздумается сплясать на ушах.

Белки глаз были красными.

– Нет…

Лариса зажмурилась, помотала головой и снова взглянула в зеркало. Ничего не изменилось. На всякий случай она ущипнула себя и, почувствовав боль, тихо вскрикнула. Не сон и даже не кошмар – пошлая реальность. Красные глаза… Красные! Схватив себя пальцами за щеки, она опустилась на пол. Но тут завозился и запищал Демка, властно требуя кормежки, и Лариса поспешила к ребенку. Пока сын с аппетитом чмокал, насыщаясь, она сидела неподвижно и бездумно, словно сам процесс кормления защищал ее от всего, в том числе и от необходимости не только что-то делать, но даже плакать и бояться. Но вот ребенок наелся, вытолкнул сосок и через минуту уже снова тихонько сопел. Лариса плавно покачала его. Никакой необходимости держать ребенка на руках не было. Он спал. Вполне можно положить на диван. Но Лариса продолжала покачивать сына, не выпуская его из рук. Постепенно до нее доходил весь ужас того, что произошло. Через шесть часов она либо умрет, либо превратиться в чудовище, ничего не понимающее, не чувствующее, одержимое жаждой убийства всего, что шевелится. Она будет бросаться на Костю, на Лизу… И… Демку у нее, конечно, отнимут.

Лариса смотрела в спокойное личико сына, такое красивое, такое похожее на нее, и на маму, и на Пашу, на всех понемногу – и стыла от ужаса. Несколько часов – а потом все. Безысходность и смерть! И ничего нельзя сделать, лекарства нет. Но почему? Почему это должно было случиться именно с ней? Не с Лизой, не с этой Галей, не с тетушкой Тортиллой, которая уже наверняка внуков вырастила.

– Демка, Демка, – прошептала Лариса и заплакала. Беззвучно, как привыкла за эти две недели, с самого рождения сына.

В дверь тихонько постучали. Лариса сжалась. Стук повторился. Он был настойчивым.

– Лариса, – позвали из-за двери, – ты спишь?

«Да, – мысленно ответила девушка, – да, я сплю. Уходи».

– Лариса, еда, – Лиза уходить не собиралась, и Лариса заметалась: положила ребенка и шагнула к двери, потом вернулась и снова подхватила Демку на руки.

– Лариса, я вхожу, – объявила Лиза и распахнула дверь. Не найдя ничего лучшего, Лариса повернулась спиной.

– Ты чего не отвечала? – набросилась Лиза, – я чуть не испугалась. Лариса, ты что, плачешь? Что случилось?

– Уйди, – тихо попросила Лариса.

– Что случилось? – повторила Лиза, и Лариса поняла, что та не отвяжется.

– Вот что случилось, – проговорила она и повернулась, отбросив челку. Лиза взглянула, переменилась в лице и, зажав рот ладонью, в испуге отступила назад.

– Вот именно, – кивнула Лариса, – это и случилось. Так что лучше уйди.

Лиза отступила к двери и даже взялась за косяк, но медлила.

– А как же ребенок? – тихо спросила она.

– Я заразилась потому, что меня схватил один из этих… Демка все время у меня на руках, я его кормлю. Как ты думаешь, сколько шансов за то, что он здоров?

– Не знаю. Я же не педиатр. – Сообразив, что подруга не собирается прямо сейчас сходить с ума, Лиза немного успокоилась. – Тут есть врачи. Женщина… та, которая нас осматривала, помнишь? По-моему, вполне толковая тетка. Я позову ее…

– Не надо! – вскрикнула Лариса.

– Ты что, с ума сошла? Как это – не надо?

– Так – не надо. Сделать ничего нельзя. Дай мне хотя бы эти последние часы побыть с сыном. Покормить его. Покачать. Посмотреть. Спеть ему песенку. Пожалуйста. Мы все равно умрем, оба. Или сойдем с ума. Но я не могу расстаться с Демкой сейчас, просто не могу.

– Ты спятила, – убежденно сказала Лиза. – Во-первых, откуда ты взяла, что заразилась? Мало ли от чего глаза могут покраснеть. Может быть, от недосыпа, или пол здесь чем-то вымыли, а у тебя аллергия…

– Ты сама-то в это веришь? – перебила Лариса.

– I want to belive, – пожала плечами Лиза, – как говорил агент Малдер.

– Я тоже, – прошептала девушка, – но не получается. Это оно, Лиза, я чувствую.

– Тогда тем более нужно сказать! – Лиза подошла к ней, и, не касаясь руками, заглянула в глаза. – А вдруг все начнется раньше? Ты представляешь, что ты можешь сделать с малышом?

– Ты что?! Я никогда не обижу его! – Лариса закрыла сына рукой, словно старалась защитить от всего на свете, – я этого не сделаю, что бы ни случилось.

– Ты не можешь этого знать, – покачала головой Лиза, – неизвестно, как вирус действует на психику.

Лариса закрыла глаза. Довод был железным.

– Хорошо, – кивнула она, – иди. Мне, наверное, лучше не выходить отсюда.

Лиза кивнула и торопливо отступила к выходу.

– А Дема?

Лариса упрямо сжала губы и покачала головой. Сообразив, что в этом подруга не уступит, Лиза ободряюще кивнула и нырнула в коридор, плотно прикрыв дверь. Щелкнул наружный замок. Услышав это, Лариса усмехнулась. Подружка… Как только запахло жареным, сразу вот так. Хотя – наплевать. На все наплевать. Лишь бы не отобрали сына. Лишь бы не отобрали…

* * *

Лиза сидела на кожаном диване, подперев ладонью подбородок. К подруге только что зашла Юлия Петровна, нормальная вроде бы тетка, понимающая, что диплом не в метро куплен, и даже в такой ситуации к панике не склонная. И вид у этой тетки был не слишком обнадеживающий. Подошел Петр и встал рядом, не присаживаясь. Но Лиза все равно отодвинулась подальше. Тот лишь усмехнулся краешком губ.

– Ждешь вердикта? – спросил он.

– Ну да. А что остается делать?

– Например, помолиться. Никогда не пробовала?

– Пробовала. Не помогает, – хмуро отозвалась Лиза.

– Может быть, не так молилась?

– А есть разница?

Петр кивнул каким-то своим мыслям и все-таки присел на диван в полуметре от сжавшейся девушки.

– Понимаешь, Лиза, – тихо заговорил он, – молитва – это послание. Оно кодируется особым образом, как раз для того, чтобы дошло по адресу. Причем, именно по тому, который нужен, а не отправилось… в контору двумя этажами ниже. – Петр многозначительно помолчал. – Там, конечно, всегда рады, только лучше не надо, да?

Лиза почти против воли кивнула. Что-то такое в его голосе было. Завораживающее. Убеждающее. Успокаивающее.

– Это как электронная почта, – продолжал Петр, – на одну букву ошибешься – и все, пиши пропало. Насколько хорошо ты знаешь историю? – вдруг спросил он.

– На два балла, – самокритично призналась Лиза.

– Но ты же в курсе, что наши воины молились о даровании победы и перед Ледовым побоищем, и перед Куликовской битвой, и перед Полтавой…

– И перед Цусимой, – фыркнула девушка.

Петр от неожиданности аж крякнул.

– Ну, на счет двух баллов ты мне точно пули отливаешь. Но, кстати, ты права – перед Цусимой тоже молились. Однако не сработало. А почему? Хотя раньше срабатывало. Ты же умная девушка, вот и ответь.

– Типа электронный адрес сменили? – догадалась Лиза.

– Ну, может, случился системный сбой. И сейчас, чтобы молитва достигла Господа, нужна либо сила веры, какая бывает только у святых и праведных. Либо другой код. Точный код. Точный электронный адрес. Понимаешь?

– И ты его знаешь, – скептически проговорила Лиза. – Так подскажи, добрый человек, йоговый свидетель.

– Почему бы нет, – Петр пожал плечами, – услуга бесплатная. Одна ответная просьба, правда, будет.

– Какая? – насторожилась Лиза.

– А как в «Золотом петушке» – волю первую мою ты исполнишь, как свою. Я тебя о чем-то попрошу – и ты выполнишь, – пояснил Петр. – Но это только в том случае, если адрес точным окажется, – добавил он в ответ на невысказанные возражения. – И если молитва сработает.

Лиза внимательно посмотрела в лицо Петра, впервые не отводя глаз. И заметила, что у «йогового свидетеля» глаза голубые-голубые. Как у новорожденных младенцев. Как у Демки.

– А если я тебя «кину»? – спросила она.

– После того как молитва сработает? – округлил глаза Петр. – Ты же не идиотка.

– Ну, хорошо, – кивнула Лиза, – давай свой электронный адрес.

– Повторяй за мной, – велел Петр. – Отец мой единственный, Господь истинный…

В дверях появилась Галя, потом нарисовались Никодим с Катей, потом – один из охраны, известие о предполагаемом заражении прямо здесь, в их цитадели, взбудоражило всех. Петр понизил голос. Лиза закрыла глаза, стараясь повторять все, что этот страшный человек шептал ей на ухо, по возможности точно, не сбиваясь. Она и сама себе удивлялась – с чего это вдруг ее пробило на такую дичь… Безумие на пару с надеждой. Безумная надежда.

– Адрес вписан, – отметил Петр, – теперь – письмо. Он в упор посмотрел на Лизу, и его светло-голубые глаза стали требовательными.

– Пожалуйста, пусть Лариса будет здорова! – прошептала Лиза, закрыв глаза. – Что я делаю? – спросила она ОЧЕНЬ тихо, скорее себя, чем сидящего рядом мужчину, – что я делаю?

– Ты пытаешься поверить, – так же шепотом ответил Петр.

А между тем у дверей разворачивалась дискуссия.

– Если она заболела, и не умрет, то придется что-то с ней делать, – напористо говорила девушка в форменном костюме.

– Что делать… сдать врачам, что тут можно еще сделать? А пока это невозможно, придется запереть. И забрать ребенка.

– И как ты собираешься это осуществить? – ехидно спросил охранник. – У нас тут нет ничего даже отдаленно похожего на КПЗ. Это здание с несколько другими функциями. Ты видел, как действуют красноглазые? Любую дверь, кроме наружной – на раз выносят. Хочешь, чтобы она тут бегала и кидалась на всех подряд?

– А что ты предлагаешь? – спросил Никодим. – Выкинуть девчонку за дверь? Вместе с новорожденным? Он же тоже был в контакте.

– А ты предлагаешь оставить их здесь и рисковать здоровьем всех остальных? Я бы ее вообще… – Мужчина понизил голос и резко, коротко провел ладонью по горлу. – От греха подальше. Все равно красноглазые – уже не люди. Бешеных собак отстреливают, и никто не считает это негуманным. Это разумный способ борьбы с заразой. Между прочим, знаете, как японцы боролись с чумой в Китае? Посты на всех дорогах, и при малейшем подозрении на заражение – расстрел на месте. И тут же закапывали в известковой яме. С заразой удалось справиться. А если бы японцы жевали сопли, сейчас мы бы не ломали голову на счет китайской экспансии, эта страна бы просто опустела. А вы как думаете, господа – чрезвычайная ситуация требует чрезвычайных мер!

– Между прочим, у вас тоже красные глаза, – тихо заметила Катя и на всякий случай отодвинулась от мужчины подальше.

Тот слегка «сбледнул» с лица, взгляд его заметался в поисках зеркала.

– Ах, это… Я не спал, – с облегчением объяснил он.

– Это ВЫ так думаете, – вставила Галя и тоже сделала шаг назад.

– А что, вполне возможно, – заметила Лиза, которую дискуссия напугала и взбесила – Вы ведь обыскивали Ларису.

– Не я! Женщин обыскивали женщины.

– Ну так надо и им в глаза посмотреть, – наседала Лиза. Она сама не заметила, как вскочила с дивана.

– Если уж на то пошло, то это вы ее привели. И почти сутки были с ней в контакте, – окрысился мужчина.

– Точно, – с энтузиазмом согласилась Лиза, – мы все под подозрением. А давайте нас заранее расстреляем? По подозрению. Как в Китае. Просто на всякий случай. К какой стеночке встать?! – почти прокричала девушка, демонстративно вертя головой в поисках подходящей стеночки. Как ни странно, никто не торопился ей возразить.

– Успокойся, – тихо бросил Никодим, – у тебя истерика.

– Конечно, у меня истерика, – неожиданно ровно ответила Лиза, – было бы странно, если бы ее не было.

Неизвестно, чем бы закончилась дискуссия, но в это время дверь открылась. Все как по команде обернулись туда. Доктор вышла, на ходу застегивая объемную сумку с красным крестом.

– Лиза, – позвала она, девушка с готовностью обернулась, – подежурь у дверей Ларисы, хорошо? Пусть несколько часов вообще не встает. Еду, воду – все носить. Полный покой. Я ей дала папаверин, должно помочь.

Лиза непонимающе уставилась на врача.

– Давление у нее подскочило, – объяснила та, – аж сто восемьдесят на сто двадцать! После родов это бывает. А она еще попрыгала – побегала. Поволновалась. Смерть матери… И пожалуйста – гипертонический криз в полный рост. Даже сосуды в глазах полопались. Ты молодец, что сразу меня позвала. Еще немного – и могли не откачать. А что тут за сборище? – удивленно спросила врач.

Люди торопливо расходились, стараясь не глядеть друг на друга, словно их застукали за чем-то нехорошим. И только Лиза стояла столбомми не отводила взгляда от Петра.

– Совпадение, – прошептала она. Но в голосе уверенности не было.

А Петр, кажется, ничуть не удивился.

– Я же тебе говорил – все дело в точном адресе. – Он подмигнул ей, встал и неторопливо вышел. А Лиза долго смотрела ему вслед, не в силах поверить в происходящее.

«Это на сколько же я попала, – озабоченно подумала она, – и в какой валюте? Волю первую мою я исполню как свою… Конгениально, Киса».

* * *

Никодим проводил Юлию Петровну долгим взглядом, а потом, вдруг извинившись перед Катей, ушел догонять докторшу.

– Простите, Юлия Петровна, но мне кажется…

– И правильно кажется, молодой человек. – Врач глянула через плечо Никодима на коридор. – Она заразилась. Я, конечно, точно не берусь утверждать. Мы этого вируса не знаем, но у нее давление скачет, и это не стресс. Это очень подозрительно, у нормального человека таких перепадов быть не может. Кровоизлияние – и верная смерть, – она понизила голос до предела. – Сосуды не железные, они просто не справятся с такой нагрузкой, да и сердце тоже…

– Вы думаете, что она… а ребенок?

– Боюсь, что и он тоже. Очень близкий контакт. Артем Алексеевич… – она узрела приближающегося коллегу.

– О чем шепчитесь? – сходу спросил тот. – Уж не о Ларисе ли?

Никодим и Петровна молча кивнули.

– Понимаю. – Артем Алексеевич, тоже ответил наклоном головы. – Нечего панику поднимать. Но что-то надо делать?

– Вы мне вот что еще объясните. – Никодим увлек докторов в подсобку. – Если зараза везде, то почему мы вторые сутки живы?

– Далеко не все, – грустно вздохнул Алексеевич. – Во-первых, вспомните ту сумасшедшею девицу, теперь вот Лариса кажется…

– У меня большая уверенность, – вставила Юлия Петровна, – и мальчик тоже.

– Так что… – врач развел руками, – жертвы еще будут. И как правильно вы давеча заметили, все зависит от индивидуальности восприятия.

– Я понял. Но что нам делать с Ларисой?

– Лучше всего ее изолировать.

– И ребенка?

– Другого выхода нет.

– С Демкой, может, все же повременим. – Никодим почесал бровь. – Даже если ваши опасении верны, то он не сможет никому навредить. Он еще малыш.

– Я, конечно, могу ошибаться, – Юлия Петровна наморщила лоб, – и дай-то Бог, чтоб так оно и было… но Ларису надо изолировать в любом случае, а ребенка взять под наблюдение. Молоко вы случайно из ресторана не прихватили?

– Сливки есть, – вспомнил Никодим.

– Пойдемте, покажете.

– Одну минуту, мне необходимо срочно позвонить, – извинился Никодим и трусцой побежал в диспетчерскую.

Он вновь вспомнил о Кошке. У охранника Степана должен быть работать сотовый.

* * *

Фальшивой улыбке доктора и ее заверениям, что «полежит и все будет в порядке» Лариса не поверила. Она вообще никому не верила. Не хотела. Мама… Паша… Паши нет, Лиза сказала об этом. Мама просила передать… якобы звонила и сообщила. А может быть, Лиза врет? Какой ей резон врать? Просто со злости? Может быть, она злая? Может быть, Лиза на Костю глаз положила, а Косте нравится она, Лариса. Тогда тем более незачем врать, что Паша умер. Тогда нужно говорить, что он жив…

Лариса совсем запуталась. Мысли то бежали с неимоверной быстротой, то падали куда-то в пропасть, и там, на дне, застывали неподвижной глыбой. Она крепко обняла голову руками и пыталась осознать все произошедшее с ней. Как во сне. В чертовом и нереальном сне. Вдруг она встрепенулась, испугавшись чего-то. Заводила по сторонам глазами. В груди сжался ком.

Но Демка вел себя необычно тихо, совсем не плакал, только смотрел на маму спокойно и серьезно, как будто что-то знал. И этот взгляд напугал Ларису. Она закрыла глаза и отвернулась от малыша. Прислушалась – тихо. Ни звука, такое ощущение, что уши заложило плотной ватой. До чего же все противно…

Девушка пыталась уловить изменения в себе. Пробуждающуюся ненависть к людям. Злость на врача, Лизу, друзей и даже Костю… нет, Пашу! Злость на маму, что обещала ее спасти, но так и не сдержала слово. Злость на всех! Особенно на тех, кто принес этот чертов вирус! Вирус… вирус!

Лариса заскрежетала зубами – и внезапно ее отпустило. Глубокий вдох, медленный выдох – злости больше не было. Улетучилась или, быть может, затаилась. Злость и ненависть ко всему живому отступила, но пришла ПЕЧАЛЬ.

Перед глазами отчего-то снова возникла картина: пацаны пинают по двору плюшевого медвежонка. И свой собственный отчаянный порыв – спасти! Спасти, во что бы то ни стало…

– Неправильно я тебя назвала, – тихо проговорила она, через силу улыбаясь сыну, – надо было Мишкой. Спи.

А Демка в сытой истоме и впрямь сомкнул веки и вскоре засопел. Лариса очень медленно извлекла из рукава нож…

По громкой связи снова зазвучала тихая музыка. Пела Алекс. Лариса прислушалась:

 
– Бывает ночь длиннее зимы,
И чей-то плащ уютнее дома.
Бывает так, что чьи-то слова
Звучат в тебе, как раскаты грома.
Бывает так – весь мир заодно,
Но это одно обжигает руки.
И сам себе сочиняешь письмо
О том, что боль будет легче скуки.
 

Лариса склонила голову на бок и уставилась в одну точку, с абсолютно отрешенным видом.

 
– Стань птицей, серым крылом.
Стань птицей с опорой на ветер.
Неба хватит на всех, и Бог
Держит его крепко-крепко…
 

Девушка встрепенулась, решительно закатала рукав и с силой взрезала голубую жилу. Вдоль. Чтобы наверняка.

Музыка стихла, за дверью не было слышно ни звука. Народ, умаявшись за день, спал. Лариса кинула прощальный взгляд на сына и устало закрыла налитые кровью глаза.

Глава девятая
На пути к разгадке

Пятнадцатое сентября, ночь, город Санкт-Петербург, улица Кирочная – и далее по ситуации.

Усталая чуть ли не насмерть, Кошка выползла из люка с буквами «ГК» на крышке. Маркировка, впрочем, могла быть абсолютно любая, при нашей безалаберности буквы ничего не значили. В данном случае она соответствовала назначению… ну, почти. Одна из горизонтальных отводок и в самом деле выходила в городскую канализацию, и Кошка, почти без раздумий, предпочла именно этот путь – грязный, но верный. «Парадный подъезд» вполне мог оказаться в подвале знаменитого здания на Литейном, из окон которого видно Магадан… А так, хоть и пришлось ползти по шкурнику, пугая своей перепачканной рожей местных кошек, но зато с выброской никаких проблем не было. «Коридоры кончаются стенкой, а тоннели выводят на свет».

Оттолкнув не без труда, сил почти не осталось, тяжелую, плотно пригнанную крышку, Кошка огляделась прижмуренными глазами, с удовольствием вдыхая упоительно свежий воздух (кто бы что понял – свежий воздух в центре Питера!). Сумерки только начали сгущаться, но тут, в тихом дворике, народу не было, да и окна практически не светились. «Комендантский час», – вспомнила Кошка и достала сигарету, о которой напрочь забыла под землей. И ведь не тянуло!

В который раз подивившись столь оригинальным вывертам психики, девушка попыталась сориентироваться. Двор как двор, таких в старом городе тысячи. Проходные во все стороны, с четырех– и пятиэтажными императорскими ветеранами. Хотя, по правде сказать, тупиков тоже хватало.

Она притаилась в тени фасада и аккуратно выглянула в арку. Пронеслись две или три машины с мигалками… она сделала еще пару шагов и узрела табличку на той стороне – улица Кирочная. Кошка поняла, что она опять оказалась молодчиной и умницей – выбросилась-то в аккурат в районе Литейного. Так что очень правильно она в сторону свернула. И очень вовремя.

Чтобы сориентироваться окончательно, она набралась смелости и вылезла на саму улицу. Быстрый взгляд направо-налево… Витрины магазинов и офисов в первых этажах зданий без зазывной иллюминации выглядели уныло. Спасибо хоть городское освещение работало. Но она все равно узнала место. Левее должна быть улица Маяковского. Прояснив свою диспозицию, Кошка убралась обратно во двор.

Достала мобильник. Он работал вполне исправно, и линеечка антенны светилась. Лера выбрала в меню телефоны экстренных служб, хотя некоторое время раздумывала: полиция, скорая или спасатели, а потом решила, что тупо позвонит всем, в таком деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Раза с седьмого удалось дозвониться до полиции. Но диспетчер ее жестоко обломал:

– Ваша фамилия и адрес.

– Левандовская Валерия. В данный момент нахожусь на Кирочной, – дисциплинированно ответила Кошка, – здесь девушка с ножевым ранением, большая потеря крови.

– Вы уже позвонили в скорую помощь?

– Нет, я…

– Позвоните, – посоветовал бесстрастный женский голос, – мы поставим скорую в известность, но сейчас обстановка сложная, лучше, если вы тоже позвоните. И оставайтесь, пожалуйста, на месте. Ждите наших сотрудников.

– Сколько ждать? – нетерпеливо спросила Кошка.

– Не могу сказать, – ответила диспетчер, – вызовов очень много.

– Понятно, – буркнула Лера и набрала следующий номер. Скорая оказалась занята. И, послушав короткие гудки минуты полторы, Кошка сообразила, что, несмотря на всю многоканальность, занята она хронически. Третий телефон, набранный в отчаянии, ответил, но господа из МЧС со спокойным профессиональным сочувствием предложили совет по оказанию первой медицинской помощи. Сами приехать на вызов отказались – тоже были заняты…

– Чтоб вас запор одолел, сволочи!

Кошка зашипела и сбросила номер. Похоже, в Питере медленно, но верно воцарялась полная анархия.

Лера лихорадочно листала список, соображая, кто из приятелей-диггеров может жить поблизости. Вот, похоже, то, что надо – Володя Гест, ник – Скандинав. Как водится – «кличка по шерсти». Кошка его не любила, временами просто терпеть не могла – Скандинав был редкостным занудой. Но вот парадокс – доверяла ему вполне. Часто совсем не обязательно любить человека, чтобы понимать, что он за птица. Она набрала его телефон, услышала то, что и ожидала – мелодию Вагнера – усмехнулась. Как все же некоторые камрады предсказуемы… Мелодия все играла и играла, а ответа все не было и не было. Почему? Боги его знают. Конечно, Скандинав мог просто потерять телефон, но сердце тревожно сжалось.

Володя отозвался, когда она уже совсем отчаялась и собиралась отключиться. Голос его прозвучал в трубке на удивление бодро.

– Привет, Кошка. Прости, я был в душе. Что-то срочное?

– Срочное – это не то слово, – выдохнула Лера, – у меня на руках труп и тяжелораненая.

– Кто? – коротко спросил Скандинав изменившимся тоном.

– Джампер мертв. А у Сердца Мира проникающее ранение в печень.

– Сама цела?

– Вполне.

– Говори адрес.

Кошка с облегчением продиктовала свои координаты и подробно объяснила, как и куда идти под землей.

– Ты уж постарайся. Она там долго не протянет.

– Буду через пятнадцать минут, – бросил Скандинав. Не понадобился даже загадочный чемодан в качестве приза. Красивый девиз «Диггеры своих не бросают» часто оставался просто красивым девизом. Но иногда все же работал.

Что дальше? Как там говорила Люба – найти Алексея? Дедушка живет где-то в районе Пулково. Далековато… По понятным причинам метро полностью исключалось – с таким-то багажом. Сейчас там наверняка усиленные наряды тралят всех подряд. В Питере всегда, как какая-то хрень – в первую голову метро шерстят. Представив себе, как молоденький сержант достает из ее бэга пачки купюр с товарищем Берией, и как Кошка на вопрос «Где взяла» отвечает «Там, где надо», в метро она мгновенно расхотела. Почему-то она ничуть не сомневалась, что в обстановке зарождающегося хаоса как раз чекисты сохранят холодную голову, горячее сердце и тщательно отмытые передние лапы. Эти уцелеют даже в эпицентре ядерного взрыва, вон какие бункеры нарыли.

Бросив короткий взгляд в витрину, Лера убедилась, что ее шансы тормознуть попутку стремятся не просто к нулю, а к нулю абсолютному: камуфляжные штаны, разодранные на колене, тяжелые армейские берцы, свитер на голое тело, волосы перехвачены банданой, лицо в грязи и рюкзак на одной лямке… То ли воин Аллаха, то ли бомж с соседней помойки. Нет, даже если какой-нибудь отчаянный водила не испугается ее вида, то побрезгует запахом. Так что такси тоже можно исключить. Что еще? Трамвай? Маршрутка? Кошка ничего не имела против общественного транспорта, но он, похоже, ночью не ходил. Комендантский час, мать его… При всем богатстве выбора иной альтернативы не было – только топать эти километры пешкодралом, стараясь не влипнуть в историю. К утру, возможно, доберется.

И тут подал голос мобильник. Высветившийся номер ей ни о чем не говорил. Но Кошка все же решилась ответить.

– Да?

– Лера? Кошка, ты? – к своему безмерному удивлению она узнала голос старого приятеля.

– Никодим, ты?

– Я-я. Я свою трубу потерял… вот одолжил тут…

– Ну ты Настырный, – с теплотой в голосе ответила Кошка.

– Просто хотел узнать, как ты? – объяснил свой звонок Никодим. – Надеюсь, я не слишком поздно? Или не слишком рано? Ты ведь ночной зверь.

– А ты разве не на французской Ривьере? – хмыкнула Лера, представив себе Никодима, высокого, стильно одетого и с этакой фирменной улыбочкой «Прошу любить и жаловать таким, какой есть, лучше все равно не бывает».

Девушка невольно улыбнулась. При первом знакомстве Никодим производил впечатление жизнелюбивого раздолбая, но на самом деле был выдержанным, как французский коньяк, и надежным, как швейцарский банк. Что он и доказал, не забыв о девушке и позвонив в самый нужный момент.

– Увы, сейчас не до Ривьеры. Я в Питере.

– А мне нужно добраться до Пулково, – без обиняков сказала Лера, отложив реверансы до более подходящих времен.

– Аэропорт закрыт, – напомнил Никодим.

– Это рядом. И очень важно.

– Вопрос жизни и смерти? – фыркнул Никодим.

– Ну, где-то в эту сторону, – уклончиво сказала Лера. – Так ты поможешь? Ты вообще где?

– Ты удивишься, но примерно в нужном тебе районе, – сказал Никодим, и по его голосу Лера поняла, что он чем-то очень озабочен, если не сказать встревожен. – Мы в бизнес-центре на Внуковской, и, как бы это сказать, слегка заняты.

– Опаньки, – Лера аж присвистнула, – умеешь выбрать время и место для вечеринки, уважаю!

– А я вообще везучий, – отозвался Никодим, – так что приехать за тобой не смогу. Сам вот тебе позвонил на всякий случай. Если честно, думал, может, ты бы меня выручила транспортом. Но вижу дело швах. – Он немного помолчал. – Однако у меня есть идея. Ты где вообще ошиваешься?

Лера вздохнула и, в который раз за вечер, подробно обрисовала место своего пребывания.

– О'кей, – сказал приятель. – Залезь в какую-нибудь узкую щель и не отсвечивай. Я попробую еще одному знакомцу дозвониться. У него пока глухо, но ты жди.

– Жду.

Совет – забиться в щель поглубже – Лера поняла буквально и, оперативно вскрыв первый попавшийся люк, защемилась туда, задвинула крышку и устроилась внутри, как радистка Кэт. Только вместо двух младенцев у нее был внушительный рюкзак, а поверху шарились не гестаповцы, а менты, которых, с переименованием милиции в полицию, наверное, теперь следовало называть понтами. Изредка поглядывая на экран мобильника, чтобы отметить время, Лера занялась письмами.

…Читать чужую корреспонденцию нехорошо. Но ОЧЕНЬ интересно. Стоит начать с того, что неведомая Л. Н. Н. оказалась не какой-то Ларисой, Лидией и Людмилой – а Линой. Линой Николаевной Царевой. Понятно, что с такой фамилией ей в обществе рабочих и крестьян в скором времени светила большая и светлая Колыма, и это в лучшем случае. Так что она, выйдя замуж, поспешила сменить ее на «Никодимовскую». Хотя от Колымы это ее не спасло. Уже в конце тридцатых, на излете репрессий, ее супруг, профессор Илья Михайлович Никодимовский, за шпионаж в пользу Англии получил «десять лет без права переписки», что означало – расстрел. Самой Лине впаяли семнадцать лет лагерей неизвестно за что – ответа на этот вопрос письма не давали. «Жена врага народа», какой еще тут может быть ответ? А дети… Были у них дети, или не успели? Да нет, все в порядке, дети были, двое. Мальчик и девочка. Позвольте, а куда же они в таком случае делись? Переписка ответа не давала, видимо, осужденная Лина Никодимовская и ее корреспонденты и сами не знали, что случилось с детьми. Но, следуя логике, их должны были определить в детский дом.

Снова тихонько тяфкнул мобильник. На мониторе определился номер, с которого звонил Никодим.

– На связи.

– Еще ждешь? – спросил Настырный.

– А куда я денусь.

– Хорошо устроилась?

– Надежно. Держу оборону по кругу.

– Молодец! Теперь слушай – примерно через полчаса подъедет мой старый друг на синем «Опеле-Вектра». Номерной знак сто тринадцать.

– Счастливый, – прокомментировала повеселевшая девушка.

– Только имей в виду, он бывший армеец, старшина запаса. Опыт горячих точек и прочее… Так что при нем даже не пытайся демонстрировать свои любительские познания в ку-до или еще какой-нибудь джиу-джинсе. Он очень не любит, когда баба геройствует. Сядешь на заднее сиденье и прикинешься запасной канистрой для бензина, поняла? Стас тебя доставит в лучшем виде.

Поняла, чего тут не понять. Мужской шовинизм в полный рост. Впрочем, после такого похода Лера против него совсем не возражала. Лучше шовинист с машиной, чем феминистка не только без колес, но и в данный момент без задних ног.

– Хорошо, я жду.

Связь прервалась, и Лера вновь погрузилась в записи и в собственные мысли. Отчего-то ей не давала покоя фамилия Никодимовский… Она спрятала письма и достала толстую тетрадь – журнал экспериментов по проекту «ВВВ». Внизу, более мелко было написано: «Лаборатория профессора Никодимовского И. М.». Лера чуть не присвистнула от сделанного вывода, который она произвела, открыв первую страницу. В датировке первых экспериментов четко значилось 21 мая 1941 года. А из этого следовало, что профессор, он же муж Лины Никодимовской, вовсе не сгинул на лесоповалах необъятной Сибири, а вполне здравствовал и даже занимался научными изысканиями.