Текст книги "Урановая буча"

Более того, Конкордия видела в своём двусмысленном положении немало плюсов: «От романа на стороне он будет любить меня ещё сильнее, потому что все женщины проигрывают в сравнении со мной». И всё-таки Кора как-то оплошала. Задержавшись утром у возлюбленного, она торопливо шагала по улице в боязни опоздать в институт к началу рабочего дня. Шедший навстречу сотрудник сделал ей дружеское замечание:

– Кора, весь институт знает, что ты ночуешь у Ландау, но нельзя же уходить от него в платье, надетом наизнанку…

Так жили супруги Ландау в дружбе, любви и согласии.

Между тем, приверженность Ландау к свободной любви родилась не на пустом месте, а в следовании за сексуальной революцией, насаждаемой большевистскими вождями… Ещё в 1904 году Ленин, будущий основатель государства нового типа, провозгласил один из его устоев: «Раскрепощение духа чувственности поможет выплеснуть сгусток энергии для построения социализма». Такая тактика и стратегия предлагалась для победы нового общественного строя. О том же беспокоился Лев Троцкий: «Любовное угнетение – главное средство порабощения человека. Семья, как институт, себя изжила». Ленин внёс окончательное уточнение: «…не только семья. Все запреты о вопросах интимного характера надо снять».

С установлением советской власти теория внебрачия получила распространение. «На месте эгоистической замкнутой семейной ячейки вырастет большая всемирная трудовая семья», – вещала А. М. Коллонтай. Ей вторила Н. К. Крупская: «Воспитанием детей должно заниматься общество, а не семья». Республика предельно упростила разводы, поощряла аборты и свободный брак. Появившихся детей сдавали в интернаты. Общество подхватило государственную установку на свободную любовь. Создавались семейства вроде половых коммун из десяти-двенадцати человек с общим ведением хозяйства. В 1923 году в стране больших экспериментов больше половины детей были внебрачными; упала рождаемость. С приходом к власти Сталина всё поменялось, семья снова стала основной ячейкой общества, «сгусток энергии» извлекался из народа без потворства ленинским демократическим начинаниям. Институт свободного брака был упразднён в 1940 году.

Сегодня традиционные семейные ценности остаются залогом успешного развития государства. Они объединяют многонациональную Россию, поддерживающую молодые и многодетные семьи и сохраняющую отечественный этнос. Эту нравственную опору государственности у нас пытаются выбить агрессивные прозападные силы, которые женщину превращают в гендерное нечто, родителям присваивают номера один или два, детям устраивают общие туалеты и меняют пол в школьном возрасте. Россия становится всё более привлекательной для европейцев, уставших от ханжеской гендерной политики англосаксонских правителей. Начинается их переток на постоянное место жительства в Россию.

Глава 4
Служебный роман

А ведь она была не одна, Тамара, страдающая на любовном поприще в буче атомного производства. Служебные романы, как без них обойтись, коли в трудовой обстановке ежедневно встречаются коллеги, друзья и товарищи, которые проявляют свои истинные нравственные и душевные качества?

Здесь, как нигде, перед человеком, озабоченном поиском сердечного друга, проходят парадом ряды кандидатур для соискания счастья, выбирай на свой вкус. Да и выбирать порой не требуется, сердечко вдруг, словно нечаянно, ёкнет и подскажет: это он, твой милый друг! А если в человеке вспыхивает пламя любви, то он не прислушивается к голосу разума, для него прекращается существование принятых правил поведения и норм рассудка. Страстно влюблённая личность не признаёт формальных преград к единению с избранником, они меркнут и исчезают в неодолимой силе душевного влечения к единственному человеку на свете. И тогда всё окружающее теряет смысл, и тогда люди, стены и дома являются лишь декорацией, и на свете остаются только они двое, он и она, охваченные ощущением себя как части другого или другой. На этот раз стрела Амура поразила сердце молодой практикантки, приставленной на обучение к службе прибористов здания 3Б. Мы не были представлены, сейчас не могу назвать её имени, может быть, и раньше его не знал… хотя не мог не знать. Наши пути частенько пересекались, когда я уходил от рабочего места сменного технолога на утреннюю оперативку, а она появлялась в помещении щитовой, и всегда с той лестничной площадки, через которую уходил я. Не иначе, как она изучила время и маршрут моего передвижения, если появлялась чуть раньше или позже расчётного момента.

Эти десять-двадцать метров встречного пути становились для бедняжки испытанием до накала всех внутренних сил. Чуть выше среднего роста, тонкая, стройная, гибкая, она не могла найти место рукам, то скрещивая их впереди, защищая себя от взгляда, то, напротив, закидывая назад. И тогда они уводили за собой узкие, развёрнутые плечики, выставляя напоказ грациозную девичью фигуру, облачённую в белый служебный халат, а головка в элегантном чепчике вскидывалась, открывая округлый подбородок и тонкую шею.

…Он женат, так что с того? Она и не намерена разбивать семейные узы, она всего лишь хочет общения, единения, любви. От женитьбы на счастливой сопернице он не стал другим, его манеры и поведение, его голос и глаза не изменились с печатью в загсе и уже не изменятся никогда. Его черты и манеры не повторятся ни у кого другого, и для неё, влюбившейся девушки, не подойдёт никто другой, будь он даже в чём-то сильнее, богаче, ярче. Этот, единственный из всех, избран не головой, не рассудком, а необъяснимым влечением души, желанием быть рядом, вместе дышать, всегда видеть его и видеть себя в его взгляде.

Шаги несли навстречу, всё ближе и ближе, уже виден беспокойный взгляд мечущихся глаз, они ищут что-то по сторонам, и вновь возвращаются, мельком задерживаясь на обожаемом объекте и признаваясь в своей слабости и беспомощности. Пусть он видит её такую, покорную и беззащитную, нуждающуюся в его поддержке и ни от кого более, кроме него. Она уже рядом, почти вплотную. Оставались те два-три шага, чтобы разойтись, но если бросить напоследок взгляд на неё, то можно увидеть, как на круглом личике с аккуратным, слегка вздёрнутым носиком отражалась лёгкая гримаса боли и разочарования. Дрогнут уголки губ, взволнованное сердечко забьётся, как у пойманной птахи, зажатой в ладони, а большие серые глаза устремятся в пустое пространство перед собой, но ничего не увидят в нём, ведь весь мир сошёлся в человеке, который опять проходит мимо.

* * *

…Девичьи страдания живо напомнили мне картины первого свидания, когда я, выпускник школы, таким же взволнованным юнцом шёл на встречу с первой красавицей, окончившей параллельный класс. Не шёл, а плыл над землёй к девушке, о которой грезил во снах и наяву пару мечтательных лет. Ведь это так понятно и необходимо – быть рядом и вместе, а если нельзя всегда, то хоть какое-то время насладиться и надышаться общением, чтобы жить полученными мгновениями радости, утешая себя кратковременным счастьем, которое однажды посетило истосковавшуюся душу. Важно, чтобы оно было, желанное единение, когда глаза в глаза и когда узкая девичья ладошка в твоей ладони, тогда оно и останется в памяти надолго, а может быть, навсегда.

Школа – учреждение, где главенствовали задачи учёбы и заповеди комсомола. После неё, набравшись духу, я подошёл к ограде детского садика, куда девушка моей мечты устроилась воспитателем, и предложил ей встретиться на Театральной площади через три дня, которые мне предстояло провести на покосе. Она легко согласилась на встречу, словно ждала подобного предложения и была уверена, что оно непременно поступит.

Надо ли говорить, что те три дня ожидания назначенного свидания составили счастье всей моей жизни? Это было удивительное состояние души, когда человек не живёт, а грезит предчувствиями чего-то необыкновенного и чудесного, чего не было раньше и что вознесёт его на неведомые высоты. С покоса я гнал на велосипеде через главный Уральский хребет, гнал из Европы в Азию по лежнёвой дороге словно на крыльях, виртуозно выруливая по брёвнам. Ангелы охраняли меня в той захватывающей гонке протяжённостью двадцать пять километров.

И вот я приближался к месту заветного свидания. Пространство вокруг меня казалось каким-то потусторонним и отдалённым, живущим своим, обособленным миром. Но здесь-то я сильно ошибался. Шедшая навстречу стайка молоденьких девчонок легко уловила моё душевное состояние.

– Мальчик на свидание спешит! – сказала одна из них, и все прыснули со смеху. Эта реплика прозвучала как гром среди ясного неба. Как?! Неужели все видят и понимают, зачем я иду к Театральной площади, в тот уютный уголок со скамейкой напротив фонтана? Мир перевернулся в моём ошеломлённом сознании, ведь свидание ещё не началось, и что же ждёт меня на нём? Напустив на себя независимый вид, я продолжил шествие на Голгофу…

…В таком смятенном состоянии у влюблённой натуры исчезает стеснительность, она прорывается во всём поведении, облике и взгляде, да и не до манер юному созданию, сознание которого заполнено всепоглощающей страстью. Служебные романы, которые строятся не из расчёта, а по душевному настрою, невозможно скрыть от сотрудников, лучше и не пытаться. На её лице, отмеченном искренностью, было написано всё то, что быстро стало достоянием товарищей и наставников по труду, проникшихся сочувствием к страданиям молодой практикантки. Они и устроили нам свидание, должное положить конец мучительной неопределённости отношений. Операция была приурочена к задуманной в цехе внезапной проверке работы ночной смены: не спят ли там работники вповалку безмятежным сном праведников вместо того, чтобы строго следить за технологическим режимом?

Но едва инспектирующая бригада появилась на КПП-3, как труженики всего завода продемонстрировали готовность к внезапной проверке. Все линии связи были забиты предупреждающими звонками. Естественно, смена здания № 3Б встретила контролёров в порыве трудового энтузиазма. Аппаратчики с озабоченным видом сновали по установкам, без всякой на то нужды крутили вентили и задвижки, пристально разглядывали показания невозмутимых приборов контроля. Зато пособники молодой практикантки свою задумку исполнили блестяще. Ко мне подошли слесарь службы КИПиА Анатолий Помазан, молодой красивый парень, с ним кто-то из прибористов постарше и чуть в сторонке стояла моя поклонница. Неспроста её пригласили на ночь глядя.

– Александр Петрович, пойдёмте с нашей бригадой, пройдёмся по минусовой отметке, я тут знаю место, где можно прикорнуть, – обратился ко мне Анатолий. Мы пошли, девушка с нами. Спустились на минусовую отметку и направились по отсеку, по которому трубы-двухсотки тянулись из здания на эстакаду соединительного коридора.

– Александр Петрович, вы тут досмотрите, а нам заглянуть ещё в одно место, – вдруг спохватился наш проводник, и двое отделились от группы.

Остались другие двое, с глазу на глаз, начальник «сердца завода» и девушка, сердце которой преподносилось ему как редкий дар небес. Прошли до тупика коридора, откуда не так давно Иван Сафронович, главный инженер, водил меня по намеченной трассе для прокладки резервных магистралей. За трубопроводами виднелся настил из досок, накрытый белой тряпкой. Вот он, неприметный лежак для ночного восстановления сил уставших тружеников подразделения. Стена, безлюдье и лежанка. Неужто заговорщики с намёком подготовили спальный антураж?

В полумраке светились широко распахнутые серые с голубизной глаза. Они уже не прятались и не метались в былом девичьем смятении, а излучали властный женский зов. Зов женщины, готовой отдать себя в руки любимого человека. На смену сомнениям пришла решимость. Сейчас или никогда! Слова были излишни; этот взгляд, прямой и требовательный, был сильнее и красноречивее всяких слов. Надежда питала её воображение, ведь она видела и ощущала в тех встречах на щитовой площадке теплоту встречного взгляда.

Сильнейшая любовная страсть у женщин выдаётся увеличением размера зрачков. Чёрные, расширенные вдвое зрачки излучают тогда из потаённого мира, из глубин соблазна неодолимую силу, подавляют духовной мощью волю того, на кого направлены. Встречались ли вам такие? Если нет, припомните художественный фильм о несгибаемом революционере-большевике Тер-Петросяне (псевдоним – Камо), о подвигах которого при жизни ходили легенды. Будучи арестованным за революционную деятельность, он разыгрывал роль тронутого умом человека, не ощущавшего физической боли. Камо выносил изощрённые пытки, не выдавая физических страданий, пока приглашённый на них профессор по сильному расширению зрачков не выявил притворство революционера. Потрясённый несокрушимой силой воли арестанта, профессор не выдал его палачам. Та же физиология управляет поведением влюблённых девушек, у которых сильнейшая страсть вырывается из душевных тайников через расширенные зрачки. Представители прекрасного пола глубже и острее ощущают позывы страстной, безотчётной и беззаветной любви, нежели их партнёры, наделённые более уравновешенной нервной системой.

А дальше – то невнятное продолжение, о котором вспоминается как о птице счастья, обдавшей избранника трепетными взмахами лёгких крыл и взмывшей с жалобным плачем в небесную пустынь. Если юная девушка открыто и отважно предложила себя женатому человеку, то он, в свою очередь, не смог преодолеть довлеющие стереотипы аскетической морали, господствующей в обществе лицемерия. Вдобавок, на него, то бишь на меня, давил груз ответственности за судьбу юного и чистого существа, не отдающего себе отчёт в последствиях опрометчивого шага. Не загоняет ли она себя в тупик, такой же непроходимый, как и стена эстакады, перед которой мы оказались вдвоём на минусовой отметке? Не будет ли тем труднее выбираться, чем глубже забредём в него оба, я и она. Не легче ли разорвать слабые нити сердечных влечений, пока они не укоренились, не опутали безвозвратно две жизни, одну из них семейную? Героизм женщин, способных ради мимолётного счастья к самоотверженности и самоотречению, известен, и он призывал к спасению страдающей души, ведь она всего лишь повторяла путь, пройденный мной после школы при назначении свидания на Театральной площади. Не прав ли Достоевский, считавший, что счастье – не в счастье, а лишь в его достижении? И существует ли оно, счастье? Или мы принимаем за счастье волнительный и обманчивый мираж? Потому и разговоры в глухом подвальном отсеке были не о том, никчёмные и лживые. Потому и вывел я свою спутницу, милую и разочарованную, с минусовой отметки наверх, из затемнённого подвального тупика на свет, к людям. Так случилось полвека назад, и от событий этих остались воспоминания, светлые и печальные одновременно.

Часть 5
Направляющая сила

1973 год. Десять суматошных лет пролетели как один, и предусмотрительное начальство вывело меня из пекла, в которое я напросился по собственной воле. Руководство подразделением передано Борису Алину, грамотному и вдумчивому инженеру, имевшему опыт работы технологом и начальником смены. С моим трудоустройством подсуетился секретарь парткома комбината Николай Иванович Гулькович, предложивший мне занять штатную должность секретаря парткома завода. Я дал согласие. Секретари цеховых парторганизаций тоже были освобождены от производственных обязанностей, хотя не на штатной основе. В цехе-81 секретарил В. А. Ендальцев, в цехе-82 – В. Д. Василец, оба бесконечно преданные делу партии, кристально чистые коммунисты. Секретарь цеховой парторганизации заводоуправления В. М. Озорнин, начальник техбюро, всегда готовый поделиться ценными идеями, работал на общественных началах.

Комсомольскую организацию цеха-81, а затем профсоюзный комитет завода успешно возглавлял Михаил Миронов. Владимир Василец, немногословный и сильный духом человек, позже станет сотрудником Первого отдела. Виктор Александрович Ендальцев, уроженец Марийской АССР, в годы войны служил в воздушно-десантной бригаде, отмечен медалью «За отвагу». В послевоенные годы он был председателем колхоза где-то на Волге, но какими-то путями объявился на ангарском атомном комбинате, работал аппаратчиком холодильного отделения, орденоносец. Выйдя на пенсию, Ендальцев трудился заведующим музея комбината.

Новая должность – и новые формы и методы работы. Партийно-организационная, идеологическая и лекционная работа, наглядная агитация и организация социалистического соревнования, стенная печать и много чего ещё. Помощь селу, ленинские субботники, воспитательная и культурно-массовая работа – всё это входило в круг забот и хлопот партийных органов и организаций. Среди молодых рабочих имелось немало талантов, из которых удалось организовать неплохой вокально-инструментальный ансамбль. Нашлись и певческие голоса, а технолог цеха-82 Карасик, ранее солист Иркутской филармонии, исполнял культовую песню о празднике со слезами на глазах ничем не хуже Льва Лещенко, даже лучше.

В стране широко распространялся метод Щёкинского химического комбината, направленный на внедрение элементов хозрасчёта и роста производительности труда, что позволило высвободить на комбинате сотни рабочих мест. Другой заботой было расширение бригадной формы организации труда с применением коэффициентов трудового участия каждого члена бригады. В семидесятых годах развернулось всесоюзное движение комсомольско-молодёжных бригад, в ходе которого решением ЦК КПСС, СМ СССР, ВЦСПС и ЦК ВЛКСМ стала победителем бригада Валентина Созонтова службы КИПиА цеха-81.

* * *

Следующий этап взаимоотношений с руководством АЭХК наступил в восьмидесятых годах, с моим переводом в аппарат Ангарского городского и Иркутского областного комитетов партии. Секретарём парткома электролизного завода тогда был Владимир Михайлович Клюкин, мой земляк по Уралу. Он вырос в Таватуе, таком же кержацком поселении, что и Верх-Нейвинск, на озере, соединённом протокой с Верх-Нейвинским прудом. История таватуйского поселения берёт начало со времён царевны Софьи, при которой начались гонения и физическое истребление старообрядцев, вынужденных бежать на Север, на Урал, заселяясь в уединённых местах. В Нижегородской губернии по реке Керженец разместилось множество старообрядческих скитов, а их керженское название обобщённо распространилось на другие местности вплоть до Урала и за него. Так на Таватуе появился скитский монастырь, разгромленный властью в 1756-м, но жителей поселения с тех давних пор прозывают кержаками. После школы Клюкин окончил в Новоуральске техникум Минсредмаша, где технологию и спецоборудование преподавал мой однокурсник Ю. А. Дмитриев. На АЭХК Владимир Михайлович вырос от аппаратчика КИУ до начальника смены и с кержацкой хваткой включился в заводское социалистическое соревнование, приведя коллектив к победе с десяток раз подряд. Остальные смены, лишившиеся перспектив на премиальные вознаграждения, приуныли. Директор завода «Т», тогда Виктор Пантелеймонович Шопен, разрядил обстановку, направив неугомонного начальника смены в распоряжение партийной организации.

Мои приезды на комбинат совершались чаще по приятным поводам – участие в торжественных собраниях, вручение переходящих Красных знамён за успехи в социалистическом соревновании и тому подобное.

Вручение Красного знамени: Первый секретарь обкома КПСС Н. В. Банников и директор комбината В. Ф. Новокшенов

Понимая, что конкуренция есть двигатель экономики, советские лидеры пытались подменить её социалистическим соревнованием, но из того начинания мало что получалось.

Полноценным стимулом к труду было стремление собственника к приросту капитала и материальная заинтересованность тружеников, а не присуждение символа победителя соревнования с выплатой неких премиальных. По показателям производительности труда промышленные отрасли «передового общественно-политического строя» отставали от «загнивающего капитализма» в три-четыре раза, а наши славные колхозники – в семь-восемь раз. Экстенсивные методы развития советскую экономику уже не спасали, без кардинальных реформ она была обречена на увядание.

* * *

Много забот доставляли программы оказания помощи селу, но и здесь Новокшенов организовывал безупречное исполнение поступающих заданий. С наступлением летнего сезона он выставлял в своём кабинете вилы и грабли, давая понять каждому посетителю долю его ответственности за выполнение продовольственной программы. Комбинат отправлял рабочие отряды в подшефные колхозы Усть-Удинского района на всю страду, пока убирался выращенный урожай. На сельской ниве ангарские атомщики показывали колхозникам образцы организации труда, однако продовольственных продуктов в магазинах оттого не прибавлялось, скорее, наоборот, товарные полки по непонятным причинам катастрофически скудели. Экономика страны погружалась в застойное болото.

Исполнение ответственного задания по строительству в подшефном Усть-Удинском районе машинного двора и четырёх жилых домов директор возложил на своего заместителя, Виталия Владимировича Макаренко, недавнего комсомольского вожака комбината. Тогда и понял молодой руководитель, в чем состоит разницы между комсомольской работой и хозяйственной деятельностью. Проблемы начались с доставки на стройку пятисот железобетонных плит. Расчёты показали, что их перевозка из Иркутска до подшефного села Быково автотранспортом предприятия заняла бы три месяца, а сроки ввода объекта уже на носу. Он принял кардинальное решение доставить груз одним рейсом – по Ангаре. Не зря же она протекает от пункта отправления до места назначения. Но едва буксир вывел нагруженную баржу на стремнину, как она начала погружаться на дно.

Капитан буксира, опытный речной волк, загнал тонущий сухогруз на отмель, отведя угрозу полного затопления. Виталий Владимирович спешно выехал в Управление речного пароходства:

– В чем дело, товарищи моряки? Почему баржу пустили ко дну?

– Потому что вы её перегрузили, уважаемые заказчики, и верхняя бортовая часть оказалась под водой, а там щели в палец, ведь доски-то давно пересохли, – объяснялись товарищи из пароходства.

– У вас доски пересохли, а у меня стройка встала. Вы представляете себе, что значит не выполнить задание обкома партии?

– Ладно, ты шум не поднимай, перегрузим твои плиты на другую баржу. Считай, что они уже на месте.

Не прошло и трёх дней, как строительные материалы были выгружены на крутом берегу, возвышающемся над рекой в селе Быково. Виталий Владимирович во главе колонны тяжёлых грузовиков приближался к причалу. Его настроение было приподнятым, площадка под машинный двор спланирована, плиты доставлены, оставалось их только укладывать. Берег уже просматривался достаточно хорошо, когда предводитель колонны тягачей обеспокоенно закрутил головой – где же плиты? Они исчезли! Колонна подошла к месту, и прояснилась причина исчезновения груза, доставленного на пустынный ангарский берег. Глинистая почва не выдержала тяжести бетона, и плиты вместе с оползнем рухнули с кручи, скрывшись под водой. Что делать? Из Иркутска вызвали водолаза, и строители запустили конвейер перемещения плит из подводного склада на площадку машинного двора. Виталий Владимирович вздохнул было с облегчением, как ему представилась умопомрачительная картина. Вместе с очередной плитой в воздухе болтался… водолаз! Как его угораздило зацепиться шлангами за стропы? А ну как сорвётся с крюка вместе с плитой! У свидетеля воздушного аттракциона похолодело в груди – не хватало ещё схлопотать несчастный случай на производстве! Но, слава Богу, обошлось, рабочие отцепили и сняли подводника с плиты.

Управившись с делами на машинном дворе, Виталий Владимирович выехал в соседнее хозяйство. Обстановка там осложнялась тем, что к предстоящему совещанию в обкоме партии предприятию требовалось отчитаться о вводе в строй четырёх двухквартирных домов, тогда как их строительство ещё только начиналось. Оставалось одно – срочно подписать акт ввода жилья в эксплуатацию, получив на то согласие двенадцати служб и инстанций. Высокий авторитет предприятия и умение его полномочного представителя быстро входить в доверие людям способствовали успешному сбору подписей. Симпатичный молодой человек славянского облика, русоголовый и голубоглазый, Макаренко находил в беседе нужные слова, завораживая собеседника внутренней порядочностью и приветливым взглядом. Заминка случилась, когда настал черёд согласования документа в пожарной службе. Начальника местных огнеборцев, славящегося пристрастием к охоте, никак не удавалось найти на рабочем месте. В конце концов было установлено, что неуловимый укротитель огня предстоящим днём спозаранку отбудет в охотничьи угодья. С пяти часов утра заинтересованная во встрече сторона установила наблюдение за домом начальника пожарной охраны. Вскоре с ним удалось войти в контакт. Обрисовав причину раннего визита, Виталий Владимирович попросил покорителя огненной стихии подписать акт об окончании строительства строящихся домов.

– Какой акт? Там же ещё конь не валялся! – Сельский брандмейстер был ошарашен поступившим предложением. – Ведь неделю назад там даже фундаментов не было.

– Неделю назад не было, а сейчас есть. Давай съездим, там уже стены поднимают.

– Не могу, у меня командировка, по пути вот собрался на охотничьи места заглянуть.

– Ну, этому делу остаётся только позавидовать, – признался въедливый проситель. – Кстати, для снятия усталости можешь прихватить на охоту канистру спирта. Вон у меня в машине одна осталась, последняя.

Какой охотник смог бы устоять против такого предложения! Акт был подписан и скреплён печатью.

Тогда казалось, что без шефской помощи города село погрязнет в неразрешимых проблемах и продовольственную программу надо решать всем миром. Но вот что удивительно. После смуты девяностых годов грамотная экономическая политика всё расставила на свои места. Если Советский Союз в годы застоя закупал по импорту до тридцати миллионов тонн зерна ежегодно, то ныне Россия сама поставляет на экспорт зерна вдвое больше и становится главным поставщиком продовольственной продукции в мире, при этом – без всякой шефской помощи селу со стороны города. Кто бы такое предположил четверть века назад?

* * *

В марте 1985 года, когда я возглавлял Отдел оборонной промышленности Иркутского обкома КПСС, по цековской связи последовал неожиданный звонок от Дрождина. Мне был известен его послужной список после ухода с должности главного инженера АЭХК: учёба в Академии народного хозяйства при Правительстве СССР, заместитель начальника Главка Министерства среднего машиностроения, перевод в штат аппарата ЦК КПСС. Я искренне радовался его уверенной поступи к вершинам государственной власти, где он, человек, не признающий поражений, должен был исполнить свою победоносную роль.

Разговор начался с приветствий и дежурных фраз, но какова же была его интонация! Сама вежливость и учтивость слышались в телефонной трубке, а не прямой и твёрдый в суждениях Дрождин. «Как же преобразился Владимир Иванович в обстановке высшего партийного штаба», – мелькнула у меня мысль, а с ней состоялся переход к деловой части разговора:

– Александр Петрович, как у тебя обстановка с назначением нового директора комбината?

– Жду предложение от министерства, намечается кто-то из Томска-7. Затребую его приезд в Иркутск, и посмотрим, кто такой.

– Подожди, зачем тебе этот кто-то из Томска, если на комбинате есть Тихомолов Юрий Владимирович, главный инженер и готовый директор?

– Владимир Иванович, это отличный вариант! Я согласен и готов внести вопрос на бюро обкома, но как Тихомолова воспримет министерство?

– Вот и хорошо, вноси вопрос на бюро, а с министерством я улажу, не беспокойся.

Партия имела такой мощный рычаг влияния на народнохозяйственную политику, как утверждение в должностях номенклатурных руководителей. Без партийных решений, от райкомов и до ЦК, назначение управленцев и директоров вышестоящими административными органами не имело силы. За семь лет моей работы в аппарате обкома вопросы, выносимые на бюро отделом оборонной промышленности, принимались без каких-либо осложнений, и партийная рекомендация на кандидатуру Юрия Владимировича ушла в министерство.

Ю. В. Тихомолов родом из города Молога, есть такой на Волге. С 1947-го он в Свердловске-44; заочно окончил Московский технический институт. Отстранённый в 1963-м от руководящей должности за технологические срывы завода «Т», Юрий Владимирович, не теряя времени даром, приступил к подготовке докторской диссертации. Меня, начальника КИУ, соискатель учёной степени однажды пригласил в заводоуправление комбината и долго, с мелом в руках, рисовал на доске схемы и объяснял суть научных исследований, для которых предполагалось проведение серии опытов в здании КИУ, о чём он меня и просил. Опыты были проведены, нужные результаты получены. Защита диссертации, репетицию которой докторант устроил передо мной, успешно состоялась.

Чествование доктора технических наук. А. П. Ведров, Ю. В. Тихомолов, Л. Я. Ведрова

В мае 1985 года Ю. В. Тихомолов стал вторым директором АЭХК и уверенно руководил комбинатом в разгромные «перестроечные» годы. За время его директорства создан модуляторный цех М-1 (газоцентрифужная технология), образованы приборный и ремонтно-механический заводы, получил развитие химический завод. В девяностые годы, в соответствии с требованиями международных стандартов, в Ангарске была введена в эксплуатацию установка «Челнок» по переливу обогащённого урана в жидком состоянии, что открыло прямой выход АЭХК на экспорт продукции. В тот тяжелейший период Юрий Владимирович заверил коллектив: «Капиталисты спасут нас». Он до последнего дня существования КПСС оставался членом бюро Иркутского обкома, ведь атомная отрасль была порождением государства, служила ему и выражала его интересы. Неслучайно на площадке управления комбината установлен бюст Ленина, основоположника социализма.

Третьим директором АЭХК стал Виктор Пантелеймонович Шопен, поступивший на комбинат в 1961-м после окончания МИФИ. Высокий и стройный, сменный технолог в темной рабочей спецовке запомнился мне, студенту-практиканту, когда он раскатывал на велосипеде по соединительному коридору завода. Затем Шопен – начальник смены, директор диффузионного завода, а с 1994-го – директор комбината. При нём комбинат не только выстоял в тяжелейшее время всеобщей разрухи, но и успешно развивался, завершив переход на центробежную технологию.

* * *

В апреле 1986-го, когда я находился на весенней сессии Академии общественных наук при ЦК КПСС, по стране пронеслась чёрная быль о чернобыльской катастрофе. С последствиями облучения связывают четыре тысячи смертей. По другим сведениям, число жертв было кратно больше. Десятки тысяч людей потеряли здоровье. Взрыв на атомной станции произошёл в ночь на 26-е число, на следующий день из ближайшего города Припять было эвакуировано сорок семь тысяч жителей. За первые три дня радиация накрыла Скандинавию и Поволжье, затем её развернуло на Украину, в Европу, Африку и донесло до Флориды. Переселенцами стали двести тысяч человек, свыше полумиллиона ликвидаторов на протяжении восьми лет проводили обеззараживание территории тысячи восьмисот населённых пунктов, десятки из которых стали пустующими памятниками страшного события. На месте Припяти, города атомщиков, вперемежку с заброшенными домами вырос лес. По заключению учёных, уровень загрязнения в прилегающих районах доходил до четырёхсот «Хиросим», радиоактивное воздействие испытали восемь миллионов человек; зона отчуждения была доведена до тридцати километров от АЭС.