Текст книги "Избранная лирика"

Александр Золотов-Сейфуллин
Избранная лирика

Мать автора Вера Васильевна Золотова и Интернациональный Союз писателей выражают глубокую признательность Розалине Закиевне Кутлиной (двоюродной тёте автора) за оказанную материальную помощь в издании книги.

© Александр Золотов-Сейфуллин, 2020

© Интернациональный Союз писателей, 2020

* * *

Александр Золотов-Сейфуллин (1965–2007) – самобытный, талантливый поэт и мыслитель с очень сложной творческой судьбой. Родился в г. Ташкенте Узбекской ССР, но с распадом Советского Союза был вынужден покинуть родные края и переехать в Россию. По образованию средний медицинский работник, трудился по специальности, но уже со школьных лет писал стихи, мини-поэмы и философские размышления, изречения и афоризмы.

Творческое развитие поэта и мыслителя проходило в обстановке безвременья 90-х, когда литература была загнана и выброшена на задворки общественной жизни.

При жизни печатался очень мало. После смерти поэта первые оценки его творчества были сделаны такими крупными издательствами, как «Российский писатель» и «Беловодье», когда вышли полноценные книга стихов и книга «СУЩНОСТИ» – философские миниатюры.

Александр Золотов-Сейфуллин – лауреат конкурса газеты «День литературы» «Высокий стиль – 2012» в номинации «миниатюры и афоризмы» (посмертно). Его стихи, мини-поэмы, философские миниатюры глубоко самобытны, но не борются с поэтической традицией, а развивают её – как свойственно настоящему таланту. Поэзия Александра Золотова-Сейфуллина глубоко искренна, полна мудрой философии и одновременно эмоциональна, лирична и сердечна. Её основные темы – духовный путь человека, вера и стремление познать неземное, надмирное, прикосновение к тайнам мироздания.

Стихи Александра Золотова-Сейфуллина только после его смерти нашли путь к читателю. Будем надеяться, что до того незнакомое имя поэта станет открытием для всех ценителей настоящей поэзии.

Поиски и находки

Трудно писать о поэзии – чем она ярче и неповторимее, тем труднее. Тем более нелегко рассуждать о поэте, прожившем необычную жизнь.

Да, именно прожившем. «Избранная лирика» Александра Золотова-Сейфуллина – это посмертное издание.

Жизнь Александра Золотова-Сейфуллина пришлась на порубежное время. Он родился и жил на стыке культур, на грани, соединяя черты Востока и Запада. Возможно, благодаря этому его стихи и обрели ни с чем не сравнимые самобытные черты.

Когда говорят о своеобразии творчества, обычно подразумевают новаторство вплоть до авангарда. Но в «Избранной лирике» поэт обращается не к новому, а к старому, продолжая традицию девятнадцатого, даже восемнадцатого века. Традиционная лексика, фонетика, грамматика, риторика: «фантастичны небылицы» и «иллюзья дальная»; обращение к Ангелам и Богам; «свет очей» и «рок страданий»; послания и сонеты – все это знакомо искушенному читателю и хорошо известно поэту. В его стихах чувствуется начитанность и умение использовать выразительные возможности поэзии.

Но мастерство поэта не всегда идеально. Безупречное следование канонам лишает индивидуальности, для которой нужны отступления. Для Золотова-Сейфуллина шагом в сторону от старины становятся неологизмы, полные отточенного смысла. «Таланно дело» – в нем соединяются два значения старинного слова. С одной стороны – дело, для которого нужно дарование, с другой – особое предназначение.

И такие многогранные слова у поэта весьма часты и реализуются изысканно.

Но важны не одни слова, а то, что за ними стоит: у кого-то досужие размышления, у кого-то испытание собственного дарования, у Золотова-Сейфуллина – поиск. Он ищет жизненную дорогу, самую важную, единственно верную:

* * *

 
Куда же далее? В обитель
Мечты пугливой и простой,
Где гений твой – начал хранитель
Душе доставит Мир иной.ц
 

Поэт ищет ответы на самые заветные, все века терзающие человека вопросы, на которые ответов так и не дано:

* * *

 
Откуда Мир и в чём причины
Распространения идей.
 

От философских глубин поэт обращается к земному, ища свои корни в поэме «Прадед звался мой Трофимом», которую автор, увы, не успел завершить. Но остались другие его стихи, которые бережно собраны и представлены вашему вниманию, уважаемый читатель, его матерью Золотовой Верой Васильевной. Благодаря её усилиям и пришёл к читателю сборник избранной лирики Александра Золотова-Сейфуллина. И потому поэт, хотя и ушел за грань, о которой часто писал, остался с нами и пребудет до тех пор, пока есть кому оценить настоящую Поэзию.

Вероника Лапина

Стихи 1980–1990 годов

О любви и дружбе

* * *

 
Минута долгая прошла меж нами…
Ни словом не обмолвились в тот раз…
И чудились друг другу мы Богами,
И были выше мы земных проказ.
 

* * *

 
О, подари мне локон свой, любя!
Его хранить я буду вечность.
Сей талисман не уничтожат ни года,
Ни человечья злоба, ни беспечность.
 

* * *

 
Мои уста что существо немое,
Мои глаза что пламень без покоя.
В устах моих – блаженный трепет снов,
В глазах моих – любовь без лишних слов.
 

* * *

 
Как лучше, более сказать об этом?
Наверное, здесь надо быть поэтом
И чувствовать эпохи голоса,
Без ложной прелести взирать на Небеса.
 

* * *

 
Обманут ею не был никогда,
Лишь сам её душой владею.
В моей протянутой руке – Звезда,
Подаренная той, которую лелею.
 

* * *

 
Я в этих строчках узнаю
Чудесницу, красавицу свою.
О ней сказать я много мог,
Когда бы не страданий рок.
 

* * *

 
Как вновь увидеть свет твоих очей,
Родных, очаровательных, прекрасных,
Услышать нежный тихий звук твоих речей,
Продолжив время отношений страстных?
 

О ГЛУПОЙ КРАСАВИЦЕ

 
О Лермонтов! Все эти строки
Годятся и к моей любви:
Я слышать не могу её речей истоки,
Но обожаю прелесть той реки.
 

* * *

 
Нас могут краешком лучей услышать Звёзды
И тайну нашу разнести Селена…
Тогда любовных мыслей гроздья
Известны будут всей Вселенной.
 

* * *

 
Я жил тобою, друг! Сейчас
Забыто всё, и я спокоен…
Так ветеран, прошедший войны,
Тоски, быть может, гонит час.
 

В АЛЬБОМ ДРУГУ (Д.Н.)

 
Когда вручишь ты наконец
Мне символ нашего союза —
Свободной музыки венец?
И да простит нам наша муза
Мгновенья творческих грехов.
Святые дни, когда желали
Мы добрый скипетр Богов,
Давно ушедших, и витали,
Как Ангелы во власти снов.
 
 
Нам жизнь большое начертала
И жребий гласный указала:
Твори, поэт иль музыкант,
Природный ум, твори умело
И, делая таланно дело,
Сжигай себя, как славный Дант.
 

И СОЗДАЛ БОГ ЖЕНЩИНУ

 
Всё так и эдак, всё в насмешке,
В глумлении и нервной спешке
Вершает женщина дела.
 
 
Плетёт ли сеть или злословит,
Мужчину глупого ли ловит —
Она по-прежнему мила.
 
 
Пленяет страстно и надёжно
И носит смело дерзкий взгляд,
Умом блеснёт, где только можно,
Любови приготовит яд.
 
 
С холодным чувством откровенья
Она мутит покой и сон,
В хандру впадает переменно —
Веков так было испокон.
 
 
Позвольте молвить: «Так и будет».
Над нею божества печать.
Она Всевышнего осудит
И будет вечно вдохновлять.
 

В АЛЬБОМ (Е.З.)

 
Тебе – любимице Амура,
Моя прелестная Лаура,
Я шлю невидимый убор.
 
 
Когда-нибудь московский двор,
Увидев сей венец восточный
На белоснежных завитках,
Воскликнет злобно: «О Аллах!»
Людей сомкнётся круг порочный,
Чтоб шаг безбожницы карать
И путь к Христосу указать.
 
 
Но тут (о, чудо!) Невидимку
Тебе лишь стоит повернуть —
И всё: толпа увидит дымку,
Твой лёгкий след и к Солнцу путь…
 
 
Когда ж, явившись в град пустынный,
Ты обратишь свой милый взор
К предмету памяти невинной
Иль бросишь искренний укор
 
 
И скажешь мудростью восточной,
Меня страданием обняв,
И властью мысли непорочной
Сразишь, бальзам так и не дав…
Ах, полно, славная Зулея
И пери девственной красы,
Молчу, страдаю, но не смею
 
 
Глаголом верным простоты
Сказать о чувстве безнадежном
И в страхе глупом и мятежном
Влачу тоскливые часы.
Минуты скучные считаю
С блаженной маскою глупца
И мусульманского творца
С надеждой втайне призываю.
 

* * *

 
Dilecta![1]1
  Единственная (лат.)


[Закрыть] Сердце освежи,
Утешь поэта ночи,
Терпеньем слову послужи,
Души просветли очи.
 
 
К его игривому перу
И вдохновенья неге
Сойди к вечернему двору,
Не думай о ночлеге.
 
 
Поведай сладостный обряд,
Воспетый родословной,
Согрей унылый зимний сад
Своим дыханьем ровным.
 
 
Рукою белой, как цветок,
Сними вуаль печали,
И резвый звонкий голосок
Пусть очарует дали.
 
 
Тогда мой благодарный слог
Твой дивный стан восславит
И плечи, и изгибы ног,
И юность позабавит.
 

АКТЁРУ

В альбом Фельдшерову А.Р.

 
Тебе, мой друг, сады Шираза!
Ты заслужил тот славный дар
И лавр престижный из алмаза,
Рукоплескания пожар.
 
 
Храм Талии – твоя обитель,
Да будет счастлив твой покой,
Правдивых фраз немой хранитель,
Старик усердный и живой.
 
 
Где ж, братец, верный Дионис?
Садись же рядом пред бокалом!
Пусть в взоре тихом и усталом
Вино запечатлеет «бис»…
 
 
Но вот ты вновь на скриплой сцене,
Сопутствуя иным певцам,
Заводишь искренние пени.
И добр, и мудр не по летам.
 

БЛИЗОРУКОСТЬ

На А. Вексельмана – одноклассника

 
Средь колб стеклянных и пробир —
Он нам ходячая наука
И наш моральный бригадир.
Но вот беда (и что за мука),
Пророчески объемля Мир,
Созданье это – близоруко.
 

В ДЕРЕВНЮ (К Д.Н.)

 
Быть может, ты желал
Моих трудов посланье
И в мирном ожиданье
Календари листал?
Всё не писалось мне…
В седой жаре Востока
Я ждал дождей потока
И хлада при Луне.
Здесь я устал, мне скучно.
Взираю равнодушно
На Неба силуэт.
Всё та же пыль столбами,
И бледными губами,
Как злой анахорет,
Желаю пасторали,
Привольный ветр степей,
Московский дух полей
И северные дали.
Чтоб в шумной тесноте
Побыли мы с тобою
И в песен пестроте
Упрямой головою
Воздали бы успех
Любви и откровенью,
Предав грехи забвенью
Без тягостных помех.
Забудутся печали,
И, сидя у окна,
Воскликнет каждый: Vale! —
В объятиях вина.
Пусть добрая вдовушка
Мадонной будет нам
И холодная кружка
Приближена к устам.
К чему мечты иные
И мыслей суета,
Речей слова пустые,
Курортные места?
 

ДРУГУ (Д.Н.)

 
Ужель забыл о нашем прошлом, друг?!
Иль страсть к ученью затуманила твой разум?
Могу и я дать место гневу вдруг
Через послание острейшей фразой.
 
 
Давно ль не помнишь ты истории страницы?
Или в рассудок твой прокрались небылицы
О всяких суевериях людских,
О всевозможных бедах монстров злых?
 
 
Открой истории главу!
Об Англии, о Билле во двенадцатом году.
То было доброе прошедшее столетье,
И вспомни Лудда – зачинателя всех бед,
Его ведь тоже звали Нед!
 
 
Но на дворе не прошлый век,
И ты не Лудд, что был ткачом,
Он разрушитель и больших пороков след,
Ты ж – созидатель и борец со злом.
 

ДРУГУ (Д.Н.)

 
Ты помнишь сладостные лета,
Когда восторженной мечтой
Мы наслаждались, как поэты,
Иль озиралися с тоской
К предмету юнос ти забавной
И мыслью доблестной и славной
Несли торжественный покой?
 
 
Близ стены нравственного храма
Тогда не ведали забот.
И тени жизненных хлопот
И судьб неведомая драма
Нам были чужды, как Богам.
Надежду мы несли словам,
И с восхищеньем ненапрасным
Дарили взгляд друзьям прекрасным
И речи верные устам.
 
 
Теперь иные в нас стремленья:
Молчим всё чаще, больше пьём,
Помалу забываем дом…
И от избытка нетерпенья
В нас нынче праведник восстал,
И добродетельных начал
Мы ищем первые мгновенья.
 

ПИСЬМО К ДРУГУ (Д.Н.)

 
Ты помнишь, друг, как мы бродили
Средь люда мирного и всяческих затей?
Как кубок верности и дружбы пригубили
И охраняли свято дар счастливых дней?
 
 
И радость встреч вкушали вдохновенно,
Воздвигнув братством над главой пайон,
К охлосу относилися презренно…
Ужель покинул нас отрадный сон?
 
 
Ушла ли радость молодых сомнений
Иль смолкла муза дерзостных речей,
Где след наш милых злоключений,
Где думы прожитых ночей?
 
 
Как две Звезды, гонимы ветром,
Расстались мы, продолжив путь изгнанья,
Ты добываешь хлеб дорогой знанья,
А я – блуждающим своим пером.
 
 
Всё по-иному сталось, всё сменилось,
И радости уж нет в душе моей,
И пышная Природа отвратилась
От светлых и желаемых идей.
 
 
До встречи, друг, гонимый чудом
На брег диковинной мечты,
На брег, полнённый изумрудом,
Где всё значимо, как и ты.
 

ПИСЬМО К ДРУГУ (Д.Н.)

 
Прими, мой друг, сие посланье —
Плоды усталости моей,
Плоды пугливого мечтанья,
Незабываемых ночей.
 
 
Где Звёзд мерцающих обитель
Сроднилась с вещею Землёй,
Где ты, мой славный вдохновитель,
Живёшь, рождая подвиг свой.
 
 
Прости за массу изречений,
Прости, что ежели не так,
Не придавай тому значений
И молви дружески: «Простак».
 
 
Слезоточивые творенья
Отбрось в огонь, мой Лаватер,
Приемли главы приключенья,
Тартюфа обрети в пример.
 
 
И ложь прими как назиданье —
Обман порой имеет суть.
Уж лучше враки, чем страданье,
Где цель изменчива, как ртуть.
 
 
Мой долговязый, дюжий странник,
Опричник Северной земли,
По воле собственной изгнанник,
Стихами жажду утоли.
 
 
Открой игристое вино,
Вуалию сокрой окно
И вспомни малость обо мне
В своей холодной стороне.
 

ОДНОКЛАССНИКАМ

 
Когда в блаженный свой досуг
Мы собирались в тесный круг,
Проказник Бахус, нас услыша,
С Церерой к нам входил тайком
 
 
И бодрым дарственным вином
Нас опьянял, глагол колыша.
И мы весёлою толпой
Неслись под свод небесной дали,
Где речи глупые толкали
Под платонической Луной.
 

ЗАЧЕМ?

 
Зачем усердные посланья
Я вдохновлял избытком дум
И возносился в трепетанье,
Перед тобой теряя ум?
 
 
Зачем я речию забвенной
Воспламенял свои уста
И под Луною серебряной
Обожествлял, как Дух Христа?
 
 
Зачем вымаливал прощенье,
Терзаясь мнимой красотой,
Не испытавши отвращенья
Ко внешности твоей пустой?
 
 
Зачем, толпою окружённый,
Ходил надменно, как злодей,
И шёл, как громом поражённый,
За дивной тению твоей?
 

ЗУХРЕ

 
Дитя восточного зефира,
Тебе моя послушна лира
Пророчит щедрый звук:
Пред красотою Альтаира,
В объятьях гордого Тахира
Познаешь нежность рук.
 

ДИАНЕ

 
Скажи, восточная Диана
И Азии волшебный дар,
Давно ли Сердца легкий жар
Тебя коснулся, как Корана
В мгновенья сладостных надежд
Касают пальцы мусульмана,
Когда в предместьях Тегерана
Он, не скрывая бодрых вежд,
Молит о божеском прощенье?
Но, друг, к чему тебе моленья?
В тоске бы я молился сам,
Склонившися к твоим ногам
В священной власти заточенья.
 

* * *

 
Как сладко мне порой являться
В места, где мир твой находил,
Способность жизни удивляться,
Где я, мой друг, тобою жил.
Где мы делились сокровенным,
В ночной мечтая тишине…
Как жаль, что чувством вдохновенным
Туда являюсь лишь во сне.
 

СКУЧНЫЙ ПРАЗДНИК

 
Однообразье, суета
И одиноких лиц капризы,
Девиц нескромные сюрпризы
И тесных платьев пестрота.
 

К ДРУГУ (Д.Н.)

 
Приди, мой друг, походкой резвой,
Мы восполним Цереры стол
Вином токайским, мыслью трезвой —
Esse est percipi[2]2
  Существовать значит ощущать (лат.)


[Закрыть], монгол!
 
 
Когда Батый, твой предок славный,
Опять на Русь явился тьмой,
Стояли русские стеной,
Сказав характер своенравный.
 
 
Следила хитрая Европа
За продвижением границ,
Ползла уж к ней коварна стопа…
Но полно древности страниц!
 
 
Приди! Мы выпьем за Европы
И за народ тех дальних стран,
Кто протоптал торговлей тропы,
Обняв Руси вековый стан.
 
 
Восславим трирского гиганта
Философическим словцом
И перед греческим отцом
Воспламеним иллюзий Канта.
 
 
Да будет мир взаимный наш
Скреплен не гадостью портвейнской,
А жизнерадостностью рейнской
И торжеством разумных чаш.
 

КАНЦЕЛЯРСКАЯ ЛЮБОВЬ

 
Мне важно всё о вас узнать.
Достойный чуткого участья,
Ужель я не достоин счастья?
 
 
Не вам ли тайная рука
Подносит пёстрые страницы,
 
 
Где фантастичны небылицы
И жизнь там кажется легка?
 
 
Но я страдаю. Мирный гнев
Течёт в крови рационально.
И Мир объемлю я печально.
 

* * *

 
Красавица! Слава
Ланитам твоим.
Ты доброго нрава,
Тобою томим.
 
 
И ты сладострастно
Пленяя меня,
Но всё безучастна
К страданиям дня.
 
 
Порою беспечна
Забавой своей,
Но тело не вечно —
Запомни скорей.
 
 
Мы все угасаем,
Приемли, душа,
И стих забываем,
…Но ты хороша!
 

В АЛЬБОМ (Т.А.)

 
О, как ты жалок был тогда,
Когда безжалостно являлся
И ничему не удивлялся.
Уверен: лишь придёт беда,
Ты первый муку уготовишь…
Ну а пока что ты злословишь,
Неся бессилие вреда
 

В АЛЬБОМ (Т.А.)

 
Когда-то ты, мой друг, блистал…
Вошедши в Свет, ты был героем…
И даже нравственным покоем
Ты нас приятно услаждал.
Отныне мрачным изголовьем
Твоим является чертёж.
От чувств твоих пигмейских поз
Тебя мутит, и ты злословьем
Мутишь сознание других.
 

ВИКТОРИИ М.

11 октября 1985 год

 
О чудо! Жизни продолженье!
И Мир принял священный дар,
И начал времяисчисленье
Викторианский календарь!
 

КАТЕРИНЕ

Соседке, к 8 марта

 
Фотограф, может быть, напрасно
Запечатлел твои черты
Катюша! В жизни ты прекрасней,
Ты в ней – соцветье доброты.
 

МАСКАРАД

 
Ты в этой маске был ужасен.
Невинный взгляд для подлеца,
Что шрам для нежного лица,
Что ум для глупости – опасен.
 

МЛАДШЕМУ ДРУГУ (Д.Т.)

 
Прими творений груз почётный
И вдаль! А там – познаний свет,
И Мир открытия несчётный,
И мудрость непрожитых лет.
 
 
Твори и властвуй! Жар глубокий
Неси в сознание других.
Тебе – теперешний мой стих
И Сердца помысел высокий.
 

ПАМЯТИ УЧИТЕЛЯ (М. Д. Бодня)

 
Учитель! Помним мы слова,
К младым потомкам обращенны,
Суровой жизнью вдохновленны.
Когда-то было всё! Глава
Светилась мыслию прекрасной,
И всё студентам было ясно.
И все мы жаждали живой
Урок, в тиши уединенный,
И взор Ваш, думой увлечённый,
Разумный нам дарил покой.
Мы были вместе. «Эко чудо!» —
Вскричит ленивый ученик.
Но тот, кто в знаний мир проник,
Уж более не скажет худо
О мудрых и златых летах,
О первом опыте, стенах,
Где зарождался спор невольно.
Теперь уже так Сердцу больно
Нам вспоминать о том.
Пусть наши искренние речи
Подарят Вам извечный сон
И слава доблестных имён
В грядущем обозначит встречи.
 

* * *

 
Помазанник Божий,
Без Царства – Король,
Мой друг толстокожий,
Не любящий соль.
Но жадный до злата,
До прочих камней,
Поклонник карата —
Седой брадобрей.
 

* * *

 
Ты жив ещё, курилка мой?
Мне на тебя смотреть тревожно.
Что? Бог курил? …Ах, невозможно.
Но верно то, что ты вдовой
Оставишь милое созданье,
Когда табачное желанье
Не уничтожишь с головой!
 

ЭПИГРАММА

 
Здравствуй, лживый лиходей,
Злой мучитель музы верной!
Ты всё пишешь, мой злодей,
Тапера – слуга примерный?
Мыслишь ты, твоё деянье
На Земле оставит след?
Не сочти за назиданье:
Гений твой – искусству вред.
 

О философии жизни

ВОПРОС

 
Отдавший годы на творенье,
В мечте о счастии людей,
Желая дум благословенье
В лице грядущих новых дней, —
Творец ли он пустых затей?
Напротив, сильное ль созданье
И клад некорыстных идей?
Великий смертный, без желанья,
Достойный славных лет признанья?
 

* * *

 
И не судите строго думы те;
Познанья в них – уверенность в листе.
Они подготовляют нужный стих,
Мой Реквием, что описует жизни блик.
 

ЗОЛОТО

 
Злато – зло, известно многим,
Королям, старцам убогим,
И младенцу, и поэту —
(Властелину дев ланит),
И души анахорету,
Но по-прежнему пленит.
 

* * *

 
Жив поэт неблагодарный —
Злой сорняк на почве роз.
Сочиняет стих бездарный,
Музу поит соком грёз.
 
 
Лошадь белую пленяет
Лживой маскою своей,
Девам сладким изменяет,
Лиру мучит, как Орфей.
 
 
Поселился среди башен,
Прозу пишет нехотя
И, как резвое дитя,
Вдохновлён обильем пашен.
 
 
Только сжёг огонь коварный
Стены дома и ночлег,
И живёт поэт бездарный
Без Пегаса и без нег.
 

БИБЛИОФАГУ

 
Руссо тетради, дух Мелье,
Демократизм Мерешале,
И гуманизм Монтескье,
И гений мудрости Паскаля.
 
 
Гольбаха мысль, Вольтера строки,
Дидро научные тома,
Буддизма древние истоки,
Не много ль это для ума?
 
 
Поосторожней с этим грузом,
Я видел виды поскромней —
Года влачат с таким союзом
Средь сумасшедших и врачей.
 

НА СТАТУИ ПАВЛОВСКОГО ПАРКА

1.

 
Стоит печальна Ниобида,
Уста взывают к божеству.
В структуре правильной Евклида
Её весь облик. На траву
Простёрся полог… Естеству
Она подобие… Пятами
Примяла хладную листву
И неподкупными мечтами
Ловит эфир, как сон очами.
 

2.

 
Смеётся счастливый Кентавр,
Рука простёрта к Небесам,
На голове роскошный лавр…
Вперёд! К нетронутым лесам,
Где дичь досталась бы стрелам…
Не отступай, стрелец строптивый
Ворвись в Природы дикой храм!
Пусть будет властен лук игривый
И бег, свободный и ретивый.
 

ВЕТЕР

 
Давно ли, сеятель Свободы,
Обрёл ты тягостный покой,
Разрушив прежде храм Природы
Своею сильною рукой?
 
 
В краю безмолвном и глухом,
Среди камней далекой Славы
Ты возбудил тревожно нравы
Бунтарским духом. Но потом
 
 
Своим невидимым дыханьем
Сроднился с чуждою Землёй
И пред разрушенной стеной
Почил изгнание молчаньем.
 
 
Кто буйный нрав твой заковал
И подточил твои пружины?
Кто гибели твоей желал
На месте тягостной чужбины?
 
 
Вздохни! Восстань! Промчись сурово
Над тьмой неведомой Земли!
Сойди из Зевесова крова,
Плевелы жаром опали.
 
 
Пусть там родится хлеб свободный,
И Мир извилистой тропой
Придёт к тебе, поклон земной
Воздав за жребий благородный.
 

ДУБ И ЖЁЛУДЬ

 
Среди раскинутых полей
Рос дуб… Своей могучей кроной
Он восхищал вокруг людей
И шумом лиственных кудрей,
И шапкою своей зелёной.
 
 
Неведомо, как он возник,
Что видел в прошлом, неизвестно,
Но только ветра злой язык
Распространялся повсеместно,
 
 
Как он, забыв вековый сон,
Рождал природное движенье
И листьев бодрое волненье
Торжественный являло стон.
 
 
Ни ветер жаркий не встревожил
Его могучего ствола,
Ни азиатский червь не гложил
Коренья челюстями зла…
 
 
Но вот однажды тучей чёрной
Гроза была принесена —
И пал титан, урон серьёзный
Заполучив у ней сполна.
 
 
И он, сожжённый, одинокий,
Стоял со сгорбленной душой,
Казалось, что слепой стеной
Был сдавлен рост его высокий.
 
 
…Прошла лет многих череда,
Разрушился степной обломок,
Но рос затерянный потомок.
Земли солёная вода
Его поила постепенно,
 
 
Он к Небу восходил почтенно,
И от младенчества следа
Уж не осталось. Добрым кровом
Он стал: для вольных птиц – постель,
Для пилигрима – колыбель.
 
 
И люди с благодарным словом
К нему спешили в нужный час.
И приходили на свиданье,
А он шумел, природный глас
Храня, как вечное желанье.
 

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Реальный случай из Афганской войны

 
Давно то было. И сейчас
Я вспоминаю те мгновенья,
Когда я пережил волненье
В значимый, небывалый час.
 
 
Передо мною враг стоял.
Дыханье наших душ стеснялось,
Граница зла обозначалась…
Тогда кто боле трепетал,
Не в силах я сказать правдиво…
Лишь он и я в тот миг тоскливый
Сжимали гневных чувств кинжал.
 
 
О наши взоры! Верх войны…
Они пронзали откровенно:
Один из нас глядел смиренно,
Другой, не чувствуя вины,
Лишь нёс коварное терпенье —
Итог пустого размышленья
И нрав жестокий сатаны.
 
 
Так мы стояли… Ветер знойный
Всё нёс ещё свои пары.
Лишь он один тогда достойный
Хотел нас примирить. «Смотри! —
Твердил он каждому раздельно. —
 
 
К чему безумные дары
Нести друг другу и смертельный
Исход пророчить? В Мире том
Для Вас единый будет дом
И вечности покой постельный».
Земля и Небо! Свет и мгла
Являли нам тогда подобье.
 
 
И стёрлось вмиг идей злословье.
Природа наших душ смогла
Нас примирить. Мечты сбылися!
Враждебный Бог в покой ушёл,
Оставив власти произвол,
И мы в порыве обнялися.
 

Осень 1984 год

ЛУННЫЙ СВЕТ

 
Лунный свет – Души виденье,
Звёздной пыли островок!
Что ты шепчешь мне, забвенье,
Судьб ошибок иль порок?
 
 
Ненапрасным ты волненьем,
Друг Селены, мчишь свой луч
И среди подвижных туч
Мимолётным ослепленьем
 
 
Даришь тайные мечты,
В блеске звёздной красоты,
Предрекая сон желанный.
 
 
Где ты, где, друг безымянный,
Ожидаешь свой конец,
Как уверенный гонец,
Мчась с надеждой неустанной?
 
 
В одеянии Богов
Ты кружишься в танце вечном,
В ожидании беспечном
Ищешь долгожданный кров.
 

МЁРТВЫЙ ОСТРОВ

 
Молчит средь моря брег скалистый
И тенью грозною своей
Не подпускает близ людей.
Лишь свет божественный и чистый
Он излучает. У воды
Сверкают древние породы,
Пронзив пиками небосводы.
Вблизи источников сады
Стоят. Но мёртвыми рядами
Они пугают всех зверей
И ядовитыми корнями
Погибель сеют меж камней.
 
 
Покой царит там одиноко.
И только ветра злой язык
Порой поднимет пыль высоко,
И, застилая Солнца лик,
Она взовьётся серой шалью,
А там уже спадает вниз
И пред величественной далью
Парит вдали, как лёгкий бриз.
 
 
Всё тихо там, всё там сурово…
Когда ж являет ночь права,
Тревожный зверь дрожит у крова.
И лишь премудрая сова
Сидит, с вершиною сроднима,
Храня рассказ холодных скал,
И ждёт спокойно пилигрима,
Который бы на брег попал.
Её немеркнущие взоры
Светят надёжно, как маяк.
 
 
Порой недремлющий моряк
Меняет курс. Но только зори
Морскую гладь зазолотят,
Как крики гневные летят
Из уст встревоженных поморов.
Они стремятся прочь опять
От тех краёв и мест далёких,
От скал суровых и высоких,
Чтоб больше остров не видать.
…Так дремлет он всегда один,
Как Бог. Стоит, загадок полный.
 

О СТАРОЙ ДЕВЕ

 
У ног несчастливой сестры
Одни печальные виденья:
Ни вздоха нежного, ни утешенья,
Ни ласки чувственной поры…
 
 
Всё безразлично ей и скучно.
Порой глядит она послушно
На тихий маятник часов.
Вот вечер. Ночь. Постельный кров.
…Она ложится равнодушно.
 

* * *

 
Мне не спится,
Ночь струится
Хладностью своей
И безвременно роднится
С утренней зарей.
Дум безбрежность,
Дум тревожность
Роится в главе,
И суровой жизни сложность
Скрыта в тишине.
Звёзд веселье,
Звёзд безделье
Движется к концу,
Скоро утру новоселье
И покой творцу.
 

О ПОЭТЕ

 
Что Вас пугает?.. Новизна
Его гражданских откровений
Глагол язвимый, старина
Или заимствованный гений?
 
 
Порой за древностию слов
Стоит наш опыт современный
И практика – собрат почтенный
Теоретических трудов.
 
 
Когда же гневные творенья
Тревожат ум и наш покой,
Кричать ли нам от восхищенья
Иль гневно в пол стучать клюкой
 
 
Или отращивать бороды
«Демократических заслуг»,
Или бороться с криком моды,
Презрев гражданский свой испуг?
 
 
Конечности строками сводит,
Когда цинический поэт
Тебя в эротику уводит…
Пусть в скоморохах ныне ходит
Его безнравственный сонет.
 
 
Декоративные творенья,
Парик напудренных идей
Сожги, поэт, и пусть забвенье
Их ждёт средь лавровых ветвей.
 
 
Но мыслей славных заточенье
Разбей, добро освободив,
И, жизнь сурово полюбив,
Восславь сей жизни продолженье.
 

О СОЛДАТЕ

Посвящаю деду, солдату,

участнику Сталинградской битвы.

 
Единственной своей рукою
Он днём работал. Ночь сидел
И незатейливой строкою
Писал. Порою тихо пел.
 
 
И всё оправдывал терпенье
За сочиняемый им сказ,
Но горе века – невезенье
Его ждало и в этот раз.
 
 
Вертяся на скрипучем стуле,
Он, одинокий ветеран,
Не бывший у войны в отгуле,
В рассказе чувствовал обман.
 
 
И за столом своим горбатым,
Волнуясь, страшно уставал,
Но, засыпая бородатым,
К утру младенцем вновь вставал.
 

Весна 1980 год

ОДНОКУРСНИКАМ

 
Друзья, спасибо за веселье,
За мыслей доброе вино,
За откровение, безделье…
 
 
Последнее порой дано
Нести нам долгие мгновенья,
Запечатлев в душе покой,
И с ненапрасным сожаленьем
Их вспоминать затем с тоской.
 
 
Но прочь уныния занозы!
Вослед затишью грянет гром
И счастья ласковые грёзы
Исчезнут разом… И потом
 
 
Воспрянет прежний дух ученья —
Разумный кладезь наших дней,
И шелест лавровых ветвей
Нам будет музыкой стремленья.
 

Барнаул. Стройотряд. 1985 год

ОРЁЛ

 
Промчавшись тению угрюмой
Средь скал холодных и долин,
Терзаешься свободной думой,
Немилосердный властелин.
Ты – дел кровавых господин,
Беспечных птиц гроза немая
И даже Неба царь. Один,
Под храмом Зевса пролетая,
Спокоен, вечность коротая.
 

Барнаул. Стройотряд. 1985 год

ПОСВЯЩЕНИЕ В. ШУКШИНУ

 
Талант российский в нём дремал,
И там, в Сростках, в уединенье,
Среди ночи, когда движение
Уму подвластно, он не спал
 
 
И переписывал страницы
Из книги жизни, а они
Летели гордо, словно птицы,
И были мудрости полны.
 

Барнаул. Стройотряд. 1985 год

ПРАВДА И ЛОЖЬ

 
О наши утренние годы!
Воспоминаний лёгкий след,
Обиды, детские разводы!..
Пришёл отныне ваш черёд
Ответ держать перед сознаньем.
 
 
Мы судим вас в свои лета,
Когда натуры простота
Уж входит в моду с воспитаньем.
Когда цинический язык
Порок сплетает с добрым делом
И надевает зло умело
Одежд безнравственный ярлык.
 
 
Когда мы в разговоре новом,
Кидая мысли старины, пророчим Рай,
Но бранным словом терзаем уши,
То вины тут нет ничьей. Глагол отныне
Приложен к всяческой гордыне;
Слова для дела созданы,
А делу мы подчинены.
 
 
В сердцах мы жар слепой храним
И стрелы искренних желаний,
Бунтарский дух и жажду знаний.
Но едкий, вездесущий дым
Проник в традиции и нравы
И юных праведные главы
Вознёс кумиров падшей славы.
 
 
Отныне идолов горенье
Пусть превратится в чуждый прах
И на отеческих холмах
Родится верное воззренье
На Мир, где надобность ваять
Законы вечной Красоты.
 

СОВА

 
Среди замков железной клетки,
На древе тесном и хромом
Сова сидела, когти в ветки
Вонзив и хлопая крылом.
 
 
К ночи, кругом вращая око,
В края бесчисленных Миров
Она блуждала одиноко
И, забираясь выше снов
Тревожной мыслью к Небосводу,
Питала поиском Свободу
От зависающих оков.
 
 
Когда пред узницей причудной
Народ гуляющий шумел,
Меж тем в толчее многолюдной
Лишь редкий взором цепенел
И следом сон терял прозреньем.
Изменчив скоро настроеньем,
Он жить, как прежде, не хотел.
 
 
А охлос речью разговорной
Терзал её… Холодный шум
Бежал среди толпы проворной
И был причиной бурных дум.
 
 
Так скован разум твой толпой,
Так ты осмеян властью сытой,
Так Звёзды шепчут над тобой,
Внимая суть мечты убитой.
 

СТРАННИКУ

 
Куда же далее? В обитель
Мечты пугливой и простой,
Где гений твой – начал хранитель
Душе доставит Мир иной.
 
 
Где чередою откровений
Твой Ангел бы тебя растил.
Пусть не мудрец, но озарений
Затворный угол бы впустил.
 
 
Твои мечты тебе шептали:
Бежать далёко, далеко,
Где бы дышалося легко,
Где счастлив бы остался: Vаle!
 

ВОСПОМИНАНИЯ О ЛИЕПАЕ

 
Я частью помню годы молодые:
Свободы резвость, без границ морской простор,
Томаса Риги, берега златые
И райский плод, затерянный меж дол.
 
 
То были дни… С тех пор уж позабыты
Отдельные черты моих забав,
Когда гранитные седые плиты
Балтийских волн ломали буйный нрав.
 
 
Там огни маяка таинственно мерцали
Под сумраком ночи у брежных вод,
И Духи ветров мой покой ласкали
Созвучием Природных Од.
 
 
Я слушал и внимал: то бури завыванье,
То шумных волн суровую красу.
Молчал и видел их чередованье,
И память их в Душе своей несу.
 
 
Стихии голос чувствую доныне,
Он мой кумир и друг блаженных нег.
Его безмолвный, но коварный бег
Воздвигнул тайный щит гордыне.
 

У ПОСТЕЛИ БОЛЬНОГО

 
Молчи, ни слова, друг уставший…
Закрой глаза в отрадном сне…
Пусть сон, рассудок твой угасший,
Рассеет годы в тишине.
 
 
Хоть болен ты и ты ослаб,
Вдохни святыню дружбы нашей!
Пусть не в объятиях, не с чашей,
Кто любит так – свободный раб.
 
 
…Порой за чувством ласки и морали
Сокрыт в нём ложный блеск красы
И в дни злосчастные печали
Он рядом.… Дёргает усы,
Глагол слагает благородный;
В лице порыв и взгляд народный,
В душе – бесчестие лисы….
 
 
Меж нас, под мокрым шалашом,
И гнев, и радость, и желанья,
Мечты пред красным угольком
И взглядом верным лобызанья.
 
 
К чему обманом неустанным
Дарить холодный свет очей
И прятать в сумраке ночей
Свой Арлекин под злом гуманным?
 

ФИЛАТЕЛИСТУ

 
Послушай, страстный собиратель,
Давно ль средь радостных чудес
Ты выбрал это?.. Как Зевес,
Как Мира доблестный создатель,
 
 
Взираешь ты на дивный ряд
Роскошных маленьких творений,
Где лица прошлых поколений
Нам о грядущем говорят…
 
 
Взгляни! Вот, видишь, в злой пустыне
Добряк горбатый нам предстал,
Своей торжественной гордыне
Он верен, как горцу кинжал…
 
 
Вот взгляд пантеры возбуждённый
Скользит средь девственных лиан,
Бросок – и кролик побеждённый
Уже попал в зубной капкан.
 
 
Вот нам явил орёл паренье
И, Солнце крыльями затмив,
Уж стал легендой. Будто миф,
Он отражает несмиренье…
 
 
Вот милых рыбок карнавал
Идёт спокойной чередою,
И крохотный жемчужный лал
Их нежит лаской световою…
 
 
Но что же здесь? Рисунок стёрт,
Поблекли краски созиданья,
Изображён Восточный порт —
Артура давнее преданье.
 
 
Всмотрись! Средь сгорбленных людей
Ты не увидишь взгляд беспечный.
Меж тем их хладит ветер встречный
И слепит жар чужих огней.
 
 
Они толпою непреклонной,
Приняв оружие отцов,
Давно не видя милый кров,
Но с верой, верой вдохновенной,
 
 
Стоят железною стеной
И незапятнанной рукой
Подняли меч непобежденный…
 
 
В своей бессилен злобе враг,
Когда Отечества идеи
Горят и Славы Прометеи
Кроваво-красный держат Флаг.
 
 
…Порой поблекшая картина
Содержит более чудес,
Чем златорамна портретина.
 

В ГОРАХ

 
Не спится мне, обуревают мысли.
Палатка вся во мрак погружена,
Свеча в подсвечнике уж сожжена.
И шорохи загадочны в тиши,
И скрежет филина, несущий страх в ночи.
 
 
Луна, как слабое пятно,
Померкла, заходя за тучи тень.
Она наводит хлад давно,
Но близко утро и наступит день.
 
 
И пробуждение Светила,
Затмит зерцалами вуаль,
Воспрянет радость, что Душа носила,
И пред глазами заискрится даль.
В горах Бричмуллы.
 

ИГРОКИ

 
Один коварно и надменно
Играл в азартный преферанс,
К противнику взирал презренно,
Имея хитроумный шанс
Вновь победить через обман,
Опустошив его карман.
 
 
Другой подсел и извинился,
Игрою сладостной пленился,
Повысил ставку, в буре страсти
Сверкают очи, трубок дым,
Сидят мужи в фортуны власти,
Вот выигрыш!.. И близок Крым!
 
 
Садится третий прожигатель:
Пред ним изысканный гадатель
Скрывает тайны озорства.
Сукно зелёное красиво,
Рубли ложатся, как листва,
Повсюду трепет (что за диво!).
 
 
Лоснится атласная карта —
Людей не встретишь без азарта.
Пришёл четвёртый, между делом,
Но в сети шулера попался
И, радуясь своим уделом,
Всё просмотрел и проигрался.
 

О ЗАКОНЕ ТРЕЗВОСТИ

 
Скажи, предчувствовал ли ты
Сего Закона учрежденье —
Морали нашей воскресенье?
 
 
Или ничтожные мечты
Твое покинули сознанье,
Лишь только власти начинанье
Воздвигло трезвости мосты?
 
 
Вообрази! Меж двух огней,
Двух антиподов эстетичных
Бредёшь один ты, как Орфей,
Слагая гимн полку «Столичных»…
 
 
Но тут – закон; ты жалок тем,
Что искрой мысли вдохновенной
Восславил Ноя злой гарем —
Обитель жидкости презренной.
 
 
Оставь, невинный пешеход,
Бальзам морали увлажнённой,
Предчувствуя плохой исход,
Как смертный жребий предрешённый.
 
 
Оставил?.. Славно!.. Суждено
Тебе отныне возрожденье,
Но тяжко дум твоих прозренье:
Вино и истина – одно…
 
 
Предав коварство влаги праху,
Себе покорно ты воздвиг
Демократическую плаху,
Торжественный приблизив миг.
 
 
Глава скатилась с плеч нетрезвых,
Но генетический Закон
Взрастил другую… Как дракон,
Ты средь мечей могучих, резвых.
 
 
Они витают над тобой,
И ты со взглядом равнодушным
Уже становишься послушным
И упиваешься водой.
 

Ноябрь, 1985 год