Текст книги "Жуткая история Проспера Реддинга"

Глава 12
Дом семи ужасов

Часа через три я уже бодро таращился в потолок. Снизу доносились жуткие крики, я слышал их сквозь щели в полу. Примерно к третьей группе посетителей я усвоил расписание экскурсий в Доме семи ужасов. Бормотание медсестры-зомби, грохот того, что приковано цепями в комнате внизу, визг бутафорских летучих мышей, и меньше, чем через две минуты, из потайной каморки наверху выпрыгнет Нелл с диким воплем: «Мозги! Мозги-и-и!».

Кто-то из гостей закричал так громко, что я уж думал, стекла треснут. Жаба сидел на краю дивана и таращился на меня, не мигая, как ястреб. Мне даже показалось, что его нос на мгновение превратился в клюв, но тут даже он подскочил. А потом он снова стал смотреть на меня, сощурив глаза и не мигая. Еще он махал хвостом – туда-сюда, туда-сюда, – как маятник старинных дедушкиных часов.

Весь этот шум почти заглушил голос поющего в моей голове демона. Он придумал эту песню сам, положив слова на музыку, напоминавшую какой-то патриотический марш позапрошлого века.

«Вырвать пальцы рук и ног, – мурлыкал он, – закопать, чтоб никто не нашел, или заживо сжечь!»

В комнате было темно и ужасно холодно. Перед тем как отправиться вниз и начать подготовку к вечернему шоу, Нелл и дядя Барнабас оставили окно открытым. Очевидно, потому что мне нужен «свежий воздух».

Вот список вещей, которые мне на самом деле нужны:

1. Моя гипоаллергенная подушка.

2. Большой стакан обезжиренного молока.

3. Что-нибудь острое, чтобы проткнуть себе барабанные перепонки.

– Уверен, что не хочешь спуститься посмотреть? – спросила Нелл. Она участвовала в представлении, но мне об этом сперва почему-то решили не говорить. Узнал я об этом, когда она выскочила из-за дивана в костюме скелета. Но отпрыгнул я не потому, что испугался, а потому что ее грим выглядел уродливо: она нарисовала у себя на лице луну, а поверх несколько черных завитушек.

– Я мог бы помочь… – предложил я, ведь я доставлял им сплошные неудобства. Из-за меня они перебили все зеркала в доме.

Я предложил им помощь от чистого сердца, но у меня пальцы сводило при мысли, что они будут смеяться и издеваться надо мной. Конечно, Нелл скорчила гримасу, как будто меня вырвало прямо ей под ноги.

– Ну, я просто предложил. Не хочешь – не надо, – пробормотал я, сложил руки на груди и отвернулся.

Да что с ней такое? Может, если бы она росла в обычной семье, то бы поняла, что и мой дом – не филиал ада. А мама, папа и Прю – лучшие представители нашей семьи.

Я пытался не думать о них. В горле снова встал ком, я вспомнил свою удобную кровать, и как мама приносила мне что-нибудь вкусное, если я просыпался ночью. Мы вместе смотрели кино, и она рассказывала мне о своих родителях-ученых, исследовавших Амазонку.

Интересно, где она сейчас? Все еще в Китае? Или родители вернулись домой, когда поняли, что произошло? Прю, наверное, с ними…

– Кажется, мне нужна твоя помощь, Проспер, – сказал дядя Барнабас, протягивая мне палетку с гримом. Он был в костюме главаря ходячих мертвецов, на голове у него был цилиндр, испачканный кровью. – Посмотрим, открывал ли ты хоть раз тот набор красок.

Я внимательно посмотрел на его лицо, на длинный нос и голубые глаза. И чтобы уесть Нелл, сделал ему отличный грим мертвеца, смешивая белила с зеленой краской, чтобы он выглядел как можно омерзительнее. Мелкие морщины и ямочки на его лице я заполнил черно-фиолетовым, а потом добавил немного кроваво-красного на швы, которые нарисовал вокруг его рта.

Я закончил и отошел. Зеркала не было, поэтому он повернулся к Нелл, чтобы спросить, как выглядит.

– Жутко, – была вынуждена признать она.

Жаба, сидевший у нее на руках, поднял лапку и погладил ее по руке.

Снова кто-то закричал. На этот раз вопила девчонка, да так громко, что я едва не оглох. Потом мы услышали раскатистый смех. На втором этаже, как по часам, завизжали сирены, напугав очередную группу детей.

– Больше довольных клиентов! – когда дядя Барнабас говорил в микрофон, его голос казался глубже, а еще у него почему-то появился легкий ирландский акцент.

«…бросить в чан с кипящей смолой, голову распилить!» — Аластор продолжал весело напевать.

– Да это даже не рифмуется! – прорычал я, пытаясь встать. – Должна быть рифма: смолой – пилой.

Я слонялся по комнате и никак не мог успокоиться, меня даже начало мутить. Жаба цапнул меня зубами за щиколотку. Тогда я похромал к книжным полкам дяди Барнабаса, начал доставать книги с полок и листать их. Книги были в кожаных переплетах, коричневых, синих и черных, мягких и потрепанных.

Обратно я их расставлял по цвету, Жаба смотрел на меня, как наша с Прю старая няня. Та била меня по рукам, если считала, что я веду себя плохо, глупо или собираюсь сделать что-то не то. Синяков она старалась не оставлять. Как только мама узнала, какими методами няня добивается послушания, она тут же вышвырнула ее на улицу. В прямом смысле. Старуха едва не померла, когда ударилась о бордюр.

Наняла ее, разумеется, бабушка.

– Да поставлю я их на место, поставлю, не волнуйся, – пробормотал я, потирая ладонь, вспотевшую от слишком ярких воспоминаний. – Все равно я ни строчки не могу прочитать, тут все на латыни. Вот засада!

Последняя книга была такой старой, что развалилась у меня в руках. Часть страниц выпала и громко шлепнулась на пыльный пол, я даже подпрыгнул от неожиданности. Посмотрев по сторонам, я увидел, что Нелл и дядя Барнабас еще не вернулись. Жаба стукнул меня лапой по носу, но я это заслужил.

Рука у меня опять онемела.

Книга раскрылась на какой-то гравюре, там был изображен круг, и черные монстры с рогами и хвостами.

– «Nominibus daemonum», – прочел я заголовок. – Nominibus…

«Значение этого слова было бы очевидно тебе, отрок, если бы… Если бы он обладал хотя бы крупицей ума. Впрочем, отрок искажает даже родной язык, – раздался насмешливый голос Аластора. – Имена де…»

И вдруг замолчал. Оборвал себя на полуслове. Как интересно!

– Имена? Чьи имена? – не отставал я. – Имена демонов? Зачем нужна целая книга, в которой просто перечислены их имена?

Впервые за долгое время Аластор молчал.

Я перевернул страницу, увидел картинку с огромным черным демоном и решил закрыть книгу. Спрошу потом у Нелл и дяди Барнабаса. Может быть, тогда и узнаю, почему мое сердце так сильно забилось, хотя я был совершенно спокоен.

Мне пришлось ждать еще примерно час, пока я не устал достаточно, чтобы можно было идти спать. Я уже засыпал, когда почувствовал покалывание в пальцах ног.

Потом мои пальцы согнулись, разогнулись и опять согнулись. Без моего участия.

Я сел и натянул одеяло до подбородка. Через окно в комнату лился лунный свет. Его было достаточно, чтобы видеть, как шевелятся мои пальцы.

– Может, хватит? – зашипел я. – Серьезно!

Жаба высунул сонную мордочку из одеял, в которые он зарылся.

Казалось, будто мои ноги засыпаны песком. Я не мог пошевелить ими или остановить движение, они сами собой постукивали по диванному валику. Раз-два-три-четыре-пять, и опять, и снова.

– Эй! Остановись уже!

«Ты полагаешь? А мне кажется, что стоит продолжить исследование среды обитания».

Аластор усмехнулся и продолжил шевелить пальцами на моих руках и ногах. Внешне движения были едва заметными, но мне казалось, что меня колют раскаленными иглами. Сильнее всего горела правая рука – она тоже внезапно начала подниматься и опускаться сама. Теперь странное ощущение появилось и в левой руке, рана ужасно ныла. Но рука не поддавалась…

Аластор заворчал.

«Железо! Это пресмыкающееся посмело порезать меня проклятым клинком!»

– Насколько я помню, резали все-таки меня, а не тебя, – сказал я, поднеся повязку к лицу. – Неужели это значит, что если бы бабушка успела нанести мне порезы на другую руку и на ноги, демон не смог бы подчинить их себе?

Мысль о том, что бабушка, холодная, как лед, сделала что-то для моего блага (неважно, хотела она того или нет), была невероятной. И я просто отмахнулся от нее.

Аластор снова замолчал, и я начал догадываться, что это плохой знак.

Дядя Барнабас задал мне полтора миллиона вопросов об Аласторе, пока мы ужинали холодной пиццей. Ни на один из них я не смог ответить: слова застревали в горле. Вообще-то, я почти не чувствовал, что внутри меня демон. Это не было похоже на жучка, снующего под кожей. На самом деле мне казалось, будто я проглотил грозовую тучу. Все время громыхал гром, иногда казалось, что поднимается ветер. Я понимал, когда Аластор злится или бесится, потому что тогда и я чувствовал то же самое.

Наплевать, думал я. Скоро я от него избавлюсь.

«Это мы еще посмотрим», – прошипел Аластор.

Я отшвырнул одеяло и скатился с дивана. Несмотря на ветер, которым ночь дышала в открытое окно, я стал горячим и липким от пота, как будто у меня поднялась температура. Чувствовал я себя совершенно несчастным, спать расхотелось. Хорошо, что здесь не было ни телефона, ни компьютера, потому что я вряд ли смог бы удержаться и не позвонить папе. Чтобы просто услышать его голос. Не моргнув глазом, я бы разрушил заклинание Нелл, если бы это позволило мне сбежать домой и убедиться, что с Прю все хорошо.

– Ты всегда так ненавидел мою семью? – спросил я. – Разве обязательно мстить всем? Нас тогда еще даже на свете не было. И мы не могли помешать им сделать то, что они сделали.

«Вы и не стали бы, – пророкотал ответ. – Сердце любого Реддинга отравлено жадностью».

– Только не моих родителей, – ответил я.

«Разве они не мечтают о славе? Разве не ищут лучшее лекарство на свете для своей дочери, а вовсе не для других? – разглагольствовал Аластор. – Твои родители не заключали контракта, но пожинают его плоды. Они получают больше, чем могут унести. И если все должно полететь в тартарары, если твои родители должны потерять доброе имя… Ах, разве это не принесет мне радости?»

Мое сердце бешено забилось. Жаба, будто услышав наш разговор, перелетел с одного конца дивана на другой. Теперь он хлопал крылышками прямо перед моим лицом.

– Не надо, – прошептал я. – Ты причинишь вред не только моей семье, но и тысячам детей по всему миру…

«Клянусь, они почувствуют мою боль. Почувствуют смертные муки девы, заживо сожженной твоим предком. – В голосе Аластора слышалось самодовольство. – И виноват в этом будешь ты, слизняк. Кто примет тебя домой, зная, что ты и есть причина всех несчастий? Кто полюбит слабовольного дурачка? Однако ты и так уже хорошо знаком с насмешками и презрением, не правда ли? Как будет чудесно, когда ты подтвердишь опасения родных, что в тебе нет ничего примечательного и стоящего!»

Он не…

Я глубоко дышал, стараясь не обращать внимания на то, как щиплет глаза.

Он не ошибался. Все, что он сказал, было правдой. Если я не могу остановить его, если из-за меня всё в семье пойдет под откос…

«У твоего отчаяния пряный вкус, слизняк. Это восхитительно. Но ты можешь их защитить и избежать их ненависти. Твои ближайшие родственники – мать, отец, сестра – будут в безопасности и достатке. Тебе всего лишь нужно подписать договор…»

Маленькая черная лапка с выпущенными когтями коснулась моего носа. Жаба глядел на меня блестящими ярко-изумрудными глазищами. Через некоторое время он убрал лапу и лег, не сводя с меня глаз. Я заметил, что его уши стали больше, обычно он их складывал каким-то образом. Теперь же он поднял одно ухо, похожее на равнобедренный треугольник, и прислушивался.

– Ты его слышишь? – удивленно прошептал я.

«Оборотни в моем королевстве не лучше мышей, – сказал Аластор. – Это создание – всего лишь грязное домашнее животное. Примитивное и глупое. Все, что с ним можно сделать – замариновать и поджарить на вертеле».

Жаба ответил на мой вопрос и фантазии Аластора, взвыв и выпустив когти. Я подхватил его под грудь и слез с дивана.

– Эй, приятель, ты же знаешь, что я так не думаю! Он просто пытается вывести нас из себя. Давай как-нибудь отвлечемся.

Раз я не мог прочитать половину книг с полок, а из-за другой половины мне наверняка бы снились кошмары, интеллектуальный вариант развлечений отпадал. В задумчивости я стоял посреди комнаты, и оранжевая рубашка с тыквой сияла в лунном свете. На чердаке пахло какой-то кислятиной, и я вдруг понял, что нужно делать. «Какая гадость», – думал я несколько часов спустя, стараясь не дышать носом, пока завязывал вонючие мешки с мусором и пытался подтащить их к открытому окну. Я проталкивал и выпихивал их, и даже не отдернул рук, когда из одного мешка полилась какая-то жижа. Фу, мерзость!

Нелл и дядя Барнабас не удивились, обнаружив, что я не сплю. А вот то, что я затеял уборку, их озадачило.

– Что такого? – сказал я, защищаясь. – Тут было грязно!

На самом деле я спокойно отношусь к беспорядку, но мне нравится, когда одежда в шкафу разложена по цветам, а на столе нет крошек и пыли. Что в этом странного? Люди не должны жить посреди разбросанных коробок и пакетов, о которые можно споткнуться и упасть. Я уж не говорю о тарелках, покрытых слоем засохшей, даже не вчерашней, каши. Или о вечно не застеленных кроватях. Или о шторах, больше похожих на паутину, чем на шторы. Или о смертельной опасности обрушения горы книг на голову.

– Здесь стало так чисто, – заметил дядя Барнабас, снял очки, чтобы протереть их, и снова надел.

Ой, да ладно.

– Не мог уснуть? – спросила Нелл, подняв бровь.

Она совсем не выглядела уставшей, а я чувствовал себя так, будто у меня жар. Я с трудом дотащился до дивана. Уже почти наступила полночь. Родители обычно заставляли нас с Прю ложиться в половине десятого. В крайнем случае, в десять, если перед сном мы все вместе смотрели кино. Сегодня мы как раз должны были смотреть кино.

Нельзя об этом думать, нельзя скучать по ним… Это мне пришлось повторить себе много-много раз.

В уголке моего сознания все еще звучал восторженный голосок, который твердил, что тут не так уж плохо. Можно ложиться спать когда угодно, не нужно есть унылую безвкусную еду или видеться с бабушкой. В Редхуде, если хочешь выжить, нужно следовать правилам. Как бы мне ни хотелось думать, что мои родители не такие, у них тоже есть набор правил. А тут, не считая двух приказов маленькой ведьмы (1. никаких зеркал; 2. никому не говорить, кто я и где нахожусь), правил почти не было. Во всяком случае, я о них не знал. Но вот если бы Нелл и дядя Барнабас узнали, что случилось, и что Аластор может шевелить моими руками и ногами…

– Он… – начал я и осекся. Хочу ли я рассказать им? Что будет, если они узнают? Привяжут меня к батарее, запрут в шкафу? – Аластор ведет себя как капризный ребенок: все время ноет.

– Кажется, я знаю, что делать, – сказала Нелл. – Я, конечно, раньше не пробовала, но это может помочь.

Дядя Барнабас положил руку мне на плечо, и Нелл уставилась на него.

– Новое заклинание? – спросил он с восторгом. – Или заговор?

Нелл взяла свой фиолетовый рюкзак, достала ручку, вырвала листок из тетради, и унесла все на диван.

– Просто карманное заклинание, – ответила она.

– Карманное заклинание? – проворчал дядя Барнабас, отшвырнув маскарадный цилиндр на кровать. – Это уровень, не достойный тебя, Корнелия! Твоя мать была замечательной ведьмой! Думаю, она была бы разочарована, узнав, что ты не хочешь расти.

Нелл продолжала смотреть на листок. Мне показалось, что ее рука дрожит, потом она сунула мне бумажку.

– Может сработать, – тихо сказала она, приглаживая растрепавшиеся кудри. – Теперь ты должен написать здесь имя душегуба: А-Л-А-С-Т-О-Р.

– А почему ты сама не напишешь?

– Потому что это ты просишь защиты, а не я, гений! – Она закатила глаза. – Просто напиши, ладно?

Аластор шуршал внутри, как куча опавших листьев на ветру. И только удивленно что-то промычал, когда я начал писать его имя.

– Теперь сверни бумажку пополам, поперек его имени. Сворачивай еще и еще, чтобы она становилась все меньше. И пока ты это делаешь, представляй, что его силы тают, исчезают…

«Маловероятно, что это будет так».

– Заткнись, Ал, – сказал я, внезапно почувствовав решимость. Я сворачивал бумажку, пока она не стала размером с таблетку.

– Что теперь?

Нелл встала и пошла в кухню. Принесла свечу и кружку, и щелчком пальцев зажгла свечу.

– Подожги и бросай в кружку. Да, так. Теперь повторяй за мной: «Твоя власть тает, я тебя связываю».

Повторяя это, я чувствовал себя очень глупо, но карманное заклинание сработало! Вот она, магия!

«Не-е-е-е-ет! – взвыл Аластор. – Будь ты проклят! Остановись! Хватит!»

Я говорил так быстро, как мог, повторяя снова и снова «я тебя связываю», пока демон не перестал выть и причитать, а бумажка не догорела. Нелл наклонилась к кружке и, ткнув пальцем в пепел, провела им по моему лбу. Я даже ничего не успел сделать. Не знаю, как я должен был себя чувствовать, но желудок перестал скакать кузнечиком, и привычные уже покалывания от присутствия Аластора прекратились. Нелл внимательно наблюдала за мной, глаза за стеклами очков сверкали. Сидевший у нее на плече Жаба одобрительно лизнул ее щеку. Она даже слегка улыбнулась, когда улыбнулся я. Может, это и не настоящая магия, как сказал дядя Барнабас, но это точно магия.

– Что ж, достаточно впечатлений для одного вечера, – сказал дядя Барнабас, встал и потянулся. – Завтра у тебя сложный день.

– Да, – ответил я, задумчиво улыбаясь и думая о том, как буду вытирать пыль и рисовать чердак, если найду чистый лист бумаги. Один дома, и можно ничего не делать, только рисовать. Просто рай!

– Новая школа – это всегда испытание, но я уверен, ты справишься.

Мне показалось, что он влепил мне затрещину.

– Как?.. Что?.. Почему?..

– Кто-то из нас должен все время присматривать за тобой. Вдруг тебя попытаются похитить, или демон начнет бушевать, – сказал дядя Барнабас. – Я дал Корнелии инструкции, что делать в любом из этих случаев. Но она обязана посещать школу, и ты пойдешь с ней. Местный ковен ведьм защитил школьную территорию сильным заклинанием. Это единственное место, куда не сможет проникнуть ни один демон или злодей. Очень важно, чтобы ты как следует подготовился и придумал себе новую личность.

– А еще у них есть автоматическая система тушения пожара, – небрежно заметила Нелл, – на случай, если мы вдруг решим испытать новые заклинания после уроков, и что-нибудь загорится.

Я упал на диван, натянул одеяло до самого подбородка, и посмотрел на дядю Барнабаса.

– А можно я просто пойду с тобой на работу?

– Похоже, кое-кто никогда ни в чем не знал отказа, – пробормотала Нелл.

– Боюсь, что нет, – ответил мне дядя Барнабас. – У еще нас будет достаточно времени для экспериментов, когда я раздобуду больше информации. Всё под контролем.

Нелл в розовой пижаме выплыла из ванной. Она прошла мимо своего отца, даже не посмотрев на него, когда он обратился к ней с просьбой разбудить всех нас утром. Я подождал, пока дядя Барнабас зайдет в ванную и включит воду в душе, и повернулся к Нелл. Она заплетала косички и смотрела в стену. Я пытался понять, кого она хочет убить – ведь ее глаза метали молнии, но тут она щелкнула пальцами, и свет в комнате погас. Опуская голову на подушку, я почему-то вспомнил книгу, которую нашел.

– Интересно, насколько важно имя демона?

Нелл, расправлявшая одеяла, замерла.

– Неожиданный вопрос. А что?

– Да я недавно листал одну книгу, и Аластор очень странно на нее отреагировал, – сказал я.

– Но ты уже знаешь его имя, – жестко ответила Нелл. – А книга, о которой ты говоришь, – это просто энциклопедия всех известных побежденных демонов. И не притворяйся, что ты хоть что-то в этом понимаешь.

– Я и не пытался, – ответил я.

Почему ей надо превращать любой наш разговор в кровавую битву?

– Кстати, твое карманное заклинание просто отличное. И мне плевать, что там говорит дядя Б. – Я не вполне понимал, зачем вообще это говорю. Но я вспомнил ее лицо, когда дядя Барнабас упомянул ее маму. И на секунду мне показалось, что я вижу краешек ее настоящей души, очень грустный и темный. – Тебя мама научила? – спросил я.

– Да, – чтобы услышать ответ, пришлось напрячься. – Она многому меня научила, но его всё это, видимо, не устраивает.

– Ну… А мне кажется, это круто, – ответил я. – Большинство людей так не умеет, да?

Воду в душе выключили, в трубах загудело. Я слышал, как дядя Барнабас что-то бормочет, но не мог разобрать ни слова.

– Проспер, – прошептала Нелл, – оно сработает, точно.

Я закрыл глаза, ожидая, что услышу бормотание Аластора, или его дыхание. Но слышал только глубокую тишину лунной ночи.

– Уже сработало.

Глава 13
Колдовской час

На самом деле, оно не работало. Но разве мог Аластор винить молодую ведьму за попытку? Даже если это была очень жалкая попытка.

Он боялся, что начал переигрывать в этом маленьком шоу, но, к счастью, хозяин тела блистал умом примерно так же ярко, как затертая дверная ручка. Когда мальчик заснул, Аластор перестал притворяться и вернулся на свое законное место. Наверное, было крайне неосмотрительно показывать мальчишке, что он может контролировать его тело, но было слишком тяжело устоять перед соблазном напугать его и сделать покорнее. Заставить извиваться, чувствовать, как сердце тяжелеет от ужаса – великолепно, не правда ли?

Переживаниями мальчика он восполнил ту энергию, которую высосала мерзкая пиявица. Когда-то забрать чужое тело было не сложнее, чем надеть шелковую перчатку. Теперь же на это требовалось гораздо больше сил. Ему ужасно не нравился запах мальчика и его тесное и неуклюжее тело. Но больше всего раздражало, что пришлось снова стать слабым ребенком, ведь он прекрасно помнил свою долгую жизнь. Восьмисотлетний демон застрял в теле подростка, который не видит разницы между констеблем и констапелем! Судьба воистину жестока!

Впрочем, копаться в памяти мальчика было интересно, хотя и страшновато оказалось увидеть, во что превратился мир людей. Он многое узнал за последние несколько часов, но вообще-то предпочел бы этого не знать.

Аластор осторожно спустил ноги мальчика с дивана на пол. Он старался не разбудить других людей, спящих рядом, и мерзкого оборотня, который дремал на груди ведьмы. «Вот так. Совсем несложно сбежать в Редхуд и завершить начатое много лет назад», – подумал он. Но пока ему еще нужны эти безмозглые людишки.

Аластор почти восстановил силы, но если еще какая-нибудь тварь обнаружит его сейчас… В общем, пока не вариант. Аластор пересек комнату, пытаясь не выходить из тени. Люди дышали тихо и ровно, сон их был глубоким. Уши котенка подрагивали при каждом шаге мальчика, но глаз он так и не открыл. Аластору пришлось подождать, и он чуть не запел, когда летучий кот просто перевернулся на другой бок и захрапел.

В его королевстве оборотни-подменыши не случайно стояли едва ли выше крыс, которых следовало уничтожать. Он слышал, что ведьмы забирают их в человеческий мир, ценя за верность. Оборотни навсегда привязываются к тому, кого увидят сразу после рождения. Особенно при правильном воспитании. Кроме того, Аластор не мог не признать, что благодаря невероятно острому слуху и зрению из них получаются отменные охранники. Когда они не спят, конечно.

Однако оборотни могут менять внешность и копировать бесов, душегубов и других высших демонов. Но так нельзя! В Нижнем королевстве каждый демон занимает определенное место, таков порядок вещей. И если кто-то нарушает этот порядок, – например, оборотни или пиявицы, – они должны отвечать за свои поступки или умереть.

Тем не менее, Аластор почему-то заинтересовался маленькой ведьмой. Когда мальчик, чье тело он занял, смотрел на нее, что-то просыпалось на дне его памяти. Девочка была очень, очень похожа на… на кого-то. И вот прекрасная возможность рассмотреть ее, пока она спит. За эту отроковицу дорого бы дали на рынке душ в Нижнем королевстве. Соленая спесь и горькая печаль – великолепное сочетание!

Но сейчас он не мог оторвать глаз от ее лица. Она была так похожа на ту юную служанку, в которую его заточили несколько сотен лет назад! Она так рыдала и молила о пощаде, когда огонь подбирался к ее ногам. На сердце стало тяжело, и он ничего не мог с этим поделать. Аластор не мог выбросить из головы образ той девочки. Он подумал, что так и не узнал ее имени, но отчетливо помнил, что у ее страха был металлический привкус, как у крови. А у боли – вкус пепла. И это было ужасно.

Аластор был очень умным и последовательным демоном, и не мог отрицать, что выжил лишь благодаря тому, что та девочка погибла. Без ее страха и агонии, у него не было бы сил выскользнуть наружу и залечь между мирами, спать, мечтать и ждать, когда умрет последний потомок той ведьмы. Ждать, когда он сможет вернуться на Землю. Все это время он придумывал, что бы такого сделать с потомками Реддингов. Аластор окинул комнату взглядом. Он не собирался уходить далеко, просто осматривался на новом месте. В этом мире он успел увидеть совсем немного, пока его тащили в безлошадной повозке (в машине, поправил он себя, вспомнив, как называла ее маленькая ведьма). Он помнил Салем еще по прошлой жизни, когда приезжал сюда с Онором Реддингом.

Онор Реддинг. Прошло почти четыреста лет, и все же… Казалось, что они расстались всего несколько дней назад. Возможно, потому, что мальчик был невероятно похож на молодого Онора. И сходство между ними не ограничивалось внешностью. Сестра Проспера родилась с больным сердцем, а у мальчика слабый характер – это наследство труса. Аластор знал, что отрок, как и Онор когда-то, согласится на контракт. Это лишь вопрос времени. Онор Реддинг не был ему другом. Он и партнером не был. Люди – низшая форма жизни, терпеть их можно только потому, что их тени могут прислуживать демонам. Мальчик был потомком Онора. Если бы Аластор мог заставить его заключить контракт, сил от новой связи хватило бы, чтобы освободиться и вырваться из тела мальчика, пока маленькая ведьма и ее отец не заточат его в другом теле и не убьют.

Аластор был очень умным и последовательным демоном. Он мог бы пожертвовать четырьмя душами, ближайшими родственниками мальчика, если ему достанутся все остальные реддинговские тени, ведь их были сотни. Он мог призвать давно умерших из царства теней и заставить их выстроить ему дворец в Нижнем королевстве.

Рука мальчика, которую полоснули проклятым клинком, безжизненно висела. Он вышел в коридор, потыкал летучих мышей, свешивающихся с потолка, не понимая, почему они так крепко спят, тем более, рядом с людьми.

На оставшуюся часть дома были наложены чары: привидения перелетали между этажами, но почти никто их не замечал. Магия здесь цвела, и Аластор, заточенный внутри мальчика, чувствовал ее кожей, как и мертвую тень ночи, защищавшую дом. Его злоба не могла победить охранную магию, которую приручили когда-то глупые ведьмы с чистыми сердцами.

Аластор направился к окну, но на минутку задержался, чтобы понюхать висевший рядом скелет. У него был странный запах. Не обычный запах, свойственный большинству земных людей, а какая-то пустота… Что-то пережженное. Ему такой запах никогда прежде не встречался. Зачем человеку хранить в жилище почти истлевшие кости? Ладно, люди всегда были странными, но сейчас их странности стали совсем уже… странными.

Он подошел к окну и с силой распахнул его здоровой рукой. Так и есть. Под окном была длинная черная лестница. Тяжеловато было на нее выскользнуть, да и занятие это было недостойным демона столь высокого ранга, но он все равно старался, и наконец оказался на верхней ступеньке.

– Черт! – выдохнул он, прислонясь к ужасно холодному металлу. Лестница с громким лязгом стала раскладываться, опускаясь вниз. Аластор ругался на всех известных ему языках и парочке неизвестных. Когда лестница коснулась земли, он потерял равновесие и упал.

– Чума, чума на этот дом! – прошипел он, грозя кулаком. А затем Аластор, великий князь Третьего королевства, магистр-собиратель душ и главнокомандующий первым батальоном диаволов, сделал глубокий вдох и побежал.

Что-то с этим Салемом было не так. Его воспоминания об этом месте давно покрылись пылью, но тут определенно стало гораздо больше домов, и перед каждым горел фонарь. Демоны явно не сумели контролировать рост населения, но, похоже, украшением домов занимались именно они: Аластор повсюду видел паутину, скелеты и могильные камни. Вот бы еще дома были сложены не только из камня, но и из костей, и поднимались к безлунному небу, закручиваясь в спирали, как в Нижнем королевстве. Тогда можно было бы чувствовать себя как дома. Но люди предпочитали квадратные дома и скошенные крыши. Серьезно?

В прохладном ночном воздухе дыхание мальчика превращалось в белый пар. При каждом выдохе из него как будто вылетал маленький сверкающий призрак. Он шел между домами, пошатываясь и спотыкаясь. Через некоторое время трава и брусчатка сменились каким-то странным покрытием в пятнах и трещинах. Оно выглядело как кожа на заднице старого древесного эльфа.

Пытаясь скрыться от людей, смотревших на него с другой стороны улицы, Аластор заставил мальчика сесть на корточки и понюхал это серое покрытие. Оно пахло мелом, демону понравилось, и он потыкал в него пальцем. Твердое. Хорошо. На высоких столбах над ним висели коробки, в которых, постоянно сменяя друг друга, вспыхивали зеленые, красные и желтые огни.

Что это за язык? Какие секреты он скрывает?

– Говори со мной, величавое сверкающее создание! – потребовал Аластор. – Открой мне свою тайну!

Он нажал кнопку на одном из столбов и стал смотреть, как меняются цвета: зеленый, желтый, красный. Сто раз он нажимал на кнопку, и все повторялось снова и снова. Он прошел дальше по улице, нашел еще одну такую же кнопку, нажал и ее, но результат оказался таким же.

– Грязная задница! Уж не издеваешься ли ты надо мной? – прошипел он, когда стало понятно, что величественное создание не настроено общаться с ним. Он отвернулся и продолжил идти по странным серебристо-серым дорожкам, а похожее на коробку лицо этого создания снова вспыхнуло красным. Чтобы показать свою ярость, Аластор бил по каждой кнопке, которая попадалась ему на пути.

Красный – благородный цвет, размышлял он, перелезая через невысокий белый заборчик. Боль в раненой руке лишь придавала ему сил. Красный – цвет жизни. Капля крови из смертельных ран твоего врага. Цвет ярости, царицы энергий. Впрочем, в Нижнем королевстве почитали и оранжевый, цвет знати, превосходства и сытости.

На этот раз в Салеме было много оранжевого. Столбы были обвиты бумажными лентами, такие же ленты свисали с деревьев и покачивались как паучьи лапки. Флаги с изображениями тыкв развевались и трепетали на ветру. Один флаг висел на шесте достаточно низко, чтобы мальчик мог дотянуться и сорвать его. Он повязал его себе на шею, и Аластор сразу почувствовал себя по-королевски. Ему нравились пощечины ветра, и он повернулся к нему лицом, наслаждаясь букетом дивных ароматов: мусор, долго лежавший на солнце, гниющие листья и вонь тухлой рыбы из соседнего порта. Идеально. Высоко над ним из уличных фонарей лился оранжевый свет.