Текст книги "Охота на Клариссу"

Свадебный пир

Когда Ингмар вносил жену через ворота замка, с ее ножки свалилась туфелька. Какой-то ловкач из толпы франков тут же подхватил изящную вещичку и исчез в неизвестном направлении. А нормандские дружинники быстро заполнили все пространство внутреннего двора замка. Звон мечей, бряцанье кольчуг, ржанье лошадей – такой суматохи давно не знал древний замок Мелан. Тетушка Маго, экономка замка, совсем растерялась, но, завидев графиню на руках у викинга, быстро сориентировалась, схватила большой пирог и приняла надлежащую позу.

– Мадемуазель… ой, что это я… мадам Кларисса, – запнулась женщина, – мы рады встречать вас в родном доме в этот чудесный день и просим вместе с мужем отведать праздничного пирога.

Ингмар поставил жену на ноги, при этом графиня почувствовала, что одна нога у нее босая.

– А туфелька-то у нас, – завопили из толпы.

– Туфельку сейчас выкупим, – пообещал молодой муж и повернулся опять к Маго. – Ну что, передайте моей жене ключи, фартук и веник, пусть вступает в управление хозяйством!

Маго торжественно вручила Клариссе большую связку черных ключей, нарядный веник и стала завязывать белый фартук на узкой талии. Рука девушки с ключами безвольно повисла – еще утром эти ключи она дала на время экономке, а сегодня их вручили обратно, да еще так помпезно. Ингмар, откусывая часть пирога, так сильно разинул рот, что Кларисса потеряла всякую надежду откусить больше.

Все, этот варвар захватит всю власть в графстве. Наступил на пояс, переодел кольцо и откусил больше половины пирога. Как же так все получилось? Но нельзя же было допустить, чтобы убили Марциала!

– Эй, друзья, – повернулся в сторону толпы Ингмар, – покупаю туфельку новобрачной за бочку пива!

Похитители восторженно загудели, и туфелька вернулась на свое законное место.

* * *

Новобрачные вошли в самый большой зал замка, который был убран по такому случаю очень нарядно. Повсюду были развешены красочные гобелены, расставлены букеты цветов, источавшие нежный аромат. Праздничный стол ломился под тяжестью вкуснейших яств. Французы, которые были приглашены на свадьбу – различные родственники и соседи, которых Кларисса знала с детства, а иных и вообще не видела ни разу, уже встречали новобрачных в зале веселыми возгласами. Но к их удивлению, из-за спины Ингмара в помещение ввалилась целая ватага бородатых норманнов – гостей оказалось больше, чем ожидали. Викинги были страшно возбуждены только что происшедшими событиями и продолжали обсуждать поединок, восхищаясь, как красиво их вождь победил франка. Под командованием тети Мари соорудили длинные столы, накрыли их скатертями. Из кладовых были извлечены старинные кубки, красивые кувшины для вина, дорогие серебряные блюда – все то, что бережется для подобных случаев. Поснимав кольчуги и оружие, заморские гости стали деловито рассаживаться, выкрикивая непонятные слова. Кому не хватило места, сами смастерили себе дополнительные столы. В ход пошло все, что попалось под руки: скамьи из кухни и других помещений, доски, бочки. Викинги, наконец, разместились и почти сразу принялись пить вино и пиво, спорить и что-то рассказывать. И когда Ингмар и Кларисса устроились на своем почетном месте, торжественный зал превратился в какой-то вертеп. Герцог Ричард занял главное место за столом, рядом с новобрачными, и стал деловито командовать пиром. В течение нескольких минут викинги заняли доминирующее положение на празднике, а остальным гостям пришлось подстраиваться под северные нравы. После первой-второй чаши вина посыпались поздравления, кто-то затянул песню, и она была дружно подхвачена целым сонмом грубых голосов. Франки не стали артачиться, а быстро перезнакомились с неожиданными гостями, и норвежские песни стали перемежаться с французскими балладами и плясками.

– А, Хакон Финн! – окликнул Ричард круглолицего крепыша, тащившего бочонок с пивом. – Давно я тебя не видывал.

Хакон был действительно из Финляндии. Он прибился к отряду отца Ингмара во время походов на Византию еще мальчишкой, да так и остался с норвежцами. На счету Финна было множество подвигов и курьезных происшествий. Он успел даже побывать в далекой Гренландии.

– Это ты тут просидел задницу, Ричард, в райских кущах, вот и не встречались, – отозвался северянин.

– Да, «просидел», – перебил беседу хриплым голосом кто-то из зала, – посидите тут, в Нормандии, – сами увидите, как здесь спокойно – каждую минуту ожидай нападения!

– Да, я вижу по тебе, как вы тут ослабли, – возразил Финн, – давно не держали ваши пальчики весла на океанском переходе!

– Это мои-то «пальчики»! – вылез из толпы обладатель хриплого голоса и протянул ладонь. Рука верзилы со светлой копной волос оказалась размером с добрую лопату, а толстые пальцы были иссечены паутиной трещин.

– Медвежья лапа еще не доказательство силы, Фреде, – оказалось, что спорщики давно знакомы, – вот поднимешь бочку одной рукой – отдам ее тебе, а не поднимешь – с тебя два солида!

– Ха! – заорал светловолосый верзила и схватил бочонок. Он сразу же стал поднимать бочонок с пивом правой рукой, но от неловкого движения бочонок покатился, и пришлось придержать его левой. Викинги заревели. Но могучий Фреде продемонстрировал, как он держит тяжесть на вытянутой руке, всему залу.

– Так не годится! – старался перекричать общий гам Финн. – Сказано было «одной рукой»! Не считается.

Верзила так грохнул бочонком о пол, что чуть не разбил его.

– Не годится? Тогда сам подними – будешь знать, как подначивать!

Финн был явно меньше своего оппонента, и было видно, что справиться с придуманным им заданием ему будет куда труднее.

– Поднимай, Хакон, поднимай! – орали викинги.

Бородач подкатил бочонок к коленям и примерился.

Одной рукой справиться было очень трудно. Тогда он вытащил пробку и стал жадно пить из бочки, так что струи золотистого, пенящегося пива стекали по заплетенным усам и груди. Но это явно не смущало спорщика.

– Э-э, ты чего пьешь? – возмутился Фреде. – Так не договаривались!

– Отпить из бочонка, чтобы увеличить силу, – обычное дело, – возразил хитрец Финн, – тебе тоже не возбранялось это сделать.

И резким движением подкинул бочку к потолку. Но зафиксировать свое достижение зачинщику спора все же не удалось, и тяжесть полетела к викингам под ноги. Если бы не заботливые руки, подхватившие бочонок, разлетелся бы он на дощечки.

– А! Проспорил! – заорал Фреде.

– Нет, я же поднял!

– Поднял на мгновение, а ты бы удержал!

– А разве я говорил «удержать»? Я говорил «поднять», – хитро ухмыльнулся Финн, – гони два солида!

– Нечестно! Ты лжец! – взвился громила.

Мнения викингов разделились. Одни кричали, что Хакон не прав, другие – все больше из дружины хевдинга Дагфинсона – что хитрость допустима в споре.

– Все на улицу, будем биться, – подвел итог спору Фреде.

– Биться! Биться! – ревела толпа.

– Эй, спорщики! – прервал возгласы герцог Ричард. – Вы забыли, что находитесь на свадьбе?

Очевидно, что это было действительно так. Хакон и Фреде обескураженно почесали затылки, но все же продолжали со злобой смотреть друг на друга.

– Так вот, – заключил герцог, – давайте свои мечи сюда, – никакой крови на пиру не будет! Биться на кулаках!

– На кулаках, – поддержала толпа, и мгновенно зал наполовину опустел: почти все викинги выбежали на улицу вслед за спорщиками.

Кларисса была удивлена столь необычным нравам норманнов. Просторные своды зала стали тесными от буйных чувств морских разбойников, и их внезапное исчезновение позволило перевести дух и немного прийти в себя. А этот Ингмар, похоже, был очень доволен, что свадьба получается веселая, похожая на пиры в родной Норвегии, проявление дикой силы его не пугало, а наоборот, забавляло и восхищало.

Тем временем спорщики оказались посередине двора, в кругу наблюдателей, с закатанными рукавами. Как и следовало ожидать, пока Ингмар и Ричард вышли из зала, Финн уже лежал поверженный, а Фреде замахнулся для очередного сокрушительного удара.

– Лежачего не бьют! – остановил драку герцог.

Но Хакон, воспользовавшись тем, что противник отвлекся, покатился ему в ноги, и оба стали барахтаться в пыли, награждая друг друга мощными ударами. Пришлось растаскивать драчунов, пока они не покалечились. Норманны с трудом сдерживали взбесившихся кулачников, они вырывались, чтобы снова броситься друг на друга.

– Ричард! Суди! Суди, кто выиграл, – вопила толпа.

Герцог уселся на скамью, услужливо притащенную кем-то из слуг замка, и застыл. Викинги тоже замолчали, успокоились и спорщики, ожидая справедливого суда.

– Так вот! – начал Ричард и поднялся. – Фреде, конечно, бочонок не поднял!

– Не поднял! – закричали присутствующие.

– Но и Финн действовал хитростью. Сам тоже не смог этого сделать, хотя и отпил пива.

– Правильно! Правильно!

– В кулачном бою победил Фреде.

По двору прокатился одобрительный гул.

– Значит, так, – герцог встал и вышел в центр круга. Все, и спорщики, и наблюдатели, смотрели на него с надеждой. – Хитрость тоже хороший способ борьбы. Финн платит Фреде один солид[8]8
  Золотой.


[Закрыть]!

Верзила довольно заулыбался.

– А сам он должен допить сегодня весь бочонок пива!

Гул возгласов, казалось, мог снести кирпичные стены крепости. Смех, ликование, шутки прокатились по рядам викингов.

– Если, конечно, ему никто не поможет, – уже не так громко добавил Ричард и повернулся к крыльцу. Они в обнимку с Ингмаром вернулись обратно в зал, где оставалась ошеломленная валом необычных событий новобрачная.

* * *

Потрясенная происходящим, Кларисса молча сидела за столом. В душе у нее был сплошной мрак. Все было так хорошо продумано, ей казалось, что она ловко перехитрила навязчивых сватов. Девушка вообще не хотела выходить замуж и весьма успешно отбивалась от любых предложений. У нее была отработана хитроумная тактика: когда отец доводил до сведения Клариссы, что, мол, такой-то барон просит ее руки, и вообще, она уже давно должна быть замужем, лукавая дочь, зная о том, как любит ее отец, обнимала его за шею, прижимаясь бархатистой щекой к грубому отцовскому лицу как нежный, беззащитный котенок.

– Милый папочка, я так люблю вас с мамой, почему ты гонишь меня из дома, отдавая какому-то чужому дрянному мужику. Я умру от тоски по тебе и маме. Ты же не хочешь, чтобы твоей дочке было плохо? У меня такой же гордый характер, как и у тебя, а мне будут приказывать, повелевать, а я не стерплю, а он, может, даже и побьет меня!

После таких тактических маневров отец, безрассудно любящий свою красавицу-дочь, обычно уступал, и очередные сваты уезжали ни с чем. Так и досиделась Кларисса до шестнадцати лет, чему была очень рада. Девушка знала об униженном положении замужних женщин на примере своей тети Мари, баронессы де Варенн и соседки, виконтессы Маргариты де Бар. Они ничего не значили в своей семье, мужья изменяли им чуть ли не с каждой служанкой, а если несчастные жены пытались хоть немного возмутиться, их протесты обычно пресекались побоями. А ведь эти женщины в молодости были очень хорошенькими, а их мужья, по мнению Клариссы, страшными уродами. Да и горячо любящий ее отец тоже был частенько несправедлив к ее матери.

Служанки рассказывали, что граф, который был старше жены на двадцать лет, жутко ревновал свою очаровательную супругу к каждому молодому рыцарю. Кларисса частенько видела мать с заплаканными глазами. Сейчас, когда ее не стало, девушка с глубоким состраданием думала о судьбе этой прелестной женщины. Получила ли она хоть немного счастья в своей безрадостной жизни? Кларисса догадывалась, что ее мать не любила отца, сурового и жестокого Эдмонда де Мелана, и скандалы возникали из-за ее отказа графу в супружеской близости. Еще в детстве она подслушала, как мама жаловалась своей сестре Мари, как невыносимы ей эти самые супружеские обязанности – родила, мол, она графу троих детей, один, правда, умер в детстве, и хватит, пусть оставит ее в покое. И мать с такой неприязнью рассказывала о тяжелых женских обязанностях, что у маленькой девочки навсегда сложилось мнение, что это неприятно и довольно болезненно для женщины. Поразмыслив, юная девушка решила вообще не выходить замуж, а остаться незамужней. Тут, в родном доме, ее никто не обидит, не принудит к этому неприятному брачному долгу, она будет спокойно жить с родителями и братом в родном замке.

Но жизнь внезапно полетела кувырком – Альберт повредил позвоночник, погибли родители, и в одночасье хрупкая молодая девушка стала графиней де Мелан. Ей пришлось вершить суд в графстве, принимать ответственные решения, распределять доходы. Клариссе показалось, что у нее все хорошо получается – ее уважают и считают достойным сюзереном. Графине нравилось ее новое положение, и девушка не считала, что ей стоит что-то менять в жизни. Она гордилась собой и не хотела отдавать власть какому-то постороннему человеку. Юная графиня не желала понимать простых вещей – она жила в жестоком мужском мире, и никто не позволил бы женщине, да еще такой молодой, единолично управлять графством, пусть даже у нее это получалось не хуже, чем у мужчины. Слишком сильная вражда была между Нормандией и крупными франкскими феодалами, чтобы они позволили мирно существовать маленькому независимому графству с молодой женщиной в качестве сеньора.

Новобрачная напряженно сидела за богато накрытым праздничным столом, где все пирующие, даже ее гости, поздравляли ее нежеланного мужа с успешным «захватом» графства Мелан. Досада и неприязнь к развязному норманну душили графиню, она лихорадочно обдумывала планы освобождения графства из цепких мужских лап. А радостный нормандец вернулся со двора и принимал поздравления от своих громогласных соотечественников по случаю столь успешной, как они говорили, «боевой кампании». Северяне восхищались красивой победой их хевдинга над соперником.

С веселыми шутками, обсуждая результаты справедливого суда по поводу судьбы бочонка, гости опять потянулись в зал к праздничному столу. Переживать по поводу нехватки угощений не приходилось. В замке было достаточно припасов, и к тому же и в драккарах лежало множество бочонков, туш, корзин и мешков с припасами, привезенных нормандцами. Кларисса молча наблюдала за буйным весельем, охватившем гостей. Сама новобрачная не разделяла общей радости. Пьяные мужские физиономии, радостные от такого количества кавалеров лица дам, музыка и звон посуды – все как будто находилось в другом мире. Многое из произносимых речей девушка или не понимала, или, не слушая, пропускала мимо ушей. Молодая графиня вяло улыбалась в ответ на приветливые возгласы и поздравления – ее мысли были далеко.

Этот наглый хевдинг ворвался в ее жизнь нежданно-негаданно. Он захватил все вокруг: и ее дом, и ее слуг, и весь замок. Его дружина расположилась по-хозяйски в замке, как будто теперь это было их родное селение в далеком Олесунфьорде. Викинги заполнили все вокруг своими вещами, оружием, снаряжением. Они устроили пир по своим нормандским обычаям с неудержимой попойкой, грубой бранью и могучими песнями.

– Кузина, а твой варвар очень красив! – с завистью проговорила Матильда, сидевшая рядом с новобрачной.

Кларисса, занятая своими горькими мыслями, подняла голову и посмотрела на своего вновь усевшегося рядом с ней раскрасневшегося мужа. Тот действительно хорошо выглядел – за такое короткое время он успел принять ванну и переодеться. Квадратный подбородок был гладко выбрит, чистые пшеничные волосы сзади коротко подстрижены, а впереди падали на лоб упругими прядями. Нарядная пунцовая туника, из-под которой выглядывала расшитая золотыми нитями белая шелковая рубашка, неширокие темно-красные штаны, заправленные в мягкие узорчатые сапоги из сафьяновой кожи, – бесстыжий захватчик был прекрасно одет.

«Ишь ты, как они ему услужили! Ванну быстро организовали! – с острой неприязнью подумала о своих слугах Кларисса. – Уже начали угождать новому господину, а ведь так клялись мне в верности!»

Острое чувство одиночества и обиды опять захлестнуло ее.

От норманна приятно пахло свежим запахом душистого мыла и каким-то чувственным, только ему свойственным мужским запахом. Ее удивило, насколько сильно ощущает она его присутствие. Это привело ее в смятение, и девушке захотелось поскорее встать из-за стола, оказаться подальше от норвежца, тем более что все свое внимание хевдинг уделял герцогу и соплеменникам.

Стараясь не обратить на себя внимания, она осторожно встала с кресла и постаралась как можно тише его отодвинуть, хотя это было излишним – в зале стоял такой шум, что никто бы ничего не услышал.

– Куда ты? – Ингмар повернулся к ней и придержал за руку. Оказалось, что нормандец потихоньку за ней наблюдает.

– К себе в комнату. Я очень устала. Тут и без меня все отлично веселятся.

– Не стоит так вести себя. Это невежливо по отношению к гостям. Еще час-другой – и мы вместе уйдем в спальню. Ты обиделась, что я тебе не уделяю внимания? Но в Норвегии мужчины всегда так веселятся. Такая уж у них привычка, поскольку они чаще находятся в мужском обществе. Но наши женщины не сердятся. У них тоже есть свои развлечения. А франки, конечно, больше суетятся возле дам.

– Я не сержусь. На что еще можно обижаться после того, что произошло сегодня? Я страшно измучена, мне необходимо отдохнуть. А насчет франков? Просто они больше любят женщин, чем норманны.

– Тебе придется еще немного потерпеть. Что же касается любви? Я тебе сегодня докажу, что мы, норвежцы, умеем любить женщин. Но на показ свои чувства не выставляем! – Он силой усадил ее в кресло, а сам подсел поближе к герцогу. Разговор шел о каких-то очень важных для Нормандии делах.

– Я не понял, – оборвал шумные речи пирующих Ричард, – мы здесь для чего собрались? Драться, пьянствовать или поздравлять новобрачных?

– Это верно! – поддержали голоса из-за столов.

– Тогда тихо! – властитель Нормандии вышел на середину зала и поднял кубок. – Славного хевдинга Ингмара Дагфинсона мы знаем давно. Волей судьбы здесь нет его родителей и потому я, герцог Нормандии Ричард Первый, представлю его.

– Правильно, – подтвердили в зале.

– Еще не было и тринадцати лет Ингмару, когда он отправился на грузовом коче в Исландию. И вся дальнейшая жизнь хевдинга была связана со странствиями и битвами. Все помнят, что в двадцать лет Ингмар командовал набегом на английский замок Дартхам. Высадившись с кораблей прямо в ледяную воду, наши братья под его предводительством разбили бриттов и захватили крепость Дартхам. Ингмар пешим сразился с двумя всадниками и победил обоих.

– Это правда, мы сами там были!

Герцог поднял руку, останавливая выкрики:

– А помните, как Ингмар спас Арни, когда тот от удара волны выпал за борт?

– Помним! – заревели гости.

– Он взял весло и нырнул за борт, под водой схватил потерявшего сознание рулевого и сигналил, поставив весло вертикально, чтобы на драккаре не потеряли их из виду.

– Это правда.

– А произошло это в Северном море, в ноябре, когда ледяная вода пробирает до костей, – добавил герцог уже тише. – Так вот! – продолжил свою речь герцог. – Я поздравляю нашу славную новобрачную Клариссу Дагфинсон, графиню де Мелан, прекрасную девушку – это мы все видим, с удачным замужеством.

– Поздравляем! Поздравляем! – закричали все гости в пиршественном зале.

– И объявляю, что со стороны жениха в брачный контракт будут вписаны две тысячи фунтов серебра, которые он заработал на торговле с Русью и службе у герцога Нормандии, два драккара со снаряжением, полное вооружение четырех рыцарей и оружейные мастерские, которые остались у него на родине. А я, со своей стороны, дарю новобрачным пятьсот фунтов серебра!

Зал одобрительно загудел. Гости стали поднимать кверху кубки, полные вина или пива. Кому не хватало посуды, стали торопить своих соседей, а то и вовсе вырывать ее прямо из рук.

В глубине зала над одним из столов поднялась неуклюжая фигура Хакона Финна. Лицо спорщика было украшено синяком под глазом и рассеченной губой, но это нисколько его не смущало. Смущало скорее непривычное выступление перед большой аудиторией и присутствие в зале незнакомых лиц, особенно женского пола. Но все же Хакон не смог удержаться и начал:

– Я тоже вырос сиротой и знаю не понаслышке…

– Ты это к чему, Финн? – заорали его соседи по столу и попытались усадить бывшего сироту на место, но тот не поддался.

– Раз говорю, значит, есть к чему! – рявкнул он и продолжил. – У молодой графини нет матушки и батюшки, кто заступится за нее? Наш хевдинг ведь крутой парень! Так вот, я желаю счастья новобрачным, чтобы у них в семье были мир и лад! А за это я допью этот чертов бочонок. ― С этими словами Хакон взгромоздил себе на грудь бочонок с пивом, но поднять его на уровень лица сил уже не хватило. Будучи уже основательно пьяным, драчун стал валиться на спину вместе с пивом, но был вовремя подхвачен соседями.

 
Снова лоб холодит шлема сталь, —
 

затянул довольно слабый голос из дальнего угла.

 
И соленые брызги летят, —
 

подхватил другой, покрепче.

И, наконец, весь зал дружным хором грянул так, что затряслись стены:

 
Но мы викинги, значит, едва ль
Для нас будет дорога назад.
 

Кларисса взглянула на своего мужа. Ингмар, казалось, просветлел то ли от хвалебной речи герцога, то ли от волны безудержной энергии, которая вместе с песней прокатилась по залу. Хевдинг вскочил на ноги и, размахивая в такт кубком, принялся петь вместе с остальными. А викинги, сидевшие плотными рядами за столами, увлекли вместе с собой и франков. Весь зал закачался, как морские волны, в такт лихой песне:

 
Нас боятся и нас ненавидят,
Нас не ждут никогда и нигде.
Но пока глаза наши видят
След чужих кораблей на волне…
 

Последние две строчки пьяные голоса подхватывали с особым рвением, а первые затягивал обычно все тот же козлиный тенорок:

 
Пусть не каждый увидит старость,
Нам иная судьба дана:
Погребальным костром станет парус,
А курганом нам будет волна…
 

В разгар песни Кларисса почувствовала какое-то движение под столом и отвернула скатерть. Девушка вздрогнула – из-под стола на нее смотрели ореховые глаза барона Филиппа де Комона. Долговязый детина двадцати пяти лет залез под стол по старинной французской традиции. Нужно было украсть у новобрачной подвязку, если молодой муж отвлекся. Новобрачный должен был выкупить ее у гостей. Сами предметы воровства служили поводом для многочисленных шуток и насмешек. У Клариссы все похолодело от мысли, как может отнестись своенравный хевдинг к такой выходке, но ей ужасно хотелось хоть чем-нибудь насолить захватчику. И графиня, хотя и опасаясь последствий, все же приподняла юбку и, сняв прелестную вещичку интимного женского туалета, вручила ее смельчаку барону.

Как раз к тому моменту, когда закончилась лихая песня и Ингмар вернулся на свое место, на соседнем столе, где сидели франки, выбралась из-под скатерти массивная фигура. Парень гордо держал над головой белую шелковую подвязку и смотрел в сторону молодого мужа. В этой части зала возник шум. Франки оживленно смеялись и показывали в сторону хевдинга.

Ингмар уставился на Филиппа, ничего не понимая, но вот Ричард склонился к его уху, молодой муж глянул на Клариссу и побледнел. В следующее мгновение мужчина неожиданным прыжком перемахнул через весь стол, зацепив при этом кубок с вином.

Вино пролилось на платье одной из дам, а жених уже находился возле растерянного похитителя подвязки. Ричард не успел и слова вымолвить, как Ингмар с размаху въехал здоровенным кулаком в подбородок похитителя подвязки. Долговязое тяжелое тело повалилось на стол, тот хрустнул и переломился, полетели кубки с вином, блюда с салатами, пироги, ломти жареного мяса. Некоторые гости упали вместе с лавками, кубками в руках и кусками мяса во рту. Поднялся сильнейший шум, Ингмар хотел броситься опять на своего обидчика, но его остановил вовремя оказавшийся рядом герцог. Он стиснул руки молодожена и воскликнул:

– Прошу простить новобрачного!

На первые слова нормандца почти никто не обратил внимания, но Ричард закричал еще громче:

– Прошу простить молодого мужа!

Зал притих.

– Мои соотечественники еще не знакомы с обычаями франков. Поэтому молодой муж и возмутился. А кто бы не поступил так же?

– Да, да, – засмеялись за столами, а Филипп потирал ушибленный подбородок.

– Так вот! Муж назначает цену за подвязку, – герцог поднял кверху указательный палец, – две бочки эля и два бочонка вина!

Толпа удовлетворенно загудела. Сломанный стол быстро починили. В зал внесли еще напитки и дополнительные блюда. Поочередно вставали гости: франки, викинги и произносили свои поздравления молодым. В разгар свадебного пира, казалось, каждый хотел сказать поздравительное слово, даже пытались перекричать друг друга. Время от времени то викинги, то франки затягивали песню.

К тому же были приглашены и скальды. Седобородый старик играл на щипковой лютне, а слепой юноша тенором пел баллады про Одина и Тора, а также про славных воинов, попавших на вечный пир в Валгаллу. Увидев, что у Клариссы проблемы, тетя Мари встала из-за стола и, отправив Матильду на свое место, уселась вместо нее рядом с невестой.

– Что с тобой, моя девочка? – зашептала тетя, ласково погладив ее по руке. От такого долгожданного участия у глубоко несчастной графини полились обильные слезы из глаз, но она не издала ни звука – ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее скорбь. В зале, хотя всюду и горели факелы, было довольно темно, и можно было незаметно плакать, не боясь, что кто-нибудь заметит ее горе.

– Что случилось? ― с тревогой повторила тетя Мари.

– Ничего! Все плохое уже произошло, что еще может случиться? Ах, милая тетя! Не уезжай из замка, прошу тебя, поживи у меня немного, хоть недельку-другую!

– Хорошо, моя дорогая! Вот сейчас ты пододвинешь свое кресло поближе к моему, чтобы нас никто не услышал, и расскажешь, почему ты так внезапно расстроилась. Твой муж тебя обидел?

– Он не обидел меня, но не разрешил выходить из-за стола. Уже начал командовать! Ты же знаешь, я не привыкла, что кто-то решает за меня, что мне делать, вставать или сидеть, разговаривать или молчать.

– Моя наивная девочка, но в данном случае он прав. Если бы ты демонстративно ушла, всем стало бы неловко, и праздник был бы испорчен! – Пожилая баронесса с сочувствием смотрела на грустную племянницу.

– Какой праздник! Это просто смешно! Для меня сегодня день большого несчастья! – от возмущения Кларисса даже перестала плакать.

А тетя обняла ее и предложила ей думать о чем-нибудь приятном.

– У меня уже более двух лет нет ничего приятного, тетя Мари…

– Ну, хорошо, давай попытаемся думать о том, как хорошо, что твоим мужем стал красивый молодой мужчина. Ты вряд ли примирилась бы с Донатом де Брюнне. Я его хорошо знаю, этот негодяй свел свою жену в могилу. Видите ли, ему она надоела – слишком старая, тридцать восемь лет! Когда Эсмеральда заболела, он не разрешил ее лечить! Похотливый толстый кабан, на такую красавицу позарился! Разве он тебе пара? Но, если бы не нормандцы, он точно бы здесь хозяйничал. Неужели ты не понимаешь, Кларисса, что замок не выдержал бы осады войск графа Шатрского? И погибло бы очень много людей при этом!

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь умирал из-за меня! Я даже в церкви сказала «Да» этому викингу, чтобы спасти жизнь Марциалу. Мне так стыдно, что я его втянула в эту беду.

– Ну, чего тебе стыдиться? Пусть не рубит сук не по себе! Какой из него граф! Разве он защитит твое графство от этих хищников! Если бы ты соизволила посоветоваться со мной, я бы тебе объяснила, какая это глупая затея с твоей стороны. Не беспокойся за него, он переживет эти события, и ты в этом не виновата!

– Тетя, что мне сейчас делать, как жить после этого! Ведь именно норманны убили мою семью! Я вся дрожу от мысли о том, что моим мужем будет такой же викинг, как и те, что искромсали мечами моих родителей.

– Муж моей сестры тоже не ягненок. Немало людей пало от его руки. А вот сестру очень жаль. Она ни в чем не виновата, и сейчас, наверно, в раю, на небесах. А насчет тебя… Не он ведь убивал моего зятя с сестрой. Присмотрись хорошенько к своему мужу, может, он вполне тебя устроит. Ведь он довольно привлекательный мужчина. И к тому же совсем молодой! ― Тетя грустно вздохнула. ― Нам с твоей матерью не повезло. А насчет того, что ты дрожишь… это просто нервы, дорогая! Я распоряжусь, чтобы тебе приготовили горячую ванну с травами перед сном, вся усталость от такого тяжелого дня мгновенно пройдет! – едва шевеля губами, тихонько шептала на ушко Клариссе тетя Мари.

– Тетя, ты ничего не понимаешь! Я вообще не хочу выходить замуж. Мне абсолютно не хочется твоей или маминой судьбы, лучше я уйду в монахини! Пусть забирает все, только выделит мне немного средств на вклад в монастырь! Я не хочу выполнять эти неприятные супружеские обязанности!

– Ах, вот почему ты так нервничаешь! Может, у тебя будет все по-другому, чем у нас с сестрой. Твой муж молод и красив. А многим женщинам близость с мужчиной доставляет большое удовольствие, – баронесса ободряюще улыбнулась расстроенной племяннице.

– Ну почему я не могу жить согласно своей воле? Я ничего от этих мужчин не хочу, почему они меня не оставят в покое! Очень болит голова, может, мне нужно побольше выпить, чтобы ни о чем не думать!

Кларисса потянулась к кубку. Девушке трудно было войти в новую для нее роль жены викинга, она попросту не узнавала свой дом, весь мир вокруг внезапно преобразился. Захотелось забыться, уйти в сон в надежде, что пробуждение вернет ее в привычную родную обстановку.

Двуручный кубок на двоих был семейной реликвией. Из него пили на своей свадьбе ее мать и отец, а до того бабушка и дедушка. Серебряный бок сосуда, начищенный по такому случаю до блеска, был украшен фамильным гербом из чистого золота. Кубок был наполнен до краев розовым, хорошо выдержанным виноградным вином, которое хранили в подвалах Мелана специально для свадьбы дочери со дня рождения Клариссы. Тонкий терпкий аромат манил, казалось, только этот божественный нектар позволит уйти в небытие из этого враждебного мира, захваченного бесцеремонными варварами. Узкая хрупкая рука новобрачной потянулась к кубку. Но и это движение было замечено хевдингом, его горячая широкая ладонь легла на изящную ручку жены и принудила вернуть кубок на стол. Ингмар сдвинул шелковистые золотисто-каштановые локоны, жарко поцеловал в то место, где затылок переходит в волнующий изгиб шеи:

– Тебе не нужно пить, крошка.

Кларисса гневно взглянула на викинга и вся покраснела от прилива ярости, охватившей ее.

– Я привыкла сама решать, что мне делать, – четко произнесла она и попыталась освободить руку. Но мужчина сильнее сжал запястье, да так, что она чуть не вскрикнула от боли.