Текст книги "Марксизм как стиль"

Одним из первых, кто расслышал протестный потенциал молодого менеджера, героя, за которым раньше ничего такого не замечали, оказался Семен Слепаков из «Камеди клаба», бард-десятник, как он сам себя называет. Его «Акционеры Газпрома» – идеальная песня о зависти мелкого буржуа к крупному.

Некоторая часть хипстеров голосовала на последних выборах за КПРФ не только как за «любую другую», но и потому что «советское» для них это вариант «стильного», а «старики» из компартии «трогательные» и «принципиальные». Слепаков чувствует это настроение и умеет его спеть в трогательной балладе про ветерана, идущего на свой парад 9ого мая. Удивительно, почему до сих пор «эсеры» и коммунисты не спорят из-за того, чьим он будет «голосом». «Эсерам», впрочем, больше подошел бы другой манифест Слепакова «Я сегодня хочу обратиться к врачу».

«Ансамбль Христа Спасителя» поёт для тех, кто не ходил прикладываться к поясу Богородицы в ХХС.

Чем объясняется вирусная популярность «АХС» в сети? Кто потребляет этот злобный, нарушающий все вкусовые нормы, стёб над правыми? В больших городах подросла молодежь, которая воспринимает массовую «зацерковленность», имперство и национализм с таким же недоумением и стыдом, как воспринимали неформалы «совок» в последние годы советской власти. Ну и обаяние фрик-шоу никто не отменял. Избранным методом «АХС» напоминают подзабытый «Лайбах». В какой-то момент становится ясно, что сценическое амплуа правых фриков настолько отвратительно исполнителям, что начинает доставлять им противоестественное удовольствие и странную невротическую тягу к отрицаемому.

«Рабфак» – грубоватый политический шансон, от которого хипстеры воротят носик. Вовсе не офисный, а как раз «колхозный» популизм, рассчитанный, вроде бы на «шахтеров», «селян» и вообще «провинцию». Однако же «Наш дурдом» включали на Болотной и слушали одобрительно. Звучало именно как политическая поддержка «от народа».

Общее настроение всех их песен – деградация народных нравов в отсутствии сильного имперского государства. Деградация в немудреных клипах воплощена в документальной хронике бомжей, алкоголиков и непристойного поведения «ментов».

Все знают, что «Рабфак» и есть голос «народа», но никто не видел этого народа и на всякий случай никто себя к нему не относит. Создатели «Рабфака» обижаются, когда их сравнивают с шансоном, предпочитая называть себя «театром музыкальной комедии». Интересно, что один из создателей группы Саша Елин лет десять назад уже сочинил многим памятный политический хит «Такого, как Путин». Возможно, секрет их популярности в том, что очень многие хотят знать, на каком языке народ сейчас «кидает предъяву» властям. Тот случай, когда неизвестно точно, кто группу «слушает», но зато известно, что все её «изучают» и «учитывают».

У правых давно есть своя музыка. Это может быть сербское монашеское пение, Костя Кинчев или даже «Коррозия Металла» с их «Бей чертей!», не выходящая из моды в среде националистов вот уже 20 лет. Однако новым их музыкальным трендом стал сибирский протестный хип-хоп и рэп, пришедший на смену сибирскому панку и сохранивший всё тот же социальный пафос и мессианство. Прежде всего это Андрей Бледный и его проекты «Лёд 9» и «25/17» – намёк на библейский стих о неотвратимом божьем возмездии. «Революция» – то же «народно-рабфаковское» сравнение общества с дурдомом, плюс явная отсылка к Кену Кизи с его «овощами» и лоботомией: «Они нам пишут диагноз, мы им – приговор!». Сибиряки дружат с нацболом Захаром Прилепиным. Прилепин – самый умный и талантливый из российских омоновцев. Даже удивительно, что омоновцев в стране так много, а классный писатель у них всего один.

«Дым» омской группы «Грот» – правый манифест с удачным неологизмом «нефтьимущие» и вполне ожидаемым православием. «Выстоим» – культ здорового образа жизни и подготовки себя к финальной конфронтации. Фаддей в «Девяти вёрстах» рассказывает про славянство, партизанство и защиту своей земли, а «D-Man55» в «Империи», обещает, что она ещё расправит над нами свои светлые крылья.

Хип-хоп прост в исполнении, что и сделало его когда-то уличной культурой угнетенных, вытесненных и всегда готовых к конфликту молодых людей. В США это были чернокожие потомки рабов. У нас – провинциальная молодежь, недовольная деградацией своих городов, цинизмом властей и притоком мигрантов. Сегодня эта молодежь в тяжелых сапогах шагает на оппозиционных митингах в правой колонне. «Белого рэпа» так много и развивается он так быстро, что никакому обозрению и анализу не поддается. «Сжимая меч» – вот сквозной образ их стихов, ощущение политического фэнтези, знакомое правым романтикам, а так же фанатам компьютерных и «военно-исторических» костюмированных игр.

А вот многолетние попытки “Sixtynine» и Виса Виталиса распространить собственную, крайне левую, версию «белого рэпа» особого успеха за пределами узкого круга молодых коммунистов не имели. Очевидно, что время отечественных «Public Enemy» ещё не наступило.

«Барто» поёт для тех, кто не забыл об анархистском содержании панк-рока т.е. для политизированных «нефоров», глянцевых журналистов и гуманитарных студентов. Это люберецкий электро-клэш с припевами, вроде: «Анархия и хаос, пошёл в жопу Микки Маус!» или «Свободная касса! Хуёвая жизнь для рабочего класса!». Никто так точно, коротко и весело не объяснил, что в наше время значит «Быть корпоративной блядью!». Солистка «Барто» Маша выглядит как контуженная новым русским капитализмом кукла Мальвина – «окровавленные» бинты на руках и доллары, стриптизно торчащие из них. Настоящее левацкое кабаре.

Первым их мегахитом стало несбывшееся пока пророчество «Скоро всё ебнется!». Оно нравилось всем, кто приветствовал мировой кризис как выяснение и очищение. Маша из «Барто» умеет спеть об этом так, что ожидание политического апокалипсиса вызывает у неформальной молодежи бурную радость и желание танцевать. После этого “Барто» записали новый скандальный клип на старую песню, за которую их уже пытались притянуть по статье 282, после того как они исполнили «Готов» на «химкинском» митинге.

«Аркадий Коц» – гораздо более эстетский, элитарный и высоколобый вариант «левой музыки» для тех, кому хватает эрудиции вспомнить, что до панка, и вообще до рока, были Вуди Гатри и Пит Сигер, от которых происходит, например, Боб Дилан.

Исторический Аркадий Коц это тот человек, который сто лет назад перевел на русский песню «Интернационал» т.е. политическая принадлежность проекта заявлена в самом названии. Их «Ку-ку» и «Генерал Лудд» на стихи профессионального скандалиста Бренера звучат не только на левых митингах, но и в гуманитарных салонах, вроде ОГИ, а в последнее время визиткой группы становится «С кем ты заодно?» – одна из лучших американских народно-протестных песен, сочиненная женой арестованного шахтерского активиста времен «великой депрессии» и талантливо переведенная известным поэтом и издателем Кириллом Медведевым. Кроме Кирилла в проекте участвует «художник-антифа» Коля Олейников и ещё несколько марксистских интеллектуалов. За спиной «Аркадия» явственно ощутима тень немецкого театрального большевика Брехта.

Организаторы группы очень точно знают адрес своего послания. Это те, кто экономически находится на нижней границе среднего класса, а интеллектуально – на верхней его границе, те, кто имеют объективную возможность смотреть на «классовый экватор» сразу с двух сторон. То есть те, кто читают много «не практичных» книг, но несколько раз в день чувствуют себя экономически вытесненными из мира потребления, изображенного в рекламе. Такая оптика и задает восприимчивость к неомарксистским идеям в их современной антиавторитарной версии. Крайне левые рекрутируются из самой молодой части этого слоя. Получается салонная музыка для гуманитарных мальчиков, читающих философа Жижека и любящих поговорить о классовом сознании в постиндустриальную эпоху. Чем меньше у такой группы поклонников, тем элитарнее и богемнее они себя чувствуют.

Pussy Riot есть боевой уличный феминизм. Бесстрашная московская художница-акционистка переименовалась в «Тюрю» и собрала подруг. Сквозь розовую или салатовую маску-балаклаву она узнавалась всеми и сразу, хотя на первых порах упрямо отрицала свою причастность к «восстанию котят». Воплощают «котята» излюбленный кошмар американских консерваторов и новое для России амплуа «воинственной лесбиянки из колледжа». И текст и голос тут не главное. Их нужно смотреть, а не слушать.

Петь валькирии женского освобождения не то чтобы не умеют, а просто не собираются. Их вполне устраивает традиция панковского выкрикивания своих лозунгов под электрогитару и смелый акционистский выбор мест для выступлений в духе знаменитого движения «Reclaim the Street» . В качестве сцены они без спросу оккупируют высокие площадки на станциях метро или крыши троллейбусов с пассажирами. Выступали напротив окон тюрьмы, где содержались активисты митинга против фальсификаций – Навальный, Яшин и муж «Тюри». Следующей их концертной площадкой стало Лобное место на Красной площади. Социальный идеал «котят» – скандинавская модель, в которой они заняли бы место «автономов». А пока у нас не скандинавская модель и для «автономов» мало места, «феминистский хлыст полезен для России».

Летучий отряд молодых и анонимных феминисток в цветных экстремистских масках появляется в самых непредсказуемых и заметных местах, вроде рекламных витрин известных бутиков или даже в алтаре Храма Христа Спасителя, чтобы прокричать антипутинские и «гендерные» лозунги. Пишут свои «песни» дикие девочки все вместе, коллективно, по строке – каждая, и состав их постоянно меняется. «Нормальные либералы» опасаются, что «котята» безнадежно дискредитируют своими «акциями» антикремлевский протест, «нормальные патриоты» давно предлагают совершить над ними обряд изгнания нечистых духов, и только протодиакон Кураев ласково называет их «дурочками», сравнивает со скоморохами и предлагает накормить блинами.

Теперь у каждого из нас должен быть свой певец протеста. Кого из них я не упомянул?

ИСКРЕННОСТЬ ИЛИ СДЕЛАННОСТЬ?

В западной рок-(больше) и поп-(меньше) музыке вот уже полвека как сложился свой политический мейнстрим. Обычно его определяют как «лево-либеральный», со своими яркими из этого правила исключениями. У нас политическая идентичность известных музыкантов всерьез понадобилась только сейчас, когда всё «постсоветское» заканчивается и на глазах возникает новое общество. Потребовалось 20 лет, чтобы пришло поколение людей, не помнящих ни «советского», ни «антисоветского». И вот, первая родовая судорога гражданственности, пробежавшая по всему обществу зимой 2011/12, приводит к политизации массовой музыки.

Многие мои знакомые из тех, кому серьезно за тридцать, прежде всего пускаются обсуждать искренность: десантники написали свой гимн против Путина сами или это всего лишь «оранжевый пиар»? Uma2rmaH, поющие про «Гороскоп», действительно за Путина или это «тонкий прикол», который можно будет по ситуации повернуть в любую победившую сторону? Пугачева и Макаревич бесплатно и от души поют за Прохорова или им заплатили? Или они вообще бесплатно не поют? И тогда получается не «или», а «и»?

Интересно, что я ни разу не слышал подобных споров ни в Европе, ни среди людей «постсоветского» поколения. В конце концов, «искренность» это ведь вопрос для священников на исповеди, ну, в крайнем случае, для близких друзей и членов семьи. Сколько раз в день и насколько градусов «искренность» может меняться? Как её можно взвесить? Почему она нас так волнует? Может ли придуманное не искренним человеком мобилизовать людей? Опыт показывает что да, ещё как может, талант и искренность отнюдь не обязательно связаны.

Чем западнее и моложе, тем чаще звучит совершенно другой вопрос: насколько это сработает? Какова точность попадания в зону приема? Кого и на что эта песня сейчас может подвигнуть и спровоцировать? Сколько человек захотят её спеть на площади и под каким флагом?

Прошлой волной массовой политической музыки был «русский рок» конца 1980-ых. Главным бунтарем питерского рок-клуба признавался тогда Михаил Борзыкин со своим «Телевизором». «Антисистемность» Борзыкина была замешана на Стругацких, фигуре экзистенциального бунтаря, радикальном атеизме (религия слишком быстро входила в моду) и антифашизме. И что удивительно, этот набор за 25 лет не изменился. В отличие от других «звезд питерского рока» Борзыкин не соблазнился ни православно-имперским пафосом, как Константин Кинчев, ни «просто позитивной музыкой». Ему идеально повезло с нулевыми. Совпало наконец на стороне власти всё то, что он всю жизнь так упрямо отрицал – спецслужбы, цензура, клирикализм, корпорации. Выступая с песнями на «маршах несогласных» и акциях против строительства питерских небоскребов, Борзыкин клеймит политическую элиту, выдумывая сложные неологизмы, вроде «неохристочекистов» и «газпромбайтеров», а свой последний альбом назвал «Дежавю», в том смысле, что он «всё это» уже видел «при совке». На государственном телевидении «Телевизор» строго запрещен. И всё же это идеальная музыка для бунтарей конца 1980-ых. Я не знаю ни одного человека младше тридцати, который был бы в курсе их творчества. Возможно, мне просто не везет.

Сходную «протестность» из «звезд рок-клуба» сохранил до сих пор только Юрий Шевчук. Как известно, он выступает за «честную» приватизацию против «нечестной» и поддерживает либеральные митинги, воплощая голосом, рифмами и даже выражением лица образ вечного хиппи, не понимающего, как люди могут прибегать к насилию и по какому недоразумению одни граждане ущемляют свободу других?

К середине 1990-ых годов «протестность» перестала цеплять большинство людей, и к ещё недавно столь влиятельной музыке приклеилось обидное прозвище «говнорок». «Говнорок» это когда ты играешь средне, знаешь мало, рифмуешь слабо, но у тебя при этом вселенские претензии к миру. После этого политических рок-групп и песен появлялось сколько угодно, вот только их аудитория таяла, заведомо замыкая бунтарей в узких субкультурах «нефоров». В этот долгий межреволюционный период большинство гражданских рокеров тяготели к лимоновским нацболам. «Лимонка» возникала как контркультурная тень гламура – движение, собранное вокруг стиля, а не вокруг идеи. Лимонову удалось создать интереснейший заповедник для утопистов и радикалов, в том числе и музыкальных, к которому немедленно примкнул непримиримый Летов, написавший незадолго до своей смерти «Нами правят собаки!», а так же Сергей Курехин, Дмитрий Ревякин с «Калиновым Мостом» и Ваня Трофимов с «Запрещенными барабанщиками». В бункере «Лимонки» играли и менее известные, но важные для рок-подполья люди, вроде Саши Непомнящего или группы «Резервация здесь».

Кто-то конечно оставался от «Лимонки» в стороне, как группа «Наиф», лидер которой вот уже двадцать лет твердит о своей левизне, анархизме и антигламурности, но, кажется, не находит никого за пределами узкого круга верных фэнов, кому бы это было интересно. Или как «Последние Танки в Париже» Лёхи Никонова с его “Гексогеном», «Глазами ментов» и «Пулю – буржую!».

Рок-революция получила новый шанс только сейчас. Одним из первых это почувствовал ещё один «ветеран подполья» Василий Шумов из группы «Центр». Он попробовал объединить как старых, так и новых гражданских рокеров в коллективном политическом альбоме «Содержание», но желающих протестовать рокеров оказалось так много, что понадобилось «Содержание – 2», потом « – 3», и в итоге оно превратилось в непрерывный сетевой концерт «активистского рока», как сам Шумов всё это называет. Рок этот по звуку и словам, конечно, очень разный, но самое уязвимое место «актив-рока» – прямое сопоставление «путинизма» со «сталинизмом» т.е. нарочитое игнорирование качественной разницы между «государственным социализмом» и «государственным капитализмом». Любой стиль постоянно возвращает нас к ситуации своего максимального триумфа, исторического пика, поэтому как бы сегодня ни выглядела «Система», протест против неё для рокера будет пониматься через легендарную «борьбу с совком».

Главное отличие офисного либерала (он же «сетевой хомячок») от гражданского рокера в том, что хомячок никакого пафоса не выносит. Его привычка к стёбу это простой способ сбросить накопленное за день на работе напряжение и сделать вид, что ежедневное унижение его достоинства не настоящее, а «понарошку», как и вообще вся остальная реальность. Эта вынужденная привычка к иронии в отношении себя и всех остальных и сталкивает его подчас с «Системой», ведь «Система» посылает ему через медиа лишенные иронии сообщения патриотического, морализаторского и даже великодержавного характера. И расстроенный таким «мейнстримом» офисный либерал слушает, как Вася Обломов поёт ему про «Родину» или «лайкает» группу «Ансамбль Христа Спасителя», занятую предельным выстёбыванием имперскости и нового православного клирикализма. Достигнув европейских стандартов потребления, офисный хомяк хочет столь же европейских политических свобод, не понимая, что их происхождение принципиально иное и кредитной картой тут дела не решить.

Ещё он ценит «барда-десятника» Слепакова, который смешно поёт про жизнь офисного либерала т.е. про утомительный спектакль потребления, бесконечное подглядывание друг за другом в соцсетях и т.п. А что касается слепаковских песен про советских стариков, то офисный либерал к ним неожиданно толерантен, ибо никакой опасности для себя в советских стариках он не видит. Наверное, более «просоветский» из нынешних «бардов» только Миша Елизаров, но его в «Comedy» не показывают и потому его слушают только те, кто читал его романы.

Даже самые талантливые песни не совершают революций. Как не совершают их ни «деньги Госдепа», ни «административные ресурсы». Политические изменения совершают большие группы людей, осознавшие свои интересы и научившиеся их защищать. А в песнях этот голос истории навсегда остается, как остался он в «Варшавянке», «Bella Ciao» или «Imagine». Сегодня вряд ли кого-то всерьез волнует, насколько были искренни их авторы. Важнее, что проснувшиеся люди услышали в них себя. Под какую из нынешних «песен протеста» вам захочется встать и выйти из дома, чтобы навести порядок в своей стране? Найдите её в сети или напишите её сами.

Протест в «Большом городе». Опыт классового прочтения либеральной пропаганды

В октябре 2011 только ленивый не цитировал эту желтую обложку с красным словом «Хватит!». Напечатаны там крупным шрифтом вещи бесспорные: «Сражайтесь за свои ценности, требуйте честных выборов, прекратите бояться» и всё такое. Возникает всего два замечания. Последний призыв гласит: «отправьте обоих в отставку» и тут в набор беспроигрышных призывов явно вкрадывается очевидная манипуляция, а что делать тем, кто «честно» голосует за «обоих» или за одного из них и в этом видит свои «ценности»? Не сражаться за них? По-видимому, людей, которые искренне поддерживают власть, с точки зрения «БГ» просто не существует. Между лозунгами вдруг возникают подчиненные телескопические отношения: тот, кто за всё хорошее, тот и… «купит «сникерс»! Пардон, нет, «отправит обоих в отставку»! И второй моментик. В редакции «БГ» точно понимают, что в ситуации абсолютно честных выборов, куда допустят всех желающих и где не будет никаких подтасовок и «админресурсов», парламент поделят между собой радикальные националисты и не менее радикальные коммунисты? А голоса хипстеров, либеральных интеллигентов и продвинутых топ-менеджеров, мечтающих «однажды свалить», скорее всего бесследно утонут на честных выборах в силу своей малопроцентности. Редакция готова к таким «не правильным» результатам правильных выборов? Успеет чемоданы собрать?

На другой стороне той же обложки реклама наручных часов за две тысячи долларов. Они отсчитывают время перед выборами. Имея пагубную страсть к политике, особенно в её нонконформистских и протестных формах, я жадно раскрыл журнал.

В редакционном письме Филиппа Дзядко всего одна, но также абсолютно бесспорная идея – сидеть в отечественной тюрьме оскорбительно для достоинства, многие сидят там не вполне понятно за что, и недовольство по этому поводу может всех нас объединить в гражданское общество. Интересно, что от многих читателей (да и от некоторых писателей) «БГ» я не раз и не два ещё недавно слышал про то, что есть «две России»: одна с айфоном, а другая с шансоном. И каждому из нас пора бы выбрать, в какой России он живёт. В передовице Дзядко первая Россия очевидно пытается заигрывать со второй, понимая, что буржуа сам по себе никому, кроме другого буржуа, нравиться не может, а потому для политического влияния ему нужны какие-то идеи, которые понравятся «быдлу» и «гопоте». В данном случае выбрана идея «неправосудного» попадания в тюрьму. Есть в тексте, правда, пара личных мест, которые могут затруднить «расширение аудитории» и «гопоте» близки не будут. Во-первых, теплое отношение к Ельцину, а во-вторых, то, что Медведев бесстрашно назван «назначенным президентом». Ошибка может вредно усилиться, если эти две фамилии читатель увяжет вместе и вспомнит, что демократия, за которую так ратует Дзядко, была свернута вовсе не тогда, когда «назначили» Медведева. Выборы окончательно превратились в фарс именно при Ельцине в 1996-ом, когда олигархи (Ходорковский любил потом этим публично хвастаться) практически «на спор» переизбрали его на второй срок, сделав из ничего (3%) тот рейтинг, который был им нужен, когда голоса в «непромятых» регионах считали так, как требовалось сверху и т.п. Коротко говоря, когда окончательно установилась циничная власть растущего на глазах частного капитала. Ельцин был «назначен» побеждающим классом, а все остальные «назначения» уже были потом и отсюда следуют.

Из конкретных предложений редактор призывает завалить чиновников гневными бумажками, тут же признавая, что акция эта «во многом символическая» т.е. особой практической пользы, кроме поддержания боевого духа, от бумажек этих может и не оказаться. Он готов даже (незаметно для себя?) сделать неявный комплимент советской системе, вспомнив со ссылкой на Буковского (правого советского диссидента, не путать с левым американским писателем Буковски), что при Брежневе поток жалобных бумажек, направленных начальству, давал порой реальные результаты. В конце звучит призыв «удивляться, когда тебя унижают», но не сообщается, в какой именно форме удивляться тем, кого унижает власть капитала и общество спектакля? Видимо, имеется в виду всё же какое-то другое, более обидное «унижение».

По-настоящему удивиться в этом тексте лично меня заставило его название и плакат под ним. «Требуйте невозможного». Редактор, выбравший такой заголовок, не может не знать, что это лозунг студентов, бунтовавших в Сорбонне 1968-ого года и поклонявшихся «трём М» – Маркс, Мао, Маркузе. Лозунг тех, кто требовал запретить товарные отношения и частную собственность на средства производства так же, как человечество запретило однажды инцест и людоедство, лозунг тех, для кого демократия и рынок были вещами несовместимыми. Лозунг тех, кто выступал против всего того, за что выступает «Большой город». Не знать этого очень трудно, а значит, мы имеем дело с веселым и циничным присвоением лозунга с политически противоположной стороны баррикад.

С красивым испанским плакатом «Народного фронта» всё ещё хуже. На нем написано «No Pasaran!” и он назван «антифашистским». Это верно, но меня охватывают те же сомнения: знает ли Филипп Дзядко и остальная редакция, что политические солдаты «Народного фронта» делились на три примерно сопоставимые фракции – сталинистов, троцкистов и анархистов? Знает ли он, что «фашист» Франко, который, собственно и «не должен пройти», был в той ситуации единственным гарантом сохранения рыночной экономики, прав предпринимателей и частной собственности граждан, а идеологией антифашистских бойцов в черно-красных пилотках были как раз национализация промышленности, запрет религии и власть рабочих советов? Понимает ли он, в кого целится с колена эта красивая испанская девушка на плакате? Она целится в рынок, потому что она за диктатуру пролетариата! «Фашист» Франко был кумиром бизнесменов и точным аналогом будущего Пиночета, которого многие наши либералы сильно уважают за то, что он, как и Франко, спас свою страну от коммунизма. Если Филип Дзядко впервые слышит обо всем этом, ему нужно вернуться в школу или хотя бы заглянуть в Википедию, а если он в курсе (склоняюсь ко второму), то мы имеем дело с нагловатым постмодернистским трюком в классовой войне. Сегодня тот, кто обслуживает буржуа, берет лозунги и плакаты тех, кто всерьез боролся против рыночного неравенства, электорального спектакля и прочих прелестей торгового строя, и заставляет эти лозунги и плакаты работать на противника. Есть в этом что-то от топтания ногами чужих святынь. Или мне одному так кажется? Или всё объясняется проще и в редакции не нашли ни одного запоминающегося лозунга или эффектного плаката, агитирующего за свободу бизнеса? Вот и пришлось заимствовать у левых радикалов разных эпох?