Текст книги "Сам без оружия"

…То, что Белкин не рассчитал с зажигательными патронами, стало ясно почти сразу. Уж больно сильно пылал вагон дипломатов. Еще сильнее он дымил. Лезть в такое пекло было опасно, и офицеры, стоя неподалеку, гадали, как быть. В дыму можно легко угодить под открытый огонь. Хотя сейчас этот риск, скорее всего, был оправдан.

– Дверь надо открыть, – крикнул Белкин, морщась от дыма.

– У них огнетушители есть, – сказал Гоглидзе. – Могут справиться. Хоть до дверей доберутся.

Щепкин, стоявший ближе всех к тамбуру первого вагона, молчал. Он лихорадочно соображал, что делать. По плану, они должны были зайти в вагон и помочь японцам выбраться. Не сразу, конечно. Однако в такой и не войдешь. Или рискнуть?

За их спиной дымился второй вагон, но там все было нормально. Проводник уже вывел пассажиров двух купе наружу, только с другой стороны, и отвел подальше. Тушить этот вагон и не пытались, он должен сгореть дотла в поддержку легенды. А вот первый!.. Что там японцы, заснули, что ли? Пора уже выскакивать!

…Запах дыма первым унюхал Касуми. Он тут же бросился осматривать вагон и увидел слабый отсвет огня на крыше в окне. Касуми тут же сообщил Кинджиро о проблеме, и они вместе бросились к купе Идзуми.

Помощник посла думал не долго. Касуми он отправил тушить огонь, а Кинджиро велел взять портфель.

– Там документы. Они не должны попасть в чужие руки. Понимаешь?

– Да…

– Если кто-то войдет в вагон – брось портфель в огонь.

Кинджиро молча склонил голову.

– Нам надо выйти…

– Тушите! Выйти всегда успеем.

В вагоне были три штатных огнетушителя, их хватило бы потушить небольшое возгорание. При более серьезном пожаре – конечно, надо выходить наружу. Но Идзуми не спешил. Он допускал мысль, что пожар может быть устроен специально. Во всяком случае, не исключал такой возможности. Поэтому тянул до последнего.

Но когда огонь вдруг вырвался из-под пола в тамбуре, а потом и из-под днища шкафа в крайнем купе, стало ясно, что все намного хуже.

Именно в этот момент сработали пиропатроны на баллонах с отравляющим газом. Это была не особо опасная смесь, она вызывала рвоту и жжение в слизистой. Но для схвативших порцию дыма людей и ее было достаточно.

Первым упал Горо, заходясь в рвущем нутро кашле. Потом по стене сполз Кихо, тщетно растирая глаза и пряча нос в мокром платке.

Кинджиро ногой разбил стекла в трех окнах, высунулся наружу по пояс, глотнул свежего воздуха, увидел огонь, лижущий стены вагона, и нырнул обратно. Он забежал в купе Идзуми, схватил того за рукав и без всякой почтительности потащил за собой.

– Надо выходить, Идзуми-сама! Здесь опасно.

Идзуми, глотнувший дыма, возражать не стал, покорно пошел за секретарем.

В этот момент рванул баллон под вагоном и взрыв вынес часть пола в коридоре. Кинджиро бросило на стену, что-то упало сверху на голову. Он почти потерял сознание, попытался встать и найти взглядом Идзуми. Тот полз к двери в тамбур, мотая головой. А впереди в двух шагах лежал Касуми.

В глазах Кинджиро потемнело, и он осел, успев выхватить угасающим взглядом чью-то большую фигуру.

– Может, сгорят, да и черт с ними! – надсадно крикнул Гоглидзе. – И бумаги сгорят. А?

Минуту назад он пытался открыть дверь вагона, но ее, видимо, заклинило, и ничего не вышло. Гоглидзе пнул дверь ногой, однако силы в ударе не было, ротмистр буквально висел в воздухе. Потом на него упала горящая доска, и Гоглидзе с матом спрыгнул вниз. На правом запястье надулся пузырь ожога.

Щепкин тем временем выбил стекло в окне коридора, но залезть в него не смог – рама уже тлела.

– Вот же вражья сила! Ну кто так поджигает, а?! Руки оторвать!

Слова предназначались, конечно, Белкину, перебравшему с зарядами. Кстати, поручик в это время успешно преодолел дверь в дальний тамбур, но дальше пройти не смог, там уже пылало вовсю.

Белкин соскочил вниз, бросился к капитану.

– Надо через крышу. Там люк, в отсек проводника попадем.

– Какой люк?! Сгорим!

– Огонь на крыше слабый.

Щепкин оглянулся. По плану сейчас должны были подъехать пожарные машины из города. Они стояли наготове с утра, ждали команды. Команду наверняка дали, огонь-то виден издалека. Только где же соколики? Ведь и впрямь япошки сгорят, и документы с ними! Поди потом докажи, что украденные бумаги при них! Ну, Гриша, ну Герострат чертов!

Капитан в ярости сплюнул под ноги и огляделся. И едва не был сбит с ног нежданными помощниками.

Диана смогла удержать на месте всех. Кроме Брауна и Скорина. Принявший изрядную порцию виски, американец тем не менее уверенно стоял на ногах и, когда увидел пожар во всей красе, хлопнул по плечу Скорина и крикнул:

– Надо хелп!.. Помощь! Сгорят!

Григорий дураком не был лезть в огонь. Япошек жалко, но своя жизнь дороже. Однако он помнил о странном интересе легавых к дипломатам и к их вещам. И краса Диана вон как надрывается, держит всех на месте. К чему бы это? Уж не от страха точно! Бабы с такими взглядами мало чего боятся – это Григорий знал наверняка.

И он побежал за Брауном, не слушая вопль Ольги:

– Гришенька, миленький, сгори-ишь!..

Они примчались к горящим вагонам, где едва не столкнулись со Щепкиным и Гоглидзе. Видно было, что те уже пробовали войти в вагон, но неудачно.

Браун, толкнувший продюсера в плечо, виновато выругался и крикнул:

– Секонд кар… Второй что?

– Да нет там никого, пусто! – зло ответил Гоглидзе, баюкая обожженную руку.

Браун кивнул и ринулся вперед. Он буквально взлетел по ступенькам и плечом ударил в дверь. Та чуть дрогнула, но устояла.

Григорий нащупал в кармане хитрый инструментик – отмычку, которую так и не выбросил до сих пор, тоже запрыгнул на ступеньку, оттолкнул Брауна.

– Джек, уйди!

Американец тяжело свалился вниз.

Вскрыть простенькие замки было делом двух секунд. Дверь поддалась не сразу, но после мощного толчка ушла назад, из тамбура пахнуло жаром.

Григорий закрыл лицо рукой, спрыгнул вниз. Лезть туда опасно. Да и нужно ли?

Стоявший поблизости Щепкин тихо выругался. Этот художник, мать его, открыл дверь! Ну что, лезть в огонь? Глупо сдохнуть в вагоне без всякого толку. Как быть?

Капитан глянул на Гоглидзе. Ротмистр вне игры, ожог не сильный, но мешает действовать быстро. Белкин… где он там? Полез на крышу. Хочет рискнуть, исправить ошибку. Глупо!..

– Гриша, вниз! Вниз! – крикнул капитан, махнув рукой. – Дверь открыта!

Белкин услышал, замер на лестнице, потом спрыгнул вниз. Весь чумазый от копоти и дыма. Да, операция, ети ее в корень!

Мимо вдруг промелькнул художник. С разбега прыгнул в большую лужу неподалеку от путей, упал на спину, пару секунд поелозил в ней, как свинья, вскочил и рванул обратно. С него текла грязная вода, хлюпало в ботинке, но теперь он был защищен от огня.

«Ловко!» – восхитился Щепкин и тоже побежал к луже. Голова у этого парня работала как надо.

У двери в вагон Григорий наткнулся на одного японца. Касуми вроде. Григорий оттащил его к дверям тамбура, буквально сунул в руки Брауна.

– Неси к воде!

– Да!

Американец взвалил дипломата на плечо и споро понес дальше от вагона.

Григорий двинул дальше вглубь коридора, пряча лицо от огня. Но здесь его было немного, а вот дыма полно. С каким-то странным привкусом, от которого першило в горле. До ушей донесся звон стекла и чей-то вскрик.

Гриша не знал, что это советник Горо разбил стекло и выпрыгнул из купе на другую сторону вагона.

Он наткнулся на Идзуми, сразу узнал его, помог встать. Обернулся к двери и увидел в проеме фигуру продюсера. Щепкин шел следом. Заметив Идзуми и большой портфель в его руке, буквально выхватил того из рук Григория и потащил наружу.

Скорин двинул дальше и очень быстро нашел Кинджиро. У того тоже был портфель. Тот? Или нет? Что там – деньги, облигации? Или что-то секретное? Ради этого легавые едут в поезде.

Гадать некогда, надо решать. Григорий выхватил портфель из ослабшей руки японца, подхватил того за воротник и потащил к выходу. В тамбуре открыл вторую дверь, спрыгнул вниз сам и стащил Кинджиро. Отволок его подальше, огляделся и открыл портфель.

Там была толстая папка, а в папке какие-то бумаги. Не облигации и не долговые расписки. Значит, ему не нужно. Григорий проверил Кинджиро. Тот дышал, но вроде бы был без сознания. Ладно, отдышится.

В вагоне что-то громыхнуло, пламя взметнулось вверх и поглотило крышу. Огонь окончательно взял верх и стремился закрепить успех.

Последнего японца вытащил Браун. Он пробежал весь вагон и едва не споткнулся о Кихо. Тот был в сознании, но ничего не видел от слез. Американец и сам вытирал глаза, шепча проклятия.

Кихо умудрился вытащить пару чемоданов и теперь упрямо волок их за собой. Браун помог ему выкинуть чемоданы в окно, потом туда же выбросил самого Кихо и прыгнул сам, разрывая пиджак об осколки стекла.

Внизу их подхватили Белкин с Гоглидзе. Отволокли обоих от вагона, который уже охватывало пламя.

Браун, тяжело дыша, стоял возле лужи и смотрел, как огонь пожирает вагон. Рядом стоял Щепкин. Он обернулся, что-то увидел, сказал:

– А вот и помощь.

И завернул такую руладу, что Браун от удивления раскрыл рот. Он достаточно знал русский язык, чтобы понять смысл сказанного. Некоему нехорошему человеку было предложено вставить себе фитиль в… зад и бежать с ним то ли на свой, то ли на чужой половой орган.

Странные все же эти русские. Почему-то все время поминают эти самые половые органы и посылают к ним друг друга. Неужели так любят секс?..

К месту аварии подъехали три пожарные машины, две медицинские кареты, коляска с полицейскими и еще одна с городскими чинами.

Пока пожарные тушили пожар, а медики оказывали помощь пострадавшим, полицейские и чиновники пытались выяснить, что, собственно, произошло и почему.

Начался опрос свидетелей, переросший в настоящую сходку. Каждый считал своим долгом сделать заявление, причем зачастую оно составляло всего две фразы: «Я видел только огонь впереди, но там что-то случилось! Скажите, а жертвы есть?»

Под шумок Щепкин успел просмотреть портфель Идзуми, но нужного не нашел. Нет, что-то интересное там было, но похищенных документов, увы, нет. Капитан закрыл портфель и отдал его пожарному, велев отнести во-он тому господину.

Белкин и Гоглидзе под шиканье пожарных успели просмотреть участок у вагона, но тоже ничего не нашли. По всему выходило, что похищенные документы сгорели. Либо…

– Либо японцы их спрятали где-то еще, – выдвинул идею Белкин, недовольно оглядывая свой изрядно изгаженный костюм. – Но в этом случае мы в полном дерьме, господа.

– Лучше бы они сгорели, – мрачно заметил Гоглидзе, качая перевязанной рукой. – И все концы в воду.

Капитан молчал. Они не знали наверняка, были ли документы у дипломатов, может, вообще остались в Москве. Маловероятно, но вдруг?

А теперь? Операция сорвалась, шум поднят, результата нет. Они почти проявили себя и без всякой пользы. И столько шума! Как бы под трибунал не загреметь за такое!..

– Пошли отсюда, – скомандовал Щепкин, глядя на суету у состава. – Хватит отсвечивать.

Возле состава было людно и шумно. Многие пассажиры со страхом смотрели вперед, туда, где дымили залитые пеной останки вагонов.

Съемочная группа осталась возле вагона-ресторана. Стараниями Дианы все были здесь, но в поникшем состоянии. Даже Зинштейн грустно смотрел куда-то. Радовало одно – обошлось без жертв. Но сам пожар вызвал страх и кое у кого панику.

Уже возле своего вагона Щепкина вдруг нагнал Скорин. Пиджак он нес в руке и, несмотря на холод, чувствовал себя вполне нормально.

– А, спаситель! Японцы тебе в ноги должны кланяться! Если бы не ты…

– То все было бы хорошо, – перебил Щепкина Белкин.

Скорин удивленно покосился на поручика, а тот, зло кривя губы, прошипел:

– Дать бы тебе в зубы.

– Это за что?

– Мог бы сгореть, где бы мы другой такой талант нашли, – опередил поручика Щепкин. – Беречь себя надо… Гриша!

– Беречь надо себя, кацо! – подхватил Гоглидзе. – Я вон не поберегся, и вот результат!

Он поднял обожженную руку.

– Рисковать надо за что-то важное. Хотя… ты молодец! Спас людей. И американец молодец. Где он, кстати?

Гоглидзе завертел головой, потом увидел Брауна, что-то говорившего одному из приехавших чиновников.

– Вот еще один герой! Хоть медаль вручай.

– Вы тоже полезли спасать, – хмыкнул Скорин. – Рисковали не зря?

Щепкин уловил насмешку, посмотрел на художника. Тот взгляд не отвел. Смотрел прямо, с вызовом.

– Выходит, была надобность.

– Какая?

– Важная. Надо было помочь дипломатам спасти… вещи, деньги.

– Бумаги! – вдруг ляпнул Скорин.

Щепкин сдержал шаг, повернулся к художнику.

– Ты о чем?

– Да вот об этом.

Скорин откинул полу пиджака и показал Щепкину край папки. Капитан увидел угол верхнего листа и штамп. У него перехватило горло.

– Откуда это? Где ты…

– Кинджиро, – усмехнулся Скорин. – У него был портфель. Я вытащил его, японца то есть. А потом посмотрел, что в портфеле. Вот и нашел.

Офицеры уставились на Скорина как на привидение с мешком золота за плечами. А тот смотрел на них, держа на губах улыбку. Он, наконец, разгадал их. Правда, разгадка не особо радовала.

– Давай. – Щепкин как можно спокойнее протянул руку к художнику. – Возможно, это важные документы. Мы уже нашли одни, передали японцам. Эти тоже передадим.

Скорин неспешно вытащил папку из пиджака, подержал ее и сунул в руку капитана.

– Передайте. А то, может быть, я?

Капитан не ответил, взял папку, подбросил ее на руке, посмотрел на застывшего на месте Белкина, улыбнулся. Потом хлопнул художника по плечу и наигранно веселым голосом произнес:

– А давайте-ка в ресторан. Отметим спасение! А?

– Пе… переодеться бы, – поперхнулся от волнения Гоглидзе. Он старательно отводил взгляд от папки, но глаза сами возвращались к ней.

– Тогда сперва к себе. А потом в ресторан. Гриша, скажи нашим, – повернулся капитан к Белкину.

Тот вышел из ступора, окатил художника слегка ошалелым взглядом, послушно кивнул и пошел дальше.

Щепкин, чувствуя непреодолимое желание броситься бегом в свое купе, с трудом удержал себя, посмотрел на Скорина и протянул ему руку.

– Спасибо тебе, Григорий…

– Павлович, – подсказал Скорин, с вызовом глядя на Щепкина.

– Спасибо тебе, Григорий Павлович.

Щепкин почувствовал, как дрогнула рука художника, но не придал этому значения. Сейчас для него важно было одно – проверить содержимое папки, чтобы больше не терзать себя догадками – то или не то. Остальное пока не важно. Совсем не важно.

10

Стопка документов лежала в углу на столе, накрытая тяжелой ладонью Щепкина. Капитан постучал по бумаге пальцем и цокнул языком.

– Фальшивка.

– Что фальшивка? – отреагировал Гоглидзе.

– В общем-то, все. Проект о перемирии с Германией и Австро-Венгрией, проект обращения к Президенту САСШ и план передислокации наших войск на Дальний Восток. Даже меморандум о возвращении утраченных территорий. В нем большая часть пунктов заменена. В этом варианте речь идет о силовом способе решения конфликта. А в оригинале о выкупе или договоре по территориям.

Гоглидзе недоуменно посмотрел на капитана. Сидевший рядом Белкин хмыкнул.

– То есть мы добыли… ну ладно, художник наш добыл липу? Выходит, Кинджиро таскал с собой фальшивки… но зачем?

Капитан пожал плечами.

– Не знаю. Меня больше волнует другое. Здесь нет украденных документов. Планов дислокации войск и мобилизационного плана. Да и оригинала меморандума нет. А ведь их украли из сейфа. Если это сделали японцы, зачем они таскают с собой эту туфту и где тогда подлинники?

Гоглидзе взял со стола несколько листов, посмотрел на штамп.

– Печати вроде настоящие. Или нет?

– Не знаю. Надо отдавать в лабораторию. Черт, тут что-то неладное! Глупо носить при себе фальшивки! Глупо их изготавливать! Просто нет смысла! Если только…

– Если только Япония не хотела с помощью них устроить провокацию! – перебил капитана Белкин.

– Это уж вовсе бред! – воскликнул Гоглидзе. – Зачем союзнику устраивать провокацию?

– Понятия не имею! Кстати, а не мог наш герой-спаситель подменить бумаги? И отдать нам эту… ерунду?

Щепкин нахмурился, потом качнул головой.

– Он что – фокусник? Да и вообще, при чем здесь он? Тут что-то иное.

– А что иное? – раздраженно спросил ротмистр. Он нечаянно задел место ожога и зло зашипел. – Похищенные документы мы не нашли, зато получили фальшивки, от которых никакого проку! И одни загадки…

– Подожди, – прервал его Белкин. – Давайте по порядку. Что мы имеем? Кража из сейфа Генштаба документов – факт. Вот эти бумажки фальшивые – факт. Отсутствие подлинников – тоже факт.

– И? – усмехнулся Гоглидзе.

– И тогда, если следовать логике Григория, – вставил Щепкин, – мы имеем новые вопросы. Кто действительно похитил документы из сейфа? Где они? Точнее, у кого они?

– И кто подбросил японцам фальшивки! – добавил поручик.

– Это как раз не вопрос. Тот же, кто украл подлинники. Важнее – кто этот человек, что ему надо и где он? А самое важное – что нам теперь делать?

Щепкин хлопнул ладонью по стопке и отвернулся. В купе повисла тишина. Контрразведчики угодили в тупик.

За окном раздался короткий гудок паровоза. Вагон едва заметно качнуло.

– Ну вот, прицепили новый паровоз, – вздохнул Белкин. – Скоро поедем. Спасибо гостеприимному Екатеринбургу. Хоть что-то хорошее сделано.

Он перехватил угрюмый взгляд Гоглидзе и замолчал. Сарказм сейчас был неуместен.

…Остатки двух сгоревших дотла вагонов, залитые пеной и издалека выглядевшие как шапки горных вершин, увез уцелевший паровоз. На смену ему приехал новый, подцепил состав и медленно дотащил до Екатеринбурга. К тому времени пассажиры, опрошенные полицией и немного отошедшие от бурного вечера, уже расселись по купе и рассуждали о бытии под горячие блины, охлажденную водку и ледяное шампанское.

Японцев увезли в город кареты медицинской помощи. К счастью, среди них не было раненых и обожженных, не считая легкого ожога Кихо. Губернатор, узнав о произошедшем, выделил личный автомобиль для дипломатов и велел устроить их самым лучшим способом. Он же распорядился подогнать новые вагоны и паровоз для состава.

В городе задержались почти на четыре часа. За это время Щепкин успел просмотреть захваченные документы, признать в них подделку, причем высокого качества, со всеми штампами, подписями и нумерацией, сообщить в столицу о частичной неудаче операции и запросить дополнительных указаний. Сам же вместе с офицерами засел за анализ обстановки и проработку дальнейшего плана.

Диана собрала съемочную группу в купе Зинштейна, заказала несколько бутылок вина, коньяка и шампанского. Режиссера после произошедшего охватило возбуждение, и он начал быстро записывать пришедшие в голову идеи, а остальные помогали ему по мере сил.

Герои пожара Скорин и Браун, получив порцию благодарностей от властей и бурные аплодисменты от коллег, предавались наслаждению в обществе бурбона и женщин.

В Екатеринбурге пассажиров окружили заботой, предоставили желающим лучшие номера в гостиницах, завалили спиртным и яствами. Погорельцев губернатор снабдил средствами из личного фонда для восполнения багажа. В большей степени это касалось дипломатов, кроме двух чемоданов, у них ничего не было.

В основном из-за японцев и задержали поезд так надолго. А железнодорожное начальство срочно рассчитывало график движения, чтобы предоставить поезду зеленую линию, дабы нагнать отставание.

После короткого совещания Щепкин отправился на вокзал, оттуда тайно выехал на телеграф, там показал удостоверение и потребовал прямую телеграфную связь с Петербургом.

К счастью, Батюшин был на месте, и вскоре телеграфный аппарат выдал первое послание полковника.

«Руководство настаивает на нулевом варианте. Ваше мнение?»

Нулевым вариантом было нападение мнимых хунхузов на поезд и последующая гибель дипломатов. Щепкин был и раньше категорически против него, а сейчас и подавно.

«После двух акций проведение запасного варианта нецелесообразно и опасно. Нет доказательств, что подлинные документы у японцев. Существует угроза дипломатического скандала. Захваченные документы высылаю вам для проверки».

«Ваши предложения?» – запросил Батюшин.

«Вариант с Владивостоком».

Петербург надолго замолчал. Видимо, Батюшин оценивал шансы этого варианта. Сам Щепкин после получения подделок считал их невысокими.

«Задействуйте вариант с Владивостоком. В случае необнаружения оригиналов санкционирую блокаду района».

Это значит, что сотрудники консульства Японии не смогут свободно покинуть город без досмотра. Не самый разумный шаг, но, похоже, в Петербурге у высшего военного руководства уже сдали нервы. Они готовы сделать все, чтобы украденные документы не достались японцам. Причем любой ценой.

Щепкин понял, что настаивать на своей точке зрения сейчас нет смысла, и ответил коротко.

«Указание принято к исполнению».

Уже на обратном пути он подумал о том, какой напор пришлось выдержать Батюшину и во что ему это обошлось. Ведь наверняка в Главном штабе кое-кто хотел сорвать со Щепкина погоны и отправить в отставку или на фронт. Но полковник устоял, а значит, верил в группу. Это отрадно. Жаль только, порадовать Батюшина пока нечем. Вся надежда на последний шанс.

Чуть позже пришли данные на участников съемочной группы. Щепкин, Белкин и Гоглидзе внимательно просмотрели их, но ничего интересного не обнаружили. Люди как люди, со своими судьбами, поступками, привычками.

Мария Плавская (в девичестве Понэже) была замужем один год и развелась, бросив мужа, который годился ей скорее в дедушки, чем в супруги.

Виолетта Мармина сирота с двенадцати лет, росла в семье дяди по материнской линии, а тот дядя – бывший чиновник, попавшийся на взятке. Тюрьмы избежал, но места и чина лишился. Открыл свое дело и жил неплохо.

Витольд (по паспорту Виталий) Смардаш из семьи потомственных дворян, имел несколько вздорный, но вполне добродушный характер. Любитель скачек, вроде как даже играл, но сильно не увлекался.

Бровников и Ванина тоже обычные граждане, если так вообще можно сказать о людях мира искусства. А самое главное – ни они, ни остальные никоим боком не касались ни уголовного мира, ни революционных масс. Оно и понятно – где политика, а где синема!

А вот об интересовавшем капитана Скорине данных вообще не было. В короткой записке сказано, что художников с такой фамилией в Петербурге найдено четверо. Двое мужчины средних лет, один из них инвалид. Еще один вроде как уехал из столицы по делам в неизвестном направлении. Четвертый за границей. И никто из них не носил имя Григорий.

Однако и здесь особых подозрений не было. Художники тоже люди творческие, часто берут псевдонимы, даже имена меняют. Кто из амбиций, кто от скромности, кто из желания быть похожим на кого-то еще.

Так что Григорий Скорин мог быть в равной мере тем четвертым, уехавшим за границу или вообще каким-то пятым или шестым, седьмым.

Словесное описание его внешности по методике Бертильона Щепкин не давал, фотографий тем более не делал. А конкретных подозрений не имел.

С этой стороны поиск возможных соглядатаев японцев результата не дал. Что было вполне ожидаемо.

Но теперь, после двух попыток захвата документов, группа оказалась в самом начале пути.

…– Ну так что теперь, господин продюсер? – невесело усмехнулся Гоглидзе. – Устроим новую охоту? Может, и правда налет на поезд?

Щепкин мазанул по ротмистру недовольным взглядом. Тот сразу перестал ухмыляться, поправил повязку на руке.

– Драка, пожар, еще и нападение? Это уже перебор, как говорят карточные игроки. Тут даже самому тупому ясно, что к чему. Японцы и так настороже. Нет, никаких провокаций больше! Вообще к ним не подходим. Раскланиваемся в ресторане, смотрим издалека, играем в синема. Хоть это у нас получается хорошо.

– Но до Владивостока еще ехать и ехать! – недовольно пробурчал Белкин. – Так и будем… кланяться на расстоянии?

– Так и будем, – веско подтвердил Щепкин. – И внимательно следить за их контактами. В поезде, на станциях. Кто бы к ним ни подошел – всех проверять. Все их передвижения по составу. Чтобы ни шага за пределы вагона не сделали без нашего ведома!

– Нас всего четверо, – вставил ротмистр. – Не маловато для слежки?

Капитан усмехнулся, кивнул в сторону окна, за которым проплывали красоты Урала.

– А куда они денутся, в поезде-то? У них и выход только в одну сторону. А на станциях подключим к слежке местные кадры контрразведки и жандармерии. Главное – не упускать их из виду. И еще…

Щепкин замолчал, словно сомневаясь, говорить или нет. Перехватил вопросительные взгляды офицеров.

– Я попросил Батюшина перехватывать все телеграммы японцев и по возможности их расшифровать. Думаю, сейчас японцы занервничают и начнут контригру.

– Они? Но как? – изумился Гоглидзе.

– Они или тот, у кого подлинники документов. Думаю, он либо едет в этом же поезде, либо следует за нами. Вот его-то нам и надо обнаружить.

Белкин и Гоглидзе переглянулись. Командир в своих догадках зашел очень далеко. Дай бог, чтобы он был прав. А если нет?..

…Взамен сгоревшего вагона японским дипломатам предоставили вагон первого класса. Он не был оборудован как дипломатический, однако вполне подходил для перевозки важных персон.

Кихо и Касуми вместе с Кинджиро проверили его весь от пола до потолка, заглянули в каждый уголок. Потом закрыли пустующие купе и даже собственноручно заколотили их двери специально полученными досками. Двери вагона также укрепили брусками, на дополнительно приваренные петли повесили навесные замки. На окна повесили плотные шелковые шторы, которые сорвать было довольно сложно.

Теперь в вагон посторонний незаметно попасть никак не мог. Да и просто попасть не мог, разве что используя лом или взрывчатку.

Оружие стали носить постоянно, хотя и скрытно, все, кроме Идзуми. Тот свой браунинг держал под подушкой и брал только для выхода в ресторан.

Пожар японцы пережили без особых последствий. Легкий ожог у Кихо и небольшие отравления у других. Медики в Екатеринбурге оказали дипломатам помощь, но не стали их даже везти в больницу. Однако прописали какие-то микстуры, которые Идзуми приказал выбросить, как только врачи уехали.

Хуже обстояло дело с вещами. Правда, губернатор выделил достаточно большую сумму для закупки всего необходимого, и Горо с Кинджиро потратили некоторое время на покупку белья, одежды, обуви и других необходимых в поезде вещей.

Однако самой большой проблемой была пропажа выкраденных в русском Генштабе документов. Эта пропажа ставила под сомнение сам смысл поездки японцев по Владивосток.

Секретарь Кинджиро не находил себе места. Это ведь у него украли документы. Пусть он в тот момент был практически без сознания, пусть бушевал пожар, но документы пропали! Все! Вор вытащил их, оставив, словно в насмешку, папку. И не взял лежащие в другой секции деньги. Может, не заметил впопыхах?

Кинджиро честно рассказал все Идзуми, принес извинения за ошибку и попросил разрешения совершить сэппуку. Он должен был ответить за свое прегрешение.

Но помощник посла разрешения не дал.

– Нас и так мало, Иоши. А будет еще меньше. И потом, если кому и следовать древнему ритуалу, так это в первую очередь мне. Я отвечал за документы, я перевозил их, а вы только помогали. Но я тоже не вспорю себе брюхо мечом. Тем более меча у меня нет. Надо разобраться в этом деле, надо понять, кто мог украсть документы, и попробовать вернуть их.

– Если это русская контрразведка…

– Если это русская контрразведка, можно забыть о них. Но я не думаю, что вокруг нас было много русских контрразведчиков. Помните, кто помог нам?

Кинджиро наморщил лоб.

– Я смутно видел силуэт… мужчины, конечно… он тащил меня к дверям. А потом вываливал из вагона. Да, я почти уверен, что это… господин Скорин. Художник. Хотя…

Идзуми терпеливо ждал. Сам-то он концовку трагедии не помнил вообще, потерял сознание в коридоре.

– Нет, я точно уверен, это был Скорин! – склонил голову секретарь. – Он отнес меня дальше от вагона… а вот остальное я не помню.

– Значит, это он мог взять документы? Во всяком случае, подозрения падают на него. Тогда выходит, что Скорин из контрразведки?! – Идзуми прикрыл глаза и покачал головой. – Но почему он тогда все еще в поезде? Почему не покинул его вместе с документами и не поспешил в Петербург?

Кинджиро опустил голову. Ответа он не знал.

– Кихо говорил, что его спас американец. Но я не считаю его русским офицером. – Идзуми позволил себе легкую усмешку. – В крайнем случае, только помощником. Его могли купить.

– Там еще были люди из тех, кто снимает фильм. Э-э, господа Щепкин, Гоглидзе… Но они в вагон не заходили…

– Верно. Но портфель они взять могли.

Кинджиро задумался. Он старательно напрягал память, желая вспомнить все подробности пожара. Но кроме отрывочных эпизодов, в голове ничего не было.

– Скорин мог решить, что в портфеле деньги, – осторожно заговорил секретарь. – Стал искать, но в спешке пропустил второе отделение. Оно же потайное. Зато нашел документы и подумал, что они могут стоить дорого. Поэтому и вытащил их.

– А зачем художнику шарить по чужим портфелям? – спросил Идзуми. – Он что, бедный?

– У русских это вполне возможно.

– Так. Ну хорошо… Он взял документы, понял, что там ничего ценного… или, наоборот, очень ценное. Что сделает русский, найдя такие документы?

Поняв, что Идзуми не рассуждает, а спрашивает его, Кинджиро на миг задумался, потом медленно проговорил:

– Он должен передать их властям. Потому что секретные бумаги русского Генштаба не могут оказаться у японцев просто так.

– Верно. Но в этом случае мы бы не наблюдали господина Скорина вместе с нами. А он едет дальше. Почему?

На этот раз Кинджиро задумался сильнее. Действительно, выходило странно. Если Скорин простой вор, он должен либо выбросить бумаги, либо отдать их властям, как и всякий патриот страны. Правда, у русских понятие «патриот» несколько отличается от японского. Русские позволяют себе такие высказывания против императора и власти, что в Японии они бы попали на виселицу или плаху.

Если же Скорин офицер, то… то получается тупик.

Кинджиро посмотрел на Идзуми и виновато произнес:

– Я не могу понять, что он хочет сделать. Простите, Идзуми-сама.

Тот довольно прищурился и кивнул.

– Нет позора в признании, Иоши-кун. Вы просто не довели до конца свою мысль. Если бумаги у Скорина и он не отдал их властям, то есть только одно объяснение этому.

Идзуми сделал небольшую паузу, словно в театре, и наставительным тоном закончил:

– Он захочет вернуть документы. За вознаграждение!

Кинджиро широко раскрыл глаза, потом склонил голову, признавая ум начальника.

– Теперь надо посмотреть, как он себя станет вести, – продолжил Идзуми. – Если моя догадка верна, он станет искать с нами встречи. Поэтому мы будем и дальше посещать ресторан и выходить на станциях прогуляться. Наше с ним общение не вызовет подозрений. Господин Скорин дважды помогал нам в трудной ситуации… равно как и господин Браун. И мы вполне можем высказать им свою благодарность.